Стивен Бакстер

Эволюция

2002 г.

Перевод П. Волкова, 2015 г.

И вновь посвящается Сандре. И всему остальному человечеству, с надеждой на долгое будущее

***

Судя по прошлому, мы можем с уверенностью заключить, что ни один ныне живущий вид не передаст своего неизменного подобия отдалённому потомству. Из существующих же ныне видов только немногие оставят по себе потомство до отдалённого будущего.

– Чарлз Дарвин «О происхождении видов путём естественного отбора или сохранении благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь» (1859)

Пролог

Снижаясь на подлёте к Дарвину, самолёт вошёл в облако поднимающегося к небу чёрного дыма. Иллюминаторы внезапно потемнели, не пропуская свет австралазийского лета, а двигатели завыли.

Джоан потихоньку беседовала с Алисой Сигурдардоттир. Но сейчас она сдвинулась со своего места, и ремни безопасности натянулись, врезаясь в её округлившееся тело. Это был просторный, хорошо оборудованный самолёт, и даже в эконом-классе места располагались по четыре или по шесть вокруг небольших столиков, что очень сильно отличалось от условий на тех скотовозах, которые Джоан помнила по своему детству, проведённому в путешествиях по всему миру с матерью-палеонтологом. 2031 год был временем бедствий, поэтому не так уж много людей позволяло себе путешествовать, но те, кто все же решался, могли это делать с чуть большим комфортом, чем ранее.

Внезапно, когда скользнула тень опасности, Джоан осознала, где находились она и все люди вокруг.

Джоан взглянула на девочку, которая сидела напротив неё и Алисы. Девочка лет четырнадцати, с серебристым гаджетом, закреплённым в ухе, разглядывала на планшете изображения работающего марсохода.

Даже здесь, на высоте десяти тысяч метров над Тиморским морем, она была связана с электронной сетью, объединившей половину населения планеты, погрузившись в шум и светлые танцующие образы. Её волосы были бледно-голубыми – наверное, аквамариновыми. А её глаза – яркого красно-оранжевого цвета, цвета марсианской пыли, которая заполняла экран планшета. Несомненно, у неё было много других, внешне менее заметных генетических «усовершенствований», мрачно подумала Джоан. Окуклившаяся в собственном расширенном сознании, девочка даже не отреагировала на присутствие двух женщин средних лет, сидящих напротив неё. Лишь её глаза слегка расширились при виде фигуры Джоан, когда та садилась, – эту реакцию Джоан могла прочитать, словно книгу: «Ничего себе, уже такая старая – и беременная? Буээээ...».

Но по мере того, как самолёт прокладывал путь по затянутому дымом небу, девочка повернулась и стала таращиться в затемнённые окна, покинув свою высокотехнологичную оболочку, и безупречная кожа её лба слегка наморщилась. Девочка выглядела испуганной – возможно, это так и было, подумала Джоан: все её генно-обогащённые усовершенствования ни капли не помогли бы ей, если бы этот самолёт упал. Джоан почувствовала странный привкус подлости, зависти, совершенно не свойственной женщине тридцати четырёх лет. Будь взрослой, Джоан. Контакт с другим человеком нужен любому, будь он генно-обогащённым или нет. Разве идея о том, что взаимодействие между людьми может спасти всех нас – это не основная тема твоей конференции? Джоан наклонилась вперёд и протянула руку.

– С вами всё в порядке, дорогая?

Девочка сверкнула улыбкой, показав зубы – настолько белые, что они едва не светились.

– Всё хорошо. Это просто, знаете ли, дым, – у неё был носовой акцент западного побережья США.

– Лесные пожары, – сказала Алиса Сигурдардоттир, и её загрубевшее лицо растянулось в улыбке. Приматолог была стройной женщиной примерно шестидесяти лет, но выглядела старше, а её лицо избороздили глубокие морщины. – Это всего лишь они. Сезонные пожары в Индонезии и на восточном побережье Австралии; теперь они длятся месяцами, причём каждый год.

– Ого, – ответила девочка, но это, похоже, её не совсем убедило, – А я думала, что это мог быть Рабаул.

– Ты знаешь об этом? – спросила Джоан.

