ГЛАВА XXVIII

ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Так как почти ко всем главам были приложены обзоры их и так как мы только что рассмотрели в главе о пангенезисе разные вопросы, например, формы размножения, наследственность, реверсию, причины и законы изменчивости и пр., я приведу здесь лишь несколько общих замечаний о наиболее важных выводах, которые можно сделать из многообразных подробностей, приведенных во всей этой книге.
Во всех частях света дикарям легко удается приручать диких животных, а животные, населяющие какую-нибудь страну или остров при первом посещении их человеком, вероятно, стали бы приручаться еще легче. Полное покорение животного обыкновенно зависит от того, что оно ведет общественный образ жизни и признает человека главою стада или семьи. Для того чтобы животное сделалось домашним, оно должно плодиться при изменившихся условиях жизни, а это бывает далеко не всегда. Животное не заслуживает хлопот приручения, по крайней мере, в ранние эпохи, если оно не приносит человеку пользы. Вследствие этих обстоятельств число прирученных животных никогда не было велико. Я показал в IX главе по отношению к растениям те пути, какими, вероятно, впервые были открыты их разнообразные применения, и говорил о ранних ступенях возделывания их. Впервые приручив животное или начав возделывать растение, человек не мог знать, будут ли они благоденствовать и размножаться при перемещении в другие страны, следовательно, это не могло влиять на его выбор. Мы видели, что тесная связь северного оленя и верблюда с очень холодными и очень жаркими странами не помешала приручению их. Еще менее человек мог предвидеть, изменятся ли его животные и растения в будущих поколениях и дадут ли они вследствие этого начало новым расам; слабая изменчивость у гуся не воспрепятствовала приручению его в отдаленную эпоху.
За крайне малыми исключениями, все животные и растения, издавна одомашненные, очень изменились. При каком бы климате и для какой бы цели их ни держали, как пищу для человека и животных, для езды или охоты, для одежды или только ради забавы — при всех этих обстоятельствах сложились расы, которые сильнее отличаются друг от друга, чем формы, которые в природном состоянии считаются отдельными видами. Мы не знаем, почему одни животные и растения сильнее изменились в домашнем состоянии, чем другие; мы не знаем также, почему одни из них, при перемене условий жизни, становятся бесплоднее других. Но мы должны судить о степени изменений, через которые прошли наши домашние существа, главным образом по числу и степени различий между сложившимися расами; для нас часто вполне понятно, почему не образовалось многочисленных отдельных рас,— потому, что не происходило постоянного накопления сла-

552

бых последовательных изменений; такие изменения никогда не будут накопляться, если животные и растения не пользуются большим вниманием, не ценятся высоко и если их не держат в большом числе.
Неустойчивая и, насколько мы можем судить, нескончаемая изменчивость наших домашних существ, пластичность почти всей их организации — вот один из наиболее важных уроков, которые мы извлекаем из многочисленных подробностей, приведенных в первых главах этой книги. А между тем, едва ли в условиях жизни домашних животных и растений происходили большие изменения, чем у многих естественных видов, при беспрерывных геологических, географических и климатических переменах, которым подвергался мир; но у домашних существ перемены, вероятно, часто бывали более внезапными, а равномерность условий была менее непрерывною. Так как человек привел в домашнее состояние столько животных и растений, принадлежащих к совершенно различным классам, и так как он, конечно, не выбирал с пророческим инстинктом те виды, которые изменятся больше всего, мы можем заключить, что все естественные виды, очутившись в аналогичных условиях, в среднем изменились бы в такой же мере. В настоящее время найдется немного людей, которые станут утверждать, что животные и растения были сотворены со склонностью изменяться, которая долго оставалась в скрытом состоянии, для того, чтобы любители в последующие века могли вывести, например, любопытные породы кур, голубей или канареек. По разным причинам трудно судить о степени изменений, которым подверглись наши домашние существа. В некоторых случаях первоначальная родительская форма угасла или же ее нельзя распознать с достоверностью вследствие значительных изменений ее предполагаемых потомков. В других случаях две или большее число близкородственных форм, придя в домашнее состояние, скрестились, и тогда трудно определить, насколько признаки современных потомков должны быть приписаны вариации и насколько — влиянию разных родительских форм. Но, вероятно, некоторые авторы очень преувеличили степень изменчивости наших домашних пород от скрещивания отдельных видов. Небольшое число особей одной формы редко может оказать прочное влияние на другую форму, наличную в большем числе; ибо без тщательного отбора примесь чужой крови вскоре будет заглушена, а в ранние, варварские времена, когда наши животные были приручены впервые, вероятно, редко прибегали к таким предосторожностям.
Есть основательные причины полагать, что наши разные породы собак, коров, свиней и некоторых других животных происходят от нескольких диких первообразов; тем не менее, некоторые немногие натуралисты и многие скотоводы расширили мнение о множественном происхождении наших домашних животных в такой мере, которая ничем не оправдывается. Скотоводы отказываются взглянуть на весь этот вопрос с общей точки зрения. Я слыхал от одного человека, по утверждению которого наши куры происходят, по меньшей мере, от полудюжины первоначальных видов, что доказательства общего происхождения голубей, уток и кроликов неприложимы к курам. Скотоводы упускают из виду неправдоподобие того, чтобы в ранний, варварский период были приручены многие виды. Они не принимают во внимание неправдоподобие того, чтобы в природном состоянии существовали виды, которые были бы в высшей степени ненормальными, сравнительно со всеми своими родичами, если бы походили на наши современные домашние породы. Они утверждают, что некоторые виды, существовавшие раньше, угасли или неизвестны теперь, хотя были известны раньше. Предположить в таких размерах недавнее угасание в их глазах не представляет трудности, так как они не судят о вероятии его по легкости или трудности угасания других, близкородственных диких форм. Наконец, они часто игнорируют весь вопрос о географическом распределении настолько же полно, как будто оно является результатом случая.

