Маленькие осьминоги из рода Hapalochlaena ползают среди камней на мелководье у многих австралийских пляжей. Обычно такой осьминог, решивший пообедать крабом, отравляет его, впрыскивая яд ударом клюва. Этот яд, как было установлено экспериментальным путем, так силен, что одна его капля, пущенная в воду, парализует плавающее в ней ракообразное. Яд осьминогов этого рода нарушает нормальное функционирование нервно-мышечной системы человека. Блокируя путь нервного импульса, он тем самым останавливает произвольную мышечную деятельность и парализует дыхание.
Когда кривой клюв осьминога вонзается в тело жертвы, слюнные железы животного, находящиеся рядом с мозгом, выделяют яд, который по особым каналам достигает кончика языка осьминога. Краб погибает от этого яда в течение нескольких секунд, а человек умирает мучительной смертью примерно через час после укуса. Насколько известно, Hapalochlaena (в этот род входят, по крайней мере, два близких вида) — единственные осьминоги, яд которых смертелен для человека. Возможно, что более крупные виды выделяют столь же сильные яды, пока неизвестные науке.
Клюв у осьминога достаточно острый и крепкий — он легко пробивает панцирь краба; и все же люди, пораженные осьминогом, обычно не замечают его удара и, почувствовав головокружение, не сразу понимают, что произошло.
Ядовитый осьминог опаснее даже таких животных, как кобра, но человечеству это стало известно только в 50-х годах XX века, когда на австралийских пляжах было впервые зарегистрировано несколько смертей от укусов осьминога. Впрочем, и в 50-х годах лишь немногие знали о ядовитом осьминоге. Публика была так плохо информирована об этом ядовитом животном, что даже такой опытный австралийский аквалангист, как Кирк Дайсон-Голланд, не подозревая об опасности, подобрал осьминога в волнах прибоя и умер от его укуса.
Исследования, финансированные австралийским правительством, показали, что ядовитый осьминог встречается в районах, по крайней мере, двадцати популярных курортов залива Порт-Филлип в Виктории. Куратор аквариумов в сиднейском зоопарке «Таронга» У. Эрих Фриз писал в апрельском номере журнала «Животное царство» за 1972 год, что только за один год на пляжах под Сиднеем было поймано двенадцать особей этого вида; все они были доставлены в зоопарк.
Осьминог Hapalochlaena так мал, что умещается на ладони; при своих скромных размерах он отличается удивительной красотой. Его оранжево-коричневое тело расцвечено переливчатыми синими кольцами; когда животное возбуждено, кольца эти буквально разгораются. Из-за столь красочного вида, а также оттого, что этот маленький убийца обитает на мелководье, скрываясь в расщелинах, под камнями и даже в пустых жестянках из-под пива, его часто находят и подбирают любознательные люди; подбирают и потом дорого платят за свое любопытство.
Именно так погиб в июне 1967 года молодой солдат, гулявший с двумя своими товарищами по берегу недалеко от Кейп-Ков-Бич под Сиднеем. Он заметил осьминога, подобрал его и посадил на ладонь левой руки. Осьминог не просидел на руке солдата и десяти минут, когда тот вдруг почувствовал головокружение. Сообразив, что виновник этого, вероятно, осьминог, солдат попытался скинуть его — но не тут-то было. Животное держалось крепко. Товарищи пострадавшего пришли ему на помощь; осьминога оторвали от руки, но не успели трое друзей осознать серьезность ситуации, как солдат начал задыхаться и потерял сознание. Его тотчас доставили в находившийся рядом военный госпиталь, где врачи пытались привести его в чувство; однако солдат так и не пришел в себя. Смерть наступила через полтора часа после того, как он подобрал осьминога на пляже. Единственным повреждением, которое удалось обнаружить на его теле, была крошечная ранка на втором суставе среднего пальца левой руки.
Такая же история произошла с австралийским подростком, который подобрал на берегу ядовитого осьминога, чтобы напугать свою приятельницу. Осьминог вскарабкался по его руке и слегка цапнул мальчика за шею. Два часа спустя он скончался.

МОРСКИЕ «БОРДЖИИ»

Осьминог Hapalochlaena — далеко не единственное ядовитое существо в Мировом океане, их там водится великое множество. Одни, как осьминог, впрыскивают яд в тело своей жертвы, причем некоторые из этих ядов относятся к самым сильным, какие только известны человеку; другие опасны тем, что смертельный яд содержит их мясо и этих животных нельзя употреблять в пищу. Есть и такие животные, яды которых действуют и при введении под кожу жертвы — с помощью колючек или зубов, и когда их самих непосредственно употребляют в пищу. Яд, проникающий в тело жертвы через каналы в жале, зубе или колючке, вырабатывается железой или видоизмененной группой клеток, которые называются ядообразующим аппаратом.
Разнообразие морских ядов и органов, вырабатывающих их, наверное, вызвало бы зависть у самого дьявола или даже у семейства Борджиев; однако ничего дьявольского тут, разумеется, нет: это всего-навсего естественные проявления различных форм приспособления морских животных к своей среде обитания. Однако нельзя не признать, что — при всей естественности процесса приспособления — одних животных он награждает внешностью, которая производит на нас впечатление неземной красоты, а других — обликом, который кажется нам в высшей степени нелепым.
Во всех классах животного царства — за исключением класса птиц — есть ядовитые виды. В воде обитает более тысячи таких видов — от крошечных одноклеточных организмов до высокоразвитых позвоночных. Среди них и морская оса — тропическая медуза, чьи тонкие щупальца вооружены стрекательными клетками, от прикосновения которых человек умирает в течение тридцати секунд; и бородавчатка — обитательница рифов, рыба небольшая — величиной с футбольный мяч, однако не менее опасная, чем гигантская акула; и конус — моллюск, вооруженный ядовитым «стилетом», ставший виновником многих человеческих смертей.
Хотя ядовитые животные встречаются во всех уголках Мирового океана, а в некоторых районах составляют значительную часть местной фауны, опасность оказаться их жертвой не следует преувеличивать. Не случайно западная наука веками проявляла лишь поверхностный интерес к этой группе животных. Положение изменилось во время второй мировой войны, когда военные действия, развернувшиеся в Юго-Восточной Азии, заставили познакомиться человечество с многочисленными и разнообразными ядовитыми животными, обитающими в Тихом и Индийском океанах. Теперь уже трудно поверить, что еще совсем недавно ученые практически не обращали внимания на эту увлекательную и столь существенную отрасль биологии моря — а ведь даже древние философы знали о необычных свойствах ядовитых животных.
В XXVII веке до н. э., например, то есть во время пятой династии в Древнем Египте, на усыпальницах высекали иероглифы, изображавшие ядовитую рыбу-собаку (Tetraodon stellatus). Примерно в это же время об этой рыбе и о ее яде писали восточные философы: об отравлениях мясом рыбы-собаки упоминает первая известная нам китайская книга по медицине — «Книга трав», созданная между 2838 и 2698 годом до н. э. Египетский папирус, относящийся примерно к 1500 году до н. э., содержит более восьмисот указаний о лечении разных болезней, в том числе и о лечении отравлений мясом морских животных.
Явная ссылка на ядовитых морских животных содержится в библии, в книге «Второзаконие», написанной около 1450 года до н. э. Сынам Израиля дается там следующее указание: «Из всех животных, которые в воде, ешьте всех, у которых есть перья и чешуя; а всех тех, у которых нет перьев и чешуи, не ешьте: нечисто это для вас».
Специалисты, занимающиеся ядами морских животных, полагают, что это своего рода примитивная попытка исключить из рациона израильтян ядовитых и ядообразующих животных моря. Такое мнение основывается на том, что многие из морских обитателей, имеющих ядовитые колючки или непригодное в пищу мясо, действительно лишены чешуи или спинных плавников — по крайней мере, на первый взгляд. Во время второй мировой войны американское военное командование по примеру авторов «Ветхого завета» запретило военным, служащим на Тихом океане, есть рыбу, у которой нет чешуи.
В другой книге «Ветхого завета» довольно точно охарактеризовано еще одно явление, связанное с отравлением существами, обитающими в море,— так называемый красный прилив *, вызываемый буйным ростом микроскопических водорослей. В книге «Исход», написанной около 1500 года до н. э., говорится: «...простри руку твою на воды Египтян: на реки их, на потоки их, на озера их и на всякое вместилище вод их; и превратятся в кровь, и будет кровь во всей земле Египетской и в деревянных и в каменных сосудах... и вся вода в реке превратилась в кровь и рыба в реке вымерла, и река воссмердела, и Египтяне не могли пить воды из реки; и была кровь во всей земле Египетской».
В IV веке до н. э. ядовитых скорпеновых рыб описал Аристотель, которого, по-видимому, можно считать первым зоологом западного мира; а греческий поэт и врач Никандр (202—135 гг. до н. э.) писал о ядовитых морских животных в своих стихах. Как и многие наши современники, он считал, что мурены ядовиты и что, гонимые похотью, они иногда выходят на берег, где спариваются со змеями.
Диоскорид, греческий врач, состоявший при римской армии в I веке н. э., коллекционировал ядовитых животных, обитающих в европейских водах. Плиний Старший в своей «Естественной истории» приписывал совершенно невероятные способности морским котам, утверждая, что они способны «сгубить дерево» и разъесть своими колючками латы. Он считал также, что если сжечь хвост морского кота и пепел настоять на уксусе, то полученной смесью можно лечить головные боли. Беременным женщинам Плиний рекомендовал носить на животе амулеты из колючек морского кота, чтобы обеспечить себе легкие роды; причем колючки для амулетов следовало срезать у живого морского кота, которого затем надо было отпустить в море.
В наше время морскими ядами органического происхождения занимаются специалисты биологии, экологии, биохимии и других дисциплин. И все же эта область знаний так мало исследована, что даже основные свойства морских биотоксинов еще не описаны. Один из зачинателей этой области — доктор Брюс У. Холстед **, директор Института по изучению жизни на Земле в Колтоне, в Калифорнии. В составленном по заданию правительства США трехтомном руководстве под названием «Ядовитые и ядообразующие морские животные нашей планеты» доктор Холстед заявил: «Фармакологические и химические аспекты морских ядов по большей части не исследованы, и этот факт является прискорбным свидетельством низкого уровня наших знаний в данной области. Приходится признать, что мы сейчас не знаем даже основ химической структуры ни одного из морских ядов». Ученые обнаружили чрезвычайно интересные связи между разными биотоксинами. Выяснилось, например, что животные, принадлежащие к одному классу, выделяют похожие яды. Кроме того, имеют некоторые общие свойства и яды, предназначенные природой для нападения одного животного на другое; общими свойствами обладают яды, предназначенные для обороны, — даже если эти яды вырабатываются животными, не связанными родством. Однако токсины ядообразующих животных весьма отличаются от токсинов, содержащихся в мясе ядовитых животных, причем эти различия сохраняются даже в том случае, когда сами животные принадлежат к одному классу. Яд рыбы-собаки и яд морского кота не имеют между собой ничего общего, хотя оба эти вида относятся к рыбам. Зато яд рыбы-собаки идентичен яду саламандры, обитающей на западном побережье Соединенных Штатов, хотя саламандра относится к классу земноводных.
Отравление морским биотоксином вызывает самые разные и крайне неприятные явления: судороги, прекращение работы сердца, остановку дыхания, паралич, кровоизлияние, жжение и нарушение функционирования нервной системы. Некоторые из ядов, выделяемых морскими животными, в три тысячи раз и более сильнее отравляющих газов, применяемых в военных целях.
Поскольку химический состав морских биотоксинов в основном не изучен, на сегодняшний день их даже трудно сколько-нибудь строго классифицировать. Состояние наших познаний в этой области недвусмысленно охарактеризовал Джордж Раггиери, директор Морских лабораторий имени Осборна — исследовательского центра при Нью-Йоркском зоологическом обществе: «У нас нет сейчас точных данных о химической структуре и биологическом действии морских биотоксинов, и потому их трудно разделить на группы на основании какого-то четкого принципа. Морские яды часто вызывают нервные расстройства; однако морские яды органического происхождения — это всегда сочетание нескольких компонентов, которые оказывают различное биологическое воздействие». Некоторые нейротоксины, например, влияют на сердечную деятельность и т. п.

