Синее море, муть голубая

или

Заметки неудобного читателя

Условные обозначения:
Чёрным цветом дан текст книги В. Тена «Человек изначальный. Из пены морской»
Зелёным цветом дан текст комментариев П. Волкова

Стр. 116:

Глава III.
К ЧЕМУ СПОСОБНО ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ТЕЛО

С чего все началось?

Ирина сорок дней ничего не ела. Она невероятно похудела, но при этом – о чудо – волосы ее стали гораздо пышнее, чем раньше, и приобрели блеск, уже было потерянный к сорока годам. Это при том, что она за ними вообще не ухаживала все 40 дней «великого поста»! Навестив ее с букетом морковки (выходя из голодовки, Ирина употребляла в качестве еды морковный сок), я впервые задумался о противоестественности человеческих волос и о том, что это явление никак не вписывается в известную как дважды два концепцию происхождения человека от обезьяны.

Специалисты считают полную голодовку в течение 40 дней весьма сомнительным фактом. Тем более, что религиозные предписания при «Великом посте» касаются лишь выбора пищи (ограничение в видах пищи), но не полного воздержания от неё. Не исключено, что господин Тен привирает ради красного словца, и его знакомая всё же что-то ела. Но это лишь предположение.
Вообще же, господин Тен строит свою гипотезу антропогенеза на этом единственном примере. Ни обширной выборки фактов, ни анализа иных возможных причин наблюдаемого явления. Логика простейшая, и даже примитивная – единственное наблюдение расценивается как особенность, присущая всему человечеству.
При полном голодании (абсолютном, как говорят специалисты) в организме нарушаются процессы синтеза белка, в том числе коллагена, который входит в состав волос. И это неизбежно отражается на их состоянии.

Стр. 116:
Откуда у человека такой уникальный тип роста волос скальпа, которые растут непрерывно и могут достигать невероятной длины? От кого они нам достались – от обезьян? В таком случае почему в своих иллюстрированных талмудах антропологи изображают всех наших предков в шерсти и без волос, а потом вдруг исчезает шерсть, появляются длинные волосы?

Волосы в ископаемом состоянии сохраняются крайне редко – чаще всего в виде отпечатков в мелкозернистой породе, как у мелких зверьков из Месселя, например. Шерсть и волосы крупных животных сохраняются только при захоронении трупа в вечной мерзлоте, потому что в иных условиях быстрое захоронение трупа невозможно, и он обязательно становится жертвой падальщиков. Моль и жучки-кожееды легко расправятся с остатками волосяного покрова трупа. Поэтому многие характеристики волосяного покрова ископаемых млекопитающих на реконструкциях – это зачастую чистейший предмет догадок: окраска шерсти, наличие гривы, бород, волосяных кисточек и хохолков, прочих волосяных «украшений». Об этом следует помнить, когда рассматриваешь альбомы реконструкций древних млекопитающих вообще, а не только гоминид.
В случае с человеком и его шерстью/волосами всё ещё сложнее из-за особенностей волосяного покрова людей в наши дни. О характере волосяного покрова древних людей приходится догадываться по косвенным данным – например, по примерному времени дивергенции головной и платяной вшей, соответствующему времени начала ношения людьми одежды.
Есть и доля лукавства в словах Тена. Да, реконструкции одного и того же вида, сделанные в разные годы, могут значительно отличаться друг от друга, что может создать впечатление «разброда» во мнениях исследователей, если не иметь представления о времени создания работ и о господствовавших в это время воззрениях на место вида в родословной человека. Первые реконструкции древних людей, сделанные по неполным данным в XIX веке, могли быть неточными. На них даже близкий к нашему виду неандерталец часто изображается мохнатым и обезьяноподобным.

Неандерталец из книги Марселлена Буля «Ископаемый человек из Ля Шапелль-о-Сен» 1913 года издания – рисунок М. Буля и Франтишека Купки (Frantizek Kupka).

Причина такого облика неандертальца на рисунке объяснима: ошибки в реконструкции скелета привели Буля к выводу об излишнем «обезьяноподобии» неандертальца. По особенностям строения мозга Буль также поставил неандертальца между человеком и человекообразной обезьяной, причём ближе к обезьяне. Это представление (неверное) получило отражение в рисунке.
Шутки ради добавим сюда рисунок 1909 года Ф. Купки, также изображающий первобытных людей:

Современные данные, гораздо более полные по сравнению с таковыми на начало XX века (вплоть до отдельных данных по генетике), позволили уточнить место древних видов людей в ряду, ведущем от обезьян к людям, и в современных реконструкциях наблюдается определённое единодушие, хотя от старинных реконструкций они могут отличаться очень сильно, что мы и видим на примере неандертальца.
Кстати, а не напрягают ли господина Тена примерно такие же по масштабу расхождения в изображении перьевого покрова динозавров? Там примеры и покруче бывают – достаточно сравнить, к примеру, теризинозавра с реконструкций разных лет и разных авторов. Или в данном случае вся ненависть обрушивается на коварных анропологов-«симиалистов»?

Стр. 116-117:
В чем заключается эволюционная необходимость длинных волос для сухопутных существ, какими являлись антропоиды и гоминины? Почему наш организм так запрограммирован, что в условиях катастрофического дефицита питания жертвует всем, но спасает волосы, которые даже не защищают нас от холода? Внешние покровы зверей и птиц жизненно необходимы своим владельцам, но при этом голодовка сказывается прежде всего на них. Переходя на режим экономии, организм животного перестает тратить питательные вещества на шерсть и перо, которые блекнут и редеют. В случае с человеком картина прямо противоположная: чем меньше он ест, тем крепче его волосы.

В пользу последнего утверждения господин Тен приводит лишь одно наблюдение, но вот значительно большее количество наблюдений указывает на прямо противоположную ситуацию.
Всем известно такое заболевание, как анорексия – отказ от пищи или сильное урезание рациона. Фактически, это то же голодание, вне зависимости от причин, его вызвавших. Среди симптомов анорексии перечисляются резкое ухудшение состояния волос и ногтей – образований, построенных за счёт белка кератина. Кожа становится сухой, а волосы и ногти – ломкими (источник).
При анорексии организм женщины быстро избавляется от волос, они ослабляются и выпадают клочьями. Достаточно почитать истории из жизни анорексиков (например, здесь), чтобы увидеть это.
Что же касается блеска волос, то возможно, что знакомая господина Тена просто перестала следить за волосами, как делала это до голодовки, и они стали жирнее – вот и причина блеска.
Поэтому утверждение об «эволюционной запрограммированности» организма на сохранение волос можно отмести как несостоятельное – в этом плане человек ничем не отличается от других животных. Что касается длины волос, она может оказаться просто более поздним эволюционным приобретением. У африканских негров современности волосы жёсткие и хрупкие. Учитывая наибольшее генетическое разнообразие жителей Африки по сравнению с остальным человечеством, логично предположить, что именно такими изначально были волосы первых людей. А менее ломкие, и от того более длинные волосы – это более позднее эволюционное приобретение, возникшее, когда гоминиды уже превратились в наш собственный вид. Жизнь в культурном обществе, лишённая тягот, характерных для природной среды, способствовала длительному функционированию волосяных фолликулов, и как следствие – росту длинных волос. С точки зрения эволюции этот признак стал нейтральным (не за что цепляться волосами), и даже предпочтительным. Длинноволосые женщины сексуально привлекательнее – достаточно взглянуть на лауреаток премий в области взрослого кино и посчитать среди них коротко стриженых.

Стр. 117:
Из этого можно сделать лишь один вывод: в период антропогенеза волосы для наших предков были жизненно важны. Из этого вывода следует второй: преображение животных в человека имело место быть не в лесу и не в саванне, а там, где волосы не мешали, а были, наоборот, важным фактором выживания.

А вот здесь мне уже становится немного страшно. Нет, не от вещей, которые пишет господин Тен – читал я и более страшные вещи: например, описание процесса питания клопа-белостомы или жизненного цикла рачка саккулины. Здесь страшнее другое: человек (не специалист, замечу в очередной раз) делает далеко идущие выводы на основании всего лишь одного наблюдения, корректность которого также вызывает сомнения: в частности, была ли голодовка абсолютной и сколько она длилась. Я не исключаю, что его знакомая могла пойти на такой шаг, и последствия могли быть именно такими. Но в данном случае выводы делать ещё нельзя, потому что есть вероятность объяснения наблюдаемого явления иными причинами. Например, у неё могла быть такая наследственность, которая как-то помогает выдерживать голод с сохранением волос (читай: просто повезло). Чтобы исключить влияние подобных факторов, корректная выборка должна включать десятки наблюдений такого рода над людьми разного пола, возраста и расы. И только по итогам анализа данных по такой большой выборке можно (или нельзя) сделать вывод о том, что наблюдаемый эффект голодания – не единичные последствия удачного сочетания генов, а типичная тенденция для всего рода человеческого.

Стр. 117:
Начал вспоминать, что говорили о волосах на лекциях по палеоантропологии в университете и что мог прочесть в книгах и статьях антропологов. Ничего не говорили, не писали о волосах. А вопросы продолжали возникать.

Это не признаки всемирного заговора палеоантропологов. Просто в ископаемом состоянии волосы не сохраняются, поэтому с реконструкцией волосяного покрова возникают вопросы, о чём я говорил выше. Во многих случаях волосатость тех или иных гоминид на реконструкции является лишь предметом догадок и предположений – прямых доказательств нет чисто физически.

Стр. 117:
Спускаясь сверху вниз, мы натыкаемся на нос. Этот наш придаток разительно отличается от обезьяньего, превосходя по длине, а также тем, что ноздри направлены вниз, а не вперед и вверх. Если исходить из того, что человек эволюционировал в лесу или саванне, то подобный орган обоняния представляет собой, несомненно, порок развития. Наши предки были животными, которым нос был необходим, чтобы нюхать воздух, ловя ароматы возможной добычи и запахи хищников. Все обезьяны непрерывно делают это, просто поворачивая головы. Обезьяна, которой понадобилось бы для этого задирать голову, теряя обзор и подставляя для нападения беззащитную шею, никогда б не выжила в дикой природе.

Вся байда в том, что обезьяны и люди – животные-микросматики. Обоняние в жизни высших приматов занимает не самое видное место – вспомните, насколько богата цветовая палитра морд, седалищ и гениталий обезьян, рассчитанная на подачу визуальных сигналов, а не обонятельных. Роль обоняния, конечно, не сведена до нуля, но роль зрения всё же выше. Поэтому обезьянам (в т. ч. людям) выгоднее, чтобы здоровенный шнобель не вклинивался в поле стереоскопического зрения.
И опять же, мягкие ткани не сохраняются, поэтому форму носа ископаемых гоминид можно лишь предполагать на основании косвенных признаков.

Стр. 117:
Недостаток – это когда чего-то не хватает. В данном случае речь идет об анатомических пороках. Разве длинные волосы не являются таким же пороком? Долговласая обезьяна погибла бы, запутавшись в сучьях. Речь идет об антиадаптивных признаках. Возникают смутные сомнения в самой теории эволюции.

Не понимаю, откуда тут внезапно взялось слово «недостаток», но, раз уж Тен хочет поговорить об этом, можно и поговорить. Только для начала лучше определиться с его значением по словарям. Вот толкование слова «недостаток» по Толковому словарю Ожегова:
«НЕДОСТАТОК, -тка, м. 1. Изъян, несовершенство, неправильность в ком-чем-н. Выявить недостатки в работе. У каждого свои недостатки. Н. речи, слуха. Н. характера, Врожденный физический н. (аномалия). 2. обычно мн. Отсутствие средств для жизни, нужда (разг.). Постоянные недостатки. 3.кого-чего и в ком-чем. Неполное количество кого-чего-н., отсутствие нужного количества кого-чего-н. Н. материала, Н. кадров (в кадрах). * Нет недостатка в ком-чем – хватает кого-чего-н. В болтунах нет недостатка».
Вот значение слова в словаре Ушакова:
«недостаток, недостатка, муж.
1. Несовершенство, изъян; погрешность. Недостаток зрения. «Добродетелей у него гораздо больше, чем недостатков.» Чехов.
2. только ед. Неполное количество кого-чего-нибудь, нужда в ком-чем-нибудь. Недостаток средств. «В пастухах у нас здесь недостаток.» Крылов.
3. чаще мн. Бедность, нужда (разг.). «Жена любит пожаловаться на недостатки.» Чехов».
Для обсуждения нашего случая больше подходят значения «изъян, несовершенство, неправильность, погрешность», поскольку здесь для обсуждения важнее качественная сторона вопроса. Являются ли «неправильностью» длинные волосы у древесного существа?
Конечно, обезьяна с такими длинными волосами, о которых говорит Тен (до попы?), вполне может запутаться в ветках чисто технически. Тем не менее, у нас есть орангутан, целиком покрытый длинной шерстью. Не такой длинной, как волосы некоторых представительниц рода человеческого, но всё же роскошной. Она длиннее, чем у горилл и шимпанзе, и это при том, что орангутан проводит на порядок больше времени на деревьях, чем африканские антропоиды. Значит, не так уж и «неправильна» длинная шерсть у обезьяны.
Но орангутан – это лишь модель, приблизительное подобие наших предков. Его собственный эволюционный путь ещё больше, чем у шимпанзе, он раньше отделился от ствола гоминид, ведущего к людям. Прямых свидетельств длины волос на головах у разных видов ископаемых гоминид нет – нам остаётся лишь строить предположения. Будет ли длинная шевелюра преимуществом или недостатком, зависит от того, когда в процессе антропогенеза появились длинные волосы. Если этот признак появился уже после спуска на землю, то он стал вполне полезным, так как защищал голову от перегрева. В таком случае жизни на деревьях он не мешал просто потому, что на древесном этапе эволюции гоминид он отсутствовал чисто физически.

Стр. 117-118:
Физиологический порок: наш способ издавать звуки. В целях маскировки (потому что во рту гниют остатки пищи) все без исключения наземные животные используют вдыхаемую струю. Один только Homo sapiens (о безумец!) издает звуки на выдохе, и если даже у современных людей, пользующихся средствами гигиены, дыхание зачастую нечисто, то что можно сказать о диких наших предках? Волк и леопард могли почуять эти ароматы издалека, даже не слыша звуков.

А как тогда быть с животными, которые набирают воздух в воздушные пузыри и выдувают его, издавая звуки? Те же обезьяны-ревуны, например? Орангутаны и гиббоны тоже исполняют свои серенады на выдохе.
Кроме того, есть такая неувязочка одна. Когда тот же тигр или леопард охотится, он не ревёт. Он ревёт, когда надо заявить о своих правах на территорию, но, когда он нападает на жертву, он разевает рот молча. Когда леопард-людоед из Рудрапраяга крал очередного бедолагу, в комнате, полной спящих людей, никто из них не просыпался. Джеймс Корбетт интересно писал об этих людоедах и их повадках.
Далее, это ж какой степени галитоз (зловонный запах изо рта) должен быть, чтобы выкладка Тена была обоснованной? Должно вонять, как от сельского нужника с переполненной ямой! В реальности у человека такой разящий запах появляется при язвенно-гнойных заболеваниях во рту или гнилостных процессах в желудке или верхних отделах кишечника, а также при гнойных болезнях носоглотки. В ином случае он почти не ощутим на расстоянии. Те же бомжи воняют совсем не изо рта. Наконец, рот далеко не всегда открыт, поэтому хищники на запах из него и не ориентируются.

Стр. 118:
Губы – эти круто вывернутые наружу внутренние ткани – какова их роль в эволюции? Это еще один наш эксклюзив, о котором никто из знатоков теории антропогенеза ничего не может сказать правдоподобного. Уязвимость губ определяется тем, что это внутренняя ткань, слизистая, которая непонятно зачем выперлась наружу. Зачем человеку этот геморрой, это выпадение переднего прохода? Цивилизация приспособила губы для поцелуев и губной помады, но первобытные люди поцелуя не знают. Большая часть человечества не знала поцелуя до XVIII в.

Я не знаю, как вскармливался Тен после рождения – вполне возможно, ему вводили зонд и накачивали питательную жидкость прямо в желудок. Все прочие млекопитающие, кроме однопроходных, после рождения обхватывали мягкими эластичными губами материнский сосок и сосали молоко, которое у млекопитающих является пищей для детёныша на ранних стадиях развития. Так что их роль в эволюции очень велика: с появлением губ и сосков появилась возможность эффективнее выкармливать детёнышей, не ложась для их кормления на спину, как мама-утконосиха, и не пачкая молоком сумку, как мама-ехидна. Киты и сирены вообще ухитряются кормить детёнышей под водой.
Если говорить о губах человека, на любом медицинском сайте можно прочитать об особенностях их строения. Но лучше, думаю, процитировать «Большую Медицинскую Энциклопедию» (Главный редактор Б. В. Петровский, издание третье, онлайн версия). Вот отрывок из статьи про губы:
«Губы состоят из кожи, подкожной клетчатки, мышечного слоя и слизистой оболочки. Кожа Г. тонкая, содержит волосяные фолликулы и большое количество сальных желез. Около ротовой щели кожа переходит в красную кайму, или промежуточную часть (pars intermedia), где структура кожи меняется, приближаясь к структуре слизистой оболочки полости рта. […] Красная кайма постепенно переходит в слизистую оболочку Г.
Слизистая оболочка Г., покрытая многослойным плоским неороговевающим эпителием, имеет выраженный под слизистый слой, где заложены мелкие слюнные железы (glandulae labiales). Слизистая оболочка Г. переходит в слизистую оболочку щек и десны, образуя по средней линии преддверия полости рта складки — уздечки (frenulum) верхней и нижней Г.».
А те страшные вещи, которые Тен пишет о губах («этот геморрой, это выпадение переднего прохода») – о них тут и речи нет. Губы появились в процессе эволюции, и этот процесс явно длился миллионы лет – к сожалению, мягкие ткани крайне редко сохраняются, поэтому здесь можно строить лишь предположения. Если бы появление губ у гоминид было единовременным крупномасштабным явлением на фоне остальных млекопитающих – тогда, да, можно было бы подумать, что это какая-то патология, приносящая ощутимый вред носителю этого явления, примерно как выпадение матки или прямой кишки. Но это общий признак подавляющего большинства млекопитающих, а не патология – стало быть, все возможные проблемы обладателей губ уже решены естественным отбором до появления приматов. На это в распоряжении млекопитающих и их предков был весь мезозой, и возможно, что часть палеозоя.

Стр. 118:
Жвачные животные тоже имеют губы, но это совсем другое: трудовые мозоли, более плотные по структуре, чем даже кожа. Один только человек имеет мягкие губы, цитологически определяемые как внутренняя ткань. Потрогайте языком: между слизистой рта и губами нет никакой границы. А вот у коровы есть.

Но ведь и мы – не жвачные! Наши с коровами эволюционные пути разошлись даже раньше конца мелового периода. Поэтому неудивительно, что за время независимой эволюции мы и коровы приобрели разные признаки строения скелета и мягких тканей, и ведём разный образ жизни.
Далее, строением тканей занимается не цитология, а гистология. Это косяк Тена – опять же, вспомним, как придирчиво он выискивает ошибки в книгах своих оппонентов. И что это за термин «внутренняя ткань»? Можно ли пояснить, что имеется в виду?
Наконец, если всё же потрогать языком собственные губы, можно почувствовать переход между кожей лица, красной каймой и слизистой оболочкой рта. Если у коровы он выражен явственнее, это ещё не означает, что у человека его нет.

Стр. 118:
Далее нас начинает мучить щитовидная железа. Среди людей, живущих на континенте, эндемический зоб – чрезвычайно распространенная вещь. Полтора миллиарда имеют предзобное состояние, 200 миллионов страдают этим заболеванием, которое часто переходит в рак. Нам всем не хватает йода. На Земле 5 млн идиотов, рожденных таковыми вследствие йододефицита. Йодное голодание – еще один наш физиологический эксклюзив, ни одно животное не знает такой проблемы. Кто кормил йодом наших предков, чтобы они смогли обрести разум?

Прежде, чем нести такую чушь, нужно хотя бы материал по теме посмотреть. Тот же Интернет по запросу «йододефицит у животных» выдаёт кучу источников. Возможно, на диких животных этот вопрос недостаточно изучен, но у домашних животных эндемический зоб встречается часто, и этому вопросу посвящены специальные разделы учебников по ветеринарии. И известны и местности, где он наблюдается (потому он и назван эндемическим, что характерен для определённых областей), и факторы, вызывающие его, и методы лечения. Навскидку ссылки: раз, два, три, четыре, пять.
Думаю, этого хватит, чтобы понять, что данное состояние – вовсе не «наш физиологический эксклюзив». «Врождённые идиоты» – это, наверное, младенцы с кретинизмом (умственно дефектные из-за дефицита гормонов щитовидной железы – гипотиреоза), который имеет множество причин, хотя среди них есть и перенесённый беременной матерью эндемический зоб. По поводу 5 миллионов идиотов меня так и тянет злобно пошутить по поводу ещё одной кандидатуры на ношение этого не самого почётного ярлыка.

Стр. 118:
Впрочем, все это мелочи. Забудьте, хотя каждой из них в отдельности было бы достаточно для запуска эволюцией программы выбраковки.

Вы забыли неспособность синтезировать витамин С: ген фермента, нужного для синтеза витамина С (аскорбиновой кислоты) из глюкозы, у человека и обезьян не работает, увы. При недостатке витамина нас ждёт цинга, сильно прореживающая зубной ряд, что вряд ли благоприятствует выживанию. Но в условиях обилия этого витамина в пище такой признак стал нейтральным, поэтому не подвергся выбраковке.

Стр. 118-119:
Далеко не мелочью является наша уникальная среди животных потливость. Мы привыкли считать себя самыми чистыми существами на Земле, а это не так. Абсолютно все животные, включая фольклорную свинью, гораздо чище нас. На планете нет другого существа, к которому столь охотно липла бы грязь и болезнетворные микроорганизмы. Даже в состоянии полного температурного комфорта нормальный человек выделяет пот. Наделив наших предков такой системой терморегуляции, природа как бы выкрасила их светящейся краской и выставила среди диких зверей, не дав для обороны ни клыков, ни когтей. Свою собаку, боксера, я не мою месяцами – и она ничем не воняет. Позволить себе не мыться хотя бы неделю я не могу. Липкий пот приклеивает к телу молекулы грязи и источает резкий запах.

Мы привыкли жить в плену стереотипов. У нас заяц труслив (а он способен ударить нападающего беркута лапами), гиена – гнусный падальщик (80% её рациона – это её добыча как хищника), а добрый ёжик запасает на зиму яблоки (это почти полностью плотоядный зверь). Поэтому наше мнение о собственной чистоте – это, естественно, миф. Любая собака подтвердит. У нас просто обоняние слабое, как у всех обезьян.
И то, что к нам охотно липнут грязь и микробы – тоже стереотип. Не больше, чем мы можем позволить себе победить с помощью иммунной системы организма – в противном случае такая странная и несовершенная кожа отсеялась бы естественным отбором, и наш вид вымер бы очень давно.
А ещё пот способствует выделению лишних солей из организма – он же очень солёный, оставляет белые разводы соли на одежде. И ещё вспомните, как меняется пот при разных болезнях – это мощная выделительная система! А для многих бактерий пот – неблагоприятная среда из-за всё тех же солей и кислой реакции. Они размножаются при влажности, но гибнут от излияний кислого солевого раствора. На поверхности кожи человека имеется молочная кислота, которая является антибактериальным веществом. Наконец, пот – мощный носитель феромонов. Запахи некоторых людей мы находим весьма привлекательными, и этот момент является мощной составляющей личной привязанности, известной как любовь.
А собаку надо мыть не от пота, а от грязи, из соображений гигиены.

Стр. 119-120:
Было бы терпимо, если б мы платили такой монетой за благо пользоваться надежной и удобной системой терморегуляции. Отнюдь! О качестве такой системы терморегуляции, как потоотделение, говорят следующие факты. От холода она нас не защищает вообще. Когда нам жарко, уже через полчаса нас начинает изводить не столько жара, сколько наш собственный пот. Спрашивается: зачем эволюция удалила с обезьян шерсть, делая человека, если даже в тропиках холодно по ночам? Возникает вопрос: а имели ли предки человека когда-либо шерсть? Если не имели, то это были не обезьяны, потому что видов голых обезьян в природе нет.

Чисто с точки зрения физики испарение влаги исключительно охлаждает тело, с которого она испаряется, и согреть не может. Поэтому претензию Тена о том, что «От холода она нас не защищает вообще», можно не принимать. Если бы человек эволюционировал в Антарктиде – тогда, да, были бы другие потребности и иные системы терморегуляции. А тут Африка, сухие и жаркие саванны.
Пот нас изводит под одеждой. Без одежды люди ходят и не жалуются – спросите любого папуаса.
И нас деликатно подводят к мысли о том, что нашими предками были какие-то не-обезьяны… И это при том, что волос у нас не меньше, чем у шимпанзе – только у нас они короче и тоньше.

