Многое из сказанного в той главе представляет сейчас скорее исторический интерес, нежели реалии сегодняшнего дня. Автор сайта не разделяет мнение автора книги и оставляет данную главу в книге ровно такой, какая она есть. Следует помнить, что данная книга была написана до появления книги Джона Лилли, которая полностью перевернула наше представление о дельфинах, до работ Арчи Карра, "рыцаря зелёной черепахи", а также до исследований Жака-Ива Кусто, раскрывших многие тайны из жизни китов. "Кто старое помянет - тому глаз вон" - говорит пословица. Но не все знают продолжение: "... а кто забудет - тому оба". Поэтому не будем забывать прошлого, чтобы оно не вернулось.

---

ГЛАВА XII
УРОЖАЙ МОРЯ

Издавна морские воды доставляли человечеству пищу, которую оставалось только брать, росшую без всяких забот со стороны людей. Рыбы, черепахи, птицы, тюлени, киты, не говоря уж о моллюсках, раках, голотуриях-трепангах и даже съедобных водорослях, — все это составляет урожай моря; его до последнего времени люди собирали, не сеяв и не заботясь о будущем своей нивы — о море.
Первые моряки скорее всего были рыбаками. Рыболовство гораздо больше воспитывает умелых и смелых моряков, чем морская торговля, морские перевозки. Рыбак стоит ближе к морю, теснее с ним связан, по необходимости больше от моря терпит и лучше к нему приспосабливается, чем матрос, особенно матрос крупных стальных самоходных кораблей наших дней.
Не только разнообразную, полезную и вкусную пищу, но и ряд других ценных и даже драгоценных, часто очень важных предметов доставляет людям жизнь моря.
Вот неполный перечень таких предметов: для мытья и некоторых применений в технике — губки, для украшений и художественных изделий — кораллы, жемчуг, перламутр, панцыри черепах, для одежды — меха котиков и других тюленей, морских выдр, белых медведей, шкурки и пух некоторых морских птиц, для технического и пищевого применения — жир китообразных и тюленей, для получения ряда химических продуктов — водоросли, они же идут для удобрения полей наряду со знаменитым гуано и отходами рыбной, китобойной, тюленебойной промышленности, для набивки мебели и упаковки широко применяется морская трава, для получения дубителей идет кора мангров.
Есть еще много второстепенных, не привившихся или устаревших применений морских организмов в сложном человеческом хозяйстве. Для примера укажем на знаменитый пурпур древнего мира, добывавшийся из средиземноморской улитки, на чернила и краску из чернильных мешков головоногих, на ткани из морской травы — филлоспадикса или из виссона древних — биссуса, нитей, которыми двустворчатые моллюски пинны прикрепляются к скалам.
Есть два пути для добывания из моря его живых богатств: пассивный — ожидание ловцами подхода морских организмов к берегу для кормежки или размножения или даже ожидание того, что их выбросит на берег волнами, и активный путь, когда стремятся взять полезные морские организмы там, где они есть, даже если для этого ловцам придется уйти от берега вдаль и опустить снасть глубоко.
Способов и орудий добычи существует множество. Прежде всего, в полосе отлива устриц, улиток, крабов можно собирать просто руками, руками же водолаз берет губки или жемчужные раковины; затем для добывания крупных рыб, дельфинов, китов пользуются острогой, багром, гарпуном; к колющим и зацепляющим орудиям лова относятся также различные удочки и переметы; сети, в которых запутываются, объячеиваются рыбы, ставятся на кольях или якорях в зависимости от глубины места (сети ставные) или свободно движутся в воде вместе с плавающим по течению рыбачьим судном (сети плавные); наконец, есть сети, в которых добыча не должна запутываться, а лишь оставаться в них, как в мешке, отцеживающем улов от воды, — это закидные неводы и тянущиеся за судами тралы; есть еще ловушки, в которые заходят рыбы и другие морские животные, а затем не могут, не знают, как выбраться; таковы ставные неводы.

