Уэйн Дуглас Барлоу "Экспедиция"

			ЛУЧЕНОСЕЦ И ГИРОСПРИНТЕР
			11 января 2358 года Первая Дарвиновская Экспедиция начала спуск на поверхность планеты своих 180 летающих конусов. Мы все согласились с тем, что должны были начать исследования с тех мест, которые казались самой простой для полётов частью планеты – с травянистых равнин, или саванн. После спуска на Северную равнину, осуществлённого строго по учебнику, я с нетерпением запустил режим проверки систем и связей с «Орбитальной звездой». В ожидании окончательного разрешения я разглядывал мир вокруг себя. Стоял прекрасный полдень; густо-синее небо было испещрено тонкими перистыми облаками, а нежный бриз гнал волны по упругой коричневатой траве, заросли которой простиралась, насколько мог видеть глаз. Я парил примерно в тридцати метрах над землёй,

			КАРТИНА II. «Это было самое причудливое существо из всех, какие когда-либо представали перед моими глазами».

Многие из хищников Дарвина IV очень специализированы и избирательны в выборе добычи, но отличающийся скверным нравом лученосец устремляется в погоню за всем, что движется, как, например, за этим степным крыланом с молотообразной головой, изображённым здесь. Первое из животных, с которым я столкнулся, неоднократно нападало на мой летающий конус.

над землёй, нервно поигрывая навигационным пультом, когда ко мне поступило это разрешение. Получив этот окончательный сигнал к старту, я наугад ввёл в навигационный компьютер случайный курс и сел, начав плавно двигаться над прерией.

Ничто в тренажёре полёта на летающем конусе не могло подготовить меня к тому восторгу, который я ощущал, путешествуя в тот первый день. Конечно же, этот восторг в той или иной степени продолжался в течение большей части времени моего пребывания здесь, но он никогда уже не вызывал такого чувства эйфории, как это было в тот день. Меня охватило всепоглощающее чудо движения над новым миром.

Прошло около часа, и я успел преодолеть примерно шестьдесят километров колышущихся трав и более сухих равнин. Тёмная линия вдали обозначала отдалённые предгорья не столь ровной местности – небольшую цепь невысоких столовых гор. Я определил их как свою первую цель и преодолел ещё десять километров, прежде чем заметил своего первого обитателя Дарвина.
Это было существо, которое мы решили назвать лученосцем; когда я наткнулся на него, оно сидело, прижавшись к земле. Когда я подлетел к нему примерно на пятьдесят метров, существо встало на ноги и зашагало в сторону холмов, к которым я двигался. Я был просто в экстазе. Это было самое причудливое существо из всех, какие когда-либо представали перед моими глазами. Существо было двуногим, с кожистой шкурой и с четырьмя удлинёнными отростками, торчащими из его широкой спины. И что самое удивительное, у него, похоже, совершенно не было глаз на треугольной голове. Как же оно воспринимало окружающий мир?
Но оно явно воспринимало его. Когда я неосторожно подлетел поближе, лученосец ускорил свой шаг до быстрой рыси, легко перескакивая через широкие овраги и пробираясь сквозь густую траву. Я отступил, но вместо того, чтобы замедлить шаг, существо резко остановилось. Следуя за лученосцем, я неблагоразумно опустился на высоту около пяти метров над землёй, и существо без предупреждения развернулось и побежало прямо на меня. Я дотянулся до пульта, но нажал не на ту клавишу, из-за чего оказался лицом к лицу с разъярённым животным.

