Главная | Библиотека сайта | Форум | Гостевая книга |
МЕШКОСПИН |
||||
Однажды, ближе к середине
пребывания на Дарвине IV, я получил запрос из контрольного центра «Орбитальной
звезды»: нужно было попытаться исследовать огромный элемент поверхности
планеты, известный как Амёбное море. На тот момент это была совершенно
неизведанная территория: ни один из прочих участников экспедиции не
заходил так далеко на север. Отданные мне приказы (если так можно было
бы назвать вежливо сформулированный запрос) предписывали двигаться в
северном направлении, пока я не достигну края «моря», и продолжать движение
прямо к его середине. В запросе ощущался некоторый оттенок безотлагательности;
позже я выяснил, что има проявляли особый интерес к огромному существу,
сфотографированному их спутником примерно за пятнадцать лет до этого. |
||||
КАРТИНА XVII. «Это был редкий момент нежности на мире, где жестокость казалась правилом». |
ожидая изменений
пейзажа. Пустоши, который я исследовал, становились всё более и более
монотонными; время от времени, если бы мой навигационный компьютер не
подтверждал иного, я готов был поклясться, что двигаюсь по кругу. Заканчивая завтрак, я включил навигационную сетку и ввёл координаты нового места назначения. В считанные мгновения турбовентиляторный двигатель Изара с отличной скоростью помчал меня через пустыню. Слоистые столовые горы сменились травянистыми равнинами, которые плавно перешли в области, непосредственно окружающие «море». Словно нарочно, едва я добрался до приподнятого края «моря», моё внимание привлекло нечто странное. Я замедлил движение и начал парить примерно в десяти метрах над поверхностью. Подо мной, поднимаясь вверх над поверхностью пляжа, находилось с полдюжины похожих на почки образований. Это были полутвёрдые стебли метровой высоты, |
|
||
увенчанные
роговыми «ртами», похожими на клювы; каждый из них равномерно открывался,
чтобы выдохнуть облако влажного воздуха. Рядом с каждым стеблем находилось
более тонкое и гибкое щупальце, которое извивалось в постоянном движении.
Каждое щупальце заканчивалось широкой уплощённой «ладонью», которая, подумал
я, выглядела весьма ловкой. После рукопожатия
мешкоспин переместился так, чтобы его клюв оказался над стеблем. Когда
они выровнялись по отношению друг к другу, оба рта открылись, и большое
существо излило струю прозрачной жидкости в ожидающий её рот внизу. (Более
позднее исследование показало, что эта жидкость была разрушенным материалом
«моря».) Это заняло около трёх минут. Всё это время по пустеющему спинному
мешку мешкоспина пробегали волны своего рода перистальтических сокращений. |
|||
|
||||
рта
резко закрылись в унисон. Ласки рук начались вновь и продолжались в течение
примерно десяти минут. Затем я заметил движение на земле прямо под плоским
хвостом мешкоспина. Там появилась маленькая ямка, и мне показалось, что
я могу разглядеть в ней трубку с блестящими губами. В этот момент я пришёл
к выводу, что подвижный мешкоспин был самцом, потому что большой фаллос
выполз наружу и проник в круглое углубление. Этот орган полностью отличался
от стандартных половых аппаратов, которые я видел на Дарвине IV: это была
жёсткая трубка вместо повсеместно встречающейся раскрывающейся трубки,
которой обладает большинство животных. И, что ещё важнее, это выглядело
материальным доказательством существования у этого вида двух полов. Сохраняя молчание, мешкоспин спаривался со своей невидимой партнёршей. Само по себе спаривание продолжалось примерно пятнадцать минут, и в течение этого времени я неистово делал зарисовки. Также я связался с центром контроля «Орбитальной звезды», чтобы объяснить, что делал и почему в настоящее время не штурмую самое сердце «моря». Никого на орбитальном судне надо мной это не заинтересовало, и мне сказали, что я могу оставаться там столько времени, сколько мне было нужно, чтобы закончить наблюдения. Завершив свой труд, мешкоспин извлёк свой спавшийся орган и осторожно присел, чтобы не повредить торчащий стебель. Его морщинистые бока поднимались и опускались, и он выпускал большие облака пара