Синее море, муть голубая

или

Заметки неудобного читателя

Условные обозначения:
Чёрным цветом дан текст книги В. Тена «Человек изначальный. Из пены морской»
Зелёным цветом дан текст комментариев П. Волкова

Стр. 254:

Глава VI.
РЕКОНСТРУКЦИЯ АНТРОПОГЕНЕЗА

Формирование сводчатой стопы
и «проклятый вопрос антропогенеза»

Симиалисты не в силах объяснить, каким образом плоская стопа обезьян преобразовалась в пружинистую стопу человека с ее ярко выраженным сводом. Но надо объяснять не это, а обратный процесс: лишение антропоидов пружинной стопы в процессе деградации в обезьян. Этот процесс легко объясним как в части причинности, так и в части протекания патологического процесса.

В очередной раз перед нами заклинание – доказательство от Балабона: «То, что трижды сказал, то и есть» (Л. Кэрролл «Охота на Снарка»).
«Обратного процесса» превращения антропоидов в обезьян ископаемые остатки гоминид нам не показывают. В книге «Достающее звено» Ст. Дробышевского (том 1, стр. 72-77) достаточно подробно описаны особенности стопы обезьян и прямоходящих существ, а также эволюция ступни у гоминид – от ардипитека до ранних Homo. Плюс особенности анатомии каждого известного вида гоминид подробно рассматриваются в собственном отдельном очерке – как мы помним из обзора главы II (примечание к стр. 89), господин Тен не стал анализировать эти описания, обрушившись с разрушительной (по сути – пустословной) критикой лишь на общий список. Поэтому его слова можно объяснить, скажем так, ложной уверенностью в собственной победе – он даже не начинал анализировать анатомию каждого из описываемых видов, чтобы наглядно показать упомянутую тенденцию. К тому же время существования рассматриваемых видов приматов в сочетании с их анатомическими особенностями не выстраивается в упомянутую Теном схему. В отличие от Тена, распроклятые антропологи-«симиалисты» не стесняются представлять в подтверждение своих выводов конкретные ископаемые остатки (с указанием музейных номеров для большей точности) совершенно определённых видов доисторических существ (с указанием латинских названий рассматриваемых видов), и описывают в научной литературе их анатомические особенности и время существования, совершенно этого не скрывая. Все интересующиеся люди могут в этом убедиться, учёные препятствий не чинят.
Кстати, любопытный факт: ребёнок рождается с плоской ножкой, и именно в процессе хождения она обретает свод. Поэтому у антропологов всегда есть модель для изучения превращения плоской стопы в сводчатую.
И ещё специалисты-антропологи с лёгкостью отличают друг от друга общие видовые признаки гоминид и патологии отдельных особей. Даже книги и научные статьи об этом пишут.

Стр. 254:
Импотенция науки порождает всякие домыслы. Автор одной из нетрадиционных книг о происхождении человека обозвал сводчатую стопу человека «врожденной аномалией», «ограничивающей подвижность человека» (!) (Белов, 2002, с. 289). А. Белов отрицает эволюцию вообще. Удивительно, как его позиция по поводу стопы совпала с мнением завзятого эволюциониста С. Дробышевского, который, как описано выше, этот орган дискриминировал как мог, мечтая о копыте.

В отношении господина Белова господин Тен подобрал весьма правильный и удачный термин. Даже два. Понятия «импотенция» и «нетрадиционный» вполне применимы при рассмотрении так называемой «теории инволюции», которую я уже имел сомнительное счастье анатомировать когда-то давно – в частности, для описания качественных характеристик этой «теории». Белов, кстати, не отрицает эволюцию как процесс исторического развития организмов. Но в его выкладках она приобретает форму деградации.
В отношении слов Дробышевского Тен высказал совершеннейшую глупость, переврав смысл его высказывания полностью. Напомню, что Дробышевский лишь предполагал изменение строения нынешней ступни человека в будущем, в ходе дальнейшей специализации к передвижению по земле, проводя аналогии с эволюционными тенденциями, наблюдавшимися у копытных: уменьшение числа пальцев, усиление оставшихся пальцев, слияние костей плюсны, формирование копыт из ногтей/когтей. У копытных это хорошо прослеживается на ископаемых находках.
Думаю, каждый в жизни сталкивался с таким явлением: рассказываешь кому-нибудь что-нибудь, а потом с удивлением узнаёшь из третьих рук, что ты рассказывал нечто совершенно иное. В данном случае как раз это и имеет место: что Тен захотел услышать – то и услышал в словах Дробышевского.

Стр. 254:
Принято шутить насчет интеллекта военных, но здесь любой прапорщик даст сто очков вперед интеллектуалу, который, похоже, не бегал марш-бросков. А то выбрал бы себе команду солдат, у которых «нормальная» плоская стопа, благодаря которой «подвижность не ограничена», согласно его теории. Мы посмотрели бы на результаты: далеко убежал бы этот теоретик с плоскостопой командой.

И вновь в рассуждении норма для одного вида (обезьяны) подменяется патологическим состоянием для другого (человека, приспособленного к передвижению на сводчатой стопе). При плоскостопии точка опоры смещается с двойной пружинящей (пятка и предпальцевая подушечка) на одинарную жёсткую посередине, приходящуюся прямо на предплюсну и голеностопный сустав. Неудивительно, что такое состояние причиняет его обладателю столько страданий.

Стр. 254-255:
Сводчатая стопа – отнюдь не аномалия. Чтобы понять, как она появилась, достаточно взглянуть на ласты морских млекопитающих. В них заложен тот же самый принцип пружины, который обеспечивается прогибистостью отдельных костей или групп костей в той или иной степени. Искусственные ласты делаются по тому же принципу: они выгнутые.

Мне стало интересно, что же означает слово «прогибистость». В словаре Даля слово «прогибистый» определено как «легко провисающий, прогибающийся». В «Словаре синонимов» слово «прогибистый» приведено как синоним слов «коварный» и «льстивый». В «Словаре русских синонимов» это слово приведено как синоним слова «лицемерный». В свете этих данных применение господином Теном термина «прогибистый» в отношении костей выглядит странным.
Ладно, могу предположить, что имелся в виду термин «гибкость»/»упругость». Но это свойство, опять же, не слишком характерно именно для костей. Гибкость ступням и ластам придают суставы и связки. У тех же китообразных мышцы грудных плавников уже не выполняют тех функций, что у наземных животных, обеспечивая лишь упругость плавника, но не подвижность. А гибкость плавников у китообразных (предполагаемых предков человека по Тену) повышается за счёт явления полифалангии – появления в пальцах весьма многочисленных фаланг, в заведомо большем количестве, чем у наземных животных. И суставы между ними обеспечивают определённую гибкость ласт. Конечно, в данном случае, как всегда, хочется увидеть ссылки на первоисточник, но господин Тен в этом плане удивительно молчалив.
Ласты для дайвинга несколько отличаются от ласт живых морских животных – у них внутри нет мышц и связок, которые определяют различные показатели упругости на разных стадиях гребка. Поэтому устройство искусственных ласт должно каким-то образом компенсировать такие отличия в устройстве от конечностей живых животных – возможно, именно для этого им придаётся некий изгиб. Однако большинство ласт, предлагаемых в продаже, всё же плоские, без изгиба – это можно посмотреть на фотографиях, которых в Интернете великое множество.

Стр. 255:
Благодаря прогибистому, пружинному, упругому своду стопа человека способна принимать как горизонтальное, так и вертикальное положение, что необходимо для успешного плавания. Благодаря своду мы можем вытянуть пальцы ноги таким образом, что линия стопы полностью совпадет с линией берцовой кости. Быстрое плавание без этого невозможно, ноги не смогут обеспечить моторный эффект. Люди, страдающие плоскостопием, не способны на такие манипуляции, поэтому плоскостопые отстают от людей, имеющих пружинную стопу, не только в хождении, но и в плавании. Я не только консультировался со специалистами, но и лично проверял этот факт на своих знакомых: плоскостопые не могут вытянуть стопу так, чтобы ее верхняя линия совпала с линией вытянутой ноги, т.е. придать ей форму ласт, а без этого эффективное плавание невозможно.

Я-то по наивности своей считал, что положение стопы человека относительно голени определяется подвижностью голеностопного сустава. При чём здесь своды стопы, формируемые костями предплюсны и плюсны? Они расположены ниже голеностопного сустава, и в изменении положения стопы относительно голени не участвуют.
Плавание китообразных осуществляется исключительно за счёт волнообразных изгибов позвоночника в вертикальной плоскости (производное галопирующего движения). Реже морские млекопитающие плавают за счёт взмахов передних конечностей на манер крыльев – это можно увидеть у морских львов. У моржей и настоящих тюленей имеет место плавание при помощи задних ластов, но тут возникают два момента:
1) пропорции тюленьих ластов далеки от таковых у человеческих ног, и даже ступни вывернуты друг к другу и не служат для опоры на них на суше. Само плавание осуществляется за счёт попеременных боковых движений задней части позвоночника, сопровождающихся попеременным раскрытием и сжатием ласт;
2) в представлениях Тена человек происходит не от тюленей, а от китообразных, у которых ласты (передние) не являются движителем. В лучшем случае это малоподвижные рули, сохраняющие подвижность лишь у основания, в плече.

Обратим внимание на этого морского льва, который демонстрирует нам задние ласты. Видно, что свода стопы у него нет, и стопа у него прямая, не выгнутая.

Стр. 255:
Так, может быть, вначале сводчатая стопа стала адаптацией к плаванию и нырянию, а потом уже – к прямохождению?

«Может быть» не является аргументом в науке. Если «может быть» господина Тена является гипотезой, то она должна иметь под собой некие основания. Например, в подтверждение этой гипотезы нужно представить реальные ископаемые находки, проливающие свет на возможный путь эволюции стопы человека из ласта водоплавающего существа. А с этим, судя по вопиющему отсутствию конкретики в построениях Тена, у его «инверсионной теории» большие проблемы. Я уже не знаю, в какой раз я указываю на отсутствие у теории Тена материальных свидетельств – одно пустословие, подтверждаемое лишь тенденциозно подобранными случайными признаками.

Стр. 255:
Физиологи уже давно доказали, что плоская стопа не может перейти в сводчатую в процессе хождения. Наоборот, длительное хождение усугубляет этот порок, что вполне понятно по динамике. Более того, хождение плоскостопых без специальных ортопедических приспособлений отрицательно сказывается на их осанке, приводит к деформации костяка, и даже молодые люди начинают страдать артрозом. Конкретно: плоскостопие является первопричиной развития артроза таранно-ладьевидных и таранно-пяточных сочленений. В конце концов, прямохождение становится мучительным процессом. Один этот факт ставит жирный крест на симиализме. Плоскостопые обезьяны не могли освоить прямохождение, потому что никогда не могли это сделать.

А вот здесь мы наблюдаем явную логическую ошибку. Вначале Тен говорит о патологии у уже обладающего прямохождением вида, которая не может вернуться к норме. А затем делает выводы об изменении в процессе эволюции самой нормы.
Те неприятные последствия плоскостопия, о которых говорит Тен, возникают у организма человека, который уже приспособлен к прямохождению и обладает костями, форма и суставы которых нормально функционируют в случае сводчатой стопы. У «плоскостопой обезьяны», не обладающей сводчатой стопой человеческого типа, форма костей и устройство суставов будут заведомо иными, приспособленными к функционированию в «плоскостопом» состоянии. Это не патология для неё, а норма. И переход признаков строения стопы из обезьяньего состояния в человеческое достигается не «упражнением и неупражнением» («в процессе хождения»), а при помощи мутаций с последующим естественным отбором.

Стр. 256:
Если исходить из того, что изначально это была адаптация к плаванию, происхождение сводчатой стопы легко объяснимо.
Свод стопы появился оттого, что древние млекопитающие, переходившие в начале кайнозоя к водному образу жизни, старательно вытягивали лучи своих конечностей, чтобы научиться плавать. Потом точно так же поступали их потомки, переходившие от водного к водно-земному образу жизни уже в период антропогенеза, когда плавали. Статическое напряжение представляет собой очень результативный метод тренировок. Особенно активно его используют в «строительстве тела», в бодибилдинге (Уайдер, 1992). Этот же принцип используется в наращивании конечностей при помощи аппарата Илизарова.

От этих слов Тена отдаёт каким-то махровым ламаркизмом. Помните тот пример из школьного учебника, где, По Ламарку, жирафы вытягивали шеи, дотягиваясь до листвы деревьев, и их шеи постепенно удлиняются? Здесь мы видим историю, достойную Ламарка – «старательно вытягивали лучи своих конечностей, чтобы научиться плавать». И это при том, что на словах Тен не отрицает эволюцию. А упоминание бодибилдинга и аппарата Илизарова наводит на мысль о признании автором книги наследования приобретённых признаков. И тут уже я не знаю, что и думать. Можно, конечно, покрасить пару ворон зелёнкой и ждать, пока у них появятся воронята с зелёными перьями – но такие события обычно случаются, когда рак на горе свистнет.
Соответственно, никаких материальных свидетельств своим историям господин Тен не считает нужным представить. Опять мы видим глобальные выводы, не подкреплённые описанием реальных особенностей анатомии известных науке видов ископаемых живых организмов.

Стр. 256:
В эпоху антропогенеза статическое напряжение дало нам сводчатую стопу. Инстинкт, что делать с ногами в воде, сохранился у большинства людей. Мы непроизвольно вытягиваем ступни в воде, насколько это возможно.

Наследование приобретённых признаков? Оригинально. Красим ворон в зелёный цвет и открываем бизнес по продаже экзотических птиц?
Этот пример просто показывает, что упругость ступни требуется в разных ситуациях, однако это не означает преемственности данных ситуаций в эволюционном плане – как однокопытность у южноамериканских литоптерн и лошадей Старого Света и Северной Америки.
А зачем же мы вытягиваем ступни в воде? Может, просто ищем опору?
Кстати, лошадь, эволюционировав как бегающее наземное животное и утратив четыре пальца из пяти на каждой ноге, тоже умеет плавать, причём проплывает довольно большие дистанции. Вспомните, как лошади переплывают реки, и как зебры бросаются в реку, кишащую крокодилами, в парке Масаи-Мара. Мало того, даже жираф умеет плавать, хоть и с трудом. Но возникает вопрос: эволюционировали ли лошадь и жираф как водные животные? Рассуждая о поведении человека в воде, господин Тен упускает одно обстоятельство: у водного животного конечности имеют явственно видимые приспособления к водному образу жизни. А именно: проксимальные части скелета конечности (плечо+предплечье и бедро+голень) укорочены, а дистальные (кисть, ступня) удлинены. Удлинение может происходить за счёт увеличения длины костей (как у ластоногих), либо за счёт увеличения количества фаланг пальцев (как у китообразных). Последний пример для нас особенно интересен: господин Тен помнит о законе Долло, и потому должен как-то объяснить, куда делись дополнительные фаланги пальцев, если человек происходит от водных китообразных. Да и пропорции конечностей у человека строго обратные ожидаемым для водных животных.
Кстати, господин Тен не задумывался, почему люди изобрели ласты? Сами наши ноги для плавания плохи из-за очень малой площади и неподходящей формы ступней – потому, собственно, ласты для плавания и изобрели. Вынужденная мера.

Стр. 256:
Интересно, что в Кунсткамере выставлен заспиртованный экспонат: младенец с ластами вместо рук и ног. Еще более интересно то, что в аннотации эти ласты именуются «рудиментарными».

Этот момент сложно комментировать. По скупому описанию Тена невозможно сказать, о каком экспонате идёт речь, когда он был исследован, и какие взгляды господствовали в то время, когда составлялась аннотация к нему. В настоящее время процесс формирования патологий плода изучен достаточно хорошо, и даже установлены конкретные гены, отвечающие за появление тех или иных патологий. Поэтому однозначно «глотать» старое описание нужно с большой осторожностью.
Опять же, господин Тен приводит лишь одно слово из описания, но не само описание целиком. А слово вне контекста и в контексте могут звучать совершенно по-разному, в чём уже неоднократно приходилось убеждаться в ходе анализа труда господина Тена.

Стр. 256:
В воде каждый становится балериной. То, что мы вытворяем со своими ступнями в воде, очень похоже на то, как в балете встают на пуанты. Верхняя линия стоп совпадает с линией ноги, а это изгиб на 90 градусов. Нижняя линия становится овально-вогнутой.
Сводчатая, пружинистая стопа не только позволяет хорошо плавать, но и прекрасно ходить на двух ногах. Она обладает замечательной супинаторной подвижностью, а это тоже важный фактор. Наши предки добывали еду, используя супинаторную подвижность стоп.

В воде даже слон и бегемот обретают невероятную лёгкость движений – хвала закону Архимеда. В этом случае сила мышц, приспособленных для перемещения тела на суше, становится избыточной, что и превращает слона в балерину.
А какие у нас есть доказательства того, что «Наши предки добывали еду, используя супинаторную подвижность стоп»? поскольку господин Тен позиционирует себя как противника закоренелого «симиализма», это превращает каждый аргумент в пользу его собственной теории в утверждение, требующее доказательства. Причём, чем более экстраординарно его утверждение (а происхождение человека от дельфиноидов – весьма нетривиальное заявление), тем более крепкими, надёжными и однозначно толкуемыми должны быть его доказательства. Итак, что же такое нарыли археологи/палеонтологи, что доказывает это утверждение?

Стр. 256-257:
В стопе человека имеется еще один эксклюзив. В отличие от обезьян, в том числе антропоидов, большой палец ноги имеет отдельную проекцию в мозге, т. н. соматотопическую карту. Это выяснили японские ученые (http://zoom.cnews.ru/rnd/news/line/kak_lyudi_vstali_na_nogi_oproverzhenie_dogm). У обезьян она общая на все пальцы. Это, казалось бы, странно: ведь это обезьяны, а не мы являются четверорукими, и логично было бы, чтобы у них имелись отдельные проекции на все пальцы. Почему же у человека такое преимущество, которое сейчас выглядит как излишество? Прямохождением это не объяснить, потому что при хождении функция большого пальца не отличается от функций всех остальных. Остается предположить, что большой палец ноги играл значительную роль при нащупывании и отрывании «вслепую» прикрепленных моллюсков и поэтому когда-то имел большую самостоятельность, чем сейчас

Кстати, если почитать ту самую статью по той ссылке, то там и ответ приводится:
«В то же время ученые нашли новые доказательство того, что пальцы ноги обезьяны объединены в одну соматотопическую карту. У человека похожая картина, но с одним отличием – большой палец ноги имеет свою отдельную соматотопическую карту. Эти данные позволяют предположить, что ранние гоминиды развили ловкие пальцы на руках, еще когда были четвероногими. Авторы исследования поясняют, что развитие ловкости пальцев рук и владение орудиями труда было возможно и у четвероногих гоминидов, в то время как развитие большого пальца ноги для удобного балансирования при ходьбе связано с прямохождением».
То есть, в статье прямо сказано, что большой палец – не «излишество», а важный элемент процесса ходьбы. Поэтому логично предположить, что эта роль большого пальца стопы найдёт своё отражение в работе коры головного мозга. Догадаться о важной роли этого пальца можно хотя бы по тому, что большой палец стопы значительно крупнее остальных. Его ампутация приводит к функциональным нарушениям стопы, поэтому утверждение Тена о том, что «при хождении функция большого пальца не отличается от функций всех остальных», является ошибочным. Чтобы понять это, достаточно посмотреть, как распределяется нагрузка на ступню при ходьбе. И в то же время мизинец на ноге имеет тенденцию к уменьшению, о чём пишет, в том числе, Дробышевский в своей книге («Достающее звено», том 2, стр. 516).

Вот схема перераспределения нагрузок на ступню во время шага, демонстрирующая важную роль большого пальца в процессе ходьбы (источник).

Стр. 257:

Почему нос направлен вниз?

...Представим себе ситуацию: проточеловек стоит на скале и вдруг замечает зависшую над головой хищную птицу. У него есть шанс: он прыгнет вниз головой в воду. Вот почему у людей большие длинные носы с ноздрями, смотрящими вниз. С коротким обезьяньим носом с ноздрями, вывернутыми вперед, в воду вниз головой не прыгнешь.

Вспоминается военный анекдот:

– Вот идете вы по чистому полю. Нигде нет ни ямки, ни бугра, ни колышка, и вдруг из-за угла выезжает танк.

У меня возник, наверное, несвоевременный вопрос: какого же размера должна быть эта таинственная птица, чтобы представлять реальную опасность для человека? Единственная летающая птица, которая могла быть опасной для человека (не для мелкого австралопитека!) во времена их совместного существования на Земле – это новозеландский орёл Хааста. Но Новая Зеландия не входит в число ключевых мест антропогенеза, поскольку была заселена людьми уже современного типа (полинезийцами) лишь несколько веков назад. То же самое можно сказать про гигантских птиц тераторнов в Северной Америке, но они даже не дожили до появления человека в Америке, а если и дожили, то встретили, опять же, человека уже современного типа. В общем, да, я считаю этот пример Тена надуманным. Так же можно обосновать выгоду панциря для черепахи тем, что во время шторма волны могут выбросить на ползущую по морскому берегу рептилию какого-нибудь кита. Неужели ситуация с преследованием человека хищными птицами, причём именно на берегу водоёма, была настолько частым событием, что могла иметь эволюционное значение?

Стр. 257-258:
В отличие от наземных антропоидов, у человека разумного не просто длинный нос, он имеет довольно необычную для животного царства форму. У большинства животных внутренняя полость носа пещерообразная. У нас две ноздри, разделенные хрящевой перегородкой, представляют собой два грота, расширяющиеся книзу. Форма каждого из них близка к форме колокола, и это не случайно. Не случайно для водолазных работ используется именно колокол, расширенный низ которого позволяет создать достаточное давление в верхней части, чтобы не допустить заполнение внутреннего пространства водой. Форма носа человека представляет собой подобное гидроприспособление, имеющее целью сделать комфортным и безопасным процесс ныряния. Благодаря колоколообразному расширению на входе при погружении человека в воду с головой в узком внутреннем проходе создается повышенное давление воздуха, которое является пробкой, не дающей воде проникнуть вглубь.

В данный момент отсутствие рисунков сильно осложняет понимание мысли Тена – в частности, сложно понять, в чём заключается «пещерообразность» и «колоколовидность» носовых полостей, с пояснениями по поводу преимуществ характерной для человека формы носовой полости с точки зрения физики.
Следует добавить, что форма носа и ноздрей очень изменчива: может быть как сплющенной (монголоиды, негроиды), так и вытянутой сагиттально (орлиный или «римский» тонкий нос). Соответственно, форма носовой полости также несколько меняется.
Однако это не беда: воздух (газ), как и вода (жидкость), не имеет постоянной формы. И в отличие от воды, он способен сжиматься. От формы погружаемого в воду водолазного колокола или его аналога это не зависит – можно погрузить в воду хоть коровий рог срезом вниз, хоть перевёрнутую китайскую вазу – они также прекрасно сработают как водолазный колокол, лишь бы воздух внутри этого «колокола» находился над поверхностью воды в замкнутом объёме. Форма значения не имеет. Давление воздуха внутри этого колокола будет равно давлению окружающей воды. Если же мы начнём погружать водолазный колокол в воду, то благодаря сжимаемости воздуха вода начнёт проникать в носовую полость. Количество воздуха в молях внутри колокола будет постоянно, и при повышении давления воды он будет просто занимать меньший объём, а уровень воды внутри водолазного колокола будет расти. Какое-то неудачное у нас «гидроприспособление» получается.
Вернёмся к вышеописанной ситуации. Если человек, спасаясь от невообразимо ужасной гипотетической хищной птицы, ныряет в воду «солдатиком», то есть, головой вверх, то его носовая полость с ноздрями, обращёнными вниз, хоть как-то сработает по типу водолазного колокола. Если же нырять в воду вперёд головой (как обычно это делают люди), ноздри ныряльщика будут обращены в сторону, противоположную движению его тела – в данном случае назад и вверх. Поэтому водолазного колокола из носовой полости не получится – воздух выйдет, а вода неизбежно затечёт в ноздри. Чтобы убедиться в этом, достаточно изобразить в тазике с водой водолазный колокол при помощи перевёрнутого вверх дном стакана, а затем наклонить стакан набок и посмотреть, что станет с воздухом внутри него.
Прошу прощения, что опускаюсь до описания таких банальностей.

Стр. 258:
Существуют люди, у которых это приспособление не работает или работает плохо. Подобное бывает, как правило, из-за врожденного или приобретенного искривления хрящевой перегородки (например, у боксеров), когда нарушается идеальная эволюционная колоколообразная форма ноздрей. В таком случае при нырянии люди испытывают очень неприятные ощущения.

Повторюсь: воздух, будучи газом, не имеет постоянной формы и объёма. Всё равно, какой будет форма носовой полости («водолазного колокола») – лишь бы ноздри были направлены вниз, и других отверстий выше них не было.

Стр. 258:
Попадание воды в нос не только дискомфортно, но и опасно. Дело в том, что нос – единственный орган, имеющий прямую связь с мозгом. Природа обоняния до сих пор не раскрыта. Известно, что эту внешнюю функцию организма – только ее одну – обеспечивают непосредственно клетки мозга. Отсюда легкая доступность мозга через нос. Нос – только проводник информации. Мы нюхаем мозгом.

Интересно, что сказали на этот пассаж Тена врачи, которых он упоминал в предисловии к книге? Ну, те, что посмеялись над словами Дробышевского на стр. 112 книги Тена, в особенности тот «старый интеллигент, более 30 лет стажа». Думаю, подобные «открытия» Тена в области анатомии человека получили бы соответствующую оценку. Хотя можно ведь и не показывать им свою писанину.

Распил черепа. Решётчатая кость выделена красным.

Распил черепа показывает, что между носовой полостью и черепной коробкой имеется решётчатая кость – пусть даже имеющая множество отверстий, но всё же реально существующая кость. Поэтому пассаж Тена о «прямой связи» носовой полости с мозгом – бред сивой кобылы. Да, она довольно хрупкая, и удар острого предмета через нос легко сокрушает её, но она в любом случае существует.
Я открою господину Тену один секрет – в носовой полости человека имеется такая штука, которая называется «обонятельный эпителий». Именно его специализированные клетки реагируют на те или иные химические вещества, имеющиеся в воздухе и растворяющиеся в слизи эпителия. От них следует сигнал по обонятельным нервам (1-я пара черепных нервов) в головной мозг. Нет, в носовой полости нет участков обнажённой коры головного мозга. «Мы нюхаем мозгом» ровно в той же степени, что и слышим, видим, осязаем и пр. Мозг обрабатывает и интерпретирует сигналы, которые исходят от соответствующих рецепторов, не более того.

Стр. 258:
Все наземные животные избегают погружения с головой. Ваша собака плавает рядом с вами не хуже вас. Но при этом вы имеете огромное преимущество: можете нырнуть, а она – нет. Попробуйте окунуть ее мордой – ваш пес пулей устремится на берег, где будет долго отфыркиваться. Нос вашей собаки не является гидроприспособлением в отличие от носа ее хозяина. Поэтому в воде слабый человек легко одолеет самого сильного и свирепого пса: достаточно поднырнуть и погрузить животное в воду с головой. Обезьяны, имеющие короткие носы, как правило, боятся воды.

Тем не менее, ныряльщики из тёплых морей зажимают себе носы всякими бамбуковыми прищепками, когда ныряют за жемчугом, не зная, каким замечательным «гидроприспособлением» они обладают. Да и человек, попав в воду, имеет свойство довольно часто тонуть. И даже если не утонет, то легко может набрать воды в нос. Сомнительное какое-то «гидроприспособление» получается, когда под водой голову не наклонить, не повернуть – только держать строго вертикально, чтоб нос работал как «водолазный колокол».
И вновь, уже в который раз, у наземного животного появляется «дыхало», хотя применение этого термина в данном случае ошибочно – об этом уже говорилось выше.

Стр. 259:
Животным, ведущим водный образ жизни, эволюция дала приспособление в виде особой группы мышц, перекрывающих дыхательное отверстие при погружении. Наземных животных природа ничем подобным не обеспечила. Вариант, имеющий место быть у современного человека – две колоколообразных ноздри, – является эволюционно усредненным. Эволюция, как ей вообще свойственно, ограничилась необходимым и достаточным для полуводного существа, добывающего пищу и спасающегося от врагов как на суше, так и в воде. Длинный нос человека – это гидроприспособление для ныряния и кратковременного погружения, но не для длительного плавания под водой. И это полностью соответствует нашим представлениям об универсальном образе жизни наших далеких предков.

Статистика Всемирной организации здравоохранения беспощадна: 372000 смертей за 2020 год произошло от утопления. Эти люди явно не знали, что их нос является «гидроприспособлением».
Интересно, сколько же времени должен был проводить в воде «водный дельфино(идо)-человек», чтобы у него сформировались именно такие «недоделанные» ноздри в качестве «гидроприспособления»? Интересно было бы реконструировать его образ жизни в сравнении с такими полуводными животными, как, например, бегемоты, которые проводят в воде около половины жизни (ночью они пасутся на берегу), и обладают полноценными замыкающимися ноздрями. Сколько же времени должен проводить в воде «водный дельфино(идо)-человек», чтобы наличие клапанов, замыкающих ноздри при нырянии, стало не жизненно важным признаком?
Возникает ещё один интересный вопрос: если человек произошёл от «дельфиноида», у него должно остаться от предка лучшее «гидроприспособление» в виде клапанов, замыкающих ноздри в процессе ныряния. Даже если человек каким-то образом утратил его, следы этого клапана должны оставаться в его ноздрях как некое подобие реально существующих рудиментарных мускулов, двигающих ушную раковину. Это же тот самый закон Долло, он же закон необратимости эволюции – организм в процессе эволюции не вернётся к состоянию предка, позднее приобретённые признаки неизбежно наложат свой отпечаток на облик потомка, даже если он превращается в некую форму, похожую на отдалённого предка. Опять же, сколько времени должен был проводить в воде этот самый «водный дельфино(идо)-человек», чтобы более совершенное приспособление уступило место менее совершенному? И будет ли это явно ничтожное время, проводимое в воде, настолько важным для выживания, что станет определяющим фактором для формирования прочих «гидроприспособлений»?

Стр. 259:
Для нас, их потомков, очень хорошо, что природа не дала им больше возможностей оставаться под водой, ибо тогда предок человека мог потерять свою универсальность жителя разных сред, а утрата универсальности равнозначна катастрофе антропогенеза.

В этом рассуждении Тен явно встаёт на путь некоего обожествления природы и наделения её свойством целеполагания. Если вдуматься в содержание этой фразы, может показаться, что у природы якобы была цель создать человека с присущим ему свойством универсальности, и она же целенаправленно и заботливо уводила человека в сторону от уклонений в специализацию.
На самом деле эволюция действует не так. Если ради получения энергии для поддержания жизни и размножения выгоднее уклониться в специализацию – естественный отбор ведёт вид именно в этом направлении. А если выгоднее оставаться универсалом – так и будет. У разных видов – разные стратегии выживания, и оправданность следования той или иной стратегии зависит от места обитания и образа жизни вида, а не от усилий персонифицированной природы.