553

Хотя по причинам, только что указанным, зачастую бывает трудно в точности судить о степени изменений, через которые прошли наши домашние существа, все-таки их можно определить с достоверностью в тех случаях, когда все породы заведомо происходят от одного вида, например, у голубей, уток, кроликов и почти наверно у кур; при помощи же аналогии об этом до некоторой степени можно судить и для домашних животных, происходящих от нескольких диких групп. Прочтя подробности, приведенные в первых главах и во многих произведениях печати, или посетив наши различные выставки, невозможно не вынести глубокого впечатления крайней изменчивости наших домашних животных и возделываемых растений. Ни одна часть организации не свободна от склонности варьировать. Изменениям обыкновенно подвергаются части, имеющие небольшую жизненную или физиологическую важность, но таковы же и различия между близкородственными видами. В этих маловажных признаках между породами одного и того же вида часто бывает больше разницы, чем между естественными видами того же рода, как Изидор Жоффруа показал по отношению к размерам, и как часто бывает по отношению к окраске, строению, форме и пр. волос, перьев, рогов и других кожных придатков.
Часто утверждали, что при домашнем состоянии важные части никогда не изменяются, но это совершенно ошибочно. Взглянем на череп свиньи какой-нибудь высокоусовершенствованной породы, где сильно изменены затылочные мыщелки и другие части, или взглянем на череп быка породы ниата. Или же обратим внимание на вытянутый череп у некоторых пород кроликов, на измененную форму затылочного отверстия, первого и других шейных позвонков. У польских кур вместе с черепом изменилась вся форма мозга, у других пород кур изменилось число позвонков и форма шейных позвонков. У некоторых голубей изменились форма нижней челюсти, относительная длина языка, размеры ноздрей и век, число и форма ребер, форма и величина пищевода. У некоторых млекопитающих очень увеличилась или уменьшилась длина кишок. У растений мы видим удивительные различия косточек разных плодов. У тыквенных изменилось несколько чрезвычайно важных признаков: назовем сидячее положение рылец на завязи, положение плодолистиков и выступление завязи из цветоложа. Но было бы бесполезно пересматривать многочисленные факты, приведенные в предшествующих главах.
Следует отметить, насколько сильно изменились и передаются по наследству у наших домашних животных нрав, вкусы, привычки, соразмерные движения, крикливость или молчаливость и звук голоса. Самый поразительный пример изменения умственных качеств представляют собаки; эти различия нельзя объяснить происхождением их от разных диких типов.
Новые признаки могут появляться, а старые исчезать на любой стадии развития, и они могут передаваться по наследству на соответствующей стадии. Мы видим это по различиям между яйцами, между пухом на цыплятах и между первым оперением у разных пород кур, а еще явственнее на различиях между гусеницами и коконами разных пород шелковичной бабочки. Как ни просты с виду эти факты, они проливают свет на различия между личиночными и взрослыми стадиями родственных естественных видов и на весь обширный предмет эмбриологии. Новым признакам, впервые появляющимся в позднем периоде жизни, свойственно быть связанными исключительно с тем полом, у которого они появились сначала, или же они могут развиваться в гораздо большей степени у этого пола, сравнительно с противоположным; или же, будучи связаны с одним полом, они могут перейти на противоположный. Эти факты, а особенно то обстоятельство, что новым признакам по какой-то неизвестной причине особенно свойственно стоять в связи с мужским полом, играют важную роль в приобретении вторичных половых признаков у животных в природном состоянии.

554

Иногда говорили, что наши домашние расы не различаются особенностями организации, но этого нельзя утверждать. У нашего улучшенного рогатого скота, свиней и пр. период зрелости, считая и появление вторых зубов, очень ускорился. Период беременности весьма неодинаков, и в одном или двух случаях изменился определенным образом. У некоторых пород домашних птиц и голубей неодинаков срок, в который появляется пух и первое оперение. Число линек, которым подвергаются личинки шелковичных бабочек, неодинаково. Склонность жиреть, давать много молока, производить много детенышей за один помет и яиц за одну кладку или в продолжение жизни у разных пород различна. Мы встречаем разные степени приспособления к климату и неодинаковую податливость к известным болезням, к нападению паразитов и к действию некоторых растительных ядов. У растений изменяются приспособленность к известной почве, способность выдерживать мороз, срок цветения и плодоношения, долговечность, срок опадения листьев или способность сохранять их всю зиму, относительное количество и природа некоторых химических соединений в тканях или семенах.
Однако между домашними расами и природными видами есть одно важное различие в организации: я подразумеваю бесплодие, которое в большей или меньшей мере проявляется почти неизменно при скрещивании видов, и полную плодовитость самых различных домашних рас при таком же скрещивании, за исключением очень немногих растений. Без сомнения, весьма замечателен тот факт, что многие близко родственные виды, по внешности различающиеся крайне мало, при скрещивании дают лишь небольшое число более или менее бесплодных потомков или же совсем не дают их, тогда как домашние расы, резко различающиеся между собою, при соединении бывают замечательно плодовитыми и дают вполне плодовитых потомков. Но на самом деле этот факт не так необъясним, как это кажется сначала. Во-первых, в XIX главе было ясно показано, что главная причина бесплодия при скрещивании видов лежит не в различиях их внешнего строения или общей организации, но в различиях воспроизводящей системы, аналогичных тем, которые бывают причиной ослабленной плодовитости при незаконных соединениях у диморфных и триморфных растений. Во-вторых, теория Палласа, что виды, пробыв долгое время в домашнем состоянии, утрачивают природную склонность к бесплодию при скрещивании, как было показано, в высшей степени правдоподобна или почти достоверна. Мы не можем избежать такого вывода, если подумаем о происхождении и о современной плодовитости разных пород собак, индейского, или горбатого, и европейского рогатого скота и двух главных категорий свиней. Поэтому было бы неразумно ожидать, что расы, сложившиеся в домашнем состоянии, приобретут бесплодие при скрещивании, раз мы в то же время допускаем, что домашнее состояние уничтожает нормальное бесплодие скрещиваемых видов. Мы не знаем, почему у близкородственных видов воспроизводящая система почти неизменно оказывается настолько своеобразно несходной, что взаимно неспособна влиять одна на другую, хотя и в неравной степени у обоих полов, что доказывается различием плодовитости при взаимных скрещиваниях одной и той же пары видов; но мы с большим правдоподобием можем предположить нижеследующую причину. Большинство естественных видов привыкло к приблизительно однообразным условиям жизни за период, несравненно более длинный, чем домашние расы, а мы положительно знаем, что перемена условий оказывает особое, могучее влияние на воспроизводящую систему. Отсюда, этим различием можно вполне объяснить разницу в способности к воспроизведению, с одной стороны, при скрещивании домашних рас, а с другой стороны, при скрещивании видов. Вероятно, главным образом вследствие той же причины можно внезапно перемещать домашние расы из одного климата в другой или помещать их в совершенно иные условия, и все-таки в большинстве случаев их плодовитость сохраняется неизменною,

555

тогда как множество видов, подвергшись меньшим переменам, становятся неспособными к размножению.
Потомки скрещенных домашних рас и скрещенных видов походят друг на друга в большинстве отношений, кроме одной важной стороны — плодовитости; они часто в одинаково неравной мере наследуют признаки родителей, из которых один часто имеет преимущество над другим, и они склонны к однородной реверсии. Посредством последовательных скрещиваний можно заставить один вид вполне поглотить другой, и известно, что то же самое происходит у рас. Последние похожи на виды многими другими сторонами. Они иногда наследуют вновь приобретенные признаки почти так же верно или даже вполне так же верно, как виды. Условия, ведущие к изменчивости, и законы, управляющие ее характером, повидимому, у тех и других одинаковы. Можно распределить разновидности по группам, происходящим от других групп, подобно тому, как виды группируются в роды, а эти, в свою очередь, в семейства и отряды; такая классификация может быть искусственной, то-есть основанной на каком-нибудь произвольном признаке, или же естественной. У разновидностей естественная классификация, несомненно, основывается, у видов же, повидимому, основывается на общности происхождения и на степени изменений, которым подверглись формы. Признаки, которыми домашние разновидности отличаются одна от другой, изменчивее тех, которыми различаются виды, хотя едва ли более, чем у некоторых полиморфных видов, но эта большая степень изменчивости неудивительна, так как обыкновенно разновидности подвергались в недавние времена непостоянным условиям жизни и они гораздо чаще скрещиваются; кроме того, они во многих случаях все еще претерпевают или недавно претерпели изменения вследствие методического или бессознательного отбора, производимого человеком.
Как общее правило, домашние разновидности, несомненно, отличаются одна от другой в менее важных частях, чем виды; когда же встречаются важные различия, они редко бывают закреплены прочно; но этот факт понятен, если мы примем во внимание способ отбора, производимого человеком. У живого животного или растения он не может наблюдать внутренних изменений в более важных органах; он и не обращает внимания на них, пока они совместимы со здоровьем и с жизнью. Какое дело заводчику до небольшого изменения в коренных зубах его свиней, или что значит для него добавочный коренной зуб собаки или какое бы то ни было изменение кишечного канала или иного внутреннего органа? Скотовод заботится о том, чтобы мясо его скота хорошо проросло жиром и чтобы внутри живота у его овец накоплялся жир; этого он достиг. Какое дело цветоводу до перемен в строении завязи или семяпочек? Так как важные внутренние органы, несомненно, склонны к многочисленным слабым вариациям, и так как они, вероятно, стали бы передаваться по наследству, ибо многие странные уродства наследственны, человек, без сомнения, мог бы вызвать некоторые изменения этих органов. Когда человек вызывал какое нибудь изменение важной части, он обыкновенно делал это не намеренно, но в соотношении с какой-нибудь другой заметной частью. Например, он сообщил возвышения и вздутия черепу у кур потому, что следил за формою гребешка или за хохлом из перьев на голове. Занимаясь внешнею формою голубя дутыша, человек увеличил до огромных размеров пищевод, умножил число ребер и сообщил им большую ширину. У гонцов, увеличивая постоянным отбором морщинистую кожу на верхней челюсти, он очень изменил форму нижней челюсти; то же самое было во многих других случаях. Напротив, естественные виды изменялись исключительно для собственной пользы, для того, чтобы приспособиться к бесконечно разнообразным условиям жизни, избегать всевозможных врагов и бороться с легионом соперников. Поэтому при таких сложных условиях часто случалось, что изменения самого разнообразного характера,

