ГЛАВА 2

Охотники Пангеи

Пангея. Примерно 145 миллионов лет до настоящего времени.

За восемьдесят миллионов лет до того, как родилась Пурга, орнитолестес продирался сквозь густой юрский лес, охотясь на диплодока.

Этот орнитолестес был активным плотоядным динозавром. Это была самка ростом с взрослого человека, но её гибкое тело весило вполовину меньше. У неё были сильные задние ноги, длинный хвост-балансир и острые конические зубы. Она была покрыта бурыми пушистыми перьями – полезный камуфляж для лесной опушки, где её вид эволюционировал как искатель падали и чужих яиц. Динозавриха напоминала большую птицу с редким оперением.

Но её лоб был почти как у человека, с высоким сводом черепа, который никак не соотносилась с остроконечной, почти крокодильей мордой. Вокруг её талии был повязан пояс и обёрнут кнут. В своих длинных хватательных передних лапах она несла инструмент, своего рода копьё.

И у неё было имя. Его можно было бы перевести на наш язык как Слышащая – хотя она была ещё молода, уже было ясно, что она обладала исключительным слухом.

Слышащая была динозавром: динозавром с крупным мозгом, который изготавливал орудия труда и носил имя.

При всём своём разрушительном воздействии на среду обитания большие стада утконосых и панцирных динозавров из времени Пурги были всего лишь воспоминанием о гигантах прошлого. В юрский период по земле бродили самые крупные наземные животные из когда-либо существовавших. И их преследовали охотники с отравленными копьями.

Слышащая и её брачный партнёр тихо крались в зелёной тени лесной опушки, передвигаясь с неописуемой слаженностью, благодаря которой они напоминали две половинки единого существа. В течение многих поколений, цепочка которых скрывалась в красноватом тумане животного сознания их предков, этот вид хищников охотился брачными парами, и они поступали ровно так же.

В лесу этой эпохи господствовали высокие араукарии и гинкго. На открытых участках земля была покрыта ковром наземных папоротников, сеянцев деревьев и похожих на ананасы кустарниковых цикадеоидей. А цветковых растений не было вообще. Это было довольно тусклый мир, выглядящий каким-то незавершённым – мир серо-зелёного и бурого, мир без ярких красок, по которому двигались охотники.

Слышащая первой услыхала приближение стада диплодоков. Она ощущала это как лёгкое подрагивание в костях. Она сразу же припала к земле, отгребла в сторону папоротник и хвою, а затем приложила голову к утрамбованной почве.

Шум был слышен как низкий грохот, словно отдалённое землетрясение. Это были голоса диплодоков самого низкого тона, которые Слышащая мысленно называла «голосом живота» – низкочастотный рык, служащий для поддержания контакта и разносящийся на целые километры. Стадо диплодоков, должно быть, покинуло рощу, в которой они пережидали холодную ночь – эти долгие часы перемирия, когда и охотники, и добыча вместе впадали в состояние бессонной неподвижности. Но, когда диплодоки двигались, можно было вспугнуть стадо, чтобы, возможно, добыть уязвимую молодую или покалеченную особь.

Брачного партнёра Слышащей звали Стего, потому что он был упрям: его было так же трудно свернуть с намеченного пути, как могучего, но печально знаменитого своим крохотным мозгом стегозавра.

– Они идут? – спросил он.

– Да, – ответила она. – Они идут.

Охотящиеся хищники привыкли работать молча. Так что их язык был сочетанием мягких щелчков, движений рук и кивающих движений тела – но в нём не было никакой мимики, потому что морды этих орнитолестесов были такими же неподвижными, как у всех остальных динозавров.

По мере того, как они приближались к стаду, шум «голосов живота» огромных животных стал явственно слышен. Он заставлял дрожать даже саму землю: увядшие листья папоротников тряслись, а пыль пританцовывала, словно от нетерпения. И вскоре орнитолестесы уже могли расслышать поступь могучих животных, тяжёлые далёкие удары, звук которых был похож на грохот валунов, катящихся по склону горы.

Орнитолестесы добрались до самого края леса. И перед ними предстало стадо.

Когда идёт диплодок, кажется, будто меняется сам пейзаж: словно холмы снялись со своего места и плавно перетекают по поверхности земли. Если бы это увидел человек, ему было бы трудно осмыслить увиденное. Масштаб сыграл бы злую шутку: ведь такие большие массы, плывущие с места на место – это, конечно же, нечто из области геологии, но никак не животное.

