| Главная | Библиотека сайта | Форум | Гостевая книга |
Глава шестая
РАБОТА В ОТКРЫТОМ МОРЕ
Природа не создала человека для деятельности под водой. Строение человеческого
тела и его мышцы предназначены не для плавания, а для ходьбы или бега. Человек
может задержать дыхание всего на две-три минуты. В воде он быстро теряет тепло,
потому что теплопроводность воды в 25 раз больше, чем теплопроводность воздуха.
Пребывание в течение часа в воде, имеющей температуру 4° С, может оказаться
роковым для человека.
Человек, обладающий нормальным зрением, под водой видит лишь расплывчатые
очертания. Человеческие органы слуха под водой также гораздо хуже справляются
со своими функциями в лучшем случае человек с трудом определяет направление,
с которого приходит звук.
Но, скажете вы, теперь у нас есть костюмы из неопрена, предохраняющие от потери
тепла, есть ласты, увеличивающие мобильность, есть маски, позволяющие нормально
видеть, и есть акваланг, позволяющий дышать под водой. Вооружившись всем этим,
человек способен действовать в водной среде.
В какой-то мере вы правы. Но подумайте: ныряльщик, надев ласты, плывет со
скоростью всего 3,5—4 км/час. Встречное же течение сводит результат усилий
пловца чуть ли не к нулю. Маска дает ему возможность видеть, но только в прозрачной
воде. Задержавшись на глубине свыше 10 м, ныряльщик с аквалангом должен возвращаться
на поверхность очень медленно, с остановками, иначе он рискует заболеть кессонной
болезнью. Если ныряльщик погрузился на 45 м и хочет быстро вернуться, ему
нельзя оставаться на глубине дольше 5 минут. В соответствии с декомпрессионными
таблицами военно-морского флота после этого ему запрещается опускаться под
воду в течение 12 часов — в противном случае он может серьезно заболеть. Но
соблюдение этих правил отнюдь не гарантирует его от опасностей. Даже на глубине
30 м он подвергается угрозе азотного отравления, от которого у него может
помутиться сознание, и он впадет, как говорит Кусто, в состояние «глубинного
опьянения». Хотя новейшие методы и оборудование позволяют водолазам-профессионалам
работать на глубинах до 300 м, холод, темнота, скованность движений и стресс
давления остаются для них серьезными препятствиями. Это очень опасная работа,
и связанные с нею проблемы разрешены далеко не все.
В противоположность людям дельфины и прочие морские млекопитающие, погружаясь
в глубины моря, почти не ощущают всех этих трудностей. Они устроены так, что
в воде температура их тела остается примерно такой же, как и у нас. Океанские
течения мало что значат для них: ведь они движутся со скоростью 20—30 км/час.
Физиологические адаптации позволяют им нырять на большие глубины и раз за
разом повторять эти погружения, едва вернувшись на поверхность. Да, морские
млекопитающие дышат воздухом, но даже бутылконосый дельфин, живущий обычно
на мелководье, умеет задерживать дыхание на шесть-семь минут, а некоторые
киты остаются под водой по часу и больше.
Высокоразвитая эхолокация с успехом заменяет дельфинам и прочим зубатым китам
зрение в мутной воде и во мраке морских глубин. Слух у этих животных очень
острый, под водой они без труда определяют направление, с которого приходит
звук.
Вот почему мы решили попытаться выдрессировать дельфинов и морских львов,
чтобы они выполняли под водой полезную работу. Более того, именно с этого
мы хотели начать свою деятельность на биостанции в Пойнт-Мугу. По нашему мнению,
из этого мог выйти толк, но для военно-морского ведомства, помышляющего лишь
о боевой мощи, это звучало слишком непривычно.
Мало кто из чиновников военно-морского ведомства — из тех, с кем нам довелось
беседовать,— воспринимал наше предложение всерьез. Большинство отнеслось к
нашей заявке безо всякого интереса или, чаще, с веселой снисходительностью.
Да это и понятно: как можно предлагать положиться на дельфинов чиновнику,
чья профессиональная карьера зиждилась на броне и дальнобойной артиллерии?!
Безусловно, дельфины — животные интересные, за небольшие траты денег на возню
с ними никто не осудит, но как можно ждать ото всего этого ощутимой практической
пользы?
А мы, мы тогда могли говорить только о надеждах и гипотезах. Но мы не сомневались
в успехе: для нас, немного разобравшихся в том, что такое дельфин, работа
с ним в открытом море была просто следующим логическим шагом вперед. В океанариумах
было неоспоримо доказано, что поведение дельфинов можно подчинить строжайшему
контролю и что разработанные методы вполне приемлемы и для обучения морских
львов, легко поддающихся дрессировке.
Более того, именно дрессированного морского льва мы первым выпустили в открытое
море, и он не обнаружил никакого желания вернуться на волю.
Рокси
В 1964 году Уильям Э. Эванс поступил к нам в Пойнт-Мугу на временную летнюю
работу. Такой у нас был метод: мы брали людей на лето и потихоньку присматривались,
стоит ли предлагать им постоянное сотрудничество с нами. Билл только что покинул
фирму «Локхид-Калифорниа компани» и готовил докторскую диссертацию в Лос-Анджелесском
отделении Калифорнийского университета.
Принимали мы одного, а явились на работу двое: Билл привел к нам своего морского
льва. Это была молодая самка весом 32 кг по имени Роксана, но все называли
ее Рокси. До прихода к нам ее использовали в опытах по изучению эхолокационных
способностей морских львов [1].
А теперь Билл хотел попробовать научить Рокси приносить предметы с морского
дна.
Дрессировка началась в первые дни июля 1964 года в одной из больших плавучих
вольер, сооруженных в бухте Мугу. Сначала Рокси научили приносить обратно
металлическое кольцо диаметром 25 см с поверхности воды, потом она стала приносить
его со дна. Дрессировщики уходили все дальше и дальше от берега, глубина росла
и наконец дошла до 3 м. Чтобы помочь животному в поисках, к кольцу приделали
акустический маячок. Маячок нам дали взаймы, по размерам и форме он был похож
на банку сгущенного молока, но стоил 2000 долларов. Об этом мы ни на минуту
не могли забыть и на всякий случай привязывали к кольцу страховочный линек.
Когда Рокси прочно усвоила этот навык, дрессировщики перешли в следующую вольеру,
где глубина доходила до 9 м.
Самое главное в дрессировке — продвигаться вперед мелкими шагами, но безостановочно.
Перейдя на новое место, Билл и дрессировщик Уолли Росс снова начали с малых
глубин, терпеливо приучая Рокси приносить кольцо с илистого дна бухты. Она
бросалась в воду с плотика и в среднем через 9,5 секунды возвращалась с кольцом
на шее.
Рокси исполняла команду безукоризненно, и тогда от кольца отвязали страховочный
линек, чтобы не указывать животному путь к предмету. Билл или Уолли теперь
просто роняли кольцо в воду то с одного края плотика, то с другого, выжидали,
когда оно достигнет дна, а затем посылали за ним Рокси.
В один прекрасный день кольцо нечаянно упало на дно где-то в стороне от плота.
Рокси исчезла в мутной воде, долго не появлялась, а затем вернулась — без
кольца. Ее отправили за ним еще и еще раз, но безуспешно. Наконец она отказалась
нырять. Кольцо и взятая взаймы пищалка стоимостью 2000 долларов остались лежать
где-то на дне в иле на глубине 9 м.
К счастью, в Пойнт-Мугу стояла военно-морская артиллерийская часть особого
назначения. Там были водолазы и подводные акустические пеленгаторы, которыми
пользовались при поисках снарядов, затонувших во время стрельб, и для розысков
другого затопляемого спецоборудования, снабженного акустическими маячками.
Мы призвали на помощь водолазов, и они приступили к работе.