Стр. 259:
Сформироваться тело человека могло лишь там, где длинный нос с ноздрями, направленными вниз, являлся не пороком, а эволюционным преимуществом: на границе двух природных сред – моря и суши.

У кочевников Сахары, которые уже тысячи лет видят воду лишь в виде дождя или рек глубиной по колено, нос остаётся так же хорошо развитым, как у полинезийцев, многие поколения живущих рыбалкой, ловлей жемчуга и сбором даров моря. И современные люди явно не испытывают неудобств от обладания носом, даже если не ходят в бассейн или на речку.
Недостатки обладания носом, которые господин Тен расписывал на страницах 117, 153-154, выглядят надуманными. Напомню, что нос человека – это ещё и резонатор, помогающий нам говорить. Надо же, такой «эксклюзив», и упустить из виду! И вместо этого высасывать из пальца разного рода теории о происхождении человека невесть от кого.

Стр. 259:
Утверждая, будто такой человек мог появиться в саванне от древесных приматов, обезьяноцентричные эволюционисты ничего не доказывают, но плодят антиэволюционистов, потому что здравый рассудок восстает против этого абсурда. Лично я не приемлю симиализм именно потому, что являюсь эволюционистом и не хочу его смерти «под панфары» [sic – П. В.] антропологов, разыскивающих антиэволюционные признаки где угодно, вплоть до рыб, чтобы доказать обезьянье происхождение человека. Приверженность обезьяньей концепции антропогенеза есть не что иное, как современный антиэволюционизм.

Логическая ошибка: эволюционизм по сути своей является теорией, объясняющей механизм формирования новых видов живых существ при помощи процесса эволюции во всех его проявлениях и формах. Антиэволюционизм – это учение, по сути своей категорически не приемлющее механизмов эволюции для объяснения видового многообразия в природе. Сторонники происхождения человека от обезьяны придерживаются мнения об эволюционном пути этого процесса. Следовательно, называть их антиэволюционистами нельзя по определению, даже если они, по мнению Тена, ошиблись с идентификацией предка рассматриваемой группы живых организмов.
Если Тен позиционирует себя как эволюционист, к чему были реверансы в адрес махрового ламаркизма на предыдущих страницах?
Далее, выводы «симиалистов» базируются на реальных свидетельствах из разных областей науки. И согласованность этих свидетельств заставляет сделать вывод именно такого рода. Плюс этот вывод позволяет делать предсказания в отношении признаков ранее неизвестных форм, открываемых палеонтологами. И они вполне укладываются в сложившуюся схему антропогенеза по совокупности анатомических признаков и оцениваемого времени существования.
Господин Тен, кажется, снова вспоминает Маркова и его пример с усиками у моллиенезий, о котором говорил на стр. 48-49 своего труда. Напомню, что Марков приводил этот пример в качестве иллюстрации того, как работает эволюция вообще, безотносительно антропогенеза. И труды учёных меркнут по сравнению с открытыми господином Теном особенностями размножения моллиенезий (у него они мечут икру). Но не те книги читал господин Тен, ей-богу. В книге «Внутренняя рыба» Нил Шубин пишет:
«Лаборатория Тейбина работала с мухами, чтобы найти куриный ген, который позволяет понять причины врожденных человеческих аномалий. Рэнди использовал открытие лаборатории Тейбина, чтобы поведать нам что-то о нашем родстве со скатами. Муха, найденная в курице, помогла Рэнди в конечном итоге найти в нас ската. Связи, объединяющие живых существ, очень глубоки».
Так что иногда полезно посмотреть на рыбу, чтобы понять эволюционные механизмы, которые привели к появлению признаков человека.

Стр. 260:
Достаточно взглянуть в зеркало, чтобы там увидеть вполне научное (если инструментом науки является логика, а не произвольная, почти насильственная подгонка фактов под господствующую концепцию) опровержение симиализма. Если, разумеется, нос на месте и никуда не ушел, как в повести Гоголя.

Господин Тен явно кривит душой, поскольку сам же ранее говорил (стр. 248): «Биологи-систематики давно перестали принимать во внимание такой фактор, как внешнее различие видов». Внешнее сходство часто бывает обманчивым – явление конвергенции ещё никто не отменял. Истинная картина родства определяется не только «внешними данными», но и иными свидетельствами. Тен же проявляет непоследовательность: вначале говорит: «не обращайте внимания на внешность», а затем «обратите внимание на внешность», причём с одной и той же целью.
Какие-то отдельные черты отличия нашей внешности от обезьяньих – это ещё не аргумент для построения непреодолимого барьера между нами и обезьянами – кстати, замечу, современными, которые не являются нашими прямыми предками. Определяя родство между теми или иными таксонами живых организмов, следует помнить об обманчивости первого впечатления (внешнего сходства/различия) и о необходимости анализа всего массива информации. Генетика, биохимия и палеонтология говорят своё веское слово в пользу родства человека с обезьянами – и эти признаки в зеркале не увидишь, хотя они оставили глубочайший след в нашей анатомии, физиологии и наследственности. Их вполне достаточно, чтобы понять, что сходства с обезьянами у нас настолько много, что его не объяснишь случайным совпадением.

Стр. 260:
Что мы делаем перед тем, как нырнуть в воду? Мы делаем большой вдох и автоматически напрягаем крылья носа. Тем самым мы придаем своим ноздрям наиболее выраженную колоколовидную форму. Это происходит рефлекторно. Вы не задумываетесь над этим. Вы можете попробовать нырнуть, сознательно не сделав этого рефлекторного акта. Уверен: вы тотчас вынырнете с неприятными ощущениями в области переносицы, куда попала вода, и мыслью: «Да, мой нос – это не просто дыхало, но и замечательное гидроприспособление».

Да, на китовое дыхало нос человека мало похож. Но это не делает его «гидроприспособлением»: если нос действительно работает по принципу водолазного колокола, то он сильно ограничивает подвижность головы под водой. И опять же, напомню, у людей, занимающихся нырянием, в ходу самые разнообразные зажимы для носа – от простейших, из бамбуковой палочки, до современных пластиковых, заводского изготовления. Это лишний раз говорит о двух вещах:
1) способность человека плавать и нырять – приобретённое поведение;
2) строение носовой полости в целом не приспособлено для ныряния, требуются дополнительные приспособления.

Стр. 260:
До автора этих строк никто не рассматривал нос человека как гидроприспособление.

Я даже больше скажу: никто в здравом уме не рассматривал серьёзно идею происхождения человека от «дельфинид». Отсюда и возмутительное пренебрежение к данной точке зрения как одной из составляющих умопостроений господина Тена.

Стр. 260:
Здесь ситуация, аналогичная ситуации с рукой. Морфологи обращают внимание лишь на то, что бросается в глаза – отстоящий большой палец, и никто не видит за деревьями леса, а именно то, что все строение руки уникально. Каждый бугорок имеет свое эволюционное значение.

Зачастую невнимание специалистов к тем или иным признакам оказывается лишь иллюзорным и является лишь следствием, скажем так, низкой информированности господина Тена в данном вопросе. Мне по ходу анализа книги уже не раз приходилось сталкиваться с подобной ситуацией – например, при разговоре о потовых железах у обезьян. Можно также объяснить некие выводы в данной книге особенностями подбора Теном источников для анализа: я уже заметил, что он неохотно обращается к научным публикациям, предпочитая научно-популярные работы, где данные заведомо неполны или подаются в несколько упрощённом виде.

Стр. 260:
Эволюция дала человеку большой нос не по прихоти, а потому что без этого приспособления он не смог бы выжить в условиях пограничья двух природных сред.

Теперь бы ещё подтвердить реальными палеонтологическими находками и результатами их исследований, что человек действительно жил именно там, куда его пытается «поселить» господин Тен. А то пока ископаемые находки людей и их родичей всё тяготеют к типично наземным отложениям, формировавшимся, в лучшем случае, в непосредственной близости от пресных водоёмов.

Стр. 260-261:

Носоглотка:
пример великолепной адаптации

Загадка Дарвина – зачем человеку такое опасное приспособление, как соединение пищевода и трахеи, – решается инверсионной теорией легко.

Особенно если учесть, что трахея – это по сути своей ответвление пищеварительной системы:
«Источником развития трахеи, бронхов и респираторного отдела легких служит материал вентральной стенки передней кишки, который является производным прехордальной пластинки. На 3-й неделе эмбриогенеза в ней появляется мешковидное выпячивание, которое в нижней части делится на два зачатка – правого и левого легких» (источник)
Кстати, у всех млекопитающих это так – достаточно посмотреть, допустим, атласы анатомии домашних животных – тех же хищников (кошка, собака) и копытных (корова, лошадь). Собственно, так обстоят дела вообще у всех четвероногих позвоночных.
Так что здесь вопрос надо ставить иначе. Это соединение – не «зачем», не «загадка Дарвина», а данность, часть условия задачи, неизбежное следствие эволюционного пути формирования лёгких, который находит отражение в антропогенезе. И искать (в процессе эволюции, методом проб и ошибок) приходится механизмы, компенсирующие в новых условиях неизбежные несовершенства анатомических особенностей, являющихся следствием данного пути формирования лёгких.

Стр. 261:
Это стопроцентно адаптивный признак! Это прекрасное гидроприспособление, спасшее жизнь многим нашим предкам. Это природная система безопасности, позволяющая нырять и плавать без опаски попадания больших масс воды в легкие. Дети, купаясь, в игре забывают о такой опасности и, часто случается, выныривают, отхаркиваясь.
[…]
… Вода, попавшая в нос, не потекла прямиком в легкие, а провалилась в рот, а оттуда в пищевод и в желудок. Мальчик лишний раз пописает, и все последствия. В легкие если что попало, то малые капли, потому что пищевод является прямой трубой, а трахея — отводком. Не будь у мальчика соединения между трахеей и пищеводом, наверх всплыл бы труп. […]

Что удивительнее всего, вход в трахею находится в вентральном положении – со стороны живота, снизу. Проведём эксперимент: возьмём трубку с боковым отводком и развернём её, чтобы вход в этот отводок был направлен вниз. Если вы пропустим по этой трубке воду, то она, дойдя до входа в боковой отводок, устремится прямо в него. То же самое произошло бы не только с водой, но и с едой – она валилась бы нам в лёгкие изрядными кусками. Но у нас есть спаситель: надгортанник, закрывающий вход в трахею во время глотания.

Стр. 261:
Эта внутренняя канализационная система – очень весомое доказательство нашего морского происхождения.

В свете того факта, что подобным же образом устроена гортань наземных млекопитающих (да и вообще, всех наземных позвоночных), возникают большие сомнения в том, что это приспособление сформировалось именно под влиянием водного образа жизни.

Стр. 261:
Еще одно преимущество соединения пищевода и трахеи – мы можем дышать как через нос, так и через рот. Наземные животные не могут. Например, собаки. Отсюда такая разница в физиологии: когда мы болеем простудами, нос, как правило, мокрый, забит выделениями. У собак он, наоборот, патологически сухой.

Специально уточнял у зоологов и ветеринаров, и все они говорят, что млекопитающие также способны дышать и носом, и ртом. Разве что китообразные не могут из-за специфического строения дыхательных путей, о чём я скажу далее.

Стр. 261:
Большинство людей, наблюдая учащенное, мелкое «дыхание» собак с высунутым языком, думают, будто они на самом деле дышат таким образом. Нет, это полипноэ.

«Весьма важное место в регуляции теплоотдачи занимает изменение легочного дыхания – его резкое учащение при воздействии на организм тепла и замедление при воздействии холода. Реакция дыхания – полипноэ, изучалась неоднократно и служит часто простым и надежным критерием «напряжения терморегуляции», так как обычно появляется тогда, когда возможности регулирования температуры тела снижением обмена оказываются исчерпанными» (Слоним, 1952). (Слоним, А.Д. Экологическая физиология животных/ А.Д. Слоним.- М.: Высшая школа, 1971.- 448 с. Процитировано отсюда)
То есть, полипноэ – это реакция дыхания. Лёгочного дыхания. Через рот, не через нос. Это дыхание. Не у человека. У другого млекопитающего. Думаю, все уловили мысль?

Стр. 261:
Иногда ткани в носу собаки настолько воспаляются, что дыхательный проход закрывается полностью. В таком случае ветврачи обязательно вставляют трубку в нос собаки, с трудом, травматично для пса, пробиваясь до трахеи. Без такого хирургического вмешательства собака непременно погибнет. У человека такой проблемы нет, кроме мелочей: сопли и гундосая, нечленораздельная речь.

К сожалению, господин Тен не уточняет диагнозы, при которых это делается. Но к подобному вмешательству приходится прибегать при закупорке дыхательных путей инородным предметом – например, мячиком. Напомню, что у собаки, как у всех позвоночных, трахея связана с пищеварительным трактом анатомически, поскольку лёгкие изначально возникают как выпячивание пищеварительной трубки. И тогда приходится добираться до трахеи, именно травматично вставляя в неё трубку ниже инородного тела.
И здесь же мы подходим к одному важному моменту: уточняем, для чего человеку нужен нос. Но почитаем, что пишет господин Тен далее.

Стр. 262:
Отсюда становится понятна еще одна опция: мы владеем членораздельной речью благодаря свободному соединению полостей рта и носа. Дело в том, что членораздельность речи обеспечивается модуляциями между двумя областями резонанса. Одна область резонанса может обеспечить только смену тембра, но не моделирование звуков. Поэтому животные не способны к членораздельной речи: у них нет соответствующего вокального тракта.

Вы не поверите, но точно такой же признак присутствует у любых млекопитающих – у них у всех, кроме современных китообразных, существует сообщение между ротовой и носовой полостями – всяк в этом может убедиться, открыв хотя бы атлас анатомии сельскохозяйственных животных. Есть такая штука, которая называется «хоаны» – это отверстия, которыми носовая полость открывается в носоглотку. У зубатых китов трубка из хрящей гортани проходит сквозь пищевод и заходит в верхний носовой проход. Благодаря этому дыхательный тракт оказывается полностью изолированным от пищеварительного: пища проходит справа и слева от хрящевой трубки, по которой воздух поступает в лёгкие, поэтому тот же дельфин может одновременно есть и дышать, но уже не может дышать ртом.
И здесь же уместно напомнить ещё об одной «загадке», которую неоднократно муссировал господин Тен – о появлении у человека выступающего носа с объёмистой носовой полостью. Вот, он сам и упомянул резонаторную функцию носовой полости, которая и объясняет появление такой особенности, как выступающий нос с обращёнными вниз ноздрями. Кроме того, тембр голоса определяется работой голосовых связок (силой натяжения и частотой вибрации) – вспомним различия голоса мужчин, женщин и детей.
А теперь идиотский вопрос: если у всех млекопитающих в типичном случае полости носа и рта всё же соединяются, следует ли сделать из последней фразы Тена обратной вывод – что они всё же способны к членораздельной речи? Например, можно было бы ожидать появления в нашем мире гуигнгнмов Джонатана Свифта. Или есть нечто другое, что мешает животным овладеть членораздельной речью? Если предположить, что у другого вида разумных млекопитающих (не человека и вообще не примата) развилась членораздельная речь, следует ли ожидать, что она будет именно человеческого образца, основанной на тех же принципах, что и речь человека? Пока таких видов не известно, этот вопрос остаётся лишь предметом теоретических рассуждений. Однако, учитывая разнообразие способов звукового общения у млекопитающих, логично предположить, что речь гипотетического разумного не-примата может отличаться от человеческой – например, это будет ультразвуковая «морзянка» или что-то иное. Однако пока это всего лишь предположения.
Естественно, в процессе наших рассуждений следует помнить, что членораздельная речь без разума – нонсенс.

Стр. 262:
«Низкая гортань» человека издавна является предметом дискуссий (с 1779 г., когда ее впервые поднял Кампер). Последняя заметная работа, где обсуждается данная тема, – книга У. Фитча «Эволюция языка» (2010). Ясно, что только благодаря этой адаптации стала возможна членораздельная речь, но как могла появиться столь опасная адаптация? Предполагать, что специально для обретения речи, – это типичная телеологическая ошибка, когда какой-либо признак объясняется не причиной, а целью.

Хорошо, мы не будем так грубо ошибаться, и скажем по-другому: эта особенность возникла в процессе усовершенствования уже имевшегося механизма речевого общения, который был ещё несовершенным по сравнению с его нынешним состоянием. Мы ведь не будем отрицать, что для приматов в целом характерна весьма разнообразная вокализация? Даже у мартышкообразных обезьян существуют сигналы, обозначающие опасность с воздуха (от хищной птицы) и с земли (от змеи), и в ответ на трансляцию этих сигналов они ведут себя соответствующим образом, демонстрируя разные тактики защиты. Стало быть, наличие многочисленных вокальных сигналов можно предположить и для человекообразных обезьян, бывших предками человека. Речь, соответственно, возникла не на пустом месте, а стала закономерным результатом усложнения первичной вокализации приматов. И в процессе её усовершенствования и произошло опускание гортани.
У всякого признака есть свои преимущества и недостатки. Пока преимущества перевешивают недостатки, признак будет существовать в популяции. Стало быть, преимущества владения членораздельной речью перевешивают опасность подавиться едой второпях.

Стр. 262:
Единственное объяснение отыскивается в воде. У морских млекопитающих существует такое же гидроприспособление, позволяющее им избегать попадания больших масс воды в легкие. Таким образом это еще одно указание на водное происхождение человека. Земными (точнее, наземными) причинами данный эксклюзив необъясним.

Почему-то изложенная в книге «инверсионная теория» молчит о том, почему в организме человека не осталось ни следа от этого замечательного приспособления, хотя закон Долло как бы намекает, что это должно иметь место. И, да, кит из-за такого приспособления ртом дышать не умеет. А человек умеет, в чём всяк может убедиться, не сходя со своего места.
Сложно сравнивать степень высоты гортани у человека и китообразного из-за разного положения их тела – вертикального и горизонтального. Условно можно считать «высокой» гортань, расположенную ближе к глотке, а «низкой» – дальше от неё, чуть ниже по пищеварительному тракту, ближе к желудку. Если сравнивать человека с китом, то у кита гортань получается как раз высокой, открывающейся ещё выше, чем у человека – прямо напротив отверстия носоглотки. Как эта особенность соотносится с низкой гортанью человека, сильно удалённой от верхних дыхательных путей, сложно сказать. Но тут логика бессильна.
Кстати, в упомянутой книге У. Т. Фитч упоминает (стр. 346), что «в действительности критическим фактором в генерации речи оказывается скорее опускание подъязычной кости и корня языка, к которой он крепится, нежели гортани как таковой. Низкое положение гортани возможно и без опускания корня языка (как мы видим это у некоторых видов оленей – см. ниже) без каких-либо последствий в плане увеличения фонетического потенциала. Поэтому при обсуждении эволюционных изменений вокального тракта человека было бы более правильно сосредоточить внимание на опускании подъязычной кости и корня языка». На стр. 352 автор пишет, что гортань располагалась низко у благородного оленя.
«Дальнейшие исследования подтвердили, что у этого вида и у европейской лани (Dama dama) гортань занимает это положение постоянно, откуда следовало, что эта черта не является уникальной для человека».
«Эксклюзив», говорите? Видно, не совсем. Далее в той же книге среди обладателей низкой гортани упоминаются коала, антилопа дзерен и большие кошки рода Panthera. А про шимпанзе сказано вот что (стр. 353):
«Японские приматологи установили, что у шимпанзе гортань слегка опускается в период полового созревания (Nishimura et al. 2003)».
Таким образом, мы видим, что положение гортани у человека – признак не уникальный, и к «гидроприспособлениям» никакого отношения не имеет.

Стр. 262:
Формирование человеческих потовых желез
Итак, у людей потовые железы 1) чрезмерно интенсивные в сравнении с другими животными; 2) располагаются по всему телу, включая ступни и ладони; 3) не прекращают свою работу никогда от рождения до смерти; 4) только у человека выделяется холодный пот.

Итак, в свете всего ранее сказанного:
1) У обезьян потовые железы по интенсивности работы сильно приближаются к человеческим (см. обсуждение стр. 161 книги Тена);
2) У обезьян они также располагаются по всему телу, в том числе на поверхностях, соприкасающихся с опорой – на ступнях, ладонях и нижней поверхности хвоста, если он хватательный, и
3) также не прекращают работу от рождения до смерти;
4) стрессовое потоотделение характерно для млекопитающих и является древним эволюционным приспособлением.
Поэтому наличие потовых желёз у человека не является чем-то «эксклюзивным» по сравнению с другими наземными млекопитающими вообще, и с приматами в частности.

Стр. 262:
У дельфинов потовых желез нет совсем.

Сразу же вспоминаем правило Долло, о котором так долго говорил нам господин Тен. Здесь оно как раз крайне уместно. Он и сам говорил выше, что это правило могут вспомнить. Что ж, свершилось…

Стр. 262-263:
У наземных животных потовые железы не столь интенсивны и могут прекращать свою работу в комфортных условиях.
Разгадка этой загадки эволюции заключается в следующем. Потовые железы животных и потовые железы человека – это разные железы. «Человеческий пот производится... железами внутренней секреции, – пишет известный физиолог Р.Таллис. – У остальных животных, исключая высших приматов, он выделяется вонючими и зловонными апокриновыми железами» (Таллис, 2010, с. 42).

А вот сейчас самое время свериться с определениями. Открываем «Биологический энциклопедический словарь» (М., «Советская энциклопедия», 1989), и на стр. 196 читаем:
«Эндокринные железы, или Ж. внутренней секреции, не имеют выводных протоков и вырабатываемые ими продукты (инкреты, или гормоны) выделяются в кровь или лимфу».
Там же, на стр. 735:
«У позвоночных к Э. ж. относятся гипофиз, щитовидная железа, паращитовидные железы, надпочечники, а также железы, сочетающие выработку гормонов с неэндокринными функциями, – поджелудочная железа, семенники, яичники, тимус, плацента».
Что-то подсказывает мне, что либо в книге Р. Таллиса перевод кривой (не удивлюсь), либо Тен в очередной раз сумел красиво вымарать фразу из контекста.
Соответственно, памятуя, что потовые железы находятся в коже, гормонов не вырабатывают и открываются на поверхность кожи протоками, относить их к железам внутренней секреции нельзя. Интересно, что сказал бы в этот момент тот интеллигентный врач с более чем 30-летним стажем, который так нелицеприятно отозвался о книге Дробышевского на стр. 112 труда Тена? Или господин Тен ему своё творчество не показывал, заботясь о его умственном здравии?
Жаль, что господин Тен не обратил внимание на оговорку Таллиса о приматах. Тут стоит немного порыться в первоисточниках. Интересные вещи обнаруживаются, кстати. Я уже упоминал данные из книги А. Соколова «Странная обезьяна» 2020 года (см. обсуждение стр. 161 книги Тена), но буду честным, и обращусь к источникам, которые вышли раньше обсуждаемой книги Тена. Статья “The evolution of sweat glands” (авторы: G. Edgar Folk, Jr., Holmes A. Semken, Jr.; статья свободном доступе здесь) содержит интереснейшие данные о распределении апокриновых (А) и эккриновых (Э) желёз. Эккриновые железы, напомню, выделяют водянистый пот без запаха. На схеме 1 в статье показана следующая закономерность распределения этих желёз:
Полуобезьяны Старого Света, обезьяны Нового Света – 100% А
Тупайя – некоторое количество Э
Мартышкообразные обезьяны Старого Света, гиббон, орангутан – 50% А, 50% Э
Шимпанзе, горилла – 66% Э, 34% А
Человек – 100% Э
В тексте статьи дополнительно указано, что у утконоса имеются в основном апокриновые железы, но есть и типичные функциональные эккриновые. Из этого авторы статьи заключают, что примитивным состоянием ранних млекопитающих было обладание потовыми железами обоих типов.

Стр. 263:
Ввиду последнего пассажа можно поспорить на тему, чей пот более вонюч. На самом деле пот запаха не имеет, но в нем массово размножаются микробы и клещи-сапрофиты, которые выделяют отходы своей жизнедеятельности и умирают. Вот эти продукты разложения и воняют (кое-кому из антропологов эти запахи нравятся, как мы могли убедиться). Но у животных специальные апокриновые железы, которые включаются только по необходимости. Кожа человека лишена возможности отключать потовыделение.

Пот поту рознь. Эккриновые (они же мерокриновые) железы как раз выделяют пот, состоящий главным образом из жидкости, и лишённый запаха. А вот секрет апокриновых желёз как раз имеет запах – выделение такого типа пота сопровождается разрушением секреторных клеток. Так что воняют не только продуты разложения отходов наших маленьких соседей по телу.
Запах пота нравится не только отдельно взятым антропологам. Некий император Наполеон, например, просил свою Жозефину не мыться перед его приездом. Запах кожи и пота человека играет большую роль в формировании межличностной привязанности, которая больше известна как «любовь». В книге Аси Казанцевой «Кто бы мог подумать! Как мозг заставляет нас делать глупости» (СТ: CORPUS; Москва; 2014) целая глава посвящена роли запахов в формировании привязанности у людей. Любопытные вещи там написаны:
«В течение трехмесячного исследования мужчины-волонтеры не пользовались дезодорантами и носили под мышками стерильные хлопковые салфетки, впитывающие жидкость. Их собирали у доноров, клали в морозилку и по мере надобности размораживали и вымачивали в растворе спирта, которым затем смазывали верхнюю губу испытуемых (в контрольной группе использовался раствор спирта без всяких биологически активных добавок). Для эксперимента с самого начала набирали женщин с нетипично короткими (меньше 26 дней) или нетипично длинными (больше32 дней) менструальными циклами. После трех месяцев исследований продолжительность цикла в контрольной группе никак не изменилась: у кого-то по-прежнему 24 дня, у кого-то все 60, в среднем получился 41 день. А вот женщины, все это время вдыхавшие мужские феромоны, приблизились к статистической норме: средняя длина цикла у них составила теперь 29 дней, и разброс между женщинами был небольшим. Это впечатляющий результат, учитывая, что первоначально группы поделили случайным образом и никаких значимых различий между ними не было» (стр. 100).
«… она [Марта Мак-Клинток – П. В.] и ее коллеги предъявляли женщинам запах пота мужчин разных национальностей и установили, что наиболее привлекательными кажутся не те люди, с которыми нет никакого сходства вообще, а те, с которыми сходство есть, но небольшое, например, по одному гену из десяти исследованных» (стр. 112).
Как видим, даже в вонючести мужских подмышек скрыт определённый биологический смысл, если вдуматься. Однако господин Тен даже не пытается разобраться в вопросе, зато активно взывает к эмоциям читателя. Это не есть хорошо – эмоции не являются аргументом.
Замечу также, что господин Тен не потрудился привести ни единого доказательства в пользу своего утверждения о том, что животные могут отключать потовыделение.

Стр. 263:
Это означает, что между гомининами и наземными животными, которые эволюционно предшествовали появлению человека на Земле, в данном пункте нет никакой преемственности. Наоборот, наблюдается перерыв постепенности, как будто у нас были предки, начисто лишенные апокриновых потовых желез, которые эволюция стерла, как ластиком.

Стоп-стоп-стоп… А как же оговорка Р. Таллиса «исключая высших приматов»? С учётом наличия обоих типов желёз у примитивных млекопитающих и низших узконосых (мартышкообразных) обезьян, а также гиббонов, вывод об «отсутствии преемственности» между человеком и его эволюционными предшественниками вызывает сомнение. Собственно, авторы статьи “The evolution of sweat glands” в выводах к статье пишут следующее:
«Основываясь на свидетельствах сравнительной физиологии млекопитающих, мы делаем вывод о том, что очень распространённая апокриновая потовая железа является не примитивной, а одновременно и специализированной, и эффективной в роли охлаждающего органа у животного с плотным шёрстным покровом и относительно медленным движением. Примечательная термальная эккриновая система потения у людей, вероятно, возникла в процессе эволюции в связи с бипедализмом, гладкой безволосой кожей и приспособлением предков H. sapiens к открытой местности».
И данные из самой статьи указывают на отсутствие именно этого самого разрыва, на плавный переход пропорции в соотношении потовых желёз разных типов от мартышкообразных и малых человекообразных (гиббонов) к более близким к человеку человекообразным обезьянам и далее к людям (см. цифры выше).

Стр. 263:
Предками дельфинов были наземные млекопитающие, которые не могли не иметь потовых желез. Причем именно апокриновых, которые эволюция изобрела специально для кожных выделений и использовала во всем классе млекопитающих как общую модель. Перейдя к полностью водному существованию, дельфины лишились потовых желез. Вот здесь и поработал ластик эволюции. Но затем у наших предков, вышедших из моря, ввиду острой необходимости появились потовые железы, но это был уже совершенно другой механизм, который природа достала из своих запасников.

Поправим немного господина Тена: присутствовали железы обоих типов – см. выше данные об утконосе.

Стр. 263-264:
У эволюции, как правило, бывает несколько вариантов развития. При этом восстановление отмененных ранее механизмов невозможно в силу закона необратимости эволюционных изменений (закон Долло). После возвращения наших предков из моря на сушу природе пришлось заняться созданием принципиально новой системы охлаждения голой кожи «многообещающего монстра». И что она сделала? Это потрясающе!

Мало того, природе пришлось (бы) восстанавливать:
1) ушные раковины (или акродельфиды были не только «рукастыми», но и ушастыми?);
2) обоняние (у всех китообразных повреждены гены, отвечающие за формирование обонятельных рецепторов – значит, это древний общий признак, которым обладали и акродельфиды);
3) задние конечности;
4) таз и дифференциацию отделов позвоночника ниже шейного отдела;
5) правую ноздрю (у зубатых китов она заросла);
6) положение носа, перетаскивая ноздри с темени обратно вперёд;
7) дифференциацию зубов на резцы, клыки и коренные, да ещё с потрясающим совпадением зубной формулы с таковой у приматов;
8) ногти на передних и задних конечностях.
Это так, навскидку названо – что видно на глаз. Там ещё куча всякой мелочи в строении и физиологии. В общем, господину Тену нужно долго думать, как «обойти» неприятный закон Долло, чтобы убедить всех в правильности своих выкладок. Получается как в том анекдоте про паровоз: «остальное доработать напильником». Не лучше ли применить «бритву Оккама»? Но пока я не стану поступать с теорией Тена, как Киса Воробьянинов с Остапом Бендером, хотя «бритвой Оккама» уже нервно поигрываю... У нас же ещё полторы главы впереди.

Стр. 264:
В организме человека (и всех млекопитающих) есть другие железы, специализирующиеся на выделениях. Это железы внутренней секреции, называемые мерокриновыми. Вот их эволюция и применила, вывела часть их наружу! Она сработала, как домашний умелец, который при поломке берет то, что есть под рукой, и делает лучше, чем было!