– Об этом все знают, – ответила девочка, и в её голосе послышался упрёк «ну, ты и дура». – Это огромная вулканическая кальдера в Папуа-Новой Гвинее. Прямо к северу от Австралии, верно? На протяжении прошлого века там случались небольшие землетрясения и извержения каждые два года или около того. А в последние две недели почти каждый день происходят землетрясения до одного балла по шкале Рихтера.

– Ты хорошо информирована, – заметила Алиса.

– Я люблю знать, куда лечу.

Джоан кивнула, сдерживая улыбку.

– Очень мудро. Но у Рабаула больше тысячи лет не было крупного извержения. Будет крайне неудачно, если оно случится как раз тогда, когда ты окажешься в радиусе нескольких сотен километров от него, ээээ…

– Бекс. Бекс Скотт.

Бекс – это от имени Ребекка? Скотт. Ну, конечно. Элисон Скотт была одним из самых высококлассных специалистов среди гостей конференции – генетический программист, падкая на внимание СМИ, со свитой прекрасно спроектированных дочерей.

– Бекс, вся эта пакость за окнами – от лесных пожаров. Никакой опасности для нас нет.

Бекс кивнула, но Джоан видела, что под её бравадой уверенности не наблюдалось.

– Хорошо, – радостно сказала Джоан, – если уж мы все собираемся разбиться в лепёшку в вулканической кальдере, то вначале должны представиться друг другу. Меня зовут Джоан Юзеб. Я палеонтолог.

– Охотник за окаменелостями? – оживившись, спросила Бекс.

– Примерно так. А эта леди – …

– Меня зовут Алиса Сигурдардоттир, – Алиса протянула стройную руку, – Рада вас встретить, Бекс.

– Простите меня, но ваши имена звучат довольно странно, –сказала Бекс, глядя на них.

Джоан пожала плечами.

– Юзеб – это имя из языка африканских бушменов, точнее его англоязычная версия; в действительности же оно весьма труднопроизносимое. Моя семья имеет африканские корни, очень глубокие корни.

– А у меня, – сказала Алиса, – отец был американец, а мать исландка. Военный роман. Это долгая история.

– Мы живём в перемешавшемся мире, – заметила Джоан, – Люди всегда были видом-бродягой. Имена и гены разбросаны повсюду.

Бекс посмотрела на Алису, нахмурившись.

– Кажется я о вас слышала. Шимпанзе?

Алиса кивнула.

– Я взяла на себя часть работы Джейн Гудолл.

– Алиса – одна из длинной цепочки видных женщин-приматологов, – сказала Джоан, – Я всегда задавалась вопросом о том, почему женщины добиваются в этой области такого успеха?

Алиса улыбнулась.

– Может быть, это лишь стереотип, Джоан? Ну, в общем, поведенческие исследования приматов в дикой природе занимают – точнее, занимали – десятилетия наблюдений, потому что именно столько времени нужно было самим животным, чтобы прожить свою жизнь. Поэтому от тебя требуются терпение и способность вести наблюдения, не вмешиваясь. Возможно, это женские особенности. Или просто лучший способ уйти ото всех обычных мужских иерархий в академической среде. Лес гораздо цивилизованнее.

– Тем не менее, – заметила Джоан, – это устоявшаяся традиция. Гудолл, Бируте Галдикас, Дайан Фосси…

– Я последняя из вымирающего вида.

– Как и ваши шимпанзе, – неожиданно жестоко произнесла Бекс. Она улыбалась, наслаждаясь их молчанием. – Сейчас они все исчезли в лесах, верно? Стёрты с лица Земли изменениями климата.

Алиса покачала головой.

– По правде, не этим. Торговлей мясом дичи.

Она коротко рассказала Бекс, как в последний раз работала в Камеруне, когда лесорубы прокладывали просеку сквозь девственный влажный тропический лес, а по их следам шли охотники.

– А разве это законно? – спросила Бекс. – Я думала, что все эти старые виды находятся под охраной.

– Конечно, это было незаконно. Но дичь – это те же деньги. О, местные всегда добывали обезьян. Горилла – это престижное мясо; если к вам приехал тесть, вы не подадите ему курицу. Но когда пришли европейские лесорубы, всё стало намного хуже. Дичь превратилась просто в модную еду.