Стр. 120:
Однако и такой порок, как безудержная потливость, ничто в сравнении с недостаточностью нашей костной основы, той подвески, к которой крепятся внутренние органы. Подсчитано, что дефицит ее прочности в условиях земной тяжести составляет примерно 40%.

Вот здесь, конечно, хотелось бы ссылки на первоисточники. Без их изучения говорить о «дефиците прочности» скелета человека довольно сложно. Но Тен их не приводит, хотя в обсуждении той же книги Дробышевского ссылки давались вполне исправно. Поэтому обсудить эту проблему в подробностях не представляется возможным.
Однако попробуем рассмотреть этот вопрос с точки зрения биологии. Естественный отбор, действующий на любой вид живых существ, от бактерии до синего кита, формирует вид постепенно, и в процессе формирования устраняет из популяции мешающие выживанию признаки вместе с их носителями. Вид формируется постепенно, и вряд ли такой признак, как недостаточно прочные кости, смог бы закрепиться в популяции в процессе эволюции, поскольку отбор на прочность костей у наземных животных происходит постоянно – они ходят и бегают. А у приматов этот отбор ещё более жёсткий – они вдобавок по деревьям лазают.
Однако, повторюсь, господин Тен не подтверждает свои слова ни одним первоисточником. А верить ему лично я поостерегусь из-за множества ошибок, которые он допускает в своих рассуждениях.

Стр. 120:
Большинство неспецифических заболеваний, начиная со среднего возраста, провоцируются хондрозами, включая сердечные заболевания. Достаточно сравнить скелет человека и скелет любого наземного животного, имеющего примерно такую же массу (большой волк, небольшой медведь, шимпанзе, крупный козел, орангутан и др.), чтобы убедиться в том, что мы устроены гораздо субтильней. Особенно это касается устройства позвонков, которые очень хрупки из-за невероятно большого (для земных животных) калибра внутреннего отверстия. Этот 40%-ый дефицит прочности является основным аргументом сторонников гипотезы о внеземной природе человека. Думаю, что прежде чем вперять свои взоры в сторону Сириуса или туманности Андромеды, следует поискать на собственной планете среду, в которой могло появиться существо с неземным костяком. Например, воду.

Вооооот, наконец-то мы дошли до мякотки. Сначала Тен зубоскалит (на стр. 111-112 своей книги) в отношении антропологов, которые пишут о регрессе, а затем сам же пишет о том же самом – о медицинских проблемах, которые вызываются специфическими особенностями строения тела человека. Но мы продолжаем.
Во-первых, не просто «хондроз», а остеохондроз. «Большая Медицинская энциклопедия» не содержит такого понятия, как «хондроз», хотя рассказывает и о более частных вещах.
Во-вторых, остеохондрозами страдают куча млекопитающих, и даже птицы (куры). Даже у ископаемых млекопитающих отмечены следы заболеваний костей.
В-третьих, остеохондроз может быть в любой кости и хряще даже вне суставов, например, остеохондроз пятки.
О мнимом дефиците массы скелета человека мы поговорим далее, когда будем разбирать написанное господином Теном на стр. 179-180. Сейчас же стоит отметить, что никаких источников своих данных господин Тен привести не соизволил, поэтому даже проверить корректность использования информации из них невозможно. Но это типично для большинства его утверждений.

Стр. 120:

Проблема природы человека

Проблема происхождения человека неразрешима без четкого представления о том, кого мы, собственно, ищем. Приступать к решению данного вопроса следует, сводя объем понятия к чистой биологии, к натуре, как непосредственно явленной природе, временно оставляя культуру и разум за скобками. Необходимо абстрагироваться от спекулятивных, выходящих за пределы природы определений типа «человек – это социальное животное».

Хорошо, давайте подумаем. На растение человек не похож, да и хлорофиллом как-то бедноват. На гриб тоже «не тянет»: тело состоит из полноценных тканей, а не из переплетённых нитей мицелия. Это не простейшее и не бактерия – наши размеры откровенно макроскопические, так что на одноклеточное строение можно даже не замахиваться. Наконец, человек – это не вирус: с клеточным-то строением! Остаётся лишь признать, что человек – это такое животное. Социальное ли? Вне всяких сомнений, поскольку человек в высшей степени нуждается в обществе себе подобных для становления в качестве полноценной личности.

Стр. 120:
Тут сразу вползает идеология: марксистская концепция «биосоциальной природы человека». Советские философы использовали ее, чтобы отделить человека от животных, у которых якобы чисто биологическая природа, а у человека, мол, есть социум.

А вот тут сам Тен врёт, именно отделяя биологическое от социального в последней фразе. Когда мы говорим о биосоциальной природе человека, мы говорим о том, что у человека есть именно оба начала – биологическое и социальное. Биологическое определяет строение тела и базовые характеристики личности вроде темперамента, каких-то особенностей психики и восприятия, а также способности имитировать и усваивать модели поведения окружающих, а уж социум уже строит на этой основе человеческую личность, способную обитать в среде, которую человеческое общество создаёт для себя. То есть, это понятие характеризует человека с разных сторон: с одной стороны как организм со всеми его функциями и наследственно обусловленными качествами, а с другой – как сформировавшегося на данной биологической основе члена сообщества себе подобных, способного полноценно взаимодействовать с другими людьми.

Стр. 120:
Во второй половине XX в. начала развиваться новая наука о поведении животных – этология. Корневое родство слов «этика» и «этология» говорит о том, что это наука социоморалецентричная. Ее мейнстримом является изучение этических основ поведения животных.

Этика – от греческого «этос» – нрав, обычай.
Этология – от греческого «этос» – характер, «логия» – изучение.
«Корневое сходство», к сожалению, не говорит ни о чём. Нужно смотреть на предмет, которым занимается каждая из этих наук. Слова, даже в иностранных языках, могу иметь и несколько значений и смысловых оттенков, поэтому внешнее сходство – ещё не повод для построения далеко идущих выводов.
В настоящее время значение слова можно посмотреть по словарю, буквально не сходя с места. Вот определения термина «этология», взятые из нескольких словарей (ссылка):
Большая психологическая энциклопедия:
«(от греч. ethos – привычка, характер, нрав, манера вести себя и logos – учение) – научная дисциплина, изучающая поведение животных с общебиологических позиций и исследующая четыре его основных аспекта:
1) механизмы;
2) биологические функции;
3) онтогенез и
4) эволюцию.
В центре внимания Э. видоспецифичное (характерное для данного вида животного) поведение в естественных условиях обитания».
***
Экологический словарь:
«(от греч. ethos – характер, нрав и ...логия), биологическая наука о поведении животных».
***
Новый словарь иностранных слов:
«(гр. ethos характер, нрав + ...логия) одно из направлений в изучении поведения животных, занимающееся гл. обр. генетически обусловленными (наследствеными) компонентами поведения и эволюцией поведения.»
***
Толковый словарь Ожегова:
«Наука о поведении животных в естественных условиях.»
***
Биологический энциклопедический словарь:
«(от греч. ethos — характер, нрав и ... логия), наука о биол. основах поведения животных; занимается гл. обр. анализом генетически обусловленных (инстинктивных) компонентов поведения и проблемами их эволюции».
***
И самое интересное, я думаю. Философский словарь Андре Конта-Спонвиля:
«Объективное изучение нравов и поведения как людей, так и животных, не включающее никаких нормативных понятий. Именно последним этология отличается от этики, так же как объективность биологии (для которой жизнь есть факт, а не ценность) отличает ее от медицины (полагающей жизнь и здоровье нормой). Можно сказать и так: этология есть наука, или то, что стремится стать наукой, тогда как этика скорее искусство – искусство жить как можно лучше» (источник).
Думаю, дальше можно не продолжать? Как там насчёт «этических основ поведения животных»?

Стр. 120-121:
Этологи перевернули концепцию «биосоциальной природы человека» наоборот. Они ее использовали для доказательства, что человек ничем не отличается от животных. Они взяли именно моменты социального поведения и сказали: все, как у муравьев. Или как у волков. Или как у собак. Или как у львов. Все есть у животных: социум, иерархия, взаимопомощь, совместная охота, семья, стратегии и тактики обмана, политика, театр, заговоры, интриги, временные союзы и т.д. Получается, что одно и то же определение можно использовать как для отделения человека от животных, так и для доказательства тожественности. Это означает, что это пустышка, а не определение. В 80-е годы даже советские философы выбросили тезис «человек имеет биосоциальную природу», как лопнувший шарик. Подробно вся эта история излагается в моей книге «Археология человека» (Тен, 2011, с. 49-58).

Не знаю, насколько современны источники, которыми пользовался Тен, но понятие «биосоциальная природа человека» сейчас вполне в ходу. В социологии используется, и даже в школьном курсе по обществознанию оно есть.
Далее, человека от животных никто не отделял, кроме наиболее активных и голосистых сторонников авраамических религий. Чисто биологически человек представляет собой вид животных класса млекопитающих, отряда приматов, семейства гоминид. С представителями остальных царств природы его не спутаешь.
А признак, позволяющий показать особое место человека среди остальных животных, скрыт в самом этом термине – это именно «социальное» как надстройка над биологическим. То есть, человека делают человеком не только гены и инстинкты, но и социум, определяющий его поведение и поступки, формирующий отличную от природной среду, в которой обитает человек. Поведение животных может быть очень похоже на поведение человека внешне, например:
Скотоводство, рабовладение, коллективный труд – муравьи;
Украшение построек – птицы шалашники;
Помощь раненому сородичу – дельфины;
И т. д., и т. п.
Но возникает вопрос: чем именно определяется такое поведение? У животных это – главным образом часть инстинктивной программы, жёстко закреплённой, сцепленной с иными формами поведения, передающейся по наследству и действующей автоматически. Это, разумеется, не исключает наличия у животных в том или ином количестве форм поведения, передаваемых через обучение. Особенно значительно количество таких форм поведения у приматов, действительно проявляющих такие сложные формы поведения, как стратегии и тактики обмана, политика, заговоры, интриги и временные союзы (да, специально взял у Тена). Эти формы поведения объединяет необходимость восприятия иной особи в социуме как отдельной личности, не похожей на других, и построение своего поведения в соответствии с этим восприятием для достижения желаемого результата.
Однако доля приобретённого поведения достигает наивысшего своего значения у человека, который обитает не только и не столько в природной среде, сколько в культурной, созданной и поддерживаемой им самим.
Теперь о характеристике этого термина господином Теном. Мне самому приходилось встречать вещи, которые можно использовать для доказательства двух прямо противоположных точек зрения. Это, в частности, книга М. Кремо и Р. Томпсона «Запретная археология», содержанием которой представители «альтернативной науки» пользовались для доказательства как многомиллионолетнего возраста человечества, так и библейской хронологии (укладывающейся в несколько тысяч лет). Но вот термин «биосоциальная природа человека» к их числу не относится, поскольку описывает вполне объективное свойство человека.

Стр. 121:
Никак не ожидал встретить лопнувший шарик советской идеологии в книге прогрессивного антрополога наших дней, да еще в таком безграмотном виде! С. Дробышевский строит свою книгу концептуально на идее «биосоциальной сущности человека»!
Сущность в принципе не может быть дуальна, это противоречит понятию «сущность».

Полистаем словарь?
Вот толкование слова «сущность» в словаре Ожегова:
«1. В философии: внутреннее содержание предмета, обнаруживающееся во внешних формах его существования. С. и явление.
2. То же, что суть 1. Вникнуть в с. вопроса».
А вот уже более специализированное издание: «Философия: Энциклопедический словарь». – М.: Гардарики. Под редакцией А.А. Ивина. 2004:
«СУЩНОСТЬ – совокупность таких свойств предмета, без которых он неспособен существовать и которые определяют все остальные его свойства».
В данных определениях нет обязательного условия «отсутствие дуальности». А во втором источнике прямо говорится о том, что это «совокупность» свойств предмета, что предполагает возможность охарактеризовать разные качества объекта. Таким образом, Тен либо неправильно толкует понятие, и на основании этого делает ошибочные выводы, либо сознательно искажает понятие в каких-то своих целях.

Стр. 121:
Слышавший звон Дробышевский, видимо, не знает, что неправ, даже если бы писал грамотно. Формула, ныне отвергнутая всеми мыслящими людьми, звучала так: «Природа человека биосоциальна, сущность социальна». Интересно, наш самый умный автор знает, что придуманная советскими философами концепция «биосоциальной природы» ими же похоронена уже к 80-м годам за «несостоятельный дуализм социального и биологического», признана логически нелепой и не имеющей практического применения?

А можно ли разъяснить причины отказа от этой формулировки поподробнее, без голословных обвинений, а лучше всего – с указанием конкретных источников? И поменьше агрессивных выпадов в адрес оппонентов – в противном случае вы, господин Тен, даёте им повод относиться к вам ровно так же. Ну, конечно, если они опустятся до вашего уровня культуры ведения дискуссий.

Стр. 121:
Почему дуализм «биосоциальной природы» не применим практически, я объяснил выше: это понятие не дает оснований для отделения человека от животных. Куры, волки, бараны – тоже биосоциальные существа. Голое биосоциальное существо с противопоставлением большого пальца – это все тот же ощипанный петух Диогена.

А у нас должны быть какие-то основания вообще отделать человека от животных? Человек является существом земного происхождения – биологическим видом, возникшим в процессе эволюции. Верно? «По-моему, так» © Вини-Пух. От кого бы ни происходил человек – от обезьян (по мнению злых «симиалистов»), или от неких дельфиноидов/дельфинид/акродельфид господина Тена – он будет представителем царства животных, и будет демонстрировать общие с остальными видами животных (и вообще живых существ) признаки в строении, физиологии, биохимии и способе кодирования наследственной информации.
Куры, волки и бараны, в отличие от человека, не построили собственную среду, в которой они обитают, то есть, социум, общество. Причём строиться это общество должно на основе разума, а не слепого инстинкта, как у насекомых, например. Из-за отсутствия этой среды, сформированной перечисленными видами для обеспечения собственного существования, их нельзя считать биосоциальными. Здесь налицо фактическая ошибка в рассуждениях господина Тена.

Стр. 121-122:
Почему данное понятие несостоятельно логически, объясню на двух пальцах. Каждый человек является мужчиной или женщиной. Но мы не можем на этом основании говорить, что «человек – это мужеженщина», и ставить знак равенства между этими понятиями. «Биосоциальная природа», а тем более «биосоциальная сущность» – это дохлая философская химера, что давно понятно любому дураку даже с современным полудохлым высшим образованием. Никак не ожидал встретить такого, которому это до сих пор непонятно.

Сознательно или случайно, но Тен допускает логическую ошибку: в его рассуждениях происходит сравнение по иному критерию. Этот приём называется «соломенное чучело»: подменить истинное утверждение похожим на него ложным, мастерски расправиться с подменным утверждением, и сделать нужный вывод уже в отношении исходного утверждения.

Стр. 122:
Не будем безграмотно философствовать, как Дробышевский. Начнем с чисто биологического, натуралистического подхода.
Честный подход – это простой вопрос, простой ответ, это возврат к самой натуре без всякой идеологии. Мы не будем примешивать социум к телу подобно тому, как нечестные пекари примешивают улучшитель к тесту. Вначале надо решить вопрос о природе человеческой телесности, как возник наш морфокомплекс, а потом уже все остальное.
В самом простом виде вопрос стоит так: к какому ландшафту изначально приспособлено тело человека, в каких природных условиях сформировался его морфокомплекс? В настоящее время человек обитает во всех ландшафтах, но что представлял собой наш первобытный вертеп?

По поводу изначального ландшафта, в котором формировался человек, нам уже любезно ответил В. Р. Дольник в книге «Непослушное дитя биосферы», которая есть в списке литературы, использованной Теном. Вот, что пишет Дольник (глава 1):
«Исходная среда человека – всхолмленные берега озер и рек в саванне. И для нас до сих пор самый приятный ландшафт – слабовсхолмленный, где деревья и кустарники чередуются с открытыми пространствами, а вблизи есть река или озеро. Заметьте, что люди безжалостно вырубают леса вокруг поселений в лесной зоне, но упорно сажают деревья вокруг поселений в степи.
Этот пейзаж всякому по душе. Идеальный окультуренный нами ландшафт в сущности своей воспроизводит облик древней родины».
Если бы Тен подходил к решению вопроса об изначальном ландшафте честно, он бы обратил внимание на эту выдержку из Дольника и каким-то образом отреагировал бы на неё. Однако же либо он не читал книгу и просто вписал её в свой список использованной литературы «для веса», либо решил умолчать об этом моменте, чтоб не портить стройность собственных рассуждений.

Пропустим ещё пару страниц анализируемой книги господина Тена, где кратко описывается история философских исканий в отношении природы человека – к биологии они не имеют никакого отношения. Вкратце охарактеризуем их так: «нам нравится мнить себя потомками богов, потому что мысль о вполне земном происхождении от обезьяны нам не нравится, вот и придумываем всякие сказки, лишь бы не глядеть правде в глаза».

Стр. 124:
«Универсальный человек» Спинозы – вот истинно новое знание, представляющее собой диалектическое снятие всех предшествующих попыток познать природу человека. В нем гармонично слито все: знание натурфилософское и теолого-антропологическое. Не будучи изначально предназначено для практического применения, оно оказалось приложимо к самому элементарному и одновременно к самому высокому, что есть в человеке: от подъема стопы до полета мысли, что является практическим свидетельством его истинности. На мой взгляд, это и есть основополагающая научная аксиома, с которой следует начинать строительство научной теории происхождения человека.

Не происходит ли в этом восторженном спиче подмены понятий? Для биолога понять природу человека – это означает установить его родственные связи в живой природе, определить ископаемых предков и ближайших родственников в царстве животных, выявить признаки сходства с родственными видами и собственные видовые признаки человека. Помимо этого биолог старается собрать воедино свидетельства из области палеонтологии, которые помогают определить местонахождение прародины человечества, исходный ландшафт, в котором формировался человек как вид, экологические отличия нашего вида от родственных симпатричных видов, а также изменение во времени положения наших предков в экосистемах – от добычи местных хищников до доминирующего суперхищника, охотника на представителей мегафауны. Собственно, этим они и занимаются, по крупицам реконструируя облик и образ жизни наших предков, чтобы понять, кто мы такие, и какова наша роль как вида в биосфере Земли.
Добавлю также, что всё, сказанное после «на мой взгляд», по определению является субъективным мнением автора, который сам является человеком и, как уже пришлось убедиться бессчётное число раз, способен ошибаться, причём очень сильно. Где гарантия, что излагаемые далее ысли будут лишены ошибок? Я такую гарантию давать бы не стал.

Стр. 124:
Универсальность человеческой природы имеет эмпирические подтверждения. В данном случае теория прекрасно согласуется с эмпирией. Тело человека, о недостатках и пороках которого так много говорили, на самом деле прекрасно приспособлено к жизни на планете Земля именно в силу своей недостаточности. Читай: недостаточной специализации к жизни в определенной среде.

Посмотрим на это с другой стороны: это не «недостаточная специализация», а отсутствие узкой специализации, позволяющее в небольшой степени использовать самые разные среды для жизни и их ресурсы. Человек не является узким специалистом по (сверх)эффективному использованию какой-то определённой среды обитания (единственной, или же очень узкого спектра таковых), но зато он может в равной степени успешно использовать ресурсы сразу многих сред, «снимая сливки» в самых разных типах местообитаний. Вспомним для сравнения чёрно-жёлтую гавайскую цветочницу «оо», которая вымерла после вымирания кормовых деревьев, и её родственницу и соседку красно-чёрную «ииви», сумевшую освоить новый источник питания и существующую на Гавайских островах в настоящее время.
Что же касается прекрасной приспособленности к жизни именно на планете Земля, то вымершая птичка «оо» не уступала в этом ныне здравствующему человеку: её вполне устраивали газовый состав атмосферы, гравитация, температура и влажность воздуха, существующие в настоящее время. Те, кого это не устраивало, уже благополучно вымерли – это естественное положение дел.

Стр. 124:
Мы не можем соперничать с морскими животными в скорости и дальности плавания, но ни одно из наземных животных не способно плавать и нырять, как человек. Мировой рекорд по нырянию в глубину – 157 метров, в скорости плавания – 8,64 км/час (Кавардин, 2002, с. 18). Даже лучшие пловцы из числа наземных животных (например, медведь) не способны продемонстрировать сравнимые результаты.

Я вам больше скажу: ни одно морское животное не сравнится с человеком в умении лазать по деревьям – разве что рак пальмовый вор, и то на уровне любителя. Приведённые цифры мировых рекордов в плавании и нырянии – это некоторое лукавство: они заведомо превосходят средние для вида результаты из-за очень долгих и трудных тренировок отдельно взятых представителей нашего вида, поэтому не могут считаться общими видовыми признаками. И если в глубине ныряния наземные животные вряд ли превзойдут человека, то по дальности и скорости плавания вполне могут посоперничать с ним – скорость белого медведя в воде достигает 20 км/ч, а слоны могут устраивать заплывы на 48 километров за 6 часов.

Стр. 124:
Нырять глубоко наземные животные вообще не способны, потому что вода проникает им в дыхала. Человек не имеет такого недостатка (это, конечно же, не случайно) и может соревноваться в способности нырять даже с теми, для кого ныряние – это образ жизни.

Серьёзно? Разве человек ныряет на несколько километров и задерживает дыхание на час с лишним, как кашалоты и клюворылы? На какое время человек может задержать дыхание? На несколько минут от силы. И, да, следует помнить, что умение плавать у нас не врождённое, а приобретённое – это не видовой признак, а результат обучения.
Теперь немного о терминологии. Словом «дыхало» обозначаются исключительно ноздри китообразных, а у наземных животных эти отверстия обозначаются словом «ноздри». Тен любит поучать оппонентов, но вот сам в использовании терминологии крайне неаккуратен.
Наконец, вода исправно попадает в нос человеку при нырянии, поэтому ныряльщики зажимают носы специальными приспособлениями.

Стр. 125:
Мы не можем соревноваться в беге с большинством наземных животных одного размера с нами, но ни одно морское животное не может передвигаться по земле с такой скоростью, как человек.

Морской леопард вполне способен посоревноваться с человеком в гонках по заснеженной антарктической местности. По некоторым данным, изредка преуспевает. Однако единственный достоверный случай смерти человека от этого зверя всё же произошёл в воде.

Стр. 125:
Мы не можем прыгать по деревьям, как обезьяны, но мало какие наземные животные могут поспорить с нами в способности быстро забраться на дерево; о морских не приходится и говорить. Люди спасаются на деревьях даже от таких верхолазов, как леопарды и медведи.

Медведь вполне способен посоревноваться с человеком в искусстве древолазания. А сама способность взбираться на деревья лишний раз указывает на нашу наземную природу, а не водную.

Стр. 125:
Наши ноги с бесполезными на первый взгляд пальцами, короткими, но крепкими, ширококостными – прекрасный инструмент для лазанья по скалам. Здесь мы не можем соревноваться с пресмыкающимися, но с кем угодно другим – пожалуйста.

Даманы, пищухи и сурки, а в особенности горные козлы и бараны (нашей весовой категории) с удовольствием посмотрят на наши попытки посоревноваться с ними. Кроме того, для лазания по скалам наши ноги плохи: ось нагрузки весом тела проходит по голеностопу слишком далеко от пальцев и перпендикулярно им, увы. И когтей/острых копыт для цепляния нет. Так что без удобных выступов или выемок в скале никак нам не проявить себя в искусстве скалолазания.

Стр. 125:
Мы не способны прыгнуть на земле так далеко, как кенгуру, но, вне всякого сомнения, сделаем это лучше обезьян и многих других видов.

Только если нашим соперником в прыжках будет шимпанзе, я бы не стал ставить на человека – шимпанзе при меньших, чем у человека, размерах обладает огромной физической силой.

Стр. 125:
Мы не способны рыть быстро, как норные животные, но в случае необходимости окопаемся с помощью одних только рук. При этом мы опередим не только всех морских животных, но и большинство наземных. Если мы используем минимальные приспособления, то опередим в этой работе даже многих норных животных.