Человеку очень трудно искать предметы по звуку в мутной воде — это был один
из наших сильнейших аргументов в пользу дрессировки морских млекопитающих
для этой цели. И вот мы получили возможность на деле убедиться в том, насколько
это сложная работа. Присланные нам на помощь водолазы, люди тренированные,
опытные, имели пеленгатор; Билл указал им при-мерное направление и расстояние
до места погружения кольца. Но они трудились два дня по четыре часа в день,
прежде чем нашли кольцо с маячком, который все еще издавал свой писк на частоте
9 кГц.
Продолжая дрессировку Рокси, мы провели несколько опытов в заполненном водой
стальном резервуаре, предназначенном для исследований подводных запусков ракет.
Резервуар имел глубину 7 м, диаметр его равнялся 6 м, в стенках были иллюминаторы,
так что погружение морского льва за кольцом можно было наблюдать и фотографировать.
Хотя вода в бухте была довольно-таки мутной (белый диск Секки диаметром 20
см обычно становился невидимым при погружении на 1,2—1,5 м), все же не исключалась
возможность того, что в поисках кольца Рокси полагалась больше на зрение,
чем на слух. Кое-кто из нас считал, что морские львы великолепно видят и при
плохой освещенности. А значит, была вероятность — хотя и небольшая,— что Рокси
видит в мутной воде бухты Мугу гораздо лучше, чем мы думаем.
Чтобы проверить это предположение, Уолли Росс во время одного из опытов в
стальном резервуаре бросил в воду два кольца — одно с маячком, а второе с
банкой сгущенного молока. Выглядели они оба одинаково, только второе не издавало
звуков. Все происшедшее под водой было заснято на кинопленку. Рокси нырнула
и направилась прямо к кольцу с маячком. Она продела в него голову, поплыла
наверх, но по пути вдруг заколебалась, помешкала немного — и вернулась на
дно за вторым кольцом. Когда она появилась на поверхности с двумя кольцами
на шее, Уолли пришел в замешательство. Такого он не ожидал и, не зная, что
произошло на дне резервуара, не решался, как поступить: то ли дать Рокси рыбу
за правильное поведение, то ли воздержаться — ведь она сделала не совсем то,
что должна была сделать. Он решил воздержаться, и Рокси получила рыбу только
после того, как наблюдатели рассказали Россу о поведении животного на дне
резервуара.
Готовясь к опытам в открытом море, мы пополнили оборудование для дрессировки
еще одним предметом — бронзовым гонгом. На его звон Рокси должна была возвращаться
к катеру. При работе в открытом море очень важно иметь особый звуковой сигнал,
означающий «вернись». И уже приучая животных исполнять эту команду, можно
заранее судить, какие из них годятся для работы в открытом море, а какие нет.
В августе мы вышли в море. Дрессировка продолжалась без особых осложнений,
кольцо на всякий случай страховали линьком, а Рокси ныряла все глубже. В ее
поведении была всего одна странность: выныривая после относительно глубокого
погружения, Рокси словно теряла ориентировку и не знала, куда ей плыть, пока
не раздавалась звуки гонга. Заслышав их, она направлялась к катеру. К концу
лета Рокси приносила кольцо с глубины 36 м за 80 секунд.
Занятия в открытом море велись возле острова Анакапа, примерно в 24 км от
Пойнт-Мугу. Вода там была прозрачная, и мы сумели запечатлеть действия Рокси
на кинопленке. Один из кинооператоров ракетного центра военно-морского флота
последовал за ней на глубину 36 м и заснял, как она находит кольцо, продевает
в него голову и поднимается наверх — но не по вертикали, а по наклонной ломаной
линии. Сначала мы думали, что такой характер подъема диктуется рефлекторным
механизмом предупреждения кессонной болезни при возвращении с больших глубин.
Но позднее, поработав с другими морскими львами, мы обнаружили, что подъем
по ломаной линии наблюдается при погружениях на сравнительно небольшие глубины,
а с глубины 60—100 м животные следуют на поверхность по вертикали.
Когда отдел съемок смонтировал пленку, мне позвонили оттуда и спросили, как
мы хотим назвать фильм. Я не сумел придумать краткого описательного названия
и сказал: «Назовите фильм «Эксперимент «Рокси». И только чуть позже сообразил,
что дал прекрасное описательное название, потому что слово РОКСИ можно расшифровать
как «Розыск Озвученных Колец по Слуховой Индикации» — как раз в духе военных,
очень любящих такие названия-загадки.
Позже Рокси погружалась на глубину 72 м, и вряд ли это был для нее предел.
К сожалению, она умерла в 1965 году. Была ли ее смерть вызвана тем, что мы
заставляли ее нырять слишком глубоко? Нет, вскрытие ничего такого не показало,
и мы не чувствовали себя виноватыми, поскольку знали, что на воле морские
львы ныряют на глубину до 135 м. Причина смерти Рокси осталась неизвестной,
но, вероятно, она пала жертвой одной из множества инфекций, которым так подвержены
морские львы [2].
Базз-Базз
13 августа 1964 года после пятимесячной дрессировки первый дельфин военно-морского
флота по имени Базз-Базз был выпущен в бухту близ Порт-Хьюним, недалеко от
Пойнт-Мугу. Это произошло через две недели после первого выхода Рокси в открытое
море.
Базз-Базз (позже ее переименовали в Пег) была молодой самкой атлантического
бутылконосого дельфина. Ее выловили в Мексиканском заливе близ Галфпорта и
вместе с самцом по имени Базз отправили в Хот-Спрингс, в Арканзас, в Лабораторию
по изучению поведения животных. Руководитель лаборатории Келлер Бреланд вместе
с главным дрессировщиком нашей биостанции Робертом Э. Бэйли некоторое время
изучали, как ведут себя и как питаются оба дельфина. Там Базз-Базз научилась
занимать «стартовую позицию», исполнять звуковые команды и нести сбрую, насколько
нам известно, первую сбрую, специально предназначенную для дельфина. В феврале
1964 года обоих дельфинов перевезли в Пойнт-Мугу, и Боб Бэйли вместе со своим
помощником Кларком Бартолом начал готовить Базз-Базз к выходу в открытое море.
Как писал потом Бэйли, предстояло решить две главные и тесно связанные задачи.
Во-первых, надо было приучить животное к новому окружению, и, во-вторых, оно
должно было привыкнуть возвращаться «домой» по сигналу акустического маячка,
который дрессировщик опускал бы в воду рукой. Базз-Базз выпустили в бетонный
бассейн и начали приучать к рокоту моторов, падению в воду предметов, громкому
шуму, узким проходам — то есть ко всему тому, с чем она могла столкнуться
во время работы. Чем больше опыт у животного, тем легче оно приспосабливается
к новым деталям окружения, а дельфины вообще очень чутко реагируют на малейшие
изменения в привычной обстановке. Однажды во «Флоридском Мэринленде» прекрасно
выдрессированный дельфин внезапно отказался исполнять прыжок во время представления,
хотя до этого исправно прыгал по шесть раз в день в течение нескольких месяцев.
Кто-то заметил на воде веточку, ее убрали — и дельфин тут же исполнил свой
номер. Подобное же действие может оказать, например, изменение цвета того
предмета, с которым должен работать дельфин.
После предварительной дрессировки Базз-Базз была переведена в бухту, где ее
научили переплывать из одной плавучей вольеры в другую по звуковому сигналу.
Иногда дрессировщики устанавливали три акустических маячка. Стоило дельфину
подплыть к одному и ткнуть его носом, как дрессировщик включал другой, расположенный
совсем в ином месте. Базз-Базз научилась проплывать через ворота — это очень
существенная часть дрессировки, потому что дельфины не любят заплывать в сужения.
Ее обучили плыть к маячку над и под перегородкой, а иногда маячок звал ее
на дно, на глубину 3—4,5 м.
Затем Базз-Базз перевели в мелководную часть бухты, где была огорожена сетями
площадка шириной 10 и длиной 300 м. Здесь она научилась слушаться команды
«вернись» с расстояния более 100 м.