Теория чёрной дыры вымирания, подумала Джоан: вся жизнь, всё в конечном счёте исчезает в чёрных дырах в середине человеческих лиц. Но что потом? Продолжим ли мы подгрызать великое древо жизни, пока не останется ничего, кроме нас и сине-зелёных водорослей?

– Но ведь, – резонно заметила Бекс, – в зоопарках всё ещё есть шимпанзе и гориллы, верно?

– Есть, но не все виды, – сказала Алиса. – Даже популяции, которые мы сохранили, такие, как обыкновенный шимпанзе, не очень хорошо размножаются в неволе. Они слишком умны для этого. Посмотрите: шимпанзе – это наши самые близкие из ныне живущих родственников. В дикой природе они жили семьями. Использовали инструменты. Устраивали войны. Канзи, самка шимпанзе, которая немного знала язык жестов, принадлежала к виду карликовых шимпанзе, бонобо. Ты когда-нибудь о ней слышала? А сейчас бонобо вымерли. Вы-мер-ли. Это означает – исчезли навсегда. Как мы можем понимать самих себя, если совершенно не смогли понять их?

Бекс слушала вежливо, но выглядела отстранённо. Она выросла на таких серьёзных лекциях, подумала Джоан. Возможно, что это всё мало что, или даже вовсе ничего не означало для неё – отголоски мира, который исчез до того, как она вообще родилась.

Алиса умолкла, на её лице проявились старые печали. А тем временем самолёт продолжал ползти по дымному небу.

Чтобы снять некоторую напряжённость (ей не хотелось читать девочке лекции лишь для того, чтобы отвлечь её), Джоан сменила тему разговора.

– Алиса изучает существ, которые живут сегодня. А я изучаю существ из прошлого.

Похоже, что Бекс заинтересовалась, и Джоан, отвечая на её вопросы, рассказала ей, как последовала примеру собственной матери, и о своей работе, главным образом во внутренних пустынных областях Кении.

– От людей остаётся мало окаменелостей, Бекс. Мне потребовалось много лет, чтобы научиться их находить – крошечные обломки на фоне почвы. Это суровые места для работы, сухие, словно кость; места, где все кустарники вооружены колючками, чтобы помешать тебе украсть их воду. А после экспедиции ты возвращаешься в лабораторию и сидишь там следующие несколько лет, анализируя фрагменты и пытаясь узнать побольше о том, как жил этот гом, мёртвый уже миллион лет, как он умер, кем он был.

– Гом?

– Простите. Гоминид. Словечко с полевых работ. Гоминид – это любое существо, которое стоит ближе к Homo sap., чем шимпанзе: разные «питеки», Homo erectus, неандерталец.

– И все они – из обломков костей.

– Все из костей, верно. Знаешь, даже за двести лет работы мы раскопали не более двух тысяч индивидуумов из нашей предыстории: две тысячи человек, и это всё, ото всех тех миллиардов, которые скрылись во тьме до нас. И из этой горстки костей мы должны попытаться понять всю запутанную историю человечества и предшествовавших ему видов – весь путь, начиная с того, что случилось с нашей родословной линией после кометы, убившей динозавров.

Впрочем, задумалась она, если нет машины времени, то кропотливый труд археологов – это всё, что есть в нашем распоряжении, наше единственное окно в прошлое.

Бекс вновь приняла отрешённый вид.

Джоан вспомнила поездку в Хелл Крик, в Монтану, которую она совершила, будучи примерно в возрасте этой девочки, в тринадцать или четырнадцать лет. Её мать работала там, потому что это было знаменитое местонахождение, возраст которого относился к самому концу эпохи вымирания динозавров. Следы масштабного события, завершившего эру динозавров, можно было увидеть в породах – в слое серой глины толщиной не больше её ладони; это была мел-третичная пограничная глина, отложившаяся в первые годы после удара кометы. Она была полна пепла – чудовищные последствия огромной катастрофы.

И однажды под слоем глины её мать нашла зуб.

– Джоан, это не просто зуб. Я думаю, что это – зуб пургаториуса.

– Чей-чей?

Её мать была большой широколицей женщиной с лицом, покрытым потом и пылью.

– Пургаториуса. Млекопитающего эпохи динозавров. Я нашла его прямо под пограничным слоем глины.

– И ты можешь сказать всё это по зубу?

