Иглобрюховые, или рыбы-собаки, из семейства Тetraodontidae содержат в своем организме яд нервно-паралитического действия, в сто пятьдесят тысяч раз более сильный, чем кураре; это один из самых опасных ядов, известных человеку. Тем не менее в Японии есть специальные рестораны, куда гурманы стремятся попасть именно для того, чтобы отведать яств, приготовляемых из этих рыб и подаваемых с особым шиком. Блюда эти называются «фугу» и считаются тонкими деликатесами. Повара, получившие специальную подготовку и имеющие особые лицензии, приготовляют фугу разными способами, иногда украшая блюдо ломтиками плавника рыбы-собаки, вырезанного в форме цветка или летящей птицы. Для приготовления блюда используют мясо рыбы-собаки, ее плавники, кожу, печень, икру и молоку. Считается, что иглобрюховые особенно вкусны с ноября по февраль, но сезон ловли этих рыб длится дольше — с октября по май.
Поклонники фугу утверждают, что на вкус это блюдо напоминает цыпленка; однако привлекает фугу не только вкусом: поев фугу, человек ощущает тепло во всем теле, некоторое возбуждение и странное покалывание в языке и губах, сопровождающееся легким онемением. Многие едят фугу регулярно — среди состоятельных людей это своего рода хобби — и, по-видимому, испытывают при этом легкую эйфорию. Возможно, наркотическое действие фугу и является причиной того, что мода на это блюдо не проходит, хотя в Японии от него ежегодно умирает около ста человек.
Отравление мясом иглобрюховых рыб опаснее, чем отравление любой другой рыбой; известны случаи, когда, отведав это блюдо, люди умирали уже через несколько минут. Однако мясо других рыб, а также нескольких видов водных беспозвоночных тоже содержит сильные яды. Некоторые из них образуются в мясе лишь при каких-то определенных условиях — что делает целый ряд блюд особенно опасными. Любители фугу знают, что рискуют жизнью, так как мясо иглобрюховых рыб ядовито всегда; но некоторые другие рыбы становятся ядовитыми совершенно неожиданно: вид, всегда считавшийся в данной местности безвредным, в течение нескольких дней может стать ядовитым.
Проблема частых отравлений рыбой становится сейчас особенно острой, так как многие страны третьего мира, испытывающие недостаток в белках, все свои надежды связывают именно с морем. Организация Объединенных Наций и ряд других международных организаций уже предлагали ввести белковые концентраты, изготовленные из продуктов моря, в рацион населения тех районов, где проблема белкового голодания стоит особенно остро. Специалисты, однако, считают, что такие концентраты — рыбная мука, например, — могут производиться в достаточных количествах лишь высокоразвитыми странами. Если подобное производство действительно будет налажено, можно себе пред-ставить катастрофические последствия попадания ядовитых видов рыб на производственные комбинаты — массовые заболевания, неисчислимые страдания. Нельзя сбрасывать со счетов и политические осложнения, которые могут возникнуть в результате того, что западные страны случайно отправят в развивающиеся страны Африки, Азии или Южной Америки партию яда.

ОТРАВЛЕНИЯ ИГЛОБРЮХОВЫМИ РЫБАМИ

Иглобрюховые рыбы, или рыбы-собаки, едва ли будут представлять серьезную опасность для человечества, ибо большинство людей считает этих рыб не слишком лакомым блюдом. Однако один из видов иглобрюховых начал появляться на американском рынке под привлекательным, но обманчивым названием «морской сквоб», то есть «голубь». Название, наверное, придется сохранить — немногим покажется симпатичным название Sphaeroides maculatus; однако надо, чтобы потребители знали, что под ним скрывается очень распространенный вид рыбы-собаки — небольшая рыбка, вызывающая ненависть у рыболовов, потому что сна любит обгладывать наживку с крючков, заброшенных на более крупную рыбу.
В пищу идет только хвост «сквоба». Насколько мне известно, в Соединенных Штатах зарегистрирован только один случай смертельного отравления этой рыбой: в марте 1963 года от нее скончалась шестидесятипятилетняя жительница города Хоумстед во Флориде. Брюс Холстед, принимавший участие в составлении труда «Ядовитые и ядообразующие морские животные нашей планеты», издававшегося по заданию правительства Соединенных Штатов, упоминая этот случай, предупреждает, что «за ним несомненно последуют и другие трагические случаи отравления, если популярность «сквоба» будет расти, а соответствующие организации не сумеют проинформировать население о правильном обращении с этой рыбой».