Если этим «минимальным приспособлением» будет экскаватор, мы превзойдём даже самого бешеного крота за шесть секунд. Но мне бы очень хотелось посмотреть, как человек будет рыть своими от природы данными ногтями асфальт, который броненосец пробивает своими когтями за считанные минуты. Вообще же, использование приспособлений – это читерство, лукавство, использование того, что не дано человеку от природы. Так ведь можно договориться до того, чтобы предложить человеку понырять с аквалангом, или вовсе в батискафе, соревнуясь в глубине и времени ныряния дельфинами и китами. Так что – только природное, только хардкор!
Кстати, птицы – тоже животные. Среди них есть и морские. И некоторые пингвины вместе с буревестниками и тупиками, будучи морскими по образу жизни, вполне способны посоревноваться с нами в искусстве рытья земли: они живут в норах.

Стр. 125:
Мы не можем переносить тяжести так долго и успешно, как муравьи, но, кроме них, нам нет равных в способности строить убежища из самых разных материалов.

А в этом примере показана уже не универсальность человека, а элементарные законы физики. Размерные категории у нас и насекомых не те, поэтому соревноваться с муравьём на равных человек не может. А вот человек размером с муравья или муравей размером с человека вполне могли бы посоревноваться. В данном случае размер имеет значение. Та же собака легко несёт на себе груз, равный собственному весу. Лошадь с трудом несёт груз, равный половине собственного веса. А относительная грузоподъёмность слона и того меньше, хотя в абсолютных цифрах один слон, конечно же, унесёт больше груза, чем одна собака или лошадь.
Что же до строительных навыков, стоит помнить, что муравьёв не один вид, а множество, и каждый из них использует собственную технологию строительства гнезда. Тут человек выглядит универсальнее муравья, но наша универсальность – приобретённая черта поведения, а не врождённый навык. То есть, природа строительного навыка у нас и у насекомых разная.

Стр. 125:
Человек – он одновременно и амфибия, и ящерица, и обезьяна, и кенгуру, и крот, и волк, и муравей, и все-все-все. Другого столь универсального существа в природе не существует.

Описание всех этих достижений человека лишний раз говорит о том, что в любой из сред, куда он только ни вторгается, он оказывается неспециалистом, и добивается ощутимого успеха только за счёт искусственных приспособлений или длительных тренировок, компенсирующих отсутствие передающихся по наследству форм поведения и особенностей анатомии.

Стр. 125:
Ни одно другое животное не имеет таких универсальных конечностей, какие имеет человек; конечностей, которые удваивают нашу природную универсальность, позволяя использовать любые приспособления. Для простейшего использования таких приспособлений, как палка, камень, веревка, не требуется разума.

Именно что требуется разум, хотя бы в зачаточном состоянии. Поэтому грызун вроде сурка совершенно не может использовать простейшие инструменты, хотя обладает универсальной пятипалой конечностью, столь восхваляемой Теном. А вот обезьяна капуцин той же весовой категории, что и сурок, может работать камнями, причём весьма успешно. А уж для того, чтобы использовать верёвку, её надо, как минимум, сплести из обработанных волокон. Нечто подобное, конечно, делают ткачики и птичка-портной (помните Дарзи из «Рикки-Тикки-Тави»?), но ими руководит инстинкт, и кроме как для постройки гнёзд они не используют волокна в повседневной жизни.

Стр. 126:
При этом возможности освоения среды обитания возрастают кратно.

Но следует помнить, что при пользовании только теми приспособлениями, которые есть у человека от природы, это освоение будет крайне поверхностным, неглубоким. Мы будем ловить рыбу хуже выдры, усваивать растительную пищу хуже оленя, добывать плоды хуже летучей лисицы, а собирать насекомых – хуже муравьеда. Поэтому тут корректнее говорить о количестве освоенных сред, нежели о качестве их освоения, которое невозможно без технических приспособлений, компенсирующих недостатки человека в каждой из этих сред. Например, речные и приморские народы рыбаков почему-то выходят на лов рыбы не вплавь, а на лодках под парусом или с вёслами, и ловят рыбу не руками и зубами, а снастями или сетями. Наверное, они просто не знают, что происходят от дельфинид/акродельфид, глупые.

Стр. 126:
К этому всему следует добавить еще и универсальность питания, которая, кстати сказать, характерна для видов, сформировавшихся на границах природных сред. Не случайно самыми близкими человеку животными в плане строения и относительных размеров внутренних органов являются не человекообразные обезьяны, а довольно далекие от нас свиньи, которые сформировались как вид в пограничном заболоченном ландшафте.

Есть в этих самых ваших интернетах довольно распространённая легенда о чрезвычайной генетической близости свиней к человеку. На самом деле всё куда проще и неоднозначнее: свинья близка к нам по размерам и тоже всеядна, однако на этом всё сходство заканчивается – оно чисто поверхностное. Генетически к нам ближе человекообразные обезьяны, о чём упоминал выше даже сам Тен. И рацион у них близок к нашему, в частности, у шимпанзе.
Легенда же родилась потому, что от свиней людям часто пересаживают сердечные клапаны, например – просто свиней много, они дешевы, и их всё равно забивают на мясо сотнями тысяч, не испытывая особых угрызений совести. Если бы это утверждение действительно было правдой, то не возникало бы огромнейших очередей на пересадку сердца, почек, печени и пр. – их можно было бы пересаживать просто от свиней. Ан, нет. Почему-то пациенты годами ждут подходящего человеческого донора.

Стр. 126:
Таким образом, природная специализация человека заключается в отсутствии специализации, в универсальности. Один этот факт доказывает, что обезьяны никак не могли быть нашими предками, потому что все виды обезьян являются узкоспециализированными, привязанными к одному какому-либо ландшафту.

Тен допускает одну большую ошибку: он судит об ископаемых обезьянах по современным. Да, среди современных обезьян нередки случаи высокой специализации к среде обитания, хотя они не достигают такого уровня специализации, как животные вроде паразитов или опылителей.
Специализация и универсальность – это две стороны одной медали. Специализация позволяет разным видам сосуществовать в одной и той же местности, не конкурируя друг с другом и с отдельными универсалами за счёт строгого разграничения «жизненных интересов» и лучших навыков в добывании своего вида пищи, например. Зато два вида-универсала в одной местности могли бы сильно конкурировать друг с другом, в то же самое время не конкурируя ни с кем из специалистов. К чему я это говорю? К тому, что один вид-универсал уже есть везде, куда ни плюнь – это наш собственный вид. Именно наше присутствие не даёт появиться в природе второму такому же универсальному виду, в том числе среди обезьян. Но это не отменяет нашего происхождения от такого же универсального, но чуть менее «человечного» вида обезьян.
Кроме того, утверждение Тена о том, что все современные обезьяны узкоспециализированные, не соответствует истине: среди синантропных видов животных имеются несколько достаточно универсальных видов обезьян, успешно существующих в городах и на сельскохозяйственных территориях. Кадры с макаками, мартышками и незадачливыми туристами, думаю, видели все. Это как раз тот самый случай.

Стр. 126:
Морские животные как таковые тоже не могли быть нашими непосредственными предками. Разыскивая нашего предка среди животных, мы должны найти существо неспециализированное, возможно, это была некая переходная форма, некий вид, застигнутый эволюцией на стадии выхода на сушу, «многообещающий монстр». Природа человека не биосоциальна, это не определение, а пустоговорение. Природа человека универсальна.

Налицо логическая ошибка господина Тена. Вновь происходит подмена понятия и война с «соломенным чучелом»: автор подменяет характеристику поведения человека (функционирования его нервной системы) особенностями строения и функционирования тела. Это всё равно, что сказать: «огурец не зелёный – он длинный!»
Кстати, при чём тут выход на сушу? Не при том ли, что Тен пытается не мытьём, так катаньем протащить свою теорию, мягко подсовывая читателю любовно взлелеянный готовый ответ и делая всё, чтобы этот ответ был принят «по умолчанию»? Прежде, чем такая теория будет построена, такой вид должен быть найден в ископаемом состоянии, и уже от объективных особенностей его анатомии и нужно «танцевать», а не придумывать для своих умопостроений «костыли» в виде неких гипотетических видов, неизвестных ни науке, ни здравому смыслу.

Стр. 126-127:

Немного теории

Самое очевидное различие между религией и наукой в методах познания заключается в следующем: религия всегда начинает с начала, наука начинает с конца.

Нет, это не так. Религия предполагает принятие без проверки некоторой интуитивно понятной и принимаемой системы взглядов, вне зависимости от того, насколько она совпадает с реальным положением дел в мире. Наука выстраивает картину мира на основании объективных, наблюдаемых и проверяемых данных, действуя методом проб и ошибок, обоснованно принимая и отвергая те или иные гипотезы. Её методы коренным образом отличаются от религиозных, потому что объекты, с которыми она работает, принципиально познаваемы. В науке нет места богам, духам, мистическим энергиям и магии. Религия не начинает с начала: она ограничивается концом, не пытаясь докопаться до начала, и просто домысливает недостающее, выбирая точку начала произвольно.

Стр. 127-128:
Геология как наука началась, когда Ч. Лайэль дал ей методологию – т.н. принцип актуализма, означающий: «настоящее есть ключ к прошедшему».
К. Маркс использовал тот же метод в построении теории политической экономии, которая доказала свою истинность в отличие от его же теории научного коммунизма. […] Он называл свой метод восхождением от абстрактного к конкретному, что означает: на базе самой развитой формы выделяются первичные абстракции, которые потом прикладываются как лекало к менее развитым объектам, и это лекало показывает, чего в них еще не хватает, а что есть, но по ходу исчезает. Теория обрастает исторической конкретикой. Для «чайников» Маркс объяснял свой метод, используя теорию эволюции: «Анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны». Обратите внимание: не наоборот! Не более простая форма является ключом к более сложной, а более сложная является ключом к простой. Он верил в происхождение человека от обезьян, поэтому так писал.

Жаль, что Тен не указал, в какой работе Маркса изложена та информация, которую он приводит в книге. Тем не менее, найти эту фразу можно. Она приведена в работе К. Маркса «Введение (Из экономических рукописей 1857–1858 годов)». И работу эту очень любопытно посмотреть. Ну, вы понимаете: контекст там всякий, сильно влияющий на смысл фразы. В общем, вот он, этот кусочек:
«Буржуазное общество есть наиболее развитая и наиболее многосторонняя историческая организация производства. Поэтому категории, выражающие его отношения, понимание его организации, дают вместе с тем возможность проникновения в организацию и производственные отношения всех отживших общественных форм, из обломков и элементов которых оно строится, частью продолжая влачить за собой ещё непреодолённые остатки, частью развивая до полного значения то, что прежде имелось лишь в виде намёка и т. д. Анатомия человека – ключ к анатомии обезьяны. Наоборот, намёки более высокого у низших видов животных могут быть поняты только в том случае, если само это более высокое уже известно. Буржуазная экономика даёт нам, таким образом, ключ к античной и т. д.»
Итак, о чём говорится в этом отрывке? Маркс пишет о буржуазном обществе, и говорит, что, поняв устройство этого общества, можно понять те типы общественного устройства, которые ему предшествовали. И он приводит отношения между анатомией человека и обезьяны в качестве аналогии. Изучив анатомию человека, можно понять анатомию предшествовавшей ему обезьяны. Зная особенности поведения и мыслительной деятельности человека, можно найти у предшествовавших ему обезьян те поведенческие и мыслительные особенности, которые в дальнейшем разовьются в полноценный человеческий разум. Всё нормально, противоречия нет.

Стр. 128:
В теории эволюции человека принцип актуализма означает: надо выделить самую развитую форму и идти от нее в глубь времен. Иной путь ненаучен, это пустые фантазии.

Нет, он означает совсем другое. В «Биологическом энциклопедическом словаре» (источник) о принципе актуализма сказано следующее:
«Актуалистический метод (от позднелат. actualis – современный, фактически существующий), сравнительно-историч. метод исследования в естествознании, исходящий из того, что факторы, к-рые действуют и ныне, определяли развитие природы в прошлом».
Что имеет в виду сам Тен – чёрт его знает. Ссылок на первоисточники нет, как и во многих других ключевых моментах его рассуждений.

Стр. 128:
Например, вы нашли кости ископаемого существа размером с собаку, у которого были огромные, загнутые, как у ленивца, когти. Вы можете долго фантазировать, кто из современных животных является потомком этого существа. Но вряд ли вы додумаетесь до того, что перед вами предок коня. Но именно таким он и был.

В своё время, много лет назад, сподобился я написать обзор под названием «Лошадиная фамилия». В нём я разбирал креационистские байки по поводу эволюции лошадей, и одновременно прослеживал ряд эволюционных предшественников лошади. Поверьте мне, в нём описанного Теном уродца не было. Если я ошибаюсь и он есть, я бы очень хотел узнать научное название этого животного.

Стр. 128:
А если вы начнете исследование от современной лошади, вы восстановите процесс и найдете исходный вид. Палеонтолог Симпсон восстановил. У современных лошадей под копытами нашлись трехпалые отростки.

Не нашлись. Копыто современной лошади одевает единственный сохранившийся палец – осталось по одному пальцу на каждую ногу. От двух других пальцев сохранились лишь грифельки – рудименты по бокам хорошо развитого среднего пальца.

Строение конечностей лошади и человека. Гомологичные кости закрашены одним цветом.

Стр. 128:
Потом нашли переходную форму, которая мельче, а отростки длиннее, копыт нет. Потом – еще более мелкую, с когтями – и так далее в глубь времен. Предок коня оказался совершенно не похож на своего резвого копытного потомка ни размерами, ни фенотипом, ни образом жизни. Он оказался похож на ленивца.

Эту историю может очень хорошо описать русская пословица «Слышу звон, да не знаю, где он». Похоже, я потихоньку начинаю догадываться, кого Тен пытается вписать в родословную лошади. Были в древности такие копытные – халикотерии. Действительно, на их лапах росли не копыта, а здоровенные когти, даже иногда втяжные. Скелет такого зверя есть в Палеонтологическом музее в Москве – внушительное зрелище. Вот только есть две тонкости. Во-первых, халикотерий принадлежит к совершенно иному подотряду в отряде непарнокопытных – он из подотряда Ancylopoda, а лошадь – из подотряда Hippomorpha. Во-вторых, халикотерии обзавелись своими когтями независимо от остальных непарнокопытных. Ранние представители семейства лошадиных известны – это Eohippus, Protorohippus, Propalaeotherium и некоторые другие. Ни у одного из них нет загнутых когтей на ногах – многопалые кисть и ступня снабжены всего лишь небольшими копытцами, позволявшими бегать в подлеске. Ни один из них не похож на ленивца – внешне они больше напоминали современного грызуна агути или оленька канчиля.
Да, всё порой оказывается куда прозаичнее.

Стр. 128-129:
Таким образом, процесс создания научной эволюционной теории – процесс восхождения от абстрактного к конкретному, основанный на принципе актуализма, включает в себя:
1. Определение предельной эволюционной формы объекта, сущей на момент исследования.
2. Выделение первичных аксиом на основе пристального изучения предельной формы «в-себе», вне эволюционной изменчивости. Абстрактно. Модель невозможно выстроить из изменяющегося, из транзитивов, здесь берутся данности, сущие в самом развитом виде в предельной форме, субстантивы. Что за кирпич, если он течет из рук?
3. Конкретизация первичных абстракций на основе логико-исторического следствия. Подключение процессуальности. Субстантивы пересматриваются как транзитивы в ходе ретроспекции. Восстанавливается весь ход эволюции и при этом появление наиболее развитой формы, о которой вначале было только абстрактное представление, здесь получает, в свою очередь, конкретное обоснование, т.е. конец совпадает с началом.

Как говорилось в басне И. И. Хемницера «Метафизик», «Веревка! – вервие простое!»
Попробуем разобраться, что пытается сказать нам Тен, и пересказать это простым человеческим языком:
1. Определяем конечный результат, который у нас под руками. В нашем случае это современный человек.
2. Смотрим его признаки, описываем их сами по себе, как есть, в их конечной форме, не думая о том, как они могли появиться в процессе эволюции.
3. Думаем, как именно и из какого состояния в прошлом могли образоваться данные признаки. Фактически, заново выдумываем ход эволюции, который мог привести к такому результату.
В школе этот метод решения задач был хорошо известен и назывался «подгонка под ответ». С учётом биологической и медицинской безграмотности господина Тена, результаты такого рода рассуждений могут быть непредсказуемыми. Единственное, что в них предсказуемо – это их абсурдность.

Стр. 129:
Внешность может быть обманчива, нельзя начинать с подобия. В эволюционной биологии фактор похожести не работает слишком часто, чтобы ему можно было верить. Тюлени похожи на тунцов, но это разные – даже не виды – классы животных. В Амазонии пасется капибара, которую раньше считали оленем из-за ее крупных размеров, а она оказалась грызуном, крупной крысой. В Африке живет маленький норный зверек доман, которого считали родственником суслика, а он оказался близким родственником слона.

На заре развития науки учёные действовали именно так – классифицировали по принципу внешнего подобия, особенно каких-то малоизученных существ. И лишь по мере развития методов познания и накопления информации накапливались знания, в массиве данных выделялись существенные признаки, на основании которых дробились старые систематические группы и устанавливались новые. Историей науки стали «толстокожие»: слоны, носороги и бегемоты разбрелись по трём отрядам млекопитающих. Уже не найти описанного в книгах А. Э. Брема и Вильгельма Гааке отряда «боевых птиц», объединявшего гусеобразных, аистообразных, веслоногих, гагар, фламинго и дневных хищных птиц. Дальше биохимия и генетика порубили на фарш отряд дневных хищных птиц, раскидав катартид в отряд аистообразных, соколов в собственный отряд, а орлов и ястребов в отряд ястребообразных. Есть и противоположные примеры: например, пришлось объединить выделенные Блюменбахом в 1775 году отряды «Четверорукие» (Quadrimani) и «Двурукий» (Bimanus – именно в единственном числе) обратно в один отряд. Догадайтесь сами, в какой; его название означает «Первейшие».

Стр. 129:
Наука есть разматывание клубка, поэтому ошибается тот, кто пытается ухватить за придуманное им самим гипотетическое начало. Клубок разматывается с конца. И никаких аналогий с самого начала! И уж тем более нельзя с ходу переводить аналогию в генеалогию. Доман не происходит от суслика, хотя очень на него похож. Плохие сыщики хватают на улице и записывают в преступники того, кто похож на преступника внешне, даже не исследовав место преступления. Так антропологи записали в предки человека похожую на него обезьяну.

Враньё. Беспардонное и наглое. Возможно, на какую-то впечатлительную часть аудитории это и подействует, но не на всех. Нет, про дамана («домана», хм-хм… В книги не судьба заглянуть?) в данном случае не враньё. А вот про антропологию – враньё. Обезьяна не просто обладает неким внешним сходством с человеком. Именитые учёные писали труды по анатомии человека, анатомируя обезьян. Вот, что говорится об этом в книге Э. П. Фридмана «Приматы. Современные полуобезьяны, обезьяны и человек» (1979):
«Последней крупной фигурой древности в истории познания обезьян был знаменитый античный ученый, врач и анатом Клавдий Гален (130–201 гг. н. э.), оставивший глубокий след в истории медицины. И до Галена обезьян вскрывали – египетские жрецы, Гиппократ, анатом Руфус из Эфеса, вероятно, медик Эразистрат. Но наиболее четкие данные по анатомии приматов мы получили из древнего мира лишь от Галена.
Последователь Платона и Аристотеля, Гален официально был приверженцем идеалистической линии в философии. Однако на практике, сталкиваясь с конкретными фактами, он иногда высказывался и как материалист. Мировоззрение Галена противоречиво, но для истории развития приматологии очень важно, что Гален вскрывал и изучал не только трупы людей, но и обезьян. Некоторые считают, что он исследовал даже антропоидов, но это предположение может быть и оспорено.
Хочу остановиться на двух парадоксах Галена, первый из которых фактически известен в истории медицины и биологии, но как-то остался не обсужденным в среде приматологов. Медики хорошо знают, что Гален дал обширные сведения по анатомии человека. В средние века его положения были настолько распространены, авторитетны и освящены церковью, что если кто-либо осмеливался их оспаривать на основе новых фактов, он неминуемо предавался анафеме – за «несоответствие Галену». Только через 1300 с лишним лет другой великий анатом, Андрей Везалий, доказал, что многие сведения Галена по анатомии человека получены в действительности из опытов на обезьянах.
В 1543 г. увидел свет классический труд Везалия «О строении человеческого тела», в котором показано, что Гален при описании анатомии человека допустил около 200 ошибок. Так, он не знал о существовании мышцы, противополагающей большой палец, дал неправильное описание кисти руки, сердца, легкого, печени, полой и непарной вены, некоторых нервов, крестцовой кости, слепой кишки… Эти ошибки могли возникнуть в результате вскрытия именно обезьян и, как тактично выражаются в современной научной литературе, «некритического перенесения данных» на человека.
Никогда не обсуждался другой парадокс, на который наталкивает опубликованный, впервые в 1971 г. на русском языке классический труд Галена «О назначении частей человеческого тела». Уже давно известны и часто цитируются медиками и приматологами слова Галена о большом анатомическом сходстве обезьяны с человеком. Вот цитата из его «Анатомических процедур» в переводе с английского: «Теперь, в наше время, из всех живых существ больше всего похожа на человека обезьяна – по внутренностям, мышцам, артериям, нервам, так же как и по форме костей. В силу этого она ходит на двух ногах и употребляет передние конечности как руки».
Так что речь идёт не просто о внешнем подобии: налицо глубинное сходство человека и обезьяны, выходящее за рамки простого совпадения. Процитированная книга Фридмана упоминается в списке литературы, приведённом Теном в конце своей книги (на стр. 368), так что приведённые сведения он наверняка должен был знать, или хотя бы просто увидеть.
Любопытна также аналогия, которую Тен приводит для научной деятельности: «Наука есть разматывание клубка». Нет, это неверная аналогия, потому что свидетельства в пользу той или иной гипотезы не поступают к нам цепочкой, одно за другим. Наука – это скорее сбор улик, причём в исходном состоянии разрозненных и разнородных. Вначале в процессе наблюдения происходит первоначальное накопления знаний – возможно, несистематизированных, большей частью описательных, не исключено, что и ошибочных. Далее массив знаний анализируется, выдвигаются гипотезы, которые проверяются, в том числе при помощи вновь полученных фактов, а также экспериментальным путём. Выдержавшие проверку гипотезы считаются рабочими до тех пор, пока не появляются свидетельства, противоречащие им. Тогда отбрасывается прежняя гипотеза, и взамен её выдвигается новая, объясняющая весь прежний массив данных плюс новое свидетельство, «убившее» прежнюю гипотезу. Откуда Тен взял свой «клубочный» метод – ума не приложу, и ссылок на первоисточники, естественно, нет. Но в клубке важно правильно определить тот самый конец нити. А она часто оказывается рваной, особенно когда речь идёт о событиях далёкого прошлого, когда значительная часть информации неизбежно оказывается утраченной.

Стр. 129:
На мой взгляд, обезьянью теорию надо отбросить, потому что ей уже даже факты мешают, и вернуться к фактам: обследовать для начала место, т.е. ландшафт, где мог появиться человек.

Искренне надеюсь, что выражение «даже факты мешают» относится к замечанию С. Дробышевского, приведённому Теном на страницах 26-27 его книги. Но мы уже установили по контексту этой фразы, что трудности, о которых говорил Дробышевский – не объективные, а чисто субъективные. Учёным труднее разбираться в обширном массиве свидетельств, но для науки в целом большой объём имеющихся данных – это благо, поскольку позволяет делать более обоснованные выводы.
И в связи с этим напомню также, что выражение «на мой взгляд…» обозначает субъективную позицию говорящего. А человеку свойственно ошибаться. Далее я позволю себе поинтересоваться: а чем можно доказать, что человек появился именно в том ландшафте, о котором сейчас должна пойти речь? Хороший следователь, прежде чем делать выводы, собирает и анализирует вещественные доказательства.

Стр. 129:
Симиальная теория не является наукой, это наукообразная религия. Она начала не с конца, а с начала, которое выбрала произвольно. Обезьяна была назначена Началом по внешней аналогии с человеком. Это случилось еще до Дарвина (Ламарк, Фогт). Но напрямую от разных лесных обезьян произвести человека не получилось. Тогда перешли к разным видам саванных обезьян. И здесь ждало разочарование. Кое-кто начал подсовывать водных... Опять ошибка. В конце концов обезьян оставили в покое. Обезьяна ушла в Облако.