из своего тяжело дышащего клюва. Постепенно успокоившись, животное оставалось неподвижным на протяжении примерно двух часов. Я предположил, что оно дремало. Конечно, это была наилучшая возможность нарисовать животное, о какой я только мог мечтать, и я в полной мере воспользовался ею. Когда существо проснулось, оно поднялось на ноги и потянулось – его мускулы при этом дрожали. Я почти мог слышать, как его суставы встают обратно на место. Вполне предсказуемо оно перешло к соседнему стеблю, и в течение следующих тридцати минут в точности повторило свои действия. Через два часа, когда небо с наступлением сумерек начало розоветь, мешкоспин усердно совокуплялся уже с третьей самкой. Я не очень-то стремился начинать своё путешествие в странную |
и незнакомую экосистему в
темноте, поэтому приготовился вести наблюдения в течение ночи. Через несколько недель я
вернулся на место спаривания мешкоспина и обнаружил, к своему восторгу,
что земля была достаточно сухой, чтобы позволить провести точное исследование
приборами того, что находится под её поверхностью. Из этих шести самок
четыре были беременными, судя по интенсивным двойным показаниям, которые
я получил при их исследовании. Какое-то неизвестное бедствие унесло
жизнь одной из этих шести особей: посмотрев повнимательнее, я заметил,
что её выступающий ротовой стебель был сухим и сморщенным. |
|||
ИМПЕРАТОРСКИЙ
|
||||
На следующий день после встречи
с мешкоспинами я намеревался исследовать обширное Амёбное море, надеясь
встретиться с существом, которое мы все видели на спутниковом снимке
номер 848.28. Казалось практически невероятным, что можно упустить из
виду такое большое существо или его родственников. |
||||
КАРТИНА
XVIII. «Практически никакая сила природы не могла повредить такому существу». |
|
Чувствуя себя весьма одиноко и не имея никакого желания бросать вызов стихиям, я торопливо ввёл команду лечь на обратный курс, чтобы убраться из «моря», но едва я нажал кнопку «выполнить», как увидел целую тучу дисколётов, вьющуюся вокруг моего ’конуса. С тревогой я услыхал отрывистый хрустящий звук – а затем наступила тишина: ни вечного фонового шума атомных роторов, ни значка на мониторе турбовентиляторных двигателей у моих ног. Вместо этого ’конус начал проваливаться вниз; включился ревун спасательной системы. Прошли всего лишь доли секунды, |
||||
ни
«амёбное», ни «море»: эти знакомые термины были использованы для того,
чтобы придать комфортное ощущение чего-то знакомого чему-то столь резко
чуждому. Единственное «море» Дарвина IV – это на самом деле скорее пустыня
в традиционном смысле этого слова – место с малым количеством осадков,
суровое и негостеприимное. Тем не менее, жизнь здесь представлена в изобилии,
тяготея главным образом к нижней части области наружной мембраны. Под
резиноподобной поверхностью находится невероятное количество симбиотических
организмов, живущих в составе матричной колонии и служащих её потребностям
на правах собственности. Глядя вниз, я мог различить многочисленные слои
светящихся существ, взвешенных в геле, а разнообразие их размеров и форм
было таково, что составление их полного каталога стало бы делом целой
жизни. Я «припарковался», чтобы позавтракать, и послал на «Орбитальную звезду» запрос относительно метеорологического прогноза. Обстановка становилась всё хуже, и я чувствовал, что мне предстояло оказаться посреди области довольно неблагоприятной погоды. Я следил за горизонтом, когда мне навстречу надвигался рваный фронт грозовых туч, озаряемых вспышками молний. Ответ на мой запрос вернулся с помехами; в тот день я не знал точно, произошло ли это из-за электричества в воздухе, или же из-за какой-то ошибки в системе ’конуса. Позже в отчёте «Орбитальной звезды» было указано, что мой запрос также был с помехами. |
|||||
|
тридцать км/ч. Желеобразная
поверхность «моря» покрывалась рябью и колыхалась. Пока буря не миновала,
я сидел в темноте. Но удача улыбнулась мне и всё складывалось только
к лучшему, потому что часом позже я был вознаграждён за это одним из
самых незабываемых зрелищ, свидетелем которых мне довелось быть на Дарвине