ЛЕКАРСТВА, ДОБЫВАЕМЫЕ ИЗ МОРЯ:
НАДЕЖДА И РЕАЛЬНОСТЬ

По сравнению с достижениями специалистов, изучающих яды сухопутных животных, наши знания о морских биотоксинах находятся на уровне средних веков. Возможно, что человечеству известна лишь небольшая часть морских биотоксинов. Изучать их заставляют, помимо прочего, и чисто практические соображения, ибо морские яды, как и всякие токсические вещества, являются биологически активными препаратами и потому представляют интерес для медико-биологических исследований. Поскольку некоторые из морских ядов обладают узконаправленным действием, их можно использовать как своего рода молекулярные щупы, то есть применять для экспериментального воздействия на функционирование отдельных тканей и клеток с целью выяснить принципы жизнедеятельности этих тканей. Некоторые из морских ядов уже нашли кое-какое применение в медицине. Яд рыбы-собаки, например, в ослабленном виде применяется в Японии как болеутоляющее средство.
В 60-х годах некоторые ученые, занимающиеся биологией моря, или, может быть, администрация некоторых исследовательских учреждений, связанных с морем, объявили наступление новой эры в фармакологии — эры изготовления лекарств из морского сырья. Широкой публике было обещано, что биотоксичные вещества, добываемые из морских животных, послужат основой для чудодейственных лекарств, как когда-то специфические микроорганизмы послужили материалом для создания антибиотиков. Но обещания оказались преждевременными, ибо в большинстве случаев на создание какого-то одного лекарства уходит несколько десятилетий. На сегодняшний день из ядовитых веществ, поставляемых нам морскими животными, удалось выработать лишь несколько действенных лекарственных препаратов. Однако потенциальное сырье для лекарственных препаратов в море действительно есть; несколько химических веществ, полученных из тканей морских ядовитых и ядообразующих животных, дали чрезвычайно интересные результаты при экспериментальном использовании их в качестве антибиотиков, а также против раковых клеток, опухолей и вирусов.
Изучение биотоксинов, добываемых из морских животных, привело к открытию вещества, которое убивает клетки человеческой крови, пораженные лейкемией. В 1950 году выяснились уникальные свойства одного из видов карибской губки. Ее нуклеиновые кислоты, так называемые кирпичики жизни, содержат не сахар рибозы, который является ключевым ингредиентом почти всех нуклеиновых кислот, а сахар арабинозу. Основываясь на данных, полученных при изучении нуклеиновых кислот этой губки, ученые синтезировали несколько соединений, содержащих вместо рибозы арабинозу; так, в 1959 году была получена цитозин арабиноза. После десяти лет экспериментов и исследований цитозин арабиноза была разрешена федеральным правительством для массового производства. Механизм ее воздействия на раковые клетки заключается в том, что рибозу этих клеток она заменяет арабинозой и, задерживая тем самым их рост, в конце концов убивает раковые клетки. Этот препарат оказался эффективным в довольно большом числе случаев, и, хотя результаты экспериментов пока далеки от идеала, он может послужить основой для создания более эффективных препаратов.
Специалисты, занимающиеся созданием лекарств из морского сырья, считают, что было бы наивно ожидать мгновенного появления на свет каких-то чудодейственных препаратов. Доктор Росс Ф. Нигрелли, член Нью-Йоркского зоологического общества и директор-основатель Лабораторий имени Осборна, являющийся сейчас, пожалуй, ведущим специалистом в этой области, указывает, что проблема биотоксинов моря чрезвычайно сложна и пока лишь несколько видов ядовитых и ядообразующих морских животных подверглись основательному изучению. Работа по созданию лекарственного препарата, говорит доктор Нигрелли, не сводится к тому, чтобы найти в море полезное вещество и извлечь его для наших нужд. Всякий раз, когда экспериментаторы обнаруживают в морском животном какое-то интересное вещество, приходится вылавливать большое количество таких животных; однако, чтобы безнаказанно отлавливать животных, надо отыскать способ делать это, не нарушая экологического равновесия моря, — и это лишь одна из проблем, с которыми сталкиваются ученые.
Отловив животных, надо экстрагировать интересующее ученых вещество, выяснить его биологическую активность, очистить его, провести анализ химического состава, опознав каждый его компонент. Для того чтобы с успехом использовать вещество, его часто приходится синтезировать в форме, несколько отличной от естественной. Если и после этого препарат продолжает представлять какой-то интерес для человечества, его еще долго приходится испытывать. Разработка лекарств подобным образом — длительный и дорогостоящий процесс. Доктор Нигрелли отмечает, что уже после того, как биологическая активность пенициллина была окончательно установлена, ученым потребовались миллионы и миллионы долларов для того, чтобы начать производство лекарственного препарата, годного к широкому употреблению.
Первая конференция фармакологов, занимающихся лекарственными препаратами, изготовляемыми из морского сырья, состоялась в 1967 году в университете Род-Айленда; участники конференции были полны оптимизма, и некоторые из них энергично требовали, чтобы их финансировали разные организации — правительственные и частные; и действительно, на эту новую отрасль фармакологии тогда были отпущены значительные средства. Газетные сообщения о работе конференции были полны энтузиазма и, среди прочего, намекали на великие открытия, которые позволят «победить рак» и до которых осталось якобы всего несколько шагов. Журналисты с готовностью поддержали исследователей — и попались на удочку. Наверное, многих обманула тогда романтика, испокон веков окружавшая все науки, связанные с изучением океана. И только несколько ученых говорили о том, что не следует проявлять излишнего оптимизма — пока он ничем еще не оправдан.
Между тем ведущие фармацевтические корпорации уже предприняли первые пробные шаги к развертыванию операций по изготовлению лекарств из морского сырья. Одной из таких корпораций, пустившихся во все тяжкие, была Американская цианамидная компания, поручившая разработку этих операций Лабораториям Ледерли; другой — гигантская корпорация Хоффман Ла Рош. Однако уже через год в Лабораториях Ледерли интерес к этой идее стал угасать. Бюллетень Службы информации о морских ресурсах, издаваемый в Новой Англии, цитировал следующее заявление руководителя программы Дж. Дж. Дентона: «Мы собираемся лишь снять с моря «сливки» и будем заниматься теми морскими животными, которых легче всего использовать. Дальше этого мы не пойдем. Мы надеемся, что к тому времени, когда толпы исследователей бросятся изучать море с точки зрения фармакологического сырья, мы будем недосягаемо далеко».
Это заявление уже возвещало закат; во всяком случае, к 1972 году исследовательские работы, которые как будто должны были бы развернуться полным ходом, начали чахнуть; денежные фонды таяли — тщетно пытались ученые добиться отпуска новых средств. С удивительной близорукостью финансовые организации начали отступать от своих первоначальных планов исследования морских биохимических сокровищ. Из двадцати одного миллиона долларов, отпущенных в 1972 году на морские исследования Национальным управлением по исследованию океана и атмосферы, только миллион триста тысяч долларов было выделено на разработки по освоению нового лекарственного сырья. Конференция по лекарственным препаратам, изготовляемым из морского сырья, состоявшаяся в 1972 году в университете Род-Айленда, являла собой унылое зрелище. Принимавшие в ней участие ученые почти не надеялись, что какое-нибудь внезапное открытие вновь разожжет былой энтузиазм; а ведь всего несколько лет назад они были полны самых радужных надежд. Лаборатории Ледерли объявили, что прекратили морские исследования, потому что уже открыли достаточно лекарственного сырья — теперь остается только как следует поработать над ним; отмечалось также, что интерес ко всему этому предприятию ослаб.
Ситуация, впрочем, не была совсем уж безнадежной. Очень реалистично подошел к проблеме морских биотоксинов и их применения Эдвард Миллер, представитель компании Хоффман Ла Рош; он был на конференции сопредседателем. В «Новостях техники и химии» за 11 сентября 1972 года приводится высказывание доктора Миллера о том, что море, очевидно, станет поставлять не лекарственное сырье, а лишь образцы биологически активных соединений, то есть море продемонстрирует химикам полезные вещества, вырабатываемые животными, а ученые, проанализировав эти вещества и проведя с ними ряд экспериментов, будут уже на этой основе синтезировать новые лекарственные препараты.
В 1973 году добыча сырья для производства одного многообещающего лекарства вызвала яростные протесты защитников живой природы. Компания «Апджон компани» обнаружила, что горгонария Plexaura homomalla, один из многочисленных представителей класса кораллов, выделяет вещество, подобное простагландинам, которые получают из тканей млекопитающих. Простагландины содержатся почти во всех тканях живого тела и играют ключевую роль в самых разных метаболических процессах. Первоначально это вещество было выделено из семенных пузырьков барана; считается, что оно может оказаться полезным для лечения заболеваний половых органов, для облегчения родов, для регулирования кровяного давления, пищеварения и других процессов, происходящих в человеческом организме. Однако лишь немногие млекопитающие могут поставлять простагландины в количестве, необходимом для исследований. И вот «Апджон компани» заключила соглашение с властями острова Большой Кайман, по которому она получала право собирать урожай горгонарий (называемых иногда морскими плетьми) в окрестностях острова. Специалисты по охране окружающей среды выразили протест против этого соглашения, утверждая, что такая жатва уничтожит все морские плети и испортит красоту прибрежных рифов. Однако компания заявила, что владеет усовершенствованным методом сбора, при котором срезаются лишь мелкие ветви и, по крайней мере, четверть крупных ветвей остаются нетронутыми; таким образом, восстановление горгонарий будет обеспечено.