Заклинания, заклинания… Если это религия, я сейчас подам на автора книги в суд за оскорбление моих крайне ранимых и очень тонких религиозных чувств. И попрошу, конечно же, сжечь на медленном огне из сухого обезьяньего помёта нечестивого еретика, не верующего в Матушку-прародительницу, святую Обезьяну Олдовайскую. На момент написания этих строк соответствующий закон о защите религиозных чувств есть, и я думаю, что если слишком часто называть некоторые разделы биологии «религией», то этим законом не грех и воспользоваться.
«Ты столько твердил, что я Человек. Наконец, я и сам поверил в это» (© м/ф «Маугли»).
В своём предыдущем замечании я процитировал большой фрагмент текста из книги Э. П. Фридмана, который показывает, что обезьяна вовсе не была «назначена»: мысль о близости обезьян к человеку нашла даже практическое подтверждение в медицинских трудах. Поэтому в свете теории эволюции вполне логичным шагом было искать родственников и предков человека среди обезьян. Соответственно, искать предка человека среди ныне живущих обезьян, хоть лесных, хоть саванновых – это глупо. Примерно так же, как если бы некто искал своих покойных родителей среди живых людей в соседнем городе. Водных обезьян «подсунуть» не удалось, потому что эта гипотеза не нашла фактического подтверждения, и потому была отвергнута как не имеющая подтверждений. Но, как я полагаю, в анализируемой мною книге нам пытаются «подсунуть» кого-то другого – не обезьяну, но тоже водного. Или я не прав?

Стр. 130:
Современные антропологи периодически назначают методом тыка разные ископаемые формы гоминин Началом эволюции человека и пытаются от него выстроить лесенку до человека. Среди таких начальных форм были: неандерталец (XIX в.), гейдельбергский человек (нач. XX в.), яванский питекантроп Дюбуа (до 60-х гг.), хабилис Лики (с 60-х гг.), афарский австралопитек Джохансона (с 80-х гг.), теперь все уперлись в ардипитека, который, кстати, совсем не похож на шимпанзе. Всех поочередно напрямую возводили к обезьянам, а с другой стороны, пытались дотащить до человека – и со всеми ошиблись. Что это за наука, работающая методом тыка?

Методом тыка? Не наука. Конечно же, не наука. Наука «методом тыка» не работает.
Вот только есть у меня вопрос: а действительно ли в приведённом Теном примере антропологи применяли «метод тыка»? Если мы вспомним историю находок, то пресловутое «назначение предка методом тыка» зачастую будет примерно совпадать с хронологией находок. Мы не должны забывать, что, чем больше мы углубляемся в седую старину, тем меньше у нас находок. В том же XIX веке учёные располагали находками лишь неандертальца и кроманьонца, и лишь на закате века был найден человек прямоходящий. И выстраивать родословную человека они могли только на основании этих находок – это были единственные кандидаты, и распределение находок по времени существования ещё не было известно так точно, как в наше время. Каждая новая находка заставляла пересматривать прежние находки, изучать изменения признаков, на которые ранее не обращали внимания, учитывать время их появления или исчезновения и строить новую схему уже на основе новой информации. Если строить аналогии со следствием, то дело отправляли на доследование в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.
То, что антропологи «со всеми ошиблись», ещё бабушка надвое сказала. Оставим это утверждение на совести Тена. Все перечисленные Теном виды имеют в разной степени отношение к родословной человека – непосредственный предок, дальний предок, боковая линия, параллельно существующий вид, и т. д.
Далее, если говорить об ардипитеке, то при чём тут шимпанзе? К чему требовать от ардипитека сходства с шимпанзе? После расхождения нас и шимпанзе от последнего общего предка шимпанзе эволюционировали в своём собственном направлении, накапливая собственные уникальные признаки, которых не было у нашего с ними общего предка. У них был другой путь. Поэтому заведомо глупо ожидать полного сходства древних предков человека с современными шимпанзе. Ведь шимпанзе – это наши ближайшие родственники по царству животных. А понятие «родственник» не тождественно понятию «прямой предок».

Стр. 130:
Еще ни разу не угадали и с ардипитеком тоже ошиблись, хотя волна еще в самом начале, но я предсказываю. Предсказываю, опираясь на жалкий опыт антропологии, а также потому, что настоящая наука об эволюции человека, имеющая методологию, обладает прогностической способностью.

Рекомендую для большей точности прогнозов подышать ядовитыми испарениями из расселины в скале. Древнегреческие пифии так делали, и их прогнозы иногда даже сбывались, особенно если их правильно толковал специально обученный жрец.
И разве не обладает палеоантропология прогностическими способностями? Предсказание о том, что, чем древнее вид гоминид, тем больше у него обезьяньих черт и меньше человеческих, вполне стабильно сбывается. Или Тен планирует прожить несколько миллионов лет и посмотреть, не отрастут ли у людей копыта, упомянутые Дробышевским?

Стр. 130:
Антропологи отстаивают «обезьяноподобного предка», не имея аргументов, как отстаивают религиозную догму. Большинство доводов современных антропологов отдают самым примитивным первобытным тотемизмом. Закон познания: метод, который ты применяешь, в конце концов неизбежно приведет тебя в ту сферу, которая адекватна этому методу. В данном случае – в религию, маскирующуюся под науку. Причем в религию невысокого пошиба, в тотемизм с обезьяной в качестве тотема. Вот почему даже тексты креационистов выглядят более умными в сравнении с текстами современных антропологов: это высокая теология, а не примитивный тотемизм.

Ну, читал я эти тексты. Честно скажу: впечатления не произвели. На мой взгляд, простые заклинания, сдобренные непониманием, ложью и глупостью, а также откровенными искажениями научных данных. В этом они очень сходны с анализируемой в настоящий момент книгой.
Кажется, я уже успел упомянуть выше, чем отличаются методы науки от методов религии. Скажу только, что Тен, написав приведённые выше слова, либо заблуждается, либо сознательно лжёт, сравнивая антропологию с религией. Но я могу возопить о попранных тонких религиозных чувствах и законно потребовать сатисфакции.

Стр. 130:
После кончины Триады инверсионная теория антропогенеза является на настоящий день единственной научной теорией эволюции человека. У нее одной есть научная методология: метод, с которого неосознанно начинал физику Архимед, теоретически обосновали Лайэль и Маркс. Инверсионная теория антропогенеза строится именно на этом – единственном для всех эволюционных теорий – методе.

Ну, почему единственной? Сначала нужно храбро сразиться с теорией т. н. «хироптероидного антропогенеза» некоего В. Маслаева, не к ночи он будет помянут, затем победите затейников с Рен-ТВ, которые выводят человека от коренных нибируанцев, и только после этого, покрыв себя преславными победами на этом поприще, нападать на «главного босса», на современную антропологию. А то мировой эфир кишмя кишит теориями происхождения человека, имеющими теоретическое обоснование не хуже приводимой в данной книге версии, а автор сразу замахивается на Большую Науку. Нет уж, сперва нужно сразиться с равными себе, набрать экспириенса и получить левел ап.
Да, знаю: пушкинский Балда именно так заставлял чертёнка одолеть сперва «меньшего брата» (зайца), а его прообраз из русских народных сказок, батрак Шабарша – ещё и «среднего брата» (медведя). Тем не менее, я считаю, что такая прогрессивная теория должна доказать своё право на жизнь, расчистив себе место полностью и уничтожив всех проклятых конкурентов.

Стр. 131:
Необходимо вначале разобраться, что есть человек в его биологической данности, а потом уже искать предков, ибо неоантроп, современный человек, и есть искомая предельная форма. В таком начале нет простора для произвола, для субъективизма, потому что речь идет об актуально сущей анатомии, которую даже потрогать можно при желании. Необходимо выделить то, что составляет физическую специфику человека, что эксклюзивно, что отличает Homo sapiens от других видов.

Странный подход нам предлагает Тен: не от общего к частному, а наоборот. Вместо того, чтобы искать признаки, общие с другими видами и унаследованные от общего предка, и на их основе определять ближайший круг родства, нам предлагается выделить частные признаки человека как вида, и на их основании начинать поиски.
Признаки могут быть более общими, характерными сразу для большой группы видов, а потому важными для систематики, и частными, специфичными только для ограниченного числа видов, или вовсе уникальными для данного вида. Очень хорошую иллюстрацию значения тех или иных признаков можно отыскать в книге И. А. Коробкова «Палеонтологические описания», Л., «Недра», 1971 (здесь):
«Чтобы составить представление об организме, вовсе не надо перечислять все его признаки, как не надо перечислять их полностью при характеристике вообще всех окружающих нас предметов. При желании охарактеризовать предмет мы указываем наиболее бросающиеся в глаза признаки вне зависимости от того, насколько они вообще являются важными. Так, если нам требуется карандаш для черчения, то мы просим дать твердый карандаш, а если хотим раскрашивать - цветные карандаши. В этих случаях мы не обращаем внимания на ряд других признаков, таких, как величина, качество дерева и отделки, стойкость грифеля и другие значительно более существенные признаки, чем твердость и цвет. Если мы укажем такие признаки, как четыре тонкие ноги, небольшой рост, длинные уши, упрямый характер и особый крик, то многие по этим признакам узнают осла. Признаки эти отнюдь не имеют существенного-значения для характеристики осла как животного из семейства лошадиных, но достаточны в своем сочетании для его распознавания».
Собственно, этот пассаж про признаки осла очень чётко, я бы даже сказал, пророчески, отражает подход Тена, хотя эти строки были написаны за 34 года до выхода в свет первого издания книги Тена, в которой была высказана его «инверсионная теория».
Если брать за основу для классификации такие частные признаки, велика вероятность ошибки. Потому что на данные признаки могут накладываться такие эволюционные явления, как конвергенция и параллелизм. В результате внешне одинаковые явления могут возникать неоднократно у разных групп животных. Например, «парус» на спине или сабельный клык появлялись в разные геологические эпохи у представителей разных классов наземных позвоночных. Продолжим, однако, чтение книги Коробкова:
«Исследователь в процессе своей работы прежде всего обращает внимание на наиболее яркие признаки изучаемого организма, а уже затем производит оценку значения их в систематике данной группы. Такие резко бросающиеся в глаза или вообще легко уловимые признаки носят название диагностических. Диагностические признаки являются наиболее выразительными из числа систематических, или таксономических, признаков, т. е. тех, по которым организмы разных видов, родов или других систематических категорий отличаются друг от друга или по которым они сходны с организмами той же систематической категории.
Систематические признаки определяют сущность отдельных групп организмов, дают глубокую характеристику их. Это те признаки, на которых основывается систематика. Диагностические признаки - это самые яркие и обычно самые поверхностные и несущественные из систематических, или таксономических, признаков. Так, раковины рода Spondylus могут быть легко отличимы от раковин рода Сhlamys по наличию шипов на ребрах. Однако этот признак отнюдь не главный в различиях между указанными родами. Следует заметить, что диагностические признаки одной группы организмов должны наблюдаться у всех особей и их не должно быть у особей других групп, в той или иной степени сходных по иным признакам».
Из описания Теном использованного им метода видно, что он пренебрегает систематическими признаками человека, отбрасывая их, и строит свои рассуждения на использовании диагностических признаков, которые не отражают систематического положения человека.
«Из изложенного следует, что при изучении какой-либо группы организмов, а особенно при подготовке к описанию должен быть оценен каждый из подмеченных признаков. Должны быть выделены признаки внутривидового значения, видовые, родовые и признаки более высоких систематических категорий. Особенности систематики организмов таковы, что указать строгие правила соподчиненности признаков, т. е. дать рецепт, какие вообще признаки надо считать видовыми, какие родовыми, а какие признаками семейства, невозможно. Для каждой группы эти признаки особые. Мало того, известно много случаев, когда надежные признаки, по которым производится классификация тех или иных организмов, не выявляются у близкородственных или обнаруживают необычные уклонения. Однако можно указать общее правило, что признаки филогенетически устойчивые, т. е. изменяющиеся медленно, следует использовать для высших категорий, а признаки быстро изменяющиеся – для вида и внутривидовых категорий».
То есть, если мы захотим определить место человека в классификации, а стало быть, и его родственников в царстве животных, мы должны смотреть не на частные признаки нашего вида, а на те, что объединяют нас с иными представителями животного царства. Плюс должны прослеживать изменение данных признаков во времени – такую возможность представляет палеонтология. Только у Тена к ней явно предвзятое отношение.

Стр. 131:
Выделив анатомо-физиологические эксклюзивы, можно приступать к созданию модели с целью совмещения ее с ландшафтами. Определив подходящий нашей анатомии ландшафт, можно заняться определением предкового вида. Далее, идя уже от него, восстанавливать ход эволюции в ее ретроспективе, переосмысливая субстантивы как транзитивы. Это и станет превращением исходной абстракции в конкретно-научное знание, в ту срединную теорию между теориями биологической и социальной эволюции, которой до сих пор нет у человечества: теорию антропоэволюции. В 2005 г. я опубликовал всего полтора десятка эксклюзивов, к настоящему времени их выделено уже более сорока, и они продолжают выделяться.

Не спорю: у человека есть признаки, отличающие его даже от родственных видов. Таких признаков не может не быть. Сколько их? Как видим, много. Чем дальше он отстоит от родственных видов, тем больше будет этих признаков. А вот такой вопрос возникает в связи с этим: все ли эти «эксклюзивные» признаки выявлены? Сам же Тен пишет, что их количество всё растёт и растёт. Если, допустим, исследователь начнёт «создавать модель», основываясь на неполных данных, можно ли поручиться за корректность хода его мыслей и верность получившейся «модели»? Как говорится, «хоть неприметной в лютне трещинка была, она на нет всю музыку свела».
И вот, что ещё интересно: наука опирается на реальные находки. Здесь же нам предлагается строить новую реальность в отрыве от фактов, без проверки хода мыслей «со стороны», из другой области науки. Что удивительно, построить модель эволюции «по Тену» можно сделать даже без её подтверждения со стороны палеонтологии: есть находки, нет находок – неважно. Если они не впишутся в построенную рассуждениями картину мира – тем хуже для находок. Впрочем, при таком подходе они даже не нужны: новая реальность строится без них, с опорой исключительно на анатомические признаки (не факт, что существенные для систематики) и на их субъективное истолкование. Чтобы понять, как это выглядит со стороны, представим себе следователя, который не обращает внимания на реальные улики на месте преступления, а строит какую-то одному ему ведомую картину преступления, отталкиваясь от физических особенностей и татуировок на коже подозреваемого.

Стр. 131-132:
Вот это настоящая работа, а не перетасовка африканских уродов, сопровождаемая переругиванием, у кого линия ошибочная, у кого нет. Но «неошибочных» линий вообще нет. И никогда не будет по одной простой причине: африканские костяки – это патологически измененные скелеты пресапиенсов, уходивших в очень обводненную в период антропогенеза Африку с побережья. Утратив безопасную и полезную морскую пищу, они, во-первых, поголовно заглистовывались; во-вторых, дефицит витамина D вызывал рахитичные явления (массивизация черепа, надбровные дуги, искривление конечностей и т.д.); в-третьих, дефицит йода вызывал слабоумие, микроцефалию, крушил эндокринную систему, что сказывалось и на костях. Хроническая заглистованность приводит к остеопорозам, а те – к непредсказуемым искривлениям костей... Ниже мы продолжим этот не лишенный приятности разговор. Анализ этих костяков вообще не является темой палеоантропологии, это тема патологоанатомии. Антропологи, кем бы они ни были по первичной специальности – биологами, историками, археологами, – не обладают компетенцией для анализа костяков гоминин, потому что патологоанатомов среди них нет.

Где-то я это уже слышал… Кривоногий казак из русской армии, преследовавшей Наполеона… Идиот, которого несколько раз ударили по голове… «Просто обезьяна» или «просто человек»… Знаем.
Если у африканских видов гоминид отличия от человека – это патологии, то это поистине удивительные патологии: они совершенно одинаковые у разных представителей одного вида, причём результаты болезней в данном случае ничем не отличаются отличий на видовом/родовом уровне, наблюдаемых в других группах позвоночных.
Прав ли Тен, утверждая это? Категорически нет. Палеонтологи вполне способны определять патологии ископаемых костей, причём не только у человека, но и у других животных – гоминид, бронтотериев, динозавров, лабиринтодонтов и т. д. (см. хотя бы соответствующую статью в «Большой медицинской энциклопедии»). Сообщения о патологиях на ископаемых костях гоминид имеются, секрета из них не делают – можно посмотреть хотя бы на том же сайте «Антропогенез».
Вопросы палеопатологии проработаны достаточно хорошо, и специалисты не путают следы болезни с внутривидовой изменчивостью и видовыми признаками.
Я сейчас одну удивительную вещь скажу. Все животные заглистовываются. Независимо от того, где они живут. Даже собака Тена – и то заглистована. Не исключаю, что многие представители нашего вида, в том числе читающие эти строки, тоже при ближайшем рассмотрении могут оказаться носителями хотя бы какого-то вида глистов. Если Тен пытается приписать в предки человеку дельфина, то ему следует знать (если не знал) или помнить (если забыл), что дельфины и другие китообразные являются носителями массы видов глистов. Можно сделать запрос на том же сайте Researchgate, чтобы в полной мере насладиться погружением в эту интереснейшую тему. Среди статей, выданных по ключевым словам, есть доступные для чтения незарегистрированным пользователям, поэтому можно заняться самообразованием. Вот, например, интересная статья. И после неё на сайте Researchgate есть список ссылок на статьи похожей тематики, в том числе находящихся в свободном доступе. А палеонтология показывает, что для ископаемых животных глисты были вполне обычным делом: следы их присутствия находят, в том числе, в окаменелом помёте динозавров. Если предположить, что Тен был прав, и предками людей были его дельфиниды/акродельфиды, то мы наблюдали бы просто смену одного паразитоценоза на другой: ушли бы паразиты, связанные в своём жизненном цикле с морской средой, и их заменили бы те, что характерны для новой среды обитания. И что характерно, люди с хроническими гельминтозами живут без проблем с костями и не подозревают о наличии у себя «подселенца».
Далее, рахитичные изменения возможны не только из-за бедности рациона витамином D. Сложно сказать, знал ли Тен, что этот витамин вырабатывается в коже человека под воздействием солнечного света. Чего-чего, а этого добра в Африке вдоволь. И от недостатка в пребывании на свежем воздухе первобытные люди не страдали.
Наконец, с йодом тоже не всё так однозначно. Если дефицит йода у человека приводил к таким страшным последствиям, то почему рядом с карликовыми людьми с острова Флорес обитали гигантские крысы? Как мы уже видели выше (примечание к стр. 118 книги Тена), дефицит йода не является человеческим «эксклюзивом». Поэтому, если на том же Флоресе был йододефицит, он должен был наблюдаться и у других животных – у тех же крыс, например. А они там вырастали с кошку, что по крысиным меркам весьма некисло.
Заговорив о компетенции специалистов в той или иной области, Тен словно не понимает, что это палка о двух концах. На собственном сайте Тен указывает своё образование: кандидат философских наук. Деятельность автора, по его же собственным словам, связана с археологией и историей. К биологии это, мягко говоря, не имеет почти никакого отношения, поэтому, по логике самого же Тена, от не обладает достаточной компетенцией для суждений в области биологии вообще и антропологии в частности. Надеюсь, я не сильно обидел его этим замечанием? Впрочем, мне всё равно.

Стр. 132:
Чарльз Лайэль, не поверивший в происхождение от обезьян, говорил, что наши предки должны были быть красивы. Это такой конструктивный подход. Конструкторы тоже говорят: если самолет некрасив, он не полетит. Если корабль некрасив, он утонет.

Красота – понятие субъективное, поэтому не является абсолютным критерием. Человеческие критерии красоты не применимы к природе: в данном случае жизнеспособность того или иного вида определяется вовсе не его соответствием эстетическим критериям некоторой части человечества. «Красивые» выставочные линии разных пород собак оказываются менее жизнеспособными, чем их предки из рабочих линий. Грызун голый землекоп некрасив с точки зрения обывателя, но превосходно приспособлен к своей среде обитания и удивительно жизнеспособен по сравнению со своими красивыми пушистыми родственниками. Так что красота для природы – это искусственный, избыточный критерий.
Кстати, шведский боевой корабль «Ваза» 1627 года постройки был очень красив. Напомнить, сколько он проплыл в своём первом плавании?

Стр. 132:
Другой великий ученый XIX в., основоположник клеточной теории патологоанатом Рудольф Вирхов, выдвинул возражения, основанные на анатомии. Он сказал: кости неандертальцев не принадлежат предкам человека. Они имеют диагноз. Вирхов говорил как специалист. Современные антропологи, рассуждающие о костяках африканских уродов, профаны в этих вопросах настолько, что даже не догадываются об этом. Но зато сколько гонору! «Стройные схемы» лепят из патологических костей, выбрасывая те, которые не подходят.

Ага! Точно! Именно Вирхов так говорил о неандертальце. Он был противником Дарвина и отрицал теорию эволюции. Потому и силился истолковать видовые признаки как патологические изменения. Эта точка зрения, помноженная на его авторитет, оказала плохую услугу палеоантропологии. Но правда рано или поздно всплывает на поверхность, даже если она кому-то крайне неудобна. Вот хорошая цитата по этому поводу:
«Вместо того чтобы признать, что разумному человеку (ископаемому), т. е. homo sapiens fossilis, и современному, т. е. homo sapiens recens, предшествовал первобытный человек (homo primigenius) с рядом характерных для него особенностей скелета, Вирхов продолжал защищать невероятное предположение, что в разных местах люди различного возраста страдали одинаковыми заболеваниями и переносили одинаковую травму и что все эти несчастья возникали у всех с той же последовательностью.
Самым странным в этих высказываниях столь авторитетного ученого, одного из создателей патологической анатомии, было то обстоятельство, что ни одна из указанных им болезней не может привести к тем изменениям, которые с такой закономерностью обнаруживались на всех черепах первобытных людей. Перенесенный рахит может в дальнейшем вызвать чрезмерное развитие лобных бугров, это можно наблюдать и в настоящее время вовсе нередко. Лоб у таких люден становится чрезмерно высоким, квадратным (caput quadratum), а изредка — при особенно резком увеличении лобных бугров — как бы наклоненным кпереди. Между тем у неандертальцев наблюдаются обратные соотношения: лоб уплощен и «убегает» назад.
Что касается ревматизма, то ни острый, ни хронический ревматизм не сказывается на конфигурации черепа в целом и его отдельных костей в частности. То же самое относится и к подагре, которая вообще не поражает черепа. Совершенно непонятно предположение Вирхова, что перенесенная травма может обусловить деформацию лобной кости, характеризующуюся возникновением симметричных надглазничных валиков, своеобразной лобной пазухой и отсутствием подбородочного выступа. Спустя много лет на антропологическом съезде в Вене (1894 г.), когда количество костей людей неандертальской эпохи было уже достаточно велико, Вирхов все еще оспаривал эволюционную теорию происхождения человека» (Д. Г. Рохлин «Болезни древних людей», Академия Наук СССР, 1965 – здесь)
«Как специалист» Вирхов классифицировал находки Эжена Дюбуа как останки «гигантского гиббона». К слову, такого гиббона до сих пор не нашли, несмотря на авторитет Вирхова. В случае с неандертальцем Вирхов говорил НЕ как специалист, а как человек, на мировоззрение которого оказала большое влияние религия. Напомню, что Вирхов «поставил диагноз» неандертальцу в середине XIX века. С тех пор наука шагнула далеко вперёд, и учёные вполне достоверно отличают видовые признаки от патологий, особенно когда в их распоряжении имеется большая выборка образцов. Если учёное сообщество «проглотило» мнение Вирхова о первом и на тот момент единственном черепе неандертальца, то при появлении следующих черепов со сходными признаками учёные мужи вполне правомерно усомнились в его правоте. К слову, сейчас примерно такая же ситуация сложилась вокруг флоресского карликового человека: одни считают его отдельным несомненным видом, а другие – патологическим сапиенсом, микроцефалом. И всё из-за малого количества находок.
В отношении специалистов Тен вновь генерирует тонны ненависти. И получается, как в анекдоте: «весь зрительный зал в дерьме, и тут выхожу я – весь в белом».

Стр. 132:
Внятную линию можно было бы выстроить, возможно, даже «методом тыка», если бы речь шла о развитии нормальной анатомии, но патологические анатомии невозможно выстроить в эволюционную линию, потому что в них нет логики. Факторов деградации было множество, каждый уродовал по-своему.

Специалисты умеют отличать норму от патологии. И патологии у ископаемых животных действительно описаны – например, последствия декомпрессии у мозазавров, последствия трихомоноза у тираннозавров и родственных родов, рак кости у земноводных. И у человека описаны патологии скелета – у тех же неандертальцев в том числе. Но не у всех, и патологические изменения костей у них можно уверенно отличить от нормы. Правда, делают это специалисты, а не философы с сомнительными достижениями в области биологии.
Патологий у доисторических людей описано достаточно много, чтобы об этом можно было написать книгу ещё в 1965 году (ссылка приведена выше). Уже тогда, напомню, специалисты отличали патологически изменённые кости от видовых признаков того или иного вида. Это легко можно сделать – сам же Тен пишет, что каждая из патологий уродует по-своему. И признаки болезни у каждого из больных индивидов – свои собственные. А видовые признаки одинаковы у всех представителей данного вида. Почему-то эту тонкость Тен упускает из виду в рассуждения. Или специально замалчивает.
Есть, конечно, и варианты нормы – когда что-то пошло не по «золотым стандартам», но болезней не вызывает и жить не мешает. Например, разделённые надвое горизонтальными швами лобная и теменные кости черепа. Такого рода признаки время от времени встречаются и у людей, и у других живых организмов. Специалисты вполне уверенно определяют их и отличают от патологий.