В панике я нашёл и нажал нужную клавишу, и немедленно взмыл вверх. Лученосец, сбитый с ног реактивной струёй из сопла моего ’конуса, растянулся в траве. Как же это безглазое существо ощутило моё присутствие? В считанные секунды он превратился в маленькую, тёмную и разозлённую точку в море травы в восьмидесяти метрах подо мной.
Я прекратил подъём и, несколько огорчившись, вновь опустился на высоту около десяти метров. Я думал, что эта высота окажется приемлемой для моего вспыльчивого спутника с Дарвина, но я ошибался. Он вновь набросился, и я вновь заставил свой ’конус взлететь. Мы не раз повторяли этот манёвр, пока я не нашёл приемлемую высоту. Мы достигли согласия на тридцати одном метре.
Это первое столкновение оказалось необычным. Значительно большее число обитателей Дарвина IV совершенно не подозревало о нашем присутствии (или оно их не впечатляло), и продолжало вести свою привычную каждодневную жизнь. В будущем, однако, мне пришлось стать более осторожным.
Возобновив свои наблюдения за лученосцем, я вновь заметил целеустремлённость в характере его походки и спросил себя, что и как могло привлечь его внимание. Момент озарения настал, когда я включил внутренние звуковые колонки, которые были связаны с внешними микрофонами ’конуса, и был сразу же вознаграждён целой волной высокочастотных звуков, которые явно исходили от лученосца.
Он пользовался эхолокатором!
В этот момент он развил скорость до впечатляющих сорока пяти километров в час и двигался по местности длинными скачками. Со своей большой высоты я едва мог различить маленький силуэт на расстоянии почти четырёхсот метров, бегущий среди высокой травы. Когда он выбежал из травы на ровный участок земли, его скорость увеличилась, и я был уверен, что преследующего лученосца будет невозможно догнать. Я оказался прав.
Погоня, сопровождаемая непрерывно испускаемыми эхолокационными сигналами, преодолела уже почти пять километров; оба животных, накреняясь, описывали широкие дуги поворотов и перепрыгивали через камни и ямы в земле. Хотя по моим замерам скорость лученосца достигала сорока восьми километров в час,

Двухметровый язык гироспринтера может скатываться в спираль и в покое находится внутри грудной полости животного между двумя его сердцами. Внутри цефалона на конце его шеи мозга нет.

его предполагаемая добыча мчалась с почти вдвое большей скоростью и активно маневрировала. Если бы погоня началась с более близкого расстояния, результат мог бы быть и иным, но сегодня лученосцу не повезло. Со вздымающимися от дыхания боками он прервал охоту, перешёл на шаг, а затем остановился; после этого он опустился на колени и застыл в той же самой позе, в которой я его обнаружил.
Неуловимая добыча лученосца подстегнула мой интерес, и я настроил свой компьютер, чтобы следовать за животным, которое всё ещё бежало, и ускорил движение, чтобы настичь его. Того, чего не смогли сделать тринадцать с лишним тонн голодных костей, мускулов и хрящей, добился я в своём летающем конусе, в комфорте и с кондиционированным воздухом. ’Конус рванулся вперёд, турбовентиляторы затрещали, а трава подо мной слилась в одно коричневое пятно; через считанные минуты зазвенел компьютерный сигнал обнаружения объекта.
Я замедлил ход, чтобы соответствовать скорости, которую зафиксировал у бегущего животного. Во всех своих деталях оно выглядело таким же крупным и странным, как лученосец. Крохотные биологические огни сияли на его безволосом теле. На его спине были распахнуты две больших ноздри. Непропорционально маленькая голова на конце длинной, жилистой шеи слегка покачивалась при каждом движении. У него было две мускулистых ноги, расположение суставов на которых указывало, что, возможно, в прошлые геологические эпохи их было четыре.
Существо передвигалось с почти резиновой гибкостью и лёгкостью, когда его ноги ритмично сгибались и распрямлялись. Это впечатление пластичности усиливала гибкость тела животного; его эластичный позвоночник временами, казалось, почти отделялся от внутренних плечевых и бедренных суставов, ещё сильнее увеличивая его и без того длинный шаг – до величины, которую я оценил в невероятные пятнадцать метров. Было совершенно ясно, что телосложение животного предназначено для скорости.
У него была ещё одна очень странная особенность. За его шеей и чуть выше её располагалась пара похожих на колышки органов, которые оставались исключительно в горизонтальном положении, независимо от положения тела их обладателя относительно земли. Я сделал вывод о том, что это были органы равновесия, жизненно необходимая потребность двуногого существа с таким расположением ног. Они настолько явно бросались в глаза, что я позволил себе назвать это животное, второе, которое я встретил на Дарвине IV, гироспринтером.
Оно продолжало двигаться, не обращая внимания на то, что я находился поблизости от него, и намеревалось оставить лученосца на как можно большем расстоянии от себя. Я провёл четверть часа, следуя за гироспринтером по равнине; наконец, он замедлил движение, а затем, как и лученосец, опустился в траву на отдых. Я «припарковался», отложил пульт, разыскал свои старинные карандаши и начал делать набросок. Гироспринтер был самым желанным натурщиком – он едва двигался большую часть часа. Сделав несколько эскизов животного, я решил оставить его в покое и снова разыскать незадачливого хищника, от которого он удрал.