В июне, после четырехмесячной дрессировки, Базз-Базз выпустили в бухту. Фактически
это был выход в открытое море, потому что бухта имеет открытый выход в океан
и Базз-Базз могла бы уплыть туда, если бы пожелала. Теперь дрессировщики учили
ее покидать бухту и возвращаться обратно, следуя за катером.
Во время дрессировки в бухте и при первых выходах в океан Базз-Базз ходила
в сбруе, к которой был привязан поплавок. Это позволяло дрессировщикам следить
за животным в мутной воде и, главнее, оценивать, насколько далеко оно находится
от винта подвесного мотора, к которому Базз-Базз проявляла явный интерес.
Кроме того, если бы Базз-Базз попыталась уплыть, поплавок помог бы нам поймать
ее. Позже мы отказались от этой предосторожности.
Незадолго до вывода в океан Базз-Базз приучили заплывать на носилки, которые
затем извлекали из воды, ставили на тележку на матрас из мягкого пенопласта
и возили по территории
станции. Так Базз-Базз привыкала к перевозке, которую мы собирались предпринять,
чтобы выпустить ее в море близ Хьюним-Харбор, в 10 км от Пойнт-Мугу. Там была
ближайшая бухта, где животных можно было легко опустить в воду, а потом так
же легко поднять из нее.
И вот Базз-Базз опустили в воду. Она тут же ответила на зов первого маячка
и поплыла к нему. Но когда включили второй маячок, отстоявший от первого на
24 м, она не обратила внимания на сигнал или не расслышала его, легла на бок
и стала описывать круги. Только оказавшись поблизости от второго маячка, она
свернула к нему. Там один из дрессировщиков поймал привязанный к сбруе дельфина
поплавок и повел Базз-Базз к носилкам. Она спокойно заплыла на носилки, и
их сразу же подняли из воды.
Подытоживая опыт, Бэйли высказал мнение, что Базз-Базз не успела прийти в
себя после поездки на платформе и восстановить чувство равновесия. А сигнала
она не расслышала, потому что в бухте было очень шумно.
Через две недели мы повторили опыт, на этот раз в Пойнт-Мугу. Процедура спуска
на воду была сложнее, но постороннего шума не было, не было и срывов. Базз-Базз
несколько минут подержали на опущенных в воду носилках и только после этого
освободили. Она немедленно откликнулась на сигналы маячков. Пока их не было,
она плыла по развертывающейся спирали, но стоило включить какой-нибудь из
маячков, как она поворачивала к нему. По окончании опыта Базз-Базз подняли
из воды, соблюдая все предосторожности [3].
Кеики и Поно
Недолго Бэйли был единственным в мире человеком, которого беспрекословно
слушался дельфин, плавающий в открытом море. 28 августа 1964 года Кеннет С.
Норрис, сотрудник Лос-Анджелесского отделения Калифорнийского университета
и Океанографического института на острове Оаху, впервые сопровождал молодого
тихоокеанского бутылионосого дельфина в экскурсии вокруг бухты Канеохе-Бэй
на Гавайях. Этого дельфина звали Кеики (по-гавайски — «дитя»), он был пойман
в марте у берегов Оаху. После элементарной дрессировки его оставили в покое
до середины июня, а потом передали К. С. Норрису и специалисту по гидродинамике
Т. Дж. Лэнгу, намеревавшимся определить максимальную скорость, которую способен
развить дельфин в открытом море. И они начали готовить Кеики к скоростным
испытаниям.
Бэйли подзывал дрессированных дельфинов, используя в качестве сигнала чистый
тон частотой 9 кГц. Норрису выбор такого сигнала показался неудачным. Во-первых,
надо понизить частоту, указывал он; чем ниже частота, тем дальше распространяется
звук в плотной водной среде и тем больше радиус действия сигнала. Во-вторых,
ухо лучше слышит и лучше различает на фоне шумов не монотонный, а прерывистый
звук. Поэтому Норрис предпочел подзывать дельфина сериями мощных щелчков,
максимальная энергия которых лежит в пределах от 2 до 4 кГц.
Как и в Пойнт-Мугу, для предварительной дрессировки дельфина часть бухты огородили
сетями. В августе, после первой экскурсии по бухте, Кеики перевели в плавучую
вольеру в 1,5 км от Оаху, где было намечено проводить скоростные испытания
(см. главу 9).
Одновременно с обучением Кеики Норрис занимался подготовкой самки крупнозубого
дельфина Steno bredanensis к опытам по глубоководному погружению. За 4,5 месяца
это животное, получившее имя Поно, обучилось среди всего прочего толкать носом
рычаг, приводивший в действие два соединенных кабелем зуммера — один подводный
и второй, находящийся на поверхности.
Увы, с Поно у Норриса ничего не получилось. Когда ее вывели в море, она сразу
же стала проявлять непослушание, нырять не только по команде, но и по собственной
инициативе и возбужденно кружить вокруг катера, не слушая сигналов зуммера.
Неподалеку показались плавники трех небольших акул, и Поно метнулась в море.
Катер погнался было за ней, но потом сбавил ход, чуть не наткнувшись на еще
одну акулу — четырехметровую. Поно разок выпрыгнула из воды где-то в отдалении
и навсегда исчезла среди волн. Видимо, она предпочла покинуть район, занятый
акулами. А тех созвал, вероятнее всего, именно зуммер. Акул привлекают как
раз такие низкочастотные прерывистые сигналы, какие издает зуммер. Это явление
было продемонстрировано сотрудниками морской лаборатории университета Майами
еще в 1963 году [4].
Таффи
Дельфин по имени Таф Гай * включился в нашу работу в мае 1964 года и, надо сказать, включился безо всякого желания. Имя свое он приобрел за два года участия в спектаклях, которые устраивались в приморском парке города Санта-Моника. В отличие от большинства бутылконосых дельфинов он был агрессивен, даже опасен. Чуть что он приходил в неистовство и начинал бодаться и кусаться. Он не любил, когда у него в бассейне спускали воду, и весь свой гнев обращал на служителей, которым приходилось в это время там убирать. Позже, уже в Пойнт-Мугу, наш старший ветеринарный врач Сэм X. Риджуэй однажды сказал, что у нас был шанс оказаться хозяевами первого в мире дельфина-людоеда.
* В переводе с английского
означает «драчун». — Прим. перев. |
И у нас Таф Гай прожил бы бесславно, если бы им не заинтересовалась лаборантка
Риджуэя Дебора Даффилд. Все лето 1964 года по вечерам и выходным дням Дебби
дрессировала Таф Гая и старалась завоевать его расположение. Долго она ходила
вся в синяках и шрамах от укусов, но в конце концов дело пошло на лад. К концу
лета Таф Гай — теперь его стали называть Таффи — начал слушаться. Дебби приучила
его носить поноску и позволять надевать на глаза присоски из губчатой резины,
после чего мы сумели заняться изучением эхолокационных способностей Таффи.
А во время съемок кинофильма «Дельфины идут служить во флот» Дебби удалось
даже заставить Таффи полным ходом проплыть сквозь обручи, укрепленные на краю
нашего 15-метрового бассейна.
Осенью Дебби вернулась в свой колледж, а Таффи, теперь уже послушный, но все
еще вспыльчивый, начал делать карьеру. Вначале Сэм Риджуэй думал использовать
его в опытах по физиологии глубоководных погружений, проводимых в барокамере.
Но увидев, насколько Таффи исполнителен, Сэм переменил планы: Таффи стали
готовить к глубоководным погружениям в открытом море. Основные навыки: возвращение
по сигналу, поиск предмета, лежащего на дне,— Таффи усвоил еще под руководством
Дебби. Теперь его учили ходить в сбруе. Уходя на глубину, Таффи должен был
нести на себе датчики и передающее устройство для сообщения телеметрических
данных на поверхность. Крепить приборы на дельфинах негде, стало быть, требуются
сбруя и привычка носить ее.