Стр. 132-133:
С побережья за миллионы лет было множество волн новых пришельцев, которые, в свою очередь, тоже деградировали. Африка периода антропогенеза – это паноптикум несчастных уродов, которых нечестные люди выдают за предков человека, потому что там ничто не доказуемо, следовательно, ничто невозможно подвергнуть исчерпывающей критике, а это удобно: можно выстраивать любые линии, применяя любые критерии, и получать за это ученые степени, а полемика только в плюс, создает видимость бурной научной жизни.

В очередной раз повторяем заклинание, поскольку, по Л. Кэрроллу, повторённое трижды считается доказанным. А «до кучи» совершенно по-обезьяньи кинем калом в «нехороших симиалистов», добавив ещё несколько мазков к «образу врага».

Стр. 133:
Современная палеоантропология – это поле манипуляций наперсточников, под каждым наперстком косточка, ими манипулируют, изображая из себя ученых. Манипуляции выгодны, но все равно... Самые умные люди в наперсточники ведь не идут, находят себе более приличные занятия.

В очередной раз «бросок слоном». За такими обвинениями должны стоять серьёзные доказательства, а пока их нет, этот словесный пассаж Тена оказывается просто болтовнёй дилетанта. Но нет худа без добра: это ещё и отличный приём риторики демагога – возвысить себя, унизив окружающих. Есть, правда, одно возможное и крайне неприятное последствие таких слов: вызов в суд и иск о защите чести и достоинства со стороны научной общественности. Несколько таких процессов, освещённых прессой, с материалами, размещёнными в свободном доступе в Интернете, охладят воинственный пыл «ниспровергателей» и заставят их более ответственно и тщательно подходить к вопросу обоснования своих обвинений. И чем серьёзнее обвинение, тем обстоятельнее должны быть доказательства правоты на руках у обвинителей. Пока же я вижу лишь брызги слюной и абстрактные огульные обвинения всех и вся.

Стр. 133:
Последнее: почему называю свою теорию антропогенеза «инверсионной». Инверсия – это обратный ход в процессе развития. Дело в том, что человеческое тело сформировалось благодаря инверсии, когда наши самые далекие предки среди млекопитающих ушли в воду, а потом их потомки возвратились на сушу, т. е. произошла инверсия телесности через радикальные смены ландшафтов. Это было благодатное двойное обновление. Вторая инверсия – это неотения и педоморфоз, о которых поговорим ниже. Третья инверсия произошла в ходе формирования сознания. Однако это тема другой книги.

Теория хороша, когда она подкреплена доказательствами – причём очень большим количеством доказательств. Если «инверсионная теория» Тена призвана заменить «заблуждения» «злых симиалистов», то она должна уже до момента описания книги (даже не этой, а первого издания) обладать очень хорошей доказательной базой, включающей сравнительно-анатомические, эмбриологические и палеонтологические доказательства в изобилии, не уступающем таковому у ненавистной «симиалистской» теории. Причём новая теория, если она отбрасывает старую, должна непротиворечиво объяснять все без исключения факты, которыми оперирует старая теория, плюс те факты, которые старая теория не может объяснить, но должна объяснить новая теория. Надеюсь, я понятно объяснил, насколько требовательно и придирчиво надо относиться к новой теории, призванной «ниспровергать всё и вся»?

Стр. 133:

История выделения
анатомо-физиологических эксклюзивов

Антропологи постоянно выискивали и подчеркивали те особенности анатомо-физиологического строения человека, которые сближают человека с обезьянами. Если их интересовали различия, то только в плане продвижения к человеку от древних понгид. При этом почти все внимание ученых было буквально зациклено на трех проблемах Триады: переход к прямохождению, развитие «рабочей руки» и мозга.

Признаки, сближающие с обезьянами, и выискивать-то специально не надо – тело человека буквально состоит из них. Их настолько много, что античные врачи использовали данные по анатомии обезьян для изучения человека. Выше я уже приводил цитату из книги Э. П. Фридмана на эту тему.
А три признака, входящие в состав гоминидной триады, таковы именно потому, что их можно в большей или меньшей степени проследить по ископаемым остаткам. Мягкие ткани имеют неприятное свойство не сохраняться в ископаемом состоянии, и косвенные данные об их строении (например, о цвете кожи и глаз) учёные начали получать только в настоящее время, когда технологии позволили работать с микроколичествами генетического материала, выделенными из ископаемых остатков. К тому же, помимо гоминидной триады, учёные исправно изучали строение зубов и лицевых костей ископаемых гоминид.

Стр. 133:
Выделение анатомо-физиологических эксклюзивов – это альтернативная антропология. Она не могла не появиться, ибо если официальная наука упорно игнорирует десятки эволюционных признаков человека, которых больше ни у кого на Земле нет, то помимо этой науки обязательно появится другая.

Риторика Тена в данном случае заставляет немного напрячься, и дело здесь в словосочетании «официальная наука». На самом деле наука существует только одна: собственно наука. Она одна, единственная в своём роде. Остальное можно называть как угодно: паранаукой, альтернативной наукой и пр. Но для обозначения всего, что не является наукой, но мимикрирует под неё, есть одно общее и ёмкое обозначение – «лженаука».
Наука не игнорирует специфические видовые признаки человека. В настоящее время выходит достаточно большое количество научных работ и даже научно-популярных книг, которые объясняют с позиции науки признаки, которые Тен называет «эксклюзивами». Можно заняться поиском на научно-исследовательских порталах на предмет научных статей об интересующих признаках. Можно даже обратиться непосредственно к учёным, если уж тот или иной вопрос действительно интересует, что «аж кушать не могу».
Другой вопрос – насколько эти «эксклюзивные» признаки важны для систематики? Можно, например, объединить бабочек лимонницу и махаона в один «род жёлтых бабочек», потому что в глаза бросается их специфический признак – жёлтая фоновая окраска крыльев. Однако в систематике бабочек значение имеет жилкование крыльев, и оно однозначно указывает на принадлежность махаона к семейству парусников, а лимонницы – к семейству белянок. Кстати, не все белянки белые, но не-белых белянок никто не пихает в другие семейства (например, к нимфалидам, хоть они и похожи по цветовой гамме).
Вообще, есть хорошая проверка для «альтернативной» теории: взять её методику и опробовать на других видах. У любого вида живых существ обязательно найдётся целый ряд признаков, которые уникальны («эксклюзивны») именно для него. Взять, например, белого медведя: у него шерсть белого цвета, тогда как у других медведей она бурая, чёрная, палевая, серая. И питается он исключительно мясом, тогда как другие медведи всеядны. Вот и эксперимент века вырисовывается: на основании этих «эксклюзивных» признаков (и только их!) попробовать определить, кто же на самом деле является предком белого медведя вместо всяких там урсавусов и прочих там агриотериев. Вполне возможно, что это будут неизвестные науке ископаемые хищные киты-белухи. Да мне и самому интересно, честно говоря.

Стр. 134:
В 1942 г. в Берлине вышла книга патологоанатома М. Вестенхофера «Особый путь человека», в которой он подверг критике концепцию происхождения человека от обезьян. В книге в патологоанатомическом дискурсе анализировались имеющиеся на тот момент ископаемые кости предполагаемых предков человека. Мнение Вестенхофера совпадало с мнением его коллеги Вирхова: это не предки, это несчастные уроды. Речь не об эволюционном прогрессе от обезьян, а о деградации человека. Попутно была высказана идея, будто непосредственным предком человека является морское животное. Вестенхофер обратил внимание на анатомический признак, которого нет у обезьян и у всех других животных, кроме человека, – козелок ушной раковины.

Германия, 1942 год… Вы точно уверены, что на выводы в этой книге не повлияла идеология? Не напомните идеологию, которая господствовала в Германии примерно до 9 мая 1945 года? Насколько я помню, «низшие расы» в той стране в то время презрительно называли «аффлингами» (нем. Affe – обезьяна) и отделяли от истинных арийцев. Чем всё закончилось, думаю, не стоит рассказывать здесь.
Я не знаю, у каких обезьян рассматривал ухо герр Вестенхофер, но просто предлагаю взглянуть на фотографии хорошо узнаваемых современных обезьян и посмотреть, есть ли у них в ушной раковине козелок.

Человекообразные обезьяны с козелком в ухе: горилла, шимпанзе, орангутан

Мартышкообразные (низшие узконосые) обезьяны с козелком в ухе: мартышка и макака

Козелок у уакари, широконосой обезьяны Нового Света

Стр. 134:
В своей большой практике он сталкивался с людьми, имеющими подвижный козелок. Вестенхофер, будучи настоящим эволюционистом, не стал называть его «чепуховиной», неадаптивным признаком, приписывать женщинам половой отбор по принципу «у кого из мужиков козелок больше», как это мог бы сделать современный горе-дарвинист.

Негоже приписывать своим оппонентам то, что они «могли бы» сделать – это попытка в очередной раз соорудить «соломенное чучело», чтобы красиво победить его. А если, внезапно, эволюционисты не станут этого делать – как тогда назвать Тена? Пустозвоном, трепачом, злопыхателем… Русский язык богат на эпитеты такого рода.

Стр. 134:
Вестенхофер попытался найти эволюционное объяснение этому в настоящее время бесполезному отростку. Он предположил, что козелок – это рудимент клапана, подобного тому, которые имеются у морских млекопитающих. Собственно, даже этим рудиментом большинство людей могут закрыть ушное отверстие полностью, но только с помощью пальца. Но патологоанатомы утверждают (кстати, даже Дарвин пишет об этом в своей книге): мышцы, предназначенные для манипуляций ушными раковинами, включая козелок, у человека имеются, просто они в полуатрофированном состоянии. Было время, когда они активно использовались. А зачем? Закрывать и открывать ушное отверстие в воде – единственный разумный ответ.

Прекрасный полемический приём: приписать оппоненту какую-то фигню, которую он «мог бы сделать» (а сделал ли?), а потом красиво её опровергнуть. Очередное «соломенное чучело», в общем. Но мы продолжаем…
… И сразу же «ловим» Тена на признании козелка бесполезным в настоящее время признаком. Вот он – искомый неадаптивный признак! Открываем шампанское, господа, и мимо рта не проносим, не проносим, пожалуйста!
Вспоминаем, что когда-то некоторое время считался бесполезным аппендикс. Позже его польза для человека была выяснена. Поэтому, если мы чего-то не понимаем, не надо спешить с выводами о бесполезности этого элемента строения. Обратим внимание, что козелок имеется у человекообразных обезьян, и даже у макаки и широконосой обезьяны. Следовательно, он существовал и у нашего с ними общего предка. А раз он не редуцировался, это означает, что у него есть своя роль. Козелок у человека, скорее всего, прикрывает отверстие слухового прохода спереди от попадания посторонних частиц, которые несет ветер.
И вот, что странно: в современной природе, оказывается, есть и другие животные, у которых козелок в ушной раковине развит очень хорошо. Не знаю, как Вестенхофер (не читал его), а вот Тен в данном случае либо сознательно врёт, либо по невежеству заблуждается. И самое главное, что этот самый злополучный козелок особенно хорошо развит у животных, для которых вода – совершенно чуждая стихия: у рукокрылых. Мало того, сторонник очередной «альтернативной» не-симиалистской теории происхождения человека В. Маслаев, аргументируя происхождение человека от рукокрылых (т. н. «хироптероидный антропогенез», не к ночи будет помянут), приводил наличие козелка именно в качестве аргумента в пользу своего взгляда на проблему происхождения человека. Я же говорил, что прежде, чем провозглашать свою «инверсионную теорию» «единственно верной», Тену необходимо сразиться с конкурирующими теориями – в данном случае с умопостроениями Маслаева.

Стр. 134-135:
Более подробный поиск эксклюзивов, которые выделяют нас из обезьяньей общности, начался в 1948 г., когда в Лондоне вышла книга Джонса Вуда «Место человека среди млекопитающих» (J.Wood, 1948). Он обратил внимание на те «мелкие» особенности человека, которые отличают нас от обезьян и на которые раньше не обращали внимания. Это приглаженность волосяного покрова и подкожная жировая прослойка. Вуд обратил внимание на то, что приглаженность волосков наблюдается даже у человеческих эмбрионов, которые, как известно, покрыты лануго (шерсткой).

Для начала позволю себе задать вопрос: а какого уровня эти признаки, выделенные Вудом? Диагностические или систематические? Вспомним книгу И. А. Коробкова, цитаты из которой я приводил в комментарии к стр. 131. Если они «выделяют нас из обезьяньей общности», то эти признаки явно диагностические, позволяющие утверждать, что, в соответствии с наличием совокупности данных признаков, рассматриваемое нами существо является человеком. Но эти же самые признаки ничего не говорят нам о родстве, о близких к человеку видах. Чтобы определить место человека в системе природы, нужно искать и подсчитывать как раз другие признаки – общие с другими живыми существами, то есть, систематические.
Посмотрим, какие признаки из книги Вуда приводит Тен. Приглаженность волосяного покрова? Так ведь даже у самых мохнатых животных шерсть не дыбом торчит (крот – исключение), а направлена от головы к хвосту и сверху вниз. Просто на домашнюю кошку или собаку посмотрите, что ли? Все, думаю, слышали выражение «гладить против шерсти»? С чем оно может быть связано, никто не догадывается?
Теперь о жире. Данных по содержанию жира у ископаемых обезьян получить невозможно. Подкожного жира у современных обезьян в норме, конечно же, немного. Вот, например, данные по анатомированию бонобо – статья “Body composition in Pan paniscus compared with Homo sapiens has implications for changes during human evolution” (источник). Содержание жира в теле самца колеблется от 0,002 до 0,008%, самки – от менее 1 до 8,6%, причём самое большое значение – для кормящей самки, умершей через неделю после родов (следующие по убыванию значения – 6,3% и 3,8%). Для японских макаков содержание жира в теле – 7% у самцов, 9% у самок (источник). У человека содержание жира значительно больше: у атлетов-мужчин 6-13%, женщин 14-20%, в среднем у мужчин 18-24%, у женщин 25-31% (источник). На фоне общей «поджарости» приматов (содержание жира у приматов, по разным источникам, не превышает 9%) содержание жира у человека выглядит специфичным диагностическим признаком в рамках отряда приматов. Если его использовать в качестве систематического, то в «родственники» нам могут попасть ластоногие, сирены, китообразные, а также сони и некоторые другие грызуны, весьма богатые жиром постоянно или в некоторые сезоны года.

Стр. 135:
Независимо от Вуда известный специалист по морской фауне Элистер Харди в 1960 г. в статье «Был ли человек более «водным» в прошлом?», опубликованной в журнале «Нью сайентист» (A.Hardi, 1960), высказал гипотезу о том, что нашими предками были не древесные и не саванные обезьяны, а морские. Он добавил к числу человеческих эксклюзивов слишком большой нос и привел сравнение с носатыми обезьянами Калимантана, ведущими полуводный образ жизни в мангровых зарослях. Связь большого носа и водного образа жизни Харди не объяснил никак, просто провел параллель с человеческим носом, который тоже больше, чем у лесных обезьян. Кроме того, Харди обратил внимание также на невероятную потливость человека, которая при жизни в лесу или саванне выдавала бы наших предков с головой более сильным хищникам. Отсюда: им был необходим регулярный контакт с теплой водой.

Лошадь тоже отличается невероятной потливостью. Но вот вопрос: она ведёт водный образ жизни? И потеют ли водные и полуводные животные вроде бобра, калана, тюленей, сирен и китов?
Потовые железы у обезьян, как узконосых, так и широконосых, присутствуют. Подробнее об этом я буду говорить, разбирая страницы 157-164 его книги, а для затравки просто приведу вот этот источник на английском языке. Потливость некоторых обезьян, обитающих в сходных с человеком условиях (павианов) приближается к нижнему значению показателей испарения пота для человека (источники укажу далее)
Если уж говорить о «водной» гипотезе происхождения человека, стоит задаться такими вопросами:
1) Есть ли потовые железы у современных водных и полуводных животных?
2) Есть ли у водных животных вообще необходимость в потении как таковом?
3) Если человек происходит от водных животных, как у него сохранились функциональные потовые железы и зачем они были нужны на «водном» отрезке эволюции?
На стр. 163 господин Тен признаёт, что у дельфинов потовые железы отсутствуют. Но разве эта мелочь когда-нибудь кого-нибудь останавливала?

Стр. 135:
Человеческий тип роста волос на голове Харди объяснил тем, что водные животные более чувствительны к солнечному удару, чем наземные. Странное мнение для специалиста по морским животным, каким был Харди. Неужели он не знал, что морские сирены, живущие в тропиках, часами с удовольствием лежат на солнцепеке, не имея волос на голове?

Действительно странное мнение, если учесть, что сиреновые вообще не вылезают на берег, и даже потеряли задние конечности, как китообразные. Максимум, что они могут – греться в тёплой прибрежной воде или в выбросах электростанций, как ламантины на атлантическом побережье США. А вот тропические виды тюленей (тот же гавайский тюлень-монах) и морских котиков греются на солнце часами. И у них же хорошо развит волосяной покров – не зря котиков промышляли из-за их меха. Дельфины же, обитающие всё время в воде, при отлове часто гибнут от теплового удара – даже на экваторе морская вода имеет температуру ниже, чем воздух на солнцепёке.

Стр. 135:
Наземных животных от солнечного удара защищает короткая шерсть на головах. При чем здесь волосы до пят? Наконец, у водных животных есть возможность постоянно смачивать головы и тем самым охлаждать.

Особенно, конечно, эта шерсть защищает слонов и носорогов.
Современные животные, несмотря на хорошо развитый волосяной покров у многих из них, в самое жаркое время дня всё же отлёживаются в тени – под кустами, среди деревьев, в болоте, а если позволяет размер – просто в норе.
Насчёт волос «до пят» у человека Тен явно преувеличивает. Даже в современном мире, куда более лёгком для жизни человека, волосы у женщин далеко не всегда дорастают хотя бы до попы, не говоря уже о пятках. Длинным волосам для их благополучия требуется заботливый и регулярный уход, который вряд ли был возможен в первобытном обществе. Возможно также, что Тен слишком искренне верит в бесконечность роста волос у человека, которая опровергается хотя бы процессом постепенного, но постоянного выпадения волос у человека.

Стр. 136:
Харди оказал акватической теории плохую услугу тем, что перевел ее в плоскость симиализма. После этого акватическая теория происхождения человека стала ассоциироваться с теорией водной обезьяны. У Вестенхофера и Вуда этого не было, у них был более объективный подход. Между тем происхождение человека от водной обезьяны еще более невозможно, чем от сухопутной. Носачи в манграх погибли бы еще быстрее, чем шимпанзе на втором ярусе леса, имей они человечьи волосы. Такиим образом, Харди не является предшественником инверсионной теории, он не помог в правильном продвижении вперед, он увел в сторону. Именно с него началось полное отождествление, когда на Западе и в России, как только слышат о теории водного происхождения человека, сразу говорят: «А, водная обезьяна!» – и теряют интерес. Как говорится, плавали – знаем.

Уважаемый господин Тен! Я думаю, у гипотезы Харди и у ваших построений есть один существенный общий недостаток. Здесь даже не надо копать глубоко и высказывать всякие конспирологические мысли о «заговоре официальной науки» против «прогрессивно мыслящих учёных» и «свежих идей, идущих вразрез с официальной точкой зрения». Просто и у его теории, и у ваших умопостроений хромает доказательная база – на все четыре ноги. Потому и отворачиваются от вас люди, что эти теории не подтверждены ничем, в отличие от работ учёных, за которыми стоят реальные палеонтологические находки.

Стр. 136-137:
Поистине, обезьяна – это тотем. Членов бразильского дикого племени, как пишет Леви-Брюль, невозможно было переубедить, что их предок отнюдь не Красный попугай. Антропологам легче принять факт, что их предком является марсианская обезьяна, чем факт, что земное животное, но не обезьяна. Таким зацикленным «обезьянщиком» был и Харди, которому непременно понадобилось перевести акватику в симиализм. На самом деле он ничего интересного, принципиально нового не сказал, кроме того, что переназначил обезьяньих предков: вместо шимпанзе назначил калимантанского носача, еще более страхолюдного, чем шимпанзе. И неизмеримо более далекого от человека.

Хотелось бы уточнить, назначил в качестве предка (стр. 137) или привёл сравнение (стр.135)? Это, как говорится, «две большие разницы». Чтобы однозначно разрешить этот вопрос, лучше всего посмотреть статью самого Харди, тем более, что этот номер журнала “New Scientist” легко ищется в Интернете. Вот он, кстати – и статья в нём оказывается на месте, на стр. 642-645.
Статью Харди очень интересно читать, особенно в свете анализа книги Тена. Между прочим, Харди однозначно говорит о предке человека, похожем на человекообразную обезьяну (“ape-like creatures”, “primitive ape-stock” – стр. 642), и в конце статьи указывает, что этот предок должен располагаться между проконсулом и австралопитеком (стр. 645). Одновременно он сетует на то, что палеонтологи пока не нашли ископаемых остатков приматов, предшествовавших австралопитеку.
И есть в статье ещё одно интереснейшее обстоятельство, имеющее прямое отношение к словам Тена. В статье Харди нигде не упоминается обезьяна-носач – ни по-английски, ни по-латыни. Среди приспособлений для жизни в воде Харди упоминает следующие: прямохождение, способность плавать по-лягушачьи и нырять, утрату волосяного покрова, направление роста волос на теле, слой подкожного жира и обтекаемые очертания тела, неспециализированное строение кисти руки, чувствительность и подвижность пальцев, способных к разнообразным движениям. Всё! А теперь вопрос: где в статье Харди Тен сумел углядеть обезьяну-носача и нос как приспособление к водному образу жизни? Где у Харди написано, что носач был предком человека? Или это уже мечты самого Тена? Влажные мечты во всех смыслах.
И да, современный шимпанзе не может быть предком современного человека. Он ближайший родственник, а это не то же самое, что предок – люди, по простоте душевной (или невежеству) считающие шимпанзе предком человека, подменяют одно понятие другим.

Стр. 137:
С тех пор вплоть до выхода в 2005 г. книги автора этих строк «Из пены морской. Инверсионная теория антропогенеза» речь шла именно о водной обезьяне.

Пустить свежую струю в какое-то учение – это хорошо. Но здесь важно ещё и понимать, из чего состоит эта самая «струя». В настоящее время теория «водной обезьяны», к сожалению, немножко умерла, причём в силу одного существенного обстоятельства. Она была сформулирована лишь на основании некоторых особенностей анатомии и физиологии современного человека, и не подтверждалась палеонтологическими находками. То есть, это было всего лишь голое теоретизирование. Подобными же симптомами страдает «инверсионная теория» господине Тена. Плохой знак.

Стр. 137:
Горячей сторонницей этой теории являлась американская феминистка Элен Морган («Рождение женщины», Morgan, 1972). Она называет ее «теорией Харди» и сравнивает с «теорией Дарвина».
[…]
Э. Морган читала публичные лекции, в которых обращала внимание на следующий факт. После того как выяснилось, что в период антропогенеза саванного ландшафта не было вообще, что Африка была обводнена гораздо более сильно, чем сейчас, у сторонников теории саванной обезьяны ушла почва из-под ног. А это, мол, была единственная внятная теория, объясняющая прямохождение. Следовательно, теория водной обезьяны в настоящее время является единственной. Это было бы правдой, если бы не слово «обезьяна». Эта эволюционно обиженная тварь – я имею в виду человекообразных обезьян – имеет отношение к человечеству как деградировавшие пресапиенсы. А что касается низших (хвостатых) обезьян, включая водных, то они вообще никакого отношения к нам не имеют.