Иглобрюховых рыб называют «надувными»: когда им грозит опасность, они раздувают свои воздушные мешки, которые имеются в полости их тела; увеличиваясь в объеме, они отпугивают врагов. Ученые подозревают, что ткани всех видов иглобрюховых рыб, как и ткани их родственницы луна-рыбы, содержат яд, названный — по названию семейства — тетродотоксином. Тетродо-токсин образуется в разных частях тела иглобрюховых — в коже, мясе, пищеварительных и половых органах; концентрация его увеличивается в период размножения, что указывает на связь между половой деятельностью и выделением яда.
В отличие от прочих рыбных ядов тетродотоксин не относится к белковым веществам: ученым удалось установить его химическую структуру, в то время как формулы остальных ядов органического происхождения пока не известны. Механизм действия тетродотоксина на нервную ткань заключается в том, что он прекращает передачу нервного импульса, блокируя движение ионов натрия сквозь оболочку нервных клеток. Действие яда узко избирательно: оболочка клетки становится непроницаемой для ионов натрия, а ионы калия по-прежнему проникают сквозь нее.
Благодаря своей способности избирательно блокировать передачу нервного импульса тетродотоксин может стать превосходным обезболивающим средством. В Японии уже сейчас продают тетродотоксин в малых концентрациях в качестве болеутоляющего. На Востоке давно применяют этот яд для лечения астмы, головных болей, кашля, столбнячных спазм и даже некоторых стадий проказы.
Одно из важнейших открытий в области биотоксинов было совершено в 60-х годах учеными, установившими химическую идентичность тетродотоксина и нервного яда, выделяемого тритоном, который водится в водоемах Калифорнии. Этот яд был открыт в 30-х годах эмбриологом Стэнфордского университета Виктором Твити. Твити брал у тритонов эмбриональную ткань, которую затем пересаживал в организмы земноводных, известных под названием кротовая саламандра. После пересадки у саламандр начинался паралич, что могло быть результатом присутствия в ткани нервного яда. Несколько лет спустя стэнфордские ученые выделили этот яд, назвав его тарихатоксином. А японские ученые выделили — уже после второй мировой войны — тетродотоксин. В 60-х годах американские и японские токсикологи пришли к выводу, что имеют дело с одним и тем же веществом, несмотря на то, что получено оно от животных, которые принадлежат к разным классам. Поскольку земноводные находятся выше рыб на эволюционном древе, сравнительное исследование происхождения и физиологических функций этих двух идентичных ядов, вероятно, поможет лучшему пониманию эволюционной связи земноводных и рыб.
Тетродотоксин чрезвычайно быстро убивает человека. Один из первых симптомов отравления — покалывание и онемение во рту, похожие на ощущения, которые испытывают японские любители фугу. Если доза принятого яда достаточно велика, это ощущение быстро распространяется по всему телу и иногда сопровождается болями и поносом или рвотой. Смерть обычно наступает от остановки дыхания, поскольку мышцы, обеспечивающие дыхательный акт, перестают получать соответствующие нервные импульсы.
Мышечный паралич, вызываемый тетродотоксином, отличается от столбнячного паралича, при котором мышцы судорожно сжимаются, тем, что при отравлении тетродотоксином мышечная дисфункция вызывается не конвульсивным сокращением ткани, а ее полным расслаблением.
Вот уже много веков в Японии занимаются изучением подобных отравлений; триста лет назад один из японских исследователей пытался выяснить действие мяса иглобрюховых рыб, добавляя его в пищу заключенным. Как ни странно, подопытные этого исследователя не страдали от своей смертельной диеты. Европейцы заинтересовались токсичными рыбами в XVII веке, когда на Восток устремились полчища купцов и торговцев. Энгелберт Кэмпфер, врач голландского представительства в Японии в конце XVII века, писал, что иглобрюховые рыбы умеют раздуваться, «обретая сферическую форму». По его сообщениям, несколько видов этих рыб представляют смертельную опасность для всякого, кто надумает их отведать, и тем не менее японцы их едят, выбрасывая лишь голову, внутренности и кости и тщательно промывая оставшееся мясо. Согласно сообщениям голландского врача, воинам в Японии запрещалось есть эту рыбу; и если японский воин умирал от отравления иглобрюховой рыбой, его сын, который по кастовой системе, существовавшей в Японии того времени, должен был унаследовать привилегии отца, терял все права на отцовский титул. Один из видов иглобрюховых был — по сведениям Кэмпфера — столь ядовит, что никаким промыванием не удавалось сделать его мясо безвредным, и японцы, решившие покончить с собой, часто выбирали эту рыбу в качестве своего последнего угощения в этом мире. Другой врач, практиковавший на Востоке, Питер Осбек из шведской компании «Ист Индия компани», сообщал, что в китайской провинции Кантон торговля иглобрюховыми рыбами карается суровым наказанием.