СМЕРТОНОСНЫЕ КОЛЮЧКИ БОРОДАВЧАТКИ

В море существуют два вида ядовитых животных: одни, как скрывающиеся в траве змеи, могут нанести удар без малейшего предупреждения; яда других животных можно избежать, попросту ограничив свой рацион. Нам известно, по крайней мере, двести двадцать видов ядообразующих рыб; на самом деле их, вероятно, существует намного больше. Многие из этих рыб медлительны, даже неповоротливы; это легко объясняется с точки зрения их эволюции: рыба, которая обороняется при помощи яда, не нуждается в ловкости и быстроте.
Самые опасные из ядообразующих рыб — это, конечно, скорпеновые (Scorpaenidae); они обитают и в водах умеренного климата, и в тропиках. По крайней мере, 80 процентов скорпеновых рыб выделяют яд; большинство из них можно опознать по неуклюжему, словно обрубленному телу и многочисленным бородавкам и вздутиям, которыми усеяна кожа этих скользких рыб. Ученые делят скорпеновых рыб на три основные группы, отличающиеся одна от другой устройством ядообразующего аппарата.
Наиболее знаменитая из трех групп — это бородавчатки (Synanseja), которые считаются самыми страшными врагами человека в океане: на их совести множество смертей. Существует три близких вида бородавчаток, и все они имеют на спине тринадцать толстых колючек, или игл. У основания каждой иглы находится пара желез; игл почти не видно среди бородавок и вздутий, однако они достаточно остры и прочны, чтобы пробить толстую резиновую подошву и проникнуть глубоко в ногу. Стоит нажать чем-нибудь на иглу бородавчатки, и ядосодержащие мешочки выплескивают свое содержимое в канавки, проходящие по обеим сторонам иглы. Это настоящий шприц: игла легко проникает в тело и впрыскивает жидкость.
Бородавчатки обитают в водах Юго-Восточной Азии, а также в водах, лежащих между восточным побережьем Африки и Австралией; чаще всего бородавчатки встречаются среди рифов, где они прячутся, поджидая добычу. Бородавчатка — прекрасный образец природной маскировки: бородавки и вздутия скрадывают очертания ее тела, и даже пасть рыбы прячется за складкой кожи. Бородавчатку, лежащую на рифе, почти невозможно отличить от изъеденного временем куска коралла или камня. Я часто наблюдал, как посетители Нью-Йоркского аквариума останавливаются возле бассейна с бородавчатками, пожимают плечами и отходят, уверенные, что он пуст.
Когда мелкая рыбешка приближается к лежащей в засаде бородавчатке, толстая, короткая и неуклюжая на вид хищница бросается на жертву с молниеносной быстротой; пасть ее при этом широко раскрыта. Добыча мгновенно исчезает в глотке хищницы, которая тут же неподвижно застывает на дне в ожидании следующей жертвы. Ядовитые колючки на спине этой рыбы служат не для охоты, а для защиты от акул, скатов и других хищников.
Не против нас с вами развились у бородавчатки защитная форма тела и смертоносные иглы; это случилось задолго до того, как человек появился на планете. Однако теперь бородавчатка оказалась чрезвычайно опасным врагом для человека, идущего по дну, — особенно если он бос. Легкий укол — и человек обречен на страдания или даже на смерть. В австралийских прибрежных водах несколько лет назад всего одна игла бородавчатки попала в дыру в туфле женщины, прогуливавшейся по рифам; двенадцать часов эта женщина страдала от мучительной боли и едва не погибла.
Ей еще повезло. Яд бородавчатки способен убить человека в течение нескольких минут. В марте 1956 года мальчик-индус, купавшийся недалеко от пляжа на Сейшельских островах, задел случайно бородавчатку: он плыл по направлению к торчащим из воды камням и на мгновение опустил ногу на песчаное дно. Сильная боль пронзила его ступню и постепенно стала расходиться по всему телу. Как потом оказалось, ему в ступню вонзились три колючки бородавчатки. Мальчику удалось доплыть до камней и выбраться из воды, после чего к нему подошли на лодке друзья. Они взяли пострадавшего на борт и направились к берегу. Однако не успела лодка причалить, как мальчик посинел и на губах у него выступила пена. Он умер в машине по дороге в больницу.
В сентябре того же года двое мужчин ловили рыбу над рифом в пяти милях от полуострова Пинда под Мозамбиком. Они оставили свою лодку на мелководье и шли по воде с острогами в руках. Внезапно один из них упал. Он почти тотчас потерял сознание, успев только проговорить: «Шерова», — что на местном диалекте означает «бородавчатка». Этот мужчина скончался через час. На теле его была только одна ранка от иглы — на втором пальце левой ноги.
Обе эти смерти описаны южноафриканским ихтиологом Дж. Л. Б. Смитом, которому и самому пришлось однажды испытать на себе яд бородавчатки. Доктор Смит с замечательной точностью и объективностью описал свои ощущения в статье, опубликованной в журнале «Копейа» в 1951 году. Дело было в августе 1950 года; Смит в сопровождении ассистента собирал рыб над рифом неподалеку от полуострова Пинда. Выловив бородавчатку, он велел своему ассистенту положить ее не на покрытый салфеткой поднос, на котором помещались неядовитые рыбы, а в отдельный контейнер. Ассистент носил поднос на голове. Через некоторое время Смиту понадобилось положить еще каких-то рыб на поднос. Однако в тот момент, когда он, приподнявшись на носках, коснулся подноса, что-то укололо его в большой палец. Он решил, что укололся об иглу шприца, лежавшего под салфеткой, но, осмотрев палец, с ужасом заметил на нем две ранки, причем обе
были очень глубокими. Уже через несколько секунд руку его охватила сильная боль.
«Уже предчувствуя самое страшное,— писал доктор Смит,— я приказал ассистенту нагнуться. Поднимаю салфетку... на подносе лежит бородавчатка».
Смит крепко перетянул палец бечевкой, чтобы остановить кровообращение, и рассек его, стараясь удалить из раны яд. Затем он отправился к маяку, где тогда жил. Ассистент побежал предупредить о случившемся его жену.
«Всего пять минут спустя, еще прежде, чем я достиг берега, — писал доктор Смит, — боль распространилась на всю кисть... никогда в жизни я не испытывал такой сильной боли». Путешествие к маяку, до которого было полмили, оказалось «непрестанным сражением за то, чтобы не потерять сознания». Доктору все время приходилось подавлять желание кататься по земле от невыносимой боли.
Между тем помощники Смита призвали на помощь местного знахаря, который явился вместе со своей женой. Лекарь снова рассек рану и стал высасывать из нее яд, а его супруга принялась жевать пучок зеленых листьев; когда знахарь закончил свои процедуры, она положила на рану жеваные листья и стала тереть разрезанный палец красным камнем, уверяя доктора Смита, что боль пройдет через шесть часов. Миссис Смит все же промыла рану дезинфицирующим раствором.
Боль, однако, усилилась, и подкожная инъекция морфия облегчила страдания Смита не больше, чем жеваные листья и натирание красным камнем. По истечении четырех мучительных часов Смит обнаружил, что боль несколько успокаивается, если опустить руку в горячую ванну. Четыре часа он продержал руку в воде, после чего боль затихла, и горячая ванна была уже не нужна. На следующее утро палец почернел, распух и словно одеревенел, а прикосновение к предплечью вызывало боль. Позже на пальце появились нарывы и началось нагноение; потребовалось лечение пенициллином. Даже три месяца спустя кисть и большой палец все еще болели и плохо действовали. «Мне довелось испытать на себе и яд ската-орляка, — замечает доктор Смит, — но, должен сказать, что по сравнению с бородавчаткой этот скат — существо довольно безобидное».
Ученые из университета Южной Калифорнии и из Государственных серологических лабораторий Австралии установили, что яд бородавчатки нарушает кровообращение и функционирование нервной системы. В 1958 году в Серологических лабораториях изготовили соответствующее противоядие.