Могран могла говорить, что угодно: бывает, ради красивой теории какие-то факты деликатно замалчиваются и искажаются – однако это уже не метод науки. Кости ископаемых млекопитающих, в противоположность ей, молчат, но не врут: саванный ландшафт был широко распространён, о чём говорят кости антилоп, жирафов, родственных бородавочнику свиней. Это, однако, не отменяет наличия в саванне рек и озёр, о наличии которых в прошлом говорят хотя бы ископаемые остатки фламинго, тиляпий, бегемотов и крокодилов. Так что почва никуда из-под ног не уходила, там же и осталась. Менялась площадь саванн – возможно. Вслед за климатом менялось расположение поясов лесов и саванн – весьма вероятно. Но саванны были.
Кроме того, теория «водной обезьяны» была отвергнута не из-за того, что это именно обезьяны, а просто по причине фактического отсутствия ископаемых находок этих самых водных обезьян.
Если считать современных обезьян деградировавшими потомками человека, то в их скелетах неизбежно должны находиться черты, свидетельствующие о былом человеческом облике – остатки былой специализации нижних конечностей к прямохождению, например. Плюс хронология появления гоминид в летописи окаменелостей – строго против этого утверждения. Остатки совершенных гоминид («человека изначального»), предшествовавшие его «деградации» хотя бы в сахелантропа (жившего около 7 млн лет назад), неизвестны. А должны быть: если сахелантроп – это «деградант», то кто-то же должен был в него деградировать? Но что-то сторонники «инволюционизма» и примкнувший к ним господин Тен не торопятся показывать всему прогрессивному человечеству уникальные ископаемые остатки совершенного «человека изначального», возрастом значительно превышающие предполагаемых «деградантов». А ведь могли бы произвести переворот в науке и почивать на лаврах всю оставшуюся жизнь.

Стр. 137-138:
Еще одной заслугой Морган является следующее уточнение. Собственно, это, что называется, лежало под ногами, но надо было приложить усилия, чтобы поднять. Противники акватической теории опровергали ее, говоря: на Земле живут другие голые млекопитающие, и они чисто наземные, а не водные. Например, слоны. Кроме того, приводили в пример каланов, выдр, бобров в качестве животных, живущих в воде и при этом имеющих шубы.

Люди, знакомые с многообразием морских млекопитающих, знают, что некрупные звери, живущие в воде, вовсе не спешат расставаться с шерстью, и в распределении шерсти/голой кожи у водных млекопитающих есть вполне определённые закономерности. Самые мелкие бесшёрстные морские млекопитающие, дельфины Гектора, достигают длины 110-140 см, что уже немало. Самые крупные морские звери, не расставшиеся с густой шерстью – сивучи длиной до 350 см. Вода – это среда, в которой легко можно получить переохлаждение, особенно маленькому существу, имеющему большую относительную поверхность тела. Поэтому мелкие водные животные вроде калана, выдры, выхухоли и куторы щеголяют густым мехом. При их размерах невозможно накопить слой жира, который может функционально заменить мех в качестве теплоизоляции, не ограничивая подвижности животного. Даже в тропиках выдры и водяные грызуны (например, нутрии и рыбоядные хомяки) сохраняют густой волосяной покров. Ластоногие млекопитающие, как показывает пример сивуча, вовсе не торопятся расставиться с шерстью. Среди них ушастые тюлени щеголяют густым мехом, от чего и пострадали от человека. Большинство настоящих тюленей также сохраняет достаточно густую шерсть во взрослом состоянии. Лишь моржи практически лишены шерсти, а среди настоящих тюленей у морских слонов шерсть довольно редкая. Современные морские млекопитающие без шерсти – это китообразные и сирены, достаточно крупные животные, чтобы иметь толстый жировой слой, который может одновременно функционально замещать шерсть как теплоизолятор, и не сковывать движения животного. Кроме того, обратим внимание, что и китообразные, и сирены – постоянноводные животные, полностью порвавшие с сушей. При таком образе жизни постоянно пропитанный водой мех, конечно же, бесполезен. Зато животные, выходящие на сушу, получают от наличия шерсти немалую пользу, находясь вне воды.
Если поразмыслить, к какой весовой категории относится гипотетическая «водная обезьяна», и какую часть времени она проводила в воде и на суше, то получается, что в её случае мы можем с большей степенью вероятности ожидать именно сохранения волосяного покрова, в том числе густого и тёплого, даже в тропиках.

Стр. 138:
Э. Морган предположила, что у слона были водные предки, – и угадала, что говорит о прогностической ценности акватики. Именно она подтолкнула к дальнейшим поискам в данном направлении, и при этом выяснилось, что водные предки были также у носорога. Удалось даже сформулировать некое подобие биологического закона: не все звери, живущие в воде, – голые; но все голые звери, живущие на суше, имеют водное происхождение.

В этот момент мамонт, американский мастодонт и шерстистый носорог замерли в ожидании… Ведь теперь Тену надо каким-то образом объяснить, как они обросли шерстью. Но он этого не делает, поэтому придётся мне задаться этим вопросом.
Давайте же, примеримся к выведенному им «биологическому закону». Допустим, предок слона действительно мог быть полуводным. Обычно предком слона и прочих хоботных (очень дальним) считают меритерия. Он жил в древней Северной Африке, которая в раннем кайнозое представляла собой окраину моря Тетис с островками и мангровыми зарослями. Разумеется, нельзя исключать, что часть времени он проводил в воде, однако он не был полностью водным – у него были конечности наземного животного, а не ласты постоянноводного существа. Относительно его волосяного покрова прямых свидетельств нет. Хорошо, предположим, что он был реденьким и коротким, как у той же свиньи. У современного африканского слона волосяной покров есть, хотя и очень редкий – видимо, это состояние Тен имеет в виду, когда называет его «голым». Если бы у нас были только меритерий и ряд ископаемых форм от него до африканского слона, логично было бы предположить именно так, как говорит нам это «некое подобие биологического закона»: что все промежуточные формы были также голыми. Но у нас есть весьма волосатый мамонт и чуть менее волосатый американский мастодонт. Каким-то образом ведь надо объяснить и их существование? Заметим, что это животные из разных семейств, то есть, их эволюционные пути разошлись примерно 35 миллионов лет назад (тогда появилось семейство мастодонтов). Если бы ряд от меритерия до слона был исключительно «голым», придётся предположить, что мамонт и мастодонт произошли от иного предка, не от меритерия. Но это противоречит ископаемым находкам, которые указывают на то, что у африканского слона и мамонта был общий предок, причём относительно недавний. Значит, предположение о том, что у мамонта был иной предок, неверно. А волосатость мамонта делает неверным предположение о том, что голая кожа у древнейшего предка слона является причиной голой кожи современного африканского слона. Отсюда делаем вывод о том, что либо предок слона мог жить в воде и одновременно быть волосатым, либо о том, что состояние волосяного покрова рассматриваемого нами современного вида – изменчивый признак, мало зависящий от состояния волосяного покрова предка, особенно когда между предком и потомком укладывается целый ряд видов, в большинстве своём ведущих наземный образ жизни.
У соседей слонов, носорогов, предком был небольшой зверь гирахиус (Hyrachyus) из эоцена Северной Америки (где он жил от Ямайки до Канадской Арктики) и Европы. Это бегающее животное с относительно длинными ногами, не демонстрирующее адаптаций к водному образу жизни. Среди его потомков были также водные формы (неоднократно появлявшиеся болотные носороги), но сам он – вполне наземное животное. Так что «некое подобие биологического закона», к сожалению, не подтверждается даже самой примитивной проверкой. Вот уж точно – не закон, а лишь «подобие».

Стр. 138:
В настоящее время под вопросом только голый землекоп. Неизвестно, имеет ли он водных предков (вполне вероятно), но это не важно для акватики: землекоп — животное норное, а не наземное, живет в жарких странах глубоко под землей, там постоянная высокая температура, повышенная влажность и дефицит кислорода, поэтому отсутствие шерсти может быть объяснимо и без акватики.

Зачем высасывать из пальца гипотетических «водных предков» у голого землекопа, когда можно посмотреть на его ближайших родственников? Капский землекоп, три рода пескороев и серебристый тенелюб – все они весьма и весьма мохнаты. То есть, голая кожа голого землекопа – это частный признак на уровне рода. Если даже допустить наличие у голого землекопа своего собственного водного предка, то при его, землекопа, размерах этот предок наверняка был бы покрыт шерстью (густой и, возможно, несмачивающейся), как все водяные млекопитающие его весовой категории, о чём говорилось выше. А нормальные конечности сухопутного животного у голого землекопа говорят о том, что его теоретически-гипотетический «водный предок» был бы не слишком глубоко специализирован к жизни в воде.
Так что господин Тен своим примером доказывает лишь одно: отсутствие волос вполне можно объяснить и иными причинами, не связанными с водным образом жизни. Отсюда следует, что связь наличия/отсутствия волос с водным образом жизни – довольно эфемерная. И строить какие-то гипотезы о предках человека, отталкиваясь от состояния волосяного покрова современного человека – крайне ненадёжное занятие.

Стр. 138:
Э. Морган надеется, что «теория водной обезьяны Харди» и теория естественного отбора Дарвина когда-нибудь будут объединены в «новом синтезе». Это в принципе невозможно, потому что теория водной обезьяны точно так же не вписывается в теорию естественного отбора, как и теория саванной обезьяны. Выполнение требований теории адаптивного естественного отбора выводит на совсем других животных. Человек имеет водное происхождение совершенно «по Дарвину», но не от обезьян.

Вывод смелый, но ему нужно материальное подтверждение. И они говорят о том, что о надеждах Э. Морган уже можно говорить в прошедшем времени, поскольку все попытки переселить предков человека в воду потерпели фиаско. Палеонтологические находки последнего времени указывают на выход двуногой обезьяны из леса в саванну без стадии жизни в водоёме. Э. Морган можно простить: она выдвигала своё предположение, когда ранние до-австралопитековые гоминиды ещё не были открыты. В настоящее время эти существа уже описаны, и изучена палеоэкологическая обстановка, в которой они обитали. Кроме того, мы уже видим, что некоторые «анатомические эксклюзивы» человека можно объяснить не только водным образом жизни, но и иными причинами. И ещё то, что выбранные Теном для своей теории признаки не имеют значения для определения систематического положения и родственных связей человека.

Стр. 139:
Поправляя Харди, у которого был реальный пример – калимантанские носачи, – Линдблад исходил из следующего «этнографического» факта. «Почти все так называемые первобытные племена – жители лесов; исключение составляют некоторые африканские обитатели саванн да живущие в пустыне бушмены Калахари, а также аборигены Австралии. Лес, несомненно, исконная среда первозданного представителя нашего семейства» (Линдблад, 1991, с. 18).

Как мы уже выяснили выше, у Харди в статье носачей не было.

Стр. 139:
Исходный пункт рассуждений Линдблада несостоятелен, а вывод скороспел. Еще в XVIII в. почти все океанические острова и значительная часть побережья малообитаемых материков были населены первобытными народами, которые активно использовали акваторию, не углубляясь далеко в лес. Многих в непроходимые джунгли вынудили уйти колонизаторы.

Если мы оценим остров как среду обитания крупного всеядного животного (каковым является человек), то увидим, что площадь суши большинства океанических островов (как правило, небольших) достаточно мала, чтобы поддержать жизнь популяции таких животных, фактически, чуждых первобытной экосистеме. Наземная флора и фауна таких островов бедна и представлена потомками немногих форм, сумевших преодолеть морские пространства и закрепиться на острове. Судя по костям субфоссильных (полуископаемых) видов, после прибытия человека на такие острова везде события разворачивались по одному и тому же сценарию: условно крупные местные животные быстро кончались (вымирали, будучи съеденными), хрупкая экосистема разрушалась хозяйственной деятельностью островитян, и единственным более-менее стабильным источником пищи оставалось море.
Более крупные острова в этом плане представляют собой иную картину. Здесь вполне могли существовать племена, живущие исключительно эксплуатацией наземных ресурсов. Таких островов достаточно много – это Новая Зеландия, Новая Гвинея, многие острова Индонезии. На островах такого типа существует полноценная фауна крупных наземных животных, поскольку эти острова представляют собой часть материка. Фаунистическое исключение – Новая Зеландия, но и там существовали гигантские птицы, экологические аналоги копытных. На островах такого типа до сих пор живут племена, никак не связанные образом жизни с морскими побережьями. В той же Новой Гвинее, например, до сих пор находят племена, обитающие в глубине острова и ни разу не видевшие белого человека. Так что утверждение Тена в данном случае в очередной раз выглядит сомнительным.

Стр. 139:
В Северной Америке вплоть до XVII в. большая часть внутренней территории была безлюдна, все индейцы обитали на побережьях двух океанов и группы Великих озер. Характерно, что, описывая подробно быт двух племен Амазонии – акурио и яномамо, опираясь на их реалии, Линдблад говорит о том, что они бежали в лес от карибов, которые приплыли на побережье с островов (!). Самих карибов согнали с их островов белые колонизаторы (там же, с. 36).

По-моему, Тен лезет туда, где вопиюще некомпетентен, хотя выше по тексту сам осуждал антропологов ровно за это же. На внутренних территориях Северной Америки существовали и сменяли друг друга различные культуры коренных американцев, и американские колонизаторы, продвигаясь вглубь материка, встречали упорное сопротивление множества племён индейцев. Эти племена принадлежали к целому ряду языковых семей, что говорит об их долгой истории самостоятельного развития. А находки доисторических людей и орудий труда на американском материке говорят о множестве первобытных культур, предшествовавших современным племенам североамериканских индейцев, и о следах их деятельности в виде охоты на первобытную мегафауну.
Вот пара карт из книги – Васильев С. А., Берёзкин Ю. Е., Козинцев А. Г. «Сибирь и первые американцы». СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2011. Компетентность авторов сомнений не вызывает: Васильев – археолог из ИИМК РАН, Берёзкин – этнограф и фольклорист из Кунсткамеры, т.е. МАЭ РАН (зав. отделом Америки), Козинцев – антрополог (тоже МАЭ РАН). Взглянем же на эти карты.

Как видим, просто сохранившиеся до наших дней стоянки первобытного человека в Северной Америке показывают, что территория материка была густо заселена. Не будь этого, до исторической эпохи дожили бы плейстоценовые гиганты материка – колумбовы мамонты, гигантские ленивцы, американские лошади и верблюды, короткомордые медведи и прочие представители мегафауны глубинных районов материка. Интересно, откуда взята Теном информация о «безлюдности» территорий Северной Америки? Никаких первоисточников им не приводится.
Я не отрицаю, что отдельные племена в ходе истории могли переселяться в те или иные районы материков, где раньше не жили, и изгоняли из этих районов ранее существовавшее там население. В той же Африке это происходило не раз (см., например, статью в «Википедии» – об экспансии бантуязычных племён). Но «безлюдность» целого материка – это нонсенс.

Стр. 139:
Первозданный человек не являлся лесным животным, иначе это зафиксировалось бы в архетипах бессознательного в виде инстинктивной тяги в лес. В этом смысле человек – животное, тяготеющее именно к морю.

У Виктора Дольника в книге «Непослушное дитя биосферы» (напомню, она есть в списке литературы к книге Тена) говорится о том, что естественной средой жизни человека является окраина леса – между сплошным древостоем и открытой безлесной местностью, и приводятся примеры проявлений инстинктивной тяги именно к такому ландшафту. Что-то этот момент Тен упустил в своих рассуждениях. Обращает на себя внимание его странная логика: раз не лес, значит, внезапно, море. Очень напоминает подгонку решения под ответ у какого-нибудь школьника. Как будто «третьего не дано», хотя фактически есть и третье, и четвёртое, и ещё бог знает, какое.

Стр. 139-140:
Приведу еще один аргумент, который прошу не считать расистским и оскорбительным для кого-то. Это просто констатация. Существуют достаточно хорошо разработанные понятия об идеальных пропорциях человеческого тела. Золотая пропорция в искусстве опирается именно на идеал человеческого тела. Следовательно, он заложен в подсознании.

А теперь вопрос: как это утверждение можно проверить? Какие опыты могут позволить нам «вытащить» этот «заложенный в подсознании» идеал и убедить нас в том, что он объективно существует? Тем более, что искусство разных народов мира не всегда опирается на этот идеал. Достаточно посмотреть хотя бы на изделия и рисунки аборигенов Мезоамерики, Австралии или Африки. Если мы начнём оценивать изображения людей в этих культурах с точки зрения «золотой пропорции», то увидим, что они далеки не только от неё, но и от нормального строения тела человека: большие головы, небольшое туловище, непропорционально короткие ноги. Тем не менее, это искусство, самое настоящее. Но что-то «золотая пропорция» как-то не спешит всплывать из подсознания.

Стр. 140:
Так вот, у первобытных людей, встреченных белыми на островах или на побережье (у тех же карибов, у океанийцев, у гуанчей, у маори, у папуасов), тела независимо от расы и роста были почти идеальны по пропорциям. У первобытных жителей материков пропорции искажены. Например, масаи, жители саванн, поражают непомерной вытянутостью фигур. Не приходится говорить об идеале, о «золотой пропорции», глядя на эти узкоплечие двухметровые вертикали с торчащими ключицами, с тонкими, длинными руками и ногами, лишенными выпуклых мышц. Отбор преформировал тела масаев для обитания среди высокой травы и кустарников. Он даже руки приспособил для метания легких дротиков и арканов на большие расстояния, когда важны не мышцы, а длина плеча. Кстати, если б весь человеческий род вышел из саванн, идеальными считались бы тела, как у масаев, как самые приспособленные к обитанию среди высокой травы.
Самые неприглядные тела – у первобытных жителей лесов с их низкорослостъю (до пигмейской карликовости), узкими плечами, с животами, смолоду похожими на раздутые бурдюки, из-под которых торчат тонкие и слишком короткие ноги. Очевидно, что человеческое тело формировалось не в лесу. Иначе золотая пропорция имела бы совершенно иной вид, а вместе с ней и вся культура человечества.

С учётом того, что учение о «золотой пропорции» было разработано европейцами, получается, что мы измеряем пропорции тел представителей разных народов в сравнении с пропорциями европеоида.
Если предположить ситуацию, когда учение об отношении математического «золотого сечения» и пропорций человеческого тела разработали какие-нибудь эскимосы или масаи, они бы наверняка нашли какие-то математические формулы, описывающие их собственное тело как идеальное, и смотрели бы на другие народы как на странных уродцев с диспропорциональными телами. Был бы повод, а идеологическую платформу подвести можно под что угодно.
Кроме того, в Интернете сейчас очень много фотографий представителей разных народов, в том числе перечисленных Теном. И по ним вряд ли скажешь, что те же папуасы из Новой Гвинеи сильно пузатые и тонконогие – обычные у них и животы, и ноги. И пигмеи Африки не толстопузые карлики, а просто низкорослые люди нормальных пропорций и сложения. Индейцы Амазонии тоже имеют достаточно правильное телосложение. В этом легко убедиться по фотографиям в Интернете, они не представляют собой чего-то секретного. Что-то не то говорит нам Тен.
Пропорции тела масаев и других нилотских племён своеобразны. Но и места их обитания – не лес с влажным микроклиматом и относительно комфортной температурой, а саванна с сухими и жаркими условиями. В то же время жители Северной Азии и севера Северной Америки отличаются более низким ростом и относительно короткими конечностями. И иллюстрация есть в книге Д. Ламберта «Доисторический человек», и книгу эту Тен упоминает в списке литературы к своей работе. Здесь мы наблюдаем во всей красе правило Аллена, которое в учебниках иллюстрируют песец, лиса и фенек.
В рассуждениях Тена вполне очевидна ошибка наблюдателя: субъективная оценка телосложения представителей разных народов с позиции «красоты», представление о которой формировалось иным окружением. Например, нам (европеоидам из северных широт) кажется красивой загорелая кожа, а представителям народов Юго-Восточной Азии – наоборот, бледная. Японцы вообще считают нас «большеносыми гайдзинами».
Если говорить об эволюционном процессе, то адекватность особенностей строения организма условиям среды – вот мерило успешности приспособления. Субъективная красота в данном случае – дело десятое. Если же в рассуждениях внезапно всплывает на правах полноценного аргумента мерило в виде красоты, на горизонте начинает маячить призрак дарвиновского полового отбора, так нелюбимого Теном.

Стр. 140-141:
В 1987 г. в Нидерландах работала конференция по проблеме водной обезьяны и вышел сборник «The Aquatic Аре: Fact or Fiction?» (Лондон, 1991). Эта конференция, как принято считать, поставила точку в вопросе о водной обезьяне: фикция. Не мог человек произойти от водной обезьяны. Совершенно верно.
Всех перечисленных выше авторов объединяет со всеми антропологами, которых они дружно критикуют, общий «тыковый» подход: они находят «свою» обезьяну и начинают от нее «плясать». Вот есть у них образ обезьяны, у каждого свой, но только уже водной, под который они подгоняют фактологию, которую игнорируют официальные антропологи. Но, по сути дела, совершают ту же самую ошибку. Не с конца эволюции начинают, не с человека, а с гипотетического водного питека, под которого подгоняют человеческие эксклюзивы.

А вот и нет. Не объединяет. Ключевые слова здесь: «находят «свою» обезьяну и начинают от нее «плясать»». Сторонники теории «водной обезьяны» как раз не нашли «своей» обезьяны: палеонтология не подтвердила их выводов. Антропологи же сначала находят ископаемые остатки, и только потом начинают формулировать выводы, отталкиваясь от имеющихся у них реальных находок, времени их существования и особенностей строения. Да, они не могут отойти от идеи происхождения человека от обезьяны, и это, скорее всего, выводит Тена из себя и заставляет ругать их разными словами. Но у них в распоряжении есть данные из области анатомии, физиологии, этологии, а палеонтология лишь подкрепляет их, являя на свет останки существ, сочетающих черты обезьяны и человека, и показывающих изменение этих черт во времени в соответствии с теорией эволюции.

Стр. 141:
И получается тот же ненаучный разнобой, что у всех симиалистов. Поэтому никто не воспринимает акватическую теорию всерьез. Надо признать, что сторонники акватики сами старательно над этим поработали. Они не продвинули акватическую теорию, а опошлили ее своими водными питеками. Ибо это глупость похуже, чем теория саванной обезьяны.

Зачем сразу все эти «теории заговора»? Дело тут не в «разнобое». В своей статье Харди чётко указал, где надо искать «водную обезьяну»: между проконсулом и австралопитеком. Убили теорию «водной обезьяны» совсем другие моменты: возможность иного непротиворечивого объяснения появления признаков «водного прошлого» у человека и отсутствие фактического подтверждения умопостроений авторов в виде палеонтологических находок. Боюсь, оба этих момента могут сработать и во многих других случаях.

Стр. 141-142:

Эксклюзивы Линдблада: критика

В классификации анатомо-физиологических эксклюзивов Линдблад исходит из одного узкого основания: отличия от крупных человекообразных обезьян.
«Так что же отличает наш вид, вернее, семейство Hominidae (люди) от Pongidae (крупные человекообразные обезьяны)?» – спрашивает Линдблад и отвечает:
«Отличий довольно много, начиная с чисто физических:
1. Все более вертикальная осанка.
2. Короткие руки, длинные ноги.
3. Ступня с непротивопоставляющимся большим пальцем.
4. Рука с противопоставляющимся большим пальцем.
5. Редуцированный волосяной покров на теле.
6. Длинные волосы на голове, волосы под мышками (ошибка переводчика: правильно – волосы в подмышках. – В.Т.).
7. Потовые железы по всему телу.
8. Жировая ткань нового типа, особенно у детей.
9. Большой пенис у мужчин.
10. Большие груди у женщин.
11. Крупный череп, больший объем мозга.
12. Меньшие зубы, особенно клыки.
13. Более плоское лицо.
14. Более высокий нёбный свод, более подвижный язык.
15. Выступающий вперед нос». (Линдблад, 1991, с 69,70).
Необходимы поправки. В настоящее время в семейство гоминид включены также и человекообразные обезьяны, поэтому для предполагаемых предков человека используется другой термин: гоминины. Термин понгиды используется, когда надо обозначить группу из крупных человекообразных обезьян: горилл, шимпанзе, орангутанов.

Если оценивать эти признаки по их значению для классификации, то это будут диагностические признаки, позволяющие определить по их наличию, что их обладатель – человек, а не человекообразная обезьяна. Здесь не перечислены признаки, позволяющие определить место человека в системе природы.
Кроме того, Линдблад ошибается: потовые железы у обезьян есть. Их количество и соотношение разных типов потовых желёз немного отличаются от характерных для человека, но у систематически близких к человеку обезьян сходства с человеком в этом плане больше, чем у мартышкообразных.
Ещё одна тонкость, которую следует помнить при чтении этого списка – то, что сравнение в данном случае идёт с другими биологическими видами, причём современными, имевшими иной эволюционный путь. После расхождения с предками человека они эволюционировали независимо и приобрели собственные признаки, отличающие их от человека.