Самым крупным членом этого стада из сорока голов была огромная самка-матриарх, которая вот уже целый век была сердцем стада. Её общая длина составляла тридцать метров при высоте в крестце пять метров, и она весила двадцать тонн – но даже молодые члены стада, а некоторые из них едва достигли десятилетнего возраста, были крупнее, чем самый большой африканский слон. Самка-матриарх шагала, держа свои огромные шею и хвост почти горизонтально, протянув их параллельно земле на десятки метров. Вес её огромного кишечника распределялся на могучие бёдра и толстые ноги, похожие на слоновьи. Толстые связки, напоминающие верёвки, тянулись вдоль её шеи, спины и хвоста, прикрепляясь в каналах в верхней половине её позвоночника. Вес шеи и хвоста натягивал связки на её шее, тем самым уравновешивая массу туловища. Таким образом, она была устроена, словно биологический подвесной мост.

Голова матриарха выглядела маленькой, почти на грани абсурда, как будто принадлежала совсем другому животному. Тем не менее, это был трубопровод, через который должна была проходить вся её пища. Она кормилась постоянно; её мощные челюсти были способны откусывать куски от стволов деревьев, огромные мускулы сокращались волнами, когда интенсивно перерабатывался грубый корм. Она обрывала растения даже во сне. В таком изобильном мире, как позднеюрская эпоха, найти пищу не составляло труда.

Такое большое животное могло двигаться только с поистине хтонической медлительностью. Но самке-матриарху было некого бояться. Её защищали огромные размеры, а также ряд колючек зубовидной формы и прочные панцирные пластины на спине. Ей не нужно было становиться умной и проворной, или же обладать быстрой реакцией; на её маленький мозг возлагались главным образом задачи, связанные с биомеханикой её огромного тела, с поддержанием равновесия, позами и движением. При всей своей величине самка-матриарх была удивительно изящной. Она была двадцатитонной балериной.

Когда стадо двигалось, травоядные фыркали и рычали, и ещё раздражённо мычали, когда одно могучее тело мешало другому. Ниже работали мельницы: слышался механический шум в желудках диплодоков. Камни грохотали и непрерывно размалывали пищу внутри мощных мускульных желудков, помогая измельчать её и превращая кишечник диплодока в высокоэффективное устройство по переработке разнообразного грубого корма, который едва пережёвывала маленькая голова со щеками, лишёнными мускулов. Шум стоял такой, словно работало тяжёлое механическое оборудование.

Этот огромный парад окружала целая свита обслуги при армии травоядных великанов. Насекомые вились вокруг самих диплодоков и над огромными кучами их навоза. Сквозь их рой проносились разнообразные мелкие насекомоядные птерозавры. Некоторые из птерозавров ехали на огромных гостеприимных спинах диплодоков. Здесь была даже пара нескладных протоптиц, хлопающих крыльями, словно куры – они бегали вокруг ног диплодоков, с воодушевлением охотясь на личинок, клещей и жуков. И ещё были плотоядные динозавры, которые, в свою очередь, охотились на охотников. Слышащая заметила стайку молодых целурозавров, которые храбро преследовали свою добычу среди ног травоядных, похожих на стволы деревьев, постоянно рискуя погибнуть из-за небрежно опущенной на землю ноги или взмаха хвоста.

Это было многочисленное кочевое сообщество – город, который находился на бесконечном марше через всемирный лес. И это было сообщество, частью которого была и Слышащая – здесь она провела всю свою жизнь, и она будет следовать за ним, пока не умрёт.

Сейчас матриарх стада диплодоков зашла в рощу гинкго, довольно высоких и украшенных зелёными молодыми побегами. Она подняла голову на шее, напоминающей кабель, чтобы рассмотреть их поближе. Потом сунула голову в листву и начала кормиться, обдирая листья своими короткими зубами. Другие взрослые присоединились к ней. Животные начали просто валить деревья, обхватывая стволы и даже выдирая корни из земли. Вскоре вся роща лежала на земле; деревьям гинкго потребуются десятилетия для того, чтобы оправиться после этого краткого визита. Так диплодоки формировали облик пейзажа. Они оставляли за собой обширные кляксы открытого пространства, коридор зелёной саванны в мире, где при ином раскладе могли господствовать леса; в местах кормления стадо наносило такой сильный урон растительности, что должно было продолжать движение вперёд, словно неистовая армия.

