| Главная | Библиотека | Форум | Гостевая книга |
Летом 1970 года после долгого перерыва я снова приехала в Сухумский
питомник. Теперь — из-за горилл. Трудно представить себе приматолога, который
не мечтал бы понаблюдать этих обезьян. Я не была исключением. Однако лишь когда
в Институт экспериментальной патологии и терапии АМН СССР в Сухуми доставили
гориллят, мечта моя сбылась.
Гориллят было двое. Мне особенно запомнился один. Каждому, кто попадал на территорию
института, увидеть его было несложно. Надо было подойти к светлому зданию, опоясанному
балконами и крикнуть:
— Бола!
И тогда на втором этаже под нижнюю перекладину решетки одного из балконов просовывалась
черная лоснящаяся физиономия горилленка. Это и был Бола. Назвали его так в честь
Бориса Аркадьевича Лапина, взяв первый слог от имени «Бо», второй слог от фамилии
«Ла».
— Они, конечно, не признают поначалу вас.— Николай Сергеевич Асанов, заведующий
зоотехническим отделом института, щелкнул замком, пропуская меня на балкон.—
Особенно Бола... Бола!
Балкон был пуст. Солнце еще не успело добраться до этой половины дома, и гориллята
отсиживались в тепле.
— Бола! Принимай гостей!
В люке, соединяющем зимнюю резиденцию гориллят с балконом, показалась приземистая
фигурка. Крупная голова. Мощные плечи. Отливающая блеском черная шерсть.
На коротких, кривоватых ногах горилленок поднялся во весь рост. Мягкие темно-карие
глаза умно и внимательно глянули на меня.
— Ну, иди сюда!
Я отворила дверь клетки.
Опираясь о пол костяшками согнутых пальцев рук и плотно ступая на всю подошву,
Бола обошел вокруг меня, остановился напротив, шевельнул широкими ноздрями и
смешно потряс головой. На всякий случай я тоже тряхнула волосами. Кто знает,
может, на горилльем языке это жест приветствия. Тогда Бола подошел ко мне вплотную,
заложил свои длинные руки мне за шею (сам-то он едва доставал мне до пояса),
подтянулся и, обхватив клещами ног мою талию, прижался своей физиономией к моей.
— Вот...— задыхаясь под его тяжестью, торжествующе посмотрела я на Асанова.—
А вы — «не признают»...
Николай Сергеевич развел руками.
Первым, кто ввел в обиход слово «горилла», был Ганнон, мореплаватель из Карфагена.
Две с половиной тысячи лет назад галеры Ганнона, искавшего места, годные для
колонизации, двинулись вдоль берегов Западной Африки. Здесь в районе Сьерра-Лионе
карфагенянам встретились странные существа. Замечательное правило моряков вести
судовой журнал донесло до наших дней запись: «На третий день мы достигли залива
под названием Южный Рог. В глубине его лежал остров, очертаниями напоминающий
долото. На острове было озеро. А на озере еще остров. Он был населен дикими
волосатыми людьми. Наши проводники сказали: «Это горилла». Мы погнались за мужчинами,
но ни одного не поймали. Перескочив через пропасть, они забросали нас камнями...
Трех женщин мы, однако, схватили. Но они так царапались и кусались, что проводники
не смогли с ними справиться. Убив их, мы сняли с них шкуры и шкуры доставили
в Карфаген...»
Говорят, что шкуры, привезенные Ганноном, хранились в карфагенском храме более
двух столетий. И хотя никто из современных специалистов не поручится, что принадлежали
они действительно гориллам, факт остается фактом: два с половиной тысячелетия
назад было произнесено и попало в обиход гипнотическое слово «горилла».
Однако лишь в семнадцатом веке в литературе вновь промелькнуло сообщение о гориллах.
Правда, о них или не о них — мнения на этот счет расходятся.
«Два чудовища, две гигантские обезьяны живут в африканских джунглях... Большее
из этих чудовищ местные жители называют «понго». Этот понго по всем пропорциям
напоминает человека. Но он гигантского роста, у него человеческое лицо, глубоко
запавшие глаза и длинные волосы на лбу. Все его тело покрыто редкими серовато-коричневыми
волосами, только лицо, уши и ладони — голые.
Ходят понго на двух ногах. Спят на деревьях. От дождя строят укрытия. Они питаются
фруктами и никогда не едят мяса. Говорить они не умеют. И человеческую речь
понимают не больше, чем звери. Огромные компании понго бродят по джунглям. Иногда
они набрасываются на слонов и так колотят их дубинками, что те с ревом разбегаются.