В английской «Википедии» хорошо рассмотрены типы желез. Термины описывают всего лишь способы секреции веществ клетками желез: с разрушением всей клетки – голокринные, с потерей её части – апокринные, без потерь путем экзоцитоза – мерокринные. Мерокринные (или мерокриновые) железы чаще называют эккриновыми. У человека мерокриновые железы – это большинство потовых, слёзные и слюнные. Железы внутренней секреции (= эндокринные) наружу вывести нельзя, т. к. они вырабатывают секрет прямо в кровь (гормоны) и не имеют протоков.
Господин Тен плавает в терминах совершенно, а ведь разницу эндокринных и экзокринных желёз ещё в школе проходят на уроках биологии. В очередной раз “Sus Minervam docet”.

Стр. 264:
Используя свой прошлый опыт, природа создала удивительный, уникальный механизм. Сама его уникальность говорит о том, что мы не были в общем потоке, что предки человека прошли через ландшафтную инверсию. История потовых желез человека – это впечатляющее подтверждение инверсионной теории антропогенеза.

Ничего впечатляющего. «Удивительная история» является следствием элементарного невежества господина Тена, в чём мы уже убедились выше. Выдать собственную неграмотность за «удивительный ход эволюции» – это либо никем не постижимая гениальность, либо элементарная тупость. В первом варианте я не уверен.

Стр. 264:
Этот же факт говорит о том, что между низшими обезьянами и высшими приматами нет прямой преемственности, антропоиды – потомки гоминин. Их потовые железы имеют человеческую природу, отличаясь только гораздо меньшей интенсивностью.

Ах, вот почему господин Тен не обратил внимание на оговорку Таллиса! Вот только доказательств описанного происхождения антропоидов от гоминин нет. Палеонтологическая летопись строго против. И процитированная статья 1991 года также указывает на, мягко говоря, полную неправоту господина Тена.

Стр. 264:
У низших обезьян совершенно другие потовые железы, апокриновые. У человека и антропоидов – мерокриновые. Иначе как инверсией через воду эту впечатляющую замену не объяснить.

Почему? Вполне можно объяснить. В свете приведённых выше фактов объяснить эту «впечатляющую замену» можно элементарным невежеством господина Тена в области биологии.

Стр. 264:
Вот почему наши потовые железы источают свой секрет даже тогда, когда мы гибнем от дефицита воды, лишая нас остатков влаги. При голодовке они лишают нас необходимых для выживания калорий, даже если нам не жарко. Наши мерокриновые потовые железы не могут прекращать свою работу, потому что они по принципу работы – железы внутренней секреции, а внутренняя секреция не может прерываться.

Нет, потовые железы не работают при истощении – кожа становится сухой, потому что истощение сопровождается обезвоживанием. Далее, врачам вполне знакомо такое состояние организма, как ангидроз – прекращение потоотделения (см. «Большую Медицинскую Энциклопедию»: ссылка):
«Различают несколько приобретенных форм ангидроза.
Астенический ангидроз развивается при нарушениях питания (авитаминозы), ихтиозе, диабете, аддисоновой болезни, циррозе печени и другие.
Тропический ангидроз встречается в жарких странах у людей, нарушающих питьевой режим, а также при нарушении свободного выделения пота в результате механической закупорки устьев потовых желез пылью.
В 1964 году описан так называемый приобретенный ангидроз, этиология которого пока не известна.
Генерализованная форма ангидроза отличается тотальным поражением потовых желез. При очаговой форме ангидроза наблюдается локальное поражение потовых желез на атрофических, склеродермических, лепрозных и других очагах поражения кожи.
Острая форма ангидроза может развиться при быстром и значительном обезвоживании организма при некоторых отравлениях (например, красавкой) и интоксикациях (пищевые интоксикации, токсикоз беременных, диарея, холера, лучевая болезнь и другие), а также при предуремических состояниях. Длительное течение указанных патологических состояний обусловливает хроническую форму ангидроза».
Думаю, сказано достаточно. Напомню также, что потовые железы любого типа не являются железами внутренней секреции.

Стр. 265
Поэтому лошадь, у которой апокриновые железы, может потеть, а может и не потеть.
Потеет в беге, но в спокойном состоянии в условиях температурного комфорта вообще не выделяет пот. Люди так не могут. Их «внешние железы внутренней секреции» не могут прекращать работу, такая у них программа. Железы внутренней секреции прекращают работу только со смертью человека. И – только мертвые не потеют.

А при чём тут железы внутренней секреции, если речь идёт о потении? Потовые железы – экзокринные (внешней секреции), Тен опять путает термины. Конечно же, внутреннюю секрецию тоже можно остановить, но ценой тяжёлой патологии (диабетики подтвердят).

Стр. 265:

Потребление соленой пищи
и сладкая жизнь

Потребление соли с морской пищей не могло не вызвать рост концентрации соли в мягких тканях пралюдей. Это, в свою очередь, резко повысило интенсивность преобразований, потому что соль ускоряет обменные процессы. Это очередной побочный положительный эффект общего хода событий.
Соль вызывает ускорение метаболизма, потому что буквально выбивает жидкость из клеток, которая должна замещаться новой порцией жидкости. Не случайно человеческий пот всегда соленый, даже если человек избегает соленой пищи.

Соль не ускоряет обмен, а мешает ему, сбивая осмотическое равновесие, очень важное для клетки, и обезвоживая её.

Стр. 265:
Соленость пота, а также слез человека – очень яркое свидетельство нашего морского происхождения. Подобные выделения наземных животных почти не содержат соли.

Пот обезьян тоже солёный, и при груминге обезьяны выискивают друг у дружки в шерсти кристаллики соли, образующиеся при высыхании пота. Они что – тоже потомки китообразных?
У животных в слезах также содержится достаточное количество солей. Бабочки, когда им нужна соль, садятся на глаза животных и высасывают слёзную жидкость. А вот конкретные данные по составу слёз – статья «Слезы птиц и рептилий оказались похожи на человеческие» (ссылка; оригинальная статья). Прошу обратить внимание на содержание натрия и хлора (компоненты поваренной соли) в слезах разных видов. Видно, что у попугаев, сипухи, дорожного канюка, черепах и широкомордого каймана слёзы оказываются даже солонее человеческих. Ладно, бисса (каретта) – морская черепаха. Но попугаи ара и амазон? Сова сипуха и канюк? Они, что, тоже морские по происхождению? Или проще сделать вывод о том, что солёность слёз – не показатель происхождения того или иного вида?
Солёность пота и слёз имеет разный биологический смысл. Солёность пота определяется выделительной функцией потовых желёз, а солёность слёз – необходимостью поддерживать осмотический баланс слизистой глаза и создавать защитный антибактериальный эффект (большинство бактерий не выносят присутствие соли). Пот тоже обладает антибактериальными свойствами.

Стр. 265:
По мере обмеления Тэтиса-Средиземноморья пралюди все чаще и чаще вынуждены были задерживаться на суше. Например, для того, чтобы совершить переход из одного изолированного водоема в другой. Тут и проявился жизненно необходимый эффект нового приспособления, функционирующего уже вне зависимости от того, достаточно ли в организме содержится соли и даже влаги.
Потовые железы человека сформировались не сразу. Возможность его формирования обеспечила атмосфера теплой парной бани, которая защищала кожу пралюдей, когда те оказывались на суше.

Об условиях гипотетической прародины «дельфиноидо-человека» господин Тен пишет на стр. 229-230. Интересно узнать, каково же адаптивное значение процесса потения в условиях 100%-ной влажности воздуха? И какие же факторы эволюции оказались настолько сильными, что вызвали едва ли не насильственное «вторичное формирование» потовых желёз у гипотетических потомков китообразных? Тен молчит там, где должен тараторить без умолку, заваливая читателей тоннами доказательств каждого своего утверждения.

Стр. 266:
Больше всех выигрывал тот из наших предков, кто не уступал никому свой ареал обитания на побережье. Наверное, это были самые сильные и умные. Таким образом, циклы моря способствовали естественному отбору.

Вначале у нас в рассуждение вводится слово «наверное», отражающее предположительность утверждения, а затем делается вывод «таким образом». Вывод сделан на основе «наверное», поэтому априори не является доказанным. Выглядит весьма странным, что такая благоприятная среда для захоронения ископаемых остатков почему-то не донесла до нас ископаемых остатков тех странных рукастых и ногастых потомков китообразных, да ещё и ювенильных «личинок млекопитающих» от их более китоподобных предков. Да, это я в очередной раз возвращаюсь к проблеме неподтверждённости «удивительных историй» Тена реальными ископаемыми остатками.

Стр. 266:
Уходящие на материк особи вырождались и гибли. Вполне вероятно, что спустя некоторое время успешно эволюционирующие люди встречали их уродливых потомков и приходили в ужас, и творили мифы о страшных уродах.

«Наверное» и «вполне вероятно» – это не лучшие аргументы для опровержения научных данных. Предки человека, которых Тен выдаёт за «деградантов», не демонстрируют вырождения. Их отличия от человека современного вида – не патологии, а видовые признаки. Патологии (свои) у них тоже были, но их специалисты-антропологи уверенно отличают от видовых признаков.

Стр. 266:
Не понимая огромного значения соли и не умея употреблять ее в виде специальной добавки, гоминины с их соленой потливостью не могли долго оставаться на прежнем уровне развития. Поскольку йод поступал в организм с морской солью, они начинали испытывать хронический йододефицит. Самым неприятным последствием дефицита йода для эволюции является расширенное воспроизводство дебилизма. Родители, испытывающие хронический или острый дефицит йода, рожают умственно отсталых детей. Через несколько поколений в мигрантах уже нельзя было узнать бывших гоминин, «венцов творения» своей эпохи. Их взгляд был бессмыслен, зачатки речи пропадали, скелет утолщался и становился уродливым, возвращались животные инстинкты.

Последствием йододефицита является не дебилизм, а кретинизм («БМЭ»). Внешний вид кретинов очень характерен и описан в соответствующей статье «БМЭ»:
«Внешний вид кретинов характерен: малый рост вплоть до карликовости, диспропорциональное телосложение с короткими конечностями; тупое выражение широкого круглого лица с плоским широким носом, рот часто приоткрыт, язык увеличен, шея короткая; у некоторых больных зоб; живот выпячен. Мускулатура развита слабо, движения неуклюжие и замедленные, переваливающаяся походка. Сухожильные рефлексы замедлены. Наблюдаются изменения кожи и внутренних органов, свойственные гипотиреозу у детей. Обычна задержка полового развития, недоразвитие половых органов».
Однако рост гоминид, судя по ископаемым остаткам, вполне нормальный, иногда даже высокий. Мускулатура развита хорошо, особенно у неандертальцев – достаточно взглянуть на их скелет с выраженными местами прикрепления мышц. Кроме того, на костях ископаемых гоминид не отмечается признаков, характерных для костей кретинов, у которых болезненное состояние организма сопровождается нарушением окостенения скелета и роста костей. Поведенческие особенности кретинов позволяют сделать вывод о том, что их выживание возможно лишь в безопасном человеческом обществе, а не в дикой природе, где хищники быстро прекратили бы подобный «эксперимент» эволюции.
Выше уже говорилось, что дефицит йода могут испытывать не только люди, но и животные. И источником йода могут быть не только морепродукты – достаточно посмотреть любой сайт о здоровом питании. Птичьи яйца, мясо, зерно злаков и гречихи, бобовые, листовые овощи и фрукты – вполне доступные гоминидам, а далее и людям прошлого источники йода.
«Воспроизводством дебилизма» в данном случае занимается скорее издательство «Эксмо», выпустившее книгу с этой историей тиражом 3000 экземпляров.

Стр. 266-267:
Однако пришло время, когда мигранты на материке перестали вырождаться и даже начали развиваться эффективнее, чем «пляжные» люди. Пришло время, когда переселение на материк стало возможно, а преодоление трудностей, связанных с освоением новой среды обитания, ускорило прогресс.
Это время наступило тогда, когда люди начали употреблять соль в качестве специальной добавки к еде. Как это произошло, как им пришло это «на ум»?
Согласно этнографическим данным, первобытные люди пищу не солили, а когда белые колонизаторы заставляли есть соленое, плевались с отвращением. Это говорит о том, что в отрыве от моря отказ от соления пищи происходит у недостаточно развитых людей всегда. Тем более это касалось гоминин, не имевших разума либо обладавших его зачатками. Но в таком случае возникает вопрос: а как могла появиться практика соления пищи, если соль неприятна на вкус?
Первоначально нашим предкам просто понравилась соленая пища. И это сам по себе удивительный факт, потому что соль не улучшает вкус большинства употребляемых современным человечеством продуктов (включая мясо и рыбу), а ухудшает.

А теперь, внимание, вопрос: откуда в «гиблой» местности, способствовавшей лишь «вырождению в обезьян» некогда разумных «потомков дельфинид/акродельфид», внезапно обнаружилась соль для соления пищи?
Ошибка в рассуждениях господина Тена заключается в том, что соль в том или ином виде всегда была более или менее доступна для гоминид, равно как для других животных, обитающих по соседству с ними и также нуждающихся в соли. Часть солей, необходимых для организма, человек мог получать с золой растений или с кровью животных при поедании мяса. Но ещё у нас есть природные источники соли – месторождения каменной соли. Минерал галит – слышали про такой? Это как раз та самая соль и есть – чистый, как слеза младенца, хлорид натрия. Ради соли в Африке, например, слоны роют бивнями огромные пещеры. Другие животные поедают солоноватую грязь высыхающих озёр (в наличии в Африке), растения вроде селитрянки и солероса. Кроме того, в той же Африке есть масса солёных озёр – на них, кстати, любят гнездиться фламинго. Озёра Натрон, Ретба, Ассаль, Накуру, Богория, Руква, Аббе, Магади – все они солёные, и все могут быть потенциальными источниками соли для обитателей окружающих местностей. Поэтому ситуации, когда «мигранты из Средиземноморья» какое-то время жили в условиях дефицита соли, а потом внезапно открыли для себя соль, просто не было. Источники соли были в распоряжении всех животных Африки всегда.
Слова господина Тена о том, что «соль не улучшает вкус большинства употребляемых современным человечеством продуктов (включая мясо и рыбу), а ухудшает» оставим целиком на его совести. Возможно, он сам не солит пищу, и в результате от недостатка соли мозги начинают работать хуже, и в голову лезут мысли, оформляющиеся в виде таких вот книг. Не знаю, но лишь предполагаю. Умеренно посоленные продукты, напротив, становятся вкуснее. Даже животные вполне отчётливо отдают индивидуальное предпочтение подсоленной пище. Так, некоторые макаки с острова Кодзима, где жила знаменитая Имо, моют бататы, в том числе, в солёной морской воде – некоторым нравится вкус именно таких бататов.

Стр. 267:
Не случайно изысканные кулинары, японцы и китайцы, исповедуют принцип «минимум обработки», предпочитают есть рыбу сырой и несоленой, что нисколько не уменьшает питательной ценности данного продукта, поскольку в морской рыбе содержатся йод и все необходимые микроэлементы.

Китайцы не едят сырую рыбу. Даже солёная селёдка по их понятиям – не готовая пища. В Интернете можно найти много рассказов, живописующих вонь жареной солёной селёдки в общежитиях китайских студентов.

Стр. 267:
Что сейчас пишется о начале употребления соли в качестве добавки? Якобы некий дикарь, живший во тьме веков, занимавшийся «охотой и собирательством» в африканской саванне, «однажды» посолил кусок мяса и понял, что соленое вкуснее. Это такой же бред, как и вся официальная теория антропогенеза. Употребление соли имело огромное значение для антропогенеза, но материковые гоминины (имевшие, как считается, чисто материковое происхождение) начать солить мясо не могли.

В этом месте я хотел бы увидеть хотя бы кучу доказательств того, что они «начать солить мясо не могли». Почему они «не могли»? Соли не было? Была. Можно найти. Выше я перечислил солёные озёра в одной только Африке. Плюс местонахождения каменной соли, которые часто находятся даже в далёких от моря районах и используются животными на протяжении тысячелетий. Так что даже предки людей вполне могли употреблять соль в качестве добавки к пище ровно так же, как это делают остальные животные.

Стр. 267:
Сомневаюсь, что они стали бы есть соленое мясо, даже если б им его подали какие-нибудь повара с Марса, озабоченные тем, что на подопечной им Земле тормозится процесс антропогенеза из-за того, что кто-то не солит еду. Американские рабовладельцы приучали индейцев и негров употреблять соль с мясом и кашей жестокими порками. А кто порол дикарей сто тысяч лет назад, когда плантаторов не было?

Господин Тен, вы можете сомневаться дальше, сколько угодно, но макаки с острова Кодзима наглядно продемонстрировали, что солёную пищу можно любить, даже не будучи цивилизованным – некоторые из обезьян моют предложенные исследователями бататы не в пресной, а в морской воде.
Относительно того, что негры не ели солёной пищи – бред. Как же господин Тен, занимаясь археологией, и вдруг не знает, что соль издревле была важным товаром в Африке? Рабовладение в Северной Америке началось в XVII веке (первый ввоз африканских рабов – 1620 год). И вы хотите сказать, что до этого времени негры не знали вкуса соли и не солили пищу? А как же сообщение Ибн Баттуты (на минуточку, XIV век), который упоминал о транссахарской торговле солью? Древние соляные промыслы в Эфиопии и Ливии, добыча соли в дельте Нила – этого всего не было? Или кто-то пытается нас в чём-то убедить не слишком честными методами? В той же Америке торговля солью была обычным делом в городах-государствах майя, и не только их:
«В Северной Америке на одном из островов реки Миссисипи сохранились старые штольни каменной соли. По-видимому, ее добывали индейцы из племени «Строителей гор». Они снабжали солью соседние племена, выменивая ее на оружие, на яд для стрел, на волчьи зубы и раковины.
С давних времен известны два больших соляных озера Северной Америки. Около одного из них – Тецуко – был расположен древний город Мехико, столица ацтеков.
Еще задолго до завоевания Мексики испанцами ацтеки добывали здесь соль, и она была ценнейшим предметом обмена между соседними племенами. Царю ацтеков ежедневно подносили двадцать кусков соли, спрессованной в виде круглых пирогов. Обладание солью делало ацтеков владыками страны, так как соседние индейские племена боялись, что ацтеки лишат их соли.
Второе из упомянутых озер находится на территории нынешних Соединенных Штатов и называется Большим Соляным озером.
В прериях Северной Америки есть много мест, где теперь добывается соль, но древние индейские племена не умели ее получать и довольствовались золой или сушеными водорослями. Эти водоросли спрессовывались в виде пирога и подсушивались. Куски такого пирога служили приправой к пище.
В Калифорнии и в районе нынешнего штата Орегон соль с незапамятных времен извлекали из воды океана и из соляных источников» (источник: «Соль. Всемирная история»).

Стр. 267:
Дело в том, что в качестве пищи, которую начали присаливать первоначально, выступали не мясо и не рыба.

Здесь, конечно, нужны доказательства, но мы прекрасно обходимся и без них, верно? Обсуждая книги Маркова или Дробышевского, господин Тен любезно указывает даже страницы, где изложены критикуемые им сведения, но в подтверждение собственных выкладок хронически не представляет ни единого первоисточника. Хотя, казалось бы, ситуация должна быть обратной: собственная (оп)позиция должна быть не просто подкреплена, а укреплена до железобетонного состояния множеством реальных свидетельств в её пользу.

Стр. 267:
Вкусовые рецепторы у разных животных устроены по-разному. Нам, например, нравится сладкая морковка, а черви ее не едят, зато очень любят горькую редьку.

О каких «червях» идёт речь? О дождевых? Или о личинках насекомых? Если мы посмотрим, сколько сельскохозяйственных вредителей просто обожает морковку, то удивимся. А ещё (открою секрет) даже на самых ядовитых для человека растениях (они, как правило, для нас ещё и горьки на вкус) обязательно пасётся кто-нибудь из насекомых, для кого это «хлеб насущный», причём возможно даже, что единственный. Вот только вопрос: на основании каких данных господин Тен может сделать вывод о том, что те же самые беспозвоночные ощущают вкус иначе, чем люди? Если мы и личинка мухи поедаем ту же редьку, как проверить, какова на вкус редька для личинки мухи? Кто проводил такие эксперименты? Ссылок нет, а жаль.

Стр. 267-268:
Вкусовые рецепторы людей устроены таким образом, что «вкусное» у нас ассоциируется со сладким. Это немаловажное обстоятельство, связанное с антропогенезом. Настолько, что я говорю: человек стал человеком благодаря сладкому.
Вкусовые рецепторы у всех людей устроены одинаково, так как достались нам от общих предков. У пралюдей «вкусное» точно так же ассоциировалось со «сладким», как и у нас. Но как же связаны между собой сладкое и соленое? Мы решим задачу, если найдем природный продукт, который, будучи присолен, приобретает сладкий вкус, становится «вкусным», согласно «мнению» человеческих рецепторов.

В свете этих речей господина Тена полезно (и показательно) будет обратиться к этимологическому словарю, чтобы проследить корни слова «сладкий». Они очень интересны, а поиск в Интернете занимает очень немного времени.
«Этимологический онлайн-словарь русского языка Крылова Г. А.» любезно сообщает нам, что:
«Это прилагательное заимствовано из старославянского и восходит к общеславянскому soldъ — «сладкий», давшему также и солод. Общеславянское soldъ в свою очередь восходит к той же основе, что и соль, а исходное значение слова было связано с другим вкусовым ощущением. Переосмысление, видимо, шло таким путем: от соленого к вкусному, от вкусного к сладкому».
«Этимологический словарь русского языка» (М.: Русский язык от А до Я. Издательство «ЮНВЕС» Москва, 2003) даёт более подробное указание на происхождение слова:
«Индоевропейское – sal > sald (соль, соленый > солод > сладкий).
Общеславянское – soldъkъ(jъ) (сладкий).
Древнерусское – сладъкый.
Слово «сладкий» впервые встречается как книжное в древнерусских памятниках XI в.
Древнерусская форма «сладъкый» заимствована из старославянского языка и восходит к общеславянскому soldъkъ(jъ) и далее – к индоевропейской основе sal > sald (выражающий первоначально понятия «соль, соленый» и позже «солод», «сладкий»).
В великорусских говорах встречаются полногласные формы этого слова и производные от него».
Вот так: изначально понятие «вкусный» изначально ассоциировалось не со «сладким», а именно с «солёным», что указывает на крайне древнее знакомство человека с солью и на большое значение, придаваемое этому продукту с древнейших времён – вплоть до приписывания соли магических свойств. Замечу также, что корень слова, обозначающего «соль», очень древний – например, в русском, немецком, английском и латинском языках соль обозначается очень сходными словами: «соль» – «зальц» – «солт» – «сал».

Стр. 268:
Такой продукт существовал и существует в огромных количествах именно там, где, как я считаю, происходило таинство рождения человечества: на морском мелководье и в прибрежных лиманах. Это моллюски и ракообразные.
Природа в очередной раз подстелила человеку соломки в нужном месте в нужное время.

В очередной раз замечу, что для того, чтобы «ясчитать» что-либо, нужны доказательства. И опять прошу указания музейных номеров реальных находок, подтверждающих умопостроения господина Тена.

Стр. 268:
Период, когда она активно работала над своим проектом «человек», совпадает со временем расцвета фауны моллюсков. Плиоцен и плейстоцен – это их закатный «золотой век», когда уже сформировалось все их великое многообразие видов. Тип моллюсков уступает по распространенности только членистоногим. Это трудно себе представить, потому что мы их меньше видим, чем, например, насекомых, которые представляют собой всего лишь один из классов типа членистоногих. Выходит, что моллюсков больше, чем насекомых, которые стоят в основании пищевой пирамиды на Земле и превосходят по биомассе всех зверей, пресмыкающихся и птиц, вместе взятых.

Позволю себе в очередной раз поинтересоваться: откуда цифры и оценки биомассы моллюсков? На какой первоисточник ссылается автор, уже не раз показавший своё невежество в области биологии? На основании каких цифр и исследований он сделал вывод о количестве (или биомассе?) моллюсков?

Стр. 268-269:
Летом 2004 г. я отдыхал на Оке в Подмосковье, именно в Калуге. Заходя в воду на песчаном пляже полумиллионного города, при каждом шаге я ощущал подошвами какие-то твердые овалы. Наклонился, поднял, думая, будто это гальки. Оказалось – беззубки, которыми усеян весь берег, причем настолько плотно, что двустворчатые моллюски производят впечатление упакованных в песок с расчетом, чтобы больше влезло. Многие экземпляры были достаточно крупные, в пол-ладони. Мальчишки собирают их и жарят на кострах. Если ныне моллюсков столько, во времена, когда малакофауна потеснена более продвинутыми видами животных, сколько ж было этих милых существ, фильтровавших теплый океан, во времена расцвета?!

Малакофауна не была потеснена более продвинутыми животными: моллюски как класс появились на Земле в докембрии и с тех пор сами сумели потеснить некоторые более древние группы животных. Многообразие моллюсков в третичный период сравнимо с современным, а род тех же беззубок известен с мелового периода (Anodonta parallela и Anodonta argillensis).

Стр. 269:
Это была практически неограниченная кормовая база для видов, занимавших данную экологическую нишу. Доминировали среди них наши предки, потому что имели полный комплект приспособлений для добывания моллюсков и извлечения их вкусного мяса.

Пока ни одно из приспособлений, названных Теном, нельзя считать однозначно появившимся именно в морской среде обитания. Прямых доказательств малакофагии предков человека не обнаружено, и потому причисление предков человека к специализированным малакофагам, как минимум, преждевременно и безосновательно. Будут доказательства – тогда и поговорить можно будет. А пока не стоит толочь воду в ступе.

Стр. 269:
Последнее представляет собой нелегкое предприятие, поэтому в настоящее время у панцирных моллюсков почти нет естественных врагов, кроме паразитов. Единственное крупное животное, являющееся эффективным малакофагом, – человек – использует в настоящее время отдельные виды моллюсков, да и тех, как правило, выращивает на плантациях.

Раз человека назвали малакофагом, с таким же полным правом его можно назвать эффективным ихтиофагом – достаточно вспомнить, сколько рыболовецких судов бороздит сейчас океаны Земли. Или, например, галлофагом, учитывая, сколько миллиардов домашних кур (Gallus domesticus) содержится в неволе ради питания людей.
У моллюсков почти нет естественных врагов? Автор вновь демонстрирует невежество в биологии. Значительное количество видов куликов именно специализируется на питании моллюсками. Например, кулик-сорока, которого в английском языке называют даже «ловец устриц», способен перерезать клювом мускул-замыкатель моллюска. А если вспомнить морских звёзд? Они вообще разжимают моллюскам створки раковины и засовывают в них свой желудок – моллюск бывает съеден «у себя дома». Даже сами моллюски едят моллюсков – улитки вроде рапаны массово истребляют двустворчатых моллюсков. Так что было бы предложение – а специалисты по проникновению в раковины моллюсков всегда найдутся.

Стр. 269:
Среди приспособлений, которые природа дала нашим предкам для успешной охоты на моллюсков, – четыре сильные, длинные конечности, благодаря чему можно было охотиться не только на панцирных, но и на головоногих моллюсков. В свою очередь, это развивало интеллект, потому что кальмары и осьминоги отличаются среди животных большим умом и признаются в настоящее время (наряду с дельфинами) первыми кандидатами на роль разумных существ, если цивилизация людей погибнет.

Не спорю, что при помощи уже готовых рук и ног человеческого строения можно научиться добывать моллюсков, и делать это успешно. Вопрос в другом – в какой среде такие руки и ноги появились и использовались изначально?
Далее напомню, что кальмары – животные открытого океана, на мелководьях появляющиеся крайне редко, требующие для нормальной жизни воду океанической солёности и весьма подвижные (если не умирают после кладки яиц). Поэтому вероятность встречи с ними у гипотетических «дельфино(идо)-людей», а также вероятность их успешной ловли голыми руками настолько мала, что вообще не будет иметь значения для их эволюции. Чтобы охотиться на кальмаров, нужно не из моря на сушу выходить, а наоборот, уходить дальше от берега.

Стр. 269:
Среди прочих приспособлений – сильные и чуткие ступни и ладони, имеющие великолепную супинаторную подвижность. Супинаторная подвижность ступни обеспечивается ее сводом, в основе которого находится пружина. Она позволяет обнаруживать панцирных моллюсков на ощупь. Кстати, это еще один эволюционный резон, почему природа устроила человеку ступню с «пружинами». Вы когда-нибудь думали, что ступня может быть орудием добывания пищи? А ведь может. Это тоже эксклюзив человека. Второго такого существа в природе нет.

Вообще, обнаружение каких-либо предметов на ощупь происходит при помощи осязания. Оно у человека развито хорошо – потомок древесных приматов, как-никак.
На протяжении всей книги господин Тен несколько раз употреблял термин «супинаторная подвижность» применительно к стопе человека, но ни в одном случае не потрудился объяснить, что он имеет в виду. Пришлось искать объяснение самому. Если что-то не так – не обессудьте, господин Тен – лучше сами объясняйте используемые термины, желательно со ссылками на первоисточник.
«Супинация — это процесс противоположный [пронации – П. В.], своеобразное откидывание назад. Супинация превращает стопу в жёсткий рычаг, поскольку это необходимо в самый первый момент касания стопой поверхности, когда небольшая стопа принимает на себя вес всего тела. Кроме этого, супинация играет роль при активной фазе толчка, придавая нам чётко направленное движение вперёд» (ссылка).
Если имеется в виду именно это – сложно сказать, какую роль в поиске закопавшихся моллюсков имеет способность вытягивать стопу, чтобы она продолжала линию голени. Есть, однако, ещё одно определение:
«Инверсия, или супинация, голеностопного сустава представляет собой поворот подошвы стопы, обеспечивающий ее медиальное движение, сопровождаемое приподниманием ее медиального края. Движение осуществляется мышцами-инверторами, главным образом передней и задней большеберцовой, которым помогают длинный сгибатель пальцев и длинный сгибатель большого пальца. Диапазон инверсии голеностопного сустава колеблется от 0 до 45°» (ссылка).

Пронация и супинация стопы

Возможно, что имеется в виду именно это явление, которое можно сравнить с бортовой качкой, если представить себе, что стопа – это лодка. Но в данном случае подвижность стопы обеспечивают мышцы, прикрепляющиеся одним концом к голени, и наличие свода в стопе особой роли не играет. Такая подвижность стопы, обеспечиваемая голеностопным суставом, не противоречит версии происхождения человека от обезьяны – во время лазания подвижность стопы может быть весьма полезной.

Стр. 270:
Большой палец ноги, надо полагать, тоже играл значительную роль, использовался для отрывания прикрепленных моллюсков в воде. Не случайно он у людей имеет отдельную проекцию в мозге, а у обезьян не имеет. Это был рабочий палец.

У человека большой палец ноги также рабочий, и наличие у него отдельной соматотопической карты объяснимо: это указывает, что он играет важную роль в процессе ходьбы. Собственно, об этом же говорится в исходной статье, из которой Тен позаимствовал эту информацию, о чём упоминалось при обсуждении стр. 256-257 книги Тена. В некоторые фазы ходьбы и бега на большой палец ноги приходится вся масса тела, плюс при этом жизненно важно поддержание равновесия. Я уже не говорю о способностях балерин танцевать на больших пальцах ног. Даже при необходимости ампутации пальцев на стопе стараются сберечь как можно большую часть большого пальца:
«При небольших по объему поражениях (отморожение дистальных фаланг, например) возможна ампутация дистальной и средней фаланги без существенного нарушения функциональности стопы, исключение составляет большой палец, обеспечивающий опорную функцию, поэтому при необходимости его удаления действуют максимально экономно» (источник).

