ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Уже три года прошло с тех пор как мы начали охотиться за китами, но за это время я ни разу не видел ни одного фонтана настоящих или гладких китов, как, впрочем, не видели их и другие мои товарищи. А у нас есть задание от нашего института постараться добыть гладкого кита, — если можно то и не одного, тщательно измерить их, привезти коллекции — скелет, паразитов, ус и тому подобное, тщательно исследовать, чем они питаются, в общем произвести полный биологический анализ.

Теоретически мы великолепно знаем, как отличить гладкого кита от всех других, но пока эта теория нам еще не пригодилась. И сколько раз мы всматривались в океанскую даль в надежде увидеть не обычные, так примелькавшиеся нам фонтаны китов-полосатиков или кашалотов, а мощный, двойной фонтан настоящего кита и совершенно гладкую, без спинного плавника или горба спину. Мы знаем, что в Беринговом проливе и до настоящего времени охотятся за полярными или, как еще их называют, гренландскими китами, но они бывают там тогда, когда нас там нет, то есть ранней полярной весной (июнь) или же осенью, когда мы уже охотимся у Южной Камчатки. Знаем мы, что в XIX столетии большое количество настоящих китов встречалось в Охотском море, у Курильской гряды и у Южной Камчатки, — но все это прошлое, а вот сейчас три года подряд мы так внимательно наблюдаем за всем, что делается в море, имеем право говорить, что знаем немало, подготовили своих гарпунеров, а настоящего кита до сих пор не видели. Приблизительно так рассуждали мы с Петром Андреевичем Зарвой, проводя дальнюю разведку на траверсе бухты Моржовой, далеко в океане. Мы отошли на расстояние больше 150 миль от берега и уже не видны самые высокие сопки, но пока ничего интересующего нас не заметили. Повернули обратно и пошли по нашему обыкновению зигзагами, меняя курс через каждый час. Пообедали и вышли на мостик погреться на солнышке, — сегодня день тихий и такой солнечный, что даже бочкарь наш, как мы называем наблюдателя-матроса в «вороньем гнезде», что-то затих, уж не дремлет ли?
Но оказывается он нисколько не дремал: не успели мы устроиться поудобнее, как он крикнул, чтобы я поднялся к нему, ибо он уже несколько минут наблюдает за одним местом, где, показалось ему, мелькнула гигантская бабочка. Либо кашалот, а то и горбач, решили мы с Петром Андреевичем, и я не торопясь полез по вантам в бочку. Но не успел я залезть в бочку, как увидел в расстоянии не более мили от нас великолепный двойной фонтан! Ну, уж это не кашалот и не горбач, можно спорить на что угодно, — это, конечно, настоящий гладкий кит. Круто повернул китобоец, меня даже прижало к вантам от резкого поворота, и пошел по направлению к этому, еще невиданному нами фонтану. Но вот второй фонтан и тоже двойной, но не такой мощный, а вот уже видна круглая и широкая спина и никакого следа спинного плавника. Не отрываю бинокля от глаз, держу его одной рукой (другой и ногами вцепился в ванты, так в бочку и не долез) и кричу Зарве, что это, безусловно, гладкий кит, но вопрос, какой? Дело в том, что и в наших дальневосточных водах имеется три вида настоящих гладких китов: полярный или гренландский кит, затем — японский или северо-западный кит (так называют его иностранные китобои) и, наконец, еще один вид, пока не описанный ни одним научным работником, но известный китобоям прошлого столетия, как «погги», или «охотский настоящий кит». Полярный кит сюда не дойдет, но японский или охотский вполне могут встретиться, как встречались они здесь в конце прошлого столетия.
Раздумывая, я вместе с тем поторопился залезть в бочку и приготовился смотреть во все глаза. Пока мы подходили, кит успел выпустить восемь фонтанов и нырнул.
Теперь я понял недоумение наблюдавшего гигантскую «бабочку» матроса Павла Кузнецова. Эта «бабочка» не была похожа на бабочек горбача или кашалота. Во-первых, лопасти хвоста были значительно длиннее и более заострены, а во-вторых, он несколько раз взмахнул ими в воздухе. Именно, взмахнул! Видно, трудно ему нырять, что приходится применять столько усилий. И не мудрено: ведь гладкие киты — по существу мешок с салом. Пока это я знаю по литературе, рассказам чукотских охотников-китобоев и образцу сала, который мы получили с Чукотки и храним в институтском музее: толщина сала доходит до 50 сантиметров.
Мы знаем, что гладкие киты ныряют не глубоко и не надолго и ждем его появления с минуты на минуту. Конечно, время его исчезновения засекли и теперь отсчитываем минуты. На седьмой минуте он опять появился в полумиле от нас и снова пускал свои двойные фонтаны: первый побольше и подольше по времени, остальные значительно меньше, но все двуструйные, расходящиеся в обе стороны. Пуская фонтаны, он медленно плыл, причем часто была видна его широкая круглая и как бы несколько выпяченная спина. Мы близко от него, из бочки ясно видно все его вальковатое и в высшей степени неуклюжее тело, с резко сужающимся хвостовым стеблем и громадными лопастями, которыми он чуть шевелит. За те две минуты, что он был у поверхности, мы подошли совсем близко к нему, но кит пока не собирается нырять; уже выпущено шесть фонтанов и он как будто бы раздумывает, что же делать дальше.