Они были не самыми могучими среди травоядных – эта честь выпала гигантским брахиозаврам, собирающим урожай в кронах деревьев, которые могли дорастать до веса в семьдесят тонн – но брахиозавры были одиночками или передвигались небольшими группами. Стада диплодоков, насчитывающие иной раз свыше сотни голов, меняли облик земли так, как ни одно животное до или после них.

Это вольное стадо всегда держалось вместе и путешествовало только на восток, его члены сменяли друг друга, но структура оставалась неизменной – и так на протяжении десяти тысяч лет. На Земле было достаточно места для таких грандиозных путешествий.

В юре на Земле главенствовал один огромный континент: Пангея, что означало «вся Земля». Это был огромный массив суши. Южная Америка и Африка были слиты воедино, образуя часть громадной скальной платформы, а воды из сердца суперконтинента отводила колоссальная река – такая река, для которой Амазонка и Конго были просто притоками.

Когда континенты слились воедино, по ним прокатилась волна смертей. Исчезновение преград в виде гор и океана приводило к смешению различных видов растений и животных. Теперь однородная флора и фауна распространилась по всей Пангее, от океана до океана, от полюса до полюса – и эта однородность ещё сохранялась, несмотря на то, что могучие тектонические силы уже работали над расколом огромного массива суши. Великое воссоединение пережила лишь горстка видов животных: насекомые, земноводные, пресмыкающиеся, и ещё протомлекопитающие, существа рептильной природы с особенностями млекопитающих – отщепенцы, уродцы, кучка недоделанных существ. Но эта горстка видов в итоге дала начало всем млекопитающим, в том числе людям, а также великим родословным линиям птиц, крокодилов и динозавров.

Словно в ответ на просторы ландшафта, на котором они оказались, диплодоки выросли огромным. Конечно, их гигантский размер прекрасно подходил для этих времён с их непредсказуемой, смешанной растительностью. Благодаря своей длинной шее диплодок мог методично обрабатывать обширную территорию, даже не двигаясь с места, обрывая всё, что было доступно на земле, и даже на нижних ветках деревьев.

Однако диплодоки встретили новую опасность в лице умных орнитолестесов – угрозу, к которой их не подготовила эволюция. Тем не менее, после более чем столетия жизни самка-матриарх накопила определённый запас мудрости, и её глаза, с возрастом ставшие тёмно-красными, говорили о том, что она знает о том проворном ужасе, который преследовал её вид.

Теперь терпеливым орнитолестесам выпала отличная возможность.

Диплодоки всё ещё толпились вокруг уничтоженной рощи гинкго, и их огромные тела выстроились звездой. Головы на длинных шеях зарылись в разбросанную листву, словно стальные гребешки для сбора ягод. Молодые животные собрались поблизости, но взрослые великаны пока оттеснили их.

Оттеснили, забыли, оставили одних.

Стего кивнул головой в сторону одной из молодых самок диплодока. Она была немного меньше остальных – не крупнее самого крупного африканского слона, недомерок, как есть. Ей не удалось пробраться внутрь кормящегося стада, поэтому она ела урывками и бродила вдоль края строя, демонстрируя птичью раздражительность с поправкой на огромные размеры.

Среди диплодоков не существовало настоящей привязанности. Стадо держалось вместе ради удобства, и не было семейной группой. Диплодоки откладывали яйца на краю леса, а затем бросали их. Борющиеся за выживание детёныши пользовались укрытиями, которые давал им лес, пока не вырастали достаточно массивными, чтобы освоить жизнь на открытой местности и найти стадо.

Стадо имеет стратегическое значение: диплодоки помогали защищать друг друга своим присутствием рядом. И любому стаду нужны были свежие силы, чтобы оно пополнялось. Но, если хищник добывал одного из молодых животных, то, значит, так тому и быть. В бескрайних лесах Пангеи всегда найдётся кто-то другой, кто займёт его место. Стадо словно принимало такие потери как дань, которая должна быть выплачена за его бесконечный поход по древним рощам.

Сегодня всё склонялось к тому, что дань должна была заплатить эта небольшая самка.

Слышащая и Стего отвязали от своих талий кнуты из кожи диплодока. Подняв кнуты и приготовив копья, они поползли через жёсткие заросли молодых деревьев и папоротников, которыми густо зарос край леса. Даже если бы диплодоки заметили их, они, вероятно, не отреагировали бы; эволюционное программирование диплодоков не предусматривало никаких сигналов тревоги на случай приближения двух таких крохотных хищников.