IV. |
||||
показавшиеся
мне минутами, и спасательная система задействовала тормоза вертикального
спуска. Словно металлокерамические лепестки какого-то огромного поникшего
цветка, тормоза вертикального спуска успешно предотвратили падение, и
я с толчком сел на сильно колышущуюся поверхность «моря». Мне повезло,
что компьютер не запустил программу катапультирования. Успокоившись, я начал передавать на «Орбитальную звезду» свои координаты и просьбу о помощи. Я прекрасно знал, что мой сигнал не мог быть принят до тех пор, пока не пройдёт надвигающаяся буря, поэтому, с мыслями о длительной остановке, я запустил АВЗ (аудио/видео зонд), чтобы хоть чем-то развлечь себя. Перед тем, как послать дистанционно управляемый летательный аппарат изучать окрестности, я заставил его осмотреть летающий конус. ’Конус до уровня фланца контроля направления погрузился в желеобразное слизистое вещество, тихо чавкающее на титановых и металлокерамических стыках корпуса. Выше него торчали раскрытые панели ТВС, а ещё выше них я обнаружил причину моих бед. Воздухозаборники двигателя были забиты мёртвым и умирающими дисколётами. Поспешность, с которой я хотел покинуть море, обернулась для меня долгой стоянкой. В тот момент я знал, что лишь подъёмный ’конус с «Орбитальной звезды» позволит мне вновь подняться в воздух и продолжить путешествие. Удрученный, я задал АВЗу курс и не без зависти наблюдал, как маленький серебристый аппарат развернулся и отправился в путь над «морем». В считанные минуты меня накрыла буря с невероятно свирепыми ветрами и вспышками молний. Мой маленький кораблик покачивался на желеобразной поверхности, вызывая у меня приступы тошноты. АВЗ, несмотря на свои мелкие размеры, превосходно справлялся с возложенной на него задачей, держа достаточно прямой курс благодаря большой скорости и обтекаемой форме. Вскоре он вылетел из-под клочковатых туч в ослепительно яркий солнечный свет – свет, который, как я знал, мне не видеть ещё несколько часов. Передо мной на экране раскинулся замечательный вид. В сотнях метров над поверхностью Амёбного моря парили огромные, подсвеченные солнцем желеобразные шары, напоминающие гигантские капли воды, наполненные кружащимися внутри органеллами. Они изливались вверх в ленивом замедленном движении из большого, окружённого складками отверстия на поверхности «моря». Ещё более фантастическими были существа, сопровождающие их подъём. Их почти невозможно было описать словами; на меня произвели неизгладимое впечатление покрытые хитином тела, многочисленные летательные пузыри, огромные свисающие вниз руки и множество неизвестных органов. Существа систематически прокалывали эти капли и вводили в них сосательные трубки. Я замедлил движение АВЗа и осторожно подвёл его к ним. Я был настолько поглощён наблюдениями, что не сумел вовремя заметить мигающие предупреждающие огни, и внезапно мой экран погас. Я громко выругался. Буря заставила мою электрическую систему переключиться на запасное питание, оставив достаточно энергии лишь для подачи сигнала бедствия. Мой АВЗ отключился, будучи не в состоянии вернуться без моего сигнала. Мне так и не удалось его вернуть. Интенсивность бури возрастала, скорость ветра превышала четыреста |
|||||
Приготовления
включали подготовку туристической камеры-видеодиска из моего личного снаряжения.
Я выключил лампу аварийного освещения каюты, погасил мониторы и сел в
ожидании. «Море» было тёмным и гладким, поднимаемая ветром рябь иногда
открывала взгляду светящиеся участки погружённых в неё микроскопических
животных. ИСК, теперь постоянно пищащий у меня за спиной, показывал, как
сокращается дистанция между мною и тем невероятным животным, которое много
лет назад зажгло искру воображения во множестве умов. |
|
и я понял, что практически
ни одна сила в Природе не способна повлиять на такое существо. Мой ИСК зарегистрировал
второго морского странника, и с некоторыми сложностями я заметил его
на расстоянии примерно пятнадцати километров от себя. Возможно, это
была размножающаяся пара: они двигались в одном и том же направлении.