Стр. 270:
Неопытные ловцы мидий на море поначалу нащупывают их руками, каждый раз погружаясь с головой в воду. Это очень утомительно. Скоро приходит мысль использовать для охоты ступни и пальцы ног. Вы начинаете нащупывать крупные экземпляры ногой, наклоняясь только для того, чтобы сорвать крупную мидию. […] Но нетрудно представить себе такую натренированность на этой приятной охоте, что моллюски срываются, будучи зажаты между большим и вторым пальцами ноги. В таком случае моллюск всплывет сам буквально к вашему рту. Если даже сейчас в наших холодных водах наблюдается такое изобилие, то в древнем океане наши предки не имели необходимости трудиться в поте лица. Скорее всего одного часа, потраченного на сбор моллюсков, хватало, чтобы насытиться на весь день. Человека сделал не упорный, изнурительный труд, а досуг и досужее общение.

Возникает некоторое сомнение в описании этой охоты на моллюсков: раковины живых двустворчатых моллюсков тяжелее воды, поэтому, будучи оторванными от субстрата, всплывать не смогут.
Что же касается такого способа сбора моллюсков – что ж он имеет право на существование. Но вопрос в другом: является ли он первичным типом поведения в процессе антропогенеза «по Тену», или появился уже после того, как человек стал человеком и начал осваивать новые навыки? Отлично сказано об этом в книге Кристофера Райана «Цивилизованный до смерти» (СПб, «Портал», 2021, стр. 38-39):
«Говоря о человеческой природе, исключительно важно улавливать разницу между способностями и склонностями. Склонности можно игнорировать и преодолевать, но многие способности неизменяемы. Например, можно игнорировать человеческую склонность опасаться океана, но не преодолеть нашу неспособность дышать водой. […] Любой выбор, который мы совершаем, делается в контексте врожденной человеческой природы, специфичной для нашего вида. Человеческие существа способны на разнообразное поведение, но не все паттерны одинаково успешно согласуются с природой нашего вида.
[…]
… Доводя этот пример до абсурда, отмечу, что мы способны пятиться, но наши тела явно предназначены для ходьбы лицом вперед. В 1989 году индиец Мани Манитан был настолько шокирован рядом террористических актов, что принял решение в дальнейшем ходить только задом наперед (поначалу – нагишом) с целью добиться мира во всем мире. Мани не смог побороть глобальное насилие, но доказал, что на протяжении 25 лет человек способен ходить исключительно задом наперед. Все-таки никто, даже Мани, не стал бы спорить, что такое поведение не соответствует нашей природе».
Этот отрывок заставляет задуматься относительно подхода господина Тена к выяснению природы человека, применённого в анализируемой мною книге. Все ли поведенческие и анатомические свидетельства, которые он приводит в пользу своей идеи, относятся на счёт врождённых способностей человека? Или же это просто склонности, которые можно игнорировать?

Стр. 270-271:
Изнурительный физический труд ради пропитания еще никого не выводил в люди и не обогащал ни материально, ни духовно. Разум, культура и цивилизация являются следствиями досуга и, разумеется, любви. Не на труд, а на общение, любовь, на досужие выдумки тратили наши предки свое свободное время, которого у них было более чем достаточно. На изобретения украшений во имя привлекательности, новых способов общения, включая придумки новых звуков, слогов, слов (если слова есть в языке дельфинов, почему у их неотенических потомков их не могло быть?). Именно это развивало их разум и чувство юмора, которое, кстати, тоже развито у дельфинов. Это, а не тяжкий рефлекторный труд, от которого ни у кого никогда не блеснула и искра разума.

Народ, мы сейчас о какой планете говорим? Что-то сдаётся мне, что дельфины не живут в мире, где достаточно просто раскрыть рот, чтобы рыба или кальмар сами заплывали в него. Чтобы набить себе живот, приходилось (и приходится в наши дни) поплавать. Чтобы охмурить самочку, приходилось подраться с другими самцами, и не факт, что всегда получается выигрывать. В общем, чтобы жить, даже весёлому стройному дельфину приходится изрядно постараться, приложить массу усилий. Им было, чем заняться, помимо досуга и любви (если это слово применимо к поведению дельфинов).
К чему приводит именно «рефлекторный» «труд», мы видим на примере рабочих муравьёв, вся жизнь которых подчинена одной цели – обслуживанию размножающейся самки. По сути, вся колония муравьёв – это продолжение одной или нескольких (в зависимости от вида) размножающихся особей. Я взял для примера именно насекомых, потому что их деятельность, неправильно называемая трудом, является практически полностью инстинктивной, то есть, бессознательной – потому они и не является трудом.
Деятельность обезьян, направленная на добывание пищи, также не «рефлекторна. Это приобретённое поведение, передаваемое посредством наблюдения и научения. Если бы это была сугубо врождённая деятельность, мы бы наблюдали совершенно одинаковое поведение в разных группах шимпанзе, например. А они заметно отличаются друг от друга по совокупности навыков, сравнимых с трудовой деятельностью человека. Без этих навыков можно было остаться голодными, знаете ли.
А когда же труд стал тем самым бременем, тяжкой обязанностью, подавляющей развитие личности? Точно не в процессе антропогенеза, а гораздо позже – в историческую эпоху, в последние тысячи лет истории становления человека. В книге «Цивилизованный до смерти» Кристофер Райан приводит (стр. 49-50) такие слова антрополога Марвина Харриса из его книги «Короли и каннибалы»:
«В большинстве кланов и сельских общин до начала развития государства среднестатистический человек пользовался такими экономическими и политическими свободами, какие сегодня доступны лишь привилегированному меньшинству. Человек сам решал, сколько ему работать в конкретный день, какой работой он будет заниматься и станет ли работать вообще… ни арендная плата, ни налоги, ни поборы не мешали людям делать то, что им хотелось делать».
Далее (стр. 51) Райан вновь приводит слова М. Харриса:
«С расцветом государственности обычные люди, стремившиеся пользоваться дарами природы были вынуждены получать на это разрешение, платить за это налоги, дань, или дополнительно трудиться… впервые на земле появились цари, диктаторы, первосвященники, императоры, премьер-министры, президенты, губернаторы, наместники, генералы, адмиралы, шерифы, судьи, адвокаты и тюремщики, а вместе с ними – застенки, тюрьмы, исправиельные учреждения и концентрационные лагеря. Под надзором государства люди научились кланяться, пресмыкаться, опускаться на колени, раболепствовать. Во многих отношениях становление государства стало нисхождением мира от свободы к рабству».
Так что нарисованная господином Теном картина не имеет никакого отношения к антропогенезу как таковому: это следствие развития отношений уже между сформировавшимися как самостоятельный вид людьми.

Стр. 271:

Формирование руки

Перечисляя эксклюзивы, мы говорили о том, что кроме отстоящего большого пальца в ладони человека заключены еще два эксклюзива. Например, бугор сильных коротких мышц на тыльной стороне ладони, отсутствующий у обезьян, включая шимпанзе. Зачем он человеку?
Эти мышцы (т.н. холм Сатурна) могли активно использоваться нашими полуводными предками, которые зажимали моллюсков между двумя ладонями и давили их, напрягая мышцы. У обезьян ладонь в этом месте скошенная.

Способность давить улиток не исключает наземного происхождения человека: на суше, внезапно, тоже водятся улитки, в том числе крупные – например, ахатина, живущая как раз в Африке. Её активно использует в пищу местное население.

Стр. 271:
Приматы не умеют обращаться с панцирными моллюсками. Однажды по каналу «Дискавери» показывали научно-исследовательский фильм об африканской саванне. Показали выгоревшее болото, на которое пришли мангусты и бабуины, чтобы полакомиться двустворками, в изобилии лежавшими на земле. Они вели себя одинаково, хотя мангусты – это не приматы. Пытались применять когти, но безуспешно. Били двустворок о собственные ноги с минимальным успехом. Затраченная энергия явно не компенсировалась добытым кормом.

Вообще, в процессе эволюции раковины моллюсков как раз появились именно для того, чтобы их нельзя было раскрыть – это пассивная защита медлительных существ, не располагающих иными способами защиты. И если эти животные не сумели вскрыть таких моллюсков, значит, эволюция постаралась на славу. Но ни мангуст, ни бабуин не относятся к видам, специализирующимся на охоте на моллюсков. Именно от таких неспециалистов раковина спасает просто превосходно. Однако специализированные моллюскоеды вроде кулика-сороки просто перерезают мускул-замыкатель моллюска, и далее спокойно поедают его. Двустворчатого моллюска может съесть даже улитка (не всякая, конечно), просверлив в его раковине отверстие. Но для этого нужно быть специалистом.
Павианы (и в меньшей степени мангусты) – это животные-оппортунисты:
«В биологии оппортунистический организм в общем случае определяется как вид, который может жить и процветать в самых разнообразных условиях окружающей среды, и поддерживать своё существование благодаря целому ряду различных источников пищи, или способен быстро получать преимущество от благоприятных условий жизни, когда они наступают, поскольку вид проявляет существенную гибкость в плане поведения» (источник: английская «Википедия», статья «Оппортунизм»).
Поэтому неудивительно, что у бабуинов не получилось вскрыть моллюсков – козырь эих обезьян как вида состоит именно в их неспециализации. Наверняка на болоте нашлось ещё немало вкусного. Будь наши обезьяны размером с медведя, они бы просто разжевали моллюсков с раковиной, и выплюнули её осколки.

Стр. 271:
Наших предков природа снабдила так, что они могли эффективно манипулировать моллюсками. Улиток человек мог давить мускулистыми основаниями ладоней (сжимая между «холмами Сатурна»). Двустворок раскрывать, просовывая между створками ногти (когти в этом случае бесполезны – сам видел на примере бабуинов).

У бабуинов когтей нет. Это как в «Алисе в Зазеркалье»: «увидеть Никого». У бабуинов ногти.
А тут мы вновь возвращаемся к рассуждениям Кристофера Райана о способностях и склонностях. Да, физически человек способен раздавить моллюска не крупнее определённого размера, зажав его между ладонями. Вопрос в другом: где у нас свидетельства этого поведения? Если уж проедали ископаемые улитки раковины двустворчатых моллюсков кислотой – мы встречаем такие ископаемые раковины. Если уж срезали древнейшие люди мясо с костей животных каменными орудиями – мы видим эти царапины, отличные от следов зубов хищника. Мы делаем выводы о поведении и образе жизни на основе материальных следов, которые они оставили на объектах окружающего мира. И хотелось бы знать, где те следы, указывающие на способность древнего гоминида (пусть даже «дельфиноидного» происхождения – по Тену) поедать моллюсков, раздавливая их раковины таким способом?
Ещё, конечно, хочется дать господину Тену двустворчатых моллюсков в количестве, необходимом для поддержания жизнедеятельности в течение дня, и попросить вскрыть их исключительно ногтями, и не давать другой еды, пока эти моллюски не будут вскрыты указанным способом.
Кстати, не забудем: господин Тен ещё должен объяснить нам, как на конечностях потомка дельфин(оид) ов вновь появились ногти. Причём не только на передних, но и на задних.

Стр. 271-272:
Самых крупных моллюсков можно было заставить раскрыться, вытаскивая их из воды на солнцепек. Для этого опять-таки нужны хваткие руки.

Они при этом просто смыкали створки, как это делают моллюски, обитающие в приливно-отливной полосе, и могли пролежать так несколько часов, и даже дней. Рекорд – свыше 5 лет у австралийского вида Velesunio wilsonii. У устрицы достижение скромнее – 10-14 дней, но этого также хватит, чтобы нашему «потомку дельфин(оид)ов» надоело ждать. Естественно, створки рано или поздно раскроются: когда моллюск погибнет и начнёт разлагаться, упругая связка обязательно раскроет створки раковины. Живой моллюск станет сохранять воду, продлевая себе жизнь.

Стр. 272:
Далее мы обратили внимание еще на один эксклюзив в строении ладони: большой палец благодаря группе коротких сильных мышц у своего основания (т.н. холм Юпитера) равновелик по силе остальным четырем пальцам, как противоупор.
Скорее всего это и были противоупоры... в процессе открывания двустворчатых моллюсков типа мидий.

«Скорее всего»… Я пока не совсем понял: господин Тен сейчас выдвигает гипотезу, призванную стать полноценной заменой косному и погрязшему в ошибках «симиализму», или просто гадает на кофейной гуще? Нужны доказательства, основанные на объективных фактах, а не «скорее всего». Их не представлено.

Стр. 272:
Причиной противопоставления большого пальца остальным стало его статическое напряжение в направлении противоупора. Ежедневное, на протяжении миллионов лет, открывание природных консервных банок дало пресапиенсам идеальную «рабочую руку», отточив природную форму. Вторым фактором, обеспечившим формирование противоупора, стало хватанье за гладкие вертикальные стволы тростников.

Чисто механически примерно понятно, как можно раскрывать моллюска большими пальцами – вставив ногти между створками и потянув в разные стороны. Но возникают такие вопросы:
1) оставит ли моллюск такую щель? Раковина закрывается плотно.
2) что прочнее: роговые ногти, или известковая раковина, состоящая из кальцита и арагонита?
Не выяснен даже вопрос о том, как появятся ногти у потомков теновских уродцев, а мы уже рассуждаем о «рабочей руке». «Второй фактор» от господина Тена также вызывает закономерный вопрос: интересно, зачем хвататься за тростник существу весом примерно 60-80 кг? Кажется, таким должен быть потомок дельфин(оид)а? Ведь господин Тен считал очень важным аргументом в пользу своих суждений сходство веса человека и акродельфида (см. стр. 236 анализируемой книги).

Стр. 272:
Первые млекопитающие были настолько уязвимы в мире, где правили хищные драконы, что выжить они могли только на границе двух природных сред, суши и воды, прячась в густых тростниках и питаясь моллюсками, которые для ящеров не представляли интереса. «Рабочая рука» древних млекопитающих, подобных современному долгопяту, приобрела свою окончательную форму (впоследствии доставшуюся людям) в практике хватания за гладкие вертикальные стволы тростников.

Обсуждая написанное господином Теном на стр. 85 его книги, я привёл информацию о том, что ископаемые остатки древнейших млекопитающих мегазостродонов найдены в карстовых трещинах, которые на болото совсем не похожи. Так что слова господина Тена в данном случае я могу считать исключительно сказками. Потом, через миллионы лет, но всё равно во времена динозавров, появились даже водные млекопитающие (например, касторокауда), но сейчас-то мы говорим именно о первых млекопитающих. Вновь напомню также, что тростника в триасе не было – цветковые растения, в том числе злаки, ещё не появились. И при малом весе хвататься не обязательно – при наличии когтей проще цепляться за опору. Белочка так и делает, например.
Питание моллюсками приятно господину Тену, но зубы первых млекопитающих говорят этому рациону твёрдое «нет!»: их зубы не дробящие, а колюще-режущие с острыми вершинами, приспособленные для питания насекомыми и другими не самыми твёрдыми беспозвоночными.
Далее, я что-то не понял: о каком этапе эволюции мы говорим? Если «рабочая рука» сформировалась у древних приматов, которые только начали переходить к водному образу жизни, то при чём тут эволюция гипотетических «потомков дельфин(оид)ов»? Если даже допустить, что предками китов были млекопитающие с «рабочей рукой» (что противоречит данным палеонтологии, но мы через силу всё же это допустим), то у древних китов, полностью перешедших к водному образу жизни (базилозавриды), мы наблюдаем наличие пятипалых ластов. У ещё не полностью водных, но морских протоцетид мы также наблюдаем наличие ластов, а не хватательных рук. Следовательно, все их потомки также должны унаследовать конечности в виде ластов. Как из них обратно получить руки – это проблема не эволюции, а господина Тена. Пока внятного объяснения от него не было, а книга-то уже потихоньку начинает кончаться.

Стр. 272-273:
Ветви тропического леса, куда переселялись группы гоминид, покидавших побережье, а также изменение характера питания, — все это потребовало другой формы руки. Ветви в лесу или саванне растут горизонтально или наклонно. Это способствовало изменению способа захвата. Необходимости в том, чтобы большой являлся отстоящим от четырех других пальцев, уже не было у дичающих людей, предков антропоидов. Большой палец принял то же направление, что и четыре малых. Таким образом, инволюционно сформировалась та ладонь, которую мы наблюдаем у современных человекообразных обезьян.

Как всегда в своей книге, господин Тен в очередной раз смешивает понятия «отстоящий» и «противопоставляющийся». Не знаю, по глупости, или намеренно.
Мне сложно сказать, шутил ли господин Тен, или на голубом глазу считал существенным препятствием для традиционной версии антропогенеза свой аргумент о направлении роста ветвей. Мне вот интересно: у нас на планете, что, отменили наличие стволов деревьев, стеблей лиан и воздушных корней? У нас что – все ветви растут строго под стандартным углом? Достаточно высунуть голову в окно и посмотреть на любое дерево, чтобы увидеть, что у него есть ветви, отходящие от ствола не только горизонтально и наклонно, но и почти вертикально.
Но природа не оставила детей своих, как не оставляла их за миллионы лет до сотворения книги «Человек изначальный». Дело в том, что кисть руки имеет свойство вращаться вокруг продольной оси благодаря специфической форме лучезапястного сустава. Достаточно вытянуть руку вперёд и повращать ладонью, чтобы убедиться, что ею одинаково легко можно схватиться как за горизонтальную, так и за вертикальную опору. Собственно, когда мы лезем вверх по приставной деревянной лестнице, мы можем одинаково успешно и цепко хвататься как за горизонтальные перекладины, так и за вертикальные стойки. Как обстояло дело у наших потомков дельфин(оид)ов – неизвестно, поскольку господин Тен не удосужился подробно описать и назвать хоть один реально существующий вид этих переходных форм от дельфинида/акродельфида к человеку. Среди реально известных палеонтологам ископаемых организмов идентифицировать этих существ не удалось, поэтому их реальные анатомические особенности пока являются тайной за семью печатями.
Теперь пару слов о захвате. Приматы относятся к той весовой и размерной категории древесных существ, для которой цепляние когтями уже не даёт необходимой надёжности опоры – мартышка по весу уже далеко не белочка. Прочный захват ветвей в данном случае жизненно необходим, поэтому приматы не особенно торопятся расставаться с противопоставляющимся большим пальцем, а у некоторых видов полуобезьян вроде потто и лори он оказывается развитым значительно лучше, чем у человека. Достаточно взглянуть на кисти разных приматов, чтобы убедиться, что большой палец присутствует в огромном большинстве случаев, и оказывается противопоставляющимся.
Одно из немногих исключений – брахиация или полубрахиация, где нужно уметь быстро подвешиваться на ветке и столь же быстро отцепляться от неё. Но даже в случае, когда кисть действует как крюк, большой палец не разворачивается в ту же сторону, а сдвигается в сторону запястного сустава, как у гиббонов, или же просто укорачивается и исчезает, что наблюдается у колобусов и паукообразных обезьян.
А сейчас я хочу немного помахать бритвой Оккама. Изменение характера питания – это самый интересный момент. Если люди произошли от китообразных примерно 5 миллионов лет назад, то как же у человека за такое короткое время смог поменяться рацион? Где же у морских дельфино(идо)в есть такие гены, которые отвечают за выработку фермента амилазы, расщепляющего крахмал? Китообразные, напомню, являются исключительно животноядными существами. А у человека мы наблюдаем несколько копий гена, отвечающего за выработку амилазы, причём расположение этих генов подозрительно совпадает с таковым у человекообразных обезьян, и в значительной степени у мартышкообразных. Да, изменение характера питания так просто не происходит – организм должен быть готов к этому. Всеядным приматам в этом плане значительно проще, чем китообразным и их гипотетическим потомкам – у них все эти ферменты уже в наличии, осталось лишь манипулировать количеством копий нужного гена.

Стр. 273:
Банальная механика, проистекающая из коренного различия вертикали и горизонтали, является главной причиной как формирования «рабочей руки», так и ее деградации в обезьянью.

В этот момент столь зыбкое заявление хорошо было бы подкрепить научными доказательствами. Например, работой по изучению биомеханики конечности приматов, которая показывает, что формирование рабочей руки происходит именно из-за различий вертикали и горизонтали. В этой работе нужно изучить механику захвата конечностью примата горизонтально и вертикально расположенной опоры, показать, какие группы мышц задействуются в том или ином случае, проанализировать выявленные различия и доказать, что они имеют эволюционное значение для формирования рабочей руки. Пока этого не сделано, господин Тен со своими измышлениями может погулять где-нибудь в сторонке. Ну, или всё же провести описанное выше исследование и получить искомые неопровержимые доказательства своей правоты.

Стр. 273:
Совершенно точно: в процессе хватания валунов «рабочая рука» сформироваться не могла. Это уже и экспериментально доказано.

Перестаньте уже насиловать труп, господин Тен – это начинает несколько раздражать. Палеонтологи уже показали по ископаемым остаткам, что рабочая рука сформировалась до появления в палеонтологической летописи каменных орудий.
А вот насчёт экспериментальных доказательств – где же ссылки? Чёрт с ним, с объёмом книги: поля поуже, текст помельче, но издатели смогли бы освободить вам драгоценные страницы для целого списка научных первоисточников, доказывающих ваши слова. А пока я вижу только сова, голые слова, не подкреплённые реальными исследованиями.

Стр. 273:
Эксперименты с олдувайскими чопперами показали, что гоминины хватали их так, что отстояние большого пальца особой роли не играло. Эти увесистые, до килограмма, гальки гоминины держали, зажимая между пальцами и основанием ладони. И сейчас, если вы возьмете килограммовую гальку и попробуете расколоть ею орех, вы увидите, что отстояние большого пальца роли не играет. Он вообще почти не участвует. Человек, лишенный большого пальца, зажмет камень не хуже, чем человек, имеющий большой палец. А ведь именно этим антропологи объясняют формирование «рабочей руки», главный признак которой видят именно в «противостоянии» (как они безграмотно пишут) большого пальца.

Антропологи говорят не об «отстоянии» или «противостоянии», а о «противопоставлении» большого пальца: это разные понятия. Об этом я уже говорил, обсуждая стр. 83 книги господина Тена. Там же (стр. 84-85) я говорил о смысле слова «противостояние», который не тождествен слову «противопоставление». Не думаю, что господин Тен будет казаться убедительнее, если будет раз за разом повторять собственные ошибки в употреблении слов, особенно не осознавая, что делает ошибку. И уж тем более неприятно видеть, как господин Тен мастерит «соломенные чучела», приписывая оппонентам то, чего они не говорили, а затем опровергая собственную придумку.
Чопперы – это лишь то, что дошло до наших дней. Пусть человек без большого пальца возьмёт палку или схватится за ветку и потрясёт её. Я уже приводил мнение о том, что рука, лишённая большого пальца, теряет 40% своих функций (см. комментарий к стр. 152 книги Тена). Кроме того, сам же господин Тен писал, что большой палец равен по силе всем остальным пальцам ладони. Если зажать каменное орудие между четырьмя пальцами и ладонью, ладонь будет играть роль пассивной опоры, и сила сжатия камня, выходит, будет вдвое меньше, чем между большим пальцем и остальными. К тому же при зажатии камня между пальцами и ладонью он будет находиться в неудобном положении, и для работы придётся сильно сгибать лучезапястный сустав, чтобы кончик камня был просто направлен вниз, в землю.

Стр. 273:

Зачем понадобились губы

Кормление в бухте, на прибрежном мелководье или в лимане могло выглядеть таким образом. Гоминины нащупывали прикрепленных или ползающих моллюсков ступнями благодаря их супинаторной подвижности; отрывали моллюсков, используя подвижный большой палец ноги, от камней и водорослей; подгрызали тонкий край, чтобы сделать щель; вставляли в него два больших пальца, остальными упирались в основание панциря. От таких ежедневных упражнений и сформировалась «рабочая рука». Параллельно формировались другие анатомические особенности, отличающие человека от животных, в частности небольшой, но очень подвижный язык и выпуклые нежные губы. Язык человека идеально приспособлен к тому, чтобы вылизывать внутренность небольшой раковины, а губы – высасывать содержимое. Удивления достойно не то, каким образом сформировались эти органы, а то, как они потом пригодились для любви и речи.

Значит, рука сформировалась от «ежедневных упражнений»? Мсье Жан-Батист Ламарк улыбается сквозь века со своей идеей наследования приобретённых признаков.
Естественно, нарисованная господином Теном картина выглядит романтично, но она должна оставить свои следы в палеонтологической летописи, а именно – множество раковин двустворчатых моллюсков, имеющих примерно одинаковый характерный надкус на одном краю раковины, соответствующий зубам найденных примерно в том же месте причудливых существ, сочетающих в своём строении черты китообразного и человека. Географически эти раковины должны встречаться в районе Средиземноморья. Мне очень хотелось бы получить уточнение от господина Тена, касающееся местонахождений ископаемой фауны, где встречаются раковины с такими повреждениями, а также кости описанных выше существ. Заранее говорю, что следы жизнедеятельности ископаемых животных в настоящее время изучаются, и об этом даже пишут книги. Поэтому такие повреждения раковин просто не могут остаться незамеченными.
У обезьян язык такой же мясистый, как у человека, а губы – характерная черта млекопитающих как класса, и у обезьян мягкие губы хорошо развиты, обеспечивая им богатство мимики, которое мы иногда имеем в виду, когда произносим слово «обезьянничать». Мимоходом поинтересуюсь: не затруднит ли господина Тена объяснить, как жёсткие губы китообразных превратились в мягкие губы человека, минуя зловредный закон Долло? Да, при этом великом преобразовании каждое промежуточное звено должно получать преимущество от постепенных изменений по сравнению с предком.
Язык человека идеально приспособлен для вылизывания? Сразу видно, что господин Тен – собачник, а не кошатник. Любой владелец кошки, которому лизал руку питомец, скажет, что язык кошки весьма шершав из-за наличия многочисленных роговых зубчиков. А лев, лизнув руку человеку, способен содрать с неё кожу. Вот он какой на самом деле – язык, приспособленный к вылизыванию мякоти, прикреплённой к твёрдой поверхности.
Наконец, что это ещё за «особенности, отличающие человека от животных»? У нас, что, есть хлоропласты? Мицелий вместо тканей? Одноклеточность и отсутствие клеточного ядра? Человек – часть царства животных, и отделять его от животных – занятие бессмысленное.

Стр. 274:
Животное, не имеющее губ, не сможет высосать устрицу или, например, мякоть из клешни рака или краба. Без эластичной прокладки не сможет работать никакой, даже самый мощный насос. Губы и есть такая эластичная прокладка.

Жаль, осьминог не умеет улыбаться. Он бы показал господину Тену, как можно, не имея губ, выедать краба из панциря дочиста.
Господин Тен явно не понимает, что одной из главных функций губ является «запирание» рта, делающее эффективным жевание – именно у зверообразных рептилий и млекопитающих появляются специализированные жевательные зубы. Кроме того, в связи с усовершенствованием способа выкармливания молодняка (появление сосков) обладание эластичными губами приобрело важное эволюционное значение. А способность высасывать из раковины моллюска (если это происходило, конечно) – всего лишь частный случай использования губ.

Стр. 274:
Сама того не ведающая природа, создав губы, сделала возможной речь, ибо мы говорим не только благодаря языку, но и благодаря подвижности губ. Неартикулированная речь членораздельной не является. По сути дела, активными органами говорения являются не только язык, но и две губы.

У птиц нет губ, но они способны воспроизводить не только речь человека, но и звуки, которые человек при помощи голоса воспроизвести вообще не в состоянии – например, стук в дверь и звук работающей циркулярной пилы. Одной и той же цели можно достичь разными способами.
Кроме того, в данном случае Тен допускает ошибку, когда рассуждает с позиций антропоцентризма: он считает речь современного человека в её нынешнем состоянии эталоном. Это не препятствие: были бы другие анатомические характеристики – был бы иной (с технической точки зрения) способ общения. Например, более совершенные голосовые связки. Речь стала бы членораздельной за счёт, например, изменения тональности.

Стр. 274:
Отсюда – от питания моллюсками – и первые формы труда. Если в этом смысле, то я готов подписаться под тем, что «человека сделал труд». Вообще, процесс еды трудом не считается. А если для того, чтобы достать еду из-под крепкого панциря, надо поработать, да не просто так, а со смекалкой? Вот вам исток и труда, и ума человеческого. Из естества, из желания поесть.

Хорошо. Давайте подумаем тогда, когда у человека появился именно процесс труда? Не пищедобывающее поведение с применением орудий труда, а именно труд как таковой?
Поднимем определение понятия «труд» из «Википедии»: «Труд – целесообразная, сознательная деятельность человека, направленная на удовлетворение потребностей индивида и общества. В процессе этой деятельности человек при помощи орудий труда осваивает, изменяет и приспосабливает к своим целям предметы природы, использует механические, физические и химические свойства предметов и явлений природы и заставляет их взаимно влиять друг на друга для достижения заранее намеченной цели».
Из этого определения выделяем основные характеристики труда как деятельности:
1) наличие заранее намеченной цели;
2) осознанность деятельности;
3) наличие потребностей у самого индивида и общества;
4) использование орудий труда для изменения природных объектов.
Вот признаки трудовой деятельности из «Студопедии»:
1) Осознанность действий.
2) Целесообразность действий.
3) Результативность действий.
4) Общественная полезность действий.
5) Энергозатратность действий.
А теперь начинает плясать от признаков трудовой деятельности из определений. Мы видим главные общие признаки – наличие осознанной цели и полезность действий для общества. Соответственно, данное общество должно, как минимум, существовать, чтобы получать упомянутую пользу от труда индивида. И это указывает на то, что труд в полном смысле этого слова может существовать только у человека. Отметим также, что обезьяны добывают пищу при помощи камней (колют орехи), палок (добывают галаго) или прутьев (удят муравьёв и термитов), и эти действия передаются посредством обучения (то есть, не инстинктивны). Таким образом, есть все основания считать их зачатками трудовой деятельности, хотя полноценным трудом их действия назвать нельзя.
Труд в форме ежедневной изнуряющей работы от зари до зари – это гораздо более позднее изобретение человечества, возникшее на стадии формирования земледельческих оседлых общин, производящих больше продукции, чем нужно для личного потребления. То есть, такой труд никак не повлиял на процесс антропогенеза, поскольку появился уже после формирования физического облика человека.

Стр. 274:
Разнообразие моллюсков огромно, и к каждому виду надо было найти свой подход.