Последовал беззвучный разговор, состоящий из лёгких движений, наклонов и взглядов в глаза.

– Вон, та, – сказал Стего.

– Да. Слабая. Молодая.

– Я побегу к стаду. Воспользуюсь кнутом. Попробуй напугать их. Отдели мелкую от остальных.

– Хорошо. Я побегу первой …

Это должно быть рутинным делом. Но, когда орнитолестесы приблизились, целурозавры бросились наутёк, а птерозавры неуклюже поднялись в воздух.

Стего зашипел. Слышащая обернулась.

И взглянула в глаза другого орнитолестеса.

Их было трое, как заметила Слышащая. Они были чуть крупнее, чем Слышащая и Стего. Это были красивые животные, у каждого из них был выраженный гребень из декоративных игловидных чешуй, протянувшийся по задней стороне головы и шеи; Слышащая почувствовала, что в ответ на их присутствие поднялись торчком её собственные шипы – её тело повиновалось неожиданно проявившемуся древнему инстинкту.

Но эти орнитолестесы были голые. У них на талии не было поясов, сплетённых из древесной коры, какой был у Слышащей; они не носили ни кнутов, ни копий; их длинные передние лапы были пусты. Они не принадлежали к народу охотников, как Слышащая, а были её отдалёнными родственниками – дикими орнитолестесами, существами с маленьким мозгом, от которых произошёл её вид.

Она зашипела, широко разинула рот и шагнула на открытое место.

– Уходите! Убирайтесь прочь!

Дикие орнитолестесы не собирались сдавать позиции. Они вышли навстречу Слышащей, разевая пасть и кивая головами.

Неясное предчувствие охватило Слышащую. Не так давно трое вроде этих сбежали бы при её приближении; дикие долго учились бояться уколов оружия, которым владеют их более умные родственники. Но голод перевесил их страх. Наверное, прошло очень много времени с тех пор, как эти дикари последний раз находили гнездо диплодока, их главный источник пищи. Теперь эти умные приспособленцы, вероятно, рассчитывали украсть то, что смогли бы добыть для себя Слышащая и Стего.

Всемирный лес постепенно перенаселялся.

Слышащая, столкнувшаяся лицом к лицу с таким неприятным напоминанием о её собственном диким прошлым, знала, что лучше не показывать страха. Она продолжила неотступно шагать навстречу трём диким орнитолестесам, кивая головой и жестикулируя. «Если вы думаете, что сможете украсть мою добычу, подумайте ещё раз. Убирайтесь прочь, животные!» Но глупые существа ответили шипением и плевками.

Суматоха начала приводить диплодоков в смятение. Та мелкая самка уже пробралась обратно в гущу стада, и теперь была вне досягаемости охотников. Теперь сама огромная самка-матриарх поглядывала вокруг; её голова поворачивалась на шее, словно платформа с кинокамерой на стреле крана.

Это был шанс, которого ждали аллозавры.

Аллозавры стояли в зелёном сумраке леса, словно статуи; они стояли прямо на огромных задних ногах, а их стройные передние лапы с тремя когтями на каждой кисти свисали вниз. Это была стая из пяти ещё не полностью выросших самок, однако каждая из них была десять метров в длину и весила более двух тонн. Аллозавров не интересовали мелкие подростки. Они выбрали целью охоты жирного самца диплодока, который, как и они сами, ещё не достиг полной зрелости. Пока стадо рассредоточилось, отвлекшись на суматоху, возникшую среди ссорящихся орнитолестесов, этот жирный самец вышел из-под защиты основной массы стада.

Пятеро аллозавров атаковали немедленно, и на земле, и с воздуха. Задними когтями, похожими на абордажные крючья, они сразу же нанесли глубокие уродливые раны. Они использовали свои прочные головы как дубинки, нанося диплодоку удары, а зубы, похожие на зазубренные кинжалы, кромсали плоть диплодока. В отличие от тираннозавров, у них были большие кисти и длинные сильные передние лапы, которыми они пользовались, чтобы вцепляться в диплодока и раздирать его на куски.

Аллозавры были самыми массивными наземными хищниками всех времён. Они были похожи на вставших на задние ноги, питающихся мясом и быстро бегающих слонов. Это была сцена колоссальной и свирепой резни.

Тем временем стадо диплодоков оборонялось. Взрослые особи, протестующе ревущие, покачивали своими огромными шеями над землёй туда-сюда в надежде отбросить в сторону любого хищника, который окажется слишком глупым, чтобы подойти поближе. Один из них даже встал на дыбы – внушительное и неотразимое зрелище.