Первый известный нам случай отравления этой рыбой в Новом Свете произошел в 1706 году, когда четыре испанских солдата поймали иглобрюховую рыбу в Калифорнийском заливе и съели ее печень. Один из них умер через полчаса, другой скончался немногим позже; двое выжили, но и у них наблюдались признаки сильного отравления.
Немало пострадал от ядовитых рыб экипаж капитана Джеймса Кука во время его второго кругосветного путешествия в 1774 году. Однажды шестнадцать членов его экспедиции отравились иглобрюховой рыбой и серьезно болели, а неделю спустя и сам капитан пережил сильнейшее отравление.
Люди, отравившиеся иглобрюховыми рыбами, впадают в коматозное состояние; этот факт стал причиной нескольких весьма трагических инцидентов. Один из них произошел в конце XIX века: отравившийся впал в столь глубокую летаргию, что его сочли мертвым. В ожидании похорон тело на неделю поместили в какое-то холодное помещение, где «покойный» и ожил — незадолго До погребения. По его словам, несмотря на паралич, он полностью сохранял способность слышать и понимать происходящее и с ужасом ожидал, что его похоронят заживо. Сохранились и другие подобные истории о жертвах отравления, которые вдруг восставали из гроба на пути к кладбищу, чем, вероятно, вызывали немалое смятение среди присутствующих.
Доктор Холстед, изучавший ядовитых обитателей Мирового океана, опубликовал обзор ряда случаев отравления мясом иглобрюховых рыб, зарегистрированных японскими врачами. В течение 1886 года — это первый год, когда начали регистрировать отравления, — было отмечено 86 таких случаев, причем 74 человека скончались. В 1892 году отравилось 219 человек, из них 141 — смертельно. Из 164 человек, отравившихся мясом иглобрюховых рыб в 1963 году, скончались 82.
Пытаясь бороться с этим бедствием, японские власти вводят различные ограничения торговлей иглобрюховыми рыбами, а в некоторых местностях даже запрещают такую торговлю. В большинстве случаев законодательство предусматривает специальные курсы для обучения поваров, которые получают лицензии на приготовление футу, а местные власти выдают ресторанам специальные разрешения на торговлю этим блюдом. Для получения лицензии повар должен прежде всего иметь безукоризненное зрение и хорошее здоровье; кроме того, ему приходится сдавать экзамен на умение распознавать разные виды иглобрюховых рыб, причем он обязательно должен знать научные названия каждого их вида и уметь определять степень токсичности разных частей тела рыбы. На случай, если повар ошибется, приготовляя блюдо, он должен также уметь оказать отравившемуся первую помощь — хотя при отравлении мясом иглобрюховых рыб единственное, что можно сделать для пострадавшего, — это вызвать у него рвоту.

ОПАСНЫЕ МОЛЛЮСКИ

По своим симптомам отравление тетродотоксином напоминает отравление сакситоксином, который содержится в мясе некоторых морских животных, в том числе и моллюсков. Сакситоксин, вероятно, тоже блокирует движение ионов натрия сквозь оболочку клетки. Однако это не более чем предположение: природа этого яда остается загадкой, и паралитическое отравление моллюсками по-прежнему представляет серьезнейшую проблему. (С пищевыми отравлениями, которые вызывают расстройство желудка, оно не имеет ничего общего, так как причина пищевых отравлений — это бактерии, появляющиеся в несвежем мясе моллюска, а паралитическое отравление, поражающее нервную систему, главным образом приводит к паралитическому состоянию мышц.)
Лабораторные опыты показывают, что яд накапливается в тканях моллюсков, которые питаются микроорганизмами, относящимися к так называемым панцирным жгутиковым — динофла-геллятам. Эти крошечные простейшие служат основой пищевой пирамиды обитателей водного мира. Время от времени в их популяциях наблюдаются своего рода «демографические» взрывы — так называемое «цветение», — когда эти микроорганизмы размножаются с такой быстротой, что вода от их массы буквально густеет. В результате массового размножения некоторых видов панцирных жгутиковых и возникают пресловутые «красные приливы». «Цветением» объясняются, по мнению некоторых ученых, эпидемии паралитического отравления моллюсками.