556

как в важных, так и в неважных частях, становились выгодными или даже необходимыми, и должны были медленно, но неуклонно приобретаться вследствие переживания наиболее приспособленного. Еще важнее тот факт, что различные косвенные изменения должны были также получаться по закону соотносительной изменчивости.
Домашние породы часто имеют ненормальный или полууродливый характер: из собак — итальянская борзая, бульдог, бленгеймы и кровяные гончие, некоторые породы рогатого скота и свиней, несколько пород кур и главные породы голубей. У таких ненормальных пород очень изменены части, которые различаются слабо, или вовсе не различаются у родственных естественных видов. Это можно объяснить тем, что человек часто подвергает отбору, особенно вначале, заметные и полууродливые уклонения в складе. Впрочем, следует соблюдать осторожность, когда мы решаем, какие уклонения следует назвать уродливыми; едва ли можно сомневаться, что если бы щетка из волос, похожих на конские, на груди индейского петуха впервые появилась у домашней птицы, мы сочли бы ее уродством; большой хохол из перьев на голове у петуха польской породы называли уродством, хотя хохлы часто встречаются на головах у многих птиц; мы могли бы назвать уродством бородавку или сморщенную кожу у основания клюва английского гонца, но мы не называем так шарообразный мясистый нарост у основания клюва Carpophaga oceanica.
Некоторые авторы проводили широкую грань между искусственными и естественными породами; эта грань, явственная в крайних случаях, во многих других бывает произвольною; различие зависит главным образом от характера применявшегося отбора. Искусственные породы — те, которые намеренно улучшены человеком; они часто имеют неестественную внешность и особенно склонны утрачивать признаки вследствие возврата и продолжающейся изменчивости. С другой стороны, так называемые естественные породы — те, которые мы встречаем в полуцивилизованных странах и которые в прежнее время были в отдельных местностях почти всех европейских государств. Намеренный отбор, производимый человеком, редко влиял на них; чаще — бессознательный отбор и отчасти естественный, потому что животные, содержимые в полуцивилизованных странах, большею частью должны сами о себе заботиться. Подобные естественные породы также должны были испытывать прямое влияние от различий, хотя бы и незначительных, в окружающих условиях.
Между нашими различными породами есть гораздо более важное различие; некоторые из них произошли от резко выраженных или полууродливых уклонений в строении, которые, впрочем, впоследствии могли усилиться от отбора, тогда как другие сложились так медленно и незаметно, что мы, если бы увидали их ранних предков, едва ли сумели бы сказать, как или когда первоначально произошла данная порода. Судя по истории скаковой лошади, борзой собаки, бойцового петуха и пр. и по их общей внешности, мы можем быть почти уверенными, что эти породы сложились благодаря медленному процессу совершенствования; мы знаем, что то же самое произошло у гонца, а также у некоторых других голубей. Напротив, достоверно известно что анконовая и мошанская порода овец и почти достоверно, что скот ниата, такса, мопсы, куры-прыгуны и курчавые, короткоклювые турманы, крючкоклювые утки и пр. появились внезапно почти в том же состоянии в каком мы сейчас их видим. То же самое можно сказать о многих возделываемых растениях. Частое повторение таких случаев могло бы вызвать ложное мнение, что естественные виды произошли с такой же внезапностью. Но мы не имеем, доказательств тому, чтобы в природе появлялись или, по меньшей мере, постоянно созидались внезапные изменения строения; против такого мнения можно было бы привести разнообразные доводы общего характера.

557

С другой стороны, мы имеем обильные доказательства тому, что в природе постоянно встречаются слабые индивидуальные различия самых разнообразных категорий; это побуждает нас заключить, что виды вообще произошли вследствие естественного отбора крайне слабых отличий. Этот процесс можно в точности сравнить с медленным, постепенным улучшением скаковой лошади, борзой собаки и бойцового петуха. Так как все частности строения у каждого вида должны быть строго приспособлены к его образу жизни, мы редко встретим, чтобы изменилась только одна часть; но, как было показано раньше, сопряженным друг с другом изменениям незачем быть безусловно одновременными. Впрочем, многие вариации с самого начала бывают связаны законом соотношения. Отсюда следует, что даже близкородственные виды редко отличаются друг от друга только одним признаком, или же этого никогда не бывает; это же замечание в некоторой мере приложимо и к домашним расам: если они очень разнятся друг от друга, то разнятся обыкновенно во многих отношениях.
Некоторые натуралисты смело утверждают¹, что виды суть образования безусловно различные и никогда не переходят друг в друга промежуточными ступенями; они же утверждают, что домашние разновидности всегда можно поставить в связь друг с другом или с их родительскими формами. Но если бы мы всегда могли находить связующие звенья между разными породами собак, лошадей, рогатого скота, овец, свиней и пр., не было бы нескончаемых сомнений в том, происходят ли они от одного или нескольких видов. Род борзых, если можно употребить такое выражение, нельзя поставить в тесную связь ни с какой другой породой; это, пожалуй, возможно лишь в том случае, если мы вернемся к древним египетским памятникам. Наш английский бульдог также представляет собой весьма самостоятельную породу. Во всех этих случаях, конечно, нужно исключить скрещенные породы, ибо подобная связь может существовать и между самостоятельными естественными видами. Где звенья, тесно связующие кохинхинку с другими породами? Если мы будем искать пород, еще сохранившихся в отдаленных странах, и если мы вернемся к историческим записям, то турманов, гонцов и польских голубей можно поставить в тесную связь с родительским диким сизым голубем; но для кудрявого голубя или для дутыша нельзя найти такой связи. Степень отличий между разными домашними породами зависит от степени измерений, которым они подверглись, и особенно от пренебрежения к промежуточным менее ценным формам и от конечного угасания их.
Часто доказывали, что допускаемые изменения домашних рас не проливают света на те изменения, которым, как предполагается, подвержены естественные виды, так как домашние расы, говорят, только временные продукты, всегда возвращающиеся к своей первоначальной форме, как только они одичают. На этот аргумент хорошо возразил м-р Уоллес²; в XIII главе было приведено много подробностей, показывающих, что склонность к возврату у одичавших животных и растений очень преувеличена, хотя, без сомнения, в некоторой мере она существует. Если бы домашние животные, очутившись в новых условиях и будучи вынуждены бороться за собственные потребности с легионом чужих соперников, не подверглись изменениям с течением времени, это противоречило бы всем принципам, изложенным в этой книге. Следует также помнить, что многие признаки лежат во всех органических существах в скрытой форме и готовы проявиться при соответствующих условиях, у пород же, изменившихся в недавнее время, склонность к реверсии особенно сильна. Но древность некоторых наших пород ясно показывает, что они остаются почти постоянными, пока условия их жизни не меняются.