И они воспользовались своим самым страшным оружием. Хвосты диплодоков щёлкали по периметру стада, и воздух наполнился оглушительно громким треском ударных волн. За сто сорок пять миллионов лет до людей диплодоки были первыми животными на Земле, преодолевшими звуковой барьер.

Самки аллозавров быстро отступили. Тем не менее, одну из них настиг кончик сверхзвукового хвоста-кнута, который врезался ей в рёбра. Аллозавры были созданы для скорости, и их кости были лёгкими; хвост сломал три ребра, которые будут беспокоить аллозавра на протяжении нескольких последующих месяцев.

Но атака, уложившаяся в эти несколько стремительных мгновений, прошла успешно.

Одна большая нога самца диплодока уже не слушалась его – из-за разорванных сухожилий она утратила способность выдерживать свою часть веса животного. Вскоре кровопотеря ещё больше ослабила его. Он поднял голову и издал скорбный крик. Его смерть растянется на многие часы – аллозавры, как и многие другие хищники, любили поиграть с добычей – но его жизнь уже закончилась.

Постепенно щелчки хлыстовидных хвостов затихли, и стадо начало успокаиваться.

Но последний щелчок хвоста сделала крупная самка-матриарх.

Когда напали аллозавры, орнитолестесы, внезапно охваченные ужасом, бежали с поляны. Теперь Слышащая и Стего прятались бок о бок в кустах на краю леса, держа в руках оружие, которым они так и не воспользовались: их охота была сорвана. Но не всё было так плохо. Когда аллозавры закончат есть, на туше диплодока ещё останется мясо, которым можно будет поживиться.

Тогда и был нанесён этот последний удар хлыстовидным хвостом. Хвост огромного диплодока нанёс удар прямо поперёк спины Стего, распоров его шкуру до костей. Он закричал и упал, выкатившись на открытое место; его рот был широко раскрыт. Щелевидные зрачки его глаз пульсировали, когда он глядел на Слышащую.

Одна аллозавриха, оказавшаяся неподалёку, повернулась к ним, проявляя недвусмысленный интерес. Потрясённая Слышащая стояла столбом.

В один прыжок аллозавриха оказалась рядом со Стего. Стего кричал и царапал землю. Аллозавриха с любопытством, почти нежно ткнулась в него мордой.

Затем самка аллозавра с удивительной скоростью выбросила голову вперёд и нанесла единственный быстрый укус, который разорвал шею Стего. Она схватила его за плечо и подняла высоко над землёй. Его голова свисала вниз на нескольких лоскутах кожи, но тело всё ещё подёргивалось. Она понесла его к краю леса, подальше от стада, где и начала поедать. Этот процесс был весьма рациональным. На черепе и челюсти аллозавров имеются суставы, поэтому она могла разинуть пасть широко, как питон, и развернуть зубы так, чтобы использовать их во время еды наилучшим образом.

Слышащая тупо уставилась на след аллозавра – трёхпалый кратер, крепко впечатанный в утоптанную грязь. Охотница без партнёра похожа на стадо без матриарха: эта пословица орнитолестесов раз за разом звучала в её голове.

Большая самка-матриарх диплодоков покачивала головой из стороны в сторону, глядя прямо на Слышащую. Слышащая всё поняла. Выходки орнитолестесов дали аллозаврам шанс на нападение. Поэтому хлёстким ударом своего хвоста самка-матриарх показала, где прячется Стего. Она выдала его аллозаврам. Это была месть.

Мыча, матриарх отвернулась: она словно получила удовлетворение.

Нечто тёмное стало назревать в глубинах сознания Слышащей.

Она знала, что эта самка проведёт остаток своей жизни с этим стадом. И она знала, что самка-матриарх была в нём самой важной особью, обеспечивая защиту остальным членам стада благодаря своему огромному весу, возглавляя их благодаря той мудрости, которая была накоплена за долгие годы. Без неё стадо было бы гораздо хуже скоординировано и подвергалось бы гораздо большей угрозе. В этом смысле самка-матриарх была самым важным из отдельно взятых существ в жизни Слышащей. И в тот момент она поклялась осуществить свою месть.

Каждую ночь орнитолестесы возвращались в свой родной лес, где некогда они охотились на млекопитающих и насекомых, и разоряли гнёзда диплодоков. Они разбрелись по уединённым уголкам и окружили это место хорошо вооружёнными часовыми. В ту ночь все были в глубоком трауре. Этот народ орнитолестесов насчитывал лишь несколько сотен взрослых особей, и с большим трудом мог позволить себе потерять такого сильного и умного молодого самца, как Стего.