Пока я наблюдал за вторым морским странником, резкий визгливый звук
сверху, похожий на свист реактивных двигателей, заставил меня рефлекторно
пригнуться в своей каюте. Стая маленьких чёрных существ, слегка освещённых
биологическими огнями, направлялась в сторону тяжёлого гиганта. Они
кренились на виражах, но, несмотря на порывистый ветер и молнии, направлялись
точно в отверстие в передней части щита морского странника. Спустя несколько
секунд они вновь появлялись, пролетев сквозь грудную клетку огромного
животного и вылетев из пламенеющего отверстия «жабры». Биологические
огни на маленьких летунах горели с новой силой. Существа, хвосты которых
были освещены горящими выбросами, почти игриво кружились в воздухе,
оставляя за собой длинные серые следы пара, которые ветер завивал в
извилистые штопоры. Когда летуны промчались мимо меня, я заметил явственное
сходство между гребнями у них и у морских странников, и меня внезапно
озарила интуитивная догадка, что эти маленькие существа были личиночными
формами тёмных великанов, которых они сопровождали. Каким-то образом,
проникнув в тела своих родителей, они кормились богатыми энергией выделениями,
которые восстанавливали и питали их. Более позднее исследование, которое
включало зарисовки роста личинок до стадии массивной взрослой особи,
поддерживало эту теорию. |
|
|
|
|||||
Я испытал сильное
разочарование, когда морские странники тяжёлой поступью удалялись от меня.
Я не мог следовать за ними, и даже не мог послать за ними АВЗ; самым лучшим,
что я мог сделать, была жалкая возможность следовать за ними при помощи
моего смешного карманного видеодиска, настроив фокусировку и увеличение
так, чтобы кадр соответствовал их огромному размеру. Дальномер моей камеры
показывал, что ростом они были примерно в сто девяносто метров, но я не
был уверен в его точности. Впечатления, которые я получил в тот день,
сохраняют свою яркость даже сегодня: огромные, изящно колышущиеся и изгибающиеся
«руки»; неровные ряды боковых дыхательных клапанов, открывающихся и закрывающихся
при каждом шаге; мягко сияющие голубые биологические огни, подчёркивающие
плавный изгиб освещаемого вспышкам молний гребня; приглушённый солнечный
свет, пробивающийся сквозь грозовые облака и обрисовывающий колышущийся
хвост. Эти образы глубоко врезались мне в душу, и я знал, что когда-нибудь
вернусь к этим существам не только для того, чтобы изучить их, но и для
того, чтобы испить волнующий нектар ощущений иного мира. Они воплотили
в себе всю суть Дарвина IV. |
||||||
ЧЕРЕП МОРСКОГО СТРАННИКА И ЛИТТОРАЛОПА |
||||
Единственная и непрерывная прибрежная зона на Дарвине тянется на тысячи миль вокруг Амёбного моря в северном полушарии. Этот пляж – странное во всех отношениях место: здесь нет ни песка, ни луж морской воды, ни даже волн, плещущихся вдоль его края. Вместо этого можно заметить лишь непрерывно повторяющееся медленное расширение и сокращение студенистой матрицы, которая лежит метровым слоем поверх подстилающего её пляжа. У этой области есть одна поистине нереальная особенность: по одну сторону находится обширное пространство самого «моря», поверхность которого слегка колышется и волнуется от ветров, дующих не всегда, а по другую сторону, более чем на метр ниже него, находится пляж – он настолько плоский и неподвижный, что кажется искусственным сооружением. Именно здесь идёт безмолвная война между колониальным существом, которое мы назвали |
||||
КАРТИНА
XIX. «Он выглядел, словно какой-то причудливый собор органического происхождения». |
Амёбным
морем, и одиночными существами с Дарвина IV. Прибрежная зона – это экологическая
нейтральная полоса, место постоянного движения и столкновений между двумя
безмолвными армиями, и земля хранит следы этих событий. Явное отступление
«моря» может быть циклическим процессом, в котором играют роль волнообразные
колебания численности популяции жителей прибрежных районов – различных
видов, живущие вокруг колонии и зависящих от неё. Многие из этих видов
проводят по многу часов в день, отрывая края гелевого пласта. Они, хотя
и подвергаются некоторой угрозе со стороны немногочисленных береговых
хищников, ведут более спокойную жизнь, чем их родственники с равнин, потому
что в основе их экосистем лежать беззащитные, богатые белком ресурсы «моря».