¹ Godron, «De l'espece», 1859, т. II, стр. 44 и пр.
² «Journal Proc. Linn. Soc.», 1858, т. III, стр. 60.

558

Некоторые авторы с уверенностью утверждали, что размеры вариаций, которым подвержены наши домашние существа, строго ограничены; но доказательства, на которые опирается это утверждение, слабы. Ограничены ли или нет размеры изменений во всяком определенном направлении, склонность к общей изменчивости, насколько мы можем судить, неограничена. Рогатый скот, овцы и свиньи изменяются в домашнем состоянии с самых отдаленных времен, как показывают исследования Рютимейера и других; а между тем, в этих животных произошли за самое последнее время беспримерные усовершенствования, и это предполагает продолжающуюся изменчивость строения. Пшеница, как нам известно по остаткам, найденным в швейцарских озерных постройках,— одно из наиболее давно возделываемых растений, а между тем, и в наши дни часто появляются новые, лучшие разновидности. Может быть, никогда и не получится быка больше ростом и лучшего сложения, или скаковой лошади быстрее наших современных животных, или крыжовника крупнее разновидности «Лондон»; но будет большой смелостью утверждать, что мы окончательно достигли крайнего предела в этом направлении. По отношению к цветкам и плодам часто утверждали, что совершенство достигнуто, но мерило вскоре оказывалось превзойденным. Может быть, никогда не выведут породы голубей с более короткими клювами, чем у современного короткоклювого турмана, или с более длинным клювом, чем у английского гонца, так как у этих птиц слабая организация и они плохо плодятся; но короткие и длинные клювы представляют собой черты, которые подвергались постоянному улучшению за последние 150 лет, и некоторые из лучших судей отрицают, чтобы цель была достигнута. По причинам, которые мы могли бы привести, вероятно, те части, которые теперь достигли максимального развития, могли бы, пробыв постоянными долгое время, вновь измениться, в смысле усиления, при новых условиях жизни. Но по очень верному замечанию м-ра Уоллеса³, и для естественных и для домашних существ должен быть предел изменений в известных направлениях; например, должен существовать предел быстроты для всякого наземного животного, так как эта быстрота определяется трением, которое нужно преодолеть, весом, который нужно нести, и силою сокращения мышечных волокон. Может быть, английская скаковая лошадь достигла этого предела, но по быстроте она уже превзошла собственного дикого предка и все другие виды лошадиных. У короткоклювого турмана клюв короче, а у гонца длиннее, сравнительно с величиною тела, чем у какого бы то ни было естественного вида этого семейства. Наши яблони, груши и крыжовник приносят плоды крупнее любого естественного вида тех же родов; то же самое относится и ко многим другим случаям.
Ввиду больших различий между многими домашними породами неудивительно, что некоторые немногие натуралисты заключили о происхождении каждой из них от отдельной первоначальной группы, особенно ввиду того, что принцип отбора был неизвестен, а глубокая древность человека как скотовода стала известною лишь недавно. Впрочем, большинство натуралистов охотно допускает, что наши различные породы, как ни велико их несходство, происходят от одной группы, хотя этим натуралистам мало известно скотоводство, они не могут показать связующих звеньев и указать, где и когда произошли породы. А между тем, эти же самые натуралисты заявляют с видом осторожных философов, что они никогда не допустят происхождения одного естественного вида от другого, пока не увидят всех переходных ступеней. Любители говорят совершенно на том же языке о домашних породах; например, по словам автора одной превосходной работы о голубях, они никогда не согласятся, чтобы гонец и трубастый голубь были потомками дикого сизого голубя, пока переходы «не окажутся действительно налицо и пока не будет возможности воспроизвести их всякий раз, как человек пожелает взяться

³ «The Quarterly Journal of Science», октябрь 1867, стр. 486.

559

за это дело». Без сомнения, трудно представить себе, что слабые изменения, накопляясь в течение долгих веков, могут дать такие крупные результаты; но тот, кто желает понять происхождение домашних пород или естественных видов, должен преодолеть эту трудность.
Мы так недавно рассматривали причины, возбуждающие изменчивость, и законы, управляющие ею, что здесь нужно только перечислить главные стороны вопроса. Так как домашние организмы гораздо более склонны к легким уклонениям в строении и к уродствам, чем виды, живущие при естественных условиях, и так как широко распространенные виды обыкновенно изменчивее тех, которые живут на ограниченных пространствах, мы можем, заключить, что изменчивость зависит главным образом от перемены в условиях жизни. Не следует упускать из вида следствия от неравномерного сочетания признаков, полученных от родителей, или возврат к ранним предкам. Перемена условий имеет специальное свойство сообщать органам воспроизведения большее или меньшее бессилие, как показано в главе, посвященной атому вопросу. Вследствие этого названные органы часто неспособны к верной передаче родительских признаков. Перемена условий оказывает также прямое и определенное влияние на организацию, так что все или почти все особи одного и того же вида, подвергающиеся перемене, изменяются одинаково; но мы редко можем сказать, почему влияние особенно сказывается на той или иной части, или же мы никогда не можем этого сказать. Впрочем, в большинстве случаев перемена в условиях действует как бы неопределенно, вызывая разнообразные вариации, приблизительно так же, как влияние простуды или введение одного и того же яда влияет на разные особи по-разному. Мм имеем причины предполагать, что постоянный избыток чрезвычайно питательного корма, или избыток питания сравнительно с изнашиванием организации от движения, бывает могучей причиной, вызывающей изменчивость. Когда мы видим симметричные, сложные выросты, вызываемые крошечной каплей яда орехотворки, можно поверить, что слабые изменения в химической природе сока или крови повлекут за собою необычайные перемены в строении.
Усиленное упражнение мышцы и различных частей, связанных с нею, и усиленная деятельность железы или другого органа ведут к их усиленному развитию. Отсутствие употребления оказывает противоположное влияние. У домашних существ, хотя их органы иногда становятся зачаточными вследствие недоразвития, мы не имеем причин предполагать, что это явление когда-либо происходило только от отсутствия употребления. Напротив у естественных видов, повидимому, многие органы сделались зачаточными благодаря отсутствию употребления, чему содействовал принцип экономии роста, а также скрещивание. Полное уничтожение можно объяснить только гипотезой, приведенной в предшествующей главе, то есть окончательным разрушением зародышей или геммул бесполезных частей. Это различие между видами и домашними разновидностями, может быть, отчасти объясняется тем, что отсутствие употребления влияло у последних недостаточно долго, отчасти же тем, что домашние разновидности избавлены от жестокой борьбы за существование, требующей строгой экономии в развитии каждой части, тогда как все виды в естественных условиях подвержены этой борьбе. Тем не менее закон компенсации, или уравновешения, также связанный с экономией роста, повидимому, до некоторой степени повлиял на наши домашние существа.
Так как в домашнем состоянии почти все части организации становятся в высшей степени изменчивыми и так как вариации легко подвергаются отбору, сознательному и бессознательному, очень трудно разграничить последствия отбора неопределенных вариаций и прямое влияние условий жизни. Например, возможно, что на лапах наших водолазов и американских собак, которым приходится много бегать по снегу, образовались частичные перепонки вследствие того, что они широко растопыривали пальцы; не более