Мидии и другие двустворчатые моллюски отфильтровывают из воды динофлагелляты; и если эти простейшие ядовиты, их яд скапливается в различных органах моллюсков: в жабрах, в сифо-не или в пищеварительном тракте — в зависимости от вида моллюска. Неядовитые моллюски, помещенные в аквариум с некоторыми видами панцирных жгутиковых, в течение нескольких дней становятся ядовитыми.
Простейшие, о которых здесь идет речь, ставят биологов в тупик: им свойственны черты животных и растений одновременно. Свое название эти крошечные живые существа получили благодаря нитевидным жгутикам, которые тянутся за ними в воде, точно щупальца. Некоторые жгутиковые производят питательные вещества посредством фотосинтеза, как растения. Другие питаются микроорганизмами, своими же собратьями, а есть и такие, что совмещают оба способа питания. В сущности, классификация панцирных жгутиковых зависит, скорее, от специализации работающего с ними биолога: зоологи склонны относить эти микроорганизмы к животному, а ботаники — к растительному миру.*
Впервые о связи панцирных жгутиковых и эпидемий паралитического отравления моллюсками заговорили после массовых отравлений в районе Сан-Франциско в 1927 году. Обеспокоенные органы здравоохранения Калифорнии, а также и специалисты по рыбному хозяйству, поддержали исследователей Калифорнийского университета, пытавшихся выяснить причину эпидемии. Заинтересовавшись простейшими, которые обитают в водах, омывающих район Сан-Франциско, ученые заметили, что в 1932 году, когда моллюски тех районов сделались особенно ядовитыми, среди микроорганизмов было отмечено массовое размножение одного из видов панцирных жгутиковых — Gonyaulax catenella. Постепенно выяснилась и причина отравления моллюсков: в ходе экспериментов контрольные экземпляры моллюсков кормили указанным видом панцирных жгутиковых, и после такой «диеты» моллюски становились ядовитыми. Несколько позже ученые установили, что в разных районах Мирового океана эпидемии паралитического отравления моллюсками вызывают разные виды микроорганизмов. Паралитическое отравление динофлагеллятами принципиально отличается от отравления, вызываемого загрязнением вод, в которых обитают моллюски; при загрязнении или заражении вод в тканях моллюска накапливаются болезнетворные бактерии — они-то и вызывают расстройства пищеварения у человека, съевшего такого моллюска.
Индейцы северо-западного побережья Тихого океана безусловно понимали связь между массовым размножением простейших и отравлением моллюсками. Прибрежные племена знали, что появление в воде больших бесцветных пятен означает, что моллюски будут ядовиты. Индейцы устанавливали на берегах дозоры, чтобы своевременно обнаружить изменение цвета морской поверхности днем и необычно яркого свечения воды ночью.
Панцирные жгутиковые, как насекомые-светлячки, а также и некоторые из глубоководных рыб, могут светиться в темноте. Не все простейшие на это способны, но те, что светятся, сияют особенно ярко, когда их потревожишь. Хотя размеры каждой отдельной особи измеряются тысячными долями сантиметра, огромные скопления этих малюток заставляют море буквально полыхать огнем. Присутствие в воде панцирных жгутиковых очень часто оказывается причиной ночного свечения морских волн.
Ученые подсчитали, что во время массового размножения динофлагеллят Gonyaulax catenella в одном литре морской воды может находиться до 40 миллионов организмов этого вида. Однако, когда «цветение» заканчивается, эти микроорганизмы почти совершенно исчезают; возможно, их поедают другие простейшие, собирающиеся в районе «цветения».
Паралитические отравления моллюсками отмечались в разных регионах Мирового океана — от северо-западных районов Северной Америки до Японии и Новой Зеландии и от европейских и южноафриканских берегов до восточных районов Северной Америки. Как и прочие виды морских отравлений, эти эпидемии не обошли и участников исследовательских экспедиций. Жертвами одной из первых зарегистрированных эпидемий стали в июне 1793 года члены экспедиции Джорджа Ванкувера, который в то время обследовал побережье нынешней Британской Колумбии. Люди Ванкувера шли в небольшой шлюпке, обследуя пролив. Причалив к берегу, они позавтракали моллюсками. Вскоре они почувствовали недомогание, затем головокружение и онемение всего тела. Один из членов экспедиции, некто Картер, умер, остальные же оправились от отравления.
В XIX и XX веках в результате паралитического отравления моллюсками погибло около шестисот человек, причем некоторые из эпидемий были особенно свирепыми. Одна из них унесла около сотни алеутских охотников с острова Ситка, питавшихся мидиями. Другая, разразившаяся в Сан-Франциско в 1927 году, тоже охватила примерно сотню людей, но из них скончались лишь несколько человек. В 1898 году в Мацуэ (Япония) моллюсками отравились 59 человек и 23 из них погибли.
