Главная Библиотека сайта Форум Гостевая книга

Глава четвертая

Стадность у обезьян
и зачаточные формы труда

Стадность у обезьян

У современных приматов стадность встречается довольно часто. Стадами живут преимущественно лемуры и обезьяны. Тупайи, близко родственные лемурам (рис. 80—82), живут главным образом в одиночку или парами. Одни лемуры живут небольшими стадами, по шесть—двенадцать особей (например, кошачьи и черные лемуры); другие живут крупными стадами, как лемуры вари; третьи ведут парный, или семейный, образ жизни, как лори и галаго, либо одиночный, как хирогале, потто и карликовые лемуры. Долгопяты живут большей частью парами (см. сводки: Zuckerman, 1932; Hill, 1953—1965; J. and P. Napier, 1967).
Некоторые американские игрункообразные обезьяны гапалиды, например мармозетки, или игрунки обыкновенные, и тамарины, или львиные игрунки, живут небольшими стадами до шести особей; другие живут парами или в одиночку.
Из числа капуцинообразных, или цебид (рис. 83—85), ночные обезьяны, или дурукули, живут, по-видимому, очень небольшими группами или парами, равно как прыгуны, чертовы обезьяны, или саки, короткохвосты и мохнатые, обезьяны.
Стада капуцинов, достигающие обычно небольшой численности в 10—12 экземпляров (самцы живут и в одиночку), иногда примешиваются к крупным стадам саймири, или мертвых голов в 50—100 особей и более. Капуцины примешиваются и к стадам цепкохвостых паукообразных обезьян, или коат, достигающим большей численности у чернолицей коаты и у краснолицей, а прочие коаты живут менее многочисленными стадами в 10—20 особей.
Очень интересные наблюдения над явлениями стадности у краснолицей коаты были произведены в 1932—1933 гг. Ч. Р. Карпентером (Carpenter, 1935) в области( Котто, западная часть Панамы, на границе Коста-Рики.
Здесь в густом девственном лесу по берегам реки Ла-Вака краснолицые коаты весьма многочисленны. Они живут стадами в несколько десятков особей (до 32,

249


Рис. 80. Тупайи
1 — обыкновенная (Tupaia glis Diard), родина: Индостан, Индокитай, острова Малайскою архипелага; 2 — перохвостая (Ptilocercus lowii Gray), родина: полуостров Малакка, острова Борнео, Суматра, Банка. По Г. Осборну, 1918 (1) и по В. Грегори, 1929 (2)

Рис. 81. Группа кошачьих лемуров (Lemur catta L.)
По Г. Клячу, 1915

Рис. 82. Стадо сифак, или пропитеков, Верро (Propithecus verreauxi G. Grandidier), родина: юг острова Мадагаскара
По Ж. Грандидие и Ж. Пети, 1932


Рис. 83. Ночная обезьяна дурукули, или мирикина (Aotus trivirgatus Humboldt), родина: восточная Бразилия
По А. Брему, 1904

Рис. 84. Саймири, или мертвая голова (Saimiri sciureus L), родина: Бразилия, Гвиана.
Из архива Музея антропологии, Москва

экземпляров). В течение дня добывают пищу, передвигаются по деревьям, отдыхают, молодые проводят время и в играх. В сумерках стадо устраивается на ночлег на одном из наиболее удобных для них деревьев. Встают обезьяны рано утром, еще затемно.
Питаются эти коаты почти исключительно плодами и орехами два раза в день: главный прием пищи происходит утром, примерно с рассвета до 10 часов, второй — днем. В поисках еды они странствуют большей частью в границах более или менее определенного участка леса. При движении по ветвям коаты держат свой длинный цепкий хвост изогнутым над спиной, но при переходе с ветки на ветку пользуются им как хватательным органом. Способ локомоции у них напоминает брахиацию у гиббонов, так как они держатся за ветви руками (а также и хвостом), в то время как туловище находится в отвесном положении.
Стадо краснолицых коат редко распадается на группы, которые ведут в течение дня или недели самостоятельный образ жизни и затем опять объединяются в стадо. Эти группы бывают различными по своему составу. Так, например, Карпентером наблюдались здесь следующие комбинации: 1) самка с одним-дву-

253


Рис. 85. Лысый краснолицый короткохвост, или уакари (Cacajao rubicundus s. calvus I. Geoffroy), родина: восточная Бразилия, Гвиана
По С. Цукерману, 1933

мя молодыми экземплярами и больше; 2) несколько самок со своими детенышами; 3) один самец или несколько самцов и гораздо большее количество самок с их детенышами; 4) одни только самцы (до 10 особей разного возраста, от детенышей до старого экземпляра).
Разбредаясь по лесу, группы поддерживают между собой связь с помощью вокализации, перекликаясь между собой. По временам они сближаются на такое расстояние, при котором могут видеть друг друга.
Самки краснолицых коат способны к размножению, по-видимому, в течение круглого года, что, в частности, подтверждается наличием детенышей всех возрастов в стаде. В то же время у самок подмечаются и определенные периоды, когда они обнаруживают активность в половом отношении, находясь как бы в состоянии охоты.
В возрасте одного месяца детеныш еще держится на животе матери, а позже находится больше на ее спине, цепляясь хвостом за корень материнского хвоста, а конечностями за шерсть. Матетери часто очищают у детенышей шерсть от паразитов, колючек. То же, но реже делают другие особи одна у другой.
Игры наблюдаются только у молодых особей коат. Карпентер сообщает, что молодые коаты часами гоняются друг за другом, и их игры заключаются в беготне, в прыганье с ветки на ветку или вверх и вниз на одном месте, в подвешивании на ветвях с помощью конечностей и хвоста; играют они также ветками и другими предметами. Очень молодые животные играют иногда со своими стопами или хвостом. Во время игр они ловят и хватают друг друга, в шутку кусают. Схватки, борьба, даже когда обезьянки висят на хвостах, составляют важный элемент игры, в которой участвует до четырех особей.
Карпентер наблюдал несколько боев среди самцов. Некоторые из самцов, убитых охотниками, имели большие рубцы на кистях, плечах, голове, у некоторых были порваны уши. Но, видимо, сильные бои среди них не часты. Возможно, что они происходят и из-за самок, хотя в стадах коат самок в общем больше, чем самцов.

254


Рис. 86. Ревун плащеносный (Alouatta palliata Gray), взрослая самка
По Ч. Карпентеру, 1934

Всего Ч. Р. Карпентер изучил 181 особь; среди них было 46 самцов и 76 самок (в их числе 22 матери с детенышами), далее 37 молодых особей и 22 детеныша, бывших при самках.
Из шерстистых обезьян одни живут стадами до 14 штук, другие, как бурая крючкохвостка, парами. По Бартлетту (1871), несколько пар их может жить на одном и том же дереве. Стада шерстистых обезьян встречаются иногда смешанными со стадами других капуциновых обезьян. Наконец, ревуны живут обычно небольшими стадами, в которых, как и у коат, самок больше, чем самцов. Другие ревуны живут парами или небольшими группами в 5—6 особей. По наблюдениям Карпентера (Carpenter, 1934) над плащеносыми ревунами (рис. 86) на острове Барро-Колорадо в зоне Панамского канала (Центральная Америка), они живут стадами от 4 до 29—35 особей, при среднем составе в 17—18 особей. Количественное соотношение самцов к самкам равно 27 : 72.
Ч. Р. Карпентер особо указывает на то, что с самкой, находящейся в состоянии охоты, копулируют последовательно разные самцы, без проявления ревности. В предводительстве группой и ее защите от врагов не наблюдалось драчливости и соревнования между самцами определенной группы, или клана.
По сообщению Ч. Р. Карпентера, у ревунов насчитывается девять основных способов вокализации, которые являются проявлениями эмоций, сигналами опасности. Было отмечено также несколько звуков невыясненного значения.
У низших узконосых обезьян стадность выражена несколько сильнее (Zuckerman, 1932), Рассмотрим сначала группу мартышковых обезьян. У зеленой мартышки вервет стада достигают численности от 12 до 100 особей, включая особей всех возрастов и обоих полов. У зеленой мартышки гривет (рис. 87) стада включают от 5 до 30 особей. У обыкновенной зеленой мартышки в стаде насчитывается до 50 особей. Однако в ряде случаев мартышки одного и того же вида могут образовывать как крупные стада, так и небольшие семейные отдельные группы. Та же мартышка вервет в одних местах встречается небольшими семейными группами либо парами и даже в одиночку, а в другой местности крупными стадами. По-ви-