Еще один член семейства скорпеновых — это рыба-зебра, или полосатая крылатка (Pterois volitans), называемая также рыбой-индюком и рыбой-львом. Как и бородавчатка, она обитает у берегов Юго-Восточной Азии, чаще всего на рифах. Насколько уродлива бородавчатка, настолько неподражаемо красива рыба-зебра. Размер рыбы-зебры — около 30 сантиметров; тело ее украшено невероятным количеством плавников, игл и прочих придатков, которые делают эту грациозно плывущую рыбку похожей на миниатюрный фрегат, идущий под всеми парусами. Над головой рыбы-зебры свисает дюжина гребешков, огромные грудные плавники окаймляют настоящий веер из лучей — по пятнадцать лучей на каждом плавнике, и все они топорщатся в стороны. Высокий спинной плавник увенчан тринадцатью длинными иглами, на конце каждой из которых развевается нечто вроде вымпела. Яркую окраску рыбе-зебре придают полосы кремового и бордового цвета; рыба-зебра — прекрасный пример отпугивающей внешности, подобно тому как бородавчатка — образец маскировки. У диких животных яркая окраска часто свидетельствует о том, что ее носитель чрезвычайно опасен. Примером сухопутного животного с отпугивающей внешностью может служить скунс. Рыба-зебра опасна своим ядом, который, впрочем, далеко не так силен, как яд бородавчатки. В отличие от других ядообразующих рыб рыба-зебра предпринимает активные попытки пронзить противника своими колючками.
Рыба-зебра вооружена восемнадцатью ядовитыми иглами. Тринадцать игл растут у нее на спине, три иглы торчат на брюхе, и еще две охраняют тыл. По всей длине иглы идут глубокие бороздки, в которых находятся ядовитые железы, покрытые тонким слоем кожи. Каждая игла выделяет лишь небольшое количество яда, поэтому один укол обычно не смертелен. Однако сам по себе яд рыбы-зебры сильнее яда многих опасных змей, и если в тело жертвы проникло несколько колючих игл, исход может оказаться роковым.
При угрозе нападения рыба-зебра не отступает; она быстро поворачивается из стороны в сторону, стараясь поразить противника своими спинными колючками. Я много раз проверял боевой дух рыбы-зебры, угрожая ей концом длинной палки. Каждый раз рыба поворачивалась к ней спиной и, «пятясь», нападала на нее. Джон Прескотт утверждает, что рыба-зебра бросается на бумажный стакан только в том случае, если он приближается к ней открытой стороной. Прескотт предполагает, что открытая сторона стакана напоминает «зебре» пасть хищника.
Даже молодые рыбы-зебры проявляют готовность сражаться с любым агрессором. Ихтиолог и библиограф Джеймс Атц описывает в мартовско-апрельском номере «Животного царства» за 1962 год попытку взрослой рыбы-зебры сожрать молодых рыбок того же вида; эту сцену он наблюдал в Нью-Йоркском аквариуме. При приближении взрослой рыбы малютки занимали оборонительную позу: опускали головы и вздымали колючки — и агрессор решил не рисковать. Никсон Гриффис нашел в Танзании, в окрестностях острова Мафия, рыбу-зебру размером чуть более 2 сантиметров, которая плавала в мелком затоне. Гриффис говорит, что эта ядовитая крошка была настроена так же воинственно, как взрослые «зебры», и готова была сразиться с любым недоброжелателем.
Считается, что рыба-зебра способна убить человека, однако документированных случаев с таким исходом у нас нет. Эдвард Долc, сотрудник Нью-Йоркского аквариума, мой бывший коллега и спутник по подводным экскурсиям, был однажды уколот рыбой- зеброй и выжил, хотя и мучился от ужасной боли. Случилось это в декабре 1957 года. Он чистил большой аквариум, в котором среди прочих рыб были три небольшие рыбы-зебры, Долc опустил обе руки в аквариум, чтобы передвинуть лежащий на дне камень, и одна из «зебр», отступившая было в угол, вдруг растопырила свои колючки и ударила Долса в большой палец.
Долс выдернул руку из воды и увидел на пальце три небольшие ранки. «Я слышал страшные истории о рыбах-зебрах, — рассказывает он, — но думал, что они преувеличены». Ему пришлось на собственном опыте убедиться в правдивости этих историй. Уже через несколько секунд рука его распухла, а немного погодя увеличилась вдвое против обычного. «Ощущение было такое, словно мне в руку вогнали раскаленный гвоздь», — говорит Долс. Через пять минут рука совершенно онемела, хотя он держал ее под струей холодной воды, но еще через пять минут, когда Долса уже везли в больницу, боль снова с невыносимой яростью накинулась на него. Как и Дж. Л. Б. Смит после столкновения с бородавчаткой, Долс испытывал сильное желание кататься по земле. После того как врачи обработали рану, боль утихла, но рука продолжала беспокоить его еще несколько дней.
Такие же симптомы описывал и профессор университета Хеброу в Иерусалиме, которого рыба-зебра уколола в заливе Акаба. Боль была такой сильной, говорит он, что было невозможно усидеть на месте. А вот С. Лаветт Смит из Американского музея естественной истории, которого тоже уколола небольшая рыба-зебра, говорил мне, что боль, которую он испытывал, была довольно легкой.
В третью группу семейства скорпеновых входят настоящие скорпеновые рыбы (Scorpaena). Яд большинства настоящих скорпеновых рыб не отличается большой токсичностью; исключение составляет черная рыбка Emmydrichthys vulcanus, которая встречается среди обломков лавы, покрывающих дно в районе некоторых островов южной части Тихого океана; эта рыбка считается очень опасной. В сентябре 1965 года одна из менее ядовитых скорпеновых рыб уколола в указательный палец левой руки астронавта и аквалангиста Скотта Карпентера, принимавшего участие в подводных экспериментах «Силаб».
Ядовиты также некоторые виды семейства батраховых, или жабовидных, рыб (Batrachoididae). Относящаяся к этому семейству жаба-рыба (Thalassophryne) — особенно южноамериканские ее виды — может похвастаться самым развитым среди рыб ядообразующим аппаратом. У жабы-рыбы два шипа на первом спинном плавнике и еще ряд шипов на жаберных крышках. В отличие от бороздчатых игл скорпеновых рыб, шипы южноамериканских жаб-рыб полые, как зубы ядовитых змей. Когда жаба-рыба наносит укол, из ядообразующих желез, расположенных в основании шипов, смертоносный яд попадает в полости жал, откуда он впрыскивается в тело жертвы.
Первым описал ядообразующий аппарат жабы-рыбы ихтиолог Альберт Гюнтер в 1864 году; год спустя, делая сообщение в Лондонском зоологическом обществе, он описал ее яд, сравнив его действие с действием яда скорпиона. Однако жаб-рыб никогда не уличали в человекоубийстве, и, вероятно, не все виды этого семейства ядовиты. Сомнительно, в частности, чтобы обыкновенная американская жаба-рыба (Opsanus tau) была ядовита; эта большеголовая, толстогубая рыба обитает в водах атлантического побережья Соединенных Штатов и больно кусается. Жаба-рыба любит прятаться в пустых жестянках, старых трубах и прочем мусоре, который некоторые склонны выбрасывать в море, и, когда мне случается заметить, что на меня из какой-нибудь дыры уставились глаза этой твари, я стараюсь держаться от нее подальше. С древних времен европейские рыбаки остерегаются колючек морского дракончика (Trahinidae). Этот обитатель мелководья с песчаным дном приобрел у них дурную славу еще раньше, чем были обнаружены другие ядовитые рыбы. Укол колючек морского дракончика, располагающихся на его спинном плавнике и вдоль жаберных крышек, считается не менее болезненным, чем укол рыбы-зебры. Он может вызвать нарушение дыхания, судороги и даже смерть. Морского дракончика иногда употребляют в пищу; большинство связанных с ним несчастий случается тогда, когда рыбаки извлекают его из сетей или случайно наступают на морского дракончика, лежащего на песчаном дне.
Каждый мальчишка, которому приходилось ловить колючих морских сомов, знает, что с ними надо обращаться осторожно. Из тысячи видов сомов довольно большое число ядовиты, а некоторые чрезвычайно опасны. Ядовитые сомы обычно имеют шипы на первом луче грудных плавников и перед спинным плавником. Яд вырабатывается железами, которые расположены в тканях, покрывающих шипы.
Укол большинства морских сомов вызывает боль, похожую на боль от укуса пчелы. Но обитающий в южной части Тихого океана морской сом Plotosidae почти так же опасен, как бородавчатка. Это тонкая, полосатая, черно-белая рыбка, длиной около 30 сантиметров; в плотном косяке таких рыбок — обычно он бывает чуть больше метра шириной — насчитывается не одна тысяча рыбок; все они плывут в одном направлении, напоминая огромный шар, и я не представляю себе судьбы ужаснее, чем оказаться на пути такого шара.