РЫБОЛОВСТВО

Рыбная промышленность всего мира добывает в год такое количество рыбы, моллюсков, раков, которое составляет примерно одну шестую часть веса всего человечества, — 18 — 20 миллионов тонн. Девять десятых этого количества добывается в морских водах и только одна десятая в водах рек и озер.
Какие моря, какие участки океана дают больше всего рыбы, морского зверя, раков и моллюсков? Не надо думать, что такие воды в то же время и наиболее населены морскими организмами, это не везде совпадает.
Люди расселялись по суше гуще или реже обычно совсем не потому, что в одном месте у них было больше надежды поймать рыбу, чем в другом. Многие очень богатые рыбой воды даже в наше время почти или совсем не посещаются рыбаками. Таковы, например, суровые и глубокие антарктические воды, где пока развита только добыча китов и тюленей.
Ловят прежде всего там, где ловить ближе, легче, где ловятся рыбы, наиболее ценные, где берега гуще населены людьми в силу порой совсем не связанных с морем причин.
Из морей на первом месте по рыболовству стоит Японское море, где вылавливают в год 3 миллиона тонн, за ним идут моря Восточно-Китайское и Северное, на долю обоих вместе взятых приходится от 2 до 3 миллионов тонн. Половину мирового улова (10 миллионов тонн в год) дает Тихий океан в целом, включая и его моря, в том числе и Японское с Восточно-Китайским.
Много рыбы и других морепродуктов, почти половину мирового улова, дает и гораздо меньший по площади Атлантический океан с его морями, включая Северное, а также прилегающую к Атлантике облавливаемую часть Северного Ледовитого океана. Дело в том, что берега Атлантического океана гораздо гуще населены людьми, чем берега Тихого. Совсем немного ловится в Индийском океане.
При этом наибольшая доля улова приходится на северные части Тихого и Атлантического океанов.
Самые богатые жизнью воды — холодные воды умеренного пояса. Средний улов рыболовного траулера за час составляет там почти 2 тонны, а у берегов Испании и Северной Африки улов бывает в 20 — 30 раз меньше.
В тропиках ловится множество разных видов, их разнообразие огромно, но уловы малы, количества добытых животных невелики по сравнению с тем, что ловится в водах умеренно-теплых или умеренно-холодных.
Сельдевые и треска (со своими ближайшими родичами) дают больше половины мировой добычи, за ними идут лососи. Важен еще северогихоокеанский (камчатский) краб. В теплых водах из промысловых рыб преобладает сардина.
В тропических водах у островов Атлантического и Тихого океанов ловятся тунцы, меч-рыба, рыба-парусник и летучие рыбы.
Огромное количество креветок, разных крабов, устриц, мидий, гребешков, улиток, морского уха, трепангов, медуз добывают и потребляют японцы и китайцы.
Донных рыб, в первую очередь — рыб камбаловых, люди ловили так усердно, — а запасы этих рыб в океане вовсе не так велики, — что сейчас добыча донных рыб из-за их перелова, оскудения запасов все больше отстает от лова рыб, населяющих толщу воды и живущих у ее поверхности, рыб пелагических.
Великая морская держава Советский Союз обладает высокоразвитой и хорошо оснащенной рыбной промышленностью, применяющей новейшие достижения мировой техники, руководимой людьми науки и практики. В рыбной промышленности СССР трудится множество замечательных, глубоко преданных своей нелегкой, но увлекательной профессии людей.
Мы говорим все время «рыбная промышленность». Но не только рыбу добывает она, как мы уже видели. Правильнее, научнее было бы назвать ее «промышленностью, добывающей морские организмы», но это название длинно и непривычно, хотя и точно. Ведь к организмам моря относятся и животные, начиная с китов, и кончая губками, и растения, вроде «морской травы» или съедобных водорослей. Но основа этой огромной «жатвы моря», конечно, рыба, преобладающая в морском лове по весу и по стоимости.
Северное полушарие дает больше рыбы и другой пищи из моря. Там «меньше воды», меньше поверхность океана, чем в южном, где площадь, занятая океаном, резко преобладает над сушей, но зато гораздо меньше попадает в океан органических веществ с суши. Разгадка не в том, что воды северного полушария богаче рыбой, а в том, что оно гораздо сильнее заселено людьми, и лов, естественно, происходит ближе к густо населенным местам суши; больше в северном полушарии и рек, куда идут на икрометание проходные рыбы. Недаром Северное море, на берегах которого находятся такие густо населенные страны, как Англия, Германия, Голландия и ряд других, дает так много рыбы.
Именно в этом мелководном море, где за год не однажды проходят по каждому уголку дна тралы множества рыбачьих судов, наиболее остро стоит вопрос о перелове. Количества рыб, особенно же держащихся на дне, и рыб проходных, идущих для икрометания в реки (таковы, прежде всего, лососевые, осетровые), вовсе не беспредельны.
Действительность показала, что даже в просторах северной части Тихого океана недолго вовсе уничтожить тихоокеанского палтуса, эту ценную камбаловую рыбу.
До второй мировой войны мы успели привыкнуть к крупной и вкусной тихоокеанской сардине, которая с 1926 года ловилась во все возрастающих количествах в наших водах Японского моря. В 1941 году, в первый год Отечественной войны, сардина эта исчезла, и только сейчас как будто бы она стала снова ловиться, но пока еще в небольших количествах. Десятая часть всего улова СССР сразу отпала там, где не было военных действий, а война от Баренцева моря и Балтики быстро докатилась до Азовского и Черного морей, нарушила рыболовство на севере Каспия. Правда, патриоты рыбаки советского Приморья, несмотря на то, что у них все было приспособлено и рассчитано на сардину, выполняли и перевыполняли по весу свои планы, давая стране рыбу других пород. Ловили камбалу, терпуга, корюшку, навагу, минтая, мойву, сельдь, красноперку, — словом, разнорыбицу, а это самое трудное.
К нам в Японское море сардина приходит с юга и юго-востока через Корейский пролив, и только на лето. Размножается она зимой и ранней весной у берегов Японии в Тихом океане. Икра у сардины плавающая. В наших водах сардина усиленно кормится богатым планктоном, как животным, так и растительным. Постепенно продвигаясь на север, сардина достигает к августу самой северной части Японского моря, а в сентябре уже начинает, гонимая похолоданием, итти назад на юг. Иногда это похолодание бывает таким внезапным, таким резким, что сардина не успевает вся уйти.
Осенью 1928 года мне пришлось видеть в северной части Японского моря огромные скопления мертвой или оцепенелой сардины, пожираемой тюленями, китами, дельфинами, чайками, акулами.
В море, как и на суше, наблюдаются пульсации, колебания температуры от года к году. Есть основание думать, что с 1941 года на Японском море был ряд лет с очень низкими температурами воды. Сейчас, повидимому, этот холодный ряд лет окончился или оканчивается, и сардину снова начнут добывать и у берега и в море ставными неводами-ловушками, плавными сетями и кошельковыми неводами, засаливая улов или готовя прекрасные консервы. Для Мурмана, как для всего Баренцова моря, самая главная промысловая рыба — треска. За нею идут пикша, морской окунь, камбала, вкуснейший палтус и сельдь, которую мы научаемся сейчас разведывать и промышлять далеко от наших берегов в открытом море.
Треска дает питательное, вкусное, хотя и чуть суховатое, нежирное мясо. Ее печень зато необычайно жирна и нежна, идет тресковая печень либо на исключительно вкусные и полезные консервы, либо — чаще — на вытопку рыбьего жира, содержащего витамины, особенно витамин Д (противорахитный).
Ловят треску на поддев, то-есть на ничем не наживленный крючок, который дергают в воде вверх и вниз, ловят и наживленными мойвой, песчанкой или морским червем крючками длиннейших переметов — «ярусов», а больше всего ловят большими тралами с особых тральщиков — небольших пароходов или теплоходов с несколькими десятками человек команды. Эти тралы захватывают, конечно, и родственницу трески — пикшу, и красного морского окуня, и камбалу, и массу всякой донной живности. Вес рыбы, добытой за один подъем, составляет нередко 2 — 5 тонн. Иногда трал приходит битком набитый большими, похожими на караваи хлеба, ни на что негодными, скверно пахнущими губками — геодиями, иногда трал рвется о заросли мшанок, кораллов или о камни на дне.
У нас есть треска и в водах, омывающих Камчатку, и в Японском море, ее лов там, правда, невелик.
Кроме тихоокеанской сардины и изобилующей в сахалинских, камчатских, курильских и приматериковых охотских водах сельди, советский Дальний Восток богат проходными лососевыми. Подобно угрям европейских рек, тихоокеанские лососи только раз в жизни мечут икру, но угри для этого идут из рек в глубины океана, а лососи идут из океана и морей в реки. Таковы кета, горбуша, красная, нерка, чавыча, кижуч. Их мясо и икра — ценные, вкусные продукты. Высоко вверх в родные реки идут лососи. Каждый лосось идет туда, где он за несколько лет до того вывелся из икринки, зарытой в гравий его родителями, вслед за тем погибшими. Из моря лососи идут густой толпой, быстро редеющей под атаками людей, дельфинов-белух, орланов-белохвостов и даже медведей.
К нашему Азовскому морю прекрасно подходит поговорка «мал золотник, да дорог!» Площадь Азовского моря всего три с половиной десятка тысяч квадратных километров, его средняя глубина около 6 метров, а наибольшая — 13 метров, иной пруд и то поглубже. Солнце хорошо прогревает воды Азовского моря, солнечный свет дает жизнь множеству микроскопических растений в воде и на дне моря, где, впрочем, местами немало и не микроскопических водорослей и зарослей морской травы. Дон с Кубанью, текущие по плодородным местам юга нашей страны, несут в это море свои богатые питательными для растений веществами воды. Много питательных веществ попадает в Азовское море и из совсем уж мелководного (1 — 3 метра) Сиваша, или «Гнилого моря», кишащего водорослями, пышно развивающимися в его соленой, очень теплой в летние месяцы воде.
Из Черного моря с весны начинают итти в Азовское через Керченский пролив на икрометание и откорм огромные стаи разных рыб: сельдей, анчоуса, или «хамсы», осетровых, кефали. Но и своей рыбы много в Азовском море, круглый год живущей в нем и в низовьях впадающих в него рек. Здесь живут мелкая, но бесчисленная селедочка «тюлька», ценные осетры, севрюги, белуги, плоский, костлявый, но вкусный лещ, хищный крупный судак, бычки и ряд других рыб.
Рыба Азовского моря или хотя бы пришедшая из Черного моря, но кормившаяся лето в Азовском море, ценится выше, чем рыба того же вида из Каспия или из Черного моря. Азовское море так обильно пищей, так хорошо прогрето и освещено солнцем, что это настоящий рыбий курорт.

