ГЛАВА IX
МОРСКИЕ СВЕРЛИЛЬЩИКИ

Дерево, камень, бетон различных искусственных сооружений, изоляция электрических и телеграфно-телефонных кабелей в морской воде подвержены разрушению некоторыми морскими животными и даже некоторыми водорослями, не говоря уже о вездесущих, имеющих в своей среде разнообразнейших «специалистов», бактериях.
Сверлящие микроскопические или, во всяком случае, очень мелкие водоросли разрушают известняки, которых так много по берегам моря. Водоросли прокладывают ходы в известняке с помощью выделяемой ими углекислоты, растворяющей известняки, преобразуя их углекислую известь в двууглекислую — в соду.
Так, берега Севастопольской бухты сложены из известняков, то спускающихся в воду крутыми скалами, то образующих отлогие ступени. Под водой эти скалы, плиты, большие и малые камни, лежащая между ними галька покрыты зелеными пятнами, а местами сплошь зеленые. Это вовсе не природный цвет самого известняка. Зеленью окрасило его множество поселившихся в нем и усиленно его сверлящих микроскопических водорослей, создающих себе убежище от волн в виде густой сети каналов у поверхности известняка. Убежища эти, впрочем, не слишком надежны — они-то и нарушили прочность камня. Удары прибоя осенних штормов быстро дробят известняк, снимают его верхний ослабленный слой. Затем наступает очередь следующего, еще не источенного слоя.
Широко распространены в морях сверлящие губки. В отличие от сверлящих водорослей, такие губки могут пронизывать своими ходами толщу камня в несколько сантиметров и даже иногда в несколько дециметров. Еще чаще поселяются сверлящие губки в раковинах живых и мертвых двустворчатых и одностворчатых моллюсков. Губки сверлят, создавая себе убежище, так быстро, что такое «домостроительство» вскоре оставляет их самих без крыши и без стен. Но сверлильщики не погибают, хотя и не могут снова приняться за старое — губки ведь не двигаются, не ползают. Они просто разрастаются, превращаясь в большие «свободно живущие», лежащие на дне или приросшие к нему губки вроде известной «нептуновой чаши». Часто они принимают форму булок.
Много раз на Дальнем Востоке меня удивляло, что крупные, живущие в таких булкообразных губках раки-отшельники прячут свое мягкое голое брюхо в полость, воспроизводящую очертания одной крупной морской улитки — натика. А раковины в губке-то и нет! Разрезал я десятки таких губок, служивших домом ракам-отшельникам, и не нашел даже остатков раковины улитки. Разгадка пришла потом, когда я взялся за мелких раков той же породы в маленьких губочках и совсем мелких — в натиках. В раковине натики еще до рака-отшельника, пока жива сама улитка, поселяются сверлящие губки, затем улитка умирает, раковину занимает молодой рак-отшельник. Пока он растет, работает и губка, разрушая раковину. Разрушив всю раковину, губка разрастается и укрывает рака-отшельника, не нарушая очертаний внутренней камеры, где помещается его брюхо,— эта камера и есть бывшее обиталище улитки.
Устриц часто разводят на рамах, затянутых проволочной сеткой. Для того чтобы избавить устриц от сверлящих водорослей и губок, достаточно бывает погрузить эти рамы на несколько минут в пресную воду в речку или в пруд. Устрицы не погибнут, они плотно сомкнут свои створки так, что между ними не останется никакой щелочки, туда не проникнет губительная для морских животных пресная вода. Но сверлильщикам — водорослям и губкам — нечем закрыть входные отверстия своих туннелей, они гибнут, а устрицы избавляются от вредных, незваных жильцов.

Устрица, иссверленная губками

Скалы, даже гранитные или базальтовые, бывают иногда просверлены морскими ежами там, где вода неглубока и силен прибой. Иногда эти пещерки рассчитаны только на одного жильца — ежа, иногда же это целые котлы в полметра глубиной и в треть метра диаметром, где сидит по нескольку десятков ежей величиной в яблоко или в кулак. Такой образ жизни спасает морских ежей и от обсыхания при отливе или другом спаде воды, и от хищников, и от ударов прибоя.
Сверлят и некоторые виды червей, причем сверлят они только известняки или раковины моллюсков. Такие черви, как и сверлящие водоросли и губки, выделяют кислоты, растворяющие известь.
Наибольший вред причиняют и наиболее изучены сверлильщики из двустворчатых моллюсков.
Одни моллюски сверлят камень, другие — дерево, попавшее в морскую воду. Случается, что некоторые из камнеточцев иногда селятся в дереве. Цель сверления — укрыться, спрятаться от врагов и волн, а древоточцы еще и питаются деревом, которое они сверлят и поедают в то же время.
Недалеко от Неаполя есть маленький городок Поццуоли, в окрестностях которого стоят остатки колоннады древнего храма Сераписа. В колоннах видна широкая, метра в три слишком, полоса, источенная бесконечным множеством ходов сверлящей двустворчатки — морского финика. Храм был выстроен, конечно, не под водой, но за два тысячелетия почва в этом месте успела сначала опуститься на несколько метров в море. Затем, в середине XVI века, после сильного извержения лавы на соседних Флегрейских полях, суша поднялась; тогда снова обнаружились колонны, в которых за минувшие столетия, проведенные зданием под водой, поселились во множестве морские финики, конечно, погибшие после осушения.