КАТРАН И СКАТЫ

Все рыбы, которых мы описывали до сих пор, — это костистые рыбы. Однако ядовитые виды есть и среди хрящевых рыб — например катран, или обыкновенная колючая акула (Squalus acanthias). Это одна из самых распространенных ядообразующих рыб, встречающихся в морях умеренного климата. Она достигает примерно 1,2 метра в длину. Перед каждым из двух спинных плавников у нее растет короткий и толстый шип. Катраны расселились по всему Мировому океану и часто собираются в стаи по нескольку тысяч рыб; плавая в прибрежных водах, они разгоняют треску, макрель и других промысловых рыб. Стаи катранов ежегодно рвут сети и другие рыболовные снасти, принося убытки на сумму в несколько сот тысяч долларов.
С помощью мечения ученые выяснили, что катран перемещается на огромные расстояния. В 1942 году в водах Ньюфаундленда было помечено триста катранов, и через четыре месяца один из них был пойман за тысячу миль от Ньюфаундленда — в водах штата Массачусетс. Пять лет спустя еще одного катрана из той же партии поймали в водах штата Вирджиния.
Рыболовы-любители, как и рыбаки-профессионалы, считают катранов сущим бедствием, ибо стоит им появиться в каком-либо районе, как из этого района пропадает вся остальная рыба. Я как-то отправился за макрелью и оказался жертвой нашествия катранов, которые постоянно хватали наживку и, хуже того, попадались на крючки. Катрана, попавшегося на удочку, приходится снимать с крючка, а это сомнительное удовольствие: того и гляди сам попадешься на ядовитую колючку. Рана от колючек катрана очень неприятна и причиняет сильную боль, даже если колючка не ядовита. Некоторые источники — и в том числе журнал «Наука о море» — утверждают, что укол колючки катрана может быть смертелен, однако это пока не доказано.
Скаты-хвостоколы, или морские коты, принадлежащие, как и акулы, к хрящевым рыбам, чаще других ядовитых обитателей моря оказываются причиной человеческих страданий. Это происходит не оттого, что они особенно агрессивны, а потому, что скаты-хвостоколы часто лежат наполовину зарывшись в песок в таких местах, где много купающихся и рыболовов. По данным Финдлея И. Рассела, директора Лаборатории неврологических исследований при Калифорнийском университете, на побережьях Северной Америки морские коты ежегодно ранят 750 человек. Количество людей, ежегодно погибающих от яда этих животных по всем побережьям Мирового океана, измеряется, наверное, тысячами, ибо эти уплощенные рыбы, близкие родственники акул, обитают в прибрежных водах множества стран — от морей Северной Европы и Северной Америки до средних широт южного полушария. Как и акулы, они встречаются также и во многих крупных тропических реках.
Оружие морского кота — острая колючка или несколько колючек, располагающихся на конце плетевидного хвоста. Колючка, развившаяся из органа, подобного зубчику, окружена тканью, клетки которой вырабатывают яд. Яд морского кота очень токсичен, он поражает сердечно-сосудистую систему человека, вызывая падение кровяного давления и учащение пульса. Специалисты сейчас занимаются исследованием вопроса об использовании этого яда при лечении заболеваний, связанных с повышенным кровяным давлением.
Ядовитые скаты-хвостоколы бывают самых разных размеров — от малютки величиной со сковороду до гигантского Dasyatis brevicaudata, достигающего 3,7 метра в длину и 5 в ширину, хвост же такого гиганта может быть толщиной с человеческую ногу. Весит этот огромный скат около 350 килограммов, своей колючкой он способен пробить днище лодки.
Самые опасные из скатов — это виды, относящиеся к семейству Dasyatidae. Они любят плавать в мелких заливах, эстуариях, устьях рек, возле пляжей. Представители другого семейства — Potamorygonidae — встречаются в пресных водах. До 1962 года ученые считали, что эти виды обитают только в реках Южной Америки, но в последние годы их стали обнаруживать и в реках Индокитая и Центральной Африки.
Большинство пострадавших получают удар длинного, гибкого хвоста ската, когда случайно наступают на животное. Скат может нанести такой удар в любом направлении, и большинство жертв оказываются раненными в ногу; от ран в конечностях обычно оправляются, но удар в грудь или в живот может оказаться смертельным.
Капитан Джон Смит * едва не погиб, не оставив следа в истории Америки, — и причиной этого мог стать скат-хвостокол, который за шесть лет до исторического столкновения капитана с индейцами нанес ему удар хвостом в Чесапикском заливе. Корабль капитана сел на мель в этом заливе, и мистер Смит решил позабавиться охотой со шпагой на рыбу, плававшую на мелководье. Одна из заколотых им рыб оказалась ядовитым скатом, который успел перед смертью нанести ответный удар и проколол капитану запястье. Несколько часов капитан бился в агонии, а его матросы тем временем рыли ему могилу; однако капитан пришел в себя и к обеду был уже в состоянии съесть ту самую рыбу, которая чуть не стала причиной его смерти.
Когда скат наносит удар не по руке, а по туловищу, жертве его обычно менее везет, чем капитану Смиту. В 1952 году мексиканский мальчик, работавший на траулере, который ловил креветок, стал жертвой ската-хвостокола, ранившего его в живот: мальчик умер через несколько часов. Другой рыбак, ловивший тунца, был уколот таким же скатом в грудь и умер через пять минут.
Когда на ската-хвостокола наступаешь, он бьет хвостом; однако если их не трогать, скаты безобидны, как гуппи **. Мне случалось плавать бок о бок с такими скатами, поражаясь их грации и нисколько не опасаясь нападения, ибо к таким опасениям они не подавали ни малейшего повода. Даже когда приближаешься к скату, лежащему на дне, он не выказывает агрессивности, пока не подступишь к нему на расстояние вытянутой руки.
Лишь однажды я испугался скатов-хвостоколов, да и то по собственной ошибке. Я стоял в прибрежных волнах на пляже в Литчфилд-Бич, в Южной Каролине. Мой зять Джеймс Хоган стоял метрах в пяти от меня. И вдруг на пенистом гребне высокой волны я заметил длинную тень, скользившую в нашу сторону. Увидев широкую голову и извивающееся тело, я решил, что это рыба-молот; она как будто нацелилась на моего зятя, и я крикнул: «Акула!» Он бросился к берегу, а тень свернула в противоположную сторону и... распалась на двух скатов, так близко следовавших один за другим, что они казались одним животным.
Отхлынувшая от берега волна унесла их в море. Они все еще держались совсем рядом и, по-видимому, были заняты любовными играми, хотя и трудно представить себе скатов такими же игривыми, какими бывают выдры.

ИЗЯЩНЫЕ И ОПАСНЫЕ КИШЕЧНОПОЛОСТНЫЕ

Как это ни парадоксально, самые опасные для нас морские существа оказались также и самыми нежными и хрупкими. Морская оса, маленькая медуза-хиропсальмус (Chiropsalmus quadrigatus), обитающая у берегов Юго-Восточной Азии, убивает человека в течение нескольких секунд; для этого ей достаточно лишь прикоснуться к нему своими щупальцами. Морская оса принадлежит к типу животных, называемых кишечнополостными, или книдариями, — это медузы, кораллы, гидроиды, актинии и их сородичи. Все эти животные ядовиты, хотя и не все представляют опасность для человека. Многие кишечнополостные по красоте и изяществу соперничают с цветами — внешне они скорее напоминают растения, чем животных.
Кишечнополостные — один из самых примитивных типов живых существ на Земле. Всего их около девяти тысяч видов; большинство кишечнополостных живет в море и лишь несколько видов обитает в пресных водоемах. Среди этих последних — гидра, крошечный полип, которого часто демонстрируют студентам как типичного представителя типа кишечнополостных. Гидра — существо микроскопических размеров, и тем не менее она сохраняет все признаки строения кишечнополостных. У гидры полое мешочкообразное тело, оболочка которого состоит из двух слоев клеток — наружного слоя и внутреннего, пищеварительного, — разделенных упругой прослойкой, позволяющей полипу сохранить свою форму. Внутри оболочки находится пищеварительная полость. Она сообщается с окружающей средой через отверстие, которое служит как для втягивания пищи, так и для выбрасывания отходов. Отверстие это окружено бахромой тонких щупалец, вооруженных стрекательными клетками.
Полипы бывают самых разных размеров; мельчайшие из них — не больше точки на этой странице, но есть и довольно крупные. Полипы, которые возводят коралловые рифы и создают в океане целые острова, — это всего лишь крошечные пустотелые капельки живой протоплазмы, вооруженные микрощупальцами. Тем не менее это они построили Большой Барьерный риф в Австралии — самое крупное цельное образование на планете. Этот риф занимает площадь более 200 тысяч квадратных километров; крошечные полипы строили его около миллиона лет.
Коралловые рифы образуются более или менее быстро только в чистой воде, потому что мелкие частицы, оседающие из мутной воды, задерживают рост полипов. На скорость их роста влияет и освещенность воды — вот почему на глубине свыше 30 метров кораллов становится уже гораздо меньше, а за пределами 60-метровых глубин они исчезают совсем.
Каждый коралловый полип живет внутри крошечной известковой чашечки, которую он сам себе строит, извлекая из морской воды нужные химические вещества и вырабатывая из них известковый секрет. Нижняя часть тела полипа прикрепляется к субстрату, служащему фундаментом его чашечки. Большинство полипов имеет яркую расцветку, но, поскольку они обычно весь день проводят внутри своих чашечек, подлинную красоту коралловых рифов можно оценить лишь в ночное время, когда полипы появляются из чашечек, расцвечивая риф оранжевыми, зелеными, коричневыми тонами. Белым коралл становится лишь тогда, когда все составляющие его полипы умирают.
По-видимому, коралловые полипы возводят большие рифь: только в том случае, если им помогают таинственные микроорганизмы, называемые зооксантеллами; зооксантеллы имеют признаки растений и животных одновременно. Внутри каждого полипа живут тысячи фотосинтезирующих зооксантелл, помогая полипу перерабатывать выделяемый им углекислый газ.
У полипов есть и еще один помощник в строительстве рифов — водоросли, входящие в род Lithothamnium. Эти водоросли большими пятнами покрывают коралловые постройки; они выделяют известь, которая тоже идет на строительство рифа. Растущий риф как бы покрыт живой кожей — полипы живут только на его наружной поверхности. А под этой кожей залегает конгломерат мертвых полипов, раковин и всевозможных отходов и обломков, из года в год оседающих на морское дно. Весь этот строительный материал скрепляется еще и благодаря присутствию громадного количества многощетинковых червей, которые строят трубчатые образования из песка, сцементированного продуктами их жизнедеятельности.
Устройство тела полипа может служить примером строения всех кишечнополостных, в том числе и медуз — с той лишь разницей, что у медузы щупальца свисают с нижнего края студенистого колокола, который, в сущности, подобен мешочкообразно-му удлиненному телу гидры. Кишечнополостные живут и колониями, и отдельными особями. Некоторые кишечнополостные представляют собой трубчатые, похожие на гидру полипы, один конец которых открыт, а другой прикреплен к субстрату. Другие же кишечнополостные — такие, например, как медуза, — свободно плавают. Многие кишечнополостные проходят в своем развитии обе эти стадии.
С точки зрения биологии кишечнополостные — существа примитивные; тем не менее они — первоклассные охотники. Их щупальца вооружены так называемыми нематоцистами — стрекательными клетками, которые, получив сигнал, выбрасывают крошечные отравленные «гарпуны». Нематоцист представляет собой овальную капсулу, закрытую крышечкой. Под крышечкой прячется свернутая полая нить, внутри которой находится яд. На внешней поверхности капсулы выступает чувствительный волосок — так называемый книдоциль, служащий как бы запалом этой миниатюрной гарпунной пушки. Получив сигнал, капсула сбрасывает крышку и буквально выворачивается наизнанку, выстре-