Улов трала

Зато уже не раз бывало так, что Азовское море оставалось почти без рыбы, особенно без своей азовской рыбы, да еще к тому же такой ценной, как осетровые, судак, рыбец, шемая, чехонь. Рыбу «перелавливали», вернее — вылавливали почти дочиста. Это нетрудно сделать в таком маленьком и мелководном море, где много рыбаков, где рыбе не уйти от их сетей, неводов, крючьев, ловушек. К тому же многие породы рыб Азовского моря, и как раз самые ценные, — проходные. Таковы, например, осетровые и судак. Недолго рыбакам перехватить их в устьях рек, куда они устремляются для икрометания. И вот огромные уловы сменяются через несколько лет таким оскудением, что рыбаки бросают свое ремесло, баркасы рассыхаются на берегу, в сараях сети и неводы висят или лежат без пользы, ржавеют знаменитые «самоловные» крючья на особых вилообразных дощечках. Самоловными зовут их потому, что ничем не наживляют эти остро отточенные крючья, когда длиннейшие ряды их — «порядки» — вывешивают в море в ожидании, что осетровые сами зацепятся за крючья. Пойманных рыб оглушают затем при переборке снастей тяжелой деревянной колотушкой и везут на берег, где улов разделывают на балык, тешку, вынимают и приготавливают драгоценную черную икру.
Автору пришлось работать в Азовском море сразу после первой мировой и гражданской войн. Замечательно было то, что война дала передышку рыбе и она опять развелась и подросла; людям было во время войны не до лова. Зато, вернувшись к мирному труду, победившие советские люди нашли богатые дары моря. Азовское море, к 1914 году оскудевшее, в 1922 году снова стало обильным рыбой. В Кубань и Дон шли на икрометание полчища сельдей, леща, судака, сазана, стада осетровых. На Дону опять стали ловить после многих лет перерыва похожую на кинжал жирную и вкусную чехонь, совсем было исчезнувшую.
Много икры мечет рыба, много выходит из икры личинок, но немногие из них становятся молодыми рыбками-мальками, немногие из мальков взрослеют, доживают до того, чтобы самим метать икру. Немало в самом море врагов у рыбы, особенно у рыбьих малышей.
Понятно, что если этих малышей вывести из икры, вырастить до «самостоятельности» в благоприятных условиях рыбоводного предприятия (завода), то их погибнет гораздо меньше, чем в вольной природе. Затем таких окрепнувших и бойких рыбок выпускают в реку или в море, в зависимости от их породы, и таким образом пополняют запасы рыбы.
Кроме того, можно и должно запрещать или ограничивать лов определенных пород рыбы во время икрометания, запрещать лов рыбы в то время, когда она худа, истощена, запрещать хищнические, губящие и напрасно портящие рыбу способы лова.
Это все легко осуществимо в стране социалистического хозяйства, где нет хищничества купцов и предпринимателей — рыбопромышленников.
Но за последние годы возникли еще два интересных и важных начинания. Оба они пока относятся к замкнутому «морю-озеру» — Каспийскому морю, но блестяще удавшийся там смелый почин наших ученых бесспорно можно будет применить и на других морских водах.
Осетровые рыбы Каспия, как было известно, растут медленнее и менее жирны, чем в Азовском море. Чем же отличается пища осетровых каспийских от пищи азовских осетровых? Дело в том, что в Каспии нет могущих служить пищей осетрам и севрюгам многощетинковых червей. Ракушек хватает и там и тут, а вот многощетинковые черви входят в меню только азовских осетровых. Решили перебросить, переселить многощетинковых червей — нереид — из Азовского моря в Каспий, выяснив сначала, смогут ли нереиды жить в каспийской воде. После лабораторных опытов приступили к опыту в природе — перевезла шестьдесят тысяч нереид из Азовского в Каспийское море, выпустили их там. Это сделали еще до Отечественной войны, а совсем недавно стали находить в желудках каспийских осетровых нереид — переселенцев из Азовского моря, уже ставших обычными жителями дна Каспия. Рано еще говорить о том, что каспийские севрюги и осетры стали теперь расти быстрее и будут упитаннее, догоняя своих азовских сородичей, но рассчитывать на это с большой долей вероятия можно.
Еще до нереид в Каспий перевезли молодых кефалей; кефаль никогда до этого не водилась в Каспии, но можно было думать, что пищи для нее хватит, а остальные условия среднего и южного Каспия также будут благоприятствовать этой ценной, питательной и вкусной рыбе Средиземного моря, до тех пор у нас водившейся только в Черном и Японском морях, да заходившей летом кормиться из Черного моря в Азовское. Задумано — сделано! Страна дала возможность своим ученым осуществить этот замечательный опыт в природных масштабах. Сейчас в Каспии ловят уже тысячи центнеров кефали, рыбы, никогда там не жившей до тех пор, пока этого не захотели люди нашей страны, а теперь все более там размножающейся. Вместе с кефалью случайно захватили и черноморских креветок, которые тоже прижились и пришлись ко двору в Каспии.
Производятся уже опыты по удобрению не прудов, — пруды, кстати сказать, удобряются успешно уже давно, — а больших морских заливов. Опыты эти дают надежду, что вскоре удобрение морей, по крайней мере, морей мелководных и соединенных с океаном только через проливы, станет выгодным и возможным. Удобрение прибавит пищи для рыб в море, рыбы будут расти быстрее, станут жирнее. Море, кроме того, сможет прокормить тогда большее количество рыбы, а ее можно будет дополнительно выпускать в море из рыбоводных заводов в виде молоди.
Не надо думать, что рыбе в море не бывает тесно, что для нее там всегда и везде вволю пищи. Если бы люди надолго перестали ловить, скажем, камбалу в Северном море, то уже спустя несколько лет оказалось бы, что камбала стала расти медленнее, пищи в виде ракушек, рачков, червячков для камбал не стало хватать, камбалы мешают одна другой.
Камбалы Доггер-Банки, что находится посреди открытого Северного моря, растут гораздо медленнее, чем такие же камбалы в более богатых кормом для них заливчиках датского побережья, густо заросших морской травой. Пробовали перевозить молодых камбал с Доггер-Банки на эти «рыбьи курорты», и оказалось, что на новом месте камбалки быстрее становятся камбалами, чем у себя на родине.
Вот почему в начале главы было сказано, что сравнение моря с нивой, которую человечество жнет, не засеяв, уже стареет. Ученые могут изменять живую природу в интересах человечества не только на суше, но и на море. Пока это первые шаги, но разумное, направленное на пользу человечества преобразование живой природы морей — вполне осуществимая задача.
Не везде, конечно, в открытом море мы находим обилие жизни, есть там и пустынные участки; воды открытого моря, как правило, населены менее, менее богаты жизнью, чем у берегов, особенно относится это к жизни у дна, к донным рыбам. На больших глубинах, к тому же, и не ловят донных рыб, там нет промысловых видов; глубже 400 — 500 метров, за очень редкими исключениями, ловят только для науки, для музея, а не для еды.
В приповерхностных же водах и в открытом океане бывает немало хорошей рыбы; сколько ни вьются над ней птицы открытого моря, сколько ни жрут ее сельдяные киты, косатки и рыбы-хищники, не истребить им таких плодовитых мелких рыб, как сельди, анчоусы, макрели.