На нас он не обращает внимания и продолжает лежать неподвижно, пока мы обходим его. У нас еще раньше было решено внимательно проследить за поведением гладкого кита или китов, если они нам встретятся, а уж потом решать вопрос — стрелять его или же выбирать другого кита. Для наших целей нужен средний кит или крупный, но никак не небольшой экземпляр. Поэтому Зарва не подходит к пушке, а поднялся на ванты и тоже наблюдает.
В прозрачной воде видны все движения этого неуклюжего существа. Вот он чуть приподнялся легким движением хвоста и снова появился над поверхностью воды его двойной фонтан. Грудные плавники прижаты к телу, они широкие — мне виден хорошо левый — и довольно длинные, не менее двух метров. Но вот он двинулся вперед: лопасти хвоста подымаются и вверх и вниз, одновременно они делают боковые движения. Работает хвостом усердно, а скорость совсем небольшая. Это не молниеносный полосатик, и даже не медлительный кашалот, — действительно, мешок, наполненный салом. И при всей своей неуклюжести он в океане на своем месте и даже в его неуклюжести заметна какая-то грация, какая-то обтекаемость — ничего лишнего, если не считать некоторой угловатости (или это так кажется?) головы. Еще один небольшой фонтан, и видно, как его кратерообразные дыхала появились над поверхностью воды, захватывая порцию свежего воздуха. Наше присутствие ему не мешает, хотя мы вот тут рядом, можно на его выпяченную кругловатую спину бросить шапку. Вот почему за ним было так легко охотиться во времена парусного флота, — вот причина почти полного исчезновения этих китов: полная беспечность, пожалуй еще большая, чем у кашалотов. «Те хотя бы иногда между собой дерутся в припадке всяких страстей, а тут и страстям уместиться негде», — совершенно серьезно рассуждают наши моряки.
— Ну, как, — спрашивает Петр Андреевич, — это то, что тебе нужно? — Но я медлю с ответом. На мой взгляд, это небольшой кит. Пытаемся прикинуть на глаз его длину — он лежит и ждет, попрежнему не обращая внимания на китобоец и на наши уже шумные разговоры.
— Повидимому, напитался и теперь переваривает, — слышатся рассуждения по его адресу, прямо хоть флажок в него втыкай. Решили проверить, а что же он здесь делал и действительно ли переваривает свой обед. Быстро опущенные планктонные сетки показали, что на глубине двадцати метров много излюбленных китами рачков-калянусов, а на глубине 35 — они просто кишат. Вот и разгадка благодушного поведения кита. Видимо, он здесь с утра кормится, а теперь отдыхает. Мы простояли около него не менее получаса, и он продолжал лежать спокойно, время от времени выпуская короткие фонтаны. Уж не дремал ли он? Очень может быть. Мы часто видели деятельно нырявших и регулярно возвращавшихся на поверхность китов по утрам и днем, но часто мы видели китов и неподвижно лежавших на поверхности. Точно так же мы часто видели китов, кормившихся у самой поверхности сумрачными днями и «белыми ночами», когда планктонные рачки находились у самой поверхности воды.
После некоторых рассуждений мы все же решили, что это молодой кит, — в нем вряд ли было больше одиннадцати метров; мы попросту оставили его в покое, такого беспечного и беспомощного. В задании института на добычу гладкого кита было сказано, что надо добыть взрослого, по возможности наиболее крупного гладкого кита или двух. Этим условиям наш кит не отвечает, а поэтому решили подождать еще немного, а потом итти искать настоящей добычи. Более часа лежал наш кит, после чего опять начал двигаться и вдруг изогнулся, что было удивительно для его неуклюжей туши и даже смешно, и с усилием, явно заметным, начал нырять головой вниз, деятельно помогая хвостом. Вот лопасти уже в воздухе, да не только лопасти, но и почти треть хвостового стебля, вот взмах, другой, третий и он исчезает, только пузырьки воздуха еще некоторое время появляются из синевы. Мы с сожалением расставались с этим зрелищем, но такая погода не так уже часто нас балует, а с утра мы не имеем добычи. Долго вспоминали мы этого молодого кита и почти всегда разговор начинался так: «а что-то наш китишко поделывает», и все знали, о каком ките шла речь.