560

правдоподобно, что плавательная перепонка, подобно перепонке между пальцами у некоторых голубей, появилась произвольно, а затем увеличилась вследствие того, что собаки, которые лучше всех плавали и лучше всех бегали по снегу, сохранялись во многих поколениях. Любителю, который пожелает уменьшить размеры своих бантамок или турманов, никогда не придет в голову морить их голодом, но он будет отбирать самые мелкие экземпляры, которые появятся произвольно. Иногда родятся млекопитающие, лишенные шерсти, и сложились бесшерстые породы, но нет причин думать, что это было вызвано жарким климатом. Под тропиками овцы от жары часто теряют руно; напротив, сырость и холод действуют на рост волос в качестве прямого стимула; но кто возьмет на себя решить, в какой мере густой мех полярных животных или их белый цвет зависят от прямого действия сурового климата и в какой мере от сохранения особей, защищенных лучше всего, в длинном ряде поколений?
Из всех законов, управляющих изменчивостью, закон соотношения один из наиболее важных. Во многих случаях слабых уклонений строения, а также при важных уродствах, мы не можем даже догадываться о природе связующего звена. Но при гомологичных частях, передних и задних конечностях, волосах, копытах, рогах и зубах, которые близко сходны в начале своего развития и которые находятся в сходных условиях, для нас понятно, что им в высшей степени свойственно изменяться одинаково. Гомологичные части, имея одинаковую природу, легко сливаются; когда же их бывает много, число их изменчиво.
Хотя всякая вариация бывает прямо или косвенно вызвана какой-нибудь переменой окружающих условий, мы никогда не должны забывать, что природа той организации, которая подвергается влиянию, есть фактор, гораздо более важный для результата. Мы видим это, когда различные организмы, помещенные в сходные условия, изменяются в разном направлении, тогда как близкородственные организмы при несходных условиях часто изменяются приблизительно одинаково. Мы видим это, когда одно и то же изменение повторяется у одной и той же разновидности через долгие промежутки, а также в нескольких поразительных примерах, которые мы привели для аналогичных или параллельных изменений. Хотя некоторые из последних случаев зависят от реверсии, для других она не может служить объяснением.
Вследствие косвенного влияния перемены условий на организацию, которое сказывается в изменении органов воспроизведения под прямым влиянием таких условий (когда они вызывают то одинаковые изменения особей одного и того же вида, то различные, согласно со слабыми различиями в их организации), вследствие влияния усиленного или ослабленного употребления частей и вследствие соотношения, изменчивость наших домашних существ до крайности усложняется. Вся организация становится несколько пластичной. Хотя каждое изменение должно иметь собственную возбуждающую причину и хотя каждое из них подчиняется закону, мы все-таки так редко можем проследить в точности соотношение между причиной и следствием, что нам хочется говорить о вариациях, как о появляющихся произвольно. Мы даже можем называть их случайными, но лишь в том смысле, в каком мы говорим, что обломок скалы, упавший с высоты, обязан своей формой случайности.

Может быть, стоит вкратце рассмотреть, какие получатся результаты, если большое число животных одного и того же вида находится в неестественных условиях и им предоставлено свободно скрещиваться, без всякого отбора, а затем посмотреть, какие будут результаты, если на сцену выступит отбор. Предположим, что 500 диких сизых голубей у себя на родине заключены в клетку и что их кормят, как обыкновенно питаются голуби, увеличение же их числа не допускается. Так как голуби размножаются очень быстро,

561

вероятно, пришлось бы ежегодно убивать тысячу или тысячу пятьсот птиц. Когда выведется несколько поколений, мы можем быть уверенными, что некоторые молодые птицы изменятся, и что изменениям будет свойственно передаваться по наследству, ибо в настоящее время часто встречаются слабые уклонения в строении, передающиеся по наследству. Было бы скучно даже просто перечислять множество частностей, которые продолжают изменяться или изменились недавно. Мы встретили бы много вариаций, связанных друг с другом в силу соотносительной изменчивости, например, длину маховых и хвостовых перьев, число первичных маховых перьев, а также число и ширину ребер в соотношении с величиною и формою тела, число щитков с величиною лап, длину языка с длиною клюва, величину ноздрей, век и форму нижней челюсти в соотношении с развитием бородавок, наготу птенцов в соотношении с будущей окраской оперения, величину лап с величиною клюва и другие подобные пункты. Наконец, так как наши предполагаемые птицы заключены в клетку, они стали бы мало употреблять крылья и ноги, вследствие чего некоторые части их скелета, например, грудина, лопатки и лапы, должны несколько уменьшиться.
Так как в нашем предполагаемом случае ежегодно нужно убивать без разбора много птиц, то шансы весьма малы, чтобы какая-нибудь разновидность выжила долго и имела время дать потомство. А так как появляющиеся вариации носят крайне разнообразный характер, очень много шансов против того, чтобы спарились две птицы, изменившиеся в одинаковом направлении, тем не менее изменившаяся птица, даже и независимо от такого спаривания, стала бы иногда передавать свои признаки потомкам; потомки же не только находились бы в тех же условиях, которые первоначально вызвали появление данной вариации, но, кроме того, унаследовали бы от изменившегося родителя склонность вновь изменяться в том же направлении. Таким образом, если бы условия имели положительное стремление вызывать какую-нибудь определенную вариацию, все птицы могли бы с течением времени измениться одинаково. Но гораздо более обычный результат был бы таков: одна птица изменилась бы в одном направлении, а другая — в другом; одна явилась бы на свет с клювом, несколько более длинным, а другая — с более коротким; у одной получилось бы несколько черных перьев, а у другой — несколько белых или рыжих. А так как эти птицы беспрестанно скрещивались бы между собою, в конечном результате получился бы комплекс особей, отличающихся друг от друга многими чертами, но лишь в слабой мере, хотя и в большей, чем первоначальные дикие сизые голуби. Но в этом случае не было бы ни малейшей склонности к образованию нескольких отдельных пород.
Если бы поступать, как только что описано, о двумя отдельными партиями голубей, одной — в Англии, а другой — в тропической стране, и давать обеим партиям неодинаковую пищу, стали бы они различаться между собою через много поколений? Если мы примем во внимание случаи, приведенные в XXIII главе, и тот факт, что в прежние времена породы рогатого скота, овец и пр. различались почти во всех местностях Европы, мы сильно склоняемся к допущению, что обе партии изменились бы неодинаково под влиянием климата и корма. Но доказательства прямого действия перемены условий в большинстве случаев недостаточны; по отношению же к голубям я имел случай рассмотреть большую коллекцию домашних пород, присланную мне сэром Эллиотом из Индии; происшедшие в них изменения замечательно сходны с изменениями наших европейских птиц.
Если смешать между собой две отдельные породы в равном числе, мы имеем причины полагать, что они до некоторой степени будут предпочтительно спариваться с подобными себе; но все-таки они будут часто скрещиваться. Вследствие большей мощности и плодовитости скрещенного потомка, весь комплекс при таком приеме перемещается скорее, чем это произошло бы при иных условиях. Так как некоторые породы обладают преимуществен-