Сейнерный лов

* Сейнер ловит особым затягивающимся снизу и вычерпываемым со шлюпок кошельковым неводом, а дрифтер дрейфует со своими «плавными» (в противоположность неподвижным — «ставным») сетями.

Самолетная, а не то даже дирижабельная разведка, быстроходные, оборудованные радио и гидроакустическими приборами суда-разведчики, мореходные, ловящие и консервирующие или морозящие рыбу тральщики, сейнеры, дрифтеры* — вот те средства, которые можно и нужно использовать для полного овладения рыбными богатствами моря.

КИТОБОЙНОЕ ДЕЛО

Китобойная промышленность имеет долгую, многовековую историю. Люди издавна охотились за китами, прежде всего ради их жира, ворвани.
Ворвань шла и в качестве смазочного материала (смазочные из нефти стали получать только в XIX веке), для мыловарения, для закалки стали, для освещения до того, как вошел в обиход керосин. Сейчас ворвань попрежнему широко используют в кожевенном деле, готовят из нее свечи, мыло, глицерин, а из глицерина, обрабатывая его азотной кислотой, получают сильнейшее взрывчатое вещество — нитроглицерин — основу динамита. Все больше ворвани идет на приготовление маргарина, лярда и тому подобных пищевых жиров.
Знаменитый китовый ус, с помощью которого усатые киты отцеживают из морской воды свою пищу: сельдей, рачков, планктонных моллюсков, нынче стал ненужен — переменились моды и появились пластмассы.
Широко используется китовое мясо, доставляемое в виде консервов или замороженным, в обоих случаях оно вкусно.
Особо ценятся еще два продукта, добываемые от зубастых китов — кашалотов. Это спермацет и амбра, первый содержится в жире кашалотов, особенно же во взятом из их головы; это белое, блестящее и просвечивающее кристаллическое вещество, род воска, но такой хрупкий, что пальцами он истирается в порошок. Спермацет используют для изготовления разных кремов для смазывания лица и рук, а также при изготовлении восковых свечей.
Амбра при высоком ее качестве ценится в полном смысле слова на вес золота, недаром ее и называли «плавающим золотом» старые китобои. Амбру берут либо из кишечника кашалотов, либо находят плавающей на поверхности моря или выброшенной на берег в виде неправильных кусков весом от десятков граммов до десятков килограммов. Это твердое воскоподобное вещество, темносерое или черное, обладающее своеобразным землистым запахом. Оно пользовалось большим успехом в старину у лекарей и жрецов, приписывавших амбре всякие чудодейственные и священные свойства. В действительности амбра — болезненное выделение желчного пузыря кашалота. В амбру включаются, когда она попадает в кишечник кашалота, твердые части (клювовидные челюсти и внутренние раковинки) кальмаров, которыми питается кашалот. Амбра отличается только одним замечательным свойством: она прекрасно удерживает запахи, делает дорогие сорта духов «прочными», не выдыхающимися.
Наконец, остатки мяса и костей, из которых вытапливалась ворвань, превращаются после сушки, измельчения, прессования в великолепную удобрительную муку, очень богатую фосфором.
Никто не может сказать, когда люди впервые начали добывать китов. Скорее всего, люди начали с использования тех китов, которые в погоне за пищей забывали, находясь на мелком месте, о наступившем отливе и... обсыхали, беспомощно вздрагивая и задыхаясь под тяжестью собственного тела, которое поддерживалось до того водой и не давило на легкие.
В 1930 году весной в Мурманске таким образом поймали двух крупных усатых китов, доставленных затем на буксире к салотопенному заводу в Порт-Владимире, где обычно вытапливали жир беломорских тюленей. Тучи чаек конвоировали туши китов, эти тучи сделались вдесятеро больше и гуще, когда началась разделка туш.
В 1864 году была изобретена китобойная пушка, стреляющая в кита гарпуном с гранатой на конце. Пушку эту ставят на корабле, притом корабле самоходном, паровом. Гарпун имеет отгибающиеся зубцы, с которых сорваться киту при сколько-нибудь удачном попадании нет никакой возможности. Граната же оглушает или убивает кита. Совсем недавно изобретен электрический гарпун.
Гигантский синий кит, из усатых, до той поры ускользал от китобоев, уж очень он быстр и могуч — длиной за 30 метров, весом за сотню тонн, скоростью 10 — 12 узлов (20 километров в час) — не для шлюпок была такая добыча, но вооруженные китобойной пушкой суда догоняли и смело били «синих». А другим китам и подавно китобойная пушка прогремела похоронный салют. К концу XIX века было покончено с китами всюду, кроме южных полярных вод и вод северо-западной части Тихого океана с морями Японским, Охотским, Беринговым и с соседними морями Северного Ледовитого океана — Чукотским и Бофорта. Нынче из полусотни тысяч ежегодно добываемых китов 40 тысяч убивают в Антарктике, где промышляют уже полвека, и только 10 тысяч во всех остальных океанских водах.
Вооруженный гарпунной пушкой китобойный корабль («китобоец») доставляет убитых китов либо на береговую китобойную станцию, либо, чаще, на китобойную матку, корабль в 5 — 25 тысяч тонн водоизмещения с воротами в корме, через которые кит по наклонной плоскости — «слипу» — втягивается мощными лебедками на палубу, где подвергается механической разделке; жир вытапливается в закрытых котлах паром под давлением и поэтому получается высокого качества, не пропадает напрасно и все остальное, особенно на береговых базах.
Большие китобойные матки могут разделывать в сутки до 30 синих китов. Продукцию забирают танкеры, в которые перекачивают жир, и грузовые пароходы, остаток берет сама матка.
Вот уже скоро пятнадцать лет, как советская китобойная матка «Алеут» ежегодно добывает по нескольку сот китов в северотихоокеанских водах и в граничащей с Тихим океаном части Северного Ледовитого океана.
С 1946 года у нас появилась новая гораздо более мощная китобойная матка «Слава». Первый же поход флотилии «Славы» в южные полярные воды летом 1946/47 года (это именно так: антарктическое лето протекает одновременно с нашей зимой) был успешным.
Для поисков китов широко применяются авиаразведка и радиолокация, последняя хороша и для розысков уже убитого, «добытого» кита, нередко теряющегося в туманных, вьюжных просторах южных полярных вод.
Синие киты и финвалы тонут после убоя, и их туши приходится надувать воздухом для придания им пловучести. Чтобы убитого кита, если китобойцу, ради охоты за другими, придется его временно бросить, легче было найти, к нему прикрепляют нередко не только яркий далеко заметный флаг, но и маленький автоматический радиопередатчик.
Для изучения жизни китов, подсчетов их количества, выяснения путей их странствований по океану ученые метят китов из ружей особыми номерными знаками, остающимися в коже такого меченого кита до тех пор, пока его не убьют и не вынут метку, что случается порою за тысячи миль от точки, где кита пометили, иногда в другом океане или в другом полушарии.
В настоящее время, после некоторой передышки для китов, вызванной второй мировой войной, китобойная промышленность Антарктики вновь широко развернулась. Недавно состоялась в Нью-Йорке очередная международная китобойная конференция, принявшая ряд постановлений об охране мировых запасов китов. Если капиталистические страны будут в состоянии обуздать своих предпринимателей, то киты еще долго будут приносить пользу человечеству. СССР, всегда свято выполняющий свои международные обязательства, и в вопросе о добыче китов стоит на передовых, продиктованных наукой позициях.