Колонны храма Сераписа

Блестящая коричневая кожица плотно и прочно покрывает раковину морского финика, лишенную каких-либо зубчиков и терок. Приходится думать поэтому, что морской финик прокладывает свои глубокие, тесно охватывающие его раковину ходы также с помощью выделяемой им кислоты. Его собственная раковина, вероятно, защищена кожицей, о которой только что говорилось, от растворения кислотой.
Название свое морской финик получил из-за цвета и формы; вкус его хоть и не похож на вкус настоящего финика, растущего на пальмах, но отменный.
Иначе действуют светящиеся по ночам фоласы или «фолады». Их хрупкая, содержащая сильное, мускулистое тело, белая раковина на переднем конце покрыта сложным узором острых зубчиков, напоминая терку или рашпиль. Зубчиками же, но менее крупными и острыми, покрыта и остальная поверхность створок фоласов. Фоласы неугомонно вертятся и шевелятся в своей норке, все время ее углубляя и расширяя по мере своего роста. За месяцы и годы фоласы делают норки в десятки сантиметров глубиной, сами достигая 10 — 15 сантиметров в длину.
Фоласы точат известняк, песчаник, глинистые сланцы, мрамор, бетон, кирпич каналов, портов и доков. Некоторые виды фоласов, впрочем, бурят только плотный ил, глину, мергель, мел. Такова, например, встречающаяся у нас в Черном море и в Керченском проливе барнеа из фоладид.
Лет двадцать пять назад наш экспедиционный пароход «Бесстрашный» поднял тралом возле Нового Афона на Черном море с глубины около 80 метров давно затонувший огромный пень какого-то дерева. Чего только там не было?! И маленькие офиуры, и такие же маленькие голотурии, и сверлящие рачки, и печально знаменитый тередо, но больше всего поразили нас крупные фоласы, во множестве сидевшие в дереве.
Есть несколько видов фоладид, специально бурящих дерево. Таковы тропическая мартезия, ракушка, уничтожающая деревянные пристани на Гавайских островах и в Панаме, или встречающаяся в европейских водах, в Охотском и Японском морях и в далеком чилийском порту Вальпарайзо ксилофага. Этот моллюск, тело которого не умещается в его маленькой шаровидной раковинке, селится на любых глубинах и разрушает порой не только дерево, но даже изоляцию подводных кабелей, наряду со своими союзниками — рачками лимнорией и хелюрой, тоже в основном древоточцами.

Морской финик

Ходы и входы тередо

Наиболее известен тередо — червевидный двустворчатый моллюск с крошечной раковинкой на переднем конце тела. Еще древние мореплаватели называли этого «корабельного червя» мрачным именем — «высшее бедствие кораблей». Римский поэт Овидий писал из ссылки с западного берега Черного моря своему другу Бруту, что «сердце точит тоска, как точат древоточцы корабль».
Греческие триеры, венецианские галеры, плотины Голландии — все разрушалось миллиардными стаями «корабельного червя». Лет тридцать назад тередо чудовищно размножился в бухте Сан-Франциско; деревянные пристани и набережные этого мирового порта начали рушиться словно от землетрясения.
Без применения дерева в кораблестроении даже теперь, в век стальных судов, обойтись трудно. Рыболовецкий флот мира до сих пор в основном остается деревянным. Нелегко отказаться от дерева и при строительстве молов, набережных и пристаней. Из дерева удобнее всего делать боны, многокилометровые пловучие заграждения из бревен, защищающие базы флота в военное время от торпедных атак (к бонам подвешиваются особые металлические сети). Малые боевые корабли, особенно минные тральщики, делают тоже из дерева, чтобы предохранить их от магнитных мин.
Сложно устроенные створки раковины тередо изборождены особыми острыми зубчиками. С их помощью моллюск, постоянно находящийся в движении, прокладывает свои ходы.
Между створками находится круглая присоска, в которую у тередо превратилась нога обычных двустворчатых моллюсков, а над присоской — рот.
На другом конце длинного, червеобразно вытянутого тела есть пара коротких трубок — сифоны выводной и всасывающий, а также две известковые веслообразные (или елочковидные у терединиды — банкии) палетки. Эти известковые тельца служат для закрывания наглухо хода в случае какой-либо опасности по «химической» или «боевой» тревогам. «Химическая» тревога в жизни тередо чаще всего означает, что вокруг оказалась пресная вода, хотя бы потому, что корабль, в днище которого живут тередо, вошел в реку. «Боевая» тревога значит то, что в канал тередо ломится какой-нибудь враг, вроде, например, хищного многощетинкового червя.