255


димому, семейные группы могут объединяться в стада, которые не всегда бывают устойчивыми. В каждом небольшом стаде или семейной группе обычно отмечается Наличие вожака, которым является самый крупный, сильный и злобный самец.
Мало известно о мангобеях, которые живут, по-видимому, небольшими группами в 5—6 особей или встречаются парами. У макаков стада построены большей частью так, что каждый взрослый самец удерживает при себе возможно большее количество самок. Отдельные семейные группы могут объединяться в крупные стада.
Небольшими семейными группами живет магот, или бесхвостый макак, иначе варварийская обезьяна, в северной Африки. Более зачительные стада у макаков резусов (рис. 88). Формозский макак, обыкновенный макак, или крабоед, и макак силен образуют стада численностью от 12 до 20 особей и выше. Большими стадами встречаются свинохвостые макаки, или лапундеры.
Близкий к макакам черный хохлатый целебесский павиан живет парами или семейными группами до 8 особей. Настоящие павианы являются гаиболее стадными среди всех обезьян (рис. 89). Хотя некоторые из них живут отдельными группами, но павианы держатся большей частью крупными стадами в несколько десятков и даже сотен штук. Так, в Эфиопии догеровские павианы встречаются стадами численностью до 100—200 особей, а гамадрилы до 300 особей и выше. Однако те же гамадрилы близ горы Килиманджаро встречаются небольшими стадами от 14 до 20 штук, как и бабуины. Немного крупнее, чем у последних, оказываются стада гелад (рис. 90), живущих на юге и в центре Эфиопии. Наконец, громадный южноафриканский медвежий павиан, или чакма (рис. 91), живет очень большими стадами, в несколько сотен особей.
Основной структурной единицей стада павианов служит семья, что обнаруживается не только при наблюдении его обычной жизни. Когда стадо павианов преследуют, оно распадается на отдельные семейные группы, которые убегают по отдельности, как и холостые самцы. Где-нибудь в спокойном убежище, среди недоступных скал, стадо вновь объединяется. В семейную группу может входить и другой самец, который подчиняется вожаку, но не вступает в половые взаимоотношения с самками.
Ряд ценных наблюдений над стадностью у гамадрилов (рис. 92—93) и макаков был произведен Н. Ю. Войтонисом, Н. А. Тих и другими сотрудниками лаборатории развития высшей нервной деятельности на Сухумской медико-биологической станции Академии медицинских наук. Основной вывод исследования Н. А. Тих (1950): «Важнейшим моментом в развитии стадности, достигнутым обезьянами, является тот, что у них стадные отношения, сохраняя свое биологическое значение для выживания вида, выходят за рамки непосредственной зависимости от сексуальных, пищевых и оборонительных импульсов и превращаются в самостоятельную потребность» (стр. 32).

256


Рис. 87. Стадо зеленых мартышек гривет (Cercopithecus griseoviridis Desmarest = C. sabaeus L.) в чаще тропического леса
По А. Брему, 1904

Рис. 88. Стадо макаков резусов (Macacus rhesus Audebert = Macaca mulatla Zimmermann)
Институт экспериментальной патологии и терапии Академии медицинских наук СССР, Сухуми

Для обезьян имеют важное значение следующие их качества: высокое развитие нервной системы, рецепторов и мускульного аппарата, далее необычайная быстрота и лабильность восприятия, хорошо развитая память, высокая способность к приобретению индивидуального опыта и к подражанию. Указанные черты способствовали развитию у ближайших предшественников человека сложной и особо сформированной высшей нервной деятельности, возникновению общественно-трудовой деятельности и в дальнейшем звуковой, членораздельной речи.
Тонкотелые низшие узконосые обезьяны живут большей частью стадами, нередко численностью только 6—12 особей, не свыше 30 особей. Такие тонкотелые обе-

258


Рис. 89. Стадо павианов гамадрилов (Papio hamadryas) на скалах в Эфиопии
Панно Е. Д. Самойленко-Машковцевой. Музей Института антропологии Московского университета

Рис. 90. Гелада обыкновенная (Theropithecus gelada Ruppell), самец, родина — Эфиопия
Институт экспериментальной патологии и терапии АМН СССР, Сухуми

Рис. 91. Медвежий павиан, или чакма (Papio porcarius Brunnich), родина — Южная Африка
По С. Цукерману, 1933

зьяны, как барбов семнопитек, составляют более крупные стада численностью до 50 особей. Большие стада до 100 особей и выше образует священная обезьяна индусов хульман. При одном храме в г. Бенаресе жрецы содержали сотни две хульманов. По сообщению С. Цукермана (Zuckerman, 1932), в нескольких местностях Индии встречаются многочисленные стада хульманов. Их можно видеть там по берегам рек, на деревьях, близ деревень, на крышах домов в деревнях. Стада хульманов состоят из многих семейных групп. Носач обыкновенный, или кахау, живущий на острове Калимантан (рис. 94), встречается стадами до 40 особей, так же как и африканские гверецы.
Из сказанного о стадности у низших обезьян можно вывести заключение, что лишь небольшая часть их живет парами, большинство же встречается небольшими стадами или более крупными до нескольких десятков штук. Наконец, некоторые из древесных обезьян, например тонкотелы, а из наземных догеровские павианы, гамадрилы и чакмы образуют огромные стада, существенным элементом структуры которых является семья, состоящая из самца с одной-двумя или несколькими самками, детенышами и молодыми особями. Небольшие стада являются нередко всего лишь такими же семейными группами. У большей части видов наблюдаются и отдельно живущие самцы, у которых еще нет самок.
Из человекообразных обезьян большими стадами живут только некоторые гиббоны (например, гиббон хулок). Прочие, как бело-

 

 

 

 

259


Рис. 92. Группа гамадрилов в вольере. Институт патологии и терапии АМН СССР, Сухуми

рукий гиббон, или лар, живут небольшими стадами до 20 штук. Группы самцов гиббонов ларов образуют «клубы холостяков». Относительно формы семьи у гиббонов нет окончательных данных. По Ч. Б. Клоссу (1908), они живут парами. С. Цукерман допускает, что на одного самца гиббона может приходиться несколько самок.
Гораздо менее стадны орангутаны (рис. 95), которые встречаются, как правило, лишь небольшими семейными группами. Самец даже держится иногда отдельно от самки с детенышами, но семья все же составляет у них, по-видимому, цельное и постоянное образование. Стадность у орангутанов проявляется среди молодых особей, которые объединяются и путешествуют некоторое время вместе, а затем разделяются на пары. Наблюдать орангутанов в лесах с топкой почвой, где они обитают, очень трудно. В. Э. Шелфорд (1916) полагал, что, пока люди не приобретут навыков в лазании по деревьям, представляется невозможным проследить, живут ли орангутаны парами или самец бывает с несколькими самками (Уоллес, 1872).
Африканская человекообразная обезьяна горилла образует обычно небольшие стада (рис. 96), куда входит одна или несколько семей.
Встречаются семейные группы, состоящие из самца, одной самки и детенышей, но чаще на одного самца приходится несколько самок (до шести).

260


В связи с этим нередко встречаются одинокие взрослые самцы. Размер стада горилл варьирует от 4 до 20—30, в отдельных редких случаях до 40 особей. Стада у горных горилл крупнее, чем у береговых (Экли, 1929, стр. 154-201).
Объединение горилл в большое стадо из 30—40 особей носит временный характер. Сообщают, что, разбредаясь на день в поисках пищи, семейные группы горных горилл к вечеру могут собираться вместе.
Как известно, крупные человекообразные обезьяны строят на ночь гнезда на деревьях, чего не делают прочие обезьяны. Но гориллы, в особенности крупные самцы, нередко устраивают гнезда и на земле. Гнезда делаются обычно на одну ночь. Постройка гнезда осуществляется на основе врожденного сложного безусловного рефлекса.
Сведения о жизни горных горилл на воле можно почерпнуть из монографии Гарольда Ц. Бингэма (Bingham, 1932). Этот ученый производил в сентябре и октябре 1929 г. наблюдения в их заповеднике, в национальном парке Альберта к северу от оз. Киву в Бельгийском Конго, Восточная Африка (заповедник учрежден в марте 1922 г.). Гориллы живут там на склонах потухших вулка-

Рис. 93. Гамадрилы. Самки с детенышем.
Институт патологии и терапии АМН СССР, Сухуми

261


нов Микено, Визоки, Карасимби, Сабинио, Геху и других гор на высоте до 4 км. Они обитают среди тропической растительности, покрывающей скалистые склоны в нижнем поясе; живут они и в высокогорных местах, где почва представляет собой продукты вулканических извержений. Важный элемент флоры в этих местах составляет бамбук, молодые побеги которого служат одним из самых любимых видов пищи для горилл.
В нижней зоне, примерно до 2300 м, гориллы делают гнезда на земле и на деревьях, а выше ночуют только на земле, выбирая для гнезд места, защищенные от холодного ветра и дождя. Бингэм исследовал всего 500 гнезд, причем в одном месте видел сразу 38 гнезд разной величины, из которых 12 находились на деревьях. Два гнезда были искусно устроены на вершинах бамбуков: в одном случае для постройки гнезда было использовано 10 деревьев, а в другом 12, причем вершины были сдвинуты и соединены ветвями вместе, листва же вместе с тонкими ветками преобразована в гнездо. Высота расположения гнезд — от 3 до 18 м.