562

ностью передачи, сравнительно с другими, из предшествующего не вытекает, что перемешанное потомство будет иметь строго промежуточные признаки. Я доказал также, что акт скрещивания сам по себе сообщает сильную склонность к реверсии, так что скрещенный потомок будет склонен возвращаться к состоянию первоначального дикого сизого голубя; с течением же времени признаки этих потомков, вероятно, будут немногим разнороднее, чем в нашем первом примере, когда птицы одной и той же породы были заключены в неволе вместе.
Я только что сказал, что скрещенные потомки выиграют в мощности и плодовитости. Судя по фактам, приведенным в XVII главе, в этом не может быть сомнения; мало можно сомневаться и в том, что продолжительное тесное кровосмешение влечет к вредным последствиям, хотя доказательства в этом вопросе получаются не особенно легко. У всевозможных гермафродитов, если бы половые элементы одной и той же особи обычно действовали друг на друга, навсегда установилось бы теснейшее из возможных крово-, смешений. Но следует помнить, что строение всех гермафродитных животных, насколько я мог узнать, допускает и зачастую требует скрещивания с другою особью. У обоеполых растений мы постоянно встречаем затейливые и совершенные приспособления, ведущие к той же цели. Не будет преувеличением утверждать, что если по строению когтей у хищных птиц и клыков у плотоядных животных или летучек и прицепок у семян мы можем смело заключать о назначении их, мы можем так же смело заключить, что многие цветки специально устроены для обеспечения скрещивания с другим растением. После всех этих соображений, уже не говоря о результатах длинного ряда опытов, произведенных мною, мы должны согласиться с выводом, к которому мы пришли в только что названной главе: из полового общения отдельных особей извлекается то или иное крупное преимущество.
Возвращаемся к своему примеру: до сих пор мы предполагали, что численность птиц поддерживается на одном уровне уничтожением их без разбора; но если мы допустим хотя малейший выбор сохраняемых птиц, весь результат изменится. Если владелец заметит какую-нибудь слабую вариацию у одной из своих птиц и пожелает получить породу с таким признаком, это удастся ему в удивительно короткое время, при тщательном отборе. Так как часть, однажды изменившаяся, обыкновенно продолжает изменяться в том же направлении, то при постоянном сохранении особей, характеризованных резче всего, легко усилить степень различий до высокого, заранее установленного мерила совершенства. В этом состоит методический отбор.
Если бы владельцу птичника, независимо от мысли об образовании новой породы, просто нравились, например, короткоклювые птицы больше длинноклювых, он стал бы обыкновенно убивать последних, будучи вынужден уменьшить число птиц; не может быть сомнения, что этим путем с течением времени он значительно изменил бы свою стаю. Неправдоподобно, что если бы двое людей держали голубей и поступали, как описано, им нравились бы совершенно одни и те же признаки; они наверно часто отдавали бы предпочтение прямо противоположным признакам, и в конце концов между обеими партиями получалась бы разница. Это и произошло на самом деле с коленами или семьями рогатого скота, овец и голубей, давно содержимых и внимательно наблюдаемых различными заводчиками, без всякого желания со стороны последних образовать новые самостоятельные подпороды. Такой бессознательный отбор, вероятно, особенно применялся к животным, в высшей степени полезным для человека; всякий старается получить самых лучших собак, лошадей, коров или овец, не думая об их будущем потомстве, а между тем, эти животные, несомненно, передают с большей или меньшей верностью свои хорошие качества потомкам. Ни один человек не беспечен настолько, чтобы выводить потомство от наихудших из своих животных. Даже дикари,

563

когда крайняя нужда заставляет их убить часть своих животных, уничтожают худших и сохраняют лучших. Для животных, содержимых ради пользы, а не только ради забавы, в разных местностях господствуют разные моды, которые ведут к сохранению и, следовательно, к передаче всевозможных маловажных особенностей в признаках. Такой же процесс применялся к нашим фруктовым деревьям и овощам, так как лучшие из них всегда разводились больше всего и иногда давали сеянцы, превосходившие своих родителей.
Только что упомянутые различные колена, действительно сложившиеся у скотоводов, помимо желания с их стороны получить такой результат, служат превосходным доказательством силы бессознательного отбора. Такая форма отбора, вероятно, привела к результатам, гораздо более важным, чем методический отбор; кроме того, она более важна с теоретической точки зрения, так как близко походит на естественный отбор. При этом процессе мы не отделяем лучших или наиболее ценных особей, и не препятствуем им скрещиваться с другими представителями той же породы, но они просто пользуются предпочтением и сохраняются; и все-таки это неизбежно влечет за собой их постепенное изменение и улучшение, так что в конце концов они одерживают верх, старая же родительская форма устраняется.
У наших домашних животных естественный отбор препятствует образованию рас с каким-нибудь вредным уклонением строения. У животных, которые, будучи содержимы дикарями или полуцивилизованным народом, должны в значительной мере сами о себе заботиться при разных условиях, естественный отбор играл более важную роль. Вероятно, по этой причине такие животные часто бывают близко сходны с естественными видами.
Так как желание человека обладать животными и растениями, все более и более полезными в том или ином отношении, не имеет пределов, и так как любитель, вследствие того что моды вдаются в крайности, всегда желает получать каждую черту все в более резком виде, при продолжительном влиянии методического и бессознательного отбора у каждой породы получается постоянная склонность все сильнее и сильнее отличаться от родительской группы; когда же получилось несколько пород, у которых ценятся неодинаковые качества, они склонны все более и более различаться между собою. Это ведет к расхождению признаков. По мере того как медленно слагаются улучшенные подразновидности и расы, старые, менее улучшенные породы приходят в небрежение, и численность их убывает. Когда в одной и той же местности существует лишь небольшое число особей какой-либо породы, тесное кровосмешение, ослабляя их мощность и плодовитость, содействует их конечному угасанию. Таким образом утрачиваются промежуточные звенья, а у остающихся пород самостоятельность признаков усиливается.
В главах о голубе было доказано историческими справками и существованием связующих подразновидностей в отдаленных странах, что различные породы постоянно расходились между собой признаками и что многие старые промежуточные подпороды утратились. Можно было бы привести другие примеры угасания домашних пород, например, ирландского волкодава, старой английской гончей и двух пород во Франции, из которых одна в прежнее время считалась очень ценной⁴. М-р Пикеринг⁵ замечает, что «овцы, изображенные на древнейших египетских памятниках, в настоящее время неизвестны; и, по меньшей мере, одна разновидность рогатого скота, в прежнее время известная в Египте, тоже угасла». То же самое произошло с некоторыми животными и с несколькими растениями, которые возделывались у древних обитателей Европы в неолитическом периоде. В Перу Фон-

⁴ Rufz. de Lavison, в «Bull. soc. imp. d'acclimat.», декабрь 1862, стр. 1009.
⁵ «Races of Man», 1850, стр. 315.