ливая стрекательную нить. Сигналом, «поджигающим запал», является, по-видимому, какое-то химическое вещество, а не механическое воздействие на книдоциль. (В ходе лабораторных опытов удавалось заставить капсулу «стрелять» в ответ на химический сигнал. Кроме того, вне всякого сомнения, рыбы-клоуны и другие рыбы, живущие вместе с кишечнополостными, случайно задевают нематоцисты, однако капсула на это не реагирует.) Как только конец стрекательной нити проникает в тело намеченной жертвы, из нити тут же изливается яд. Название «книдарии», кстати, происходит от греческого слова «книдос», то есть «нить». Колония кишечнополостных может одновременно выбросить несколько тысяч ядовитых нитей, которые парализуют жертву; большинство кишечнополостных не в состоянии пробить нитями человеческую кожу, но те немногие животные, которым это под силу, представляют серьезную, иногда смертельную опасность.
Существует примерно семьдесят видов кишечнополостных, опасных для человека. На вид щупальца их нежны, как тонкая паутина, но это впечатление обманчиво: прикосновение их обжигает, как огонь. Мучительная боль, следующая за таким прикосновением, объясняется, по-видимому, наличием вещества из группы гистаминов, которое попадает на кожу человека: оно-то и вызывает болевые ощущения, оставляя на коже яркие полосы. Воздействие же наиболее сильных ядов, выделяемых кишечнополостными, приводит к самым неприятным явлениям — от головной боли и тошноты до прекращения дыхания и остановки сердца.
Среди гидроидов, то есть в том классе кишечнополостных, к которым относится безобидная гидра, есть и несколько чрезвычайно ядовитых видов.
Примером гидроидов могут служить полипы, живущие роскошными, ветвистыми колониями; внешний вид этих полипов обманчив: их можно принять за растения. На больших глубинах встречаются колонии гидроидов, похожих на деревья; такие колонии достигают иногда высоты человеческого роста; зато те колонии гидроидов, которыми, точно бахромой, обрастают прибрежные камни и сваи, подчас не превышают в длину нескольких сантиметров. Бахрома эта окрашена в яркие, приятные глазу тона — малиновый, розовый, красный. Из двух тысяч семисот видов гидроидов большинство вполне безобидны, но несколько способны причинить очень неприятные ощущения. Гидроид Pennaria tiarella, например, жжется, как крапива, оставляя след, который не проходит в течение нескольких дней. Этот гидроид встречается у побережья Калифорнии; аквалангистам часто случается видеть, как ветви его покачиваются в струях подводных течений, точно папоротник на ветру. Из всех гидроидов это, пожалуй, самый ядовитый.
Гораздо опаснее яды пресловутых «жгучих кораллов», которые на самом деле вовсе не относятся к кораллам, а являются родственниками гидроидов. Они представляют собой колонии полипов, которые похожи на огромные, ветвистые известковые деревья. Самый опасный из этих полипов — гидрокоралл Millepora alcicornis *, отличающийся такой тонкой красотой, что многие при виде его не могут удержаться от соблазна и отламывают кусок на память. Делать это не следует — не только потому, что так мы портим красоту подводного рифа, но и потому, что «жгучий коралл» обжигает, как раскаленное добела железо.
Я слышал историю о человеке, ставшем жертвой миллепоры и, пожалуй, заслужившем наказание со стороны «жгучих кораллов». Рассказал мне эту историю один из моих друзей, опытный аквалангист, сопровождавший группу туристов на подводную экскурсию по восхитительному рифу у северо-восточного побережья Пуэрто-Рико. Прежде чем начать погружение, руководитель группы предупредил туристов, что с целью сохранения подводного богатства района местные власти запретили обламывать коралловые ветви. Однако один из туристов, видимо, решил, что добыть сувенир важнее, чем сохранить ветку в подводном лесу. В воде он провел лишь несколько минут и скоро вернулся к туристскому пароходу, на котором загорала его жена. Быстро взобравшись на палубу, он исподтишка достал из плавок кусок миллепоры и показал его жене. Не прошло и пяти минут, как он начал кататься по палубе, держась за низ живота и завывая, точно его заживо жгли. Незаконно раздобытый сувенир оказался куском «жгучего коралла».
Не всегда прикосновение к этому виду полипов вызывает сильную боль. Доктор Мартин Стемпьен из Лабораторий имени Осборна, осматривавший однажды риф в районе Виргинских островов, неожиданно наткнулся на колонию «жгучих кораллов». Он ощупывал расщелину и вдруг почувствовал жжение, словно ошпарил кожу между пальцами. Однако боль, как говорит доктор Стемпьен, была не очень сильной.
Изящные древовидные постройки гидрокораллов являются убежищем миллиардов полипов, проживающих в крошечных порах, которыми усеяны ветви коралла. В каждой колонии есть два типа полипов — крупные, большеротые полипы, которые добывают из воды частицы пищи для всей колонии, и мелкие полипы, лишенные ротового отверстия, но обжигающие всякого, кто их коснется.
Самый известный из гидроидов — широко распространенный португальский кораблик, или физалия, * — не похож ни на гидрокораллы, ни на остальные гидроиды. Многие считают его медузой, но на самом деле это громадная плавучая колония полипов. Она состоит из самых разных типов полипов, каждый тип выполняет определенную функцию на общее благо. Одни полипы образуют ярко-голубой поплавок, или пневматофор, увенчанный розовым гребнем. Именно пневматофор — самая заметная часть физалии, плывущей по воле ветра на поверхности моря. Под ним висят «вниз головами» группы других полипов, за которыми тянется длинный — иногда до 30 метров — хвост щупалец. Эти щупальца, вооруженные целыми батареями нематоцистов, по цвету сливаются с океанской водой и часто почти незаметны. Как только щупальца касаются оказавшейся поблизости рыбы, миллионы капсул выстреливают в нее свои крошечные ядовитые «гарпуны», парализуя жертву.
Судьба рыбы, угодившей в «лапы» физалии, незавидна. Щупальца медленно сокращаются, подтаскивая оглушенную, но еще живую добычу к колонии, где ее ждут разинутые рты питающих полипов-гастрозоидов *. Их ротовые отверстия окружены липким кольцом и батареей нематоцистов. Стоит таким полипам коснуться рыбы, и их ротовые отверстия тут же присасываются к ней. Щупальца сокращаются, приобретая при этом синюю окраску, и вплотную подтягивают рыбу к гастрозоидам, после чего злополучная рыба исчезает из виду; полипы-гастрозоиды покрывают всю поверхность ее тела; пищеварительные полости полипов выворачиваются наружу и начинают переваривать добычу, обеспечивая питательными веществами всю колонию. Завершив пищеварение, полипы извергают остатки своей жертвы: обычно это несколько мелких кусочков, которые оседают на дно моря, присоединяясь к «дождю» из органических веществ, который постоянно падает на ил, обогащая его.
Как это ни странно, существует рыба, которая любит скрываться среди щупалец физалии. Это рыба-пастушок, или номей (Nomeus gronovii); каким образом она избегает смерти — остается для нас загадкой. То ли она умеет не касаться нематоцистов, что мало вероятно, то ли просто невосприимчива к их яду. Возможно, какие-то особенности номея предотвращают атаку нематоцистов; однако время от времени и эта рыба почему-то становится добычей приютившей ее физалии.
Купаясь, люди часто сталкиваются с португальским корабликом, и многих он обжигает; но известно всего несколько случаев, когда эта колония полипов становилась виновницей человеческой смерти. Тем не менее следует помнить, что португальский кораблик опасен — даже когда он лежит на берегу, выброшенный прибоем. Прикосновение к нему вызывает почти мгновенную резкую боль, которая, как говорят, похожа на боль от удара электрическим током. Кожа в месте прикосновения вздувается, иногда пострадавшего начинает лихорадить и тошнить, а в некоторых случаях даже может наступить паралич.
Пострадал от столкновения с португальским корабликом и Никсон Гриффис, нырявший с аквалангом у побережья островов Флорида-Кис. Поднимаясь на поверхность, Гриффис увидел прямо над своей головой несколько плавучих колоний. Он внимательно следил за ближайшей из них, но случайно коснулся щупалец другой колонии, и они прилипли к его руке. Гриффису удалось выбраться из воды, но рука его еще часов пять сильно болела.
Моя приятельница Кэрол Сандерс рассказывала мне о своем неприятном столкновении с физалией. «Это было в 1957 году, — говорила она, — на пляже в Майами-Бич. Метрах в двадцати от берега я заметила предмет, похожий на красивую купальную шапочку. Он плавал на поверхности, и я поплыла к нему, но когда между нами осталось метра два, я вдруг почувствовала резкую, нестерпимую боль в руках и ногах. Это было как ожог и удар электрического тока одновременно. Я с ужасом увидела, что вокруг меня обвились ярко-фиолетовые щупальца. Я изо всех сил поплыла обратно к берегу и попыталась скинуть щупальца, водя руками и ногами по песчаному дну. Мои странные движения и крики привлекли внимание любопытных; толку от них, впрочем, не было никакого. Несколько минут щупальца, как живые, упрямо льнули ко мне, но, к счастью, мои вопли услышал и мой друг, тоже бывший на пляже. Он не потерял присутствия духа и, обернув руку полотенцем, содрал с меня физалию.
Боль мучила меня в течение нескольких часов, а белые полосы, похожие на рубцы, оставленные бичом, держались несколько дней. Соседи по гостинице, которые вовсе не спешили прийти мне на помощь, когда толпились вокруг меня на пляже, теперь щедро давали мне советы, убеждая подать в суд на администрацию гостиницы за то, что она не выполнила распоряжение городских властей и не вывесила на пляже плакат с изображением португальского кораблика. Вернувшись в Нью-Йорк, я пожалела, что не последовала их совету, потому что через пять дней после столкновения с корабликом у меня началась такая сильная аллергия, что меня увезли на скорой помощи».
Настоящие медузы, которых относят к классу сцифоидных (Scyphozoa), — это не колонии полипов, как физалии, а одиночные, независимые животные. Колокол, или зонтик, составляющий тело медузы, окружен бахромой щупалец; колокол, ритмически сокращаясь и распускаясь, служит движителем медузы, а ее щупальца ловят проплывающих мимо рыбок. Жертва получает дозу парализующего яда, подтягивается к ротовому отверстию, ведущему в желудок, размещенный в полости колокола, и там переваривается. Медузы ловят и поедают довольно-таки крупную для своих размеров добычу. Самая большая из медуз — это полярная медуза цианея (Cyanea arctica) *, колокол которой достигает 2,5 метра в диаметре, а щупальца 60 метров в длину. Еще не было отмечено случая, чтобы полярная медуза обожгла человека своими щупальцами, но, учитывая их длину и относительные размеры рыбы, которую поедают медузы, можно предположить, что это чудище способно поймать человека и сунуть его себе в желудок.
Более мелкие виды цианеи встречаются у восточного и западного побережий Соединенных Штатов, а также и в других районах Мирового океана. Многие из них довольно сильно обжигают кожу; яд одного вида — так называемой розовой медузы (Cyanea capillata) — вызывает потерю сознания и, судя по некоторым сообщениям, даже смерть. Некоторые ученые относят розовую медузу и гигантскую полярную медузу к одному виду. У берегов Америки встречается и ушастая медуза, или аурелия (Aurelia aurita), колокол которой достигает в диаметре 15 сантиметров; прикосновение ушастой медузы тоже очень болезненно.
Самая ядовитая из медуз и, вероятно, самый смертоносный из всех известных обитателей моря — это морская оса, ужас австралийских пляжей. Размером она с небольшой воздушный шар. Морская оса убивает в течение нескольких секунд. В 1966 году в лабораториях Университета Квинсленда был выделен яд этой медузы. Проникнув в кровь человека, он достигает сердечной мышцы, и, если доза яда была достаточно большой, паралич сердца наступает уже через тридцать секунд после прикосновения медузы. Один из пострадавших умер даже раньше чем через тридцать секунд после того, как его ужалила морская оса. Другой успел с воплями выбежать на берег и скончался только через час. Вероятно, боль, вызываемая ожогом этого рода, превосходит все остальные болевые ощущения, какие только выпадают на долю человеку. В Австралии от яда морской осы пострадали десятки людей; многие из них скончались. Одиннадцатилетняя девочка, бродившая по воде в 10 метрах от берега, была ужалена в ногу и минуту спустя умерла. Несколько лет назад на пляже около Кэрнса, в Квинсленде, один человек учил своего маленького сына плавать и не заметил, как мальчика коснулась морская оса. Мальчик закричал от боли, и его тут же повезли в больницу. Но не прошло и получаса, как он скончался, несмотря на все попытки врачей поддержать его сердечную деятельность.
День, когда погиб этот мальчик, был тихий и облачный. В такую погоду прилив часто выносит морских ос на мелководье; опытные люди не купаются в эти дни.
Самое большое число видов относится к третьему классу кишечнополостных — к коралловым полипам Anthozoa. Животные, относящиеся к этому классу, менее ядовиты, чем представители первых двух классов. К коралловым полипам принадлежат горгонарии, морские перья, актинии — там, где они «произрастают», подводный мир напоминает сказочные сады — и многие виды кораллов. Неприятности человеку могут причинить только актинии и несколько видов кораллов.
Актинии и кораллы находятся в близком родстве. Актинии, размеры которых колеблются от нескольких миллиметров до 15 сантиметров, называют также морскими анемонами — по названию мелких лесных цветочков; эти полипы и впрямь можно считать цветами подводного царства: они раскачиваются на длинных, утолщенных стеблях, которые увенчаны щупальцами, напоминающими тонкие лепестки цветка; однако у актинии есть и пасть, похожая на узкую щель. «Лепестки» актинии окрашены в яркие тона — розовые, красные, белые, лиловые, желтые, коричневые. Прикрепляясь ко дну или к лежащим на дне камням и раковинам, морские анемоны грациозно покачивают своими «лепестками», точно цветы на ветру.
Рыб и других мелких морских животных, которые неосторожно приближаются к этим «цветам», встречают щупальца, усеянные нематоцистами. Как и другие кишечнополостные, актинии парализуют жертву и затем подтягивают ее ко рту. У нескольких видов актиний яд такой сильный, что может причинить боль и человеку. Это, например, розовая актиния (Sagartia elegans), обитающая в европейских водах, и обыкновенная актиния (Actinia equina) *, которая встречается в восточных районах Атлантического океана.
Кораллы строят свои огромные рифы только в тех районах, где температура никогда не бывает ниже 21° Цельсия; это очень нежные полипы, живущие в крошечных известковых чашечках. Я думаю, что каждый, кто побывал с аквалангом в тропических водах, знает, как болезненны порезы, возникающие от случайного или неосторожного прикосновения к кораллам. Если эти порезы запустить, они начинают нагнаиваться, и тогда лечение их затягивается на несколько месяцев. А некоторые виды кораллов больно жгутся. Самый распространенный из них — коралл акропора, который иногда называют «оленьими рогами» (Acropora palmata); ветви этого коралла можно увидеть на глубине от 1,5 до 10 метров.
Полипы, возводящие коралловые рифы, прячутся днем в свои чашечки, но ночью они высовываются наружу и расцвечивают рифы желтыми, зелеными и красными узорами.