Рис. 94. Носачи
1 — обыкновенный, или кахау (Simia nasica F. Cuvier = Nasalis larvatus Wurmb.), молодая самка, родина: остров Борнео; 2 — рокселланов (Rhinopithecus roxellanae Milne-Edwards), родина: Тибет, западный Китай. По А. Брему, 1904 (1) и по Ф. Кювье и Э. Жоффруа, 1815 (2)

262


Рис. 95. Орангутаны
1 — молодой самец около 5 лет; 2 — молодая самка. Из архива Института антропологии Московского университета (1) и из питомника обезьян д-ра С. Воронова в г. Ментоне, Франция (2)

Днем во время еды или отдыха гориллы делают подобие гнезд, вернее мест для лежания, которые Бингэм условно называет дневными гнездами. Эти наземные гнезда могут быть использованы гориллами и для ночного сна. Способы постройки ночных гнезд весьма варьируют в зависимости от характера местности, погоды, растительности, от возраста особей. Иногда гнезда устраиваются под крупными деревьями или реже под навесом скал.
В высокогорной зоне гнезда нередко делаются путем обламывания и укладывания хрупких молодых деревьев и ветвей в основу, а затем на дно накладывается листва от более крупных деревьев. В нижней зоне многие гнезда делаются на деревьях, на развилках ветвей, путем надламывания, пригибания и переплетения ветвей. Животное сидит или стоит в центре будущего гнезда, и, сделав его каркас, устилает его листьями. Если гнездо получается неустойчивым, то горилла разрушает его и делает новое или уходит на другое место и там строит гнездо.
В течение дня гориллы в поисках пищи совершают странствования по лесу. Возвращение к прежнему месту может произойти через несколько дней или даже спустя несколько недель такого

263


бродяжничества. Участок, изобилующий пищей, нередко становится местом дневного, а иногда и ночного отдыха. В своих путешествиях гориллы пересекают и ручьи.
Питаясь сочными растениями, гориллы мало нуждаются в водопое, тем более что вода после дождя собирается в пазухах крупных листьев некоторых растений. В числе растений и их частей, служащих пищей для гориллы, Бингэм называет сердцевину дикого сельдерея и стеблей банана, дикий пастернак, плоды разных местных деревьев, сочные черные вишни, молодые сочные стебли зеленой лобелии, молодые побеги бамбука. Животная пища (насекомые, мед диких пчел, птичьи яйца, птенцы) употребляется лишь в виде исключения. На деревья за пищей гориллы лазают, по-видимому, весьма редко.
Бингэму удалось провести ряд интересных, хотя, к сожалению, и весьма кратковременных наблюдений над жизнью стада горилл, численностью членов и взаимоотношениями между ними. Встречались и одиночные экземпляры горилл, пары и семейные группы в 5—6 особей, а также стада в 10 — 25 особей и даже 30—40 экземпляров.
В густой растительности производить наблюдения и делать фотоснимки горилл было очень трудно. Редко удавалось приблизиться к гориллам хотя бы на 30 м. Заметив, что за ними наблюдают, гориллы в некоторых случаях оставались индифферентными к присутствию людей, которые, конечно, вели себя по возможности скрытно и осторожно.
Бингэм слышал разнообразные звуки, издаваемые гориллами: рычание, лай, визг, фырканье, рев. Особый характер имеют звуки от быстрых ударов руками по груди, производимых гориллами. Вожаком стада является крупный самец, нередко с серой шерстью на спине и пояснице. Заметив людей, самцы дружно издавали различные звуки, обозначавшие их беспокойство, в то время как прочие члены стада вели себя тихо. Барабаня себя по груди, самцы держали свои локти заметно приподнятыми.
Вообще гориллы гораздо менее подвижны и игривы, чем шимпанзе. Будучи на земле, гориллы обычно передвигаются на четырех конечностях, но иногда, побарабанив себя по груди, гориллы делали несколько шагов на задних конечностях.
В стадах горилл Бингэм описывает наличие вожаков. В одном случае самец с серой шерстью, завидев наблюдателей, все свое старание употребил на то, чтобы незаметно уйти от них вместе с восемью членами своего стада. В другом случае, пишет Бингэм, вожак довольно большого стада из 22 горилл старался незаметно подкрасться к наблюдателям, стремясь обеспечить безопасность членов своего объединения, но не нападал, а только следил за людьми. Первые хорошие снимки горилл на воле удалось сделать путешественнице Брутон в 1932 г. Она наблюдала жизнь горных горилл в густой чаще, стараясь подойти к ним как можно ближе, что иногда было небезопасно. Гориллы очень осторожны. Один самец, заметив наблюдателей, пы-

264


Рис. 96. Стадо горных горилл (Gorilla beringei)
Панно Е. Д. Самойленко-Машковцевой. Кафедра антропологии Московского университета

Рис. 97. Стадо обыкновенных шимпанзе (Pan chimpanse)
Панно Е. Д. Самойленко-Машковцевой. Кафедра антропологии Московского университета

тался зайти с тыла и напасть на непрошеных посетителей. С помощью телеобъектива Брутон сумела сделать редкие фотоснимки детеныша гориллы в гнезде на земле. Одна самка была испугана щелканьем фотоаппарата и, желая исследовать причину странного звука, взобралась на дерево, на котором тоже была сфотографирована.
Наиболее обстоятельное новейшее исследование образа жизни и поведения горных горилл произвел американский зоолог Джордж Шаллер (Schaller, 1963) в национальном парке Альберта. Здесь, на склонах потухших вулканов Микено и других, ему удалось видеть и наблюдать стада горилл постепенно на все более близком расстоянии. Обычно состав группы горилл подолгу не меняется.
Очень интересно сделанное Шаллером подробное описание особого выражения эмоций самцом гориллы, когда тот постепенно приводит себя в состояние сильного общего возбуждения: сперва, сидя на земле, самец начинает медленно, затем все сильнее и быстрее ухать, наконец, громко реветь. Члены стада расходятся по сторонам.
Самец кладет листок растения в рот, встает и, стоя на двух ногах, громко барабанит ладонями по своей груди с частотой до десяти ударов в секунду. Далее самец опускается на четвереньки и бурно несется вперед, нанося удары и ломая все, что попадается на пути. Это лишь одно из многих новых богатых наблюдений над жизнью горных горилл со стороны тонкого исследователя (Шаллер, 1968).
Шимпанзе образуют небольшие стада, объе диняющиеся иногда вместе. У шимпанзе, так же как и у гориллы, семья носит полигамный характер: на одного самца приходится несколько самок, что уже давно отмечено Р. Гарнером (1892), наблюдавшим жизнь шимпанзе и других обезьян в чаще африканских лесов.
Ценные наблюдения над жизнью шимпанзе на воле были произведены Генри У. Ниссеном (Nissen, 1931) во французской Гвинее, в Киндии, недалеко от лаборатории Пастеровского института, по названию Пастория, соединенной с помощью железной дороги с портом Конакри. Исследователь наблюдал жизнь разных стад шимпанзе (рис. 97) в тропическом лесу в течение 62 дней в сухое время года. Он описывает, как шимпанзе проводят свой день.
Перед рассветом шимпанзе уже начинают шевелиться в своих гнездах. Побуждаемые голодом, они отправляются в путешествие по лесу в поисках пищи и посвящают несколько часов еде. К 10—11 часам утра или к полудню шимпанзе спускаются на землю, где и отдыхают в дневных гнездах, в тени кустов или деревьев. Вообще шимпанзе избегают прямого солнечного света, особенно днем.
Игры наблюдаются у более молодых особей и состоят в погоне друг за другом, в шуточной, но яростной борьбе с визгом и криком, подчас с невероятным шумом, когда шимпанзе отчаянно барабанят ладонями и подошвами по стволам деревьев и земле. За день стадо проходит 7—10 км по своей области обитания. Под вечер шимпанзе посвящают еще не-