Стоит уточнить: разнообразие моллюсков, используемых в пищу, не так уж велико. Количество мелководных видов нужной размерной категории, обитающих в предполагаемых Теном местах дельфино-антропогенеза, значительно меньше общего разнообразия моллюсков. И вряд ли «человек изначальный» от господина Тена нырял на километровые глубины за живущими там моллюсками, или ковырялся в болотной жиже в поисках улиточек диаметром около миллиметра (есть и такие).
Способ вскрытия моллюска зависит сугубо от устройства раковины – двустворчатый это моллюск, или брюхоногий. И немного от размеров. Всё. С такой задачей в наши дни справляются даже птицы, имея в распоряжении один только собственный клюв. А если предполагаемые господином Теном предки человека имели дробящие коренные зубы (напомню, он приписывает акродельфидам именно такие – см. стр. 222 его книги), то способ вскрытия раковин был только один – разжевать. Обладание таким способом потребления моллюсков вряд ли будет способствовать эволюции иных способов вскрытия раковин – более вероятно лишь ещё большее развитие дробящих зубов. Соответственно, палеонтологи таких «жующих акродельфид» не нашли, и теория Тена выстроена на пустом месте.

Стр. 274:
Сравните эту простоту с традиционной теорией антропогенеза с ее бесконечными натяжками и некорректными допусками. Непонятно, почему обезьяна слезла с дерева и пошла бродить в голую степь.

Потому что из-за движения материков, изменения океанских течений и даже наклона земной оси в силу процесса прецессии в небе начал кончаться дождик, а деревьям без воды стало очень плохо жить и расти. Поэтому леса стали сначала редеть, что с дерева на дерево не перескочишь, а потом и вовсе начали исчезать, заменяясь кустарником и разнотравьем. Кто мог – ушёл жить в оставшиеся леса, кто совсем ничего не мог поделать – тихонько вымер, а кто мог хоть как-то жить в новых условиях, получил преимущества перед теми, кто в таких условиях вообще жить не мог, и потому выжил и продолжил эволюционировать. Я понятно объясняю?
А уж про «бесконечные натяжки и некорректные допуски» – кто бы говорил! Если принять теорию антропогенеза «по Тену» как рабочую, нам придётся объяснять многие вещи: например, почему в анатомии человека нет ни следа от очень специфических признаков, общих для китообразных. Да, это снова тот самый закон того самого Долло. Господин Луи Долло уже много раз улыбался в усы по ходу нашего увлекательного путешествия по книге Тена, и вот сейчас он делает то же самое.

Стр. 274:
Здесь она якобы начала обтесывать камни. Почему? Зачем? Она еще животное. Человека из нее должен сделать труд по обработке камней. Но в саванне все животные добывают еду, не обтесывая камни.

Строго говоря, человек – тоже животное: с растениями, грибами и бактериями его не спутать ни за что. Но речь сейчас не об этом.
В саванне все животные, если на это обращал внимание господин Тен, добывают пищу по-разному. Да, у них разные жизненные стратегии, разные виды корма, разные способы его добывания. И далеко не для всех этих способов выживания надо вообще использовать камни. И не у всех есть хватательные передние конечности и сообразительность, чтобы использовать камни для добывания пищи.
А у обезьянок хватило мозгов понять, что обтёсанный (даже грубо) камень – это нечто, обладающее новыми свойствами по сравнению с простым камнем, который может использовать даже стервятник. Например, у обтёсанного камешка есть острый край, или же его просто удобнее держать в руке.
Не понимаю, почему у господина Тена этот вопрос вызывает некие когнитивные трудности. Обезьяна – и та поняла в своё время.

Стр. 274:
Выходит, что не голод, не желание поесть стало причиной труда. А что в таком случае? Желание слетать на Луну в 1968 году? Предвидение, так сказать?

Нет, желание написать в 2019 году книгу о происхождении себя любимых от дельфино(оид)ов (сарказм).
«Подумать только, что процессы, веками происходившие в природе, завершились созданием юного джентльмена в красном галстуке!» (А. Конан-Дойл «Затерянный мир»).
Кстати, а почему мы так легко отбросили желание поесть? Это одна из базовых потребностей, и раскопать острым камнем вкусные корешки или гнездо термитов, расколотить слоновью косточку ради костного мозга, или ствол дерева ради личинок жуков – это очень даже кстати.
Добавлю, что вымирание крупных видов черепах в Африке подозрительно совпадает с появлением австралопитеков и дальнейшей эволюцией людей (источник). Наличие крупных хищников до появления гоминид никак не влияло на многообразие этих рептилий, а вот обезьяна с острым камнем сделала своё чёрное дело: камень – это очень удобная штука для вскрытия панцирей черепах, которые регулярно обнаруживаются на стоянках древних людей (см. статью).

Стр. 274-275:
Даже идея креационизма, будто человека сотворил Бог в один день, более правдоподобна, чем академическая эволюционная антропология XXI века. Ибо можно допустить, что будущее предвидит Высший разум, но не безмозглая обезьяна.

Религия – это своего рода социальный заказ: объяснить нечто так, чтобы было понятно людям с примитивным мышлением, причём не обязательно точно. Объяснение науки может быть ближе к истине, но зато сложнее. Цели религии и науки в данном случае совсем не совпадают. Религия объясняет – чтобы поняли, приняли и благоговели. Наука объясняет – чтобы свести воедино имеющиеся факты и дать объяснение, максимально приближенное к истине.
Слова господина Тена о степени правдоподобности антропологии оставим целиком на его совести: это его личное оценочное мнение, идущее вразрез с большим количеством объективных данных, на основании которых строят свои выводы антропологи. У религии, напомню, таких данных нет вообще. Там нужно просто верить.
Вот сейчас читаю книгу господина Тена, и не могу отделаться от мысли, что она везде, куда ни ткни – сплошная гниль аргументации и ущербность логики при ошибочных данных, положенных в основу рассуждений. Это не в сердцах сказано, я убеждаюсь в этом на протяжении последних почти трёхсот страниц.

Стр. 275:

Освоение огня

В этом месте мы вновь вступаем на зыбкую почву теории антропогенеза. Дано: все наземные животные боятся огня панически, а освоение огня сыграло огромную роль в процессе антропогенеза. Некоторые антропологи считают, что роль огня была решающей (Вейнерт; см.: Козлова, 1998). Вопрос: как могли освоить огонь наземные обезьяны?

Нам не привыкать бродить по зыбкой почве: в своей книге, которую я имею сомнительное удовольствие анализировать, господин Тен не то что просто бродит, он на этой почве чечётку отбивает в лихом танце. Поэтому побродить придётся.
Сразу же задам вопрос: а почему господин Тен уверен, что огонь освоили именно обезьяны, а не люди? По данным археологии, освоение огня произошло около 1,5 млн лет назад – это время существования рода Homo, а именно – человека прямоходящего. Либо Тен ошибается, либо сознательно утрирует и искажает факты.

Стр. 275:
Тут опять не стыкуются два начала и все рассуждения начинаются с некорректного допуска: обезьяна стала человеком, потому что освоила огонь. С горящим факелом в руках она настолько осмелела, что отважилась слезть с дерева и пойти на «своих двоих» в саванну.

А теперь в очередной раз включаем межушной нервный узел и начинаем напряжённо думать. Не знаю, что читал господин Тен, и в каких объёмах (по-моему, в недостаточных), но я прочитал много, достаточно много книг о происхождении человека, как отечественных, так и зарубежных авторов, и нигде не видел утверждения, что освоение огня предшествовало освоению наземного образа жизни. Иначе что у нас получается: какое-то время обезьяны ещё жили на деревьях во влажном лесу, но уже разводили огонь… Где? На ветках? Каким способом они его разводили? Огнивом? Огневым луком? Огневой пилой? Таскали с собой тлеющую ветку из саванны? В общем, нестыковки у нас начинаются уже при простом осмысливании фразы, подброшенной Теном. Кстати, я бы очень хотел увидеть первоисточник от «симиалистов», где встречается этот допуск – автор, книга, год издания, страница, точная цитата. Я ведь не так много прошу, верно? Всего лишь обосновать свои слова.

Стр. 275:
Антропологи пишут: «на двух ногах», но ног-то не было, обезьяны четверорукие.

Следуя этой логике, кошки вообще безногие – у них нет ног, но есть лапы.
Хотел бы в очередной раз спросить у Тена: представляет ли он себе отличия конечностей, крепящихся к лопаткам, от конечностей, крепящихся к крестцу? В очередной раз нам подсовывают игру в слова, примитивную подмену понятий. Хватательная ступня ещё не делает ногу обезьяны идентичной её рукам – хотя бы потому, что колени и локти гнутся в противоположные стороны. И, да, приматологи наших дней не называют обезьян «четверорукими»: это слово устарело как научный термин.

Стр. 275:
Дальше уже проще, по заведенной схеме: в степи у нее освободились руки, она начала тесать камни, от этого рука стала «рабочей» и пошел расти мозг. Главное – стащить обезьяну с дерева, и здесь огонь как нельзя кстати. Действительно, обезьяна с горящим факелом могла бы распугать в саванне всех и стать хозяйкой положения, потому что все наземные животные панически боятся огня. Страх животных перед «красным цветком» великолепно описал Киплинг в легенде о Маугли. Загвоздка заключается в том, что обезьяна сама давно является наземным животным и панически боится огня. Очередной порочный круг.

«Тесать камни» – это лишь один из видов деятельности древних гоминид, о котором мы имеем представление сугубо потому, что эти самые камни дошли до наших дней как твёрдое свидетельство наличия подобной деятельности. Мы просто не знаем и можем лишь догадываться о том, что могла делать обезьяна помимо «тесания камней». Но поведение современных шимпанзе и их сообразительность подсказывают, что способности древних гоминид с более крупным мозгом были значительно выше. Однако из объективных свидетельств этого до наших дней дошли только камни. Соответственно, рука стала «рабочей», как только орудийная деятельность стала эволюционным фактором, обеспечивающим успешное выживание.
Теперь поговорим о «красном цветке». Сказка «Маугли», конечно, не может считаться доказательством – это художественное произведение. А вот зоологи говорят, что животные не так уж сильно боятся огня:
«Когда у Джой Адамсон, приемной матери знаменитой львицы Эльсы, однажды вечером в лагере взорвалась лампа, львята спокойно продолжали лежать в своем углу, удивленно взирая на огромный столб пламени. А их мать, львица Эльса, так близко подошла к огню, что ее пришлось отозвать, иначе она опалила бы себе усы. Когда в Серенгети происходят степные пожары, львы иногда приходят погреться возле пламени и поваляться в свежей, еще горячей золе. Что касается зебр, антилоп, слонов и кафрских буйволов, то те тоже отнюдь не бросаются в панике бежать при виде пожара, как это много раз описывалось в книгах об Африке, а, наоборот, часто пасутся в самой непосредственной близости от огня» (Бернгард Гржимек «Среди животных Африки»).
Гржимек – зоолог с мировым именем, и в названной книге посвятил реакции животных на огонь целую главу, которая так и называется: «Как животные относятся к огню». Очень советую прочитать. Тем, кто поверил словам Тена, придётся немного удивиться.

Стр. 275-276:
Попробуйте научить какую-нибудь обезьяну разжигать огонь. Легче научить ее писать научные статьи про то, как она это сделала. Почему бы не провести такой опыт в интересах подтверждения теории антропогенеза, основанной на симиализме? Что только не делают с подопытными обезьянами в многочисленных институтах и лабораториях! Научили складывать слова из картонных букв. Но никто до сих пор не научил шимпанзе простому действию: разводить огонь. Разве это очень сложный рефлекс – чиркнуть спичкой и радоваться?

Как говорилось в одном известном фильме, «Всё уже украдено до нас!» Вот так и здесь: только господин Тен откалывает очередную хохму в адрес «симиалистов», как оказывается, что он далеко не новатор. Бонобо по имени Канзи, живущий в питомнике в Айове, научился разжигать огонь. Точнее, сам попросил на языке жестов, чтобы его научили обращаться с огнём. Вот, кстати, видео, на котором запечатлён весь процесс.
Так что господин Тен ещё и не в курсе достижений в изучении обезьян. Но это не мешает ему размахивать топором войны перед «симиалистами», как, впрочем, не мешают и другие «чёрные дыры» в биологических знаниях.

Стр. 276:
Люди, ученые во всех отношениях, пишут, что «обезьяна освоила огонь и это дало ей возможность слезть с дерева и освоить саванну». Никто не пишет, что обезьяна начала свое преображение в человека с того, что стала складывать слова. Однако в качестве доказательства обезьяньей теории антропогенеза предъявляют последнее. Никто не спорит с тем, что можно выработать такой рефлекс, причем не только у обезьяны – у любого животного, поддающегося дрессуре. Счету, например, обучают даже лошадей. Но почему бы не начать с начала – с разведения огня?

Ай-яй-яй, господин Тен! Зачем вы приписываете учёным то, чего они не говорили? Кто же из «официальных» антропологов написал, что «обезьяна освоила огонь и это дало ей возможность слезть с дерева и освоить саванну»? Приведите, пожалуйста, автора и название книги, в которой этот, мягко говоря, странный человек написал эти странные слова?
Я понимаю, есть такой приём нечестной полемики: приписать оппоненту какую-нибудь глупость, а затем красиво опровергнуть её. Этот приём носит название «соломенное чучело». И я вижу, что в кромсании этих чучел господин Тен преуспел преизрядно. А вот в способности анализировать научный материал – не особо.
Второй идиотский вопрос: кто из учёных предъявляет в качестве доказательства обезьяньей теории антропогенеза то, что «обезьяна начала свое преображение в человека с того, что стала складывать слова»? Тоже интересно. Вижу просто, что за спиной первого соломенного чучела гордо высится второе, которое господин Тен сейчас будет успешно побеждать. В критикуемых книгах Маркова и Дробышевского ни слова не говорится о том, что сахелантропы, ардипитеки, оррорины и австралопитеки обладали способностью к членораздельной речи и говорили словами. С чего Тен взял, что антропогенез начался с появления слов?
Наконец, «считающие лошади» в качестве аргумента – это лишнее доказательство невежества и поистине свинской всеядности господина Тена в построении своих «теорий». Что угодно он готов взять в качестве контрдоводов – лишь бы не «по Дарвину», лишь бы в пику «офицьяльной науке». Эти самые «считающие лошади» типа Умного Ганса – всего лишь цирковой трюк. Лошадь не умеет считать, и никогда не умела. Корень пятой степени из многозначного числа она тоже извлекать не умеет. Зато она умеет наблюдать за незаметными знаками дрессировщика, и прекращает отстукивать «ответ» копытом по его сигналу, не замечаемому людьми. Об этом куча статей написана уже. «Считающие собаки», к слову, из той же оперы. Господин Тен, а вы реально считали, что лошадь умеет считать, или просто прикалываетесь?

Стр. 276:
Только амфибии могли освоить огонь. Ибо могли его наблюдать, сидя в воде или на скалах, и при этом не бояться. Морским животным огонь неведом. Наземные панически его боятся. Сознательное положительное отношение к огню, свойственное человеку, могло сформироваться только у существ, ведущих водно-земный образ жизни.

Пример Канзи показывает, что быть амфибией – не обязательное условие для освоения огня. Быть наземным животным – вовсе не обязательно означает бояться этого самого огня. Поэтому вывод Тена в свете этой информации выглядит вовсе не таким однозначным. И опять же, всенепременнейше хотелось бы ознакомиться с ископаемыми остатками этих самых таинственных «существ, ведущих водно-земный образ жизни», узнать их названия и увидеть свидетельства освоения ими огня, причём не в Африке 1,7 млн лет назад, а в Средиземноморье, во времена Мессинского кризиса, 5,96-5,33 млн лет назад. Пока таких свидетельств нет, вывод Тена можно считать простым сотрясением воздуха или напрасным терзанием клавиатуры.

Стр. 276:
Прибрежные заросли тростников прекрасно горят. Еще лучше горят моховые болота. В периоды усыхания моря подобные лиманные ландшафты занимали огромные площади в Средиземноморье. Представим себе, что удар молнии привел к пожару. После выгорания прибрежной растительности на какой-то площади всплывала сваренная и поджаренная живность, в основном моллюски и раки. Подобные ситуации воспроизводятся и в наши дни.

И что, такого количества горящего тростника хватит, чтобы вскипятить воду? Попробуем посчитать.
Биомасса тростника в сухом виде – 1-3 кг на квадратный метр, а с учётом других растений – примерно в 2 раза больше (источник). Хорошо, возьмём для расчёта 6 кг сухой массы на 1 квадратный метр.
Удельная теплота сгорания сухой травы – 16,65 МДж/кг (источник). То есть, мы получаем с нашего квадратного метра 99,9 МДж тепловой энергии, выделяющейся при сгорании.
Представим себе, что наш пожар происходит в жаркую погоду, градусов 35-40. Ведь на мифической «прародине человека» было жарко, не так ли? Удельная теплоёмкость воды при такой температуре равна 4174 Дж/(кг*град) (источник). Столько джоулей надо затратить, чтобы нагреть 1 кг воды на 1 градус Цельсия.
Теперь попробуем подсчитать, сколько воды мы сможем вскипятить.
Мегаджоуль – это 1 миллион джоулей. Наши 99,9 МДж смогут нагреть примерно 23933,88 кг воды на 1 градус. Но мы берём температуру воздуха 40 градусов (жаркий денёк, верно?), и нагреваем воду до 100 градусов. То есть, на 60 градусов такое количество энергии нагреет 398,9 литров воды. Считаем дальше. У нас есть 1 квадратный метр поверхности водоёма – 10 на 10 дециметров. То есть, примерно 400 литров воды разольются слоем воды около 40 см. Вроде, цифры внушают, верно? Но мы не забываем, что это идеальные условия без теплопотерь, при которых вся энергия уходит исключительно на нагрев воды. Однако костёр как источник энергии крайне неэкономичен. У использующего огонь в закрытом котле паровоза КПД – всего лишь 5%, а что говорить о КПД открытого огня? Даже если мы излишне щедро «подарим» нашему пожару КПД паровоза, получится, что полыхающий тростниковый костёр фактически вскипятит всего около 20 литров воды (слой воды толщиной 2 см на поверхности в 1 кв. м.), щедро обогрев при этом воздух. И не забудем, что в наших природных условиях тростник горит не под водой, налитой в котёл, стоящий на печке, а над ней. Если он что и нагреет до кипения – то лишь самый верхний слой воды. И то нижележащие слои воды не дадут этого сделать, отнимая тепло у этого слоя воды.
Есть ещё одно сомнение в отношении версии Тена. Если у нас в тёплом и ровном климате есть сухой тростник, то это означает, что воды под ним по определению нет – при наличии воды в тёплом климате без зимы он не слишком собирается сохнуть, а влажная масса травы горит медленнее, и потери тепла будут больше. А если нет воды – нет раков и моллюсков: они либо уползли, либо зарылись в грунт, так что всплыть они не смогут – не в чем всплывать.
В общем, Тен предлагает нам поверить в фантастическую ситуацию.

Стр. 276:
Они были сладкими – приваренные моллюски. И эта перемена не могла не понравиться нашим предкам. И если где-то на каком-нибудь островке оставались тлеющие головни, они уже сами могли поджечь какой-нибудь участок своего ареала, взяв оттуда головешку. Наземное животное никогда не стало бы играть с огнем.

С учётом предыдущих расчётов моллюски, сварившиеся при сгорании тростника – это просто сказка. Соответственно, всё изложенное далее – домысел автора.

Стр. 276-277:
Вот так наши предки узнали вкус мяса, сладкого от соли. Они легко могли научиться поддерживать безопасный огонь на каком-нибудь островке в лимане и бросать в него моллюсков. Наверное, приятным открытием для них стала установка факта, что моллюск сам раскрывает створки при высокой температуре. Что крупный моллюск, килограммов десять весом, который раньше доставлял много хлопот, раскрывается, если его обложить тростником и поджарить. Что в большом панцире можно раскрывать мелких моллюсков, бросая в него, как в чан с водой, раскаленные камни. Что у огня можно погреться и что он дает надежную защиту от зверей.

Хорошо, кости наземных зверей и птиц, опалённые огнём, не представляют редкости и являются постоянными спутниками человеческих поселений. А вот где же найдены опалённые огнём крупные раковины? Кстати, чьи раковины? Тридакна в Средиземном море не водится, этот род распространён в Индо-Пацифике. Что же это за моллюски «килограммов десять весом» имеются в виду? Где следы кострищ, равные по возрасту Мессинскому кризису или чуть моложе такового? Нет ответа. И вряд ли будет. Впрочем, это не мои проблемы. У «симиалистов» все доказательства налицо и в большом количестве, поэтому им доверия больше. А сказки бывают и поинтереснее той, что рассказывает своим легковерным и малосведущим читателям господин Тен. Это его «экологическая ниша» в литературе. Если читатель пойдёт поумнее, Тен и ему подобные просто вымрут как писатели. Или переквалифицируются в управдомы.

Стр. 277:
Недалек тот час, когда они пойдут на материк не как изгои, а как новые хозяева планеты. У них уже есть огонь, разнообразные орудия на основе нити (об этом ниже) и скорее всего собака, которая приблудилась к людям, потому что у них еды всегда было в избытке. Дело за немногим: научиться использовать соль как специальную добавку к пище, а не случайный компонент, попадающий в еду с морской водой. Они уже привыкли к ней, заметили благотворное действие (это нетрудно заметить, потому что хлор, содержащийся в соли, участвует в образовании соляной кислоты желудка; если соль долго не употреблять, а потом ввести ее в рацион, это заметно скажется на аппетите, пищеварении и, соответственно, на росте и здоровье — при активном образе жизни) и не могут есть пресную пищу.

И снова мы попробуем сложить два и два. Итак, наш гипотетический «человек изначальный», который не «симиалистский» (от обезьян), а «по Тену» (от дельфиноидов/дельфинид/акродельфид), появляется на Земле во время Мессинского кризиса, то есть, 5,96-5,33 млн лет назад.
Книга “Dogs: their fossil relatives and evolutionary history” (авторы: Xiaoming Wang, Richard H. Tedford, Columbia University Press, 2008, стр. 58) указывает, что первые представители рода Canis появились на Земле 6 млн. лет назад, однако в Северной Америке, а не в Средиземноморье. Собственно волк (Canis lupus), от которого происходит собака, появляется около 300 тысяч лет назад. Поздновато, чтобы приблудиться к «человеку изначальному» «по Тену». Согласно общепризнанному научному мнению, основанному на фактических находках, человек появился в своём современном облике значительно раньше, чем одомашнил собаку.
В книге Э. Робертс «Приручение. 10 биологических видов, изменивших мир» (М., «Колибри», 2019, стр. 21) указаны примерные сроки приручения собаки – от 40 до 15 тысяч лет назад на основании реальных находок костей в ископаемом состоянии. Это соотносится с данными о появлении в фауне Земли предка собаки – волка – и в корне не совпадает с мнением господина Тена. Однако нет преград для воображения.
И вот, что удивительно: ни одного конкретного научного названия древнего вида «человека изначального» Тен не приводит, ни одного номера ископаемых находок не упоминает, но уже смело «реконструирует» поведение того, кого фактически не существовало (пока господин Тен не удосужился доказать обратное).

Стр. 277:
Соли, богатой йодом и другими необходимыми микроэлементами и на материке, в частности в Европе, – тьма-тьмущая. Наша часть света почти 50 млн лет была покрыта океаном – Большим Тэтисом, который оставил после себя не только многокилометровые толщи известняка, бывшего ранее панцирями моллюсков, но и залежи каменной соли. До эпохи цивилизации человечество употребляло темную каменную соль, содержащую много йода и микроэлементов, поэтому умных и здоровых было больше, больных и тупых – меньше. Антропологов не было совсем.
Успех на материке ожидал тех, кто научился солить еду.

Геологи всех мастей и научных степеней обнялись и тихо плачут в сторонке. В большинстве своём известняки – это продукт отложения панцирей морских одноклеточных организмов. Ракушечник – это достаточно редкая разновидность известняков, встречающаяся в ограниченном числе мест и отличающаяся своими характеристиками от подавляющего большинства типов известняка.
А вот следующие слова меня порадовали несказанно. Господин Тен собственной персоной признал, что соль встречается и на материках. Теперь хочется узнать ответ на один вопрос: к чему были все эти кривляния и наукообразные умопостроения на стр. 265-268? Плюс слова о залежах морской соли, богатой йодом, заставляют задаться таким же вопросом относительно теновских пассажей о йододефиците (стр. 118, 181-182, 231, 266, 320).
До эпохи цивилизации, до начала массовых перевозок товаров из одного региона планеты в другой, человечеству для пополнения запаса минеральных веществ в организме порой приходилось употреблять золу растений и кровь животных. Что же касается числа больных и тупых, объяснение проще, чем хочет представить господин Тен: такие просто не выживали. Успехи медицины были слишком скромны для лечения многих болезней, легко вылечиваемых ныне. Ну, а тупые – они просто не выживали в жестоком мире. Их съедали звери, а иной раз – даже люди. Тупые не могли обеспечить собственное существование в мире, который цивилизация пока не сделала безопасным и изобильным.
Выпад относительно антропологов оставлю на совести господина Тена – конечно, если таковая имеется. Но по содержанию книги сдаётся мне, что господин Тен употреблял очень мало соли.

Стр. 278:

Первичная экологическая ниша

До середины XIX в. считалось, что пресапиенсы были охотниками. Охота даже считалась основным причинным фактором антропогенеза. Мол, прямохождение появилось благодаря загонной охоте, и благодаря ей же развились коллективистские навыки. Так и появилось «биосоциальное существо» – человек.

Бред какой-то. Тен немного перепутал причинно-следственные связи: первые гоминиды уже были прямоходящими, но ещё не были загонными охотниками. Впрочем, это с позиции сегодняшних знаний. Осуждать старые теории, как это сейчас сделал Тен – это похоже на пляски на костях. Ошибочные теории прошлого давно уже отвергнуты специалистами на основании нового фактического материала, поэтому нет смысла «лягать» их повторно. Ну, разве что, если красиво попозировать охота.

Стр. 278:
В настоящее время почти все антропологи полагают, что слабо вооруженное животное, появившееся на планете в то время, когда многообразие видов уже сформировалось, все охотничьи ниши были плотно заняты отлично вооруженными хищниками, не могло втиснуться среди охотников. Единственной свободной нишей, считают они, была некрофагия, поедание трупов. Эта гипотеза, выдвинутая в 1966 г. Б.Ф. Поршневым, вначале была воспринята как маргинальная, подобно инверсионной теории антропогенеза, а в настоящее время ее гласно или негласно разделяет большинство антропологов. Я не разделяю. Дело в том, что и такой свободной пищевой ниши уже не было в природе, когда начался антропогенез.

Успешность любого вида в занятии своей экологической ниши (условно говоря, «профессии» в экосистеме) – это понятие относительное. Ниши заняты, но это не значит, что существующий порядок установлен навечно. Если вид в процессе эволюции приобретает какие-то новые приспособления для выживания, дающие дополнительные преимущества, то он изначально может не иметь свободной собственной ниши, но втиснуться в уже занятую благодаря этим преимуществам, и «растолкать локтями» тех, кто там обосновался ранее. Так, например, южноамериканские наземные ленивцы вытеснили североамериканских носорогов. «Не разделяю» господина Тена – это следствие его низкого уровня знаний в рассматриваемых темах, ничего больше.
Царапины каменных орудий гоминид поверх царапин от зубов хищников прямо указывают на факт поедания гоминидами трупов, в том числе тех, на которых ранее пировали хищники. Царапины – это следы соскребания с костей мягкого мяса. А что же напрямую говорит в пользу «инверсионной теории» Тена? Пока таких фактов не найдено, господину Тену как-то не приличествует примазываться к чужой теории и скромно ставить рядом свою. Поршнев был специалистом, Тен специалистом не является.
Естественно, когда на тушке антилопы или зебры пируют крупные хищники, гоминиду там делать нечего, особенно в одиночку – он сам легко может стать закуской. Но есть одна тонкость в том, в какое именно время они это делают. Например, жарким днём хищники предпочитают отлёживаться в тени, пытаясь остыть при помощи своей несовершенной системы охлаждения. А в это время одно вполне дневное существо могло потрошить трупы, будучи вне конкуренции:
«Есть теория английского антрополога Роберта Фоули – «полуденный хищник». Человек появился в африканской саванне и, чтобы избежать безнадежной конкуренции со львами и леопардами, приспособился охотиться в середине дня, когда крупные кошки спят. Главная проблема тут – терморегуляция: в полуденной саванне очень жарко. В процессе приспособления человек и выпрямился (тело стало поглощать меньше солнечной энергии), потерял шерсть и обзавелся огромным количеством потовых желез. Знаете, есть такое шуточное определение: человек – это голая потливая обезьяна. При всем том первые люди, судя по всему, были не столько охотниками, сколько падалеядами, вроде гиен» (из интервью К. Еськова, ссылка).
Это сразу ставит всё на свои места: во-первых, оправдывает необходимость обладания системой терморегуляции, и во-вторых, снимает вопрос о конкуренции с крупными хищниками.

Стр. 278-279:
Человек был не способен соперничать с многочисленными падальщиками, которые, например гиены, были опасны для человека и, главное, опережали в скорости обнаружения остатков пиршеств крупных хищников. И в скорости обнаружения трупа опережали, и в скорости приближения к нему, и в скорости объедания. Здесь, безусловно, первенствовали птицы и четвероногие падальщики. Стай гиен боятся даже львы и леопарды. Если леопард быстро не затащит убитую антилопу на дерево, гиены ее отберут. Они ограбят даже одинокого льва или львицу. А где уж там было человеку, куда, как говорится, соваться. «...С мелкими падальщиками наши предки уже вполне могли конкурировать», — уверяют антропологи (Дробышевский, 2018а, с. 96, 97). Он имеет в виду, что после вымирания гигантской гиены в Африке осталась только современная «мелкая» гиена. Но эта «мелкая гиена» достигает размеров в два раза больше волка. Она в несколько раз сильнее волка и лучше вооружена. Внешне она похожа на собаку, но относится к кошкообразным. У нее не только клыкастая пасть, как у волка, но еще и острые когти, которыми она рвет на полоски даже шкуру зебры.

Если у кошек когти острые, это ещё не означает, что у их родственников когти такие же. У гиен невтяжные когти, и чисто физически им неудобно (и невозможно) обладать острыми когтями в условиях постоянного трения об землю. Но это так, небольшое отступление, практически не по существу.
По существу же Дробышевский в указанном месте книги пишет следующее:
«Временно освободившуюся нишу падальщиков и хищников поспешили занять предки нынешних гиен, шакалов и леопардов (древнейшие леопарды известны как раз около 2 млн лет назад). Туда же устремились грацильные австралопитеки, теснимые из привычной экологической ниши собирателей семян гигантскими геладами. С мелкими падальщиками наши предки уже вполне могли конкурировать. Предыдущие миллионы лет жизни в саванне закалили австралопитеков, тем более что и прежде они были тоже не абсолютными вегетарианцами, если судить по приматам вообще и шимпанзе в частности».
Мы видим, что Дробышевским упоминаются шакалы – как раз искомые мелкие падальщики. Кроме того, следует напомнить, что шимпанзе способны отогнать от себя леопарда при помощи камней и палок. Далее, Дробышевский не говорит, что австралопитеки могли конкурировать со всеми падальщиками без исключения – стало быть, замечание Тена не исключает написанного Дробышевским: да, были среди падальщиков и такие, с которыми австралопитеки не могли конкурировать.
Есть ещё одна небольшая хитрость, которая позволяет австралопитекам быть конкурентоспособными по сравнению с гиенами: это образ жизни. Гиены – главным образом ночные охотники, а австралопитеки – дневные приматы, судя по их современным родственникам. Наконец, гиена – главным образом успешный хищник, и лишь во вторую очередь падальщик: 80% пищи гиен – их собственная добыча, а не падаль. Так что экологических различий между австралопитеком и гиеной достаточно, чтобы конкуренция между ними была минимальной. А с шакалами и стервятниками австралопитек вполне может справиться. Есть ещё одно обстоятельство, не позволявшее австралопитекам соперничать с гиенами за добычу этих самых гиен: сама гиена чрезвычайно успешно кормится трупами животных. После пиршества гиен другим хищникам не остаётся ничего, кроме рогов и зубов – гиена легко разгрызает и пожирает кости. Поэтому австралопитекам не было смысла встречаться с гиенами «на узкой дорожке» и ожидать, что от гиен останется хоть что-то съедобное, хотя бы кости с костным мозгом. Не останется.