564

Чуди⁶ нашел в некоторых гробницах, повидимому, более ранних, чем династия Инков, два сорта маиса, неизвестных в названной стране. У наших цветков и огородных овощей беспрестанно образуются и угасают новые разновидности. В настоящее время улучшенные породы иногда вытесняют старые с необычайной быстротой: это недавно произошло во всей Англии с породами свиней. Скот породы лонггорнов у себя на родине «был внезапно стерт с лица земли как бы убийственной чумой», когда появились шортгорны⁷.
Мы повсюду видим, какие крупные результаты получились от продолжительного действия методического и бессознательного отбора, в некоторой мере управляемых естественным отбором. Сравним многих животных и растения, которые показывают на наших выставках, с их родительскими формами, когда они известны, или справимся со старыми историческими записями об их прежнем состоянии. Большинство наших домашних животных дали начало многочисленным самостоятельным породам, но отсюда надо исключить тех, которые нелегко поддаются отбору, например, кошек, кошениль и пчел. Согласно с тем, что нам известно о процессе отбора, образование многих наших рас шло медленно и постепенно. Тому человеку, который впервые заметил и сохранил голубя с несколько расширенным пищеводом, с несколько более длинным клювом, или с хвостом, несколько более раскинутым, чем обыкновенно, никогда и в голову не приходило, что он сделал первый шаг к получению дутыша, гонца и трубастого голубя. Человек может создавать не только аномальные породы, но и такие, все строение которых удивительно координировано для определенных целей: назовем скаковую лошадь и тяжеловоза, или борзую и бульдога. Нет никакой необходимости, чтобы всякие слабые изменения в строении всего тела, ведущие к совершенству, появлялись и подвергались отбору одновременно. Хотя человек редко обращает внимание на различия в органах, важные с физиологической точки зрения, он все-таки так глубоко изменил некоторые породы, что мы, найдя их в диком состоянии, наверно сочли бы самостоятельными родами.
Наилучшим доказательством того, что достигнуто отбором, может быть, служит такой факт: какую бы часть или качество у любого животного, и особенно у любого растения, человек ни ценил более всего, эта часть или качество сильнее всего различаются у разных рас. Мы ясно видим этот результат, когда сравниваем, с одной стороны, степень различия между плодами, приносимыми на разновидностях плодовых деревьев, различия между цветами у растений наших цветников, между семенами, корнями или листьями наших огородных и полевых растений, а с другой — прочие, не ценимые части тех же разновидностей. Поразительным свидетельством иного рода служит факт, доказанный Освальдом Геером⁸: семена у многих растений, у пшеницы, ячменя, овса, гороха, бобов, чечевицы, мака, которые разводились ради семян у древних жителей озерных построек в Швейцарии, были мельче семян наших современных разновидностей. Рютимейер показал, что овцы и рогатой скот, который держали ранние жители свайных построек, тоже были меньше нынешних пород. В кухонных остатках Дании самая ранняя собака, от которой найдены остатки, была самой слабой; в бронзовом веке ее сменила более сильная порода, а в железном — новая, еще более сильная. У овец в Дании в бронзовом веке были удивительно тонкие конечности, а лошадь была меньше современного животного⁹. Без сомнения, в большинстве таких случаев, новые, более крупные породы ввозились из чужих стран, при переселении новых человеческих орд. Но невероятно, чтобы каждая более крупная порода, с течением времени заменявшая предшествующую, более мелкую, являлась потомком иного, более крупного вида; гораздо вероятнее,

⁶ «Travels in Peru», англ, перев., стр. 172.
⁷ Youatt on Cattle, 1834, стр. 200.— О свиньях — см. «Gard. Chronicle», 1854, стр. 410.
⁸ «Die Pflanzen den Pfahlbauten», 1865.
⁹ Morlot, «Soc. Vaud. des sc. nat.», март 1860, стр. 298.

565

что домашние расы наших разнообразных животных постепенно улучшались в разных частях великого европейско-азиатского материка и оттуда распространялись в другие страны. Этот факт постепенного увеличения размеров у наших домашних животных тем поразительнее, что некоторые дикие или полудикие животные, например, олень, зубр, скот, содержимый в парках, и дикие кабаны¹⁰, приблизительно за тот же период убавились в росте.
Условия, благоприятные отбору, производимому человеком, таковы: неусыпное внимание ко всяким признакам, упорная настойчивость, легкость спаривания или разделения животных, и особенно содержание их в большом числе, чтобы легко было устранять или уничтожать худших особей, сохраняя лучших. При наличности многих экземпляров будет также больше шансов, что встретятся ясно выраженные уклонения в строении. Крайне важна продолжительность срока, так как каждый признак, чтобы стать резко выраженным, должен усилиться от отбора последовательных вариаций в одинаковом направлении, а это может быть достигнуто лишь в длинном ряде поколений. Кроме того, продолжительность срока позволит всякой новой черте установиться, вследствие постоянного устранения тех особей, которые возвращаются или варьируют, и вследствие сохранения тех, которые продолжают наследовать новый признак. Поэтому, несмотря на быстрое изменение некоторых немногих животных, в известных отношениях, при новых условиях жизни, например, собак Индии и овец в Вест-Индии, все-таки все животные и растения, которые образовали резко выраженные расы, находятся в домашнем состоянии с чрезвычайно отдаленной эпохи, и зачастую находились в нем раньше зачатков истории. Как следствие этого, не сохранилось сведений о происхождении наших главных домашних пород. Даже в настоящее время новые колена или подпороды складываются так медленно, что их первое появление остается незамеченным. Человек следит за какой-нибудь определенной чертой или только спаривает своих животных с необычным вниманием, и через некоторое время его соседи замечают слабое различие; это различие продолжает усиливаться от бессознательного и методического отбора, пока, наконец, не образуется новая подпорода, которая получает местное название и распространяется; но к этому времени история ее бывает почти позабыта. Широко распространившись, новая порода дает начало новым коленам и подпородам, из которых наилучшие преуспевают и распространяются, вытесняя другие, более старые породы; таким образом, ход усовершенствования все подвигается вперед.
Однажды установившаяся, резко выраженная порода, если ее не вытеснят еще более усовершенствованные породы и если она не подвергается очень измененным условиям жизни, вызывающим дальнейшую изменчивость или возврат к давно утраченным признакам, повидимому, может существовать в течение огромного периода. Мы можем заключить, что это верно, по глубокой древности некоторых рас; но в этом вопросе необходима некоторая осторожность, так как одна и та же вариация может появиться независимо, через большие промежутки или в разных местах. Мы можем смело предположить, что это произошло с собаками-таксами, из которых одна изображена на древних египетских памятниках, с цельнокопытными свиньями¹¹, упомянутыми Аристотелем, с пятипалыми курами, описанными Колумеллой, и, без сомнения, с гладким персиком. Собаки, изображенные на египетских памятниках приблизительно за 2000 лет до н. э., показывают нам, что тогда существовали некоторые из главных пород, но крайне сомнительно, вполне ли они тождественны с нашими нынешними. Говорят, что большой мастиф, изображенный на ассирийской гробнице в 640 году до н. э., тождествен с собакой, которую и сейчас привозят из Тибета в ту же местность.