Я обнаружил лученосца бродящим неподалёку от того места, где я его покинул. В этот момент моё сердце на мгновение ступило на стезю антропоморфизма, поскольку я подумал, что он выглядел удручённым. Он шёл по сухому руслу реки, изредка испуская звуковые сигналы в манере, которую я бы назвал нерешительной. Я не мог допустить большей ошибки. Внезапно я заметил объект его интереса. Хищник


преследовал уже другого гироспринтера, которого я не сумел разглядеть в высокой траве. Теперь я сочувствовал уже добыче и почувствовал внезапное и сильное желание предупредить гироспринтера об опасности, которая надвигалась на него. Но я поймал себя на мысли о том, что не для того я оказался на этой планете, чтобы вмешиваться в её жизнь. Убийство произошло с ошеломляющей скоростью. Лученосец прыгнул вперёд, и гироспринтер отреагировал слишком поздно. Последовала короткая стометровая гонка, которая закончилась тем, что лученосец воспользовался своим коротким, похожим на нож хоботом, чтобы нанести обширную и серьёзную рану в боку своей добычи. Гироспринтер, волоча по земле свои внутренности, рухнул в облаке пыли. Торжествующий лученосец бросился к нему и присел рядом, начав кормиться. Со своего угла зрения мне не было видно, как это происходило, но позже я узнал, что существо, потребляющее жидкую пищу, глубоко просунуло свой язык внутрь жертвы. Настойчивость голодного лученосца окупилась сполна, и позже я в полной мере оценил тот факт, что у хищников с Дарвина редко когда выдаётся ночь охоты, чтобы им не удавалось убить, как минимум, один раз. Сам я ощущал величайшее удовлетворение как художник, делая зарисовки этого пиршества. Так закончился мой первый день на Дарвине IV.

	КАРТИНА III. «Было совершенно ясно, что телосложение животного предназначено для скорости».

			СТЕПНОЙ ТАРАНЩИК
			Питающийся жидкостью могучий степной таранщик – это один из самых широко распространённых хищников Северной равнины. Жертвы степного таранщика всегда гибнут от прободения грудной клетки – такой способ позволяет голодному убийце быстро проникнуть в тело жертвы, чтобы начать питаться. Эти существа настолько сильны, что многих из них наблюдали несущими свою наколотую добычу по равнинам на расстояние нескольких километров, с головами, воткнутыми в массу окровавленных внутренностей, Странным побочным результатом техники убийства степного таранщика была красноречиво выглядящая пара скелетов, на которую я наткнулся однажды вечером. Цефалон хищника был по-прежнему погружён в грудную клетку его добычи, застряв в элементах внутренней мозаики из рёбер и позвонков, которую он не сумел собрать, и теперь он был обречён вечно размышлять над ней.

КАРТИНА IV. Степной таранщик – широко распространённый вид.

			СТРЕЛОРОТ И ШИПОСПИН
			Однажды в конце осеннего дня я «припарковал» свой конус в каньоне де Ла Саля над полосой высохшего речного русла, которое петляло по равнинам призрачными старицами. Паря в двадцати метрах над каменистой землёй, я молча размышлял над внезапным одиночеством, которое начал ощущать в тот день. Пока я наблюдал, как голубое небо меняет свой цвет на лазурный с розоватым оттенком, всё, чего мне хотелось – чтобы мои жена и ребёнок могли быть со мной, чтобы вместе насладиться красотой этого момента. Подо мной тени пригорков, увенчанных зарослями растений, удлинялись и сливались друг с другом по мере того, как свет слабел, а свечение редкой растительности усиливалось. Вскоре мир вокруг меня купался в вечерней синеве. Стада вдалеке

КАРТИНА V. «Мне он казался столь же смертоносным и угрожающим, как любой из хищников, которых я видел на Дарвине IV».