В северо-восточной Канаде в 1945 году и на побережье Новой Англии в 1972 году причиной паралитических отравлений были динофлагелляты вида Gonyaulux tamerensis. Из жителей Новой Англии никто не умер, но отравившихся было человек двадцать. Эпидемия самым неблагоприятным образом отразилась на промысле моллюсков в этом штате, и правительство объявило штат районом, потерпевшим стихийное бедствие, чтобы местные рыбаки могли получить страховку в связи с потерей заработка. Эту эпидемию называли «красным приливом», хотя она была вызвана совсем не тем видом микроорганизмов, которые порождают знаменитые красные приливы во Флориде.

КРАСНЫЕ ПРИЛИВЫ И ГОРЯЩЕЕ МОРЕ

Красные приливы, часто наблюдаемые у западных берегов Флориды,— это результат интенсивного «цветения» жгутиконосцев Gymnodinium brevis, крошечных хвостатых существ, которые по форме напоминают блюдца. Передвигаясь в воде, они совершают движения, напоминающие фигуры высшего пилотажа, называемые у летчиков «бочками». Термин «красный прилив» не совсем точен, поскольку эти простейшие окрашивают волны в самые разные — всегда мутноватые — цвета: красный, желтый, коричневый, молочно-белый и другие.
Совсем не всегда при появлении красного прилива разыгрываются эпидемии паралитических отравлений моллюсками; красные приливы во Флориде, например, никогда не вызывали отравлений моллюсками. И все же эти приливы — явления чрезвычайно неприятные, особенно для тех, чьи заработки зависят от числа туристов и отдыхающих. Во Флориде красные приливы превращают воду на пляжах в зловонную жижу — вероятно, такими были воды Нила, внезапно окрасившиеся в красный цвет после известных событий, описанных в «Ветхом Завете». В окрашенной микроорганизмами воде погибают тысячи рыб, и их тела, вынесенные на берег, гниют на жарком солнце, наполняя воздух отменным зловонием. Кроме того, и сама масса жгутиконосцев иногда начинает выделять крайне неприятные газы. Живущие на побережье люди вынуждены искать убежище от вони разлагающейся рыбы и от выделяющихся газов, раздражающих слизистую оболочку глаз.
На западном побережье Флориды начиная с середины 40-х годов нашего века это явление стало весьма заурядным. Самое крупное наступление динофлагеллят имело место в 1946-47 году, причем длилось оно с ноября по август. По приблизительным подсчетам, при этом погибло около 500 миллионов рыб, а также какое-то количество бутылконосых дельфинов, морских черепах и других обитателей моря. Размах красных приливов 1946-47 года привлек на берега Флориды немало ученых. Двое исследователей — Карл С. Майнер из чикагских Лабораторий Майнера и Дж. Н. Дарлинг, бывший руководитель Американской службы биологического надзора, аккуратнейшим образом запротоколировали всю историю этого «демографического взрыва» микроорганизмов.
Первыми заметили появление в море цветных полос рыбаки флоридского города Нейплс. Это было в ноябре 1946 года; в конце декабря группа рыболовов-любителей обнаружила в 21 миле к западу от острова Форт-Майерс желтую полосу шириной 90 и длиной 150 метров. Думая, что желтый цвет воды объясняется присутствием в ней косяка рыбы, рыболовы направили свою лодку прямо к центру пятна; рыб в желтой воде действительно было множество — они плавали у самой поверхности, глотали воздух и явно вели себя необычно. Когда окрашенная в горчичный цвет вода проникла в устроенный в лодке колодец, плававшие в нем рыбки, предназначенные для наживки, тоже начали хватать ртом воздух и некоторые из них тут же сдохли.
Рыболовы отвезли Майнеру пробу желтой воды; рассмотрев ее под микроскопом, он обнаружил, что она кишит панцирными жгутиконосцами. Майнер заметил, что микроорганизмы усеяны желтыми точками, которые становились красными, когда организм погибал; это наблюдение объясняет, почему цвет прилива со временем меняется.
К январю 1947 года на берег стало выбрасывать бесчисленное количество мертвой рыбы — моряки сообщали, что вода близ берегов на многие мили покрыта плавающей на поверхности дохлой рыбой; жители прибрежных районов чихали и кашляли, задыхаясь от вони. Пронесся слух, что гибель рыбы вызвана тем, что в море сбросили оставшиеся после войны боеприпасы; тогда еще не было известно, что жгутиконосцы Gymnodinium brevis выделяют газы, раздражающие дыхательные пути.