265


сколько часов еде. Они не пренебрегают кислыми и даже, на наш вкус, горьковатыми плодами.
Зрение у шимпанзе необычайно острое. Чуть ли не за километр они замечают, что за ними наблюдают, и быстро скрываются, убегают по земле на четвереньках, а по ветвям деревьев уносятся с помощью рук в непроходимую чащу. Вечером, перед заходом солнца, шимпанзе делают гнезда, устраивая их на высоте от 2 до 16 м (в среднем 5—5 1/2 м). Шимпанзе строят для себя отдельные гнезда. По Ниссену, гнездо шимпанзе составляет очень характерный элемент ландшафта тропического леса в тех местах, где они живут.
Как-то на одном дереве этот ученый насчитал И гнезд. Детеныши помещаются вместе со взрослыми. Гнезда всегда чисты от выделений. Судя по непереварившимся семенам и прочим включениям в составе экскрементов, Ниссен определил, что пищей для шимпанзе служит свыше 30 видов растений. Стадо шимпанзе состоит в среднем из 8—9 особей (минимум 5, максимум 14) и не является непременно семейной группой, так как во многих случаях в нем бывает не менее двух половозрелых самцов. Ниссен допускает возможность того, что самец и самка в стаде шимпанзе могут не быть даже на время связаны строго ограниченным парным брачным союзом. Однако, отмечая, что наблюдения над половыми и иными взаимоотношениями в стадах обезьян на воле весьма затруднительны, он опасается делать категорические выводы.
Новейшие очень интересные наблюдения над жизнью шимпанзе производила Джейн Ловик-Гудолл (Goodall, 1964; Jane Lawick-Goodall, 1967, 1968) в Танзании (Восточная Африка), в районе Гомб Стрим. Местные шимпанзе живут небольшими стадами непостоянной структуры, без постоянного вожака. Ревность между самцами отмечалась редко и тогда проявлялась в агрессии или драке. Самка с детенышем составляют более прочную единицу стада, самцы могут меняться между группами и покрывать других самок: это напоминает о промискуитетных отношениях.
Пищу шимпанзе, пишет Ловик-Гудолл, находили большей частью на деревьях, где проводили 50—70% времени дня. На земле они поедали термитов, применяя специально приготовленные тростники и с них захватывая губами этих «белых муравьев». Нападали шимпанзе иногда и на низших обезьян, мясо которых съедали. Воду пили губами из ручьев, а некоторые даже делали подобие чаши из листьев, захватывали ею воду и пили.
Особенное значение имеют наблюдения Джейн Гудолл еще потому, что они проводились длительное время, причем шимпанзе, сперва несколько самцов, а затем и самки с детенышами, постепенно шли на сближение и дружественный контакт: этого на воле впервые достигла Гудолл, сообщения которой имеют особую ценность.
Развитию стадности у обезьян, кроме таких биологических моментов, как поиски пищи и защита от врагов, благоприятствует еще то обстоятельство, что самка и самец обычно готовы к размно-

266


жению в течение круглого года. Половой, иначе овариально-менструальный, или эстральный, цикл, наступает регулярно, причем у самок многих видов узконосых обезьян наблюдаются слизистые или кровянистые выделения. У некоторых же развиваются и крупные менструальные подушки («половая кожа»), например у разных макаков, мангобеев, павианов, шимпанзе и горилл. Один цикл следует за другим, продолжаясь каждые 30—35 дней. По данным С. Цукермана, средняя длительность цикла у самок шимпанзе составляет 36 суток, гориллы— около 45, орангутана — 32, низших узконосых обезьян от 31 до 42. У женщин цикл длится 27 — 29 суток (сводку по приматам см. у И. В. Гармса — Harms, 1956).
Новорожденных обезьян можно видеть в любое время года, однако некоторое влияние времени года на интенсивность размножения разных видов подмечалось, например, у гамадрилов. Интересно отметить, что по отсутствию сезонности в размножении с обезьянами более сходны, по-видимому, долгопяты, лори и тупайи; между тем у мадагаскарских лемуров, как у большинства других млекопитающих, отмечается наличие сезонной течки.
Данные о половом цикле у шимпанзе сообщают Йеркс и Элдер (Elder, 1936). Из 158 наблюдений над самками они вывели среднюю продолжительность цикла в 36,2 суток при минимуме в 23,8 и максимуме в 44,4 суток. В течение цикла наблюдаются менструации, развитие менструальной подушки, происходит овуляция, самка приходит в охоту. Ранее рожавшие самки шимпанзе допускали самцов только в течение немногих дней во время развития половой опухоли, когда и происходит овуляция, т. е. выделение яйцеклетки из яичника.
Судя по своим наблюдениям над половой жизнью павианов, С. Цукерман придает чрезмерное значение моменту полового притяжения при формировании стадных группировок у обезьян. Однако не у всех обезьян половой момент так ярко выражен, как у павианов, жизнь которых была им подвергнута специальному изучению не только в неволе, но и в природной обстановке. Да и сам С. Цукерман отмечает, что объединение семейных групп в стаде у обезьян нередко происходит на основе поисков пищи.
Твердо установленным является то, что самка обезьяны, как правило, не встречается в одиночку, а только вместе с самцом. Вообще у обезьян нередко наблюдается длительное, даже долголетнее сожительство самцов с определенными самками. Наряду с семейным объединением полов в стаде обезьян подмечаются признаки беспорядочного полового смешения, внешне напоминающие явление так называемого промискуитета, который предположительно был свойствен ближайшим предкам человека и древнейшим гоминидам. И, может быть, в стадной жизни современных, в частности некоторых человекообразных, обезьян мы можем в известной, хотя и ограниченной, степени усматривать картину жизни наших предков — обезьян конца третичного периода.

267


Правильнее всего было бы, вероятно, считать, что наши предки были стадными обезьянами с сильно выраженным, постоянным половым влечением, беспорядочными отношениями между полами. По Герриту Миллеру (1928), подобные отношения довольно широко распространены у низших и высших обезьян Старого Света. Он полагает, что жизнь в непрочно организованных стадах является общим правилом для гиббонов, павианов, макаков, мартышек, а также для тонкотелых обезьян. Видимо, то же верно для крупных человекообразных обезьян. Для всех них, говорит Миллер, надо в общем принять те же беспорядочные половые отношения, какие наблюдал и Г. В. Гамильтон у макаков, привезенных и помещенных в дубовые заросли Монтецито, недалеко от Саyта Барбара (Калифорния).
Миллер, однако, идет слишком далеко, когда делает вывод, что если рассматривать половое поведение человека таким, каково оно есть, а не таким, каким оно должно быть по условным предначертаниям, то нетрудно было бы открыть под поверхностью общественной структуры не вызывающие сомнений признаки строения промискуитетного стада. Ведь современное общественное устройство и взаимоотношения между людьми, в частности семейные и половые, являются качественно совсем отличными от того, что характерно для стад млекопитающих животных, в том числе обезьян (см. также: Ю. И. Семенов, 1966).
При обсуждении подобных сложных вопросов особенно ценны мысли, высказанные Энгельсом в его капитальном сочинении «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В этом труде Энгельс пишет, «что семья животных и первобытное человеческое общество — вещи несовместимые, что первобытные люди, выбиравшиеся из животного состояния, или совсем на знали семьи, или, самое большее, знали такую, какая не встречается у животных» (Маркс и Энгельс. Сочинения, т. 21, стр. 38).
При прогрессивном развитии первобытного стада животная семья претерпела разрушение. В общественных группах первобытных людей возникали и развивались различные запретительные преграды, в силу чего после первоначальной ступени беспорядочных половых сношений возник групповой брак и развились позднейшие формы человеческой семьи.

Зачаточные формы труда

Рассмотрение явлений стадности у современных человекообразных обезьян позволяет предполагать, что вряд ли наши предки из эпохи миоцена жили крупными стадами. При переходе от древесного образа жизни к наземному их стада, возможно, немного укрупнились, что позволяло им легче справляться с такими трудностями жизни в открытой местности, как борьба с новыми, притом многочисленными кошачьими и иными хищниками.
У наших предков не было никаких особых природных средств защиты и нападения: ни острых когтей, ни выдающихся клыков,

268


ни тем более рогов или копыт, т.е. таких специальных органов, с помощью которых защищаются от врагов разные другие млекопитающие. Бегать быстро наши ближайшие предки вряд ли могли (Нестурх, 1957в).
Таким образом, оказывается, как подчеркивал еще Дарвин, что наши предки были сравнительно слабыми животными. Развитие стадности было немаловажным благоприятным фактором, помогавшим в их борьбе за существование. Стадность и общественный инстинкт сыграли огромную роль в дальнейшем ходе развития обезьяны в человека, в качественно особом процессе формирования древнейших и древних людей, превратившихся, наконец, в людей современного типа.
Обоснованная Марксом и Энгельсом идея о первостепенном значении общественности в развитии человечества нашла отражение в произведениях В. И. Ленина, указавшего на важность внутренней структуры объединений яаших предков и первобытных людей. Так, В. И. Ленин писал о «примитивной организации стада обезьян, берущих палки, или первобытных людей, или людей, объединенных в клановые общества» (Полное собрание сочинений, т. 33, стр. 10). Тем самым намечалась смена стадий развития первоначальных общественных форм до превращения дородовой формы первобытного стада людей типа неандертальцев в настоящее человеческое общество ископаемых людей типа кроманьонцев и их потомков.
В отдаленные времена третичного периода на территории Южной Азии происходило прогрессивное развитие антропоидов, ведших стадный образ жизни и переходивших от древесного образа жизни к наземному. Дальнейшее развитие стадности и совершенствование прямохождения шло сильнее и сильнее по мере того, как наши предки переходили к жизни в более открытой местности. Передние конечности их освободились от функций локомоции, и наши предки обратились к употреблению природных предметов (веток, камней) в качестве орудий и оружия. Процесс перехода к зачаточным формам труда происходил не в одном стаде, а во многих: в одних раньше, а в других позже. Мысль о независимости возникновения первоначальных трудовых действий во многих стадах наших предков является логическим следствием из учения Дарвина об антропогенезе и следует из концепции Энгельса по этому же вопросу (Гремяцкий, 19346, стр. 33—42).
Действительно, было бы невероятным, чтобы зачаточный труд упрочился в одном-единственном стаде. Допущение пары умных предков, которые научили бы все человечество употреблению и выделыванию орудий, абсолютно неверно и являлось бы лишь своеобразным вариантом библейского мифа, точно так же невероятна и мысль о том, что употребление орудий могло возникнуть в одном лишь стаде и затем распространиться. Но, конечно, это еще не был подлинно человеческий труд.
Совершенно новая форма деятельности с помощью орудий как искусственных органов, увеличивающих силу естественных орга-