Стр. 279:
Гиены настолько злы и коварны, что не поддаются приручению.

Поддаются. Им просто нужна более жёсткая дрессировка, как опасным породам собак.
Ресурс, конечно, не научный, но фото очень наглядны. И можно почитать книгу Бернгарда Гржимека «Среди животных Африки», где он рассказывал, помимо прочего, о приручённых гиенах. Даже Игорь Акимушкин в своих книгах упоминал, что древние египтяне приручали гиен.

Стр. 279:
С этими «мелкими падальшиками», которых опасаются львы и боятся леопарды, «вполне мог конкурировать» человек в битве за падаль?

Успокойтесь, господин Тен. Конечно, не с ними, а скорее с шакалами и грифами. Тем более что гиену «мелким» падальщиком не назовёшь – она мелкая лишь в сравнении с древней пахикрокутой, например.

Стр. 279:
Это же нетрудно экспериментально проверить: поезжайте в Африку без оружия, транспорта и огня (Дробышевский пишет, что огонь был освоен на миллионы лет позже некрофагии и даже охоты), поконкурируйте с гиенами, шакалами, пернатыми падальщиками. Можете не приступать к трупоедению, попробуйте опередить хотя бы в обнаружении и захвате трупа! А еще учтите, что для пресапиенсов, переходивших к наземному существованию, сама ходьба по земле представляла собой проблему. Уверен: орла и гиену вы не опередите даже на своей приспособленной к бегу сводчатой стопе. Пока доберетесь, все сожрут, а вами закусят.

Днём вполне можно поконкурировать, даже ради эксперимента. Гиены резвятся главным образом ночью, а в это время гоминиды спят в безопасном месте. Грифов (не орлов – Тен снова ошибается) отогнать вполне возможно, они не особо храбрые. А шакалы вряд ли захотят отстаивать падаль средь бела дня (гоминиды – дневные), когда на них наступает вопящая куча двуногих обезьян.
Кроме того, к поеданию падали начали переходить не только что слезшие с дерева ардипитеки, а уже вполне наземные австралопитеки, у которых строение ног мало чем отличалось от человеческих, а сводчатая стопа присутствовала в достаточно выраженном состоянии. Вот ещё одно лукавство господина Тена.

Стр. 279:
Некрофагия подразумевает формирование специфического фенотипа. Все достаточно крупные наземные некрофаги среди млекопитающих (вроде гиен) обладают клыками, острыми когтями, быстрым способом передвижения, великолепным нюхом, мощными челюстями, выдвинутыми вперед, сравнительно малой мозговой капсулой, которая уменьшается компенсаторно в связи с развитием челюстей.

Вполне естественно ожидать такого сходства от современных наземных некрофагов среди млекопитающих – они все принадлежат к одному отряду хищных (псовые, гиеновые). Это просто параллельное развитие признаков, унаследованных от общего предка. А если посмотреть на специализированных некрофагов, далёких от них по систематическому положению, то можно увидеть, что перечисленные признаки вовсе не обязательны. У грифов и стервятников клыков нет по определению (птицы же!), у них же притупленные когти (тупее, чем у орлов), челюсти также далеко не самые мощные. Среди специализированных падальщиков мы видим марабу (это вообще аист!) и американских грифов (катартиды – это очень специализированные аистообразные, как оказалось).
Не забываем, что те же гиены и шакалы – это не столько падальщики, сколько активные хищники – гиена, например, в подавляющем большинстве случаев ест добычу, убитую ею самой. Здесь грань между хищником и падальщиком очень тонкая, и господин Тен в своих рассуждениях её перешёл, записывая преимущественных хищников в исключительные падальщики.

Стр. 279-280:
Кроме этих достаточно общих приспособлений, эволюция, формируя эффективных некрофагов, дает целый набор спецификаций, как то: острый нюх, ночное зрение, способность перерабатывать трупные яды и опасные бактерии (специфическая пищеварительная система, выделяющая особые ферменты; у человека этого нет, трупный яд для нас смертелен). Интересно, что часто формируется горбообразный загривок, видимо, связанный с необходимостью уравновешивания тяжести вытянутых вперед и вниз челюстей. Не случайно народная мудрость наделила сказочных вурдалаков именно таким фенотипом «двуногой гиены».

Хорошо, явно несвежий труп, пролежавший с недельку – это сомнительное лакомство именно для гоминида. А вот убитый ночью хищниками зверь (антилопа, слоник и пр.) на следующий день ещё вполне свеж и съедобен, поэтому специализированный набор пищеварительных ферментов некрофага в данном случае не нужен. Далее, днём наземные хищники отсыпаются, и с гоминидами не пересекаются. С некоторой долей осторожности можно и завладеть их добычей. Соответственно, днём ночное зрение не требуется. Острым нюхом высшие приматы обделены (микросматики), но услышать голоса падальщиков и увидеть кружащихся в воздухе грифов можно – зрение у гоминид хорошее, слух тоже неплох. Наконец, челюсти. У гиен мощные челюсти – они предназначены именно для крушения костей. У шакала, любящего падаль, челюсти не столь большие. У грифов клювы тоже не дробящие, а некоторые из американских грифов не в состоянии даже шкуру на трупе разорвать, и ждут появления тех падальщиков, которые сумеют это сделать. Итак, падальщику не обязательно иметь челюсти в пол-башки размером. А недостаток режущих поверхностей компенсируется каменными орудиями. Способность к их изготовлению обеспечивает крупный мозг.
Относительно смертельности трупного яда – советую ознакомиться с таким блюдом кухни коренных народов Севера, как копальхем/игунак (ферментированное мясо оленя, моржа, тюленя, иногда с начинкой из тушек морских птиц), под гарниром главы «Копальхем и трупные яды» из книги А. Ломачинского «Рассказы судмедэксперта». На соседней тарелочке у нас будет лежать исландский хаукарль (подгнившее вяленое мясо акулы), рядом – духовитый сюрстрёмминг (квашеная сельдь), а зальём эти яства вьетнамским соусом «ныок-мам» или древнеримским «гарумом», которые оба готовились по примерно одной технологии. Так что употребление пищи «с душком» является вполне возможным физиологически даже у современного человека – дело лишь в привыкании организма, о чём написано в книге Ломачинского, например.

Стр. 280:
Данная проблема – невероятность охоты и некрофагии в виде мясного трупоедения у первых гоминин – является предметом обсуждения. Эта загадка «пищи для мозга». Большой мозг человека не мог развиться на вегетарианской диете. «Мозг новорожденных потребляет 60% энергии тела, мозг взрослого человека – 25%, мозг человекообразных обезьян – 8%» (Gibbons, 2007, с. 1558). Для формирования мозга требуется очень калорийная пища, как в онтогенезе, так и в филогенезе. Именно этот вопрос поднимает С. Гиббонс в статье «Пища для мозга» в журнале «Science» (Ibid.). Где брали ее наши предки, которые не были ни охотниками, ни мясоедами-некрофагами? (В США уже в основном поняли, что с некрофагией тоже ошиблись.) В статье вопрос поднимается, но остается без ответа. Между тем ответ – внятный, простой, много объясняющий не только в мозге, но и в анатомии человека, – существует.

Заклинания, заклинания… Опять заклинания. Честно говоря, кучки помёта древних гоминид с мелко раздробленными (разжёванными) косточками мелких зверьков и ящериц убеждают больше, чем эти заклинания.
Хорошо, австралопитек не мог активно охотиться на крупную дичь вроде слонов или лошадей. Но добыть достаточное количество мясной пищи он вполне мог, как это могут современные шимпанзе, охотящиеся на павианов, мелких антилоп и других животных. Позволю себе длинную выдержку из одной старой книги:
«Выбрав равнину Серенгети и одну из орошающих ее рек, поскольку тамошний климат и огромные стада травоядных животных предположительно напоминают условия, существовавшие два-три миллиона лет назад, Шаллер и Гордон Лоутер поставили два эксперимента, в которых взяли на себя роль гоминидов – охотящихся и разыскивающих падаль.
Они начали с того, что за несколько дней прошли по открытой саванне около 150 километров, держась на расстоянии сотни шагов друг от друга. Главным их объектом были новорожденные телята газелей, которые в первые дни жизни не убегают от врага, а замирают в траве. Они видели восемь таких телят и могли бы схватить их без всякого труда. Великолепный улов! Правда, тут имелось одно маленькое «но». Пятерых телят они увидели на протяжении нескольких минут в местности, где собрались, почувствовав приближение родов, беременные самки. Поскольку отел у всех самок большинства травоядных, обитающих на равнинах, происходит почти одновременно (что обеспечивает выживание, так как хищники внезапно обнаруживают куда больше телят, чем способны съесть), Шаллер пришел к выводу, что газели не могли служить постоянным источником пищи – краткое изобилие, а затем почти ничего.
Однако во время этой прогулки они с Лоутером видели некоторые другие съедобные объекты – зайца, которого могли бы поймать, полусъеденные туши двух взрослых газелей и в полутора километрах гепарда со свежей добычей, отнять которую не составило бы большого труда. Добросовестно подсчитав вес всех этих съедобных объектов – в том числе и кусочков мозга, оставшихся от почти дочиста обглоданной туши, – они получили в итоге около 35 килограммов мяса.
Второй эксперимент они провели в полосе леса, тянущегося по берегам реки Мбалагети. Продолжался он неделю. Тут им повезло больше. Они бродили возле водопоя, где столкнулись с конкурентами: оказалось, что этот водопой облюбовали 60-70 львов. Они отыскали остатки четырех туш, но львы обглодали их дочиста – осталась только часть головного мозга да костный мозг в крупных костях. Костный мозг они, как гоминиды, пользующиеся орудиями, могли бы извлечь, раздробив кости камнями.
Нашли они и полусъеденную тушу буйвола, павшего от болезни: мяса на ней сохранилось более 200 килограммов – большая удача. Далее, они наткнулись на 35-килограммового зебренка, больного и брошенного матерью, на молодого жирафа, который двигался как-то странно. Им даже удалось схватить его за хвост, и тут выяснилось, что он слеп. Весил он около 140 килограммов. Но следует учесть, что количество дичи тогда, как и теперь, не было постоянным и то увеличивалось, то уменьшалось в зависимости от времени года, засух, эпизоотии и миграций. В результате гоминиды, чтобы выйти из положения, должны были под воздействием сил естественного отбора становиться все более искусными охотниками, учиться выслеживать, захватывать врасплох и убивать здоровых животных, когда старые и больные попадались редко. В случае необходимости они могли восполнить недостаток мяса семенами, орехами, фруктами и съедобными корнями, как это делают охотники-собиратели и в наши дни» (М. Иди «Недостающее звено», М., «Мир», 1977, стр. 118-119).
Итак, довольно простой эксперимент наглядно показывает, что гоминиды вполне могли добыть достаточно мяса для себя. И это – крупная дичь. А есть ещё лягушки и ящерицы, птенцы мелких птиц, насекомые и улитки. Так что за них можно не переживать – повода искать «альтернативные гипотезы» просто нет.

Стр. 280:
Ответ следующий: мы должны раз и навсегда понять, что первичной экологической нишей наших предков, деятельностной ячейкой, которую они занимали на этапе становления, является не охота и не некрофагия, а добывание пищи, спрятанной под твердыми природными покровами. Это наше природное место в пищевой пирамиде Земли.

Не «мы должны понять», а господин Тен должен ясно и однозначно убедить нас в этом при помощи материальных и однозначно интерпретируемых фактов, доказывающих:
а) обитание предков людей именно в такой местности, которая позволяет занимать подобную экологическую нишу;
б) наличие у ископаемых предков человека именно такого рациона, в том числе подтверждаемое изотопным анализом эмали зубов.
Пока таких данных нет – господин Тен никого не убедит, кроме самых легковерных неспециалистов.

Стр. 280-281:
Обитая на морской акватории, наши предки потребляли в основном панцирных моллюсков. Для этого у них было все необходимое:
— подвижные, чуткие ступни ног;
— значительная вертикальная вытянутость тела;
— умение плавать и нырять (скорее даже последнее, чем первое);
— способность к прямохождению (чтобы мобильность в воде сочеталась с возможностью нащупывать моллюсков на значительной глубине);
— способность достаточно долго находиться под водой, чтобы отрывать крупных прикрепленных моллюсков;
— крепкая кисть, обладающая точным захватом и противоупором в виде отстоящего большого пальца для того, чтобы раскрывать моллюсков;
— резцы, чтобы надкусывать моллюсков;
— крепкие коренные зубы с плоскими поверхностями, чтобы раскалывать мелких моллюсков и дробить края панцирей более крупных;
— ногти, которые можно просовывать в щели надкушенных покровов;
— протекторный рисунок, появляющийся на пальцах рук и ног в воде.

Что ж, господин Тен славно поработал, выясняя, как должно выглядеть интересующее нас существо. Прямо как Шерлок Холмс в рассказе «Чёрный Питер», когда пытался пробить гарпуном свиную тушу, что позволило ему очертить круг подозреваемых. Также господин Тен очень точно указал место и время появления этого странного существа: во время Мессинского кризиса в Средиземноморье. Это событие датируется довольно однозначно – 5,96-5,33 млн. лет назад. Он очертил круг предков этого существа – дельфиниды/акродельфиды. Теперь дело за малым: хотелось бы увидеть реальное ископаемое существо, отвечающее всем этим критериям. Для большей убедительности господину Тену следует приложить к тексту вот в этом самом месте его книги ссылку на статью, в которой описано это существо. Другая статья должна рассказывать о характерных повреждениях раковин двустворчатых моллюсков, находимых в этих местах в отложениях, соответствующих данному периоду времени. Ну, а третья статья, или вторая часть второй статьи должна рассказывать о совпадении характеристик зубного ряда существа, описанного в первой статье, с характеристиками повреждений на раковинах моллюсков (для мозазавров и аммонитов такая работа уже проделана). Это должно убедительно свидетельствовать о том, что данные раковины получили подобные повреждения исключительно вследствие особенностей пищедобывающего поведения существа из первой статьи. Вот тогда, и только тогда можно будет поверить во всё сказанное господином Теном, и признать, что его выводы оказались правильными, и наука полностью их доказала. Без этих находок (существо + раковины с повреждениями) слова господина Тена можно считать пустыми упражнениями в наукообразном умствовании.

Стр. 281:
Логично предположить, что, переходя с акватории на территории, окружавшие древнее море, наши предки стремились занять экологическую нишу по принципу подобия. Имеется в виду некий наземный природный аналог тому способу добычи еды, какой у потомков акродельфид был на побережье. Определяющим моментом является при этом способность извлекать мягкие ткани из-под твердых покровов.

У китообразных, относимых ранее к упразднённому семейству акродельфид, длинные рыла и колюще-режущие зубы, что указывает на питание иной добычей, нежели моллюски. Их зубы утратили дифференциацию на резцы, клыки и коренные. Далее, оставив без внимания перечисленные признаки мягких тканей и особенности поведения, зачастую не оставляющие следов на ископаемых образцах, я бы попросил господина Тена указать, на основании каких находок, сделанных в Средиземноморье в отложениях, соответствующих по времени Мессинскому кризису, он делает такие далеко идущие выводы о рационе и образе жизни? Можно перечислить образцы и их номера по музейным каталогам?

Стр. 281:
В природе все расписано таким образом, что защищенные твердыми покровами ткани являются наиболее ценными продуктами питания. Наиболее хорошо защищенными тканями являются мозги.

Проверить питательную ценность тех или иных продуктов вполне возможно – благо, сайтов, посвящённых здоровому питанию, сейчас великое множество. Воспользуемся и мы одним из них, где характеристики и набор пищевых продуктов расписаны весьма подробно. Надеюсь, что данные вполне возможно экстраполировать на позднекайнозойские виды пищи. Цифры ниже даны из расчёта на 100 г. продукта.
Вот просто мясо, сало и прочее, мягкое и доступное – только шкуру с туши содрать:
Мясо говядина 1 категории: калорийность 218 ккал (ссылка);
Мясо говядина 2 категории: калорийность 168 ккал (ссылка);
Мясо свинина, тазобедренная часть: калорийность 305 ккал (ссылка);
Мясо свинина, мякоть грудинки: калорийность 602 ккал (ссылка);
Мясо свинина, вырезка: калорийность 142 ккал (ссылка);
Бекон свиной: калорийность 393 ккал (ссылка);
Сало свиное с живота сырое: калорийность 857 ккал (ссылка);
Антилопа: калорийность 114 ккал (ссылка);
Олень сырой (Аляска): калорийность 116 ккал (ссылка);
Лось: калорийность 111 ккал (ссылка).
А вот искомые мозги, защищённые твёрдым черепом:
Мозги говяжьи: калорийность 127 ккал (ссылка);
Мозги телячьи: калорийность 118 ккал (ссылка);
Мозги свиные: калорийность 119 ккал (ссылка).
А вот ещё один продукт, который надо добывать, раскалывая твёрдую кость – костный мозг:
Костный мозг говяжий: калорийность 230 ккал (ссылка) – уже скромнее: лишь чуть калорийнее мяса (см. выше);
Костный мозг (не названный вид): калорийность 230 ккал (ссылка).
На сайте также есть данные по костному мозгу оленя карибу: калорийность 786 ккал (ссылка). Ради такого стоит постараться, но различия по калорийности с другими видами аналогичного продукта (втрое!) вызывают некоторые сомнения в корректности величины.
Итак, что мы наблюдаем? Да, костный мозг, вне всяких сомнений, очень питателен – цифры говорят сами за себя. Но возникает вопрос: а стоит ли овчинка выделки? Мне не удалось найти данные по количеству костного мозга в туше свиньи или оленя, но для тела человека указывается величина 4% веса тела (см. «Википедию»). Хорошо, условно возьмём среднюю величину 4% для всех млекопитающих – это грубый подсчёт, ну да ладно.
С антилопы канны весом 500-700 кг мы получаем в таком случае 20-28 кг костного мозга. Возьмём меньшее значение – не весь костный мозг удаётся выковырять чисто физически. В случае использования данных по калорийности говяжьего костного мозга (корова и канна – обе из семейства полорогих) выходит, что мы всё можем получить 46000-64400 ккал с одной туши, поедая костный мозг. Но стоит ли овчинка выделки?
Обсчитаем мясо. Убойный выход возьмём равным таковому для овцы: 35-60%. Не ищем лёгких путей, не ждём тучных стад антилоп, берём 35% – худший показатель. С 500-килограммовой антилопы канны получаем 175 кг мяса. Отдадим половину тем, кто успел раньше: у нас остаётся 87,5 кг. В итоге, съев это мясо, получаем 99750 ккал энергии (берём калорийность для мяса антилопы). Но это, не забываем, лишь чистое мышечное мясо. А есть ещё печень и сердце, иные субпродукты, тот же головной мозг. В итоге у нас будет выход энергии ещё больше, даже если половину туши до нас сумели съесть падальщики.

Стр. 281:
В способности добывать мозги из-под костей гоминины не имели конкурентов. Они могли успешно осваивать все новые и новые территории, потому что пищевых конкурентов у них не было. При этом их способ питания был почти таким же, как на акватории, только вместо панцирей моллюсков им приходилось раскалывать кости животных, в первую очередь черепа.

Костный мозг и просто мозги – это несколько разные образования в организме по своей природе и роли в организме.
И далее, если предполагаемые «предки людей» – акродельфиды – предположительно пользовались для раскалывания моллюсков своими предположительно плоскими давящими коренными зубами (наличие которых у них не зафиксировано), то почему люди должны раскалывать кости руками при помощи каменных орудий? Это разные формы поведения, между которыми нет преемственности. Здесь уже начинает действовать другое эволюционное правило – правило прогрессирующей специализации Ш. Депере: «группа, вступившая на путь специализации, как правило, в дальнейшем развитии будет идти по пути все более глубокой специализации». Помните такое? Мы о нём уже говорили где-то в начале анализа книги Тена. Так вот, эволюция таких малакофагов, по идее, должна пойти в сторону ещё более глубокой специализации, и потомки «жующих акродельфид» должны приобрести в процессе эволюции могучие «наковальни» зубов, способные дробить кости. Использование орудий труда в природе – удел неспециализированных универсалов. Врановые, галапагосские вьюрки, шимпанзе и люди – это виды, неспециализированные морфологически, зато очень гибкие поведенчески.

Стр. 281-282:
Как выглядел день гомининов, а впоследствии и людей, перешедших к континентальным условиям обитания?
Выходя из пещер на рассвете, они наблюдали за поведением птиц и животных: нет ли где пиршества падальщиков?

Сразу «нет». Гоминины достаточно поздно перешли к жизни в пещерах и других постоянных укрытиях – только когда появился собственно род Homo, причём не самые ранние их представители. Австралопитеки вполне могли ночевать в гнёздах на дереве, как современные шимпанзе.

Стр. 282:
Трупоядные животные и птицы быстро обгрызают и обклевывают костяки, причем, ввиду конкуренции падальщиков, их коллективные трапезы сопровождаются большим шумом. Обнаружить это место для наших предков не представляло труда. Они были спокойны, зная, что их добыча от них никуда не денется. Костный мозг, кроме них, никто не способен извлечь. Головной мозг могли бы съесть грызуны, но те боятся птиц и хищников и долго не приближаются к месту, где сохраняются их запахи. Пресапиенсы успевали раньше мышей. Они подходили и ждали, когда другие падальщики сделают свое черное дело и уйдут, а потом приступали к разборке скелета. При этом использовали разные камни, которые антропологи считают первыми орудиями труда и отсюда «вытаскивают» сознание. Но то, что они считают «первичной орудийной деятельностью», к происхождению сознания отношения не имеет. Это обычное пишедобывательное поведение, не выходящее за рамки природного формата. Это еще далеко не культура, которая есть «все, что не природа».

В очередной раз задумаемся над описанной господином Теном сценой.
Если наши предполагаемые гоминиды-падальщики питаются исключительно костным мозгом трупов, то стоит посчитать, сколько мест пиршества хищников должна обойти группа гоминид, чтобы получить необходимое на день количество калорий.
Если костный мозг имеет калорийность 230 ккал/100 г, а с крупной антилопы получаем 20 кг костного мозга, это означает, что группа гоминид при кормлении исключительно этим продуктом получит лишь 46000 ккал. Если условно взять число особей в группе равным 10, у нас получается всего 4600 ккал на брата. Допустим, половину калорий они получат с растительной пищи (гоминиды имеют свойство быть всеядными). Значит, для перехода от трапезы к трапезе они должны затратить 9200 ккал. Если у теплокровного животного примерно полученной 9/10 энергии просто сжигается на поддержание температуры тела, у нас получается расход энергии на ходьбу – всего 920 ккал.
Далее мы воспользуемся калькулятором калорий (ссылка). Выставив рост гоминида 160 см и вес 50 кг, попробуем подобрать количество километров, которые можно пройти, если сжечь наши 920 ккал. Получается где-то около 21 км за 5 часов (скорость около 4 км/ч). Вроде, неплохо. Но мёртвые антилопы канны на каждом шагу не валяются. Если жертва хищника будет размером с зебру (290-340 кг), то костного мозга с неё гоминиды получат 11,6-13,6 кг. Берём худшее значение. Тогда калорийность добытого костного мозга равна 26680 ккал, по 2668 ккал на одного гоминида из 10 условно взятых. Добавив ещё столько же калорий на растительный корм и отняв 9/10 на поддержание теплокровности, получаем 533,6 ккал. При тех же параметрах тела этого хватит чуть больше, чем на 3 часа ходьбы со скоростью 4 км/ч.
Должен заметить, что это очень грубый подсчёт, с огромными допущениями, не учитывающий времени на поиск и непосредственное добывание пищи (раскалывание костей, выкапывание корешков и пр.). Далее, не на всех местах пиршества хищников гоминид ждёт пир: те же гиены съедают и мясо, и кости. То есть, надо проверять столовые кошачьих. А у них добыча далеко не всегда размером даже с зебру: вес мелких антилоп – всего лишь 40-80 кг, а у каких-нибудь дукеров и дикдиков и того меньше. Соответственно, если питаться только костным мозгом этих существ, можно и с голоду помереть. Поэтому костный мозг – это скорее приятное дополнение к основному блюду – мясу и потрохам.
Остаётся ещё один вопрос: можно ли сказать, что использование каменных орудий – это «обычное пишедобывательное поведение»? Для этого нужно проанализировать природу этого поведения. Если использование таких орудий – не инстинкт, а навык, передаваемый через обучение (как, собственно, у обезьян) – перед нами нечто большее, чем характерное для вида пищедобывающее поведение, которое определяется инстинктами. И передача навыка посредством обучения – это именно признак того, что такое поведение с полными правом можно назвать культурой.
А если какой-нибудь злополучный камешек найден за много километров от выходов материнской породы – это ещё и свидетельство планирования действий. Случайно одиночный камешек так далеко не укатывается.
Господин Тен, разумеется, не счёл нужным доказывать свою точку зрения, хотя именно здесь доказательства очень нужны.

Стр. 282:
Так называемая галечная культура африканских гоминин – это никакая не культура. Никаких признаков выхода за пределы пищедобывательного поведения в ней нет. А использование галек для раскалывания костей – это не более «культура», чем использование галек каланами для раскалывания морских ежей.

То есть, каланы тоже оббивают эти гальки для получения режущего края, как у олдувайских орудий? И дети обучаются этому у мамы? Я сугубо ради уточнения интересуюсь. Я-то знаю, что за неимением камней калан в неволе колотит пищу об края бассейна.
Использование необработанных галек – это уровень даже не людей, а обезьян. А вот обработка их, и ещё получение этого навыка через обучение у других членов группы – это уже не «звериное» поведение, а человеческое. И каменные орудия ранних гоминид демонстрируют нам устойчивое повторение техники обработки камня, далёкое от случайных сколов.

Стр. 282:
Мозги в некоторых отношениях являются не менее ценным продуктом питания, чем моллюски, особенно в разрезе происходившей сапиентации. Эта пища содержит в себе полный комплекс белков, жиров, витаминов, необходимых для строительства мозга. Если ее солить, восполняя недостаток микроэлементов, необходимых морским существам, каковыми являлись гоминины и люди, то она становилась идеальной «едой для мозга».

О питательной ценности мозгов в сравнении с мясом я уже говорил выше, и цифры наглядно показывают, что мозги далеко не так питательны, как мясо. Далее, когда мозги перевариваются в желудке, ток крови разносит питательные вещества по всему организму, а не подпитывает исключительно мозг.
Судя по содержанию книги Тена, он ни пищу не солил, ни мозгов чужих не ел. Пока он лишь выносит мозг масштабами своего невежества.
Вот на закуску для любителей акватической теории (любой из уже предложенных) – питательная ценность некоторых морепродуктов – защищённых панцирем донных беспозвоночных:
Краб синий сырой: калорийность 87 ккал (ссылка);
Креветка: калорийность 85 ккал (ссылка);
Креветка, все виды, сырая: калорийность 71 ккал (ссылка);
Лангуст, мясо шеек: калорийность 77 ккал (ссылка);
Лангуст, все виды, сырой: калорийность 112 ккал (ссылка);
Мидии: калорийность 77 ккал (ссылка);
Мидия голубая, приготовленная на пару: калорийность 172 ккал (ссылка) – но ведь наши «человеко-дельфиниды» не умели готовить на пару, верно? Кастрюли тогда не изобрели ещё;
Моллюск брюхоногий, печеный или жареный на открытом огне: калорийность 130 ккал (ссылка);
Моллюска рапана: калорийность 77 ккал (ссылка);
Осьминог обыкновенный, сырой: калорийность 82 ккал (ссылка);
Рак речной, дикий: калорийность 77 ккал (ссылка);
Раки морские (лангуст, омар): калорийность 89 ккал (ссылка);
Трепанг (мясо): калорийность 34,6 ккал (ссылка);
Устрица: калорийность 72 ккал (ссылка).
Сравним это с плотью морской рыбы. Берём донную рыбу, соседа наших беспозвоночных:
Барабулька, сырая: калорийность 117 ккал (ссылка);
Зубатка атлантическая: калорийность 96 ккал (ссылка);
Камбала морская и речная, сырая: калорийность 70 ккал (ссылка); для других видов камбал указывается калорийность 84,5, 86, 90 ккал.
Палтус белокорый: калорийность 103 ккал (ссылка); для других видов палтуса указывается калорийность 91, 116, 186, 196 ккал.
В общем, цифры говорят сами за себя: разница в питательной ценности между панцирными беспозвоночными и даже обитающей по соседству с ними рыбой, минимальна. А мозги (калорийность см. выше) во многих случаях откровенно выигрывают по сравнению с морепродуктами. И уж тем более выигрывает мясо млекопитающих.
Какие микроэлементы в соли? Поваренная соль – это хлорид натрия. Если брать морскую соль, в ней возможно наличие микроэлементов. Но эти же микроэлементы человек получает и с пищей.

Стр. 283:
Перемена рациона имела иные важные последствия, кроме перечисленных выше. Два органа содержат концентрированное количество витамина А: печень и мозг. Витамин А считается «глазным» витамином, потому что он необходим для нормального функционирования зрения. Не случайно все хищники, убив животное, начинают трапезу с печенки. Они могут, насытившись, оставить падальщикам мясное филе на костях, но печенку всегда съедают сами. Съедали бы и мозги, но до них не могли добраться.

Проверим. Вот данные по содержанию витамина А на 100 г в печени:
Печень говяжья: 8367 мкг (ссылка);
Печень телячья сырая: 11707 мкг (ссылка);
Печень свиная: 3452 мкг (ссылка);
Печень баранья: 7931 мкг (ссылка).
А вот данные по содержанию витамина А в мозгах животных:
Мозги говяжьи: нет (ссылка);
Мозги телячьи: нет (ссылка);
Мозги свиные: нет (ссылка);
Мозги бараньи: нет (ссылка);
Вот такой вопрос: почему последний из перечисленных ингредиентов я вспоминаю, оценивая качество книги? Да, это я злобно пошутил. Ибо повод для этого есть: почему автор книги в очередной раз лепит откровенную чушню, не озаботившись элементарной проверкой своих аргументов? Эту книгу люди читать будут! Не знаю, кому как, а мне тиражирование подобного рода непроверенных данных в надежде на всеядность читателя кажется откровенным неуважением к читателю со стороны автора и издательства.