МОРСКИЕ ЕЖИ И ГОЛОТУРИИ —
МЕЧТА ИССЛЕДОВАТЕЛЯ

Специалисты, занимающиеся медико-биологическими исследованиями, считают, что самые многообещающие морские животные — это иглокожие, то есть морские ежи, голотурии, морские звезды и их сородичи. Из шести тысяч видов иглокожих примерно восемьдесят видов ядовиты. Многие из них вырабатывают вещества, которые используются в лабораториях и даже в клинической медицине.
Внешне голотурия очень похожа на слегка искривленный огурец, однако в отличие от огурца она способна передвигаться. Голотурии водятся во многих морях как на мелководье, так и на больших глубинах. Один из видов голотурий, багамская голотурия (Actinopyga agassizi), обитает в прозрачных водах Бимини. Коричнево-красные багамские голотурии собираются иногда вместе, ползая по дну на крошечных ножках-трубочках с присосками, которые характерны для всех иглокожих. Голотурия применяет чрезвычайно эффективный метод защиты от нападающего врага: она разрывает свою собственную клоаку и извергает в воду свои внутренности, что, как ни странно, не наносит ей никакого урона. Противник же оказывается в облаке разодранных кишок и нечистот, среди которых плавает и пара трубочек, называемых Кювьеровыми органами * и связанных с дыхательной системой голотурии.
В начале 50-х годов Росс Ф. Нигрелли изучал голотурии Actinopyga agassizi в Морской лаборатории Лернера. Он выяснил, что в массе, извергаемой голотурией, есть какой-то компонент, который убивает нападающую на нее рыбу. Продолжая исследования в этом направлении, Нигрелли установил, что наиболее ядовиты в этой массе именно Кювьеровы органы. Из этих органов был приготовлен экстракт, и оказалось, что 30 граммов этого экстракта, растворенного в 3000 литров морской воды, через тридцать минут убивает находящуюся в воде рыбу. Выделенное, вещество доктор Нигрелли назвал голотурином. Класс иглокожих, к которому относятся голотурии, называется Holothurioidea **.
После того как доктор Нигрелли выделил экстракт голотурина, ученые обнаружили, что это вещество обладает целым рядом интереснейших свойств. Во-первых, это сильный нервный яд, блокирующий передачу нервного импульса, но не разрушающий самого нерва; следовательно, это потенциальное обезболивающее средство. Во-вторых, экстракт голотурина останавливает развитие опухолей, во всяком случае при экспериментах на мышах. Туземцы островов южной части Тихого океана задолго до доктора Нигрелли знали, что в тканях голотурии содержится токсическое вещество, и с древних времен использовали внутренности этих иглокожих для того, чтобы отравлять рыбу в закрытых лагунах. Это токсическое вещество — голотурин — можно добывать также из тканей морских звезд и других иглокожих.
Некоторые иглокожие покрыты острыми иглами, которые могут нанести человеку довольно болезненные раны. Морская звезда акантастер, или терновый венец (Acanthaster planci), которая, как обнаружилось в 60-х годах, объедает Большой Барьерный риф в Австралии, носит на спине иглы длиной с человеческий палец; размером эта звезда с большое блюдо. Иглы ее способны нанести глубокие раны, а содержащийся в них яд раздражает рану, делая ее иногда чрезвычайно болезненной.
Однако самые злейшие враги человека среди иглокожих — морские ежи, принадлежащие к классу Echinoidea. Тело у морского ежа шарообразное. Это животное часто называют подушкой для игл: иглы усеивают почти всю его поверхность; исключение составляет лишь небольшой участок на нижней стороне панциря. Каждая игла растет из отверстия в панцире, который защищает мягкие части тела животного. Икра морского ежа считается у некоторых народов деликатесом и употребляется в пищу. Среди игл растут так называемые педициллярии — гибкие стебельки, которые оканчиваются чем-то вроде щипчиков, составленных из двух-трех известковых створок. Эти «щипчики» схватывают и держат добычу. * Морских ежей можно встретить повсюду — они прячутся буквально в каждой расщелине и пещере коралловых рифов. Передвигаются ежи на трубкообразных ножках и иглах, и в морях умеренного климата можно увидеть, как они пересекают скалистое дно; в некоторых районах Арктики они покрывают дно буквально сплошным ковром.
Морские ежи семейства диадемовых (Diadematidae), так называемые длинноиглые черные морские ежи, наводят ужас на всех пловцов и аквалангистов, посещающих тропические рифы. Размером и формой иглы этих ежей напоминают вязальные спицы, только они острее и наполнены ядом. Еж всегда готов к сражению: иглы его постоянно находятся в движении, словно он бросает вызов возможному противнику. Чуть только на морского ежа упадет тень, он тотчас нацеливает свои иглы на предмет, отбросивший тень, и ощетинивается, точно фаланга воинов с копьями. Стоит только позволить ежу коснуться вашей руки или ноги, и он оставит в вашей коже кончики игл, а с ними и яд фиолетового цвета. Наступивший на морского ежа испытывает примерно то же ощущение, что и наступивший на раскаленный докрасна гвоздь; и если иглы проникли глубоко в тело, жжение не прекращается в течение нескольких часов. Оставшиеся в теле жертвы кончики игл приводят к нагноению раны.
Множество людей, натыкавшихся на морских ежей этого вида, ранили об их иглы руки или ноги; мне же особенно не повезло — я... сел на длинноиглого черного ежа. Я нырял с аквалангам в районе пуэрто-риканских рифов и, идя по дну, наступил ластом на морского ежа; одна из его игл пропорола ласт и вонзилась мне в пятку. Я инстинктивно нагнулся, схватил себя за ногу, потерял равновесие и уселся на выступ скалы у меня за спиной. На этом выступе лежал второй еж. Сейчас мне уже трудно сказать, что было страшнее — боль от вонзившихся в мягкое место игл или стыд от того, что пришлось просить приятеля извлекать кончики этих игл.
Один вид морских ежей, встречающийся в Юго-Восточной Азии, способен отправить человека на тот свет — это Toxopneustes pileolus, яд которого поражает нервную систему. Пловец, уколовшийся об его иглы, рискует утонуть. Во-первых, иглы этого вида ежей чрезвычайно остры, а во-вторых, его очень длинные педициллярии, вооруженные ядообразующими железами, обладают поистине бульдожьей хваткой и продолжают сжиматься и вводить в рану яд даже после того, как их срежут с тела ежа.