«Алеут» и его китобоец

Надо заметить, что на современной китобойной матке выгодно и разумно используется весь кит целиком. Тщательная вытопка высококачественного жира, заготовка мяса, приготовление удобрительной муки приводят к тому, что за борт не должно ничего выбрасываться. Всего в Антарктике промышляет до 50 маток средним тоннажем по 10 тысяч тонн и до 400 китобойцев средним тоннажем по 300 тонн, с общим числом людей около 15 тысяч.
Китобойная промышленность важна для морских государств во многих отношениях. Одно обстоятельство отметим особо — китовая ворвань перед второй мировой войной была объявлена в Англии, наряду с пшеницей и сахаром, продуктом, существенным для национальной обороны. Как бы подтверждая это делом, Германия и Англия закупили в этом же году 83% всей мировой добычи ворвани. Глицерин из ворвани используется, кроме изготовления нитроглицерина, еще и для заполнения откатных камер артиллерийских орудий, камер, гасящих обратный толчок при выстреле. Ворвань идет и в масляные краски и в производство промасленного полотна и линолеума. Кашалотовая же ворвань — прекрасное, не стынущее, не густеющее и не вызывающее ржавления смазочное вещество.
Гораздо меньшее значение имеет промысел мелких китообразных — дельфинов, хотя их стада еще очень велики. Добычу дельфинов, начиная с «убийц» — косаток и кончая мелкими «морскими свиньями», надо развивать, это заклятые рыбоеды, истребляющие множество рыбы. Дельфинов добывают, либо стреляя в них из ружей, либо окружив неводом у берега или даже в открытом море над значительными глубинами. Оба эти способа применяются у нас на Черном море. Напуганные дельфины, окруженные неводом, держатся у поверхности воды, не ныряют под его стенку и позволяют, таким образом, окончательно окружить стаю и перебить дельфинов. Береговыми неводами у нас ловят в Амурском лимане и в устьях северных рек крупного дельфина — белуху. У дельфинов ценен жир, особенно челюстный, дающий незамерзающую смазку для механизмов, в том числе тонких; их мясо годится в пищу.

Нарвал

В Арктике добывают единорогов-нарвалов. Их извитые, в метр и больше длиною, бивни, наряду с моржовыми, и есть «дорог рыбий зуб» древнерусских былин.

МОРСКОЙ ЗВЕРЬ

Много важнее дельфинов в хозяйстве тюлени, не только драгоценные ушастые тюлени — морские котики, но и обыкновенные «безухие», вроде гренландского тюленя, связанного со льдами, даже рождающего детенышей и выкармливающего их на льдинах.
Беломорское стадо этого вида тюленей в конце каждой зимы широко используется нашей промышленностью. Авиация производит над областью входа в Белое море разведку льдов и залежек тюленей, пришедших туда из океанских просторов. Ледоколы подходят поближе к залежкам и спускают на лед охотников в белых халатах. Трещат меткие выстрелы, глухо ударяют по головам бельков — малых тюленят — приклады и багры. Так добывают сотни тысяч тюленей ради их жира, шкур, мяса. Лучшие наши ледовые капитаны, лучшие полярные летчики на могучих ледоколах, таких, как «Сталин», «Северный ветер», и на прекрасных самолетах посылаются на этот промысел.
Добывают тюленей, но в меньших количествах и на льдах северного Каспия с особых деревянных небольших судов-тюленок, а также в Охотском и Беринговом морях.
Моржи — необходимейшее животное для приморских чукч и эскимосов. Их шкуры идут на обувь, покрытие яранг, ремни; сало и мясо употребляются в пищу, а клыки дают материал для чудесной художественной резьбы. 60 — 70 лет назад их добывали в одних только северотихоокеанских водах по сотне тысяч голов в год, были моржи и в Баренцевом море, а теперь они сохранились только в немногих местах Арктики и вряд ли и там осталось больше сотни тысяч голов.
Моржей стреляют и гарпунят. Хотя раненый морж далеко не кроток и небезопасен, но плохое зрение моржа не могут искупить даже хорошие нюх и слух.
Котики дают красивый мягкий и прочный мех, высоко ценимый на меховом рынке мира. За ними в прошлом так усердно охотились по всему океану, что в настоящее время летние лежбища северных котиков сохранились только на Прибыловых островах в Беринговом море, 80 лет назад проданных царской Россией Соединенным Штатам Америки вместе с Аляской и Алеутскими островами, на принадлежащих СССР Командорских островах, находящихся на границе Тихого океана и Берингова моря, на советском же острове Тюленьем, что в Охотском море у южного Сахалина. Зиму котики проводят в море: котики Прибыловых островов у берегов Северной Америки доходят до Калифорнии, а наши котики держатся зимой в Тихом океане, к юго-востоку от острова Хоккайдо, и в Японском море в его южной, особенно юго-западной части.
Теперь не допускают больше массового уничтожения котиков экипажами хищнических судов и продажи хищнически добытых шкур. Котиков на мех убивают самцов, в допустимом без вреда для стада количестве, в определенном возрасте (лет шести-семи). Бьют их просто тяжелыми палками по головам, только на берегу.
Старые самцы, или «секачи», очень крупны, покрыты шрамами, полученными в боях друг с другом из-за самок, которых каждый старый самец собирает возле себя по нескольку штук или даже по нескольку десятков.