Через несколько недель красный прилив пошел на убыль, но в апреле все началось сначала. Зараженным оказалось все побережье до самого Ки-Уэста. Пляжи, которым надлежало сиять чистотой под весенним солнцем, были завалены тоннами гниющей рыбы — от мелкой макрели до крупных, весом в несколько десятков килограммов морских окуней. На одном 50-метровом отрезке пляжа рабочим-мусорщикам пришлось зарыть в песок около 60 тысяч мертвых рыб; ученые, осматривавшие пляжи Форт-Майерса, насчитали до полутора тысяч мертвых рыб на каждом квадратном метре берега.
Какой именно компонент красного прилива убивает рыбу, неясно; исследователи Майамского университета убедились в том, что зубастые карпы, помещенные в аквариум с простейшими, вызывающими красный прилив, погибают в течение нескольких минут. Жгутиконосцы несомненно выделяют яд, но, возможно, они убивают рыбу чисто механически — забивая лепестки жабр и таким образом удушая рыбу или лишая ее кислорода, который поглощают разлагающиеся простейшие.
Gymnodinium brevis, обнаруженный пока только во Флориде, вызывал там красные приливы и в 50-х годах. Тысячи рыб погибли во время эпидемии красных приливов в 1952—1954 годах. Новая вспышка разразилась летом 1971 года; флоридская газета «Сент-Питерсберг Тайме» назвала ее «кровавой баней в заливе Тампа». Чудовищный запах многих тонн гниющей рыбы, забившей пляжи и устья речушек, держался весьма упорно. Год спустя западное побережье Флориды атаковал еще более мощный красный прилив.
Красные приливы крайне неблагоприятно отражаются на туризме, рыбной ловле и т. п.; поэтому в 70-х годах ученые снова занялись изучением условий, порождающих массовое размножение жгутиконосцев. В 1972 году к выполнению серьезной программы таких исследований приступила Моутская морская лаборатория в Сарасоте, на западном побережье Флориды.
Специалисты считают, что важными факторами, стимулирующими быстрое размножение панцирных жгутиковых — а они размножаются делением клетки, — являются подъем температуры воды, понижение концентрации солей и повышение концентрации органических веществ, особенно цианокобаламина. Это вещество вырабатывают бактерии и водоросли, обильно размножающиеся на солоноватых маршах *. После сильных дождей большое количество питательных веществ смывается с суши в море; одновременно дожди понижают соленость воды, а подъем глубинных вод выносит к поверхности питательные вещества, которые также стимулируют рост и размножение динофлагеллят, то есть панцирных жгутиконосцев.
Не всякое «цветение» морских микроорганизмов отпугивает туристов. Напротив, в некоторых районах именно панцирные жгутиковые становятся основной приманкой для них. В тропиках есть несколько заливов и бухт, где условия позволяют этим микроорганизмам размножаться постоянно и с такой скоростью, что вода от них светится всю ночь. Самый известный из этих «горящих» заливов находится в двадцати минутах пути от Ла-Паргеры, крошечной рыбачьей деревушки на юго-западном побережье Пуэрто-Рико. Люди, считающие себя специалистами по «укромным» уголкам для отдыха, высоко ценят Ла-Паргеру, спрятанную между мангровым лесом, окаймляющим берег, и горячими красными холмами пуэрто-риканской пустыни. Вечером из этой деревушки в залив отправляются лодки с туристами. Сумерки несут прохладу обнаженным холмам, из ярко-ржавых они превращаются в тускло-коричневые; над потемневшим морем скользят, точно белые призраки, цапли, возвращающиеся в мангровые леса с полей, где они днем охотятся на лягушек и насекомых.
Вход в залив почти не заметен с моря, ибо его охраняют два длинных мыса, поросших мангровыми деревьями. Но как только лодка входит в залив, ее пассажиры с восхищением обнаруживают, что воды залива непрестанно светятся живым огнем. След лодки горит в ней холодным призрачным светом. Пересекая залив, лодка обычно распугивает барракуд, полурылов и других рыб, которые, точно кометы, оставляют за собой огненные хвосты. Над головами туристов мерцают звезды и вспыхивают зарницы, словно отражая живой свет, струящийся в воде.