В конце сентября 1964 года Таффи впервые принес со дна бухты, с глубины 6
м, металлическое кольцо. Через несколько месяцев он освоился со сбруей, научился
следовать за катером и доставал кольцо с глубины 9 м, а более глубоких мест
в бухте не было. Мы бы справились и быстрее, но шли проливные дожди, заполненная
ливневыми потоками бухта временами становилась попросту пресноводной, и мы
не рисковали выпускать в нее Таффи.
В отчете дрессировщиков за декабрь месяц говорилось, что Таффи безукоризненно
является на зов. Сигнал подавался с помощью водонепроницаемой лампы-вспышки
из комплекта спасательного снаряжения морских летчиков. Ее узкий луч проникал
в воду всего на несколько метров, но слабые щелчки, которыми сопровождается
каждая вспышка, Таффи слышал за полкилометpa и немедленно направлялся «домой».
И это несмотря на то, что бухта буквально кишела мидиями и прочими организмами,
которые производили очень похожие звуки.
В отчете говорилось не только об успехах. Упоминалось, что Таффи дважды укусил
дрессировщика, будучи недоволен то ли им, то ли своей работой.
В феврале 1965 года Таффи переехал в плавучую вольеру в океане, где глубина
достигала 24 м. В спокойный день, когда прибой был небольшим, его доставили
на носилках к берегу и выпустили в тихом глубоком месте. К колечку на сбруе
дельфина был прикреплен 15-метровый поводок, который держал Уолли Росс, стоявший
на палубе катера.
Мы опасались, что Таффи может не вернуться на зов, особенно если его что-нибудь
напугает. Вряд ли Росс сумел бы удержать дельфина, вздумай тот вырваться на
волю. Но поводок пригодил ся, хотя и не для того, для чего был предусмотрен.
Освобожденный из носилок Таффи оказался рядом с Моррисом Уинтермэнтлом — Моррис
был в числе тех, кто переносил дельфина через полосу прибоя. Они давно знали
друг друга: Моррис работал в парке в Санта-Моника в ту пору, когда там же
находился и Таффи, и хозяином у них был тот же Уолли Росс. И Росс, и Уинтермэнтл
перешли к нам после того, как парк закрылся.
Увидев рядом с собой дельфина, Моррис шлепнул его по голове, толкнул к катеру
и направился к берегу. Таффи извернулся, бросился вслед за Моррисом и чуть
не сбил его с ног. Моррис остановился — Таффи спокойно лег рядом. Моррис вновь
толкнул дельфина в море, побежал к берегу и, оглянувшись, увидел, что Таффи
несется прямо на него. Уинтермэнтл выставил руку, чтобы остановить дельфина,
и тут же на ней сомкнулись челюсти Таффи. Дельфин явно не хотел расставаться
с Моррисом. Тогда Росс натянул поводок. Между ним и дельфином началась короткая,
но неистовая борьба, во время которой Моррис выбрался на берег. Таффи наконец
покорился, подплыл к катеру и последовал за ним к плавучей вольере. Дельфина
пригласили туда с помощью лампы-вспышки, несколько раз вывели и ввели, проверили,
все ли в порядке, и оставили в новом доме. В рапорте Сэма Риджуэя о событиях
этого дня говорилось, что «к вечеру создалось впечатление, что Таффи освоился
на новом месте».
За неделю Таффи научился доставать кольцо с глубины 35 м.
Не прошло и двух месяцев со дня переезда Таффи в морскую вольеру, как в одно
прекрасное утро нас встретил на берегу шторм. Ветер дул прямо с моря со скоростью
33 км/час, а порывами до 55 км/час. Нашей первой мыслью было: «Как там Таффи?»
Мы видели вольеру, когда она оказывалась на гребне волны. Один ее угол почти
погрузился в воду под тяжестью налипших водорослей. Но с высоты пирса было
видно, что Таффи на месте и ритм дыхания у него нормальный.
Любопытно, что ни разу ни один дельфин не пытался выпрыгнуть из вольеры, хотя
легко мог это сделать. Вольера Таффи, как и многие другие сооружения, была
задумана Моррисом Уинтермэнтлом и построена его руками. Она имела размеры
5X5 м, состояла из сетей, подвешенных к 200-литровым бочкам, и возвышалась
над водой на 0,6 м. Таффи мог преодолеть это препятствие не задумываясь, но
ни он, ни какой-либо другой дельфин этого не делали.
Немного успокоившись при виде Таффи, скачущего на волнах в неповрежденной
вольере, мы призадумались: «Как же нам его накормить?» Длись шторм хоть неделю,
дельфин не умер бы от голода, но мы не хотели, чтобы он почувствовал себя
покинутым.
Мы позвонили командованию надводных судов воздушной базы военно-морского флота.
Естественно, ни один из имевшихся там 25-метровых катеров не мог выйти в море,
и в данный момент мы ничего не могли предпринять, чтобы добраться до вольеры.
На следующий день ветер ослаб, но море оставалось неспокойным. Катера из гавани
по-прежнему не выходили. Кто-то заговорил о добровольце. Может быть, доброволец
возьмется доставить, к вольеру мешок с рыбой? Но прибой был слишком силен
и практически непреодолим.
Нашел выход Сэм Риджуэй. После полудня он выпросил на базе вертолет и сам
забрался в кабину с ведром рыбы. Сидя у открытой дверл винтокрылой машины,
зависшей в 9 м над водой, он бросил вниз рыбину. Нам с пирса было видно, как
Таффи, высунувшийся из воды при приближении вертолета, внезапно нырнул и тут
же появился на поверхности. Одна за другой падали в воду рыбины, и не было
никакого сомнения в том, что дельфин ныряет за ними, а потом, выставляя голову
над волнами, дожидается следующей. В этот день Таффи получил с неба 7 кг рыбы.
На следующее утро нам удалось добраться до вольеры на амфибии и вывезти оттуда
Таффи.
Многие из наших коллег сочли бы соседство военной базы помехой научной работе.
Но кто из них смог бы вот так, по телефонному звонку, мигом достать подъемный
кран, бульдозер, амфибию, самолет или вертолет, как только в них возникнет
нужда? А мы еще больше оценили всю выгоду такого соседства, когда нам, некоторое
время спустя, пришлось искать двух дельфинов, потерявшихся в море (см. главу
9).
Опыты по глубоководным погружениям возобновились, и скоро Таффи стал нырять
за кольцом на глубину 75 м.
«Силаб-2»
Как раз в это время, в июле 1965 года, мы получили неофициальное приглашение
(слово «неофициальное» в данном случае означало, что хозяева никаких расходов
на себя не берут) принять участие в осуществлении проекта «Силаб-2».
Подводный дом «Силаб-2» собирались установить на морском дне на глубине 60
м возле Ла-Хойи, у берегов Калифорнии. Эксперимент намечено было провести
в августе 1965 года. В подводном доме должны были жить три смены акванавтов
(каждая по две недели), возглавляемые бывшим астронавтом коммандером * Скоттом
Карпентером, получившим редкостную должность «начальник дна». Карпентер собирался
жить в подводном доме вместе с двумя первыми сменами, то есть целый месяц.
За общую подготовку и проведение эксперимента отвечало Управление исследований
военно-морского флота. Кто-то из Управления побывал у нас в Пойнт-Мугу и,
побеседовав с нами, предложил нам принять участие в эксперименте.
После детальных переговоров с персоналом «Силаба», в том числе и с некоторыми
из акванавтов, мы приняли приглашение. Решив, что в Ла-Хойю отправится Таффи,
мы наметили для него два задания.
Первое задание дельфина — участие в инсценировке спасения «заблудившегося»
акванавта. В принципе, заблудиться под водой очень легко, стоит только потерять
из виду подводный дом. В прибрежных водах Калифорнии на глубине 60 м в условиях
слабой освещенности и донной мути дальность видимости может уменьшиться до
1,5—2 м, так что вышедшие из дома акванавты в любое время могут потерять ориентировку.