КОЛЮЩИЕ ЧЕРВИ

Всем знакомый земляной червь входит в тип кольчатых червей (Annelides); к этому типу относятся и многие виды морских червей. Некоторые из них пребольно кусаются, и кое-кто считает, что укусы морских червей ядовиты. Говорят, что червь Nereis может вцепиться в палец, если его держать неосторожно, но я лично сотни раз насаживал этих червей на крючок, и никогда они меня не кусали.
Вполне допускаю, что некоторые из морских кольчатых червей ядовиты и весьма опасны. Летом 1972 года по вине одного из них я провел бессонную ночь в ужасных мучениях. Днем, плавая с аквалангом в мелкой скалистой бухте в Ябукоа на острове Пуэрто-Рико, я заметил на песчаном дне червя дивной расцветки. Длиной он был примерно 15 сантиметров. Его розовое тело по всей длине украшали белые кисточки щетинок. Это был представитель вида хермодия (Hermodice carunculata), о котором пишут, что он больно колет. Я забыл, что против обыкновения не надел перчаток, протянул руку и подобрал червя, чтобы получше его разглядеть. О том, что рука моя не защищена, я вспомнил очень быстро и тут же ее отдернул, но несколько щетинок, тонких и острых, как волокна стекловаты, уже вонзились в указательный и большой палец моей левой руки. Не прошло и минуты, как я выскочил из воды; боль уже начала распространяться по всей кисти. Ощущение было такое, словно у меня по руке поднимаются раскаленные иглы. Щетинки были такие тонкие, что я даже не видел следов на коже там, где они вонзились мне в пальцы.
Пальцы мои онемели и в то же время словно горели в огне. Через час боль поднялась в предплечье. Хотя врач обработал пораженные места несколькими различными обезболивающими средствами, болезненные ощущения не прекращались. Я вспомнил, как Эд Долс рассказывал мне, что после укола рыбы-зебры ему хотелось кататься по земле: и у меня было такое же желание — правда, не все время, а в какие-то отдельные моменты. Я уверен, что мои страдания были не так ужасны, как после укола рыбы-зебры. Постепенно боль в предплечье унялась, но пульсирующая боль в кисти руки не отпускала меня еще часов шесть. За ночь рука отошла, но весь следующий день прикосновение к ней вызывало боль.

ГУБКИ — ЗАГАДКА ВОДНОГО МИРА

Ученые, занимающиеся сегодня биотоксинами, считают, что среди животных, с которыми им приходится работать, самое загадочное — это губки, существа столь примитивно организованные, что до XIX века их считали растениями. Однако еще Аристотель отнес их к животному царству. У них нет органов чувств, а взрослые губки помимо этого лишены еще и умения передвигаться. Это единственный вид многоклеточных животных, не имеющий ротового отверстия. Вместо того чтобы принимать пищу через одно какое-то отверстие в теле, губки процеживают морскую воду, проникающую в поры, каналы и лабиринты, которыми испещрены их жесткие тела, и извлекают из нее органические вещества. Губки, эти животные, отделившиеся от основного пути эволюции, кажутся поистине бессмертными. К тому же они практически неуязвимы: губку можно протереть сквозь сито и частицы ее потом снова соберутся в новое жизнеспособное тело. Многие губки не подвержены болезням — возможно, потому, что химическая защита их организма справляется со всеми носителями заболеваний.
Уже несколько десятилетий назад исследователи установили, что некоторые водные животные умирают, когда в воде, в которой они находятся, растворяются химические вещества, экстрагированные из губок. Доктор Штемпьен и другие сотрудники Лабораторий имени Осборна недавно выяснили, что некоторые вещества, содержащиеся в губках, проявляют свойства антибиотиков; однако пока эти свойства можно наблюдать в действии только в лабораторных условиях.
Несколько видов губки могут причинить человеку боль; впрочем, серьезных последствий столкновение с губкой обычно не имеет. Неприятнее всех в этом смысле огненная губка (Tedania ignis), встречающаяся в Вест-Индии. Прикосновение к ней вызывает жжение и появление сыпи. Возможно, что это не симптомы отравления, а аллергическая реакция человеческого организма.

УЛИТКИ-УБИЙЦЫ

В то, что такие моллюски, как кальмар или осьминог, представляют опасность для человеческой жизни, поверить нетрудно; однако многих очень удивляет, что среди моллюсков-убийц числятся и такие существа, как улитки. Это так называемые конусы, ядовитые моллюски, принадлежащие к семейству Conidae; на их «совести», судя по достоверным свидетельствам, не одна человеческая смерть. По крайней мере, пятнадцать человек погибли от яда конусов, и немало людей были на грани смерти. Оружие этих моллюсков — ядовитые «стрелы», особые органы, развившиеся из зубцов радулы обычных улиток.
Обычная улитка имеет орган, по форме напоминающий ленту и называемый радулой; радула усеяна тонкими зубцами, подобно терке. Этой «теркой» улитка перетирает пищу. У конусов зубцы «терки» преобразовались в длинные полые «стрелы», острый конец которых усеян шипами. Эти «стрелы» хранятся, точно в колчане, в специальном мешке в полости тела конуса. Каждая из «стрел», когда она приходит в состояние боевой готовности, наполняется чрезвычайно сильным ядом, который впрыскивается в нее под давлением специальной мышцы. Своими отравленными «стрелами» конус убивает рыбу и других моллюсков. Израсходованные «стрелы» заменяются новыми.
Готовясь к нанесению удара, конус загоняет «стрелу» в свой длинный мышечный хоботок, который достигает в длину нескольких сантиметров и может далеко высовываться из раковины, и, выждав удобный момент, вонзает «стрелу» в тело жертвы. Я однажды наблюдал, как конус Conus textile убил морскую улитку, которую он превосходил размером всего в два раза. Конус лежал, зарывшись в песок, и на поверхности дна виднелся только кончик его сифона. Вода, засасываемая в сифон, проходит через орган, называемый осфрадием; осфрадий сигнализирует о появлении добычи. Когда улитка приблизилась на расстояние примерно 5 сантиметров, конус поднялся из песка. Рот его был раскрыт, хоботок вытянут вперед, к улитке. Несколько секунд конус ощупывал хоботком раковину улитки, словно ища в ней щель. Я увидел, как кончик хоботка на мгновение задержался у края крышечки улитки, затем всколыхнулся, напрягся и вонзил «стрелу» в тело жертвы; в момент удара в воде появилась дымчатая струйка белой жидкости. Улитка обмякла и вывалилась из своей раковины. Убив добычу, конус обычно либо проглатывает жертву целиком, либо переваривает ее по частям.
Конус пользуется отравленными «стрелами» также и для обороны. Из пятисот видов конусов, по крайней мере, восемь могут убить человека. Большинство случаев трагических столкновений конуса с человеком произошло в южной части Тихого океана, и почти все жертвы сами подбирали конусы со дна, ибо большинство раковин отличается поразительной красотой.
Один из видов даже славится среди коллекционеров как самая красивая раковина в мире. Это конус вида Conus gloriamaris, называемый «славой морей»; его раковины продаются по цене порядка двух тысяч долларов. Существует легенда о каком-то французском аристократе XVIII века, владевшем раковиной этого вида и считавшем, что на всей земле существует лишь еще одна такая раковина, которая находится у некоего голландского коллекционера. Французу удалось купить эту голландскую раковину на аукционе — и он тотчас швырнул ее под ноги и принялся топтать, крича, что теперь он владеет единственной «славой морей» во всем мире. Он не знал о том, что несколько таких раковин уже имелись в других коллекциях.
Впервые смерть человека, ставшего жертвой конуса, была зарегистрирована в 1705 году, когда голландский натуралист описал случай, происшедший на одном из индонезийских островов в море Банда. Вот как это произошло. Женщина, чистившая на берегу пойманную рыбу, внезапно увидела красивую раковину и подобрала ее. Она не заметила, что конус уколол ее, но почувствовала как будто щекотание в руке. Это ощущение распространилось по всему ее телу, и через несколько минут она умерла.
В 1968 году доктор Холстед, признанный знаток морских биотоксинов, и исследователь Реджиналд Д. Райс описали в журнале «Токсикон» смерть одного филиппинца, ставшего жертвой конуса. Инцидент произошел в 1964 году вблизи острова Гуам. Филиппинец нырял в районе кораллового рифа; наткнувшись на раковину, он сунул ее в левый рукав рубашки. Некоторое время он продолжал нырять, не заметив укола «стрелы», но приблизительно через час почувствовал слабость и онемение членов. Вызвали машину скорой помощи и отправили филиппинца в больницу, но по дороге у него остановилось дыхание, и он умер.
Механизм биологического действия яда конуса, как и прочих морских ядов, не вполне ясен. Ученые считают, что он поражает нервно-мышечный аппарат; самые опасные проявления его воздействия — это нарушение работы сердца и остановка дыхания. Яд некоторых видов конуса не более опасен, чем яд пчелы, но, поскольку есть и очень опасные виды, следует обращаться осторожно со всеми конусами.

ОГЛАВЛЕНИЕ