Гибкие костные пластины, или щитки, шипоспина и его рог двухметровой длины обеспечивают этому существу превосходную защиту, даже когда оно спит. Убегая от врага, эти трипедалии сбиваются в плотные стада, которые вводят своих преследователей в заблуждение обманными звуковыми образами.

напоминали мерцающий рваный ковёр розовых и голубых огней, а в непосредственной близости от меня сверкающие радужные ракетострелы проносились сквозь листву, собираясь в небольшие стайки в поисках падали. Это картины, действительно прекрасные, пробуждали во мне болезненную потребность созерцать их вместе с теми, кого я любил. Даже звуки снаружи угнетали меня. Из звуковых колонок мне был слышен шёпот бриза – и в этих звуках я слышал глубочайшую печаль, которая усиливала моё осознание собственного одиночества.

Если учесть количество существ, пасущихся вокруг меня, было странно, что я мог чувствовать себя таким одиноким, как сейчас. Здесь было, как минимум, два основных стада, каждое из которых состояло примерно из сотни особей, издающих сигналы и кормящихся не более, чем в шестистах метрах от места, над которым я парил. От основных стад отделилось пять маленьких групп шипоспинов – животных из числа трипедалий. Они блуждали среди пыльных оврагов, разыскивая, как я предположил, круглые, шарообразные суккулентные растения, которые составляли их обычный корм. Эти обычные растения равнин, которым наш ботаник дал название «кормовая шар-трава», представляют собой маленькие сферы, образованные тонкими водянистыми веточками, отрастающими от центральной оси. Их лёгкое строение отдаёт их на милость почти любого ветерка, который разносит их на большие расстояния по земле. Я даже видел шар-траву в воздухе, хотя она никогда не путешествовала ни достаточно далеко, ни достаточно высоко.
В нескольких километрах к западу раскинулась колония электрофитов, демонстрирующая мерцание миниатюрных разрядов молний. Это, в свою очередь, заставило соседние заросли красных растений с высокими стеблями разрядиться в ответ, что вызвало активную цепную реакцию по всей линии горизонта. Эти растения обладают уникальной способностью защищать себя сильными электрическими разрядами, и зачастую их интенсивность достаточна для того, чтобы убивать мелких животных. Среди всего этого великолепного светового шоу я заметил небольшое облако пыли, поднимающееся в воздухе. Почти одновременно я услышал предупреждающие сигналы нескольких не замеченных мною шипоспинов, и быстро понял, что они в опасности. Внутри этого движущегося облака пыли я с трудом сумел разглядеть крупное тёмное существо, целеустремлённо крадущееся вдоль каменистого русла реки – оно как раз и было причиной волнения электрофитов.
В следующее мгновение в поле зрения показалась группа из восьми испуганных шипоспинов, мчащихся галопом на полной скорости по лабиринту речного русла, поднимая облако пыли, заслоняющее вид. Неподалёку держалась стайка ракетострелов, мелких летающих существ, по своему опыту почуявших неизбежное появление жертвы. Когда шипоспины добрались до более каменистой части русла реки, пыль осела, и я сумел получше разглядеть их преследователя.

Он был около восьми метров ростом; мне он казался столь же смертоносным и угрожающим, как любой из хищников, которых я видел на Дарвине IV. Его тело, покрытое чёрной шкурой, было мускулистым и напряжённым; его венчала большая остроконечная голова, которая постоянно раскачивалась взад-вперёд, описывая дугу метровой длины. Во время каждого взмаха он испускал пару пронзительных скрежещущих звуков, которые, как я понял, были нацелены на убегающих шипоспинов. Из его костистой головы выстреливал красный язык, кончик которого был похож на наконечник стрелы – зазубренный и блестящий от слюны. Я назвал это животное стрелоротом. Поскольку он бежал в мою сторону, я возблагодарил звёзды небесные, что он гнался не за мной.