Котики

Секачи весь сезон не входят в воду и, следовательно, голодают, остальные же котики, кроме, конечно, самок с сосунками, то и дело уходят с берега в воду за пищей: кальмарами и рыбой. Уже шестинедельные котики учатся плавать, но сосунками остаются они до осени, когда меняют свою черную детскую шубку на серебристо-серый наряд подростка, в котором идут в первое свое дальнее плавание.
Котиков (а также морских выдр и морских коров) нашла на Командорах экспедиция Беринга, открывшая и самые острова в несчастную для нее зимовку, двести с лишком лет назад. Прибыловы же острова с миллионными залежками на них котиков открыл в постоянных туманах Берингова моря в 1786 году русский промышленник Герасим Прибылов. В 1946 году, ровно 160 лет спустя, на Прибыловых островах насчитывалось 1 300 тысяч котиков.
Только столетие назад котики изобиловали по всем островам тихоокеанского берега Южной Америки, на островах Южных Шетландских, Фолклендских, Южных Сандвичевых, Кергуэленских, Ауклендских, Крозе, Южной Георгии. Нынче от всех этих стад осталось только небольшое лежбище на острове Лобос в устье Лаплаты, охраняемое правительством Уругвая.
Все же котики не истреблены нацело, и можно думать, что их стада будут увеличиваться со временем.
Сложна обработка котиковых шкур, они красивы и в неотделанном виде, но грубоваты.
Хуже обстоит дело с морской выдрой, но и ее теперь так тщательно охраняют на мысе Лопатка (южная оконечность Камчатки), на Курильских островах, на Командорах, на Прибыловых островах, у Калифорнии, что немногие живущие там сотни и тысячи этого великолепного зверя, называемого иначе «каланом» или, совсем неправильно — с точки зрения зоолога, «морским бобром», безусловно превратятся в близком будущем в тысячи и десятки тысяч. Питаются морские выдры морскими ежами, ракушками. Самка нежно нянчит своего единственного детеныша. Прекрасные чучела семьи морских выдр можно видеть в особой витрине зоологического музея Московского университета.
Именно котики и морские выдры привлекли в свое время внимание людей к Командорам, Курильским и Алеутским островам, полуострову Аляске и к тихоокеанскому побережью Северной Америки. Их добычей и была главным образом занята в начале прошлого века Российско-Американская компания. Золото Калифорнии было открыто много лет спустя, а золото Аляски стали разрабатывать еще позже. Нет уже обильного золота ни на Аляске, ни в Калифорнии, но есть еще живое пушное золото в океане у Курильских и Командорских островов и есть надежда на то, что оно будет множиться.
Морская выдра живет у моря и питается морской пищей. Таков и белый медведь, этот обитатель не столько суши, сколько льдов, питающийся, прежде всего, тюленями, а при случае — и рыбой и моллюсками. Красивые, пышные шкуры белого медведя всегда были в спросе, а освоение Арктики вызвало быстрое уменьшение численности белых медведей, и их добыча теперь ограничена особыми постановлениями.

Морская выдра

Из морских травоядных — сиреновых — назовем сначала почти бесследно исчезнувшую менее чем через полвека с момента ее открытия участником экспедиции Беринга естествоиспытателем Стеллером на Командорах огромную и кроткую морскую корову. 8 — 9 метров длины и 5 метров в окружности, роговые пластины во рту, своеобразные передние конечности, вроде коротеньких ножек с копытами, а вместо задних конечностей плоский, как у дельфинов и китов, хвост — таков был ее облик.
Ламантины атлантических побережий Америки и Африки и дюгонь Индийского океана питаются, как питалась и морская корова, взморником и водорослями. Они входят в реки и поднимаются по ним, иногда забираясь далеко вверх от моря. Ламантины и дюгони используются только на нужды местного населения. Из сухопутных животных сродни сиреновым слоны. Слоны, как и сирены, кормят детенышей грудью, то-есть молочные железы у них находятся не на брюхе, а на груди. Возможно, что именно внешний вид кормящей самки ламантина или дюгоня и подсказал название «морская дева» и «сирена». В мифах древности сиренами назывались прекрасные морские жительницы — полуженщины, полурыбы.