Прошло два года с тех пор, как мы вели наблюдение за «нашим китишкой», и вот мы снова почти в тех же местах. Я плаваю на «Авангарде». Гарпунером и одновременно капитаном на этом китобойце мой старый приятель Афанасий Пургин. Начало июня в Камчатском море — это значит много туманов, нет-нет налетит и штормяга, а в общем еще очень холодно. Вчера мы удачно охотились, Афанасий Николаевич сдал на базу двух финвалов и кашалота, но сегодня с утра блуждаем в тумане и никак не можем окно нащупать. Решили итти дальше в море — «где, быть может, этого проклятущего тумана не будет», — как ворчит Пургин. Китобоец ходко идет, чуть пеня небольшую встречную зыбь. Идем прямо на восток, к солнышку поближе. Туман в нашем деле большая помеха, не говоря уж о том, что в этом молоке вообще теряешь всякое представление о времени и пространстве. Но вот часа через два хорошего хода мы выскочили прямо в солнечный рай. Оказывается и небо-то голубое, чего нам не было видно, а океан-то какой праздничный, синева в золоте.
Не прошло и получаса, как все сразу заметили несколько фонтанов чуть левее нашего курса. Рулевой и команды не ожидает — сам направил туда бег нашего корабля. Пургин только одобрительно оглянулся на него. Ясно уже видно, что это финвалы, и Пургин пошел к пушке. Но в этот момент несколько правее и чуть дальше показалось сразу два фонтана, но каких! Оба мощные и двуструйные. Вот еще и еще. Я посмотрел на Пургина, вижу он колеблется, — опять, дескать, окажешь маленькие, как Зарве в свое время сказал. Но, видимо, тоже понимает мое настроение и машет рулевому обходить финвалов и двигаться к двойным фонтанам. Судя по первым мощным фонтанам, которые были яснее видны, да и, пожалуй, выше, чем фонтаны финвалов, это крупные киты. Вслух считаем фонтаны — пять-восемь... и вот две громадные бабочки мелькнули в воздухе и скрылись. Застопорили машину, стоим выжидаем, вертя головами во все стороны. Проходит шесть минут, семь, и совсем близко от нас «прошипели» два фонтана. Те же самые, двуструйные. Но теперь совсем близко. Я на вантах, до бочки долго добираться, — всматриваюсь в совсем близко находящихся от нас китов. Опять и опять фонтаны. Да, это что-то солидное. Вот видна огромная круглая спина, — мы совсем рядом, и судно чуть скользит параллельно крупному гладкому киту. Тут не одиннадцать и не пятнадцать метров. Конечно, это не японский кит, тот чуть больше пятнадцати метров, это или полярный — гренландский кит, или же тот самый знаменитый охотский, который считается начисто выбитым хищниками-китобоями прошлого столетия.
Быстро спускаюсь в подбегаю к готовому стрелять Пургину. Он улыбается, глядя на мое волнение, и уверенно говорит: «раз «тот», то сейчас наш будет».
Но оба кита в этот момент нырнули. Через шесть минут они снова появились в расстоянии не больше двух кабельтовых от нас. Они переворачивались в воде и как будто бы играли, — видны были то хвостовые лопасти, то грудные плавники, а фонтаны их были какие-то низкие, рассыпающиеся. Повинуясь команде Пургина, китобоец быстро повернулся и пошел на сближение, но киты, словно почувствовав опасность, стали уходить и при этом выпустили высокие, расходящиеся вверху фонтаны. Скорость их была миль восемь и поэтому мы легко нагнали их. Время от времени они ныряли, но снова появлялись у поверхности и шли по одному курсу.
Вот мы идем уже рядом с ними, а затем чуть поворачиваемся и Афанасий Николаевич стреляет по большему киту. Видно было, как гарпун целиком вонзился в бок. Кит сильно рванулся в сторону и пошел на глубину. Все, как обычно: лебедка на холостом ходу чуть звенела, блоки амортизаторов крутились и линь быстро уходил за борт, но вдруг линь ослаб и амортизаторы спокойно покачивались под «вороньим гнездом». В чем дело? Или линь лопнул, а это бывает, или гарпун переломился, что тоже случается. Быстро вытягивают лебедкой линь, вот показывается и гарпун: он цел, гранаты нет — она разорвалась в ките, но лапы гарпуна не раскрылись и от сильных рывков кита он вырвался из туши. Но кит тяжело ранен, хотя он с большой быстротой для такого неуклюжего существа уходит от судна, оставляя за собой кроваво-жировой след. Полным ходом пошли за уходящими китами, заряжая на ходу пушку. Как ни быстро уходили киты, но максимальная скорость их вряд ли превышала девять-десять миль, а поэтому в скором времени мы снова поравнялись с ними. Пургин решил бить второго кита, так как первый все равно не уйдет, слишком он тяжело ранен и будет много времени проводить на поверхности. Он тщательно целится, и вот гарпун врезался в самое поражаемое место у китов, сразу же за грудным плавником, чуть ниже его, а значит в сердце. И действительно, кит медленно поворачивается на бок и не шевелится.