Даже когда начал отступать ночной холод, Слышащая поняла, что почти не отдохнула.

Она глядела на небо, через которое протянулись волны полярного сияния – объёмные скульптуры из зелёного и фиолетового света. В те времена магнитное поле Земли было втрое сильнее, чем будет в эпоху человека, поэтому, когда оно ловило струящийся в космосе солнечный ветер, яркое сияние иной раз охватывало планету от полюса до полюса. Но огни в небе не имели значения для Слышащей, не давали ей успокоения, не отвлекали её внимание.

Она искала спасение, вспоминая о более счастливых и простых временах, когда она и Стего, подражая своим далёким предкам, искали яйца диплодоков. Вся хитрость состояла в том, чтобы отыскать в подлеске участок не слишком далеко от края, который явно выглядел безжизненным и был засыпан листьями и грязью. Если приложить чувствительное ухо к земле, то, если повезёт, можно услышать предательское царапанье детёнышей диплодоков в яйцах. Слышащая всегда предпочитала ждать, охранять «своё» гнездо от остальных, пока детёныши диплодоков не начнут выбираться из яиц и высовывать свои крохотные головки из разбросанной здесь грязи.

Для такого изобретательного ума, как у Слышащей, запас игр, в которые можно играть, был неисчерпаем.

Можно попробовать угадать, какой детёныш вылупится следующим. Можно посмотреть, насколько быстро можно убить свежевылупившегося детёныша, обрывая его жизнь, едва он появится на свет. Можно даже позволить вылупиться из яиц всем детёнышам. Уже метровой длины, со слабыми хвостами и болтающимися шеями, эти детёныши будут одержимы лишь одной идеей – удрать подальше в чащу леса. Можно позволить детёнышу почти добраться до зарослей кустарника, а затем оттащить его обратно. Можно откусывать его ноги одну за другой, или же отрывать кусочки его хвоста, а потом, жуя эти кусочки, наблюдать, как он снова и снова пытается убежать, пока его короткая жизнь не подходит к концу.

Все умные хищники играли. Это был способ узнать мир, узнать, как ведёт себя добыча, и отточить рефлексы. Конечно же, для своего времени орнитолестесы были очень умными хищниками.

Однажды, не более двадцати тысяч лет назад, одна из них изобрела новую игру. Она взяла своей цепкой рукой удобную палку и стала использовать её для поиска непроклюнувшихся яиц под слоем земли.

У следующего поколения палки превратились в крюки, чтобы вытаскивать ими зародышей, и в заострённые копья, чтобы колоть ими.

И следующим шагом было опробование нового оружия на крупной дичи: на молодых особях диплодоков, моложе пяти или шести лет – это ещё не члены стада, но уже изрядная добыча, стоящая сотни детёнышей-эмбрионов. В то же самое время появился зачаточный язык – для более искусного взаимодействия стайных охотников.

Дальше последовала своего рода гонка вооружений. В эту эпоху гигантской добычи лучшие орудия труда орнитолестесов, более продвинутые способы общения и более сложные конструкции быстро вознаграждались добычей большего размера и лучшего качества. Мозг орнитолестесов начал быстро увеличиваться в размерах; так было лучше делать орудия труда, поддерживать развитие общества и улучшать язык – но для того, чтобы питать крупный и требующий много ресурсов мозг, требовалось больше мяса, и возникала необходимость появления ещё лучших орудий труда. Это была действенная спираль, которая заработает ещё раз в долгой истории Земли, но уже значительно позже.

Орнитолестесы расселились по всей территории Пангеи вслед за стадами своей добычи, которые бродили по всему континенту, пользуясь сетью широких аллей, проложенных через леса их предками.

Но теперь условия жизни менялись. Пангея раскалывалась, её хребет слабел. Начинали открываться рифтовые долины – огромные желоба, набитые пеплом и лавой. Рождались новые океаны, образуя нечто вроде огромного креста: Атлантика в итоге отделит обе Америки от Африки и Евразии, а могущественный экваториальный Тетис тем временем отсечёт Европу и Азию от Африки, Индии и Австралазии. Так была четвертована Пангея.