Стр. 142:
Безусловным достоинством классификации Линдблада, приведенной в его книге о «первозданном человеке», является ее – классификации – первозданность. Отдавая должное, необходимо в то же время отметить как ее недостаточность, так и логическую порочность. Недостаточность проявляется в двух аспектах. Во-первых, многие эксклюзивы остались незамеченными, но об оглашении всего списка поговорим позже. Во-вторых, налицо недостаточность основания деления. Эксклюзивы должны распределяться не по одному, а по трем основаниям:
1. Абсолютные. Анатомо-физиологические признаки, которых больше ни у кого нет, ни у какого другого вида.
2. Признаки, отличающие нас от других родов и семейств животных и объединяющие с другими. Например, такие, которые выделяют нас из мира наземных млекопитающих, к которым мы по современному образу жизни относимся..
3. Признаки, по которым мы отличаемся от ближайших к нам видов животных, а именно понгид.
Линдблад принял за основу только последнее основание деления.

Неясно, что автор имеет в виду под словом «первозданность». Разные словари трактуют это слово как «первобытность», «нетронутость, неизменность», «незатейливость, нетронутость». Если применять эти признаки к понятию «классификация», как это делает Тен, получается некий бред.
Теперь посмотрим далее. Хорошо. Для ясности не станем разбираться, на основании чьей воли, или, например, научной работы, должны быть именно эти три основания для распределения признаков. Возможно, это воля самого Тена, его самобытный авторский взгляд. Посмотрим теперь на эти основания.
Первое основание – такие признаки есть у любого вида, поэтому логично предположить, что они есть и у человека как у самостоятельного вида. Это признаки диагностические, но не систематические. Родство они не покажут.
Второе основание – то ли тут кривая формулировка, то ли автор сознательно лукавит. Потому что из формулировки неясно, какие признаки должны быть перечислены именно здесь. Видовые признаки человека разумного (Homo sapiens), родовые признаки нашего биологического рода (Homo), признаки семейства гоминид (Hominidae) и отряда приматов (Primates) будут одинаково надёжно отделять нас, например, от летучей мыши, слона, дельфина и лошади. Но, если мы захотим понять, что отделяет нас от лемуров или мартышек, например, то придётся не принимать во внимание признаки отряда приматов, поскольку у нас с этими существами они будут общими. Также из формулировки Тена неясно, с кем должны объединять нас признаки, которые должны быть перечислены здесь. Вообще, мы что собираемся делать – объединять или разделять? Впрочем, его «например», скорее всего, подразумевает человеческие признаки, имеющиеся у водных млекопитающих и отсутствующие у наземных. Ведь Тен пытается вывести род человеческий от водных предков, о чём сказано даже в аннотации к книге.
Третье основание – в свете того, что среди понгид остались только орангутаны (и то в качестве подсемейства понгин в семействе гоминид), это основание можно даже не выделять, ограничившись вторым. Кстати, когда Тен называет понгид, сиречь человекообразных обезьян в устаревшем смысле этого понятия, «ближайшими к нам видами животных», не оговорка ли это «по Фрейду»?

Стр. 143:
Логическая порочность заключается в том, что многие признаки лишены объективности, будучи выделены по субъективному принципу «более-менее». Это эксклюзивы 1 и пять последних (11,12, 13, 14, 15). На мой взгляд, в выделении эксклюзивов человеческой природы уместен логический максимализм. Эксклюзив либо есть, либо его нет. Выражение «более-менее эксклюзивен» является нонсенсом. Надо говорить не о «все более вертикальной осанке», а о прямохождении. Иначе мы будем вынуждены принять в свою компанию всех брахиаторов, передвигавшихся иногда вертикально, а иногда с опорой на кисти рук.

Не надо этого бояться: гиббоны, эти специализированные брахиаторы, уже выделены в самостоятельное семейство, и к гоминидам их никто не относит. Вообще, я на протяжении всей книги не могу понять, кого именно Тен называет «брахиаторами», потому что он не дал определения этого термина в тексте, хотя тыкает само слов и в дело, и не в дело. В зоологии же брахиация – это способ передвижения исключительно при помощи передних конечностей, когда брахиатор подвешивается к веткам на руках снизу и «шагает» на руках, не используя ноги. Гиббоны как раз этим и знамениты, орангутаны тоже этим владеют, хотя и в меньшей степени, а самые близкие к нам гориллы и шимпанзе давно расстались с этим способом передвижения, сохранив от этого этапа эволюции лишь длинные передние конечности.

Стр. 143:
Размер черепной коробки – показатель весьма относительный, видимо, Линдблад, не будучи профессионалом, не слышал о научной драме с крушением «мозгового Рубикона».

Простите, но именно в данном случае не всё ли равно, что там случилось с этим «мозговым Рубиконом»? Кизс ввёл этот признак как количественное мерило, позволяющее разграничить ещё обезьяну и уже человека. Ввёл его для случая, когда в распоряжении исследователя имеется непрерывный ряд форм, и надо где-то условно поставить границу. Систематика – такая штука, что исследователю приходится распределять виды по уже имеющимся отграниченным друг от друга «полочкам», и невозможно устанавливать для переходной формы некий «переходный» таксон. Собственно, отсюда и вопли креационистов по поводу «отсутствия переходных форм»: их приходится относить или к одному таксону, или к другому.
Теперь вернёмся к словам Тена. Разве мы наблюдаем в совокупности «современные человекообразные обезьяны + современный человек» отношения типа «предок-потомок»? Эти существа не образуют единого непрерывного ряда предковых и потомковых форм, и разграничивать их при помощи «мозгового Рубикона» бессмысленно. Но я надеюсь, Тен признаёт, что у современного человека мозги как-то покрупнее, чем у современных человекообразных обезьян?

Стр. 143:
Распределение зубов по размеру может довести до определения отдельных крупнозубых людей в разряд обезьян. Количественный критерий не является существенным, когда возможен качественный, например связанный с отсутствием у человека диастем.

Глупость. Во-первых, никто не берёт за основу классификации отдельно взятый признак. Во-вторых, существует определённая индивидуальная изменчивость, крайние выражения которой не выделяют отдельно взятую особь из состава вида. Так, у крупнозубого гражданина оба родителя могут обладать не самыми большими зубами, но сочетание генов одномоментно сработает – и перед нами красавец с «обезьяньими» зубами, который по всем остальным данным – обычный человек. Так что размер в данном случае имеется в виду не отдельно взятой особи, а в среднем по виду, на основании большой репрезентативной выборки.
Кстати, а почему Тен не обратил внимания на клыки? Это как раз очень «человеческий» признак, и отсутствие диастем у гоминид связано именно с укорачиванием клыков.
Вообще, если говорить о диастемах, следует обратить внимание на то, что у огромного множества млекопитающих нет диастем – например, у насекомоядных, рукокрылых, китообразных. У современных человекообразных обезьян они есть, но в линии, ведущей к человеку, они отсутствуют из-за редукции клыков уже на ранних этапах эволюции.
Кстати, у древнейших предковых млекопитающих диастем не было, а у разных групп современных млекопитающих диастема возникает по-разному, и расположение её в челюстях различное. Например, у грызунов диастема возникла вследствие редукции клыков. У хищных млекопитающих диастема возникла без редукции зубов, у приматов тоже. Но мы не делаем выводов о родстве приматов и хищных. Таким образом, отсутствие диастемы – эксклюзивный признак человека и его предков лишь в объёме семейства гоминид, но не класса млекопитающих.

Стр. 143:
«Более плоское лицо» как-то не вяжется с «выступающим носом». Последнее вообще является не видовым, а расовым признаком. У лиц желтой расы носы не слишком выступают вперед.

В данном случае речь идёт именно о видовом признаке. Даже самый плосконосый человек более носат, чем любая обезьяна, кроме, разве что, носача. И почему плоское лицо «не вяжется» с выступающим носом? Слова «плоское лицо» относятся к форме лицевых костей, а «выступающий нос» – к особенностям мягких тканей носа.

Стр. 143:
В данном случае применительно к обезьянам надо говорить конкретно о ртовом захвате, связанном с выдвижением всей нижней части морды вперед, и о надбровных дугах, избегая субъективно-оценочных суждений. Что касается человеческого носа, то в нем заключен эксклюзив, причем абсолютный, а не относительный: направленность ноздрей книзу; и еще один назальный эксклюзив есть, поговорим о нем позже.

Что есть «ртовый захват»? Никаких ссылок на описание или объяснение этого признака в книге Тена нет. Я сейчас уже готов гадко пошутить на тему отработанных навыков этого дела у женщин с пониженной социальной ответственностью. Пока же термин не раскрыт, а додумывать, что имел в виду Тен – дело неблагодарное. К тому же «ртовый»? Может, всё же «ротовой»? А ещё лингвист…
Надбровные дуги очень долго являлись характерной особенностью рода Homo – от ранних представителей рода Homo до тех же неандертальцев, уже бывших современниками человека современного типа. Исчез этот признак относительно поздно, поэтому совсем относить его к обезьяньим чертам нельзя.
Нос человека эксклюзивен как признак лишь в пределах современного многообразия отряда приматов. О строении мягких тканей лица у древних представителей гоминид мы можем лишь строить более или менее обоснованные предположения, отталкиваясь от особенностей строения лицевых костей. Так что не исключено, что выступающий нос – общий признак целого ряда видов семейства гоминид. Плюс случай с обезьяной носачом намекает, что принципиально возможно неоднократное и независимое появление подобного признака.

Стр. 143:
14-й эксклюзив «по Линдбладу» – тоже оценочный, здесь надо говорить не о том, способна ли шимпанзе ворочать языком «более-менее» (очень даже способна, когда жрет), а об абсолютных истинах, например об отсутствии у обезьян управления языком со стороны коры мозга и о наличии этого управления у человека.

Из слов Тена неясно, что же происходит у обезьян с языком: то ли они могут им управлять («когда жрёт»), то ли не могут («об отсутствии у обезьян управления языком со стороны коры мозга»). Если он имеет в виду что-то другое, то надо бы как-то поучиться выражать свои мысли к следующему изданию книги (искренне надеюсь, что его никогда не будет, но чем чёрт не шутит).

Стр. 143-144:
Отдельные эксклюзивы сформулированы совершенно неправильно и, по сути, представляют собой неверное знание. Например, №3. Линдблад, видимо, по аналогии с рукой (№4), зациклился на «противостоянии большого пальца». Но это в принципе неверно даже относительно руки, хотя это безграмотное выражение массовидно встречается даже в трудах маститых антропологов. Большой палец руки человека не противостоит остальным (противостояние означало бы угол в 180 градусов), а отстоит на 90 градусов. Это обстоятельство очень важное, потому что отделяет нас от птиц, у которых наблюдается именно противостояние.

Линдблад был шведом. Писал и говорил он по-шведски. Тен нападает на русское издание книги, хотя здесь вполне может иметь место неправильный перевод. Мне как-то приходилось видеть книгу 2020 года издания (в России), где додо обозвали попугаем, а синий, серый и горбатый киты стали гладкими. Посмотрел по английскому переводу – нет, автор не дурак: додо остался голубем, а перечисленные киты – усатыми. Так что в данном случае «выстрел» Тена – мимо.
Однако же Тен тоже лукавит. Обсуждая страницу 83 книги Тена, я уже указывал на то, что Тен подменяет один термин другим. Понятие «отстоять» не тождественно понятию «противопоставляться».
А сейчас я немного позлословлю. В этом месте я не дошёл ещё даже до середины книги Тена, однако уже успел обнаружить у него кучу нелепиц и откровенных биологических ошибок. И такой человек (не специалист в области биологии) поучает антропологов? Как говорится в анекдоте, «и эти люди запрещают мне ковырять в носу?»

Стр. 144:
В том, что касается ноги, то отстояние большого пальца является не видовым и даже не расовым, а популяционным признаком. Эволюционного значения данный признак не имеет, в чем убеждает, в том числе, прочтение книги Линдблада, который сам не может истолковать эволюционно «противостояние большого пальца ноги». У дравидов, живущих на юге Индии, большой палец ноги, как правило, сильно отстоит от остальных. Дравиды – негроиды, но этот признак наблюдается не у всех поголовно негроидов. У черных скотоводов и земледельцев Африки (у тех же масаев) он отсутствует. Это популяционный признак, связанный с лазаньем по голым пальмовым стволам.

Стоп-стоп-стоп! Где это Линдблад говорит об «отстоянии» большого пальца? Процитирую Линдблада по Тену: «3. Ступня с непротивопоставляющимся большим пальцем». У людей большой палец на ноге не противопоставляется. Противопоставление большого пальца – это не отстояние. О непонимании Теном разницы между этими терминами я уже говорил, давая комментарий к стр. 83 его труда. Даже картинки траектории движения большого пальца при противопоставлении там приведены. На ступне отстоять (находиться в стороне от остальных) он может, но противопоставляться – нет, подвижности не хватает. Так что тут Тен путает тёплое с мягким.
Дравиды – не негроиды, здесь Тен ошибается. Их ближайшие родственники – европеоиды и австралоиды.

Стр. 144-145:
Эксклюзив №5 сформулирован в недопустимо предвзятой форме. В нем, кроме констатации факта, подтекстово содержится побудительная глагольная конструкция, опрокидывающая строго научный подход. Откуда Линдблад взял, что волосяной покров именно редуцировался? Возможно, у «первозданного» его не имелось изначально, за исключением отдельных областей тела? Возможно, наоборот, волосяные луковицы пошли в ход, когда люди с теплой акватории подались на материк, где им стало зябко по ночам в условиях континентального климата? На материке ночью даже в тропиках прохладно. Наблюдения подтверждают скорее второй вариант, чем первый. Случаи отрастания волос по всему телу известны, например, у детей «Маугли». Это происходит уже в первом поколении. Случаи, чтобы представитель кавказской, допустим, национальности лишился волос на теле из-за перемены климатических условий, мне не известны. Не только в первом, но и в двадцать первом поколении волосы на теле не редуцируются от жары.

Снова придирка больше к переводчику, чем к Линдбладу. Причём отягощённая явлением, которое называется «синдром поиска глубинного смысла». К сожалению, Линдблад уже умер, и спросить, что именно он имел в виду, уже не получится. Но претензии Тена явно сводятся к тому, что Линдблад не знал об эксклюзивной теории Тена, и потому выразился не так, как желает Тен через много лет после того, как были написаны слова Линдблада.
Могу предположить, что Линдблад выводил происхождение человека от обезьяны, и потому счёл густой волосяной покров исходным состоянием. Если взглянуть на предковых млекопитающих в целом, то у них заметно наличие густого волосяного покрова, оставившее свой след даже на некоторых ископаемых образцах. Поэтому волосяной покров человека по отношению к этому состоянию именно редуцировался.
Вторая часть претензий Тена – чистейший ламаркизм. Фотография донесла до нас облик некоторых «детей-маугли», и их облик не демонстрирует избыточной волосатости. Это, например, индийские Дина Саничар (1867) и Амала и Камала (1920, хотя данный пример – скорее всего, мистификация). В описаниях других «детей-маугли» также не говорится о развитии волосяного покрова на теле, хотя именно эта черта в облике привлекла бы значительное внимание. Единственное исключение – волосатый «мальчик-панда» из Китая (1996), который родился с гипертрихозом, и его облик, скорее всего, послужил причиной для его оставления родителями.
И если волосяные луковицы должный проснуться от холода в новых местах обитания, то почему мы не видим повышенной волосатости у коренных народов севера Евразии и Северной Америки? У них даже бороды растут с трудом, не говоря уже о растительности по всему телу. Чарлз Дарвин, описывая племена огнеземельцев, также не упоминает об их повышенной волосатости и бородатости, хотя люди из этих племён ходили почти нагишом в условиях умеренного климата Южной Америки с зимними холодами и снегом.

Стр. 145:
«Длинные волосы на голове» – это тоже оценочный показатель. Говорить надо не о длинных или коротких волосах, а о типе роста волос скальпа. В норме волосы растут непрерывно. Они могут достигать невероятной длины (в 10-15 раз больше человека), и это, безусловно, абсолютный эксклюзив.
Оволошение паховой области Линдблад даже не упомянул, а зря: это признак, имеющий эволюционное значение.

Если бы это действительно было так, не возникало бы проблем с волосами, требующих наращивания волос. Обычно волосы редко когда дорастают до попы, а всякие рекордсмены по нарастанию волос специально ухаживают за ними и живут, напомню, в благоприятных условиях современной цивилизации, когда не наблюдается болезней и перебоев в питании. И насколько много мы видим таких длинноволосых людей, у которых длина волос в 10-15 раз превышает рост человека? Единицы из «Книги рекордов Гиннеса». У современных женщин, если они не стригут волосы, даже волосы ниже пояса считаются уже исключительно длинными. У японских кур иокогамской породы (онагадори, феникс) хвост может достигать невероятной длины в несколько метров, но никто не записывает такие исключительные хвосты в признаки вида домашних кур в целом. Господин Тен готов единичное исключение выдать за правило для вида – то есть, натянуть сову на глобус.
Кроме того, я уже говорил, что мутации, вызывающие такой избыточный рост волос, могли появиться относительно поздно в ходе антропогенеза, когда данный признак уже перестал иметь такое существенное значение, а прочие признаки современного человека уже сформировались. И ещё не забываем, что волос не растёт непрерывно:
«Каждый Волос существует от нескольких месяцев до 4 лет и более, затем выпадает и заменяется новым» («Большая медицинская энциклопедия», статья).

Стр. 145:
Оценочные и побудительно-глагольные конструкции Линдблада, применяемые уже на стадии простого перечисления эксклюзивов, содержат намек на обезьяну. Поразительно зависимое мышление! Я не вижу в данном случае никаких препятствий для абсолютно объективного подхода, а именно: выделить анатомо-физиологические эксклюзивы человека, не имея в виду никакого идеального образа «первозданного» предка. Выделить в прямой нарицательной форме, а уже потом определиться с тем, куда они «тянут», в какой ландшафт и на какого предка указывают. Ретроспектива без фантазий, без «будущего в прошедшем» – вот единственно надежный метод.

Так-так-так… А как быть с пунктом 2 собственного списка Тена? Ведь там обозначены признаки, «отличающие нас от других родов и семейств животных и объединяющие с другими». Признаки отличия Тен указывает, а вот объединяющих признаков пока что-то не представил. Самое главное – с кем объединяющих, с какой группой живых существ? Тен не даёт уточнений по этому поводу, и я могу лишь догадываться, что речь идёт о гипотетическом происхождении человека от неких «дельфинид».
У Линдблада лично я вижу не «зависимое мышление», а принятие по умолчанию списка признаков, объединяющих нас с человекообразными обезьянами и более древними приматами, и свидетельствующих о наших корнях. Тен пока предлагает читателю лишь черенок «древа жизни» без корней – просто веточку, воткнутую в горшок с субстратом неопределённого состава.

Стр. 146:
[…] Неубедительная интерпретация длинных волос, предложенная Харди, подправлена Линдбладом в направлении не столь существенном Он считал, что волосы играли большую роль в заботе о потомстве. Мол, дети, плавая в водоеме, имели возможность цепляться за длинные волосы родителей, чтобы не утонуть. Это могло быть, но в целом дети, рожденные в воду, плавают лучше взрослых, обучавшихся плаванию. Об этом много пишет сам Линдблад со ссылкой на «русского доктора Чарковского». Эта роль не столь существенна, чтобы объяснить самоотверженную заботу организма о волосах, характерную исключительно для человека. Только факторы, имеющие непосредственное отношение к выживанию организма, могли вызвать самоотверженность, когда в голодовке мозг жертвует внутренними органами ради внешнего покрова. На заре антропогенеза человек, лишенный волос, погибал, – только так и можно объяснить данный эволюционный факт, данный эксклюзив. Ниже я объясню, почему наш вид не смог бы выжить, если б не имел того типа роста волос на голове, который он имеет.

И здесь я вновь напомню написанное выше в ответ на историю, рассказанную господином Теном о своей знакомой. В рассуждениях автора имеется существенная методическая ошибка. Он строит свои выводы всего лишь на одном наблюдении, что не доказывает типичности этого явления для человека вообще, как биологического вида. Чтобы вывод был корректным, наблюдения должны производиться на большой выборке исследуемых объектов, результаты должны быть обработаны математически, чтобы показать, что они выходят за границы отклонения и математически достоверны.
В ответ на одну историю господина Тена любой доктор, имеющий дело с пациентками, страдающими анорексией, приведёт десятки историй противоположного рода – о ломких и выпадающих волосах у девиц, морящих себя голодом ради «стройности».
Соответственно, вывод Тена о крайней значимости волос на ранних этапах антропогенеза – мягко говоря, сомнителен, поскольку не имеет под собой достаточного основания.

Стр. 146:
«Противостояние» большого пальца (т.н. рабочую руку антропологов-симиалистов) Линдблад объяснил, проведя аналогию с енотом, который ловит раков подобной конечностью, моет и поедает их. По аналогии Линдблад считал, что «первозданные» люди также специализировались на ракообразных как основном источнике белковой пищи. Однако у енота конечности оканчиваются длинными когтями, которыми енот боронит ил и песок, выискивая зарывшихся раков. У человека руки оканчиваются ногтями, а ведь раков или крабов сподручнее цеплять когтями. Длинный коготь не ломается, как длинный ноготь, а поломки при такой охоте неизбежны: под водой много неожиданностей. Раки, как известно, умеют защищаться. Енот – зверь небольшой, ему хватает немного, а человек при столь травматичном способе добывания еды не смог бы насытиться. Здесь явно что-то не стыкуется у Линдблада.

У человека палец не противостоит, а противопоставляется (опять же, см. обсуждение стр. 83-84 его книги). Термины разные, но Тен вновь и вновь смешивает их. Зачем? Непонятно. То ли он невольно показывает своё незнание, то ли пытается водить за нос несведущего читателя.
Линдблад нигде не писал, что его «первозданные» люди специализировались на поедании ракообразных. В сценке на стр. 98-99 своей книги он описывал даже не людей, а «икспитеков», гипотетических водяных приматов, которым ещё долго эволюционировать в человека. И среди кормов, потребляемых ими, он упоминает не только ракообразных, но и моллюсков.
Возникает странный вопрос. Господин Тен отмечает, что ногти более ломкие, чем когти. Но далее в своей работе (например, на стр. 271) господин Тен «заставляет» наших мифических «полуводных предков» вскрывать ракушки ногтями, да ещё замечает, что «когти в этом случае бесполезны – сам видел на примере бабуинов». Попутно отметим, что у бабуинов ногти, а не когти, и спросим себя: так что же лучше-то? Ногти или когти? Ногти полезны, но ломаются, а когти бесполезны. Кулик-сорока услужливо подсказывает своим примером, что клюв куда удобнее будет, но у предков человека, что по мнению науки, что по версии Тена, клюва не было.
Кстати, Линдблад не заставляет своих «икспитеков» ковырять раковины ногтями/когтями:
«Ухватив поживу, одетую в твердый панцирь, он или она выходят, как уже говорилось, на берег и разбивают раковину камнем или палкой» (Ян Линдблад «Человек – ты, я и первозданный», М., «Прогресс», 1991, стр. 98).

Стр. 146-147:

Страсти вокруг причинного места

Величина мужского полового члена стала предметом дискуссии Яна Линдблада с Элен Морган.
Для 200-килограммового самца гориллы считается чрезвычайно большим 5-сантиметровый фаллос. У человека «он стал длиннее по той же причине, по какой вытянулась шея жирафа, чтобы достать то, что иначе было бы недосягаемо», – цитирует Линдблад американку. Дескать, проблема самца заключалась в том, что влагалище переместилось вглубь, «вероятно, для лучшей защиты от соленой воды и царапающего песка». «Мысль глубокая, – пишет Линдблад, – однако я вижу причину более существенную для рода человеческого, чем опасность царапин... Вода, особенно пресная, – среда, способная снять с дистанции весь рой маленьких передатчиков жизненной эстафеты. Передача спермы в подлинном смысле – жизненно важный процесс. Вот почему влагалище уходит вглубь, и пенис приспосабливается к этому» (Линдблад, 1991, с. 96).
Почему в пресной воде сперматозоиды должны погибать быстрее, чем в солено-йодистой, мне непонятно, а ведь это единственное, в чем Линдблад поправил Морган, считая свою поправку «существенной».

Сперматозоиды гибнут в пресной воде ровно по той же причине, по которой лопаются эритроциты в дистиллированной воде вместо физраствора. Просто читаем о явлении осмотического давления. По-моему, это проходят в курсе физики средней школы.
Длина члена – не единственное, в чём не согласны Линдблад и Морган. Линдблад обсуждает также мнение Э. Морган относительно позы спаривания (лицом к лицу или со спины), места проведения спаривания (вода или суша) и времени спаривания (день или ночь).