А потеря ориентировки означает верную смерть, как только кончится запас дыхательной
смеси в баллонах акваланга**. Даже попытавшись всплыть на поверхность, акванавт
все равно не смог бы спастись: слишком долго он находился под давлением 7
атмосфер. Его кровь полностью насыщена сжатыми газами, и при подъеме на поверхность,
означающем быстрый спад давления, она вскипела бы, как вскипает газированная
вода, когда с бутылки снимают пробку. А это означает неминуемую гибель.
* Соответствует званию
капитана III ранга в нашем флоте.— Прим. перев. |
Так как оставалось всего шесть недель до спуска под воду второй смены акванавтов,
с которой должен был работать Таффи, нам пришлось принять простейший вариант
сценария операции спасения, чтобы дельфин успел разучить свою роль. Сценарий
был основан на том, что акванавты будут выходить из подводного дома на дно
только попарно. Мы решили сделать так: «спасаемый» и «спасатель» выйдут из
дома с зуммерами, на звук которых мы научим плыть Таффи; «спасатель» включит
зуммер, а когда Таффи подплывет к нему, прицепит к сбруе дельфина линек и
выключит сигнал «зова»; «спасаемый», услышав, что зуммер товарища выключился,
включит свой; Таффи направится к «спасаемому», и тот, отцепив линек от сбруи,
получит в руки путеводную нить, ведущую к подводному дому.
Условность инсценировки состояла хотя бы в том, что акванавты все время будут
находиться рядом друг с другом: отдаляться от товарища им запрещала инструкция.
Но это нас не волновало. Нам надо было показать принципиальную возможность
создания системы аварийного ориентирования акванавтов, в которой участвовал
бы дельфин. Предположительно эта система могла бы выглядеть так: снаружи на
подводном доме закреплена катушка с линьком, к концу линька прикреплено кольцо;
акванавт, выходя на дно, берет с собой зуммер; по сигналу зуммера дельфин
ныряет, подходит к катушке, подхватывает носом висящее кольцо и несет его,
разматывая линек, акванавту, подавшему сигнал тревоги.
Второе задание Таффи было еще проще. Таффи должен был носить с поверхности
на дно и обратно мелкие предметы, например инструменты. В случае острой необходимости
Таффи мог доставить к подводному дому, скажем, медикаменты гораздо быстрее,
чем медлительное многоступенчатое подъемно-спускное устройство со шлюзовыми
камерами, соединявшее подводный дом с надводным судном обеспечения, так что
эту работу тоже можно было рассматривать как спасательную.
В начале августа в Пойнт-Мугу началась подготовка дельфина к работе на «Силабе».
Прежде всего Таффи должен был заучить последовательность передвижения. На
дно, на глубину 18 м, уходили два наших водолаза с зуммерами, а дрессировщик
Уолли Росс оставался в катере на поверхности. По сигналам зуммеров Таффи плыл
сначала к первому водолазу, затем, не поднимаясь на поверхность, ко второму,
а потом к Уолли Россу. И каждый из них давал дельфину рыбу.
Таффи был доволен такой игрой, все шло хорошо. И тогда мы решили исключить
поощрение на дне, чтобы акванавтам не приходилось носить с собой мешки с рыбой,
каждый раз поощряя дельфина за усердие. Таффи стал получать рыбу только на
поверхности после завершения маршрута. Девять дней он работал хорошо, но на
десятый, прекрасно выполнив первый заход, он отказался нырять к водолазам.
То же повторилось и в последующие три дня: первый заход выполнялся отлично,
затем следовал отказ работать. Не было никаких признаков того, что Таффи заболел,
и мы пришли к выводу, что он попросту не согласен с новой системой вознаграждения
за труды.
|
|
Кто-то нашел простое решение: пусть при первом погружении Таффи сам доставляет
на дно мешок с рыбой, прикрепленный к его сбруе; раз он так настаивает, пусть
сам себе носит награду. На первых порах нас это предложение выручило, но позже
нам все же удалось установить систему некаждоразовых случайных поощрений,
так что акванавтам о рыбе особенно беспокоиться не приходилось. И все же каждый
день во время первого рейса к «Силабу» Таффи доставлял на дно мешок с рыбой.
Мы давно уже имели возможность убедиться, что Таффи различает людей индивидуально.
Он узнавал «своих» даже тогда, когда внешне их преображали скафандры, маски
и акваланги. Акванавтам тоже следовало научиться спокойному обращению с этим
большим животным и запомнить порядок действий. Поэтому мы пригласили акванавтов
Джона Ривса и Кеннета Конда, которым предстояло работать с Таффи, к нам в
Пойнт-Мугу. Они провели у нас неделю, знакомясь с дельфином и участвуя в тренировках.
Прежде чем перевезти Таффи к месту расположения «Силаба», в Ла-Хойю доставили
плавучую вольеру со снятыми сетями. Ее собрали на берегу, переправили через
полосу прибоя, оборудовали сетями и поставили на якорь в 200 м от «Беркоуна»
— большой транспортной баржи, надводной базы «Силаба».
13 сентября Таффи доставили на вертолете цз Пойнт-Мугу в Мишн-Бэй (Сан-Диего).
Там его перенесли на катер, доставивший дельфина в вольеру. Два дня он нырял
на глубину 50 м в стороне от «Силаба», отправляясь на вызовы водштазов базы
амф,ибий из Корон а до,— его надо было приучить к перемене воды и пугающему
шуму, который производили под водой мощные генераторы «Беркоуна». Оба эти
фактора, особенно шум генераторов, могли повлиять на поведение Таффи.
16 сентября Таффи должен был начать работу с Ривсом и Конда. При первой попытке
дельфин отказался нырять. Нырнул он только на шестой раз и пробыл под водой
4,5 минуты. За это время он побывал в поле зрения Конда и подплыл к Ривсу
настолько близко, что тот мог коснуться дельфина рукой. Вел он себя беспокойно,
о переносе груза или линька не могло быть и речи. Вероятнее всего, дельфина
пугали тросы, кабели, шум генераторов и огни «Силаба».
На следующий день Ривс и Конда отошли от подводного дома на 30 м, поближе
к месту предварительных погружений животного, где помех было значительно меньше.
Там Таффи работал безупречно. Он переносил инструменты и почту с поверхности
на дно, передавал конец линька от одного акванавта другому — всего он совершил
семь успешных погружений, каждое длительностью чуть больше минуты.
На третий день он сделал еще семь рейсов, работая с Ривсом и Конда — на этот
раз возле самого подводного дома. Мешок с рыбой, доставленный дельфином, был
у Конда. Во время одного из погружений, как раз в тот момент, когда Конда
привязывал линек к сбруе дельфина, Таффи внезапно потребовал награды. Конда
замешкался, дельфина это явно рассердило, ждать он не захотел и поплыл к Ривсу,
но на прощанье шлепнул Конда по голове лопастями хвоста.
Акванавты с удовольствием оставили бы Таффи служить почтальоном до самого
конца работ на «Силабе», но у нас не было денег, чтобы оплачивать расходы
на содержание дельфина и обслуживающего персонала в командировке в течение
такого долгого срока. Мы продемонстрировали, что дельфин может работать и
может быть полезен, и этого нам было достаточно. В полдень 18 сентября Таффи
подозвали к десантной барже, стоявшей в нескольких сотнях метров от «Беркоуна».
Там он заплыл на носилки, его подняли из воды и погрузили на катер. Катер
доставил Таффи на берег, а оттуда его переправили в Пойнт-Мугу вертолетом
[5].
Поиски затонувшей стартовой тележки беспилотной крылатой ракеты «Регулюс»
После нашего выступления на «Силабе-2» к нам стали относиться гораздо серьезнее.
На примере Таффи было показано: дельфина можно обучить так, что он станет
ценным помощником в экспериментах, требующих присутствия человека под водой.
Помощником, которого не очень смущает необычное окружение, который работает
быстро и точно, которому можно доверять. Ни один человек не сумел бы так точно
ориентироваться под водой по акустическому сигналу и так часто повторять погружения
на глубину 60 м, как это делал наш питомец.