¹⁰ Rutimeyer, «Die Fauna der Pfahlbauten», 1861, стр. 30.
¹¹ Godron, «De l'espece», т. I, 1859, стр. 368.

566

Настоящая борзая существовала в римскую классическую эпоху. Переходя к более поздним временам, мы видели, что, несмотря на существование большинства главных пород голубя 200 — 300 лет тому назад, не все они в точности сохранили свои признаки до нынешнего дня; но это было в некоторых случаях, когда никто не искал улучшения, например, с лысым голубем и с индейским наземным турманом.
Де-Кандоль¹² подробно рассмотрел древность разнообразных рас у растений: он говорит, что мак с черными семенами был известен во времена Гомера; кунжут с белыми семенами — у древних египтян; а миндаль, со сладким и горьким ядром — у евреев; но довольно правдоподобно, что некоторые из этих разновидностей могли утратиться и появиться вновь. Одна разновидность ячменя и, повидимому, одна разновидность пшеницы, которые возделывались в безгранично отдаленную эпоху озерными жителями в Швейцарии, существуют и поныне. Говорят¹³, что «экземпляры одной мелкой разновидности тыквы, которая и по сие время обыкновенна на рынке в Лиме, были выкопаны на одном древнем кладбище в Перу». По замечанию де-Кандоля, в книгах и на рисунках XVI века можно узнать главные расы капусты, репы и тыквы; этого и можно было ожидать для такого недавнего времени, но недостоверно, чтобы те или другие из этих растений были вполне тождественны с нашими современными подразновидностями. Говорят, однако, что брюссельская капуста, разновидность, в некоторых местах склонная к вырождению, слишком четыре столетия оставалась неизменной в той местности, которая считается ее родиной¹⁴.
Согласно со взглядами, которых я придерживаюсь в этом сочинении и других, не только различные домашние расы, но и самые разнообразные роды и отряды одного и того же обширного класса, например, млекопитающие, птицы, пресмыкающиеся и рыбы, являются потомками одного общего предка, и мы должны допустить, что все огромные различия между этими формами первоначально произошли от простой изменчивости. Если мы взглянем на вопрос с такой точки зрения, мы можем онеметь от изумления. Но наше изумление должно ослабиться, когда мы подумаем, что почти у безграничного числа существ в течение почти необъятного срока вся организация часто становилась в той или иной степени пластичной и что каждое слабое уклонение в строении, так или иначе благотворное, при крайне сложных условиях жизни, сохранялось, тогда как каждое уклонение, почему-либо вредное, уничтожалось без пощады. Продолжительное накопление благотворных вариаций должно было неизбежно привести к таким разнообразным организациям, так несравненно приспособленным к разным целям и так превосходно координированным, какие мы видим у животных и растений вокруг нас. Поэтому я говорил об отборе, как о верховной силе, применяет ли его человек к образованию домашних пород или же природа к образованию видов. Можно прибегнуть к метафоре, которую мы привели в одной из предшествовавших глав: если бы зодчий построил благородное и удобное здание, не употребляя обтесанных камней, но выбирая из обломков, у подошвы обрыва, клинообразные камни — для сводов, длинные — для перекладин, а плоские — для крыши, мы подивились бы его искусству и приписали бы его искусству верховную роль. Обломки же камня, хотя и необходимые для архитектора, стоят к возводимому им зданию в таком же отношении, в каком неустойчивые изменения органических существ стоят к разнообразным и дивным организациям, которые в конце концов приобретаются их измененными потомками.

¹² «Geograph. botan.», 1855, стр. 989.
¹³ Pickering, «Races of Man», 1850, стр. 318.
¹⁴ «Journal of a Horticultural Tour», by a Deputation of the Caledonian Hist. Soc., 1923, стр. 293.

567

Некоторые авторы заявляют, что естественный отбор ничего не объясняет, пока не выяснена точная причина всякого слабого индивидуального отличия. Если бы мы объяснили дикарю, совершенно незнакомому с искусством зодчества, каким образом было выведено здание, камень за камнем, почему клинообразные обломки были взяты для сводов, а плоские для кровли и т. д., если бы мы указали ему назначение каждой части и всего здания, было бы неразумно, если бы он заявил, что ему ничего не объяснили, так как нельзя указать точную причину для формы каждого обломка. А такой пример почти параллелен возражению, что отбор ничего не объясняет, раз мы не знаем причины каждого индивидуального отличия в строении каждого существа.
Мы можем назвать форму обломков камня на дне нашей пропасти случайной, но, строго говоря, это неправильно: форма каждого из них зависит от длинного ряда условий, подчиненных естественным законам: от природы скалы, от линий отложения или напластования, от формы горы, зависящей, в свою очередь, от ее поднятия и последующего обнажения и, наконец, от той бури или землетрясения, которые сбрасывают обломки вниз. Но по отношению к тому употреблению, которое можно сделать из обломков, их форму можно строго назвать случайной. Здесь мы встречаемся с великою трудностью; упоминая о ней, я сознаю, что захожу за пределы собственной области. Всеведущий творец, конечно, предвидел все последствия предначертанных им законов. Но разумно ли будет утверждать, что творец намеренно повелел, употребляя слова в обычном смысле, известным обломкам скалы принять известную форму, чтобы зодчий мог возвести свое здание? Если различные законы, определившие форму каждого обломка, не были предначертаны ради зодчего, можно ли с большим правдоподобием утверждать, что он специально повелел, в интересах заводчика, каждое из бесчисленных изменений наших домашних животных и растений; ведь многие из этих изменений не приносят пользы человеку, и, не будучи благотворными, гораздо чаще вредят самим этим существам. Повелел ли он зобу и хвостовым перьям у голубя измениться для того, чтобы любитель мог вывести причудливые породы дутышей и трубастых голубей? Заставил ли он измениться склад и умственные качества собаки для того, чтобы получилась неукротимо свирепая порода, челюсти которой могут загрызть быка для жестокой потехи человека? Но если мы откажемся от этого принципа в одном случае, если мы не допустим, что изменения первобытной собаки находились под намеренным руководством для получения хотя бы борзой, этого олицетворения симметрии и силы, тогда нет и тени основания, что изменения, сходные по природе, как следствие одних и тех же общих законов, служившие основным материалом при естественном отборе, для образования животных, наиболее совершенно приспособленных в мире, считая и человека, находились под намеренным и специальным руководством. Как бы мы ни желали, мы едва ли можем присоединиться к проф. Аза Грей в его мнении, «что вариации направлялись по определенным благотворным линиям», подобно тому, как поток «направляют по определенным и полезным путям орошения». Если мы предположим, что каждая частная вариация была предопределена от века, тогда пластичность организации, ведущая ко многим вредным уклонениям в строении, а также чрезмерная способность к размножению, неизбежно влекущая за собою борьбу за существование и, как следствие, естественный отбор, или переживание наиболее приспособленного, должны показаться нам излишними законами природы. С другой же стороны, всемогущий и всеведущий творец все повелевает и все предвидит. Таким образом, мы становимся лицом к лицу с трудностью, столь же неразрешимой, как вопрос о свободе воли и предопределении.

ОГЛАВЛЕНИЕ