ДРУГИЕ МОРСКИЕ ЖИВОТНЫЕ

Неуклюжие, громоздкие, почти беспомощные на суше морские черепахи в воде проворны и маневренны. У нас они встречаются как редкое исключение в Черном море, достигая Севастополя. Время от времени морские черепахи попадаются и в наших прибрежных водах Японского моря, а в южной части Японского моря и в Желтом море они обычны, как и всюду в тропических и субтропических водах.
Морские черепахи обладают загребистыми ластами, удобными для плавания и для выкапывания в сухом прибрежном песке ям, куда черепахи откладывают яйца в кожистой оболочке. Забота о потомстве у морских черепах кончается тщательным закапыванием и заравниванием ямы. Мать никогда больше не посетит свое гнездо. Оттуда через несколько недель вылезут и устремятся в море молодые черепашки, если, конечно, ведущие от гнезда к морю следы от ластов не выдадут уже на следующее утро места, где отложены вкусные, питательные, богатые жиром яйца. Зеленая черепаха весьма вкусна и сама в знаменитом черепаховом супе. Неудивительно поэтому, что во многих местах не принято ждать утра, а еще ночью с фонарями разыскивают кладущих яйца черепах и спешно переворачивают их одну за другой на спину, из такого положения им самим на суше не выйти. Впрочем, наиболее часто зеленых черепах ловят сетями с небольших шхун и шлюпок. Из черепах делают консервы или выдерживают черепах в садках, пока не продадут на рынке. Из яиц добывают ценное масло или едят их, как куриные.
Кожистая морская черепаха, в 2,5 метра длиной и в 0,5 тонны весом, нередко вдвое больше и вчетверо-впятеро тяжелее своих родственниц — других морских черепах; особенно большой кажется она при сравнении с живой драгоценностью — «черепитчатой черепахой», не достигающей и метра в длину. Именно кожистые черепахи самые обычные, по крайней мере в Желтом и Японском морях, как мне пришлось убедиться. Не потому ли они так обычны там, да, вероятно, и в других местах, где они водятся, что их никто особенно и обижать не хочет — они невкусны.
Прозрачные, испещренные черными, красно-коричневыми, желтыми пятнами щитки черепитчатой черепахи хорошо принимают обработку и превращаются в искусных руках в изящные гребни, табакерки, брошки, в отделку и инкрустацию на разных предметах обихода и безделушках. Изделия из пластмассы легко заимствовали внешний вид черепаховых вещей.
Теперь о мягких губках, о них упоминают еще древние стихи Гомера; для мытья, для подкладок под панцыри, поножи и поручи, шлемы и в качестве своеобразных сосудов для питья применялись губки с давних пор истории и, наверное, предистории человечества.
Слова «для питья» требуют, пожалуй, объяснения.
Передо мной маленькая стеклянная чашечка, а в ней кусочек японской купальной губки, вырезанной как раз по размерам чашечки. Она высохла, мне надо увлажнить ее, чтобы пользоваться ею при перелистывании материалов, наклеивании почтовых марок, заклеивании конвертов. Я лью в чашечку воды почти столько, сколько в нее вошло бы, не будь в ней губки. Все сразу впитывается, и губка только-только влажна. Греческие и римские воины в походе использовали губки, как небьющиеся и удобные сосуды для питья, хотя и безусловно негигиеничные. Достигнув в походе водоема или смочив водой из фляги или бочонка сухую губку, солдат затем выжимал ее в свой рот или в пересохший рот изнемогшего раненого, больного товарища.
Губки находят себе применение сейчас не только для купанья (с ними успешно соперничает в этом отношении губчатая сердцевина особой тыквы — люфа), но и у ювелиров и кожевников для шлифовки.
Более ста лет назад внимательно присмотрелись к губкам и установили, что это не «растения», которыми их до того считали, а самые настоящие животные, хоть и неподвижные, хоть и окрашенные частенько в зеленые, коричневые, красные тона наподобие окружающих губки водорослей. Губка питается, процеживая воду моря сквозь лабиринт ходов в своем теле, по которым воду гонят реснички мерцательных клеток губки. В воде моря содержатся мелкие и мельчайшие частицы пищи; либо это бактерии, диатомеи, инфузории, рачки и тому подобные планктонные существа, либо мелкие частицы, мелкие остатки животных и растений. Ими-то и кормятся такие сидячие цедильщики, как губки, устрицы, мидии и мшанки, усоногие раки, оболочники.
Губка имеет роговую, кремневую или известковую основу, выделенную клетками губки. Нас интересуют только губки роговые, обитательницы умеренно-теплых и тропических вод.
Ныряние за губками на Средиземном море — древняя, едва ли не доисторическая еще профессия.
Ловцы губок исстари славятся как замечательные ныряльщики. К их правой руке прикреплен спасательный линь, в руках пудовый кусок мрамора, обвязанный другой веревкой. Так прыгают они за борт на глубину 20 — 70 метров, оставаясь на дне от минуты до двух и наполняя с молниеносной быстротой губками свою корзину, после чего ловца вытягивают наверх, а его мраморный груз поднимают отдельно. Нынче всюду в ходу водолазные костюмы, но не заброшено и прежнее искусство нагих ныряльщиков. Иногда на малых глубинах губок добывают гарпуном или багрят прямо с лодки. Применяют и лов губок особыми тяжелыми сетями — драгами.
Добытые губки топчут ногами, мнут, колотят, вымачивают и снова колотят и моют, а затем сушат на жарком солнце.
В некоторых местах живых губок разрезают на мелкие кусочки и рассаживают по дну моря. Через несколько лет такие губки вырастают до размеров, пригодных в дело.
Кроме Средиземного моря, где лов губок насчитывает тысячелетия, вот уже сто лет, как губок стали добывать в Вест-Индии: у Флориды, Багамских островов, Кубы, Гондураса, Гаити. В последнее время губок начали ловить в тихоокеанских и австралийских тропических водах.

Устрицы, морские звезды и дальневосточная травяная креветка

Больше двух тысячелетий, как существует «мода» на ношение розовых, красных, иногда черных бус и брошек из твердого, прекрасно принимающего обработку и полировку известкового скелетного вещества коралловых колоний. Для изготовления этих вещиц служит, прежде всего, «коралл благородный», или «красный коралл», добыча которого, как и добыча губок, началась и развилась в Средиземном море. Добывают драгоценный коралл также в японских водах и у острова Формозы. Ловят кусты коралла с помощью сложных и неуклюжих приспособлений из дуба или из бамбука — «крестов», загруженных камнями или другими грузилами и увешанных сетями, на глубинах от 30 до 300 метров. На малых глубинах кораллы добывают ныряльщики и водолазы. Кроме настоящего, «драгоценного» коралла, для ювелирных изделий могут итти некоторые другие кораллоподобные организмы, как миллепора, стиластер. В Италии и Японии есть фабрики коралловых изделий и много искусных мастеров, использующих для вырезывания всяких фигурок различные природные особенности и неправильности стволов и веточек коралла. Дорого стоят большие, правильные, равномерно и красиво окрашенные куски коралла. На смуглой и желтой коже коралл особенно красив, поэтому он в таком спросе у народов жарких стран и народов Дальнего Востока.
Жемчуга и перламутр — эти радующие глаза людей предметы — порождены двустворчатыми ракушками, а иногда одностворчатыми моллюсками или улитками. Жемчуг — более или менее округлые образования перламутра, возникшие среди живой ткани моллюска под влиянием того или другого раздражителя, вроде песчинки или какой-нибудь другой частицы, попавшей туда случайно или нарочно туда внесенной, как это умеют делать японцы.
Если не считать скорее чудовищной, чем красивой, жемчужины тридакны, то самая крупная жемчужина не достигает 100 граммов веса и имеет только несколько сантиметров в поперечнике. Жемчужина в 5 граммов весом и в 15 миллиметров в поперечнике, при условии правильной округлой, каплевидной или грушевидной формы и нежной переливчато-равномерной окраски, уже представляет большую редкость и ценность во много десятков тысяч рублей.
Как и кораллы, жемчуг и перламутр в основе своей не более, как известь, но как бывает эта известь красива!
Небольшое количество жемчуга и перламутра дают речные ракушки, в том числе и «жемчужницы» или «перловицы» наших северных, особенно карельских рек.
Главное же место добычи жемчуга — это тропические части Индийского океана и, в меньшей мере, Тихого океана. Там больше всего жемчуга и перламутра дает большая плоская двустворчатая ракушка — «настоящая жемчужница». Ее плоские створки, величиной с тарелку и формой напоминающие веер, дают после очистки и шлифовки прекрасные диски перламутра, матово-прозрачные и переливающиеся. Такими тонкими перламутровыми дисками в иных тропических хижинах бывали «застеклены» окна, через которые тогда проникал ровный мягкий свет и не проходили тепловые лучи. Гончаров во «Фрегате Паллада» описывает перламутровые окна на Филиппинских островах. Гораздо чаще, конечно, эти диски-створки идут на изготовление превосходных перламутровых пуговиц.
Стоимость добытого из жемчужниц жемчуга в 20 — 30 раз превышает, ценность полученного от них перламутра. Острова Бахрейн в Персидском заливе, где собираются тысячи ботов с десятками тысяч ловцов жемчуга, Красное море, остров Цейлон, северо-запад Австралии, Панамский залив, тихоокеанский берег Мексики — вот главные места добычи настоящих жемчужниц. Ловят их по преимуществу водолазы. Драги и тралы рвутся о всякие неровности дна, так как жемчужницы редко селятся на ровном песчаном грунте. Ныряние за жемчужницами применяется и теперь, особенно в атоллах Тихого океана.
Переливающийся всеми красками, как павлиний хвост, яркий перламутр дают замечательные брюхоногие моллюски — «морское ухо», — широко используемые в пищу в Калифорнии и Японии. Иногда в них находят жемчуг, такой же пестро-переливчатый, как и перламутр этих раковин. Встречается жемчуг изредка в других крупных морских улитках, добываемых ради перламутра в индийских, австралийских и тихоокеанских водах.
Настоящие жемчужины свободно лежат в живой ткани моллюска. Но нередко встречаются менее ценные и всегда неправильные жемчужные наросты, прикрепленные с одной стороны к внутренней поверхности створок или раковин улиток.
Вот уже триста лет, как научились подделывать жемчуг при помощи экстракта из рыбьей чешуи и стеклянных пустых или сплошных бус. Этот экстракт известен под названием «жемчужной эссенции».