Убитого подтягивают к форштевню китобойца и, чтобы придать ему большую пловучесть, а это важно при буксировке, надувают его воздухом. Вообще же эти киты после смерти не тонут. А раненый кит не отходил от убитого. Он подплывал под него, подымал его своей спиной, из раны ключом била кровь, и вода вокруг китобойца стала кроваво-красной. Всем нам было как-то не по себе. Привыкли мы и к крови — при нашей охоте мы ее видим излишне много, но то, что эти киты были так беспомощны и второй не хотел уходить от убитого, был так трогательно привязан к нему, действовало на нас угнетающе. Ведь вот, охотимся столько лет, а в таких случаях нервничаем, невольно сочувствуем такой нежной и нерассуждающей привязанности. Если бы был сосунок, мы это бы понимали еще, да и не стали бы бить таких китов, — мы помним наши переживания при ранении сосунков и кормящих матерей и никогда не преследуем маток и телят, но здесь оба кита — большие. Пушка заряжена, Афанасий стреляет по раненому киту. Попадание хорошее, но он еще жив и все-таки не отходит от убитого и продолжает подталкивать его головой. Только третий выстрел прекратил эту тяжелую сцену.
Сейчас около пяти часов пополудни, недавно пробили четыре склянки, и мне хочется поскорее попасть на базу, осмотреть, измерить и описать этих китов, и проследить за разделкой их, чтобы сберечь скелеты. Киты пришвартованы, и мы идем к базе.
Забегая вперед, скажу, что больший кит имел рекордную длину для этих китов в 1 870 сантиметров, а второй — около пятнадцати метров. И обе были самки! Но ус их едва превышал два метра длины, следовательно, это были те таинственные охотские киты, о которых так много писали в конце прошлого столетия и которых не видели уже много лет. В желудках их были мелкие планктонные ракообразные.
Нужно сказать, что все гладкие киты нашими правилами промысла объявлены под запретом, и только для научных целей, имея всякий раз специальное на это разрешение, можно добывать гладких китов. Но на охотников Чукотки этот запрет не распространяется. А поэтому я с большим интересом слушал рассказы наших чукотских китобоев, когда мы находились в их охотничьих владениях, что обычно бывало в августе и сентябре, и осматривал их китобойное снаряжение. На полярного кита наши охотники выходят на небольших вельботах, с ручными гарпунами и небольшими шлюпочными пушками-ружьями. К древку гарпуна прикреплен длинный моржовый ремень, на конце которого привязана надутая воздухом шкура нерпы или какой-либо пузырь.
Эскимосы и чукчи — великолепные наблюдатели природы и прирожденные охотники за всяким морским зверем. Я разговаривал с охотниками селений Уэлен, Наукан, Дежневе, Чаплино, Сиреники и ряда других, где охотятся и за китами, и вот что они мне рассказали.
Гренландские или полярные киты небольшими группами, а часто и в одиночку начинают появляться в Беринговом проливе вблизи этих селений с начала ноября, а в особо суровые ледовые годы — в октябре. Путь полярных китов во время осенних откочевок очень постоянен и рисуется примерно следующим образом: от севера и северо-востока к мысу Дежнева, затем вблизи берегов, в пределах видимости фонтанов, — примерно 5 миль, затем к мысу Чаплина, вблизи бухты Провидения и около мыса Беринга. Повидимому, они какое-то время проводят в Анадырском заливе, а затем находятся вблизи кромки льдов и даже в разводьях. У острова Аракамчечен, у мыса Чаплина и в некоторых других местах киты проходят почти у самого берега, иногда в нескольких десятках метров от него. Поэтому селения и наблюдательные вышки местных китобоев располагаются на выдающихся в море мысах.
Многие охотники рассказывали, что они иногда наблюдали по нескольку десятков фонтанов полярных китов одновременно, но такие случаи в последние годы становятся редкими. В последние же десятилетия они наблюдали не более десяти фонтанов в одной группе. Местные охотники великолепно разбираются в повадках морских млекопитающих и редко ошибаются при определении вида китов. У них есть превосходные бинокли для наблюдения за морским зверем, но все, что выходит за пределы дальности десяти миль, даже с возвышенных берегов, конечно, не видно. Все охотники приходят к заключению, что стадо полярных китов не превышает и ста голов. А когда-то их были многие тысячи.
Весной, в зависимости от состояния и подвижки льда, начинаются северные миграции полярных китов. Появление полярных китов иногда отмечается и в начале апреля. Охотники подсчитали, что за весь зимний сезон сплошной лед сковывает все видимое пространство не более чем дней на двадцать и происходит это в январе и феврале, и весной насчитали приблизительно сто полярных китов. Весной и осенью места их передвижений совпадают. Весной они идут на север от мыса Беринга к бухте Провидения, проходят у селения Сиреники, затем идут у мыса Чаплина к мысу Пунягмо и мимо островов Диомида в Чукотское море. Зимнее время эти киты проводят вблизи кромки льда и в разводьях кромки с азиатской стороны Берингова моря, но как далеко отходят они на юг в настоящее время, сказать трудно: в давние годы они доходили до мыса Кроноцкого, до которого доходили и моржи.

Полярный или гренландский кит.