КАРТИНА VI. «В поле зрения показалась группа из восьми испуганных шипоспинов».

Ракетострел втягивает и поджимает свои ноги, принимая аэродинамическую форму, подходящую для полёта. Движимый биологическим эквивалентом воздушно-реактивного двигателя (с костно-хрящевой турбиной), этот быстрый летун иногда достигает скорости в сто пятьдесят км/ч.

Мощные ускорительные мускулы выбрасывают вперёд восьмиметровый убивающий и питающий орган стрелорота с молниеносной скоростью и смертоносной точностью. Как и большинство хищников на Дарвине IV, это существо потребляет жидкую пищу, вводя пищеварительные соки, разжижающие внутренности жертвы, и затем высасывает её досуха.

Пока хищник высасывал внутренности одного из животных, дюжина или больше ракетострелов питалась на другом, оставляя кровавые следы на его спине. Когда стрелорот повернулся ко второму шипоспину, они взлетели.
Густая чёрная кровь ещё пузырилась в зияющей ране в ноздре шипоспина, и именно сюда стрелорот вновь погрузил свой язык. Прошло ещё полчаса; его живот надулся и насытившееся существо, слегка шатаясь, поднялось и медленно отошло примерно на двадцать метров, затем легло на землю и начало отдыхать. Эта охота была успешной, и теперь удачливый стрелорот мог спать всю ночь.

Шипоспины приближались. Их гремящие копыта, казалось, едва касались каменистого русла реки. Мне были видны спинные ноздри животных, сжимающиеся и раскрывающиеся, когда их пенистое дыхание увлажняло бронированные спины. Они двигались как единое целое, инстинктивно зная, что путь к безопасности лежит в объединении их усилий. Бегущие единой массой, выставив лишь свои рогатые спины, они создавали для своего преследователя обманчивый эхолокационный образ. Не выбрав какой-то одной цели, на которой можно сосредоточиться, охотник мог лишь следовать за своей добычей и надеяться, что ему выпадет возможность убить.
Стрелороту, однако, не пришлось долго ждать. Когда группа шипоспинов двигалась подо мной, один из них потерял равновесие на шатком камне, столкнулся с другим, и они оба повалились на землю. Стрелорот, при всей своей огромной массе, был чрезвычайно быстрым, и настиг их прежде, чем оглушённые трипедалии сумели вновь подняться на ноги. Его длинный язык выбросился вперёд и вонзился в

спинную ноздрю одному из шипоспинов с такой яростью, что выбросил целый гейзер тёмной крови на метр в воздух. Трипедалий осел на землю с булькающим вздохом, когда его убийца быстро втянул язык, повернулся и толчком головы сбил с ног второе животного, заставив его растянуться на земле.
И вновь мелькнувший в воздухе красный язык хищника нашёл свою цель; но в этот раз, не втягивая свой орган, он присел и начал кормиться. Мощные мускулы на боках и горле стрелорота слегка подёргивались, когда он накачивал едкие пищеварительные соки в грудную полость шипоспина, а затем высасывал её разжиженное содержимое. На протяжении следующего получаса этот процесс повторялся несколько раз, пока соки полностью не очистили тело мёртвого животного от органов. Очевидно, рацион стрелорота включал исключительно растворённые внутренности его жертв, поскольку он оставил нетронутую тушу шипоспина падальщикам.

			ХИЩНОДРЕВО И ПРИЗМАЛОПА
			Однажды в самом конце дня, исследуя южную пустыню, я решил поподробнее разглядеть занятные «деревья», которые мы наблюдали, пролетая на средних высотах над каньоном Кука. Мнения относительно того, имели они растительное или животное происхождение, разделились. Их древовидной внешности явно не соответствовало поведение, которое мы засвидетельствовали с нашей двухсотметровой высоты. Эти наблюдения явили нам предположительно хищный организм, весьма отличающийся от любого из деревьев, которые мы когда-либо видели. Несколько раз я наблюдал, как одно из «деревьев» складывало и раскрывало свои длинные острые конечности в гротескной замедленной пантомиме убийства добычи. Я также часто видел высохшие трупы, наколотые на их остроконечные ветви.