269


Рис. 98. Стадо первых людей — питекантропов
По рисунку Е. Д. Самойленко-Машковцевой в Музее антропологии, Москва

нов, слишком необычайна для животного, чтобы она укоренилась в течение короткого времени. Но первые люди как раз и появились в тех стадах, в которых добывание средств существования с помощью орудий упрочилось и стало специфически характерным для них. Новая форма существования должна была развиться и упрочиться во многих стадах, прежде чем стать жизненно необходимой для вида. Вряд ли, однако, употребление орудий развилось во всех стадах наших предков. Вполне возможно, что в части стад предки наши так и не дошли до трудовых действий и впоследствии вымерли, может быть, после долгого существования наряду со стадами, в которых развивался труд в первоначальных формах и в недрах которых, следовательно, появились первые люди на Земле в виде обезьянолюдей, или питекантропов (рис. 98). Переход к прямохождению, освобождение передних конечностей от поддержки тела, высокое развитие головного мозга и общественный образ жизни были важнейшими необходимыми предпосылками возникновения труда у предков человека. Первоначально, конечно, верхнеплиоценовые антропоиды обращались к исполь-

270


зованию камней или веток в качестве орудий и оружия, будучи побуждаемы настоятельной жизненной необходимостью добывания пищи или защиты от врагов. Понятно, действия с помощью природных предметов зародились на основе инстинктивных побуждений и долго еще носили полуинстинктивный характер.
Можно вообразить себе небольшое стадо наших предков, передвигающееся с места на место в поисках пищи. От времени до времени отдельные члены этого стада схватывают попадающиеся под руку камни или палки, чтобы выкопать съедобный корень, убить какое-нибудь мелкое животное или отогнать хищника. После перехода к прямохождению наши предки, далеко превосходившие прочих обезьян смышленостью и приспособляемостью, обратились не только к употреблению природных орудий: они перешли и к изготовлению искусственных орудий. Трудовые процессы, являясь биологически выгодными, увеличили экологическую приспособленность наших предков, приобрели массовый характер в их стадах и вызвали развитие закономерностей совершенно нового, социального характера. Тем самым возникновение труда, искусственное изготовление орудий и их использование в обществе себе подобных знаменуют начало новой эры в развитии животного мира: появилось существо, качественно отличное от всех прочих животных, возник человек.
В развитии труда можно предполагать ряд переходных ступеней. Древнейшие люди начали формироваться первоначально как общественные трудящиеся животные. Разбирая основные этапы антропогенеза, Энгельс говорит о «формировавшихся» людях, которые в результате длительного развития стали «готовыми» людьми, когда возник новый элемент, имевший первостепенное значение в дальнейшей истории людей, а именно подлинное человеческое общество. Если биологический прогресс австралопитекоидных предков человека обозначить термином И. И. Шмальгаузена «ароморфоз», то процесс формирования человека и овладения им закономерностями и силами природы и общества шел дальше и дальше, а на стадии Homo sapiens уже по особому пути «эпиморфоза», над уровнем животного мира (Якимов, 19676).
Рука, прямохождение, труд с помощью природных, а затем и изготовленных орудий, членораздельная речь, мозг и сознание, способность к абстрагированию и умозаключению развивались в чрезвычайно длительную эпоху формирования человека, на протяжении около миллиона лет, в сложном процессе взаимного влияния друг на друга, в обществе себе подобных (Семенов, 1959, 1968).
Резкое усиление темпа развития специфически характерных особенностей человека последовало в процессе становления нового элемента, а именно первобытной общины, возникшей на основе совершенствования указанных выше элементов и разложения первобытного человеческого стада, в недрах которого формировались «готовые» люди.
Для человеческого общества в отличие от обезьяньего стада ос-

271


новным характерным признаком является коллективный труд, осуществляемый с помощью изготовленных орудий и получивший начальное развитие еще в эпоху перехода от обезьяны к человеку. При этом немалое значение должны были иметь подражание, а при изготовлении орудий и показ или имитативное научение (Поршнев, 1968).
Трудовую деятельность следует считать известного рода гранью, которая легла между ископаемыми обезьянами и начавшими формироваться из них первыми людьми, но по устройству тела первоначальные люди еще были теми же крупными двуногими обезьянами, что и их собратья в других стадах предкового вида, еще не обратившиеся к труду.
На первых этапах развития человечества в нем сочетаются в причудливом соотношении признаки обезьяны и человека. Понять одновременное существование противоречивых элементов в существе древних гоминид помогает нам опять-таки диалектический материализм: пусть первые представители человечества по физическим особенностям были обезьянолюдьми, но по социальным качествам они были уже людьми, хотя и стоявшими на самой низкой ступени развития.
Рассматривать антропогенез только лишь как постепенную эволюцию без решающего поворота, без скачка, являлось бы неверным. В процессе формирования гоминид нельзя усматривать простого вырастания человека из обезьяны, нельзя видеть лишь количественное разрастание одних признаков и уменьшение других. Подобные концепции являются антидиалектическими.
Они характерны для тех, кто стремится преуменьшить различие между обезьяной и человеком, чтобы тем самым облегчить понимание перехода от первой к последнему. Дарвин тоже был не свободен от такой ошибки. Он говорил, что природа не делает скачков (Происхождение видов путем естественного отбора. Соч., т. 3, стр. 414). Хотя Дарвин и понимал, что человек есть существо, качественно отличное от прочих животных, все же он не дошел до осознания решающей роли труда и других социальных факторов в антропогенезе.
Правильная концепция заключается в трудовой теории антропогенеза Энгельса, в которой момент самодвижения играет существенную роль. Прямохождение, стопа, рука, мозг, труд, речь, общественность — все элементы антропогенеза сплетаются в единстве взаимодействия. Они влияют друг на друга в теснейшей связи и во взаимозависимости, сами изменяясь с развитием общества и природы. В результате длительного процесса формирования гоминид вырабатывался тип современного человека и его более богатая материальная и духовная культура, чем у древних людей — его предшественников и предков.

Антропогенез и его факторы 1

Здесь мы приблизились к кардинальной проблеме о смысле и содержании самого перехода от

1 М. Ф. Нестурх. 1951 (см. список литературы).

272


животного к человеку. Мы должны на ней остановиться, хотя она в значительной мере носит и философский характер. Подлинно научная концепция возникновения первых людей подразумевает приводящее к качественному перелому количественное накопление таких анатомо-физиологических высокоразвитых особенностей, как крупный головной мозг, ловкие руки, прямохождение, смышленость и приспособляемость.
Со всем этим органически связано высокоразвитое и пластичное поведение на основе дифференцированной высшей нервной деятельности, допускающей большое разнообразие, тонкость и правильность реакций на окружающее,— свойств, необходимых в новых условиях открытой местности с бедностью источников питания и обилием хищных животных (Ладыгина-Котc, 1958).
При перемене древесного образа жизни на наземный у верхнетретичных ископаемых антропоидов должна была произойти глубокая смена инстинктов, в частности при переходе от растительной пищи к преимущественно животной. Стадность должна была приобрести новый характер и увеличиться вследствие необходимости нападения на мелких и средних животных из-за мяса, а также усиления защиты от хищников.
Все это оказало большое влияние на разные виды верхнетретичных двуногих высокоразвитых антропоидов вроде австралопитеков.
Но, как было сказано уже раньше, почти все они, несмотря на применение разных предметов в качестве орудий, раньше или позже вымерли из-за недостатка пищи, медленности размножения, биологической невооруженности, нападения хищных зверей.
Только самый высокоразвитый вид австра[ло]питеков сумел на грани вымирания вырваться из биологически неблагоприятного окружения. Но это произошло не благодаря миграции в лучшую местность, а вследствие перехода от употребления орудий к их регулярному изготовлению и использованию. И для дальнейшего прогресса было достаточно, чтобы оно наступило хотя бы в некоторых стадах этих непосредственных предков наидревнейших людей на Земле.
Следовательно, возникновение первых людей было исключительным событием, обусловленным чисто природными факторами. Животный мир породил новое социальное существо — человека, и это был решающий поворот в развитии живой природы, диалектический скачок. Но все-таки этот первый сдвиг преимущественно биологического характера, так как новые социальные факторы только еще начинали действовать, а старые были еще очень сильны.
Диалектико-материалистическая концепция перехода от животных к человеку и дальнейшего процесса антропогенеза на протяжении миллиона лет четвертичного периода, или антропогена, основывается на учении марксизма-ленинизма. Здесь большое значение имеет статья Фридриха Энгельса «Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека», она содержит трудовую теорию антропогенеза, разрабатываемую ныне в основном совет-