СИГУАТЕРА, ИЛИ МОРСКОЕ ПРИВИДЕНИЕ

Около трехсот видов рыб могут вызвать весьма загадочное отравление, называемое «сигуатерой»; практически ни один из районов земного шара, лежащих между 35° северной и 34° южной широты не застрахован от неожиданной эпидемии сигуатеры. Чаще всего эпидемии поражают жителей побережий южной части Тихого океана и Карибского моря, и почти всегда отравление вызывается рифовыми рыбами, обычно обитающими на глубине не более 60 метров. Термин ,,сигуатера», который применяется только к отравлениям этого типа, происходит не от названия рыбы, а от кубинского слова «сигуа» — так называется моллюск, вызывающий несварение желудка; от названия этого моллюска и образовали название более распространенного и более опасного отравления сигуатоксином.
Сигуатоксин представляет собой чистое, светло-желтое маслянистое вещество, поражающее нервную систему человека. Обычные признаки серьезной формы сигуатерного отравления — онемение, тошнота, боль в мышцах и суставах, слабость, нарушение кординации и, как ни странно, нарушение ощущений тепла и холода. В одном часто повторяющемся рассказе о морском офицере, ставшем жертвой сигуатеры, говорится, что он дул на поданное ему мороженое, чтобы его остудить.
Как правило, сигуатера проходит в более легкой форме, чем отравление иглобрюховыми рыбами, но в ряде случаев она вызывает мышечный паралич, конвульсии и смерть. Признаки отравления появляются через несколько часов после роковой трапезы, а иногда — только на следующий день. Мучения пострадавшего обычно начинаются с болей в животе, за которыми часто немедленно следуют нарушения сенсорной деятельности. Последствия отравления могут быть самыми разными. Больной может умереть, а может поправиться на следующий день. Я испытал легкую форму этого отравления, съев блюдо, приготовленное моими друзьями из нескольких видов рыб, пойманных в районе пуэрториканских рифов. Через два часа после еды у меня начались колики, и я сразу так ослаб, что не мог даже сидеть. Прошло два дня, прежде чем я вполне пришел в себя.
Не считая лабораторного анализа, есть лишь один способ выяснить, ядовита рыба или нет: надо скормить ее подопытному животному и посмотреть, что из этого получится. Проблема распознания ядовитой рыбы особенно усложняется тем, что многие рыбы, часто содержащие сигуатоксин, являются важными промысловыми видами; таковы, например, рифовые окуни (Lutianidae), груперы (Epinephelus) и ставридовые (Carangidae).
Самая предательская особенность этого отравления заключается в том, что его может вызвать рыба, которая еще накануне была вполне безвредна; и объяснения этому факту у нас нет. Группа ученых Токийского университета, возглавляемая выдающимся японским специалистом по морским ядам Иоширо Хашимото, опросила 93 жителей островов Рюкю и Амами, отравившихся сигуатерным ядом. Выяснилось, что даже у тех, кто ел рыбу, пойманную в один и тот же день в одном и том же районе, наблюдались самые разные по силе и по характеру признаки отравления. Можно себе представить, как трудно изучать столь изменчивое явление.
На атолле Уэйк в Тихом океане никогда не было случаев сигуатерного отравления. И вдруг в один прекрасный день, в мае 1963 года, рыба, которую всегда считали съедобной, стала причиной отравлений. На островах Лайн, лежащих к юго-востоку от атолла, сигуатеры не наблюдалось в течение ста лет, но в конце 30-х годов там внезапно разразилась эпидемия сигуатерных отравлений. В 1954 году ученые обследовали шестьдесят видов рыб, пойманных на рифах в районе этих островов, и нашли, что сорок пять видов содержат сигуатоксин; а в 1967 году ядовитыми оказались лишь один вид мурен и один вид акул.
Мурен обычно считают чрезвычайно ядовитыми, но специалисты расходятся во мнениях относительно того, содержат ли ткани мурен сигуатоксин или какой-то другой яд. Во всяком случае, мясо мурен не следует употреблять в пищу. В мае 1949 года 57 филиппинцев угощались мясом крупной мурены, пойманной в районе Сайпана, и почти тотчас же у них появились признаки отравления, напоминающего сигуатерное. У многих были судороги, несколько человек впали в коматозное состояние, и двое скончались.
Некоторые из рифовых рыб, вызывающих сигуатерное отравление, оказываются иногда повинны и в другом чрезвычайно странном виде отравления, которое называют ихтиоалейнотоксикозом. Ихтиоалейнотоксикоз вызывает сильнейшие галлюцинации. Среди прочих симптомов этого вида отравления отмечаются тяжесть в груди, сильнейшая депрессия и обостренный страх смерти. Симптомы отравления иногда держатся целые сутки.