Стр. 283:
При этом ни один хищник не страдает гипервитаминозом А, ибо потребность в этом витамине в связи с высокой активностью глазного аппарата, через который поступает большая часть информации о внешнем мире (у человека 80%), чрезвычайно велика. Для того чтобы наступил гипервитаминоз А, печенку надо потреблять ежедневно в больших количествах, а у большинства даже очень результативных хищников такой возможности нет. В свете этого простого факта выглядят нонсенсом заявления антропологов, будто гипервитаминоз А пресапиенсы приобрели, «систематически поедая печень хищных зверей» (Марков А., 2011, с. 163). Именно хищных, обратите внимание. Львов, леопардов массово убивали и ели их печень на завтрак, обед, ужин. Голыми руками брали. Хочется в очередной раз призвать к эксперименту: поезжайте в Африку, разденьтесь догола, возьмите палку или булыжник и вперед, на львов... Дробышевского захватите с его пахучим «концентратом» – гиен отпугивать, чтобы печень не отобрали.

А. Марков пишет на указанной странице:
«Этот гипервитаминоз развивается при употреблении в пищу слишком большого количества животных жиров (Добровольская, 2005). Особенно легко его заработать, систематически поедая печень хищных зверей».
О массовости этого пищевого пристрастия Марков не пишет. Он пишет о лёгкости приобретения гипервитаминоза А, но господин Тен просто немного смещает акценты в рассуждениях. Да-да, конечно, хищные звери у нас ограничиваются только львами и леопардами. Обязательно злыми-презлыми. Если уж на то пошло, то можно забить хотя бы шакала или лисицу, или барсука, например. Они также хищные звери, но по размерам такие, что не представляют опасности для человека. И слово «систематически» не означает «исключительно».
Так сколько же этой самой печени надо съесть, чтобы приобрести этот гипервитаминоз?
«Как пишет Александр Потапов в своей «Энциклопедии выживания на море», в 1951 году советский биолог П. Перфильев установил, что все дело в гипервитаминозе, который вызывает печень белого медведя у человека. Всего в одном грамме печени зверя содержится 10 400 условных единиц витамина А. Для примера: у акулы этот показатель равен 400, а у кошки – 18. Суточная потребность человека в витамине А составляет 800-900 мкг, а в 100 граммах печени белого медведя содержится 400 000 мкг этого витамина» (отсюда: https://staryiy.livejournal.com/2453915.html). Так что посчитайте сами, сколько граммов порой хватает, чтобы получить гипервитаминоз.

Стр. 283:
Печень на улице не валяется. И никогда не валялась, особенно в таких количествах, чтобы гипервитаминоз А «пробрал до костей».

В некоторых случаях нужно всего лишь около одного грамма – см. цифры выше. А опасное для жизни количество витамина А вполне можно единовременно получить за одной трапезой после какой-то одной отдельно взятой успешной охоты.

Стр. 283:
На улице в те времена могли валяться одни только кости, полные жирных и вкусных мозгов с концентрированным содержанием витамина А. Именно их и употребляли в пищу, отчего кости ископаемых гоминин имеют признаки гипервитаминоза А.
Цитирую: «Некоторые пороки костей эректусов говорят о неумеренном потреблении костного мозга...» (Терра Амата); «типичные признаки переизбытка витамина А обнаружили при исследовании бедренной кости из Кооби-Фора (1,5 млн лет назад. – В.Т.)» (Линдблад, 1991, с. 209).

Сколько же витамина А в костном мозге? Вернёмся вновь на уже знакомый сайт. Дневная норма потребления витамина А человеком – 900 мкг. А вот данные по содержанию витамина А в продуктах – в мкг на 100 г и в процентах от дневной нормы в этих же 100 г:
Костный мозг говяжий: 64,28 мкг, 13,7% (ссылка);
Костный мозг карибу: нет (ссылка);
А теперь главный конкурент – печень:
Печень говяжья: 8367 мкг, 929,7% (ссылка);
Печень свиная: 3452 мкг, 383,6% (ссылка);
Печень баранья: 7931 мкг, 881% (ссылка).
После этого задам вопрос, который покажется уже просто идиотским: какого продукта придётся съесть меньше, чтобы получить гипервитаминоз А? Тут даже не придётся охотиться на хищников, чтобы слопать их печень, травоядных вроде коровы или овцы вполне хватает.
Но стоит ли зацикливаться на печени и костном мозге? В двухтомнике Дробышевского написаны очень интересные вещи относительно одного вполне реального источника витамина А. Не знаю, видел ли эти строки господин Тен, но я их воспроизведу здесь:
«Существует, однако, более спокойное и надежное средство получить гипервитаминоз A: есть пчелиных личинок (Skinner, 1991). В них витамина A содержится тоже немало, главное – любить процесс. Мед и личинки в Африке – отличный источник витаминов, белка и жира. Посчитано, что пигмеи мбути в дождливый сезон могут до 80% калорий получать из меда и пчелиных личинок. Кстати, пигмеи жалуются, что если переусердствовать, то начинают болеть кости и суставы. Не это ли происходило и с KNM-ER 1808?» («Достающее звено», том 2, стр. 190).

Стр. 284:

Холодный пот: почему полезно бояться

В 2009 г. меня пригласили прочитать лекцию для преподавателей Института психологии в Санкт-Петербурге. После лекции состоялось чаепитие, где один преподаватель с увлечением рассказал о прочитанной книге об экспедиции Перси Фосетта, знаменитого прототипа профессора Челленджера из романа А. Конан Доила «Затерянный мир». Профессионального психолога, имеющего ученую степень (!), впечатлил описанный случай, когда к группе путешественников подобралась огромная анаконда. Бывший с ними проводник-индеец присел, сжался в комок и застыл от ужаса. «Он под взглядом змеи приготовил сам себя к поглощению! Змея его загипнотизировала!» – заявил кандидат психологических наук. Белые люди не приседали, они просто расстреляли удава, в котором оказалось около десяти метров. Факт, что на цивилизованных людей змеиный гипноз не действует, должен внушать сомнение в правильности «гипнотической» трактовки подобного поведения жертв.

Гоните на хрен этого «кандидата психологических наук», пожалуйста. Змея не гипнотизирует добычу. У неё просто глаза покрыты прозрачной плёнкой, как стёклами очков. Поэтому змеиный взгляд немигающий, и воспринимается как «гипнотизирующий».
Кстати, за анаконду длиной 10 метров обещана неплохая премия. Ещё покойный Теодор Рузвельт обещал. Пока никому её не выплатили.

Стр. 284:
Никакого гипноза на самом деле нет – психолог ошибается, есть адекватное поведение в миг опасности. Дело в том, что змеи не имеют нюха, а видят в инфракрасном спектре, улавливая тепловые импульсы.

Бегите по указанному адресу следом за тем «психологом», господин Тен! У змей очень острое обоняние, и они непрерывно собирают пахучие молекулы в воздухе языком и отправляют их на анализ в орган Якобсона. Глаза змей не имеют никакого отношения к их способности ощущать тепло добычи, этим занимаются особые органы термолокации.

Стр. 284:
В связи с тем что от анаконды, когда она подобралась на несколько метров, спастись невозможно ни на дереве, ни в воде, ни в дупле, остается только один способ: излучать как можно меньше тепла, а для этого надо сжаться в комок и не двигаться.

Снизить температуру тела до температуры окружающей среды? Мёртвые люди это умеют, но только один раз.
Если честно, анаконды на человека практически не нападают. Единичные случаи бывают, но их количество настолько мало, что о регулярной охоте змей на человека говорить не приходится. Куда опаснее для людей ядовитые змеи: по данным Всемирной Организации Здравоохранения, от укусов змей ежегодно умирает 80-138 тысяч человек (ссылка). Но укус не связан с пищевым поведением змей, и ядовитые змеи слишком мелкие, чтобы питаться человеком.
Кстати, какова роль южноамериканских анаконд в качестве фактора, влияющего на ход антропогенеза, проходившего в Африке или (сугубо «по Тену») в Средиземноморье?

Стр. 284:
Иногда это может помочь, особенно если змея будет отвлечена более ярким тепловым сигналом другого животного, которое вздумало убегать. Поэтому все стадные существа, включая обезьян и первобытных людей, в данном случае соревнуются, кто лучше затаится и кто будет излучать меньше тепла. Версия змеиного гипноза появилась от незнания этого простого факта. Поза неподвижного комка – это адаптация, а не результат гипноза.
Неожиданное подтверждение своей версии, высказанной независимо еще в 2005 г., я нашел недавно в трудах академика И.П. Павлова. Он сделал однажды сообщение на тему «О так называемом гипнозе животных», где высказал те же мысли. При этом Павлов рассказывает о мозговых механизмах, которые приводят тело в каталептическое состояние при сильном страхе (Павлов, 1951, с. 359).

Замирание на месте – это одна из основных и древних по происхождению защитных реакций в ответ на внезапное появление хищника. Движение привлекает внимание. У хищных зверей нападение может быть ответной реакцией на резкое движение, поэтому неподвижность может помочь не спровоцировать его на нападение – достаточно вспомнить поведение домашней кошки или собаки. С учётом плохого зрения змей неподвижность может помочь потенциальной добыче скрыться от рептилии. Дальнейшая эволюция тактики замирания привела, например, к способности опоссума притворяться мёртвым.

Стр. 285:
У наших предков не было более опасных врагов, чем змеи. В том ландшафте, в котором формировался человек, змеи, огромные удавы, были хищником номер один, потому что от них человек не мог укрыться нигде.

Крупные удавы, представляющие опасность для человека, живут только в Америке, а человек появился в Старом Свете – что у «злых симиалистов», что у «прогрессивно и нестандартно» мыслящего Тена. В Старом Свете живут питоны, но они глотают людей очень редко – во всяком случае, взрослых.
И раз уж змеи были «хищниками номер один», может ли господин Тен в доказательство своих слов привести примеры ископаемых видов огромных змей из миоценовых отложений Средиземноморья? Змей длиной примерно 7-8 метров, не меньше – такие змеи в состоянии проглотить жертву весом до 55 кг, по наблюдениям в зоопарках (например, см. здесь: Б. Гржимек «Животные – жизнь моя», глава «Может ли змея проглотить человека?»). Кстати, Бренгард Гржимек, признанный авторитет среди зоологов, не признаёт возможности проглатывания змеёй человека. В настоящее время есть всего одно свидетельство съедения питоном какого-то пьяницы в Индии, и, пожалуй, всё. А ископаемых змей, страшных охотников на человека, описанных господином Теном, попросту не найдено. Если бы нашли – это была бы сенсация, сравнимая с находкой 13-метровой змеи титанобоа. Было бы заманчиво, конечно, представить именно титанобоа той самой ужасной змеёй, ужасом древних гоминид, только жил он в Южной Америке, а не в Африке, питался рыбой и существовал значительно раньше появления человекообразных обезьян, не говоря уже о людях. Пока же господин Тен кормит доверчивых читателей сказками.

Стр. 285:
Гоминины в качестве еды их очень устраивали по размерам и по удобной для заглатывания форме тела. Еще бы – козла рогатого заглатывать или голого человека, на котором даже шерсти нет, одно мясо, очень удачно распределенное повдоль.

«Козлы рогатые» в природе водятся в горах, где для крупных змей явно холодновато. Зато в саванне большие змеи легко заглатывают некрупных антилоп, по тактико-техническим характеристикам мало отличающихся от козлов. Да, прямо с рогами.
«Я решил продолжить опыты кормления змей, как только у нас в саду окажутся подходящие павшие животные. Вскоре последовали две антилопы-нильгау, которые были съедены змеей в течение ночи, хотя каждая из них весила около двадцати фунтов. Немного времени спустя мне пришлось наблюдать, как змея в двадцать пять футов длиной сожрала барана, весившего двадцать восемь фунтов. Оказалось, что она еще не насытилась, и спустя несколько часов я снова бросил ей тридцатидевятифунтового барана, от которого отказались три другие змеи. Она же схватила и этого и через полчаса проглотила и его». (К. Гагенбек «О зверях и людях», 1908 г.)

Для иллюстрации возможностей питона продемонстрируем фото, где эта рептилия заглатывает антилопу импалу.

Стр. 285:
Разумеется, пресапиенсы являлись лакомством номер один! Человек – самая лакомая конфета для большого удава.

Как говорилось в одном мультфильме, «слушаю, и верю каждому твоему слову!» Удавы (подсемейство Boinae), если говорить с точки зрения зоологии, являются обитателями Америки (Boa, Chilabothrus, Corallus, Epicrates, Eunectes) и островов Тихого океана (Candoia). А человек при любом раскладе (да хоть по версии самого господина Тена) эволюционировал в Старом Свете, причём далеко от мест обитания удавов. И среди перечисленных выше змей большой удав, способный натянуть себя на тушку человека – это только анаконда (Eunectes).
Понимаю, в Африке и Азии есть питоны, причём крупные, но раз у нас написано «удавы», мы говорим об удавах. Там есть ещё несколько подсемейств, но их представители, разве что, на ногу человека чулком налезут, не более того.
Повторюсь, что редкость нападения змей на человека ставит под сомнение слова Тена о гастрономических пристрастиях змей прошлого, а отсутствие находок гигантских змей в местах «антропогенеза по Тену» переводит его утверждения в разряд сказок.

Стр. 285-286:
Вот здесь природа и позаботилась о том, чтобы род человеческий не прервался. Она дала нашим предкам два великолепных анатомо-физиологических приспособления. Первое – это холодный стрессовый пот, который великолепно охлаждает тело, причем мгновенно. Эффект охлаждения длится недолго, но если сжаться в комок, то в «тепловизоре» змеи можно слиться с ландшафтом и остаться незамеченным. Обратим внимание на то, что холодный пот, в отличие от горячего, покрывает даже ладони и ступни. Эти физиологические события начисто отметают версию терморегуляции, оставляя только версию страховой защиты от змей. Горячие, ярко-красные ступни и ладони легко могли выдать змее их обладателя. Потовые железы здесь «заводятся» и вырабатывают холодную жидкость только под воздействием сильного страха. Человечество знает об этом давно и давно использует для изобличения трусов и преступников. («Говоришь, не виноват? А почему у тебя ладонь вспотела?!.») О втором приспособлении для спасения от змей поговорим ниже.

У удавов и питонов «тепловизорные» способности не слишком хорошие из-за несовершенства терморецепторов по сравнению с теми же ямкоголовыми змеями. При поиске добычи змеи ориентируются не только на тепло – им важен запах добычи. В неволе змеи питаются даже мёртвыми холодными крысами и мышами, которых берут с пинцета, узнавая пищевой объект по запаху. Они ощущают запахи добычи при помощи органа Якобсона, который анализирует молекулы пахучих веществ, собираемые языком змеи.
Теперь поговорим о «холодном поте». Другое его название – явление стрессового потоотделения. В данном случае выделение пота происходит под действием адреналина, а не тепла.
Потение ладоней и ступней – это типичная реакция подготовки к бегству, улучшающая прилипание ступней и ладоней к субстрату.
Если «холодный пот» и охлаждает кожу, то ненамного – за счёт испарения пота и сужения кровеносных сосудов кожи. А на сколько, вообще, целесообразно охлаждать кожу в такой ситуации?
Температура кожи человека в норме различна: на руках 28,5 градусов Цельсия, на щиколотках 30, на животе 31,1, на лбу, плечах и груди – около 33, на шее 34, на носу – 25.
Теперь необходимо посмотреть рекомендуемую температуру содержания в неволе некоторых крупных змей. Например, для сетчатого питона температура содержания должна составлять 31-33°С в зоне прогрева и 25-27°С – фоновая (источник). Обыкновенному удаву нужна температура 25-32°С днём, гигантской анаконде – 26-32°С (источник). Мы должны ориентироваться на дневную температуру, так как в ночной прохладе аппетит змеи снижается. Из цифр видно, что, если бы наша Очень Злая Змея ориентировалась исключительно на тепло, она ощутила бы тепло лишь отдельных участков тела человека на фоне общей температуры воздуха днём. Плюс возникали бы «помехи» в виде нагретых солнцем камней и стволов деревьев. Тогда возникает другой вопрос: зачем человек терял волосяной покров при наличии такого важного, судя по мнению господина Тена, фактора эволюции, как ощущающие тепло змеи? Ведь покрытое теплоизолирующей шерстью животное ещё меньше заметно для «тепловизора» змеи. Гремучие змеи ищут мышей ночью – когда мышка контрастно выделяется на фоне ночной прохлады. А крупным змеям ночью холодно кушать – понижение температуры снижает им аппетит. Поэтому ночью человек может чувствовать себя в безопасности от Очень Злой Змеи.
Интересно, как ступни выдадут гипотетической змее-людоеду присутствие человека? Если человек стоит (замер от испуга), ступни обращены вниз, и всё их тепло передаётся почве. Ощутить их тепло змея сможет, если только человек будет сидеть на попе в позе плюшевого мишки, распрямив ноги и вытянув их в её сторону.
Идиотизм описанной Теном ситуации усиливается тем, что во время стрессового потоотделения начинают работать апокриновые железы, выделяющие пахучий пот, и запах значительно усиливается. Для хищника типа змеи это приглашение к столу.

Стр. 286:

Бессмысленные патлы?

«...Бессмысленные патлы двуногих», — называет С. Дробышевский человеческие волосы. Те самые, которые организм спасает в голодовках, жертвуя внутренними органами. Зачем? Почему?

Напомню читателю, что при обсуждении стр. 114-115 книги Тена я уже останавливался на обсуждении этого выражения Дробышевского. Это была шутка. Дробышевский назвал «патлы» человека «бессмысленными» с точки зрения мандрила, умей эта обезьяна говорить. А Тен просто не понял шутку, либо, что хуже, выдрал фразу из контекста и носится с ней, «как дурень с писаной торбой» (это пословица, если что).

Стр. 286:
От морских хищников и крокодилов люди могли спастись на земле. От наземных хищников спасением было море. Поэтому наибольшую опасность для гоминин представляли, как я уже сказал выше, змеи, а также хищные птицы. В древности существовали летающие хищники, способные поднять в воздух человека, а уж о детях и говорить не приходится.

А вот теперь в очередной раз включаем межушной нервный узел и начинаем думать. Каких таких могучих летающих хищников имеет в виду Тен? Не принял ли он слишком близко к сердцу «Сказки 1000 и 1 ночи» с полётом Синдбада-Морехода на орле из долины, усеянной алмазами? Или описание кондора, который сумел поднять в воздух (!) в когтях (!!!) тело Роберта Гранта при литературной поддержке Жюля Верна? Или на него всё же оказал влияние блокбастер «Мир юрского периода», где взбесившиеся птерозавры поднимали в воздух людей и бросали на асфальт?

Синдбад-мореход

Самые крупные современные летающие птицы (кондоры, грифы, дрофы) весят около 16 кг, но летают уже на пределе возможностей: объевшийся гриф уже не может взлететь. Аргентавис весил до 100 кг, но он жил там, где люди не эволюционировали – ни с научной точки зрения, ни по мнению Тена. Гигантские птерозавры весили примерно столько же, но давно вымерли. И возникает вопрос: какая же птица при весе примерно с индюка могла поднять в воздух взрослого человека, весящего в 4-5 раз больше её?

Стр. 286:
Новозеландские маори рассказывали европейцам о существовании птицы-людоеда Те-Хокиои. Только осенью 2009 г. были обнаружены палеонтологические подтверждения в виде хорошо сохранившегося скелета птицы, которая была в два раза крупнее самого крупного орла – гарпии. Останки этого существа, названного в честь первооткрывателя-европейца «орлом Хааста», представляли собой не окаменелость, а скелет, сравнительно недолго пролежавший в болоте. Орел был не падальщиком, а именно хищником, с когтями, не уступающими тигриным.

И что в этом странного? Новая Зеландия была заселена примерно в 1250-1300 годах, и наличие орла Хааста чисто физически не повлияло на эволюцию человека. Сам же орёл Хааста до появления людей ел местных крупных птиц моа. На людей он стал нападать вместе с моа, а потом и вместо моа, когда люди съели моа. Потом он вымер.
Кстати, орёл Хааста был открыт и описан в 1872 году – «Википедия» в помощь. А отделился он от ветви австралийского орла-карлика от 1,8 до 0,7 млн лет назад – поздновато для того, чтобы стать важным фактором эволюции для гоминид. И жил он далековато от полигона эволюции гоминид – как по версии учёных (Африка), так и по версии Тена (Средиземноморье).

Стр. 286-287:
Первым открытым австралопитеком был ребенок из рудника Таунг в Южной Африке (Р. Дарт, 1924). Там же были найдены кости павианов, антилоп и других довольно крупных животных. Все черепа были проломлены, но только в 2006 г. было выяснено кем. Шахтеры наткнулись на гнездо огромной хищной птицы (Марков А., 2011, с. 112).

Как говорится, “Cool story, bro!” (рус. «Красно баешь, добрый молодец!») Я открыл соответствующую страницу в книге А. Маркова «Эволюция человека. I. Обезьяны, кости и гены», но на указанной странице не обнаружил ни единого упоминания:
а) о том, что всех этих зверюшек съела хищная птица;
б) о том, что шахтёры обнаружили гнездо этой самой птицы.
Да, А. Марков упоминает гипотезу хищничества орла, но лишь в отношении одного существа – «ребёнка из Таунга», у которого на черепе как раз и нашли характерные отметины от когтей орла внутри глазниц – то есть, прямое свидетельство возможности нападения хищных птиц на гоминид. Однако следует помнить, что «ребёнок из Таунга» был невзрослой особью. Английская «Википедия» (https://en.wikipedia.org/wiki/Taung_Child) приводит предположительные размеры этого юного австралопитека: рост 105 см, вес 9-11 кг.
Среди современных орлов такой подвиг под силу африканскому боевому орлу (Polemaetus bellicosus): известны случаи, когда взрослая птица этого вида весила 6,2 кг, а по некоторым данным – до 7 кг. И среди добычи этого вида упоминаются домашние козы, мелкие антилопы, бабуины и молодые шимпанзе. Есть свидетельства, что он способен убить добычу весом 35 кг.
Поэтому в нападении большого орла на маленького по габаритам гоминида нет ничего удивительного. Гораздо удивительнее те истории, которыми в околонаучных кругах обрастают реальные находки.

Стр. 287:
Хищные птицы обладают способностью к прицельному падению на жертву, и стремительность их атаки близка ускорению свободного падения. Убежать человек или его ребенок не мог, но мог присесть в воде, распустив волосы, закинув их вперед одним движением руки, — и вот они уже развеваются подобно водорослям, дезориентируя хищника и скрывая своего обладателя.
Некоторые морские организмы весьма успешно маскируются под водоросли.

Особенно хорошо такого рода маскировка получается в саванне, где жил «ребёнок из Таунга» – маленький детёныш австралопитека. Маскироваться под водоросли в этих местах – самое перспективное дело.

Стр. 287:
От крупной змеи типа анаконды подобный прием, разумеется, не спасет. Выше я описал один способ защиты от змей: холодный пот.

Анаконды живут в Южной Америке и на эволюцию людей не повлияли – они встретили палеоиндейцев уже готовенькими хомосапиенсами.
Холодный пот, выделяющийся в стрессовой ситуации апокриновыми железами, распространяет запах, и змея охотно следует за этим запахом, разыскивая и схватывая добычу.

Стр. 287:
Но есть еще одна хитрость, кстати, объясняющая, почему весь человек гол, а волосы скальпа растут «за всех». Хитрость в том, что волосы скальпа, в отличие от шерсти, растущей на теле, имеют температуру не тела, а среды. Заметив змею, человек приседал и резким движением руки выбрасывал волосы вперед, создавая температурную завесу. Длинные густые волосы на какое-то короткое время делали человека, покрытого холодным потом, совершенно невидимым для змеи. На снимках живых голых людей, сделанных в инфракрасном спектре, области, занятые волосами, остаются синими, сливаясь с окружающими холодными предметами. В отличие от них, обнаженные части тела прекрасно видны, потому что выглядят красными или оранжевыми. Животные, покрытые шерстью, в тепловизоре тоже светятся. Вот почему нашим предкам в лиманном ландшафте лучше было быть голыми и иметь длинные волосы. Женщина должна была спрятать не только себя, но и дитя, поэтому лысых женщин не бывает, за исключением больных: женщин с генами облысения съели вместе с их детьми удавы в глубокой древности.

Позволю себе высказать альтернативную гипотезу. Я думаю, что волосы человека – это приспособление для защиты от животных, воспринимающих не тепло, а ультразвук: не от змей, а от гигантских кровожадных летучих мышей-вампиров из джунглей плиоцена и плейстоцена. Косвенно принципиальная возможность их существования подтверждается находками ископаемых остатков очень крупных кровососущих летучих мышей семейства десмодовых в плейстоцене (то есть, совсем недавно с точки зрения геологии). Когда летучая мышь преследует ночью человека, она ориентируется при помощи своего природного эхолокатора, создавая из эха «звуковой портрет» добычи. Если бы человек унаследовал от своих дельфиноидных предков голую кожу, то от неё эхолокационный сигнал отражался бы очень хорошо, выдавая присутствие жертвы крылатому вампиру. Первые дельфиноидные люди ещё обладали способностью слышать ультразвук, поэтому вовремя обнаруживали приближение своих крылатых мучителей и спасались бегством. Для них это воспринималось, очевидно, как если бы в наше время тигр бежал по джунглям и непрерывно ревел во всё горло. Позднее, теряя в процессе эволюционного вырождения дельфиноидные признаки, первые люди утратили способность воспринимать ультразвук, и оказывались беззащитны перед крылатым чудовищем. Кровожадные плиоценовые летучие мыши-вампиры старались при нападении вцепляться прямо в горло, где близко к коже проходят кровеносные сосуды. Поэтому для защиты от этой опасности в процессе эволюции на горле стала расти борода, глушащая ультразвуковой сигнал, и почти слепая летучая мышь, не получая эха из той точки пространства, полагала, что там находится пустое место. Для этой же цели мужчинам служит густая растительность на груди. У женщин основным защитным приспособлением стали волосы. Когда женщина расправляла волосы на спине, эхолокационный сигнал летучей мыши гасился, и она не воспринимала женщину как добычу, поскольку не могла определить, где у неё голова. При этом летучая мышь, пролетая над женщиной, могла изо всех сил врезаться в «спрятанную» от ультразвука женскую голову с прочным черепом своей мордой (воспринимая голову женщины как пустое место), ломала себе хрупкие носовые кости, и это выводило из строя её эхолокационный аппарат. Такая летучая мышь была обречена: без нормально работающего природного эхолокатора она не могла нормально ориентироваться, и становилась жертвой многочисленных хищников, и даже самого гоминида, который в силу естественного любопытства оборачивался, чтобы узнать, кто его стукнул. Ископаемые остатки таких летучих мышей слишком хрупкие, чтобы сохраниться в кислой почве тропического леса, где они жили и устраивали гнездилища, а немногие остатки вроде зубов палеонтологи принимают за зубы кошек или землероек, поэтому их достоверного описания до сих пор не составлено.
Кстати, истории о вампирах, оборачивающихся летучей мышью – это всплывающие в памяти человека древние архетипы, навеянные этим крылатым ужасом плиоценовых ночей. И вообще к летучим мышам люди испытывают какой-то суеверный страх на грани отвращения.
(Байка написана в порядке шутки)

Стр. 287-288:
Свои защитно-маскировочные функции волосы могли выполнять благодаря периодическому постоянному контакту с теплой водой. Засаленные выделениями, имеющими специфический острый запах, волосы, наоборот, демаскировали и выдавали своего хозяина перед всеми лесными или саванными хищниками.

Интересно, как это хищники до сих пор не съели всех обезьян, которые воняют – будь здоров? Да и копытные благоухают далеко не «Шанелью №5», особенно когда их целое стадо. Хорьков и прочих куньих также почему-то не истребили, хотя они весьма вонючие существа. Кстати, да, сами хищники как-то тоже отличаются крайне специфичным запахом – достаточно сходить в зоопарк и понюхать.
Поэтому проблема выглядит надуманной. Если вонючий обладатель засаленных волос умеет засандалить хищнику по морде камнем или палкой, а по саванне бродит в обществе себе подобных, хищник ещё подумает, стоит ли ему связываться с этими патлатыми вонючками, или лучше поискать добычу попроще.

Стр. 288:
То, что представляло собой эволюционное преимущество в условиях водно-земного образа жизни, становилось пороком в условиях тропического леса и знойных саванн. Именно пороком, а не недостатком. Наши предки не смогли бы выжить в лесу и в саванне с таким пороком, особенно если учесть еще и пожароопасность длинных волос. Три негативных фактора, из которых каждый мог в одиночестве погубить всю немногочисленную популяцию предков человека: остро пахнущая демаскировка, помеха при бегстве в лесу и в саванне, пожароопасность.

Что касается пожароопасности волос, то этот аргумент также надуманный. А именно: в пожарах в саванне столь же исправно гибнут копытные с короткой шерстью, или вовсе лишённые сплошного волосяного покрова, вроде слонов и носорогов. И ещё черепахи, у которых волосы не растут в принципе, потому что они рептилии.

Стр. 288:
При этом мы говорим о факторах, представляющих собой непосредственную угрозу. О том, что немытые волосы негигиеничны и представляют собой большой аккумулятор болезнетворной флоры и фауны, расположенный вблизи семи отверстий тела (не случайно во времена эпидемий практикуется массовое полное удаление волос), – об этом распространяться не будем.
Если антрополог не любит воду (во всех смыслах), то волосы, конечно же, – «бессмысленные патлы».

Львам кто-нибудь говорил что-нибудь о паразитах? А господину Тену кто-нибудь говорил что-нибудь о такой привычке приматов, как груминг? Груминг – это как раз гигиеническая процедура, направленная на борьбу с паразитами – выбирание их из волос у сородича. Кстати, пока гоминиды не стали вести оседлый образ жизни, из паразитов на их теле были лишь вши (постоянно) и клещи (эпизодически). Блохи и клопы стали сосать кровушку гоминид совсем недавно, когда люди обосновались в пещерах, а потом начали строить дома.

Стр. 288:
У гориллы есть такой человекоподобный жест: в состоянии стресса она чешет затылок. Б. Поршнев относил его к «неадекватным реакциям», подтверждающим его теорию происхождения сознания через неадекватные реакции обезьян. Однако это не так. Данный человекоподобный жест гориллы – не ее изобретение. Это безусловный рефлекс, доставшийся ей от гоминидных предков. У людей в стрессовых ситуациях руки тоже непроизвольно тянутся к затылку, потому что наши предки на протяжении миллионов лет эволюции много раз в день должны были одним жестом выбрасывать копну длинных волос вперед.