Они используют желеобразную матрицу множеством различных способов. Многие
из прибрежных обитателей всасывают её кусочки, которые они собирают непосредственно
для питания, тогда как другие разжижают её куски, запасая их как для себя,
так и для своего брачного партнёра. Есть и такие виды, которые откладывают
яйца на поверхность или в толщу упругой биомассы, и их выклёвывающееся
потомство пользуется всеми преимуществами питания и защитной изоляции,
которые даёт матрица. Наконец, есть такие существа, которые селятся внутри
самой матрицы, и никогда ни ногой не ступают на твёрдую землю. |
|
||
Поэтому я проплывал над береговой зоной с тихим ощущением удовлетворенности, с тем чувством, которое, думаю, до меня испытывали бесчисленные путешественники во время своих исследований дикой природы. Было хорошо побыть одному, увидеть такие вещи, каких никто никогда не видел, почувствовать себя маленькой составляющей какой-то обширной и универсальной системы. Наслаждаясь этим чувством восхищения, я много дней путешествовал вдоль края Амёбного моря. В один из этих дней я увидел издалека огромный и внушительный предмет – сломанный и поблекший череп императорского морского странника. Он лежал, частично погружённый в болотистую землю, и его гигантский гребень указывал ввысь, напоминая какой-то причудливый собор природного происхождения. Приблизившись, я увидел, что его выбеленная поверхность была пронизана бесчисленными отверстиями нервов и швами; во многих из них устроили свои логова мелкие животные, оставив после себя гнёзда из торфяного растительного материала и помёт, который длинными коричневыми полосами испещрял поверхность цвета слоновой кости. Эти гнёзда, устроенные снаружи, похоже, были покинуты в течение какого-то времени, потому что я не нашёл никаких свидетельств того, что в данный момент они были кем-то заняты. Я облетел вокруг черепа и влетел внутрь него через одно из огромных жаберных отверстий, оказавшись в довольно густом полумраке. При всей величине черепа его стенки были замечательно тонкими, и повсюду вокруг себя я мог видеть постепенно шелушащиеся огромные костяные пластины; подо мной пол этой искусственной пещеры был покрыт слоем отшелушившихся хлопьев костей. С «потолка» свисала огромная примитивная мозговая коробка, которая выглядела изъеденной во многих местах. Когда я изучал её, мне показалось, что я видел крошечные движущиеся точки света, и потому решил пройтись по этому месту своими инфракрасными сканерами. Я был тут же вознаграждён зрелищем сотен летучих существ, протискивающихся внутрь мозговой коробки и выбирающихся из неё. Я щёлкнул выключателем звуковых колонок, и меня едва не оглушила какофония их трескучих эхолокационных сигналов; я выключил их и продолжил свои исследования в тишине. Мне так и не удалось получить чёткое представление об облике этих существ, потому что, пока я летал кругами внутри черепа, внезапный толчок вывел мой ’конус из равновесия. Сигнальный ревун отключился, а в попытке |
|||
|
Через час насытившиеся литторалопы с плотно набитыми животами ушли дальше по пляжу и скрылись из поля зрения, и я спустился пониже, чтобы оценить нанесённый ими ущерб. Область свежеобнажившегося пляжа длиной около сорока и шириной два метра дала представление о количестве матрицы, съеденной стадом. |
|||
восстановить вертикальное положение я смог разглядеть большую пластину кости, которая, кувыркаясь, падала на землю. Эта переделка предостерегла меня об опасности длительного пребывания внутри черепа, и я поспешно выбрался наружу сквозь то же самое отверстие, через которое попал внутрь. Оказавшись
снаружи, я заметил, что начинался дождь, и что в основании черепа собралось
небольшое стадо коротконогих квадрупедалий. Это были мирные, медлительные
животные, гладкокожие и белые. Когда они тяжёлой поступью двигались сквозь
губчатые заросли пляжных пальчиков к отверстию, ведущему внутрь черепа,
я вновь включил звуковую систему; на сей раз на слабом фоне криков летунов
я услышал их нежные мяукающие сигналы. |
||||