Месяцем позже Таффи снова оказался первопроходцем. В районе Пойнт-Мугу близилась
к концу программа испытаний беспилотной крылатой ракеты «Регулюс-2». «Регулюс»
запускался на тележке, которая отделялась в воздухе и падала в океан, откуда
ее предполагалось извлекать для повторного использования. Но найти ее на дне
было очень трудно. Пропало подряд семь тележек, хотя к ним были прикреплены
маркировочные приборы, окрашивающие воду над местом падения тележки на дно.
Это лишний раз говорит о том, как нелегко водолазам искать даже крупные предметы
в мутной непрозрачной воде.
Руководитель испытаний «Регулюса», узнав об участии Таффи в эксперименте «Силаб-2»,
приехал к нам, чтобы выяснить, нельзя ли использовать Таффи при поисках затонувших
тележек.
Именно для такого рода работ мы и собирались дрессировать дельфинов, но у
нас еще не было ни методики поиска, ни маркировочных приборов, которые дельфин
мог бы устанавливать возле найденных объектов. У нас был лишь дельфин, первый
дельфин, о котором мы могли со всей уверенностью сказать, что он плывет на
звуковой сигнал в открытом море. И мы знали, что он плывет по поверхности
к точке, расположенной над акустическим маячком и только там ныряет прямо
вниз. И хотя до полной технической готовности нам было далеко, у нас все-таки
уже имелся способ узнать, в каком месте на дне лежит тележка, если на ней
установлен зуммер.
Мы решили попробовать. И вот в день запуска носилки с Таффи были доставлены
на границу опасной зоны. Состоялся запуск, тележка упала в воду, и к месту
падения заспешила амфибия с Таффи на борту. Дельфина выпустили в море, но
он не нырнул. У нас хватило уверенности утверждать, что это означает лишь
одно: зуммер не работает — он либо разбился, либо при ударе об воду нарушились
контакты с батареей питания. И действительно, водолазы нашли под водой сорвавшуюся
с тележки батарею питания зуммера, хотя самой тележки разыскать им не удалось.
Итак, первая попытка кончилась неудачно.
Зато при следующей попытке, в конце октября, все прошло как нельзя лучше.
Зуммер работал, Таффи нырнул к нему, за дельфином последовали водолазы и вытащили
из-под воды тележку стоимостью 4700 долларов [6].
Мы могли бы использовать этот способ и при последующих запусках «Регулюса»,
но ракетчики пошли по другому пути. Они снабдили тележку парашютом, который
оставался на поверхности воды, даже когда тележка лежала на дне. В конкретных
условиях испытаний применить маркировочный парашют было проще и менее хлопотно,
чем иметь дело с дельфином.
Участие в поисках боеголовок противолодочных ракет
Поиск тележки «Регулюса» завершился успехом, но выявилась полная наша неподготовленность
к подобным операциям. И мы срочно занялись разработкой более точных способов
маркировки предметов, найденных дельфином на морском дне. Целых два месяца
Таффи носил маркировочные приборы разных конструкций к предметам, издававшим
под водой акустические сигналы.
Первый такой прибор представлял собой буек, соединенный намотанным на катушку
линьком с кольцом, которое дельфин нес на носу. Стоило дельфину сбросить кольцо
на дно рядом с найденным объектом, как линек освобождался и буек всплывал.
Теперь линек указывал водолазу путь к лежащему на дне объекту.
На основе этой конструкции был разработан еще один вариант маркировочного
прибора, в котором кольцо и буек заменялись чашкой, изготовляемой из стирофома
(теплоизоляционного пенопласта) или из синтактного пенопласта (сцементированные
пустотелые стеклянные шарики, которые в отличие от стирофома выдерживают давление
воды без изменения линейных размеров). Чашка насаживалась дельфину на нос.
Спереди торчал грибообразный свинцовый якорек. Когда дельфин сбрасывал чашку
рядом с маркируемым предметом, якорек падал на дно, и чашка всплывала на стравливающемся
линьке.
Но самым безотказным маркировочным прибором оказалось все же металлическое
кольцо, к которому был прикреплен линек, намотанный на веретенообразный поплавок.
Когда дельфин нес кольцо к донному звукоизлучателю, линек просто стравливался
с поплавка. Само собою разумеется, пользоваться этим прибором можно было только
тогда, когда катер дрессировщика оказывался почти над звукоизлучателем, лежащим
на дне.
Вся эта техника и методика ее применения находились еще в стадии разработки,
когда последовало новое приглашение принять участие в поисках затонувшего
объекта, так что в намечающейся операции нам вновь предстояло полагаться лишь
на самые примитивные маркировочные приспособления. На этот раз предложение
использовать дельфина поступило от морского арсенала на Гавайях, отвечавшего
за периодические испытания действующего военно-морского вооружения. Таким
испытаниям, в частности, подлежали противолодочные ракеты типа ASROC («ASROC»
— «Anti-Submarine-Rocket»*). Выбрав наугад ракету и удалив из ее боеголовки
взрывчатку, боеголовку оснащали комплектом контрольных приборов и запускали
снаряд. Всестороннюю оценку качеств боеголовки можно было произвести по показаниям
этих контрольных приборов только после отыскания самой боеголовки.
| * Anti-Submarine Rocket — противолодочная ракета.— Прим. перев. |
Наиболее трудной частью операции было как раз отыскание боеголовки после
того, как она падала на дно на глубину 60 м. Оснастить ее акустическим маячком
не составляло особого труда, но, как я уже говорил, во-первых, подводные звуковые
пеленгаторы весьма несовершенны, а во-вторых, водолазам могут помешать течения.
Вдобавок, по правилам техники безопасности водолазы должны работать группами
посменно, причем следующая смена наверху должна быть в полной готовности на
случай, если что-нибудь случится с группой, находящейся на дне. На глубине
60 м водолазы, пользующиеся обычными аквалангами, могут вести активный поиск
всего лишь несколько минут, после чего надолго выключаются из работы. И если
Таффи сумеет найти боеголовку, это поможет сберечь много сил и времени, хотя
доставать ее со дна все равно придется водолазам.
Перед началом испытаний у острова Сан-Николас, в 130 км от берегов Калифорнии,
была собрана плавучая вольера. Таффи доставили туда по воздуху и дали ему
несколько дней на то, чтобы привыкнуть к новым условиям, хотя особой необходимости
в этом не было.
Во время запуска и поиска все шло, как было задумано. Ракету запустили с эсминца,
боеголовка исчезла в воде, с вертолета, дежурившего у границы запретной зоны,
заметили место падения и сбросили там буек. К буйку направился корабль поиска,
а вслед за ним на катере отправилась и наша команда. Замыкал колонну Таффи,
пристроившийся на кормовой волне катера, он уже освоил этот прием, помогавший
ему совершать длительные скоростные заплывы.
Возле буйка Блэр Ирвин, наш ответственный за маркировку, дал Таффи плоское
металлическое кольцо и стал следить, где он с ним нырнет. Таффи нырнул, Блэр
подвел туда катер и дал вынырнувшему Таффи еще одно кольцо. Дельфин вновь
нырнул и вернулся без кольца. Рассудив, что дельфин оставил оба кольца возле
боеголовки, лежащей на дне прямо под катером, Блэр сбросил на дно два маркировочных
прибора и сообщил об этом на корабль поиска. Водолазы спустились на дно вдоль
линьков маркировочных приборов, вскоре обнаружили боеголовку и подняли ее
со дна.
Через год Таффи с тем же успехом вновь участвовал в поисках боеголовки. На
этот раз мы на всякий случай доставили к месту испытаний еще одного дельфина
— упоминавшуюся ранее Пег (бывшую Базз-Базз). Но Таффи легко выполнил задание,
и Пег даже не выпускали в море.