Этих понго никогда не удается взять живьем. Они так сильны, что десять мужчин
не могут удержать одного понго. Но малышей-понгят туземцы, случается, ловят.
Детеныш обычно висит у матери на груди, крепко вцепившись руками в шерсть. Когда
отравленными стрелами мать убивают, детеныша взять совсем просто. Если понго
умирает сам, соплеменники хоронят его под ворохом веток. Поэтому мертвого понго
найти в лесу невозможно».
Так писал англичанин Эндрю Бэттель. В 1559 году он попал в плен к португальцам,
был сослан в Африку и здесь в португальских колониях провел несколько лет.
На рассказы Бэттеля не обратили внимания. Мало ли небылиц о хвостатых и волосатых
обезьянолюдях было сочинено еще в средние века. Между тем англичанин присочинил
не так уж много. Позже некоторые специалисты узнали в нарисованном им портрете
понго береговую гориллу. Книга, содержащая рассказы Бэттеля, вышла первый раз
в 1613-м, второй раз — в 1625 году. Но прошло еще двести с лишним лет, прежде
чем появилось первое «узаконенное» описание внешнего вида и образа жизни этих
животных. И еще немало времени, прежде чем первую береговую гориллу привезли
живьем в Европу. Однако еще полсотни лет назад Корней Иванович Чуковский не
смог бы так уверенно пугать своих Танечку и Ванечку: «...В Африке — гориллы...»,
если бы речь шла о горных гориллах.
В конце сороковых годов XVIII века английский миссионер Томас
Сэведж, путешествуя по Габону (Центральная Африка), увидел в одной из туземных
деревень странный череп. Сэведжа поразили его огромные размеры, мощный костный
козырек над глазницами, такой же мощный и высокий костный гребень поперек черепа
и нижняя челюсть — массивная, тяжелая с крупными клыками. Отдаленно находка
напоминала череп шимпанзе. Но о существовании таких гигантских шимпанзе Сэведж
прежде не знал. Туземцы в ответ на расспросы говорили, что череп принадлежал
обезьяноподобному существу необычайных размеров и свирепости.
Собрав несколько таких черепов, любознательный миссионер послал их на определение
известному анатому Джеффрису Уаймену. Тот решил, что черепа принадлежат орангутанам
какого-то нового вида, близкого к шимпанзе. В 1847 году он опубликовал описание
вновь открытого существа, которому дал название Troglodytes gorilla.
Открытие новой гигантской человекообразной обезьяны возбудило воображение и
научный азарт исследователей.
Ни один путешественник или натуралист, посетивший Западную Африку после сообщения
Сэведжа, не удержался от соблазна поведать миру, если не собственные впечатления
о гориллах, то уж, по крайней мере, рассказы о них местных жителей и охотников.
И, как кем-то справедливо замечено, если бы наши знания измерялись числом написанных
слов, можно было бы уверенно сказать, что о гориллах известно многое. Однако
вплоть до 60-х годов нашего века ни один серьезный специалист не рискнул бы
дать сколько-нибудь полное описание образа жизни горилл на воле, а главное —
не поручился бы за достоверность широко вошедших в литературу данных. Даже ученым
долгое время приходилось пользоваться сведениями, которые представляли смесь
африканских сказаний, сильно преувеличенных и приукрашенных охотничьих рассказов
и крупиц разрозненных наблюдений натуралистов и путешественников.
Систематическое положение горилл в отряде приматов долгое время было предметом
жарких споров. Полная путаница и неразбериха возникла вокруг видового названия
западноафриканских горилл. Кто-то из систематиков, пренебрегая названием, предложенным
Уайменом, стал называть гориллу «энгина» — искаженно от Энджэ-эна, туземного
названия горилл. В 1852 году известный французский зоолог Исидор Жоффруа Сент-Илер
предложил называть новый вид Gorilla gina.
Пока шли дебаты вокруг западноафриканских горилл, стали приходить сообщения
о том, что гигантские человекообразные обезьяны водятся также в Центральной
и Восточной Африке.
В 1902 году Оскар фон Беринге, немецкий офицер и путешественник, совершая вояж
через Руанда-Урунди, которая в те времена была колонией Германской империи,
попытался совершить восхождение на одну из вершин гор Вирунга — севернее озера
Киву. Во время восхождения на высоте трех тысяч метров над уровнем моря он и
сопровождавшие его люди заметили несколько больших черных обезьян. Люди выстрелили,
двух животных убили. Позже скелет одного из них фон Беринге послал известному
немецкому анатому Паулю Матчи. Тот пришел к заключению, что открыта горилла
нового вида, которому он присвоил название Gorilla Beringei — горилла Беринге.