Враги устриц — морские звезды

Съедобные моллюски очень многочисленны. Начнем с берега; здесь на скалах и камнях много улиток-береговичков и плотно присасывающихся к скалам конических раковинок морских блюдечек. В вареном виде те и другие могут служить неплохой закуской. Глубже находим иссиня-черных или черно-коричневых двустворчатых мидий, прикрепляющихся своим биссусом и иногда образующих настоящую «мостовую из мидий», плотным покровом устилающую дно. Из мидий можно приготовить пилав, фарш для пирожков. В более укрытых местах лежат устричные отмели, которые во многих случаях специально охраняются, поддерживаются путем заботы о молоди, о том, чтобы устрицы не теснились слишком. Устриц едят главным образом сырыми. О морских гребешках и вкусном «морском ухе» уже рассказывалось. Годны в пищу многие другие двустворчатые морские ракушки, например бесчисленно изобилующая в Азовском море и в других морях сердцевидка. Вареные крупные улитки, вроде частых на Японском море и Мурмане труборогов — букцинум, как и вареные или консервированные (консервировать можно, впрочем, любых моллюсков) осьминоги, каракатицы, кальмары, — полезная, здоровая, а при умелом приготовлении — и очень вкусная пища.

Съедобный крупный брюхоногий моллюск Японского моря — рапана

Ракушек и улиток еще надо как-то рекомендовать, к ним надо еще приучать, а вот самые разнообразные съедобные морские раки, пожалуй, ни в какой рекламе не нуждаются. Их знают все и любят почти все люди. Назовем только немногих съедобных раков.
Креветки встречаются во всех наших морях; даже в Каспии, где их раньше не было, они недавно «контрабандой» поселились, попав туда вместе с кефалью, но без ведома тех, кто ведал переселением в Каспий кефали. Их едят теперь и любители-люди и рыбы.
Среди креветок важны два вида. Один обилен в водах Мурмана, Камчатки и советского Приморья, но держится на значительной глубине. Для лова этой креветки нужны бот, небольшой трал и моторная лебедка с несколькими сотнями метров тонкого и гибкого стального троса.

Гребешок Свифта (на нем зеленая водоросль-кодиум, актинии, спирорбис)

Вторая крупная креветка, покрытая продольными темнозелеными полосками, обычна у нас в зарослях морской травы в бухтах Японского моря; ее-то уж вовсе легко ловить маленьким бреднем вброд или тралом с лодки.

Сквилла или рак-богомол

Хорош и тамошний рак-богомол (сквилла).
Омары, лангусты — огромные морские собратья нашего скромного речного рака. Страшны клешни омаров, достигающих 4 — 5 килограммов весом, красив длинноусый изящный лангуст. Эти ночные, осторожные и в то же время воинственные (особенно омары) хищники и пожиратели падали ловятся легко в различные верши и корзины, заряженные приманкой в виде испорченных мяса или рыбы.
Наиболее известны из всех морских раков промысловые крабы северной части Тихого океана, добываемые у американских берегов от Аляски до Калифорнии и особенно у азиатских — от Камчатки до Кореи. Самый знаменитый из промысловых крабов — камчатский краб.

 

Камчатский краб

Десятки больших пловучих крабоконсервных заводов со многими тысячами рабочих заняты добычей крабов и консервированием мяса, извлеченного из их ножек. «Ножки» эти, правда, длиной сантиметров по 30 — 50.
Ловят камчатских крабов в сети, устанавливаемые катерами, а катера эти спускаются на воду с борта своих «маток», то-есть пловучих заводов. Краб ловится на глубинах в несколько десятков метров. Сети с запутавшимися в них крабами катеры доставляют на свой пловучий завод или «краболов», как зовут эти большие пароходы. Крабов немедленно начинают обрабатывать, а что получается, знают все, кто пробовал крабовые консервы. Живут камчатские крабы лет до 15 — 20, но размножаться начинают поздно, только 8 — 10 лет от роду; линяют раз в год и поэтому растут скачками, сразу вслед за линькой, пока панцырь еще мягкий.

МОРСКИЕ ВОДОРОСЛИ

Морские водоросли дают немало ценных и важных продуктов, вроде поташа, иода, агар-агара, необходимого бактериологам в качестве питательной среды для бактерий и широко применяемого в кондитерской промышленности для желе и конфект. Хороши водоросли для удобрения полей. Многие водоросли съедобны в сыром и в вареном виде. Особенно известны у нас филлофора Черного моря, образующая к югу от Одессы на площади в 2 тысячи квадратных миль на глубинах 40 — 50 метров огромные залежи — неистощимый, оцениваемый в 12 — 15 миллионов тонн, источник сырья для Одесского агарового завода, затем морская капуста — ламинария Японского моря, съедобная в вареном виде, а впрок заготавливаемая путем сушки, и анфельция, тоже япономорская, идущая на агар-агар.

Сейнер

Важен для техники так называемый альгин или альгиновая кислота, она употребляется для отделки тканей, изготовления непромокаемых тканей, лаков, красок, пластических масс.
Из гигантских водорослей, собираемых огромными морскими жатвенными машинами, добывается множество продуктов: прежде всего альгин, затем уксусная кислота, ацетон, иод.

---

Стр.