А охота на полярного кита чукотскими охотниками-китобоями ведется так: к середине ноября, когда наступает зима, вместе с усилением штормов, начинают появляться мигрирующие на юг полярные киты. К этому времени китобои приводят в порядок орудия промысла, красят вельботы в белый цвет, к которому эти киты относятся доверчиво, тогда как черных и других цветов предметов они избегают, готовят паруса — обычный, так называемый гоночный, и штормовой. Вельботы у охотников очень хорошей постройки, чрезвычайно легкие и прочные, с воздушными ящиками по бортам и под банками, удерживающими вельботы на поверхности воды даже в случае наполнения его водой или частичной аварии, например от ударов кита, что случается. Длина вельботов, которые я осматривал, 8 — 9 метров, команда на таком вельботе насчитывает всегда 7 человек. Охотничье снаряжение состоит из гранатного гарпуна (деревянная рукоятка, оплетенная жилами, с медной оковкой и курком на конце и выемкой для вставляемого острия-гранаты) и шлюпочной гранатной плечевой пушки-ружья, целиком сделанной из специальной бронзы и по виду напоминающей крупнокалиберный мушкет с раструбом.
Гранатный ручной гарпун, как я уже отметил, состоит из крепкого деревянного стержня, часто дубового или тикового, с медной оковкой на конце, в которую вставляется гильза разрывной гранаты. Оковка устроена таким образом, что кроме цапф, вделанных в нее и удерживающих медную гильзу гранаты, сбоку приделаны спусковой крючок с курком, сильной пружиной и ударником, ударяющим по капсюлю гильзы гранаты. Граната имеет очень острый конец, легко проникающий в тело кита. Как только все острие-граната гарпуна войдет в кита, то при дальнейшем вхождении ее в тело, а значит и нажиме, спускается взведенный крючок и ударник падает на капсюль, воспламеняя заряд гранаты, и при этом конец гранаты силой взрыва проталкивается глубже в тушу кита, в его внутренние части, и осколки гранаты поражают значительную площадь, а гильза, расщепляясь, удерживает гарпун в ране. К концу гарпуна привязан тонкий ременный линь (лахтачий или моржовый), длиною в несколько десятков метров, на конце которого находится надутая воздухом шкура нерпы или моржовый пузырь, — они указывают путь раненого кита под водой. Полярные киты, как и все настоящие гладкие киты, ныряют на небольшие глубины, порядка до тридцати метров, редко глубже, а поэтому следить за направлением хода кита под водой нетрудно. Гранатных гарпунов на вельботе находится несколько, причем все они готовы к немедленному действию. Гранатных ружей, или, как их иногда называют, шлюпочных пушек, на вельботе не более двух, чаще одно — с десятком снаряженных патронов к ним. Иногда вместо гранатного гарпуна употребляют обыкновенный гарпун с костяным, окованным железом острием. Такой гарпун служит для того, чтобы следить за маневрами кита под водой по поплавку, а убивают кита из гранатного ружья.
Полярные киты после смерти не тонут, но все-таки, имея в своем распоряжении лишь утлые вельботы, чукотские китобои не рискуют отходить далеко от берегов и охотятся обычно на расстоянии немногим более одной мили, чаще ближе. Кита преследуют под парусом, если есть ветер, и на веслах, если штиль. На моторных вельботах не охотятся, так как охотники считают, что стук мотора настораживает и отпугивает китов. Весь процесс охоты складывается из следующих моментов.
Заметив кита, китобои быстро спускают вельбот на воду. Обычно все вельботы стоят на берегу на специальных установках, нечто вроде кильблоков, сделанных из костей того же полярного кита. Иногда спускают 2 — 3 вельбота одновременно. Команды вельботов рассаживаются по местам, руководитель команды — гарпунщик — устраивается на носу и направляет движения вельбота. Каждому его жесту рулевой и гребцы подчиняются беспрекословно и с большой быстротой. При удаче к киту подходят настолько близко, что его можно достать рукой, а иногда стукаются в него носом вельбота. В ту же секунду гарпунщик с силой всаживает гарпун в наиболее уязвимое место кита, немного ниже и чуть позади грудного плавника, стараясь убить кита наповал, что иногда и удается. Но для этого нужны большая сила, хладнокровие и верный глаз. В тот же момент помощник гарпунщика стреляет в кита из шлюпочной пушки, упирая ее прикладом в плечо, тоже стараясь попасть в убойное место, а остальные охотники-гребцы и рулевой круто меняют направление хода шлюпки или просто дают задний ход, гребя в обратную сторону, стараясь отойти на безопасную дистанцию и спастись от ударов хвоста испуганного кита.