Поиски учебных мин
Операции поиска боеголовок были засекречены, хотя и вовсе не потому, что
в них участвовал Таффи. Просто в то время, в 1966—1967 годах, противолодочные
ракеты были новейшим оружием. Но секретность секретностью, а слухи пошли.
Пошли слухи, что мы располагаем способом находить затонувшие объекты, оснащенные
акустическими маячками. И тут же последовал новый вызов на помощь (опять же
неофициальный — теперь вы понимаете, что означает это слово). Он исходил от
младшего офицера минной части Тихоокеанского флота США, расквартированной
в Лоиг-Биче в Калифорнии. Не поможет ли Таффи искать учебные мины, которые
будут ставить с самолетов близ острова Санта-Роза во время запланированных
испытаний?
У нас уже было много дельфинов, которые могли работать в открытом море, но
Таффи оставался первым кандидатом на участие в подобных операциях: у него
был нужный опыт и ему мы доверяли больше, чем кому-либо из остальных животных.
Кроме того, речь шла о новом и неизвестном для нас деле: акустические маячки
будут стоять на всех минах и будут работать все сразу. Ни один из наших дельфинов,
в том числе и Таффи, еще не трудился в такой обстановке. Мало того, у нас
не было оборудования, чтобы проверить заранее, сможет ли он работать, когда
со всех сторон будут раздаваться похожие друг на друга звуковые сигналы разной
интенсивности. Но мы решились на выезд, хотя, как и во время наших предыдущих
вылазок к артиллеристам и ракетчикам, дело попахивало авантюрой.
Транспортировку дельфинов решено было организовать по-новому. Вместо того,
чтобы доставлять Таффи в Порт-Хьюним и там перегружать его на корабль поиска
с флотской авиабазы, мы намеревались отправить дельфина в плавучую вольеру
у острова Санта-Роза, за 90 км от Пойнт-Мугу, прямым рейсом на вертолете.
Такой способ транспортировки мы еще ни разу не применяли и решили предварительно
попрактиковаться. Мы отвезли дельфина по имени Редай на авиабазу и оттуда
отправили его вертолетом в Пойнт-Мугу. Когда вертолет завис над плавучей вольерой,
Редая, лежащего на носилках, опустили на воду через спасательный люк, затем
подняли и вновь установили носилки с дельфином в вертолете. Операция прошла
без заминок, и тогда мы повторно спустили на воду носилки с дельфином. Следом
спустились в воду два дрессировщика и освободили животное из носилок. Редай
тут же принял пищу и стал исполнять команды, хотя до этого никогда не летал
на вертолетах. Оставалось только удивляться приспособляемости этих животных.
Готовились мы, готовились, а все пришлось делать по-старому. День, на который
был назначен перелет Таффи, оказался нелетным, стоял туман, и Таффи отправили
кораблем. К четырем часам дня, через час после доставки, он был готов к работе.
Группы водолазов с подводными звуковыми пеленгаторами приступили к работе
несколькими часами ранее и уже обнаружили и подняли со дна три мины из двадцати
одной поставленной.
Задувал ветер, океан был неспокоен. Мартин Конбой, Ралф Пеннер и Блэр Ирвин
— три наших дрессировщика — с трудом поспевали за дельфином на катере. Но
Таффи ничуть не мешали волны, не смутила его и многочисленность акустических
маячков. Время от времени он подплывал к катеру за новым маркировочным прибором
— кольцом с линьком, намотанным на поплавок. В выборе цели он не колебался,
но дрессировщики не могли оказать, делал ли он это наугад или руководствовался
интенсивностью сигналов, достигавших его слуха. Но, получив очередное кольцо,
он иной раз сбрасывал его далеко в стороне, хотя следующую мину метил чуть
ли не под катером, остававшимся все это время на месте.
За остаток дня Таффи нашел и промаркировал девять мин. Остальные девять нашли
водолазы. В результате мы получили письменную благодарность от адмирала, командующего
минными подразделениями Тихоокеанского флота. В письме было указано, что дельфин
и его дрессировщики работали производительнее, чем водолазы, и что благодаря
их помощи срок операции удалось сократить вдвое. Как подчеркивал адмирал,
это была немалая помощь, потому что подъем мин требовал участия четырех тральщиков
и корабля обеспечения. «Исполнено отлично»,— оценивал нашу работу адмирал,
а на флоте такой оценкой гордятся. Письмо заканчивалось приглашением участвовать
в будущих подобных операциях. И через год, в марте 1968 года, мы вновь отправились
искать мины.
На этот раз мы осуществили задуманную доставку дельфинов по воздуху. Таффи
и второй дельфин Раскал были подняты из морской вольеры в Пойнт-Мугу и после
часового перелета опущены в вольеру у острова Санта-Роза. И на этот раз их
сопровождали трое наших сотрудников — Блэр Ирвин и старшины Билл Скронс и
Дон Ноулс. Они запаслись маркировочными приборами — чашками, надеваемыми дельфинам
на нос.
И вновь океан был неспокоен. Волнение было сильнее, чем в прошлый раз, скорость
ветра порывами доходила до 50 км/час. Боясь, что менее опытный Раскал не справится
с работой при такой погоде, дрессировщики оставили его в вольере и вывели
в море одного Таффи, следуя за ним на двух малых катерах.
Волны были настолько высоки, что экипажи катеров то и дело теряли друг друга
из виду. Им было не до наблюдений: все время приходилось откачивать воду из
катеров. А Таффи работал — и менее, чем за два часа, обнаружил и промаркировал
шесть мин. За то же время работавшие рядом группы водолазов нашли всего пять
мин. В полдень дрессировщики увели Таффи на отдых в вольеру и все же выпустили
в море Раскала. За полчаса он нашел две мины и пометил несколько камней и
коробок от минных парашютов. Тогда его вернули в вольеру и вновь выпустили
Таффи.
Поиски мин продолжались еще два дня. Таффи нашел еще несколько мин. Продолжал
трудиться и Раскал, но он сбрасывал чашку с носа не так точно, как Таффи.
В полдень на третий день операция закончилась, Таффи и Раскала подняли на
вертолет и доставили обратно в Пойнт-Мугу. Оба дельфина, главным образом все
же Таффи, оказали существенную помощь морякам, несмотря на тяжелые условия
работы. Они промаркировали 17 из 51 обнаруженной мины, что весьма ощутимо
сократило срок операции.
Продемонстрировав способность дельфинов находить и маркировать предметы по
акустическим маячкам на глубинах до 60 м, мы вернули Таффи Сэму Риджуэю, который
готовил опыты по установлению предельной глубины, на которую могут нырять
дельфины. Но это уже предмет следующей главы.
Одновременно мы продолжали дрессировать морских млекопитающих, относящихся
к иным биологическим видам, чтобы установить их пригодность для работы в открытом
море. Моррис Уинтермэнтл поймал двух тихоокеанских белобоких дельфинов — мы
их называли «лэгами»*, они были переданы дрессировщику зоологу Джону Холлу.
Уолли Росс обучил нырять на большие глубины нескольких калифорнийских морских
львов и молодого обыкновенного тюленя. В морском аквариуме Сиэттла мы приобрели
двух косаток. Их тоже начали дрессировать.
| * От латинского названия этого вида Lagenorchynchus.— Прим. перев. |
Работа в открытом море была существенной частью наших исследований, в целом
направленных (на изучение морских млекопитающих. Ведь даже у близких видов
дельфиновых физиология и поведение различны, а физиология и поведение морских
львов и тюленей принципиально иные, чем у дельфинов. И чем больше мы будем
знать об этих различиях, чем большее число видов животных будет изучено, тем
больше пользы от этих знаний смогут получить люди.
Трудно представить себе лучшую базу для таких исследований, чем та, которой
мы располагали. Мы могли вести серьезные работы в области физиологии, в области
изучения органов чувств, изучения болезней и этологии различных видов животных.