– Естественно. Я вот о чём говорю: взгляни на него. Это – прекрасный образчик устройства зубной системы, уже сам по себе – результат ста пятидесяти миллионов лет эволюции. Как видишь, здесь все признаки связаны друг с другом. Если ты млекопитающее, тебе нужны специализированные зубы, чтобы быстрее резать пищу на куски, потому что ты должна удовлетворять потребности ускоренного обмена веществ. Но если твоя мать производит молоко, тебе не следует рождаться с окончательно сформированным набором зубов; специализированные зубы вырастут на их месте позже. Неужели ты никогда не задавалась вопросом: почему у тебя росли молочные зубы? Джоан, эта находка означает многое для очень большого количества людей. А знаешь, почему? Потому что это – примат. Этот маленький осколок может быть всем, что осталось от самого далёкого предка – твоего, моего и любого из ныне живущих людей, а ещё шимпанзе, горилл, лемуров и…

И так далее. Обычная лекция от великого Профессора Юзеб. В свои тринадцать Джоан значительно больше интересовалась потрясающими черепами динозавров, чем крохотными зубками крысовидных существ вроде этого. Но, тем не менее, что-то отложилось у неё в памяти. И, в конце концов, из таких моментов сформировалась её жизнь.

– Понимаете, Бекс, это главный вопрос на конференции, – сказала Алиса. – Синтез. Мы хотим свести воедино наилучшее на сегодняшний день понимание того, как мы оказались здесь – мы, люди. Нам нужно рассказать об истории человечества. Потому что сейчас мы должны решить, как вести себя в будущем. Наша тема – глобализация сопереживания.

Это было правдой. Настоящая цель конференции, которая была известна лишь Джоан, Алисе и нескольким близким коллегам, состояла в поиске нового движения, распространении нового мышления, нового подхода, который реально смог бы предотвратить вызванную человеком волну массового вымирания.

Бекс пожала плечами.

– Думаете, кто-нибудь собирается слушать кучку учёных? Только без обид. Но в наше время вряд ли.

Джоан с трудом улыбнулась.

– Ладно, принимаю без обид. Но, так или иначе, мы попробуем. Кто-то должен это сделать.

– И во всей этой вашей фигне больше нет никакого смысла, понимаете? В вашей археологии.

Джоан нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

Бекс хлопнула ладонью себе по губам.

– Мне не следовало ничего говорить. Моя мама будет в ярости.

Её «марсианские» глаза горели.

Алиса вновь замкнулась в себе; она пристально разглядывала из иллюминатора бушующие пожарища на месте леса, раскинувшиеся на тысячу километров.

«Представь себе, что я бросила тебя вниз, сквозь слои отложений, к началу времён, – говорила Джоан её мать, – Всего лишь через сто тысяч лет ты бы потеряла этот красивый высокий лоб. Твои ноги прямоходящего существа пропали бы через три или четыре миллиона лет. Хвост бы снова отрос у тебя через двадцать пять миллионов лет. Через тридцать пять миллионов лет ты потеряла бы последние из своих особенностей человекообразных обезьян, вроде зубов; после этого ты была бы низшей обезьяной, детка. А потом ты продолжила бы уменьшаться. В глубинах времени, в сорока миллионах лет от современности ты бы выглядела чем-то вроде лемура. И, в конце концов…»

В конце концов, она превратилась бы в небольшое крысоподобное существо, прячущееся от динозавров.

Иногда ей разрешали спать на улице, в прохладном воздухе бэдлендов. Огромное небо Монтаны было усыпано звёздами. Млечный путь, гигантская спиральная галактика если смотреть сбоку, был похож на шоссе в ночи. Она лежала на спине, глядя вверх, и представляла себе, что состоящая из твёрдых пород Земля исчезла вместе со своим бременем окаменелостей и всего остального, и что она сама дрейфует в космосе. Интересно, спросила она себя, что, если бы этот крохотный зверёк пургаториус взглянул в это же небо? Ведь сколько проплыли звёзды по небу за эти шестьдесят пять миллионов лет? И сама галактика разве не повернулась, словно огромное колесо фейерверков в ночи?

Но сегодня вечером, подумала она, дым от вулкана затмит все звёзды.

Содержание

Начато: 23.02.2015 19:57
Окончено: 28.04.2015 23:37
Вычитано: 09.05.2015 18:44