273


скими антропологами. Эта теория, основанная на общем учении марксизма о труде и обществе, использует достижения биологии, в частности антропологии, а .также других естественных и общественных наук.
Очень важное место занимает проблема факторов антропогенеза. Гоминизация обезьяны (или очеловечение) шла под сильным воздействием труда в обществе себе подобных. А это происходило в условиях прогрессивно развивавшегося первобытного стада древнейших и древних людей — исходной формы более высокого социального объединения. Природная среда продолжала воздействовать на первых людей, по внешнему виду еще ничем не отличавшихся от их ближайших, но не изготовлявших орудия, собратьев в пределах того же вида, а следовательно, оставшихся жить на уровне обезьян. Но на этих наидревнейших людей начала влиять качественно новая социальная среда, хотя еще и бывшая долгое время очень слабой.
Зародившиеся социальные черты, факторы и закономерности начали не только по-новому окрашивать примитивнейшую жизнь первых человеческих существ, но и вступать во взаимодействие и в борьбу со старыми, природными. Возникли противоречия в новой, Социальной форме развития высших существ на Земле — людей в широком смысле этого слова, или гоминид.
Антрополога могут здесь больше всего интересовать этапы превращения обезьяны в человека под влиянием трудовой деятельности, трудовой функции, факторы антропогенеза, биологические и социальные сдвиги в развитии гоминид, ослабление темпов видовой эволюции человеческого тела. Если обратиться с этой целью к концепции антропогенеза Энгельса, то представляется достаточно ясным, что труд был новым и решающим фактором, формировавшим человеческий организм из обезьяньего.
По мнению Я. Я. Рогинского (1967), появление трудовых действий обозначало начало диалектического скачка от животного к человеку — первый поворотный пункт в эволюции человека, а второй — с появлением современного человека и открытием эры господства законов социальных. Развитие культуры человека современного не связано с прогрессивной эволюцией, как это было у палеоантропа или у архантропа. Весь ход формирования гоминид под влиянием труда закономерно привел к появлению нового качества в неоантропе. У любого современного народа независимо от его расового состава переход к более высокой социально-исторической формации совершается без зависимости от эволюционного процесса под влиянием лишь исторических закономерностей.
Формировавшиеся люди под влиянием труда превратились во вполне сформировавшихся, или «готовых», людей. В дальнейшем роль трудового фактора как фактора эволюции резко изменилась, ослабела, и с тех пор труд скорее лишь поддерживает людей на достигнутом уровне анатомо-физиологического развития вида человека разумного (Homo sapiens). Другими словами, видовая эво-

274


люция гоминид за последние десятки тысяч лет приостановилась и вряд ли можно в будущем ожидать превращения Homo sapiens в какой-нибудь новый биологический вид в смысле внутреннего строения и внешнего облика.
Таким образом, перед нами встает большая проблема взаимодействия факторов антропогенеза — социальных и биологических. Трудно представить себе, чтобы с первого момента изготовления орудий в обществе себе подобных наидревнейшие люди сразу перестали испытывать воздействие естественного отбора, который еще только что перед этим влиял в полной силе на их предков — обезьян. Но дарвиновский фактор естественного отбора должен был все больше уступать фактору труда, который вместе с коллективным производством, охотой, языком и другими социальными особенностями направлял развитие человечества по новому, неизведанному пути. Быстрое возрастание головного мозга формировавшихся древнейших людей и увеличение его объема в полтора раза за сравнительно короткий срок в 500 тыс. лет первой половины антропогена не может быть объяснено действием только естественного отбора и других природных, биологических факторов. У человека в процессе его формирования возникает и развивается групповой отбор, при котором могут сохраняться и отдельные более слабые индивидуумы.
Для идеалистически настроенных биологов, например для Альфреда Уоллеса, величина и высокое развитие коры человеческого головного мозга были объяснимы не иначе, как силой сверхъестественного вмешательства. Но подлинная наука о человеке фактами анатомии и физиологии мозга полностью подтверждает правоту учения Дарвина и Энгельса о естественном происхождении человека от необычайно высокоразвитой обезьяны и о превращении ее мозга в человеческий под влиянием труда, а наряду и вместе с ним и речи. В этом отношении важный вклад внесли советские специалисты (В. В. Бунак, В. И. Кочеткова, Ю. Г. Шевченко).
Следовательно, в таком наиважнейшем пункте антропогенеза, как мощное и ускоренное развитие головного мозга, естественный отбор сильно уступал новому нарастающему фактору труда. А последний достиг в дальнейшем такой силы, что низвел старый главный фактор видовой эволюции почти до нуля с появлением человека разумного. Другими словами, противоречие между прежним основным фактором, т. е. естественным отбором, и новым доминирующим фактором труда составляло одну из наиважнейших форм самодвижения процесса антропогенеза в свете ленинской концепции развития.
В качестве общего подхода к пониманию взаимоотношений между природными и социальными факторами антропогенеза следует придерживаться следующего исходного положения: если механизм действия таких природных факторов, как изменчивость и наследственность, по-прежнему биологический, то сложение взаимно независимых анатомо-физиологических признаков в комплексы происходит под преимущест-

275


венным воздействием социальных факторов и закономерностей.
Весь процесс антропогенеза в узком смысле слова, начиная от питекантропов, или архантропов, как еще называют древнейших людей, делится на этапы (см. часть III). Если считать, что вид современного человека обозначился 50— 100 тыс. лет назад, то вся остальная часть антропогенеза, насчитывающая 900 тыс. лет, ушла на смену предшествующих стадий превращения обезьяны в человека под влиянием труда. За этот долгий срок очень медленно развивалась также материальная и духовная культура очеловечивавшихся существ.
Освоение трудовых действий современными обезьянами наталкивается на их неспособность осуществлять длительные планомерные действия в этом направлении. Правда, в опытах они производят некоторые простейшие операции по добыванию пищи с помощью палок, но обезьян до сих пор не удается одомашнить и использовать для труда.
Поэтому-то, очевидно, возникновение и формирование человека из обезьяны могло случиться в истории Земли только однажды, и предковым был вид самых высокоразвитых двуногих наземных антропоидов. Следовательно, и с этой стороны подтверждается правильность идеи моногенизма, т. е. происхождение человека от одного, а не от нескольких видов обезьян, как полагали полигенисты. Причем исходный ареал распространения предкового вида, или первоначальную прародину человечества, антропологи находят в теплой зоне, которая, вероятнее всего, охватывала южную часть Азии с участком северо-восточной Африки.
Само становление человека происходило «с большим трудом». Имело место бесконечно новое применение трудовых навыков и действий, которые нелегко осваивались примитивными очеловечивавшимися существами. В то же время трудовые операции были и спасительными в ежедневной борьбе против неблагоприятных природных условий. Постепенно труд с помощью искусственных орудий укрепился и исключил не только повторное одичание, но и вымирание наидревнейшего, еще очень немногочисленного человечества.
Таким образом, труд древнейших людей при всей своей примитивности обладал особой силой. Он возвышал человека над окружающими зверями, делал его мощнее других существ. Трудовая функция непрерывно и сильно побуждала мозг и руки, как и все тело, к совершенствованию. Труд развивал и прямохождение, ставшее из важнейшей биологической предпосылки очеловечения следствием трудовой деятельности; неуклюжая походка делалась более плавной и быстрой.
Но всегда ли труд одинаково влиял на организм формировавшихся людей? Надо полагать, что труд особенно сильное воздействие оказывал в первой стадии развития, когда он влиял на древнейших людей. Ведь их организм еще только начинал приспособляться к трудовой функции, в то время как на следующей ступени, у неандертальцев, или древних людей, он уже в очень многих отношениях напоминал тело современного