Сифоны тередо высовываются среди мидий, покрывающих сваю

Когда тередо ничем не встревожен, то сифоны выставлены наружу, имея вид двух тоненьких, прозрачных трубочек, из похожего на укол толстой булавкой входного отверстия канала тередо. В один сифон вода входит, омывает жабры тередо, оставляет да них все взвешенные частицы, будь то планктон или остатки микроскопических планктонных животных и водорослей. Частицы эти особыми ресничками, машущими в одну сторону, ко рту, переправляются туда. Отфильтрованная вода переходит на другую сторону жабер и выбрасывается наружу через выводной сифон.
Внутри ход тередо, за исключением переднего, сверлимого, конца, выстлан выделяемой моллюском тонкой, но прочной известковой корочкой.
При сверлении образуются опилки, которые заглатываются ртом тередо и проходят через кишечник, надолго там задерживаясь, как трава в кишечнике жвачных. Затем, когда из этих опилок тередо извлечет питательные вещества, опилки выбрасываются наружу через выводной сифон. Если кусок дерева, содержащий живых тередо, держать в сосуде с морской водой, то через короткое время на дне сосуда накопится слой тончайших опилок.
Однажды поселившись в своем ходе или канале, тередо никогда не покидает его. Если извлечь тередо из его хода, то он бессилен сделать себе новое жилище и погибнет даже в том случае, если в окружающей его воде будет много планктона. В то же время тередо могут месяцами жить в процеженной морской воде, питаясь только древесиной.
Как же попадают тередо в древесину вначале? Неисчислимые количества личинок тередо кишат в пору размножения этих моллюсков в воде. Через некоторое время личинки садятся на поверхность дерева и превращаются в обыкновенную крошечную двустворчатку, прикрепленную к дереву длинной нитью биссуса. Соскоблив острыми краями своих створок малое количество дерева, двустворчатка прикрывается опилками, как чехликом. Под прикрытием этого чехлика и происходит в несколько дней превращение обыкновенной ракушки в молодого, крошечного тередо. В то же время происходит вбуравливание в дерево. На небольшом кусочке дерева могут одновременно осесть и поселиться сотни и тысячи молодых тередо. Неудивительно, что при благоприятных для тередо условиях ими могут быть в один сезон приведены в негодность пристань, баржа, катер.
Большинство видов тередо обитают в тропиках и в водах умеренного пояса, немногие проникают на север, и еще меньшее количество видов тередо в состоянии размножаться в холодной воде. На севере Тихого океана (в том числе и на севере Японского моря) есть холодноводный представитель тередо — банкия.
Если ходы обычных у нас в Черном море, в южной половине Японского моря (до Владивостока включительно) и в Желтом море видов тередо достигают 20 — 30 сантиметров длины при поперечнике в 15 миллиметров, то банкия просверливает ходы длиной 60 — 80 сантиметров.
Обыкновенные тередо умирают естественной смертью на втором году жизни; банкия живет года три, если не более.
Снаружи дерево, заселенное тередо, может казаться совершенно здоровым. Заметить в воде сифоны и опилки легко только в аквариуме, а не в портовых условиях, входные же отверстия крохотные, их и в аквариуме видеть трудно.

Лимнория

Хелюра

Вот и вышла как-то беда. Чтобы сократить изгиб прибрежного шоссе, отходившего в том месте от берега, построили деревянный мост в устье одной горной речки, куда у дна заходила соленая вода. Устои забили давно, а верхнюю часть моста задержали. Пока люди мешкали наверху, тередо сверлили нижние части сваи. Когда же стройка пришла к концу и стали готовиться к открытию моста, то он рухнул от собственной тяжести.
Как же защититься от тередо? В старину обшивали деревянные корабли медными листами; это защищало и от тередо и от обрастаний. Сейчас вместо дорогой меди используют необрастающие краски, а сваи большею частью пропитывают креозотом.
Тередо разрушает дерево изнутри, его ходы, направляясь вглубь от поверхности дерева, затем поворачивают и идут вдоль по волокну. Другие же сверлильщики — мелкие, но также многочисленные и деятельные рачки, родственные сухопутной мокрице сферома, или шаровка, лимнория и маленький бокоплав-хелюра — разрушают дерево с поверхности. Соединенными усилиями рачки и тередо особенно быстро могут доканать древесину.
У наших берегов тередо и сверлящие рачки встречаются в больших, опасных количествах только в Черном и Японском морях. На Мурмане их немного, а в остальных наших морских водах их нет или почти нет практически.