Это было время стремительных и драматических климатических изменений. Дрейф континентальных фрагментов создавал новые горы, которые, в свою очередь, отбрасывали на сушу дождевую тень; леса гибли и огромное распространение получили песчаные области. Поколение за поколением – по мере того, как распадался их ареал, а растительность уже не успевала восстанавливаться после их опустошительного прохода – большие стада зауропод редели.

Однако, если бы не орнитолестесы, зауроподы могли бы задержаться намного дольше, дожив даже до «золотого века» эволюции динозавров, до мелового периода.

Если бы не орнитолестесы.

Хотя Слышащая сходилась с другими брачными партнёрами и вырастила прекрасные выводки здорового и неудержимого молодняка, она никогда не забывала, что случилось с её первым брачным партнёром Стего. Слышащая не смела бросить вызов самке-матриарху. Все знали, что лучшим шансом на выживание стада было продолжение долгой жизни сильной старой самки; в конце концов, не появилось нового матриарха, способного заменить её.

Но она медленно и неуклонно строила планы.

Ей потребовалось целое десятилетие. За это время количество диплодоков в её стаде сократилось вдвое. Аллозавры также переживали резкое снижение численности по всему суперконтиненту, потому что их добычи стало меньше.

Наконец, после особенно сурового и сухого сезона старуха начала заметно хромать. Возможно, её бёдра поразил артрит, что уже было заметно в её длинной шее и хвосте.

Близилось время.

Затем Слышащая почуяла какой-то привкус в ветре с востока, привкус, которого она уже долго не ощущала. Это была соль. И она поняла, что судьба самки-матриарха больше не важна.

В конце концов, она добилась согласия среди охотников.

Огромной самке диплодока уже исполнилось 120 лет. Её шкура несла на себе шрамы от неудачных нападений хищников, а многие из костяных шипов на её спине были сломаны. Тем не менее, она всё ещё продолжала расти, уже набрав поразительные двадцать три тонны веса. Но дегенерация костей после их героического, длившегося всю жизнь труда по поддержанию огромного веса безжалостно замедлила её движения.

В тот день, когда её силы, наконец, иссякли, хватило всего лишь нескольких минут непрерывного движения стада рысью, чтобы она отстала от остальных.

Орнитолестесы ждали. Они ждали уже много дней. И отреагировали немедленно.

Вперёд вышли трое самцов – все они были сыновьями Слышащей. Они бродили вокруг матриарха и щёлкали кнутами, жалкими полосками обработанной кожи, подражая сверхзвуковым щелчкам хвостов диплодоков.

Некоторые члены стада диплодоков мельком оглянулись назад. Они разглядели самку-матриарха и окруживших её крохотных хищников. Даже сейчас программа, заложенная в маленькие мозги диплодоков миллионы лет назад, не могла принять того факта, что эти хищники-заморыши могли представлять угрозу. Диплодоки отвернулись и продолжили свою бесконечную кормёжку.

Самка-матриарх видела скачущие перед ней крохотные фигурки. Она выражала своё раздражение грохотом – большие булыжники тёрлись друг об друга в её животе. Она пробовала поднять голову и подтянуть свой хвост, чтобы его удобнее было нести, но слишком многие суставы срослись в болезненной неподвижности.

Теперь к ним подтянулась вторая волна охотников. Вооружённые копьями, острия которых были отравлены ядом, используя когти передних и задних лап, они напали на матриарха так же, как это когда-то сделали аллозавры – нанесли удар и отступили.

Но матриарх вовсе не случайно сумела прожить больше века. Собрав воедино свои последние силы, не обращая внимания на жгучую боль, которая распространялась от уколов в её боку, она встала на дыбы. Словно рушащееся здание, она высилась над шайкой хищников, и они бежали от неё. Она обрушилась на землю с ударом, похожим на внезапное землетрясение, но удар её передних ног разослал волну боли во все крупные суставы её собственного тела.

Если бы она сбежала в тот момент, если бы она поспешила за своим стадом, она смогла бы выжить, даже если не принимать во внимание воздействие копий. Но последнее колоссальное усилие быстро истощило её. И в её распоряжении не было времени, чтобы оправиться. Её снова окружили охотники, нанося удары копьями, когтями и зубами.

А затем появилась Слышащая.