Стр. 147:
Кроме того, Морган и Линдблад подразумевают рост пениса в процессе эволюции от обезьян к человеку, а не его уменьшение в обратном процессе. Второй вариант они даже не рассматривают, невзирая на то, что имеется множество чисто наземных животных, имеющих фаллосы такой величины, о которой мужчинам и женщинам приходится только мечтать. Данный факт сам по себе отметает «водный аргумент». Почему нельзя иметь в виду возможность также и второго варианта, учитывая, что редуцирование всего, что становится излишним, природе всегда удается проще, чем создание нового? Большой фаллос мужчинам природа дала изначально, это тоже не результат, а предпосылка антропогенеза, как и «рабочая рука». А вот у обезьян он сократился почти до незаметности.

Мы видим в словах Тена безоговорочное утверждение. Откуда у него информация о размере полового члена у доисторических людей и их предков? Если есть научные первоисточники, хотелось бы с ними ознакомиться (думаю, учёное сообщество меня поддержит в этом желании). Если это ничем не подтверждённое утверждение, то его можно не рассматривать всерьёз и со спокойной душой назвать словом «трёп».

Стр. 147-148:
Вообще, размер пениса – это очень «узкий» эксклюзив, отделяющий людей только от человекообразных обезьян. От наземных животных как таковых он нас не отделяет. Фактор воды здесь не работает. Фаллосы жеребца, кобеля, кабана имеют вполне впечатляющие относительные размеры, а ведь эти животные покрывают самок на суше.

Значит, размер полового члена у того или иного биологического вида не зависит от того, где жил его предок? Хорошо, учтём. Но тогда, если разматывать клубочек фактов, логика у господина Тена получается какая-то странная. Вначале он пишет, что у наземных животных половой член может достигать большого размера, а потом тянет размер члена у человека в списки эксклюзивов. Картина рисуется такая:
Жеребец (кобель, хряк) – половой член большой – водных предков нет.
Человек – половой член большой – водные предки есть (по Тену, естественно).
Горилла – половой член маленький – водных предков нет.
Мы видим следующую картину: с одной стороны, большой половой член есть у видов с водными (по Тену) и наземными предками, а с другой стороны, у видов с наземными предками есть как большой, так и маленький половой член. Из этого можно сделать непротиворечивый вывод о том, что наличие водного (по Тену) предка не влияет на размер полового члена. Стало быть, на размер этого органа влияют иные факторы – хотя бы те же предпочтения самок или особенности полового поведения самцов. Следовательно, размер полового члена не является поводом для отделения человека от обезьян и для выдумывания всяких х**вых теорий. Вы не видели член у селезня аргентинской савки…

Вот она, савка.

Стр. 148:
На мой взгляд, более реальным выглядит следующее объяснение. Человек гиперсексуален, другие наземные животные – нормально сексуальны; как правило, любят секс и охотно предаются этому занятию в сроки, отведенные природой. Человекообразные обезьяны асексуальны. Это их абсолютный эксклюзив, отличающий их от других обезьян и вообще от всех крупных животных. Например, павианы и макаки с удовольствием занимаются половыми развлечениями. А что антропоиды? «Когда у самки шимпанзе наступает течка, она «заигрывает» с самцом, а чаще с несколькими самцами. Приблизившись к партнеру, она издает странный крик, как бы страшась овладевшей ею примитивной силы, и поднимает кверху седалище. Самец без особой страсти в несколько секунд исполняет свой долг. Вот и все, после чего «возлюбленные» как ни в чем не бывало могут и дальше уписывать зелень» (Линдблад, 1991, с. 96). Насколько эта картина безрадостней не только человеческого, но и собачьего секса! Особенно если добавить, что после этого события самка шимпанзе три, а то пять лет не приходит в охоту!

Можно ли считать половое поведение человека гиперсексуальным, особенно если сравнивать его поведение с совершенно иными биологическими видами? Что такое «нормально сексуальны»? Что есть эта самая «норма»? У разных видов половое поведение разное. Те же панды способны заниматься сексом лишь несколько часов в год, на что вряд ли согласится та же самка шимпанзе, но для панды это норма.
Для начала нужно понять, что включает само понятие «гиперсексуальность», и применимо ли оно в данном случае. Согласно «Википедии», «гиперсексуа́льность (от др.-греч. ὑπέρ «над, выше» и «сексуальность»), также известная как эротомания (др.-греч. ἔρως «страсть», «страстное желание»), – патологически повышенное половое влечение и связанная с этим половая активность».
В данном случае нормой будет среднее число половых актов в единицу времени (день, неделю) и их средняя продолжительность, типичные для данного вида. Если то и другое сильно превышает среднее, потому что индивид имеет повышенное влечение, постоянно ищет половых связей, и они у него длятся часами – это уже гиперсексуальность. Причина её – ненормально высокие выбросы половых гормонов в кровь и очень быстрая их утилизация после акта для «приема новой порции».
В сравнении нормы человека и других видов животных есть определённое лукавство: у каждого вида она разная. В животном мире можно найти немало примеров, которые наглядно показывают, что человек в сравнении с этими видами далеко не «гипер-».
Говоря о сексуальности приматов, следует помнить, что у приматов половое поведение тесно перекликается ещё с одной важной стороной образа жизни – отношения доминирования и подчинения тесно связаны с отправлением сексуальных потребностей. Доминирующий самец, демонстрируя своё положение в иерархии, совершает символическое спаривание с подчинённой особью любого пола. А подчинённые особи встают в позу спаривания, демонстрируя доминанту своё подчинение. На этот счёт можно отнести некоторую часть контактов, напоминающих настоящий половой акт. Об этом, кстати, писал В. Р. Дольник в книге «Непослушное дитя биосферы» (вопрос – читал ли её господин Тен?). Поэтому часть половых актов, совершаемых приматами, направлена не на удовлетворение сексуальной страсти, а на укрепление отношений подчинения-доминирования в группе. В связи с этим стоит заметить, что тематика матерщины у человека лишний раз подтверждает связь сексуального поведения с демонстрацией агрессии, но обезьяны выражают такого рода агрессию непосредственно действиями, а человек – эквивалентными по смыслу словами.
Кроме того, характеризуя сексуальность человекообразных обезьян, Тен лукавит, поскольку умалчивает о бонобо. Эти шимпанзе вообще считаются ближайшими родственниками человека, и их сексуальность способна вогнать в краску нас, людей. У них наблюдался, пожалуй, весь набор гомо- и гетеросексуальных отношений, плюс вовлечение в эти отношения неполовозрелых особей. Причём у бонобо сексуальные ласки являются важной частью социального поведения. Но в данном случае господин Тен целомудренно молчит в тряпочку.

Стр. 148:
Половой акт человекообразных обезьян отличается тремя особенностями. Во-первых, он чрезвычайно короток по продолжительности для столь крупных животных, буквально как у мух. Но мухи делают это десятки раз в день, а обезьяны раз в три года. Во-вторых, он почти безэмоционален, во всяком случае, у самцов, о чем говорит их поведение до и после соития. В-третьих, он крайне экономичен энергетически: пара-другая фрикций очень маленьким членом, пока жуешь банан.

Не забываем, что обезьяны живут в лесу, полном опасностей. Слишком увлёкшихся сексом приматов может выследить тот же леопард. Поэтому умение завершить половой акт быстрее и успешнее для них жизненно важно. У самца шимпанзе крупные яички, и он компенсирует скорость акта количеством спермы, заведомо достаточным для оплодотворения. Здесь же и энергетическая экономичность: в лесу нет магазинов с легко доступной готовой к употреблению едой, и затраты энергии должны компенсироваться.
И разве обезьяна занимается сексом раз в три года? Если такой ритм половой жизни, допустим, у автора книги, которую я сейчас анализирую, то это не значит, что обезьяны тоже воздерживаются, аки монахи в пустыни. Самка шимпанзе готова к спариванию каждые 44 дня, и период восприимчивости длится 6-7 дней. В это время с ней стараются спариться все самцы в группе. Такой тип отношений называется «промискуитет», и в связи с этим довольно сложно определить, кто папа у детёныша, который как раз и рождается где-то раз в три года.
В отношении «безэмоциональности» позволю себе массивную цитату из доступного в Интернете источника – книга Бутовской Марины Львовны «Тайны пола [Мужчина и женщина в зеркале эволюции]»:
«У человекообразных обезьян самки были инициаторами 80% половых контактов. В пик овуляции самки гориллы демонстрировали гениталии, подставлялись самцу. Половое поведение человекообразных обезьян представляет собой более сложный комплекс элементов. Спаривание происходит в нескольких позициях, чаше дорсовентральной или вентровентральной, причем иногда элементы спаривания наблюдаются и вне цикла овуляции.
Спаривание у высших обезьян может иметь принудительный характер. Такое поведение отмечено у орангутанов в природных условиях, а потому не может считаться следствием неправильных условий содержания. Поведение, названное «изнасилованием», может рассматриваться в качестве одного из вариантов естественного сексуального поведения для одного из морфотипов самцов этого вида (мелкие по размеру, не имеющие своей собственной территории). Как правило, насильное спаривание происходит против воли самок, вызывает ее активное сопротивление, сопровождается попытками избегания, дистрессом.
Нормальное спаривание, сопровождающееся зачатием, происходит у орангутанов, как правило, по инициативе самки. Брачная пара держится вместе на протяжении 5-6 дней, спариваясь в среднем один раз в сутки. Если оплодотворение происходит, самка покидает самца и не возвращается к нему, пока не вырастит детеныша.
В отличие от других человекообразных обезьян, у орангутанов спаривание чаше всего происходят в вентровентральном положении. Самка сама покрывает самца, и сама же производит тазовые толчки, ведущие к эякуляции. Самец остается достаточно пассивным, лежа на спине.
Можно заключить, что у обезьян половое поведение не только несет функцию синхронизации спаривания, но и отмечается вне овуляции, и не всегда после садок и спариваний наступает зачатие. Таким образом, у них имеется предпосылка развития сексуального поведения: персонализация и выбор партнеров, оргазм у самок, опосредование полового поведения социальным статусом. Для шимпанзе отмечено, что набухание аногенитальной области сопровождается повышением привлекательности и процептивности самок.
Комплекс инициирующего поведения в дни максимального набухания, описанный для горилл и орангутанов, включает следующие действия: катание на спине самца, мастурбация в отсутствие партнера, самка ложится перед самцом и совершает ритмичные движения тазом. В моделях Д. Дьюсбери учитываются только феноменологические критерии, связанные с особенностями строения репродуктивного аппарата. М. Л. Дерягина и М. Л. Бутовская предложили учитывать также психоэмоциональные и этологические характеристики спаривания у приматов (докопуляционное возбуждение партнера, инициация спаривания, вмешательство в спаривание со стороны других членов группы)».

Стр. 148:
Вопрос: если бы у шимпанзе и горилл были большие пенисы, могли бы они соблюдать свою сексуальную диету? Нет. Большой член требует большого возбуждения, а иначе просто не хватит притока горячей крови в кавернозное тело.

Объём пещеристых тел полового члена не настолько велик, чтобы «не хватило притока горячей крови». Аргумент явно надуманный. Вспомнился похабный анекдот про карлика, который не знает, как выглядит его мужское хозяйство во время эрекции, потому что в этот момент его мозгу крови не хватает, и он теряет сознание.

Стр. 148-149:
Для возбуждения необходимы сексуальные игры и вообще эротизм в широком смысле слова. Нужна половая любовь, что связано с предпочтениями, с влечениями, с конкуренцией, с драками за самок и т.д. и т.п. Половая любовь у человекообразных обезьян отсутствует. Существует эмоциональная связь между самкой и детьми, но между самцами и самками эмоциональных привязанностей нет. Все это в корне изменило бы жизнь обезьяньего стада. Шимпанзе конфликтны, как сумасшедшие, и крайне жестоки в драках за еду, калечат друг друга за огрызок банана. Об этом со ссылкой на наблюдения пишет сам Линдблад. Если бы к этому добавились драки за самок, они перебили бы друг друга. Эволюция просто отмела эту причину конфликтов во имя выживания вида. Таким образом, патологически маленький (в сравнении не только с морскими, но и сухопутными животными такого же размера) фаллос понгид связан с их патологической асексуальностью.

Я просто напомню лишний раз о существовании в природе бонобо – ещё одного вида шимпанзе, демонстрирующего крайне высокую значимость сексуальности в установлении социальных связей. А также о том, что предки человека и современных человекообразных обезьян разошлись около 4-5 миллионов лет назад, и с тех пор представители каждой из этих родословных линий эволюционировали независимо друг от друга. Кстати, предки бонобо и обыкновенного шимпанзе разошлись примерно 1,7 млн лет назад, но даже невооружённым взглядом видно, насколько различается роль секса в их поведении. Это говорит о чрезвычайной гибкости полового поведения у приматов и о высокой вероятности ошибочных выводов при слепом перенесении особенностей сексуального поведения с одного вида на другой. Поэтому неизвестно, как сложилось бы поведение у обыкновенного шимпанзе или гориллы при увеличении роли секса в их жизни. Кстати, вполне возможно, драки между разными особями могли бы стать менее жестокими, заменяясь ритуализованным жестом спаривания, утверждающим доминирующую роль одной особи по отношению к другой.
Что же касается «половой любви» у шимпанзе, то я вновь обращусь к примеру из книги Маркова «Эволюция человека. Обезьяны, кости и гены» (стр. 85):
«В этой семье одна из самок явно превосходила других по привлекательности. В 83% случаев самцы угощали фруктами именно ее. После этого самка, принимая ухаживания, удалялась с избранником к границам территории. При этом она явно предпочитала ухаживания одного из претендентов, и это был вовсе не доминантный альфа-самец, а подчиненный бета-самец: с ним она проводила больше половины своего времени. Доминантный самец реже других делился с ней неправедно добытыми фруктами: только в 14% случаев он приглашал ее угоститься.
Наблюдатели отмечают и такой факт: самцы предпочитали эту конкретную самку, несмотря на то, что в семье была и другая, физиологически более подготовленная к размножению. Тут же в голову приходит непрошеная мысль, что самцы шимпанзе оценивали своих подруг не только по готовности к размножению, но и по другим субъективным критериям, но, естественно, авторы публикации воздержались от подобных домыслов. Эти замечательные наблюдения привели их тем не менее к вполне обоснованному выводу, что для шимпанзе воровство – это не способ добывать себе пищу. Ведь «настоящей», лесной пищей они не делятся. Это способ поддержать свой авторитет, как это свойственно доминантному самцу, или завоевать симпатии самок (Hockings et al., 2007)».
И вся любовь. То есть, эмоциональная связь между самцами и самками у шимпанзе всё же имеется.

Стр. 149:
Если читать того же Линдблада между строк, обращая внимание на ценные этнографические наблюдения и опуская поверхностные толкования, то неуклонно убеждаешься – оценивая первобытных людей и антропоидов – именно в инволюции, т.е. в «эволюции наоборот». Еще Ф.Энгельс в «Диалектике природы» допускал возможность дегоминизации, говоря о «самых низших дикарях», «у которых приходится предположить возврат к более звероподобному состоянию» (Энгельс, 1986, с. 506).

К сожалению, в моём случае убеждение оказалось не таким уж неуклонным. Прямо даже не знаю, что тут оказало на меня такое гадкое действие. Возможно, это мертворождённость «теории инволюции» Белова самой по себе, в чём я убедился очень много лет назад, когда анализировал её в своей работе. Может быть, это совершенно «никакая» аргументация Тена – каждый из его аргументов можно непротиворечиво объяснить иными причинами, не прибегая к каким-то космическим тайным знаниям, или же в его аргументе изначально кроется фактическая ошибка. Или меня просто трудно убедить наспех сляпанной «на коленке» придумкой, которую не подтверждает ни одна из областей науки. Антропология сильна «перекрёстной» системой подтверждений – генетика, анатомия и физиология согласуются с данными палеоантропологии и позволяют сделать непротиворечивые выводы там, где это возможно.
Если почитать Энгельса, он говорит немного не о том, что ему хочет приписать господин Тен. Полностью фраза Энгельса звучит так:
«Самые низшие дикари, даже такие, у которых приходится предположить возврат к звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением, все же стоят выше тех промежуточных существ».
Под «промежуточными существами» Энгельс в данном случае подразумевал переходные формы от обезьяны к человеку, и говорил, что самые примитивные из современных дикарей стоят выше их. Здесь мы также видим, что он не описывал в этой фразе некую эволюционную тенденцию. Во всей книге Энгельса это единственный раз, когда вообще использовались слова «вырождение» и «звероподобный».
Кроме того, следует помнить и кое-какие другие моменты:
1) Энгельс не был этнографом;
2) антропология во времена написания «Диалектики природы» (конец XIX века) находилась на более низком уровне развития, чем в наши дни.
Поэтому утверждение Энгельса о «возврате к звероподобному состоянию» можно считать преувеличением. В настоящее время таких деградировавших племён неизвестно. Даже истреблённые колонизаторами тасманийцы с примитивным уровнем культуры всё равно не переходили в «звероподобное состояние» и оставались людьми.

Стр. 149:
Вот что Я. Линдблад пишет о народе акурио, о том, как ведет себя индианка; «...После родов она надолго утрачивает всякий интерес к сексу. Минимум два года индианка всецело сосредоточена на заботе о своем ребенке!.. Статус женщины акурио невысок, вообще позиция женщин у индейцев незавидна... они как бы люди второго сорта... Но сексуальная свобода индианки прочно укоренена. Эрик Люндквист, чьи книги говорят о глубоком знании жизни многочисленных племен Индонезии, наблюдал такую же систему у даяков Калимантана, чей уклад очень близок к укладу индейцев» (Линдблад, 1991, с. 24).

Это чисто практический подход: женщина полностью посвящает себя уходу за ребёнком, и лишняя беременность в это сложное время для неё крайне нежелательна. А в условиях практически первобытного образа жизни, где вместо быстрого похода в магазин шаговой доступности есть только долгий сбор пищи в лесу и столь же долгое приготовление этой пищи, наличие сразу двух детей, не способных обслужить себя, станет просто непосильным бременем для матери. А ей, напомню, ещё и мужа кормить – он сырое мясо антилопы/обезьяны/дикой курицы есть не станет.

Стр. 150:
Линдблад восхищается таким укладом и даже видит в нем способ решения «сложностей современной половой жизни». Но я не знаю людей, которые от чистого сердца согласились бы с тем, что это нормальная жизнь, за исключением представителей специфических субкультур. Это и в самом деле ненормально, это социальная и сексуальная патология, потому что человек гиперсексуален, и этот фактор – здесь Э. Морган права – сыграл огромную роль в эволюции. В укладах акурио и даяков мы наблюдаем стагнацию переходной формы того, к чему пришли антропоиды. Согласно диалектическому «закону оборачиваемости в противоположность», гиперсексуальность обернулась асексуальностью.

Что тут можно сказать? Помните окончание мультфильма «Шрек Третий» там, где у Шрека появились дети? Взгляд на кровать, вопрос «Ты думаешь о том же, о чём и я?», и… крепкий здоровый сон. Я не знаю, есть ли у Тена дети, но те, у кого они есть, в первые месяцы их жизни тупо хотят спать, а не секса. Думаю, многие родители (особенно многодетные и с детьми-погодками) подтвердят это. Так что у лесных племён здесь наблюдается не какая-то «стагнация», а просто вынужденное поведение.
Далее, обладает ли Тен достаточной компетенцией и подготовкой, чтобы вот так рассуждать, что является патологией, а что – нормой? Ведь сексопатология – это область медицины, а Тен – философ/историк! Ни один сексопатолог в мире не станет записывать воздержание в патологию, если оно вызвано вескими причинами (послеродовое состояние) или принято намеренно, с готовностью, обоими партнёрами.
И немного о диалектике. Есть у нас законы единства и борьбы противоположностей, перехода количественных изменений в качественные и отрицания отрицания. Что же это за «закон оборачиваемости в противоположность»?

Стр. 150:
Выживание вида в суровых условиях сельвы требовало исключить конфликты, связанные с гиперсексуальностью. К нормальной «сезонной» сексуальности животных люди уже не могли возвратиться ввиду необратимости эволюционных изменений (закон Долло), поэтому были наложены социальные табу.

А вот тут мы поправим. Половое поведение у человека в значительной степени приобретённое, полученное путём обучения – хотя бы через наблюдение за соответствующим поведением взрослых особей (например, в фильмах соответствующего содержания), а также через чтение книг и обмен опытом из уст в уста. Врождённого в нём остался самый необходимый «технический минимум», соответствующий моменту спаривания. А уж периодичность и внешнее проявление половых отношений сильно варьируют от культуры к культуре. Поэтому закон Долло тут никаким боком не применим: сексуальность человека – это уже материи из области культуры. Даже если на проявления сексуальности накладываются какие-то табу, она всё равно находит выход по-разному. Небезызвестный маркиз де Сад, например, книги писал разные, причём даже в тюрьме, говорят.
«Табу» является очень гибким понятием, и эти самые табу весьма различаются от народа к народу, вплоть до противоположных позиций! И как дела с этими табу у более высокоразвитых племён? Ах, вот и ответ самого Тена ниже:

Стр. 150:
Характерно, что подобные порядки наблюдались только у лесных первобытных племен. Океанийцы обожали секс, при этом статус женщин был у них очень высок. На Гавайях, например, правили королевы.

Если хотя бы бегло ознакомиться с традициями племён Океании, видно, что верхушка общества у них – вожди, старейшины, жрецы – все мужчины. Женщина как глава общины/племени – скорее исключение, чем правило. В государстве Самоа вождь Малиетоа Танумафили II (1913-2007) – мужчина! На островах Тонга сменились 1 королева и 3 короля (источник).
Если же говорить именно о Гавайских островах, то стоит помнить о том, что единая королевская власть там установилась в начале XIX века, и первый представитель королевской династии Камехамеха I с Гавайских островов – это король. Мужчина. Всего на Гавайях с 1810 по 1891 года правили мужчины (сменилось 6 королей), и лишь последние 2 года до падения монархии правила 1 (одна) королева. До этого времени на островах существовало несколько небольших королевств, во главе которых стояли мужчины – опять же, короли, а ниже их – вожди, старейшины и жрецы. О положении женщин в древнем гавайском обществе можно судить хотя бы по тому, что женщины не могли есть в присутствии мужчин, им запрещалось употреблять в пищу свинину, бананы, кокосы и некоторые виды рыбы. Ещё один любопытный факт: капитан Кук был убит на Гавайях во время правления короля Каланиопуу и в его владениях.
Помимо этого есть ещё один важный фактор, определяющий количество детей у женщины: стадия общественного развития. У первобытных племён охотников-собирателей жизнь сильно зависела от обилия ресурсов, которые ещё нужно было собрать, на что уходит немало времени. Поэтому лишний ребёнок, требующий постоянной заботы – непосильная ноша для женщины. У жителей Океании, о которых говорит Тен, на многих островах было развито сельское хозяйство, которое позволяло получать пищевые ресурсы в большем количестве, более стабильно и гарантированно. Поэтому в таком обществе у женщины появляется возможность вырастить больше детей. А оседлый образ жизни позволяет не переносить ещё неходячего ребёнка с собой, и освобождает женщину для зачатия следующего ребёнка.

Поскольку глава подходит к концу, пора прекратить меряться пиписьками и ответить на один возникший по ходу чтения качественно х**вый вопрос, причём таковой в буквальном смысле…
У человека и других приматов эрекция возникает за счёт наполнения кровью пещеристых тел. У китообразных и парнокопытных половой член S-образной формы, и при эрекции его изгибы распрямляются, выдвигая головку полового члена вперёд. Жак-Ив Кусто в книге «Жизнь на краю Земли» описывает половой член китообразных (в данном случае южного кита) так:
«Половой член морских исполинов – предмет разнообразных фривольных толков – составляет примерно одну десятую длины тела (то есть 1 м 80 см для 18-метровой особи) и имеет постоянную форму. В состоянии покоя он свернут в виде буквы S и находится в так называемой половой сумке в горизонтальном положении. Когда начинается эрекция, половая сумка открывается в половое отверстие и он разворачивается самое большее на две трети. Половой член китов – орган фиброзно-эластичный, в отличие от полового члена человека, органа сосудистого».

Косатка наглядно показывает особенности копулятивного органа китообразных.

И теперь возникает очередной вопрос, один из множества всплывающих по ходу знакомства с книгой господина Тена. Каким же образом и под действием каких эволюционных сил S-образный половой член «предкового» китообразного (дельфинида/акродельфида) превратился в работающий по совершенно иному принципу половой член человека? Хотелось бы увидеть правдоподобный сценарий с жизнеспособными промежуточными стадиями.

Если у читателей этого обзора есть дополнения и исправления, большая просьба поделиться ими. Адрес почты автора обзора - на главной странице сайта.

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7