В то же время, слегка изменяя методы и цели, мы могли использовать часть полученных
результатов для практических нужд, что приносило нам известность, поддерживало
нашу репутацию и переубеждало скептиков. Участие в эксперименте «Силаб-2»
и в поисках мин гораздо более понятным и наглядным образом продемонстрировало
потенциальные возможности нашей деятельности, чем, скажем, публикация в научных
журналах результатов работ в строго научной манере изложения.
Подготовка к участию в эксперименте «Силаб-3»
Именно по этой причине мы согласились принять участие в эксперименте «Силаб-3».
Подводный дом «Силаб-3» предполагалось установить на дне океана на глубине
130 м, то есть в два раза глубже, чем подводный дом «Силаб-2». На сей раз
мы получили гарантии на финансирование и расценили это как признание наших
прежних заслуг. Но мы понимали и другое: если нам удастся добиться успеха
и на «Силабе-3», наше положение окончательно упрочится. И мы взялись за дело.
В ходе эксперимента «Силаб-3» мы собирались продемонстрировать практические
приемы использования не только бутылконосых дельфинов, но и белобоких дельфинов,
калифорнийских морских львов и даже обыкновенных тюленей. Мы были уверены,
что, пройдя курс обучения, они смогут нырять на глубину 130 м. В умах у нас
зрели идеи, как улучшить методы и оборудование, которые мы применяли во время
эксперимента «Силаб-2». Например, мы предполагали, что дельфинов и морских
львов удастся обучить заходить в открытый люк подводного дома, и тогда акванавтам
не придется даже надевать гидрокостюмов, чтобы получить и отправить посылку
[7]. И еще мы собирались продемонстрировать методику спасения потерявшего
ориентировку акванавта, при которой линек подается с катушки, укрепленной
на стене подводного дома.
Первым делом мы взялась за обучение лэгов и морских львов погружениям на глубину
130 м, применяя методику дрессировки, отработанную еще в период обучения Таффи,
который, кстати, нырял в это время уже на глубину 165 м. Перед началом работы
мы усовершенствовали самую важную часть нашего оборудования — тренировочный
звукоизлучатель.
Дрессируя Таффи, мы пользовались самодельным аппаратом, изготовленным из рулевой
баранки автомобиля, подвешенной за ось, на которой крепились зуммер и ртутный
переключатель. Баранка, расположенная в горизонтальной плоскости, опускалась
под воду на электрическом кабеле. Дрессировщик включал зуммер с палубы катера,
животное должно было нырнуть и толкнуть баранку. При толчке срабатывал ртутный
переключатель, и зуммер умолкал. К сожалению, на баранке не было глубиномера,
и глубину ее погружения определяли по меткам на кабеле, поставленным через
каждые 3 м. Отсчет глубины получался неточным, потому что мы не могли учесть
ошибок, вызываемых течениями и сносом катера. Чтобы устранить эти ошибки,
Сэм Риджуэй сконструировал новый аппарат. Баранку заменила пластиковая трубка
длиной 0,75 м. В трубке располагался акустический маячок и датчики глубины
и температуры воды. На нижнем конце трубки был укреплен выключатель, снабженный
поршеньком со штоком. Когда дельфин или морской лев толкали носом шток, маячок
выключался. Этим новым аппаратом мы пользовались при обучении животных для
участия в эксперименте «Силаб-3».
В мае 1967 года, когда мы только-только начали дрессировку, нам представилась
возможность познакомить животных с оборудованием, близ которого им предстояло
работать. По окончании эксперимента «Силаб-1», во время которого 4 акванавта
прожили 11 дней на глубине 58 м у берегов Бермудских островов, их подводный
дом был передан лаборатории противоминной обороны в Панама-Сити, штат Флорида,
и переименован в «STEP» («Submerged Test Engineering Platform»*). Теперь STEP
была погружена на глубину 18 м, и на ней проверялись различные узлы и детали
«Силаба-3». Нам представился случай отправить на STEP наших животных, и мы
решили не упускать его. 12 мая четверо дрессировщиков, три бутылконосых дельфина,
два морских льва и молодой обыкновенный тюлень погрузились на самолет и отправились
в Панама-Сити в шестинедельную командировку. Глубоководные погружения были
временно прекращены.
| * Подводная инженерно-испытательная площадка.— Прим. перев. |
На корпусе STEP мы установили катушку со спасательным линьком. Таффи научился
по специальному сигналу подплывать к катушке, подхватывать носом укрепленное
на линьке кольцо и нести его, волоча следам линек, на 33 м в сторону, где
дельфина ожидал водолаз. При этом заводилась пружина катушки, и под ее действием
линек сам наматывался обратно по мере приближения водолаза к STEP. Все наши
животные, кроме тюленя Гордо, научились не бояться незнакомых водолазов и
подводного дома, а морские львы привыкли даже носить от водолаза к водолазу
мелкие посылки. Один только тюлень Гордо плохо чувствовал себя, в Панама-Сити
и отказывался работать, хотя перед поездкой нырял у нас на глубину 26 м.
По возвращении всей группы в Пойнт-Мугу мы возобновили подготовку к погружениям
на большие глубины. Нам хотелось обучить животных доставлять посылки прямо
во входной люк «Силаба-3». Мы знали, что ничего невозможного в этом нет: во
время эксперимента «Силаб-2» в подводный дом через входной люк дважды проникали
дикие морские львы. Совершив несколько вдохов в сжатой гелиево-кислородной
атмосфере дома, они быстро возвращались та поверхность. Значит, с морскими
львами — а возможно, и с дельфинами — не происходит ничего страшного, когда
при подъеме по мере уменьшения внешнего давления сжатый газ в легких расширяетея
и бурно выделяется наружу. Неопасно это и для человека, умеющего владеть собой.
Опасности он подвергнется только в том случае, если, потеряв самообладание,
будет пытаться сдержать вырывающийся газ. Тогда у него в легких появятся разрывы,
затем возникнет воздушная закупорка и выдох станет невозможным [8].
Чтобы определить, как будет вести себя дельфин, сделавший несколько вдохов
сжатого газа, после того как газ начнет расширяться, Сэм Риджуэй провел несколько
опытов в большой барокамере. На время этих опытов к телу дельфина с помощью
резиновых присосков крепились датчики пульса, затем животное укладывали в
контейнер с водой и вкатывали контейнер в барокамеру. Звук дыхания дельфина
улавливался установленным в барокамере микрофоном и транслировался наружу
через громкоговоритель.
Опыты начали с небольшого повышения давления в барокамере, поднимая его до
уровня давления на малых глубинах и рассчитывая постепенно увеличивать «глубину»,
если дельфин успешно справится с выходом газа. Давление в камере быстро поднимали
до заданной величины, выжидали, пока дельфин сделает два-три вдоха, и тут
же быстро понижали давление до нормального. Используя эту методику, Сэм Риджуэй
установил, что дельфин не сопротивляется выходу из легких газа, находящегося
под давлением 10 атмосфер (это соответствует глубине погружения 90 м), и при
этом с животным ничего особенного не происходит.
Что будет при больших давлениях, мы проверить не могли, так как барокамера
не была на них рассчитана. Но мы имели основания надеяться, что дельфины,
как и морские львы, войдя в подводный дом «Силаб-3» и совершив там несколько
вдохов, вернутся на поверхность моря целыми и невредимыми.
Обучение входу в люк подводного дома представляло собой особую проблему. Как
уже говорилось ранее, дельфины очень не любят тесных проходов. Чтобы преодолеть
эту неприязнь, потребовалась долгая тренировка на макете подводного дома,
который мы соорудили из списанного понтона от противолодочной сети. Понтон
имел длину 3,5 м и диаметр 1,8 м. Его поставили вертикально, прорезали в днище
отверстие диаметром 1,2 м — такого размера должен был быть входной люк подводного
дома «Силаб-3»,— вставили по бокам два иллюминатора, сняли с понтона крышку
и вместо нее установили прозрачную пластмассовую полусферу так, чтобы человек,
находящийся внутри, мог видеть все происходящее снаружи.
  |