Слышащая была раздета донага, она даже не обвязала кнут вокруг талии. Теперь она взлетела вверх по боку диплодока, который содрогался крупной дрожью. Шкура напоминала толстенную кожаную броню, которая сопротивлялась даже её сильным когтям, и была испещрена рытвинами, шрамами от давнишних ран, внутри которых пышно разрастались паразитические грибки, мертвенно-красного и зелёного оттенка. Вонь гниющей плоти перебивала почти все запахи. Но она продолжала лезть, вонзая в шкуру когти. Она лезла вверх, пока не добралась до шипов, которые росли в ряд вдоль спины матриарха. Здесь Слышащая вцепилась зубами в плоть диплодока и начала отрывать роговые пластины, лежащие в её толще.

Возможно, в каком-то тёмном углу своей древней памяти самка диплодока отыскала тот день, когда она сломала жизнь этого маленького орнитолестеса. Теперь, испуганная новой болью в спине, она пробовала повернуть шею – если не сбросить причину раздражения, то хотя бы увидеть злоумышленника. Но повернуться она уже не могла.

Слышащая не прекращала свои ужасные, отвратительные раскопки, пока не докопалась до самого спинного мозга, который она разорвала резким укусом.

Гора мяса много дней служила источником пищи для народа охотников, а молодняк даже играл под сводами пещеры, которая образовалась между огромных рёбер матриарха.

Но Слышащую ругали сердитым киванием головой, танцами и жестами. «Это ошибка. Она была матриархом. Мы должны были беречь её до тех пор, пока не появится другая. Смотри, как разбредается стадо, как падает дисциплина, как его численность падает ещё сильнее. Сейчас мы едим. Скоро мы можем начать голодать. Гнев ослепил тебя. Мы были слишком глупы, когда пошли за тобой». И всё в том же духе.

Слышащая оставалась при своём мнении. Она представляла себе, какой урон нанесла стаду потеря матриарха, как ужасно оно ослаблено, насколько меньше стали возможности его выживания. И она знала, что это больше не имело значения. Потому что она почуяла запах соли.

Когда туша матриарха была съедена, народ охотников снялся с места, следуя по коридору саванны на восток, как они всегда поступали, двигаясь по безошибочно узнаваемому следу стада из вытоптанной земли и раздавленных деревьев...

…Пока они не добрались до края континента. За последней полосой леса, под небольшим песчаниковым утёсом, сверкая, раскинулся океан. Гигантские диплодоки, испуганные, бродили кругами по этому незнакомому месту, где ощущалось специфическое электрическое зловоние озона и соли.

Стадо добралось до восточного побережья того, что станет Испанией. Они встретили на своём пути могучее море Тетис, которое прорывалось на запад между разделяющимися континентальными блоками. Вскоре воды Тетиса окончательно прорвутся к западному побережью, разделив суперконтинент.

Слышащая стояла на краю утёса; её глаза, приспособленные к жизни в лесу, были ослеплены светом, и она нюхала озон и соль, которые распознала так много дней тому назад. Самка-матриарх была мертва, уничтожена, но это не имело значения. Потому что, когда стадо диплодоков прошло через весь суперконтинент, ему больше некуда было идти.

Орнитолестесы могли бы жить гораздо лучше, если бы у них была более гибкая культура. Возможно, если бы они научились выращивать огромных зауропод, или даже если бы просто не влияли так сильно на их жизнь в это время перемен, они смогли бы просуществовать намного дольше. Но на их облик наложило свою печать их происхождение – они были плотоядными охотниками. Даже в их зачаточной мифологии преобладала тема охоты – легенды о своего рода Вальхалле для орнитолестесов. Они были охотниками, которые умели делать орудия труда: это было всё, кем они когда-либо смогут быть, пока им есть, на кого охотиться.

Взлёт и падение орнитолестесов вместе заняли всего лишь несколько тысяч лет – тонкий пласт времени по сравнению с теми восьмьюдесятью миллионами лет, на протяжении которых ещё предстоит существовать империи динозавров. Они делали орудия труда исключительным образом из быстро разрушающихся материалов – древесины, растительных волокон, кожи. Они никогда не открывали металлов, не научились обрабатывать камень. Они даже не разводили огня, от которого могли бы оставаться кострища. Их существование было слишком кратковременным; тонкие слои отложений не сохранили бы их объёмистых черепов. Исчезнув, орнитолестесы не оставили человеческим археологам ни единого повода для размышлений, ничего, кроме загадки внезапного исчезновения крупных зауропод. Слышащая и её культура исчезли. Подобно величественному воздушному киту и неисчислимому множеству других невероятных животных, они исчезли навсегда.

Внезапно ощутив горечь утраты, Слышащая швырнула своё копьё в океан. Оно исчезло в мерцающей массе воды.

Содержание