К тридцатым годам нашего столетия, несмотря на отсутствие более или менее достоверных
и полных сведений о гориллах, наука об обезьянах переполнилась названиями «новых»
видов и разновидностей горилл. У всякого, кто пытался разобраться в систематике
горилл, голова, надо полагать, шла кругом от многочисленных названий, присвоенных
гориллам разными авторами. Троглодит горилла, энгина, гина, горилла гина, горилла-горилла,
горилла Матчи, горилла с теменем каштанового цвета, горилла Беринге, горная
горилла... И это было не случайно. Потому что принадлежность к «новому» виду
каждой новой находки определяли подчас на основании изучения одного лишь черепа
обезьян или случайных сведений, скажем, о цвете животных.
Относительный порядок в хаосе классификации горилл навел известный американский
антрополог Гарольд Кулидж. В 1929 году он тщательно изучил коллекции черепов,
скелетов, шкур и чучел горилл во всех крупных музеях мира (в том числе и в музее
антропологии, Зоологическом и Дарвиновском музеях в Москве) и установил, что
в природе существует только один вид горилл. Некоторые ученые считают, что существует
три подвида горилл: западная долинная, или береговая горилла (именно из этого
подвида была обезьяна, открытая Сэведжем), горная горилла (открытая Беринге)
и восточная долинная горилла. Между прочим, у западной долинной гориллы очень
интересно выглядит официальное латинское название: Gorilla gorilla gorilla.
Гориллы живут только в Экваториальной Африке. Западная долинная — в Габоне,
Камеруне, Рио Муни, Конго. Горная — в горных районах к северу, востоку и югу
от озера Киву. Восточная долинная — в низменных районах: к северу от озера Танганьика
и в лесах излучины реки Конго.
Только очень опытные специалисты по одним им ведомым признакам могут различить
обезьян всех трех подвидов. Усредненный же портрет гориллы выглядит так.
Огромные, мощные обезьяны. Самые большие из всех ныне живущих.
Я уже говорила — рост крупных самцов может достигать двух метров. Вес — двухсот
пятидесяти и даже трехсот килограммов. Самки легче и меньше, но тоже особы не
из тщедушных. У горилл относительно крупный мозг — 400 — 600 кубических сантиметров.
Большая голова. Короткая шея. Плечи атлета. Мощная грудная клетка. Большой живот,
длинные руки и короткие ноги. Что еще добавить к описанию внешнего вида гориллы?
Тело обезьян этих покрыто черной шерстью, только физиономия, уши, кисти, стопы
и грудь — голые. У самцов горных горилл по достижении ими определенного возраста
шерсть на спине начинает серебриться. У всех горных горилл на заду белый клок
волос. Возможно, это опознавательный знак для сородичей, чтобы не потерять друг
друга из виду в густых зарослях.
Лицо у горилл черное, словно до блеска начищенное гуталином. Очень выразительны
глаза, глубоко спрятавшиеся под большим надглазничным валиком. Сразу обращаешь
внимание на широкие ноздри и сурово сжатые губы.
Ходят гориллы на четвереньках, тяжело припечатывая ступни и опираясь на костяшки
согнутых пальцев рук. На костяшках — мозоли. Пальцы рук, кроме большого, длинные,
сильные. Большой недоразвит, но хорошо противопоставляется остальным. Руками
обезьяна свободно может срывать листья, плоды, выдергивать молодые деревья,
строить гнезда, брать и вертеть в руках любые предметы.
Гориллы умеют ходить и на двух ногах — тяжело, неуклюже переваливаясь. На стопе
у них есть пятка. Как у человека. Пальцы стопы, кроме далеко отставленного большого,
соединены почти по всей длине кожистой перепонкой. Хвоста, как и у всех человекообразных
обезьян, у горилл нет.
«Это необычайное и устрашающее порождение природы ходит выпрямившись,
как человек; ростом оно во взрослом состоянии от семи до девяти футов, сложения
плотного и изумительно сильно» — так в 1774 году писал о горилле один из мореплавателей.
«Они чрезвычайно свирепы и имеют обыкновение нападать, а не убегать от человека...
Завидев охотника, самец испускает ужасающий рев, который разносится далеко по
лесу. Самки и их потомство быстро прячутся, заслышав этот крик, а самец в ярости
идет навстречу врагу, издавая свой страшный боевой клич. Если прицел охотника
неточен, животное может схватиться за ствол ружья. И не приведи бог, если произойдет
осечка. Ствол будет разможжен зубами животного, и тогда встреча окажется для
охотника роковой»,— рассказывал о гориллах Сэведж.