В следующие секунды за ударом гарпуном гарпунщик выкидывает линь с навязанным на него поплавком, и затем, если кит не убит, начинает преследование раненого кита, стараясь подогнать его ближе к берегу. Полярный кит под водой обычно находится недолго, но раненый порой не показывается на поверхности воды более 15 минут и даже полчаса. Все же он вынужден подняться на поверхность для обновления запаса воздуха, а линь с поплавком показывает путь его под водой, чем и пользуются китобои. Если вельботов несколько, то все они принимают участие в преследовании кита, стреляя в него из гранатных ружей. После нескольких попаданий кит обессиливает от потери крови и внутренних повреждений и перестает сопротивляться. Его добивают и затем начинают буксировать к берегу. Чтобы облегчить буксировку, кита стараются перевернуть вверх брюхом и не дать отвиснуть огромной нижней челюсти и гигантскому языку, которые очень тормозят. Буксируют кита всегда хвостом вперед.
В случае если кит уходит далеко в море, его не преследуют, но дают знать по побережью о том, что в таком-то месте и тогда-то ранен кит. Часто бывает, что этого кита находят затем на далеком расстоянии от места охоты. Как правите, киты, раненые в область легких или внутренностей, рано или поздно погибают, иногда через три-четыре дня, а за это время они способны пройти несколько десятков миль, иногда свыше сотни.
На берегу, после того как туша кита прибуксирована, ее стараются вытащить на берег, пользуясь приливам или нагонным ветром. Первым долгом обрабатывают голову и вырезают еще недавно самый ценный продукт этой охоты — китовый ус, который вырезается не отдельными пластинами, а по десять пластин вместе с десной. В среднем добывалось до трехсот пар товарного уса, общим весом до одной тонны. Длина уса у крупных экземпляров достигала почти пяти метров (пластины уса из середины челюсти). Затем приступают к срезке сала, иногда предварительно срезают пигментированный слой («кожу»), который считается лакомством и лекарством от цынги. Сало полярного кита в некоторых местах достигает 70 сантиметров толщины, и его срезают толстыми полосами, до мяса. Одновременно с салом режется язык. Вес языка достигает трех тонн. Сала с одного крупного кита добывают до сорока тонн. После удаления сала срезают мясо тонкими полосками, тщательно отделяют все внутренности, которые идут частично в пищу и часть на различные хозяйственные надобности (из кишок делают жирохранилища и т. п.). Кости употребляют в качестве материалов для построек яранг и землянок (эскимосы), вешал, киль-блоков для вельботов и даже горючего материала.
Жир кита у жителей Чукотки идет в пищу, на освещение и отопление. Китовым усом подбивают полозья лучших саней, из него же делают очень прочные лесы и сети для рыбной ловли, прибавим, никогда не гниющие. Для этого распаренный китовый ус режется на тонкие полоски, чуть ли не нити. Им же обвязываются каркасы саней и байдар. Употребляется ус и при всевозможных поделках, в охотничьем снаряжении и т. д. Мясо идет в пищу людям и собакам в вяленом, кислом и свежем виде.
Удачная охота на полярного (как, впрочем, и на любого другого кита) приносит довольство в яранги нескольких ближайших селений, которым надолго хватает огромной туши и на пищу, и на отопление, и освещение. Туша кита жителями Чукотки используется чрезвычайно рационально — ничто не пропадает.
Таким же образом, как охотятся наши чукотские китобои, за настоящими китами охотились повсюду, где они встречались. Промысел, как мы знаем, был очень примитивным, но были истреблены сотни тысяч настоящих гладких китов, причем в некоторые годы их добывали свыше десяти тысяч в сезон.
Китобои времен парусного флота приходили в Берингово море в апреле и находили полярных китов у кромки льда я в разводьях. Затем они двигались вслед за отступающей кромкой льда и в мае проникали в Анадырский залив, в залив Креста. В мае же они охотились за этими китами севернее мыса Кроноцкого, в окрестностях мыса Камчатского, в Олюторском заливе и севернее, а на восток до 165° восточной долготы. В некоторые годы уже в мае они проникали в Берингов пролив. В июне и июле они продолжали охотиться в этих же местах, но основное количество китов добывали в Анадырском заливе и Беринговом проливе. В августе полярные киты добывались у островов Прибылова, вблизи бухты Северная Глубокая, но большая часть китов к этому времени находилась в Чукотском море, на пространстве от острова Врангеля до мыса Барроу.
Ну а теперь редко-редко можно встретить этих китов на всем обширном пространстве, где когда-то сотни и тысячи их фонтанов оживляли пустынные воды. И как варварски их истребляли! От многих добытых китов брали только ус! Вырежут усовые пластины, а все остальное бросят. И охотились варварски жестоко. Дело в том, что китобои с давних пор обратили внимание на исключительную привязанность самок гренландского — полярного кита к своим детенышам. И этой привязанностью пользовались китобои-хищники и даже составили свой кодекс прав на убитого кита. Оказывается, что тот, кто убил детеныша, имеет право и на мать, и притом исключительное право, так как мать никогда не покинет раненого или убитого детеныша. И вот, в погоне за усом, который в прошлом столетии ценился по 4 доллара за фунт, американские китобои убивали детеныша, чтобы этим получить ус матери. Правда, в анналах китобойной летописи упоминается много случаев, когда разъяренная ранением или смертью детеныша матка бросалась на вельботы и топила их. Вообще же это очень мирные животные, притом медленно плавающие, и они почти всегда были легкой добычей для китобоев, если китобои хорошо знали свое дело и были хорошими моряками.