Дерево, разрушенное лимнорией

Шаровка, впрочем, способна сверлить и известняк. В Новой Зеландии был случай осадки портовых сооружений, построенных на наброске из мягкого камня, превращенного за несколько лет в «соты» поселившимися в нем сферомами.
На мягкие известняки, сланцы, песчаники, коралловые рифы нападает в тропиках также особая «морская уточка» из усоногих раков — литотрия.
Улитка натика замечательна тем, что просверливает в середине створок живых двустворчатых моллюсков аккуратную круглую дырочку, через которую высасывает затем мягкое тело хозяйки раковины, казалось бы, так надежно защищенной плотно закрывающимися прочными створками.
Бронированный свинцом, покрытый под ним толстой и прочной многослойной изоляцией подводный кабель в руку толщиной, уложенный на дно морей и океанов часто на огромной глубине, казалось бы не должен иметь что-либо общее с биологией моря. Разве что, когда его укладывают с кабельного судна и он тяжело падает на дно, то давит на нем червей, актиний, морских звезд и морских лилий, распугивает придонных раков, рыб и кальмаров.
Хотя первые указания на существование жизни на больших глубинах были еще в начале прошлого века, но по-настоящему ученые согласились с тем, что глубины не безжизненны, только после того, как был, менее столетия назад, поднят со дна Средиземного моря кабель, весь обросший различными морскими животными — червями в известковых трубках, двустворчатыми моллюсками, морскими жолудями, актиниями. Вот после этого изучением глубин занялись как следует, и результаты этого оказались, как мы уже знаем, замечательными.

Натика и ее работа

Но оказалось и другое. Кабель, конечно прочен, изоляция его из гуттаперчи, просмоленного полотна и тому подобных несъедобных и жестких вещей, на первый взгляд, самое большее может только позволить, чтобы на нее могли садиться морские животные, прирастая к ней или ползая по твердой полоске кабеля среди мягкого, нежного ила, устилающего поверхность дна на больших глубинах.
Все же нашлись такие морские сверлящие животные, которые пробуравили несъедобную оболочку кабелей и открыли доступ морской воде к металлической сердцевине кабеля — проводнику электрического тока. Возникла утечка тока, как последствие нарушения изоляции («заводнения», если можно так выразиться), кабель приходилось поднимать для осмотра и ремонта. Тогда обнаружилось, что его проточили либо крошечные рачки-древоточцы — лимнории, либо моллюски древоточцы или камнеточцы — ксилофага, мартезия.

Акула-скафаноринх

 

Схватка кашалота с кальмаром

Вот уже 50 лет, как науке известна своеобразная, очень длиннорылая акула — скафаноринх — из глубин Тихого океана у Японии. Через несколько лет после того, как скафаноринха впервые нашли в Тихом океане, пришлось установить, что этот вид водится и в Индийском океане. Произошла утечка тока из кабеля, лежавшего на глубине около 1 400 метров; когда кабель подняли, то в нем оказался обломанный, глубоко в него вонзившийся, застрявший в витках защитной проволочной спирали зуб длиннорылой акулы. Очевидно, скафаноринх обломал зубы, объедая обрастания кабеля (далеко не все акулы охотятся за крупной добычей).
Китобои исстари знали о том, что загарпуненный кит, особенно кашалот, может нырять на большую глубину, на сотни метров от поверхности. Кашалоты ныряют глубоко и надолго и не будучи загарпунены — они питаются крупными и гигантскими головоногими моллюсками (кальмарами), обитающими далеко от поверхности в толще воды, и осьминогами, живущими у дна*. Роговые клювовидные челюсти кальмаров нередко находят в желудках кашалотов. Правда, установить, на какой глубине живут гигантские кальмары, пока не удается. До сих пор они доставались людям только больными или мертвыми. Попадались кальмары метров 20 длиной (включая, щупальца, или «руки»). Есть замечательные фотографии крупного кашалота, тело которого по всей длине покрыто отпечатками присосков гигантского головоногого.

* Поэтому скопления кашалотов часто встречаются в самых бесплодных на поверхности, лишенных планктона, рыб, птиц, местах океана с прозрачной синей водой, где только на значительной глубине может быть немало живых существ, в том числе и кальмаров.

Кабельные суда, поднимая поврежденные или оборванные телеграфные кабели в Тихом океане у побережья Южной Америки, трижды находили мертвых кашалотов, запутавшихся челюстями в кабелях, лежавших на глубине 510, 900 и 990 метров. Запутывались кашалоты всегда нижней, зубастой, узкой челюстью (верхняя у них беззуба и массивна).
Можно предположить, что кашалоты хватают кабель, принимая его за щупальце гигантского кальмара — своей желанной и привычной добычи. Не раз наблюдали борьбу между кашалотом и кальмаром на поверхности океана.

---

Стр.