КАРТИНА VII. «Великолепный представитель трипедалий перескочил через соседние заросли».

Быстро размножающимися призмалопами, которые в большом количестве обитают повсюду на травянистых равнинах планеты, питаются самые разнообразные хищники Дарвина IV. Однако хищнодрево – это одно из немногих существ, которые скорее приманивают призмалоп, чем преследуют их.

Подземные щупальца хищнодрева заканчиваются листовидными отростками (слева), которым почти идеально подражает загадочное летающее существо (справа). В этом уникальном симбиотическом охотничьем партнёрстве летун играет роль наживки, а отросток – крючка.

Летуна было сложно обнаружить под свисающими ветвями. Характер его полёта менялся от замирания вблизи ветвей до стремительных бросков от одной ветви к другой. Когда он замирал, его было очень трудно отличить от прироста. Однако призмалопа была умна, и приближалась, испуская всё более частые сигналы по мере того, как росла её уверенность. Вероятно, она уже ощущала вкус своей летучей добычи.
Этот представитель трипедалий был настолько сильно поглощён поиском своей маленькой добычи, что не сумел вовремя заметить молниеносное движение копьевидной руки. Конечность пронзила призмалопу с такой силой, что высунулась на целый метр с противоположной стороны, и с неё капала кровь. Летучее существо одним броском скрылось из виду. Мощная рука подняла брыкающееся животное высоко в воздух, где оно умирало на протяжении следующих трёх четвертей часа, пока медленно высасывались жидкости его тела.
Я смотрел, как бледнеют яркие цвета на теле умирающего существа; я видел, как его туша съёживалась у меня на глазах, когда поры на колющей руке высасывали его досуха. Когда останки жертвы были сброшены вниз и шлёпнулись в облаке пыли рядом с высохшим трупом другой призмалопы, стало очевидно, что деревовидный хищник закончил кормиться.

Однажды, когда у меня появилась возможность исследовать причудливые «деревья», мне улыбнулась удача. Мы с тремя другими членами экспедиции были в полёте уже целую неделю, останавливаясь только для сна. Мне доставила большое удовольствие возможность «припарковаться» после наших долгих странствий, и я даже не посмотрел, как исчезали за горизонтом всё уменьшающиеся пятнышки моих попутчиков. Я установил радиосвязь в режим «Только критические ситуации» и начал парить вблизи небольших зарослей «деревьев».
Первой моей задачей было произвести серию сканирований этих организмов, чтобы определить их истинную природу. Уже в первые несколько минут я получил ответ: я определённо наблюдал группу животных. Одно большое «дерево» было окружено четырьмя меньшими. Широкие основания их стволов окружало множество жёлтых ланцетовидных ростков, видимо, пробившихся снизу, из каменистой почвы. Через час моей бессменной вахты или около того эти ростки начали двигаться, колыхаясь в порывах какого-то воображаемого ветерка (хотя стояло совершенное безветрие). Затем среди этого танцующего подроста, двигаясь в неподвижном тёплом воздухе, объявилось маленькое летучее существо. Летун очень хорошо сливался с окружением; его цвет, форма и движения позволили ему скрываться среди окружающих его жёлтых листиков.
Повод для появления такого рода мимикрии сразу стал очевиден, когда великолепный представитель трипедалий перескочил через соседние заросли, активно преследуя другого такого же летуна. Это летучее существо также скрылось среди колышущихся листиков. Призмалопа (так мы назвали этих существ, наблюдая их стада с воздуха) скользнула ногами по земле и остановилась. Она тяжело дышала через восемь клапанов по бокам массивной окостеневшей головы. Призмалопа осторожным шагом бродила вокруг основания ствола, медленно испуская сигналы и щёлкая, словно хлыстами, своими двумя хватательными языками, изображая некое подобие замешательства. Быстро двигаясь по спирали, существо описывало всё меньшие и меньшие круги, пока не подошло слишком близко к самому большому «дереву».