Мы расспрашивали чукотских охотников о привычках полярных китов, так как их истребили, а описать их жизнь и привычки ни ученые, ни промышленники не успели, и в литературе мы мало находим сведений об этих интересных и так бездумно истребленных животных.
Эскимосы и чукчи считают, что самка полярного кита рождает одного детеныша раз в три или четыре года, причем это происходит в апреле. А вот в отношении других китов, финвалов и серых, они такого категорического заявления не делают и считают вполне возможным, что другие киты родят детенышей через год. Охотники селений Сиреники и Чаплине считают, что самка полярного кита выметывает детеныша на льдину, для чего она трется о край льдины, и затем сбрасывает новорожденного хвостом в воду. Эскимосы утверждают, что в это время самки очень опасны, и поэтому за кормящими самками никогда не охотятся. Мнение о том, что самка выметывает детеныша на льдину, распространено по всей Чукотке, но ни от одного охотника мне не удалось добиться подтверждения этого ходячего мнения его непосредственным наблюдением. А видеть они умеют! И, не в пример многим охотникам, всегда говорят правду... В этом случае они, повидимому, проводят аналогию с тюленями, быть может, так как ответ гласит — «это все знают». В селении Уэлен я получил разрисованный моржовый клык, на котором были изображены сцены рождения детенышей у льдин, детеныши на льдинах, причем показано, что люди пользуются этим и тут же режут новорожденных китят на части. Повидимому, эта легенда передается из поколения в поколение и принимается на веру.

Представление чукчей и эскимосов о рождении детенышей у полярных китов.

В апреле и мае самки с новорожденными детенышами подходят к проливу Беринга и при отсутствии тяжелых льдов проходят в Чукотское море. Миграции их совпадают с миграциями всего стада, очень немногочисленного, но самки с детенышами идут отдельно, не смешиваясь со стадом взрослых китов. При этом самки с детенышами избегают входить в тяжелые льды, и поэтому миграции их иногда надолго задерживаются. Повидимому, не так редки случаи гибели полярных китов, затертых льдами. Иногда киты входят в движущиеся льды, в разводья, бывает, что ветер смыкает льдины и они образуют большое сплошное поле, полынья исчезают, и если кит не сможет найти полынью или достигнуть окрайка льдов, он гибнет без воздуха. На таких китах, когда их выбрасывает на побережье, нет никаких повреждений, если не считать ободранной о лед кожи головы и спины. Чукчи хорошо знают причину гибели этих китов.
Чукотские охотники говорят, что самка выкармливает детеныша молоком не менее полугода, даже более, но и после этого продолжает ходить с ним в паре и нежно привязана к нему.
В фактории селения Уэлен мы видели много скупленного китового уса, пластины которых достигали 410 сантиметров длины при тридцати сантиметрах ширины у десны. Они очень гибкие и эластичные. Недаром же из них делали волоски для знаменитых брегетовских часов.
Я уже упоминал, что в настоящее время убой гладких китов для всех промысловых китобойных компаний с современных китобойцев запрещен и бить их можно только коренным жителям Чукотки или же по специальному разрешению для научных целей. Но слишком поздно был объявлен этот запрет, да и не очень он соблюдается. Упоминал я также о тех гладких китах, которые еще в очень малом числе сохранились в северной части Тихого океана. Но совсем недавно, еще семьдесят лет тому назад, родственные нашим гладким китам «южные гладкие киты» встречались в большом количестве к югу от Атлантического, Индийского и Тихого океанов, в Южном океане, омывающем Антарктиду. Они в большом количестве подымались вдоль берегов Южной Америки на север, вдоль течения Гумбольдта. За пределами этого течения граница распространения гладкого кита проходила между 40 и 30° южной широты. Китобои называли этого южного настоящего кита «капским китом». Его добывали во всем секторе, расположенном на юг от Индийского и Атлантического океанов, между Австралией, мысом Доброй Надежды и Южной Америкой. Особенно часто встречали этих китов между Патагонией, Фольклендскими островами, у Тристань-да-Кунья, Диего Альварес, у мыса Доброй Надежды, у Мадагаскара и у островов Марион и Амстердам.
Эти совершенно беззащитные и медленно плавающие животные приносили слишком большие доходы, и в настоящее время они практически истреблены, причем в сроки еще более короткие, чем их северные сородичи.
Теперь известно, что китобойные, а раньше их, тюленебойные суда успели побывать на многих островах Южного океана задолго до открытия их научными экспедициями. Что именно и какие суда открыли, сейчас установить трудно, так как китобои держали свои открытия новых промысловых районов в глубокой тайне.

Промышленники времен парусного флота имели в своем распоряжении крепкие суда в 300 — 400 тонн, внешне неуклюжие, но достаточно крепко построенные из дуба, чтобы выдержать удары и сжатия льдов. На этих судах они проникали всюду, где могли надеяться встретить гладких китов, и к началу текущего столетия практически уничтожили всех гладких китов в Мировом океане.