276


человека; приспособление к труду в общем завершилось.
Особенно ярко это сказывается на том, что у неандертальцев и современных людей средний объем головного мозга — наиважнейшего органа — примерно одинаков. По этому признаку и многим другим телесным особенностям следует выделить древнейших людей, или архантропов, в первую фазу процесса формирования человека,а древних, или неандертальцев,— во вторую. При всей постепенности становления человека надо различать эти две фазы, так как представители и их группы из первой — древнейшей — фазы заметно отличаются от живших во вторую.
На этом приходится настаивать, так как иначе столь близкие к Homo sapiens поздние неандертальцы из пещеры Схул на горе Кармел (Палестина) попадают в одну группу с питекантропом, если, например, принимать классификацию гоминид Г. Ф. Дебеца (1948а): в ней древние люди относятся к подроду питекантропов. Идея о происхождении неандертальцев от архантропов принимается большинством современных антропологов. Активно разрабатывается советскими антропологами и другая важная проблема предков современного человека (М. А. Гремяцкий, Я. Я. Рогинский, В. П. Якимов). Немалое место здесь занимает судьба западноевропейских неандертальцев, которые характеризуются очень многими особенностями черепа и посткраниального скелета, делающими тип их строения заметно специализированным. Большинство антропологов полагает, что в большинстве эти неандертальцы вымерли, не выдержав трудностей жизни во время ледниковой эпохи (см., однако: Ю. И. Семенов, 1960; Алексеев, 1966).
Представляется наиболее вероятным, что главная масса вида неандертальского человека (Homo neanderthalensis) была представлена более генерализованными формами, вроде найденных в Эрингсдорфе и Штейнгейме (Германия), а также на горе Кармел (Палестина) — в пещерах Схул и Табун. Подобному взгляду противостоит гипотеза Валлуа-Хеберера, по которой находки черепов в Фонтешеваде (Франция) и Сванскомбе (Англия) признаются за остатки предков Homo sapiens. Это мнение получило название гипотезы «пресапиенса», которая, однако, не разделяется советскими антропологами. Дело в том, что эти черепа все-таки скорее неандертальские, чем сапиентные. И лучше говорить о происхождении вида Homo sapiens от Homo neanderthalensis в целом.
Возникает новая крупная проблема причин превращения поздних неандертальцев в первоначальных позднепалеолитических представителей нового вида человека разумного. Здесь следует обратиться к анализу взаимоотношений между основной формой жизнедеятельности этих гоминид и особенностями физического типа их строения, для чего приходится отвлечься в область палеоантропологии и даже археологии.
Приведем следующий пример. Палеонтологами В. И. Громовым и В. А. Хохловкиной в 1939 г. была сделана очень важная находка сходных с мустьерскими орудий

277


под рисской мореной в овраге Язви близ села Пушкари на р. Десне, около 25 км выше Новгород-Северска. И это позволило В. И. Громову приурочить время возникновения Homo sapiens не к позднему отделу рисс-вюрмского межледниковья и не к последнему, или четвертому, т. е. вюрмскому, оледенению, как принято большинством геологов, а к третьему, или рисскому,— самому значительному из четырех оледенений четвертичного периода (см., однако: Иванова, 1965).
Кроме того, открытие привело к тому, что оказалось возможным для В. И. Громова связать изменения флоры и фауны, вызванные рисским оледенением, с появлением палеолитического человека разумного. А они вызвали резкое ухудшение условий охоты на крупную дичь для человеческих коллективов вследствие того, что крупные травоядные уменьшились в количестве и, следовательно, стали менее доступными.
О подобных изменениях можно судить на основании археологических результатов осуществленных Дороти Гаррод раскопок в пещерах Схул и Табун на склонах горы Кармел в Палестине. Другими словами, речь идет о Передней Азии, на фауне и флоре которой именно так сказалось влияние значительного похолодания в Северном полушарии, вызванного рисским оледенением.
Древние люди, или неандертальцы, делали свои стоянки преимущественно в местностях, где скоплялись стада крупных млекопитающих. Одним из основных способов охоты на них, в согласии с мнением Г. А. Бонч-Осмоловского (1940), был гон дичи с обрыва. При этом все участники выполняли одну общую функцию преследования и убоя животных.
Такая охота носила довольно примитивный характер. При более сложной охотничьей организации позднепалеолитических людей в гоне участвуют не только собственно охотники, но и рядовые загонщики. А их назначение состоит в том, чтобы своим неожиданным появлением и движением пугать дичь и направлять ее в сторону охотников с метательным оружием.
Организацией сложной облавно-загонной охоты был достигнут крупный прогрессивный сдвиг в общественно-производственной деятельности палеолитических людей. Этот сдвиг выражается, например, в том, что у позднепалеолитического человека разумного основным средством добывания пищи становятся различные формы метательного охотничьего оружия, которое у неандертальцев играло лишь вспомогательную роль.
Метательным оружием долгое время служили дротики и копья. Важно отметить, что позднепалеолитическими охотниками была изобретена и специальная дощечка с упором на конце. От этого увеличивалась скорость полета и пробойная сила копья, которое могло глубоко вонзаться и в тело таких толстокожих животных, как носороги и мамонты. Позже, в эпоху мезолита, появляются лук и стрелы, с помощью которых человек смог убивать и небольших животных вроде бобров и зайцев. Длительное пользование метательным оружием способствовало усовершенствованию прямохож-

278


дения у ископаемых гоминид и их двигательного аппарата. Важную сторону формирования человека разумного и составляет взаимоотношение между изменениями этого аппарата и сильным прогрессивным развитием мозга. С большей выпрямленностью тела центр тяжести головы несколько переместился назад, а череп стал гораздо более грацильным. Надглазничный костный валик ослабевал и исчез, сильно увеличились сосцевидные отростки, зубные отростки челюстей укорачивались, обозначился подбородочный выступ.
Для того чтобы объяснить ослабление рельефа черепа и другие черты грацильности в строении тела человека разумного по сравнению с массивным телосложением и многими питекоидными чертами неандертальцев, предлагались различные гипотезы. Я. Я. Рогинский справедливо ставит возникновение названных структур черепа позднепалеолитических людей в органическую связь с глубокими анатомо-физиологическими изменениями головного мозга. В своих работах о происхождении главных морфологических особенностей вида человека разумного Я. Я. Рогинский уделяет большое внимание изменению общественно-производственных отношений.
Вместе с тем следует признать правильной и впервые высказанную Г. А. Шмидтом в 1947 г. идею о том, что здесь немалую роль наряду с общим влиянием труда на развитие прямохождения сыграло систематическое пользование метательным оружием, в частности при охоте на крупную дичь. Это могло положительно влиять на формирование черт строения и пропорций тела Homo sapiens. Г. А. Шмидт считает, что в начальной фазе превращения первобытного неандертальского человека в позднепалеолитического человека разумного существенное влияние оказали следующие два момента в развитии производственных сил: переход к сложной облавно-загонной охоте и систематическое употребление метательного оружия — дротиков и копий. Это вело к изменению общественно-производственных отношений, более высокому развитию ассоциативного мышления, к прогрессу головного мозга и коррелятивно связанным перестройкам черепной коробки. Сами коллективы становились в благоприятных природных условиях более мощными, чем орды неандертальцев с их небольшим числом индивидов.
Эти соображения находят себе подтверждение в следующих словах Я. Я. Рогинского: «Очень возможно, что переходные типы сначала приобрели большую скорость бега и ловкость в метании копья, что охота вследствие этого была более успешной и что лишь позднее, в результате роста населения и необходимости организовывать большие коллективы, развились высокие социальные качества Homo sapiens».
Важную проблему антропогенеза, на которой далее необходимо остановиться, составляет характеристика самого перехода от неандертальцев к кроманьонцам и другим группам ископаемых людей современного вида, вернее перехода от «формировавшихся» людей к «готовым». Можно ли утверждать, что при этом произошел новый скачок в диалектическом

279


развитии человечества? А если да, то какой характер он носил биологический или социальный?
Если говорить о видовой эволюции в пределах семейства гоминид, то она шла очень интенсивно в первой половине антропогена. Тогда влияние труда, прогрессивно разраставшееся, преобразовывало в первую очередь мозг и руки, а другие органы, как позвоночный столб, еще были на более низком уровне развития не только у древнейших людей, но и еще много позже, у неандертальцев (см., однако, статью Е. Н. Хрисанфовой, 1967).
Во время развития гоминид как трудящихся общественных обезьяноподобных существ шла нивелировка физического типа. Но эта нивелировка подвидовых групп гоминид под влиянием трудовой деятельности еще не могла быть, однако, такой интенсивной на стадии древнейших людей, как у их потомков из второй половины антропогена, т. е. неандертальцев. Трудовой фактор на фазе древнейших людей не успел приобрести достаточной силы в смысле одинаково мощного преобразования всех органов и систем тела. Закон соотносительного развития частей организма на разных стадиях видовой эволюции проявляется не одинаково, тем более у человека, так как на него влияет социальная среда наряду с воздействиями среды природной.
Поэтому видообразование внутри древнейших гоминид, по анатомофизиологическим особенностям еще недалеко ушедших от своих ближайших предков, происходило при более мощном воздействии внешней, природной среды, чем позже у древних людей. На стадии же неандертальцев трудовая функция влияла на организм, уже сильно измененный в таких главных участках, как рука и мозг. Поэтому шлифовка и нивелировка телесных различий под унифицирующим воздействием труда затрудняли новообразование видов на фазе неандертальцев.
Сама биологическая эволюция гоминид по мере приближения к современной геологической эпохе — голоцену — неизбежно шла к затуханию, поскольку они формировались как существа социальные, приспособляющиеся к природе и использующие ее с помощью орудий как «искусственных органов». На основе активного познания природы и общества, в процессе производительного труда и развития материальной и духовной культуры люди приобретали все большую социальную активность по сравнению с более пассивным приспособлением животных к окружающей среде.
Отсюда следует, что нельзя признавать существование второго диалектического скачка, или решающего поворота, в смысле чисто биологической эволюции: ведь формирование человеческого тела из обезьяньего организма завершилось и видовая эволюция гоминид закончилась. Следует совершенно ясно представить себе, что процесс антропогенеза качественно резко отличается от эволюции животного мира. Правда, когда возник новый вид — Homo sapiens, этим закончился процесс становления человека. Но качественный сдвиг надо усматривать при этом не столько в биологической среде,