Хищнодрево образует неподвижно сидящую на месте семью радиусом нескольких ярдов. Оно производит потомство в форме неподвижно прикреплённых почек, питая их при помощи пуповин, пока у них не разовьются свои собственные хватательные отростки и остроконечные конечности, и пока они не начнут охотиться самостоятельно.

На протяжении трёх часов, остававшихся до заката, я наблюдал, как хищнодрево (именно так я его назвал) предало смерти ещё пять красиво расцвеченных трипедалий. И в каждом из эпизодов убийства роль приманки играло, опять же, маленькое жёлтое летающее существо. Одна из призмалоп, преследуя кругами коварного летуна, дотронулась языком до выроста вблизи основания одного из жёлтых листовидных отростков. В ходе последовавшей за этим борьбы я с удивлением обнаружил, что этот отросток прикреплялся к стволу при помощи растяжимого подземного щупальца. Но это уже не имело значения для призмалопы, которая всё равно была наколота на щупальце и поднята в воздух; очевидно, такое положение позволяло жидкости из умирающего животного легче стекать в его глотку.

В одном месте высоко в воздухе одновременно находились сразу три злополучных жертвы на разных стадиях высыхания трупа. Это была ужасная сцена, которая всё ещё глубоко врезалась мне в память: силуэты дерева и его жертв на фоне темнеющего неба.
Подземные щупальца вызвали у меня интерес, и я запустил ещё одну серию сканирований. Я обнаружил, что самое большое из хищнодрев было связано толстыми пуповинами с четырьмя меньшими особями. Поскольку убивала добычу только самая крупная особь, я предположил, что другие особи в группе были её потомством, и что она, вероятно, продолжала снабжать их питанием до того дня, когда их собственные конечности станут достаточно сильными, чтобы убить добычу. В дальнейшем мы узнали, что на это требуется примерно два года, в зависимости от размеров и характера миграции стад, поскольку в периоды, когда добыча скудна, скорость обмена веществ у хищнодрева снижается, и в рабочем состоянии остаются лишь пассивные системы вроде инфракрасных рецепторных ямок на его боках.
В настоящее время у меня нет уверенности относительно того, как размножаются эти странные сидячие существа. Тесные отношения, которые складываются у хищнодрева с жёлтым летуном, заставляют меня сделать на несколько предположений. Летун может быть не больше, чем просто оппортунистическим симбионтом, подбирающим кусочки добычи хищнодрева. Но я не слишком уверен в этом. Я могу предположить, что летун каким-то образом отвечает за продолжение рода. Он играет роль приманки для хищнодрева, и это его наиболее очевидный вклад в симбиоз. Но он также, однако, является идеальным кандидатом для того, чтобы переносить сперму или яйца от одного хищнодрева к другому. Или же (и это моя любимая теория) летун сам по себе, возможно, является представителем другого пола, с крайне выраженным половым диморфизмом. К сожалению, экспедиция не собрала достаточно данных, чтобы подтвердить какую-либо из этих теорий.

Предисловие	9
ЛУГА И РАВНИНЫ
Лученосец и гироспринтер	25
Степной таранщик	33
Стрелорот и шипоспин	35
Хищнодрево и призмалопа	43
ЛЕС И ЕГО ОКРАИНЫ
Лесоносец	51
Сальтоствол	59
Лесной брюхолаз и хлебальщик	65
Кинжальщик	73
Крылатый быстрохват	85
АМЁБНОЕ МОРЕ И ЗОНА ЛИТОРАЛИ
Мешкоспин	91
Императорский морской странник	97
Череп морского странника и литторалопа	107
Пестрокрыл	115
ГОРЫ
Килевый брюхолаз	121
Крылатый скакун	127
Пузырерог	133
ТУНДРА
Полярная травяная волокуша и тундровый пахарь	139
Унт и летучий житель мумии	151
Ледолаз и снегоскок	161
ВОЗДУХ
Рапирник и симмет	171
Морщинистый паритель	177
Эосапиен	181

Отлёт	191