Уже указывалось, что все настоящие гладкие киты очень медленно плавают. Однако это вовсе не мешало им предпринимать порой очень далекие путешествия. Известно, например, что гренландские или полярные киты попадали из вод Гренландии в Тихий океан, причем проходили через проливы арктического архипелага вдоль берегов Северной Америки, конечно в благоприятные в ледовом отношении годы. Так, известный полярный исследователь и китобой начала прошлого столетия Виллиам Скорезби-сын пишет, что голландский гарпунер Яков Кууль из Саардама, охотившийся за китами у восточных берегов Сибири, убил гренландского кита, в спине которого был найден гарпун голландского образца с буквами «W. В.» Это клеймо удостоверяло принадлежность гарпуна знаменитому в те времена голландскому китобою Вильгельму Бастианцу, охотившемуся исключительно в водах Шпицбергена и никогда не бывавшему в Беринговом море.
Фритиоф Нансен упоминает, что в сентябре 1894 года капитан Мак Кэй (судно «Новая Земля») добыл в проливе Дэвиса необыкновенно крупного гренландского кита и нашел в его подкожном жировом слое стальной гарпун с меткой «Jean av Bo’ness» и с датой на гарпуне «1854 год». Сорок лет носил в себе этот кит стальной гарпун, следовательно, ему было во всяком случае не менее сорока лет.
Полярные киты достигают длины двадцати метров, но их сородичи, обитающие южнее, — японские гладкие киты — немногим более пятнадцати метров. Только у гренландского или полярного кита ус достигает длины до пяти метров. Какой же величины должна достигать голова и особенно верхняя челюсть кита, у которого такой длинный ус! Недаром же китобои называли этого кита «аркоголовым». У всех других, даже у великана охотского кита, ус имеет длину немногим более двух метров, но он такой же гибкий и эластичный. Южные
настоящие киты, обитающие в водах Антарктики, тоже значительно меньше наших гренландских китов: они достигают лишь пятнадцати, редко больше, метров и ус их также немногим более двух метров длины.
Большие гренландские киты давали более 30 тонн жировой продукций, а крупные японские, бискайские и южные — в среднем 20 тонн.
Известный русский китобой прошлого века капитан Линдгольм (о нем я еще буду рассказывать), много лет охотившийся за гладкими китами в Охотском море, рассказывает, что в числе пойманных им китов один был настоящий великан: 25 метров (82 фута) в длину при обхвате в наиболее толстой части туши в 21 метр (69 футов); длина пластин уса — 365 сантиметров. От него было получено 1 442 пуда жира и 88 пудов 15 фунтов уса. При цене на ус в 5 рублей золотом за фунт и жира в 9 рублей золотом за пуд Линдгольм выручил за продукцию, полученную от этого кита, 24815 рублей золотом.
Это был редкий гигант. Впрочем, Линдгольм рассказывает и о другом ките, еще большем. Он говорит: «Пять сезонов сряду, такое чудовище видели в Шантарской (Тугурской) бухте, но преследование было тщетно, и наконец даже решили было, что это призрак, который являлся многим смелым китоловам во время мечтаний их о «жире и китовом усе». И далее: «Этот кит посещал Шантарскую бухту всегда один, никогда не пуская фонтана и только высовывая из воды дыхательное отверстие и часть головы; только один раз, когда автор почти ударил его гарпуном, он ушел, сделав прыжок, который поднял большую часть его тела из воды. Цвет его был желтовато-серый, и на его спине было несколько пятен, одно из которых делало белым его дыхательное отверстие, что и давало возможность его узнавать. Множество уткородок виднелось на его коже и передняя часть головы была покрыта щетиною. Размеры его были громадны и вид его производил впечатление не кита, а скорее морского чудища прошедших веков».
Как ни удивительно, но эти неуклюжие животные часто приближаются к берегам. Это подтверждают нам и охотники-китобои Чукотки. Вот как описывает свои наблюдения за этими китами тот же капитан Линдгольм: «Раз я был на берегу мыска, к югу от Аяна, и сидел между скалами, ожидая приближения стаи уток, плывших по направлению к месту, где я притаился. Море было совсем тихо, вода неподвижна, солнце грело и ясно светило. Напротив меня, на расстоянии около шести саженей, было несколько небольших скал, едва выдававшихся из воды, и я не обращал на них особого внимания, пока не заметил, что одна из них поднимается из воды. Присмотревшись я заметил, что это был большой кит, только что растянувшийся всем телом на дне и выставивший дыхательное отверстие и часть головы из воды. Мое положение сделалось весьма интересным, вследствие совсем близкого соседства с таким чудовищем, которое, казалось, рассматривало меня снизу. Я решился следить за ним; но должен сознаться, что не мог вынести моего положения более 22 минут. Когда я встал, чтобы уйти, то, к моему удивлению, в то же мгновение кит начал двигаться по дну назад и исчез».