280


сколько в социальной. Так что если при возникновении первых людей совершился скачок биологически-социального свойства, вызвавший процесс их формирования, то сдвиг при появлении современных людей носит характер социальный: произошло завершение скачка, осуществился полный переход центра тяжести от биологических закономерностей к социальным.
Надо полагать, что благотворное воздействие труда имело во время очень длительного процесса формирования человека иной характер и особую силу, поскольку было направлено на организм, еще обладавший существенными обезьяньими особенностями. Но факты палеоантропологии показывают, что физическое строение ископаемых представителей Homo sapiens и современных в смысле видовой эволюции практически не изменилось.Если же кроманьонцев и другие группы ископаемых людей разумных эпохи позднего палеолита иногда и объединяют под термином «Homo sapiens fossilis», то это подвидовое название служит антропологам скорее в целях удобства, как и термин «Homo sapiens recens» для современного человечества, начиная примерно с эпипалеолита или мезолита.
Хотя труд в современный исторический период приобрел и приобретает дальше несравненную сложность и бесконечно разнообразные формы, но это не значит, что он должен породить новую видовую человеческую эволюцию и что, скажем, головной мозг должен испытать новый толчок к вторичному резкому разрастанию объема и усложнению структуры. Для безграничного умственного и социального прогресса нет препятствий со стороны сформировавшегося человеческого организма. Кора головного мозга с 10—14 млрд. невронов способна дать человечеству возможность приобрести огромную власть над природой вплоть до завоевания межпланетного пространства с посещением ближайших небесных тел, что и осуществляется в нынешний атомно-космический исторический век.
Между тем некоторые ученые, механически переносящие закономерности развития животных на человеческую эволюцию, на антропогенез, нередко рисуют будущего человека с огромной головой на относительно небольшом туловище.
С выделением все новых инструментов, аппаратов и машин развитие органов человеческого тела отступило на задний план и не выходит из рамок внутривидовой изменчивости.
Все сказанное ведет к тому выводу, что процесс антропогенеза представляет собой явление исключительное, особенное, чрезвычайно сложное, требующее для освещения и анализа применения фактов и закономерностей природных и социальных. Больше того, можно утверждать, что проблема антропогенеза, несомненно, подлежит в полном объеме относящихся сюда задач исследованию философа.
Действительно, разве человек не появился и не усовершенствовался на Земле в ходе самого редкого и самого сложного процесса диалектического развития? В нем, как в наивысшей форме органи-

281


ческих существ, присутствуют все формы движения живой материи, начиная с первоначальной капли коацерватной протоплазмы.
Тесно связана с антропогенезом проблема происхождения человеческих рас (см. часть третью). Антропогенез и расогенез вообще связаны неразрывно друг с другом. На древнейшей и даже древней ступени развития гоминид различные подвидовые деления, в том числе расы, образовывались при расселении по ойкумене под совокупным влиянием природной и социальной среды, под действием изоляции, метисации и прочих факторов.
Возможно, что дифференциация расовых групп в те глубокие времена приводила к возникновению побочных форм и даже видов, уклонившихся в стороны от основного тракта эволюции гоминид: питекантропы — неандертальцы — современный «человек разумный». Но в связи с окончанием видовой эволюции уже у ископаемых представителей Homo sapiens образование внутривидовых групп, или рас, произошло за счет сравнительно еще более слабого, менее интенсивного процесса формирования второстепенных и третьестепенных морфологических особенностей вроде цвета кожи, волос и глаз, формы глаз, носа и губ, относительно небольших вариаций длины тела и пропорций конечностей, в то время как головной мозг велик и развит у представителей всех рас (В. В. Бунак, Г. Ф. Дебец, Я. Я. Рогинский, Г. А. Шмидт, М.Ф. Нестурх).
Шла ли расовая дифференциация внутри современного человечества более интенсивно в позднем палеолите, либо, как полагает В. В. Бунак (1956, 1959), в мезолите, все равно она не приобрела и не могла уже достигнуть масштаба вида. Так что и с этой стороны человечество не может распасться на несколько видов. Современные так называемые большие расы полиморфного вида Homo sapiens не могут быть полностью приравниваемы к подвидам зоологической систематики.
А в дальнейшем, по прошествии, конечно, длительной исторической эпохи, при благоприятных социальных условиях жизни расовые подразделения перестанут существовать. Человечество вторично приобретает антропологическое единство, которое, основываясь на филогенетическом исходном кровном родстве всех групп, будет, однако, качественно новым. Произойдет же это, как сказано Карлом Марксом, благодаря социальным глубоким преобразованиям человечества.


Оглавление

Предисловие
5
Часть I. Дарвиновская и другие гипотезы антропогенеза
7
Глава первая Дарвин о происхождении человека
8
  Идея антропогенеза до Дарвина
8
  Дарвин об эволюции животного мира
13
  Человеческая родословная по Дарвину
17
  Очерк развития знаний о приматах
29
  Развитие приматологии в СССР
40
Глава вторая Человекообразные обезьяны и их происхождение
56
  Современные антропоиды
56
  Ископаемые антропоиды
70
Глава третья Позднейшие гипотезы происхождения человека
и их критика

95
  Религиозные трактовки антропогенеза
95
  Тарзиальная гипотеза
99
  Симиальные гипотезы
104
  Гипотеза антропогенеза Осборна
111
  Гипотеза антропогенеза Вейденрейха
119
  Некоторые факторы гоминизации и вымирания ископаемых антропоидов плиоцена и плейстоцена
124
Часть II.Особенности строения человеческого тела и возникновение древнейших людей
133
Глава первая Человек как примат
134
  Черты приспособленности человеческого тела к прямохождению
134
  Характерные отличительные особенности человеческого тела, не стоящие в непосредственной связи с прямохождением
140
  Специальные черты сходства между человеком и антропоидами
145
  Рудименты и атавизмы у человека
148
Глава вторая Роль труда и прямохождения в антропогенезе
154
  Роль труда
154
  Способы передвижения у человекообразных обезьян
157
  Вес тела в центр тяжести у человека и обезьян
165
  Нижние конечности
168
  Костный таз, позвоночник и грудная клетка
173
  Верхние конечности
180
  Пропорции тела и асимметрии
185
  Череп
189
Глава третья Головной мозг и высшая нервная деятельность
человека и обезьян

199
  Головной мозг и анализаторы человека и обезьян
199
  Развитие периферических частей анализаторов
210
  Высшая нервная деятельность обезьян
226
  Вторая сигнальная система — характерное отличие мышления человека
246
Глава четвертая Стадность у обезьян и зачаточные формы труда
249
  Стадность у обезьян
249
  Зачаточные формы труда
263
  Антропогенез и его факторы
272
Часть III. Формирование человека по данным палеоантропологии
233
Глава первая Первая ступень: древнейшие люди (питекантропы)
284
  Питекантроп острова Явы
284
  Синантроп
292
  Гейдельбергский человек
305
Глава вторая Вторая ступень: древние люди (палеоантропы)
309
  Ледниковая эпоха
309
  Неандертальцы и их физический тип
314
  Находки неандертальцев в СССР
322
  Палестинские неандертальцы
330
  Образ жизни древних людей
339
  Развитие мозга у ископаемых людей
343
Глава третья Современные люди (неоантропы)
356
  Человек верхнего палеолита
356
  Ошибочные гипотезы происхождения современного человека и их критика
370
  Человеческие расы
380
  Факторы формирования рас
387
  Наука против расизма
394
Summary  
403
Приложение 1. Предложения по биологическим аспектам
расовой проблемы
406
Приложение 2. Декларация о расе и расовых предрассудках
410
Литература  
414

 

Hosted by uCoz