Причина желания чесать в затылке – нервный зуд, стрессовая реакция кожных рецепторов. Причём он проявляется не только при неприятных переживаниях, но и при приятных. Кроме того, подумайте, что именно мы делаем? Мы не гладим волосы, как должно быть в случае, который предлагает нам господин Тен, а именно раздражаем ногтями кожные рецепторы. То есть, здесь Тен явно пытается выдать желаемое за действительное. Соответственно, он ничем не доказывает, что волосы древнейшего человека (или дельфиноидо-человека) были подобны волосам современного европейца или азиата – длинными, долго растущими и прямыми. А если это были волосы негроидного типа? С ними такой трюк не пройдёт – они и короче, и гуще, и более жёсткие, ломкие и курчавые вдобавок.
Далее, хотелось бы узнать от господина Тена сущую безделицу – как специализированная ступня человека превратилась в хватательную «почти-как-руку» гориллы в ходе её гипотетического происхождения от человекоподобных предков? Каковы были промежуточные стадии этого процесса? Как исчезали и переходили в неспециализированное состояние специализированные признаки ступни человека? Как хотя бы большой палец ступни гориллы вновь стал хватательным? Это не говоря уже о множестве других признаков строения тела, которые у человека находятся в специализированном состоянии по сравнению с обезьянами.

Стр. 289:

Роль волос в пахах и в подмышках

...А вот зачем они: когда мы ныряем, наши подмышки, привычные к постоянной температуре – температуре тела, – подвергаются температурной атаке. Кожа там чрезвычайно нежная, потому что мало контактирует с внешней средой, и холод тотчас проникает в плевральную область. Единственной природной защитой являются волосы, которые прихватывают на себе под воду пузырьки воздуха, имеющего температуру тела, т.е. 36,6 градуса. Эта воздушная подушка обеспечивает мягкий переход в иную температурную среду. По такому же типу паук-серебрянка, живущий под водой, запасает воздух в своем подводном жилище. Он доставляет его туда на волосках своего тела. Подобную роль играют и волосы пахов, функция которых — температурная защита гениталий от резкого перепада температуры при мгновенной смене среды.

Начать стоит с того, что волосы в указанных местах не покрыты водоотталкивающей смазкой и растут достаточно редко, а потому не могут удерживать воздух чисто физически. На паука-серебрянку в качестве аналога лучше не смотреть: у него на брюшке волосков около 1250 на 1 мм², на груди около 750 на 1 мм². У нас на лобке и в подмышках шёрстка далеко не такая бархатистая и пушистая.
Далее, прежде, чем рассуждать о защите каких-то частей тела, нужно подумать: а нуждаются ли в защите органы, поверх которых разрастаются эти волосы? Думаю, господин Тен замечает время от времени, что на холоде мужские половые органы несколько сокращаются в линейных размерах. Плюс для нормального сперматогенеза яички мужчины должны находиться при несколько пониженной температуре по сравнению с полостью тела, поэтому они располагаются не в полости тела, а в мошонке – крипторхизм чреват мужским бесплодием. У женщины наружу выступает только совсем небольшая часть половых органов.
Если же эволюция человека от «дельфинид/акродельфид» Тена происходила в тёплом Средиземноморье, то защиты от холода половым органам и подмышкам не требовалось: сам же Тен расписывает на стр. 226-228, как хорошо и тепло было в том райском климате. Значит, причина появления этой растительности была совсем другой, не связанной с защитой от холода.

Стр. 289-290:

Роль мужских бород, усов, волос на плечах и груди

В характере оволошения, как известно, присутствует половой диморфизм, который может многое подсказать в плане реконструкции обычаев наших предков. Если представить себе длинные волосы, закрывающие спину; большую бороду, скрывающую грудь; длинные усы, которые заполняли слева и справа просветы между волосами скальпа и бородой, мужчина предстает в виде гривастого льва. Судя по рудиментарному оволошению груди и верха спины мужчины, растительность верхней части тела была в древности более интенсивной, что еще более подчеркивало сходство со львом.

Львы современного вида появились на Земле примерно 610 тысяч лет назад – поздновато для того, чтобы их соседство стало определяющим фактором для антропогенеза. У пещерных львов, судя по рисункам на стенах пещер, гривы не было. Так что отбор на сходство со львом маловероятен. Тем более, что у соседей львов, африканцев, с оволошением тела и ростом бороды большие проблемы.

Стр. 290:
Среди современных животных гривы имеют мужские особи разных видов и даже разных отрядов млекопитающих: хищники (львы), приматы (бабуины, павианы, мандриллы); копытные (зубры, бизоны, некоторые антилопы).

Возникает идиотский вопрос: павианы, зубры, бизоны и прочие – они все хотели быть похожими на льва?

Суматранский орангутан

Гривы, бороды и прочие волосяные «украшения» (а у птиц – ещё и перьевые) преследуют одну цель: сделать носителя этих украшений визуально крупнее, подчеркнуть его возраст и статус. У В. Дольника в книге «Непослушное дитя биосферы» приводится такой забавный пример:
«Молодые павианы особенно охотно учатся у старых самцов с большой седой гривой. Самцов остригли (омолодили) – и павианыши хуже усваивали то, что им показывали. Учителям приклеили огромные парики – и успеваемость молодых стала выше прежней» (источник).
Это наглядно показывает, что наличие грив и усов с бородами – это знак статуса, адресованный сородичам, а не итог мифического отбора на сходство со львом.

Стр. 290:
Они чрезвычайно разные, но – удивительный факт – в образе жизни есть нечто общее. Они все – общественные животные, живущие небольшими устойчивыми коллективами с численным преобладанием самок. Самцов может быть двое-трое или один, главное – самок всегда больше. Второе: забота о потомстве возложена на самок. У львов на самок возложена забота не только о детях, но и о прокормлении самцов, которые не охотятся.

Забота о потомстве возложена на самок у всех видов млекопитающих. Секрет этого прост: у самок есть молочные железы, при помощи которых они кормят молодняк. У самцов таких желез нет. Самец, заботящийся о потомстве – это скорее исключение, чем правило. И это происходит у социальных животных – например, у тамаринов, у которых самец носит на себе детёнышей, отдавая их самке для кормления.

Стр. 290:
Главная функция самцов в подобных сообществах – защита территории и самок от посягательств других самцов. В случае нападения естественных врагов самки принимают в обороне и защите потомства такое же активное участие, как и самцы. При этом главным объектом их заботы являются дети, тогда как для самцов сохранение детей имеет второстепенное значение: они дерутся за своих самок и свою территорию.
Благодаря этому разделению функций создается как бы двойная линия обороны потомства: самцы защищают самок, самки – детей. Если бы для самцов главную ценность представляли дети, они занимали бы линию обороны не впереди самок, а рядом с ними. В таком случае шансов выжить у них было бы больше, чем у самок, поскольку самцы крупнее, сильнее и лучше защищены в самых уязвимых местах (горло и сердце прикрыты гривой). Но природа позаботилась об обратном, а именно о том, чтобы самки имели больше шансов выжить, чем самцы. Самцы погибают первыми.

У разных врагов – разные цели. Если на стадо наших бородатосамцовых травоядных нападает хищник (естественный враг), то его цель – добыть любое животное, чтобы поесть, и получить при этом минимальный ущерб, а лучше – не получить ущерба совсем. Он не сортирует самцов и самок, ему важнее уязвимость и наличие травм и болезней, которые делают жертву слабее.
Относительно защитных функций гривы напомню слова Дарвина, если Тен забыл (или не читал) их:
«Из приведенных наблюдений не следует, однако, что волосы на шее, служащие защитой, первоначально развивались именно для этой цели; впрочем, в некоторых случаях, как, например, у льва, это вероятно. М-р Мак Нейль сообщает мне, что длинные волосы на шее оленя (Cervus elaphus) служат ему хорошей защитой во время травли, потому что собаки обыкновенно стараются схватить его за горло; но едва ли вероятно, что эти волосы специально развились для этой цели, – иначе молодые животные и самки были бы защищены таким же образом» (Ч. Дарвин «Происхождение человека и половой отбор», гл. XVII).
То есть, если бы грива действительно служила эффективным средством защиты, самки тоже были бы гривасто-бородатыми. Ведь волк, нападая на тех же бизонов, явно предпочтёт более слабую самку, двигая, таким образом, вектор естественного отбора в сторону наличия гривы и бороды у самок. Однако мы этого не наблюдаем. Зато видим гриву на тех частях тела, которыми самец поворачивается к сопернику во время брачных поединков, стараясь произвести на того впечатление.
А вот, кстати, слова Дарвина об обезьяньих волосяных украшениях (там же):
«Возможно, что громадная борода самца Pithecia и большая борода самца оранга защищают их шею во время драк; сторожа Зоологического сада говорили мне, что многие обезьяны хватают друг друга за горло. Но невероятно, чтобы борода была развита для иной цели, чем та, которой служат бакенбарды, усы и другие пучки волос на морде, и невозможно предполагать, чтоб они служили для защиты».
Поэтому в превосходных защитных функциях гривы настоятельно рекомендуется усомниться.
А самцы погибают первыми, когда они проводят свою молодость в небольших холостяцких группах, на которые легко напасть:
«Например, самцы павианов в период одиночной жизни втрое чаще становятся жертвами хищников по сравнению с самками и самцами, живущими в коллективе.» (А. Марков «Эволюция человека. I. Обезьяны, кости и гены», стр. 127; также здесь).
Обладатели гарема защищаются уже в составе большой группы сородичей, и их выживаемость выше, потому что большое по численности стадо чисто физически легче даёт отпор врагу.

Стр. 290:
В случае нападения других самцов-претендентов самцы с той или другой стороны всегда либо погибают, либо исключаются из процесса размножения; самки всегда выживают. И это очень разумный порядок с точки зрения развития вида. Скорее всего, реконструируя первичный облик человеческого сообщества, надо исходить из данной картины, а не той, которая рисуется на основе изучения диффузных сообществ шимпанзе, где самцы нисколько не привязаны к самкам.

Глупости говорит господин Тен. Гибель самцов во время брачных турниров – скорее случайность, чем норма. Во время брачных поединков самцы дерутся так, что это исключает нанесение травм, несовместимых с жизнью. Например, домашние коты не вцепляются друг в друга клыками, а рвут когтями уши соперника – можно посмотреть на дворовых котов, чтоб в этом убедиться. У оленей во время драки рога точно упираются друг в друга ответвлениями, исключая соскальзывание и травмирование соперника. Плюс строгая ритуализация поединка, наличие умиротворяющих поз и сигналов. В неестественной обстановке (например, в клетке, аквариуме и пр.) два соперничающих самца могут убивать друг друга, но в природе такое событие – как правило, редкость.
«У антилопы бейзы очень острые рога – настоящие рапиры. Бодаясь, соперники никогда по- настоящему их в ход не пускают: антилопы с треском, как «театральные сабли», скрещивают рога – фехтуют, но не колют! И когда однажды безрогий самец-бейза вступил в поединок с рогатым самцом, тот фехтовал с ним так, словно у противника были рога. Парировал и наносил удары по воображаемым рапирам на некотором расстоянии от головы безрогого.
Давно уже замечено: чем опаснее оружие у дуэлянтов, тем условнее сама дуэль, тем более безобидным церемониалом, хотя и весьма воинственным на вид, она подменена» (И. Акимушкин «Проблемы этологии», глава «Пограничные столбы ревиров»).
У человека отбор был направлен совсем в иную сторону – в сторону формирования парной семьи:
«Если самцы ранних гоминид не грызлись друг с другом из-за самок и не ввязывались в спермовые войны, значит, они нашли какой-то иной способ обеспечивать себе репродуктивный успех. Такой способ известен, но он довольно экзотический — его практикует лишь около 5% млекопитающих. Это моногамия — формирование устойчивых брачных пар. Самцы моногамных видов, как правило, принимают активное участие в заботе о потомстве.
Лавджой полагает, что моногамия могла развиться на основе поведения, встречающегося у некоторых приматов, в том числе (хотя и нечасто) у шимпанзе. Речь идет о «взаимовыгодном сотрудничестве» полов на основе принципа «секс в обмен на пищу». […]Самцы, кормившие самок, тоже повышали свой репродуктивный успех, поскольку у их потомства улучшались шансы на выживание» (А. Марков «Эволюция человека. I. Обезьяны, кости и гены», стр. 83, или здесь).
То, что «разумно» в одних условиях для одного вида, может совершенно не способствовать выживанию другого вида в другое время. А господин Тен в очередной раз впихивает все виды подряд в «прокрустово ложе» своих суждений, далеко не всегда соответствующих наблюдаемым фактам.

Стр. 291:
В английском языке слова «главный» и «грива» звучат одинаково: «майн». Пишутся по-разному, но звучат совершенно одинаково и, видимо, имеют общее происхождение.

Зачем же ставить в книге вопросы без ответов? Интернет легко позволяет проверить догадку, прежде чем тиражировать её в книге, раздувая проблему:
Слово “mane” (грива) имеет общие корни со словом manya из санскрита, означающим «задняя часть шеи», староанглийским mene «ожерелье», латинским monile «ожерелье» (источник)
Слово “main” (главный) родственно староанглийскому mægen (мерсийское megen) «сила, физическая сила, яростное усилие, сила ума или воли, действенность, сверхъестественная сила», от прото-германского *maginam «сила» (источник).
Если кому-то интересно, на проверку очередного «видимо» от господина Тена ушло 2 минуты. Оказалось, нет, не «видимо». Мало нам сомнительной биологии, так автор ещё и «фольк-лингвистику» к своим рассуждениям приплетает.

Стр. 291:
У льва есть грива, а у тигра – нет. Тигр, совершив половой акт с самкой, бросает ее и детеныша на произвол судьбы. Лев привязан к своим самкам и всегда борется за них. Между самками и самцами тигров почти нет внешних различий, даже в росте. У всех животных, где самцы имеют гривы, самки заметно меньше, но ловки и сильны и способны защитить свое потомство. Они дерутся не хуже самцов, но во второй линии обороны. Все как у людей.

Половой диморфизм в размерах у тигра выражен достаточно хорошо – вес самца от 90 до 300 кг, вес самки – от 65 до 167 кг. У льва самец весит 186,55-225 кг, самка 118,37-143,52 кг в южноафриканской популяции; для иных популяций приводятся иные цифры (данные по обоим видам взяты из английской «Википедии»). Соотношение веса самца и самки тигра – от 1,38 : 1 до 1,79 : 1. Соотношение веса самца и самки льва – примерно 1,57 : 1, то есть, находится внутри значений для тигра. Видно, что разница в весе между самцом и самкой у тигра может быть выражена даже ещё сильнее, чем у живущего гаремами льва. Не особо вяжется с утверждениями господина Тена, верно?
Грива – также не показатель типа семейных отношений. У самца лошади тоже есть грива, но половой диморфизм у лошадей выражен слабо. У самца бизона есть грива, но основная единица стада – группа родственных друг другу самок и их потомство; самцы бизонов образуют отдельные самцовые стада.
Замечание господина Тена «всё как у людей» в данном случае выглядит притянутым за уши. У гоминид эволюция идёт как раз в направлении сглаживания черт полового диморфизма, и это связано с переходом от гаремного типа сексуальных отношений к парным семьям:
«Дело в том, что у современных приматов, практикующих гаремный тип семейных отношений (например, у горилл и павианов) самки, достигнув зрелости, больше почти не растут, тогда как самцы продолжают расти еще довольно долго. Это связано с тем, что у таких видов очень сильна конкуренция между самцами за право «доступа» к коллективу самок. Молодые самцы почти не имеют шансов на успех в борьбе со старыми матерыми особями, поэтому они «откладывают» решительные действия до тех пор, пока не войдут в полную силу.
У «гаремных» видов матерые самцы гораздо крупнее и самок, и молодых половозрелых самцов; часто они вдобавок отличаются еще и по окраске. У видов, практикующих более демократические варианты семейных отношений (например, у шимпанзе, да и людей тоже) половой диморфизм выражен слабее (самцы не так сильно отличаются от самок по размеру и окраске), а у самцов достижение половой и социальной зрелости примерно совпадают во времени. В этом случае период «дополнительного» роста половозрелых самцов сокращен или не выражен» (А. Марков «Эволюция человека. I. Обезьяны, кости и гены», стр. 125; также здесь).
Половой диморфизм у человека выражен не настолько сильно, как у приматов, имеющих гривы – например, у павианов и львинохвостых макаков.

Стр. 291:
Мужчины не любят «возиться» с детьми, а ведь любовь проявляется именно в этом. Они любят «возиться» с женщинами. А вот женщины обожают нянчить своих детей. Мужчина, желая завести ребенка, исходит из того, что «возиться» с ним будет не он. В этом проявляется древнее «квадратичное» уравнение жизни: главный предмет заботы мужчины – женщина и собственность (в древности – территория, еще раньше – кормовая акватория или кусок берега, обеспечивающий доступ к ней); главный предмет заботы женщины – ребенок.

Так в разных случаях разные инстинкты работают: инстинкт продолжения рода у мужчины/самца и родительский инстинкт у женщины/самки.

Стр. 291-292:
Это то самое уравнение, которое позволило нашим предкам выжить и стать людьми. Которое до сих пор чрезвычайно значимо. Женщинам в семьях почти всегда кажется, будто их мужья «недостаточно любят» общих детей. Это не кажется. Это так и есть. «...Вне зависимости от желания, зрачки мужчин расширяются, когда они рассматривают фотографии красивых женщин, а у женщин – при взгляде на детей» (Этинген, 2006, с. 409).

КОММЕНТАРИИ СПЕЦИАЛИСТОВ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ

Стр. 292:
Мужчина любит детей умом, осознавая, что дети – его второе Я, его шанс на бессмертие, его «кровь». Это любовь не без эгоизма. Эгоизм является основой отцовской любви. Когда разума еще не было в помине, мужские особи пресапиенсов вообще не любили детей, они их только терпели, примерно так же, как терпят львят львы, позволяя им лазать по своему большому телу, даже покусывать, но не лаская. У животных знаком любви является облизывание. Самцы шимпанзе никогда не облизывают самок, а также детей. Самки шимпанзе облизывают детей и родственниц. Львы не облизывают детей, но охотно облизывают львиц.

Доказательства, где доказательства? На каком основании господин Тен безапелляционно рассуждает о поведении ископаемых видов, да ещё и гипотетических («пресапиенсов»)? Ссылок на научные исследования нет, и слова Тена в данном случае ничем не обоснованы.

Стр. 292-293:
Женщины любят детей безрассудно, сердцем, поэтому только материнская любовь и может называться святой. Женщины не должны сравнивать две разные любви по интенсивности, бескорыстию и чистоте чувств. Эволюционно любовь к детям мужчин и женщин — это два качественно разных явления. Количественное сравнение здесь невозможно в принципе. Мужчины любят детей не менее, чем женщины, потому что в своих детях любят прежде всего себя, а больше самого себя невозможно любить никого. Любить себя в другом — социально очень значимое отношение, но предикат святости к нему не применим, ибо это эгоистическая любовь. Святой бывает только материнская любовь, так как женщины любят не себя в детях, а самих детей. На этом основании женщины считают себя вправе упрекать мужей: «Ты не любишь их так, как я». Данная фраза верна настолько, насколько несправедлива, учитывая, сколько мужчин пошли на смерть ради того, чтобы женщины имели возможность любить детей.
Самое прекрасное в обществе часто оборачивается чудовищным Безотчетная любовь женщин к своим детям часто оборачивается безотчетной ненавистью к чужим детям в семье. Слово «мачеха» наполнено негативным содержанием в гораздо большей степени, чем слово «отчим». Если в доме есть достаток, мужчина не станет выживать неродных детей, здраво рассуждая, что они его «не трогают». Причем не трогают во всех смыслах. Если пищи на всех не хватает, мужчина постарается избавиться от чужих детей, но это будет рассудочное решение, не связанное с безотчетной ненавистью. У женщин часто бывает немотивированная ненависть к приемышам, которая на самом деле мотивирована: ее диалектическим началом является слепая любовь женщины к собственным детям. Если женщина примет чужих детей, она будет относиться к ним с такой же безотчетной любовью, как к собственным, иногда — намного душевней их родного отца. Мачехство почти всегда бывает либо материнством, либо антиматеринством. Отчимство почти всегда бывает либо отцовством, либо неотцовством. Женщины не способны относиться к детям равнодушно. Мужчина способен годами жить в семье, работать, кормить всех домочадцев и при этом не знать, как зовут неродных детей. Что там чужие! Отец может не знать и родных детей, не помнить, кто когда родился, что любит и что не любит... Это даже не предосудительно, а с эволюционной точки зрения абсолютно нормально. К сожалению, среди женщин очень много дурочек, которые свое женское отношение к детям считают примером для всех и ежедневно изводят мужей мелкими придирками: ты не помнишь, когда у Маши день рождения, ты забыл, что Саша не любит шоколадное мороженое, мог бы купить Маше шоколадное, а Саше пломбир, ты плохой отец... Мужик, который всех кормит, никого не обижает, — плохой отец?!.. Эволюционно для нормального мужчины было важно только одно: чтобы его дети выросли не хуже других и продолжили его род, а для этого не обязательно постоянно помнить, кто что предпочитает и когда у кого именины. Наоборот, слишком трогательное, до мелочей, внимание отца к детям является тревожным признаком. Скорее всего, это мужчина с женским психотипом.

Конечно же, мужчина, глубоко плевавший на своих детей кроме как через денежные подачки и подарки, – плохой отец. Отец – это тот, кто воспитывает, а не тот, кто рождает. Да и детей не мешало бы спросить, что им нужнее – сам папа и его пример поведения (для мальчика) или деньги и матобеспечение. Подсказка – сильный перекос к первому. И еще вопрос Тену на «домашку»: зачем отцы после развода добиваются свиданий с детьми, оставшимися у мам, если можно просто платить алименты и приносить под дверь сумки с товаром – и все, ты хороший отец (по Тену)? Ах, да: и можно ли назвать «правильными» мужчинами детских врачей типа Спока и педагогов типа Макаренко? Короче, написанное тут Теном – полный бред с точки зрения семейной психологии.

ДАЛЬНЕЙШИЕ КОММЕНТАРИИ СПЕЦИАЛИСТОВ ПРИВЕТСТВУЮТСЯ

Стр. 293-294:
В древности женщины понимали, что они ближе к детям во всех отношениях, что давало им право оставаться во второй линии обороны потомства, прикрывая детей непосредственно, а когда враги убивали мужчин, женщины становились продолжательницами рода врагов, убивших мужчин. Это поведение безупречно? Абсолютно. Исторических примеров подобного поведения более чем достаточно. Когда саксы завоевали Британию, они запретили мужчинам-бриттам заниматься сексом с женщинами. Если бритта заставали с женщиной, обоих убивали на месте. В то же время бриттские женщины становились женами англосаксов без какого-либо ущемления прав.

Такого рода поведение может быть безупречно с точки зрения биологии. Но не с точки зрения общества, которое у человека является надстройкой над биологической составляющей.
И в то же время женщины чукчей, например, были готовы в случае поражения воинов своего племени убить и детей, и себя. И обряд «дзигай» (самоубийство) у жён самураев также имел место – вначале она должна была убить стариков и детей, и лишь после этого перерезала себе горло кинжалом кайкэном.
А в других случаях сами враги не брали женщин. Например, в Библии есть кровожадные предписания такого рода:
«Итак, убейте всех детей мужеского пола, и всех женщин, познавших мужа на мужеском ложе, убейте; а всех детей женского пола, которые не познали мужеского ложа, оставьте в живых для себя» (Чис. 31:17,18).
Кроме того, насилие над женщинами противника во время войны являлось символическим жестом доминирования. Следует помнить, что у приматов доминирующее положение тесно связано с демонстрацией возможности спариваться. И на войне, в условиях массового попрания моральных ограничений, эта обезьянья черта «всплывает» наружу.
«Американская писательница Наоми Вульф в книге «Вагина: новая история женской сексуальности» отмечает недооцененное значение вагины в жизни женщины, которая в том числе влияет и на процессы в головном мозге. Приводя примеры массовых изнасилований в охваченных мятежами странах Африки, Вульф акцентирует внимание на том, что женщин не просто насиловали, а намеренно травмировали, отрубая конечности и нанося повреждения половым органам. «С жертвами изнасилований произошло нечто такое, из-за чего в них погас огонь», – сообщает Вульф.
Писательница считает, что это были не единичные акты, а стратегия ведения войны во многих африканских странах. По ее словам, приказы о нанесении повреждений женщинам отдавали командиры, и у солдат было на выбор всего два варианта: либо подчиниться, либо застрелиться. Вульф пишет, что изнасилования и увечья травмировали женщин не столько физически, сколько психологически. Такая травма навсегда оставляет отпечаток в сознании женщины, и даже после излечения женщина становится слабее, апатичнее, ей легче управлять и подчинять своей воле, – заключает она» (ссылка).
Поэтому абсолютизировать сказанное Теном не стоит – в истории можно легко найти примеры прямо противоположного рода.

Стр. 294:
Когда львиный прайд захвачен другим самцом, львицы прячут львят. Новый хозяин их находит и поедает на глазах у матерей. После этого все львицы становятся его верными женами и кормилицами. Поразительное сходство поведения первобытных людей и определенного вида социальных животных. Разумеется, это не говорит о нашем происхождении от львов, это подтверждает изложенную здесь теорию первичного социума. И объясняет вторичные половые признаки мужчины.

У льва всё гораздо проще, чем у человека: когда пришлый самец становится главой прайда и убивает детёнышей прошлого самца, у львиц просто вновь начинается течка, что приближает возможность оставить собственное потомство для нового самца. После этого новый самец спаривается с ними и передаёт свои гены уже новым детёнышам – своим собственным. Физиология, не более того.
У человека велика эмоциональная связь между матерью и ребёнком, и в выращивание единственного потомка может вкладываться больше сил и ресурсов, чем у льва. Поэтому ожидать работы одних и тех же природных механизмов в отношениях матери с убийцей её ребёнка у льва и человека ждать бессмысленно.
Вторичные половые признаки мужчины, равно как любого другого самца, объясняются действием полового отбора, когда в роли фактора отбора выступают предпочтения самок.

Стр. 294:

Истоки и роль гиперсексуальности

Кроме человека, на планете существует еще один таксон крупных млекопитающих, отличающихся гиперсексуальностью: дельфины. Правда, в холодных морях, например в Черном, у дельфинов размножение сезонное, привязанное к лету, но в тропических морях дельфины размножаются внесезонно. Именно в связи с гиперсексуальностью у них существуют отдельные самцовые и самочные стада. Дельфиньи девушки плавают под строгим надзором матерей, теток, бабушек, старших сестер, которые бдят за их «нравственностью» и отгоняют озорующих парней, потому что самки дельфинов способны к сексу всегда, как женщины. Молодые самцы в своих юношеских бандах почти постоянно заняты эротическими играми и жестким соперничеством. Все как у людей в период матриархата.

Вновь мы встречаем неверное использование термина «гиперсексуальность»: она определяется как отклонение по отношению к нормальному сексуальному поведению своего вида, а не других.
Господин Тен крайне плохо знаком с половым поведением приматов, о чём уже неоднократно говорилось выше. На фоне остальных приматов половое поведение человека не кажется чем-то выдающимся, поскольку и у человека, и у обезьян половое поведение вышло за рамки простого репродуктивного, и тесно связано с отношениями подчинения и доминирования.
В отношении описанных Теном особенностей поведения дельфинов сомнения возникают у специалистов по этим животным:
«Частичная правда перепутана с недопониманием. Вообще про дельфинов в целом говорить сложно, так как они очень разные и биология их тоже сильно различается. Например, семьи с матрилинейной структурой, в которых есть матери, бабушки и прабабушки, действительно есть у некоторых видов, например, у косаток. Правда, разделения по полу в группах у них нет – в семье остаются не только дочери, но и сыновья. У других видов, например, афалины, может отмечаться некоторая сегрегация по полу – самки с детенышами часто ходят вместе, а самцы могут образовывать альянсы. При этом стабильных семей, подобных косаточьим, у них нет, то есть «дельфиньих девушек» никакие мамки-няньки не охраняют от самцов. А вот то, что самки дельфинов способны к сексу примерно всегда – чистая правда. Дельфины действительно часто занимаются сексом просто так, для развлечения и поддержания социальных связей, причем однополый секс у них тоже нередко встречается. Правда, в этом дельфины не уникальны – очень похоже устроено социальное поведение бонобо (карликового шимпанзе)» (комментарий специалиста, пожелавшего остаться неизвестным).
Есть ещё один спорный момент в рассуждениях Тена: а был ли матриархат? С самим фактом существования этого строя НЕ согласно подавляющее большинство учёных. Да, это тоже один из таких моментов, которые нуждаются в обосновании. Естественно, на данный момент обоснование у Тена отсутствует.

Стр. 294-295:
В том простом факте, что женщина не хочет, как сука, нравиться мужчинам только два раза в год, а тем более раз в три года, как обезьяна, – именно в нем заключен источник прогресса.

В этом утверждении господин Тен явно путает два события: рождение у обезьяны детёнышей и готовность самки к спариванию. Да, детёныш у обезьяны (судя по всему, имеется в виду человекообразная обезьяна) рождается довольно редко, поскольку требует значительного времени на рост и взросление, прежде чем перейдёт к самостоятельной жизни и станет меньше зависеть от матери, позволяя ей заботиться о новом детёныше.
А вот к спариванию обезьяна, не обременённая выращиванием детёныша, способна значительно чаще – раз в месяц с небольшим (менструальный цикл, да), причём эта готовность сопровождается набуханием половых органов и области седалища, открыто и недвусмысленно сигнализируя самцам о физиологическом состоянии обладательницы гениталий.
Кстати, именно за особенности половой жизни обезьян во французском языке женщину с низкой социальной ответственностью называли «обезьянихой». В книге Э. П. Фридмана «Занимательная приматология» (М., «Знание», 1985) сказано, что французские короли дарили своим фавориткам ручных обезьянок именно с намёком на оказываемые ими услуги. Так что у обезьян тоже имеется своего рода стремление к прогрессу.

Стр. 295:
Жажда любви вызывает постоянное желание обращать на себя внимание, а значит, ухаживать за своим телом и украшать себя. Она определяет непрерывную конкуренцию, особенно между мужчинами, а это ускоряет и оптимизирует отбор. Наконец, она становится фактором интенсивного общения, что способствовало становлению речи, а значит, мышления. Впрочем, как любовь сделала человека – это отдельная большая тема, о которой можно написать тома. Разумеется, речь идет не только о физической любви, но и о духовной, явление которой в мир только и придало ему смысл; не только человеку, но и, возможно, всей Вселенной.

Но все эти красивые последствия проявились уже тогда, когда тело человека сформировалось с биологической точки зрения, и нужно было облечь в красивую поэтическую форму особенности его поведения. Если помнить о биосоциальной природе человека, это – как раз та социальная надстройка над биологическим началом, которая делает человека не только биологическим существом, но и частью общества (социальным существом). И в отличие от биологии, эта социальная надстройка значительно более гибкая и изменчивая, чем биологическая составляющая человека.

Если у читателей этого обзора есть дополнения и исправления, большая просьба поделиться ими. Адрес почты автора обзора - на главной странице сайта.

Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7