При определенных условиях могут стать ядовитыми и другие представители семейства Scombridae — например, макрель и тунец — особенно, если после поимки они какое-то время полежат на солнце. В свежем мясе скумбриевых рыб содержится химическое вещество гистидин. Под влиянием солнечного света и деятельности бактерий гистидин превращается в гистаминоподобное вещество заурин, вызывающее расстройства пищеварения, сыпь и другие аллергические реакции. При определенных обстоятельствах становится ядовитым и мясо акул, которое может содержать несколько различных токсинов, включая и сигуатерные.
Крупнейшая в истории серия сигуатерных отравлений повлияла на ход военных действий в 1748 году, когда британские солдаты готовились захватить остров Маврикий в Индийском океане. Солдаты, размещенные на острове Родригес, лежащем восточнее Маврикия, пообедали ядовитой рыбой, в результате чего полторы тысячи человек из-за приступа сигуатеры вышли из строя, и захват острова провалился.
Барракуды, особенно крупные, тоже иногда вызывают сильное сигуатерное отравление. Сигуатоксин накапливается в тканях живой рыбы, и крупные экземпляры накапливают большее количество этого яда, чем мелкие. В мае 1956 года пятеро постояльцев пансионата в Форт-Лодердейле, во Флориде, разделили трапезу, приготовленную из трехкилограммовой барракуды, и заплатили за угощение дорогой ценой: спустя два часа все они были больны, причем троих пришлось увезти в больницу, и один из них проболел четыре месяца. Другие пять человек, которым в декабре 1960 года посчастливилось раздобыть на обед крупную — семикилограммовую! — барракуду, пойманную возле острова Ки-Ларго, тоже вскоре после еды очутились на больничных койках.
Ученые не понимают, яочему рыбы одного и того же вида, пойманные в один и тот же день, оказываются чрезвычайно ядовитыми на одной стороне какого-нибудь острова и остаются совершенно безвредными на его противоположной стороне; непонятно также, почему вспышки сигуатерных отравлений внезапно разражаются в местах, где сигуатера не появлялась многие годы. Еще в начале XIX века у специалистов зародилось подозрение, что виновником сигуатерных отравлений может быть какое-то вещество, которое рыба извлекает из своего непосредственного окружения, — но что это за вещество, неизвестно.
Старинная легенда, бытующая на Маршалловых островах, утверждает, что сигуатера родилась, когда в море бросили тело прокаженного. Туземцы других островов, где случается это отравление, обвиняют в нем определенные виды водорослей, которыми питаются рыбы. Современные ученые тоже склоняются к этой версии и в подтверждение ее часто приводят следующий аргумент. Сигуатерные отравления очень часто следуют непосредственно за землетрясениями, сильными штормами, заваливанием морского дна различным мусором и отбросами, а также за дночерпательными работами — то есть за какими-то событиями, которые уничтожают растительный покров рифов. И поскольку мы знаем, что после экологических катастроф, уничтожающих подводный растительный мир, первыми приходят в себя водоросли, нам остается сделать вывод, что сигуатоксин накапливается в тканях рыб, питающихся этими водорослями. Вероятно, сигуатера движется вверх по пищевой цепи: от рыб, питающихся водорослями, к хищникам, питающимся этими рыбами.

ОТРАВЛЕНИЯ СЕЛЬДЕВЫМИ РЫБАМИ

До середины нашего века считалось, что отравления, вызываемые сельдевыми рыбами — сельдью, анчоусовыми, тарпоновыми и их родней, — по своей природе тоже относятся к сигуатерным. Однако, в отличие от сигуатоксичных рыб, сельдевые питаются планктоном; это привело исследователей к мысли, что отравление, которое вызывают эти рыбы, следует отличать от сигуатерного; ему было дано название сельдевого.
Как и сигуатерное, сельдевое отравление пока не удается объяснить; вызывается оно, по-видимому, каким-то веществом, содержащимся в планктоне. Симптомы этого отравления проявляются во время приема пищи — металлический привкус и сухость во рту. Затем начинаются боли в желудке, часто наступает паралич или коматозное состояние. Иногда сельдевое отравление заканчивается смертью. В 1955 году на Фиджи от этого отравления скончалось пять человек; в 1962 году один человек умер на Тараве. Яд, вызывающий отравление, действует так быстро, что некоторые из жертв умирали, буквально не успев проглотить кусок. К счастью, этот яд — смертность от него составляет 40 процентов — не очень распространен.

ОГЛАВЛЕНИЕ