Край «моря» выглядел рваным и ободранным, а по всему пляжу были разбросаны частично отрезанные полоски матрицы. Я летал около часа, делающем зарисовки окружающего ландшафта, и за то время, пока я отсутствовал, некогда разодранный край был полностью излечен новой матрицей. На глубине
около тридцати сантиметров под слоем мягкой почвы прибрежной зоны скрываются
массы общественных охотников – пляжных стрелок. Эти похожие на копьё существа,
часто встречающиеся в огромных количествах, лежат в засаде, ожидая, пока
неосторожное существо, проходящее мимо, не наступит на почву прямо над
ними. Поскольку они полагаются главным образом на свои рецепторы, чувствительные
к давлению, эхолокационного аппарата у них практически нет. Эти охотники,
нападающие с близкого расстояния, на коротких дистанциях способны двигаться
с огромной скоростью. Они совершают бросок при помощи сложенной мускулистой
«ноги», которая подбрасывает каждое отдельное животное сквозь землю, в
которой оно прячется, в сторону его цели. Убив добычу, пляжные стрелки
инстинктивно перегруппируются и закапываются, не оставляя никаких видимых
свидетельств своего существования. Их неподвижность и молчаливость – это
превосходно отточенная эволюцией техника охоты на планете, где используется
эхолокация. Поскольку ареал пляжных стрелок ограничен плотностью и составом
почвы, в которой они живут, они распространены исключительно в прибрежной
зоне. |
|
КАРТИНА XX. «С полсотни пляжных стрелок внезапно вылетело из земли». |
ПЕСТРОКРЫЛ |
|
Через день после знакомства с литторалопами я наткнулся на другую интересную стаю береговых жителей. Эти странно выглядящие животные, казалось, ещё пребывали в горниле эволюции: они были крылатыми, но всё же не были способны летать. Когда существа двухметрового роста делали попытки летать – а это было нечасто – они хлопали своими короткими крыльями с красивым полосатым узором в тщетных усилиях подняться в воздух, и им удавалось сделать лишь длинный прыжок. Днём пестрокрылы, как я назвал их, вели ленивую жизнь, покачиваясь вверх-вниз на волнистой поверхности Амёбного моря. Периодически они просто вытягивали свои хоботки и начинали кормиться. Всё остальное время они только и делали, что качались на волнах или дремали. Но едва наступала ночь, |
|
КАРТИНА XXI. «С началом ночи пестрокрылы начинали шевелиться». (Предварительный набросок) |
|
|
||
пестрокрылы начинали шевелиться. Поднимались головы, разворачивались чудесно сияющие крылья, и существа вставали на ноги на мерцающей и колышущейся поверхности геля. Когда стая начинала свои ночные прогулки, мирная сцена в одно мгновение превращалась в буйство движения. За всё время
своего пребывания на Дарвине IV я никогда не встречал ничего более диковинного,
чем дикие гонки, которые устроили мы с пестрокрылами однажды ночью. Целыми
часами напролёт эта группа лунатиков, хлопая крикливо расцвеченными крыльями,
двигалась по поверхности «моря» самыми извилистыми и беспорядочными маршрутами.
Всю ночь существа прыгали, скакали и резвились в темноте – кувыркающаяся
мешанина покрытых зелёными полосами крыльев и тел. Меня одновременно и
развлекла, и донельзя вымотала необходимость следовать их непредсказуемым
выходкам, и я иногда поднимался на высоту, достаточную для того, чтобы
держать ярко светящуюся цепочку этих существ в поле зрения на большой
территории. |
|||
Предисловие | 9 |
|
|
Лученосец и гироспринтер | 25 |
Степной таранщик | 33 |
Стрелорот и шипоспин | 35 |
Хищнодрево и призмалопа | 43 |
Лесоносец | 51 |
Сальтоствол | 59 |
Лесной брюхолаз и хлебальщик | 65 |
Кинжальщик | 73 |
Крылатый быстрохват | 85 |
|
|
Мешкоспин | 91 |
Императорский морской странник | 97 |
Череп морского странника и литторалопа | 107 |
Пестрокрыл | 115 |
|
|
Килевый брюхолаз | 121 |
Крылатый скакун | 127 |
Пузырерог | 133 |
|
|
Полярная травяная волокуша и тундровый пахарь | 139 |
Унт и летучий житель мумии | 151 |
Ледолаз и снегоскок | 161 |
|
|
Рапирник и симмет | 171 |
Морщинистый паритель | 177 |
Эосапиен | 181 |
Отлёт | 191 |