«Негры, пробирающиеся сквозь сумрак тропических лесов, иногда вдруг замечают
по внезапному исчезновению одного из своих товарищей, что вблизи находится одна
из этих ужасных обезьян. Бедняга успевает издать лишь краткий стон, когда его
втаскивают на дерево, а через несколько минут на землю падает его труп — он
задушен»,— добавлял в 1859 году свои представления о гориллах известный английский
анатом Оуэн.
«Теперь он воистину казался мне каким-то кошмарным исчадием ада — чудовищное
существо, получеловек, полузверь,— мы видели подобных ему на картинах старинных
художников, изображающих подземное царство. Он сделал несколько шагов вперед
— остановился, снова издал отвратительный рев — еще продвинулся, и, наконец,
застыл ярдах в шести от нас. И тут, когда он опять заревел, яростно ударяя себя
в грудь, мы выстрелили и убили его». Поль де Шайю. 1861 год.
Гигантских размеров свирепые чудовища — вот репутация, которая укрепилась за
гориллами, начиная со времен их открытия.
Даже Карл Экли, известный американский натуралист, скульптор, не раз совершавший
экспедиции в Восточную Африку, внесший большой вклад в изучение горных горилл
на воле и в дело спасения их от уничтожения, еще в 20-х годах нашего века писал:
«...Я считаю, что белый человек, который позволит горилле приблизиться к себе
хоть на десять футов и не выстрелит,— просто глупец».
И вдруг в 60-х годах миф рассеялся. Мир познакомился с описаниями горилл, напрочь
опровергавшими легенды и вымыслы всех предшествующих веков.
«Взрослый самец — его легко можно было узнать но огромному размеру и серебристой
шерсти на спине — сидел среди травы и лиан. Он внимательно посмотрел на меня
и заревел. Около него был подросток лет четырех. Три самки, жирные, спокойные,
сидели на корточках неподалеку от самца. Еще одна самка расположилась в развилке
дерева. За длинную шерсть на ее плечах цеплялся маленький детеныш. Несколько
других животных бродили в густых зарослях. Я привык к невзрачному виду горилл
в зоопарках: мех у них потускнел и вытерся о цементные полы клеток. Меня поразила
красота этих обезьян. Мех у них был не просто черный — он лоснился и отливал
в синеву, а черные морды блестели как лакированные.
Мы сидели и смотрели друг на друга. Особенно привлекал мое внимание большой
самец. Он несколько раз поднимался на свои короткие, кривые ноги, вытягивался
во весь рост (около шести футов), вздымал руки и, выбив быструю барабанную дробь
на голой груди, снова садился. Я никогда раньше не видел такого великолепного
животного. Надбровные дуги нависали над его глазами, а гребень на макушке напоминал
мохнатую митру. Когда он ревел, пасть разверзалась, как пещера, обнажая большие
клыки, покрытые черным налетом.
Этот самец сидел на откосе, опираясь на огромные косматые руки; мускулы на широких
плечах и спине играли под серебристой шерстью. Он производил впечатление достоинства
и сдержанной мощи и, казалось, был абсолютно уверен в своем великолепии...
Через некоторое время самец стал реветь пореже, а остальные члены этой группы
стали медленно разбредаться кто куда. Одни не спеша полезли на низкорослые деревья
и начали поедать лианы, свисавшие с ветвей, другие развалились на земле: кто
на спине, кто на боку,— изредка лениво протягивая руку, чтобы сорвать листок.
Они все еще не спускали с меня глаз, но я был поражен их спокойствием». Джордж
Шаллер.
Да. Через двести лет после открытия горилл миф рассеялся. «Кровожадные, коварные,
свирепые чудища — исчадие ада» предстали перед нами сильными, умными животными,
стоящими на страже своего благоденствия со спокойствием и достоинством великанов.
В 1959 году молодой американский антрополог Джордж Б. Шаллер,
слова которого я привела выше, вооружившись биноклем, фотоаппаратом, мужеством,
настойчивостью и уважением к горным гориллам, отправился наблюдать этих обезьян
в естественных условиях обитания. Два года в общей сложности провел он в лесах
Африки бок о бок с гориллами. Вел подробные записи в дневнике, фотографировал,
составлял научные отчеты...
За это время случалось всякое. Приходилось по нескольку часов просиживать на
дереве под проливным дождем, пережидая засаду, устроенную обезьянами то ли из
любопытства, то ли из враждебных намерений. Случалось ночевать под открытым
небом в нескольких метрах от горилльих гнезд — с риском навлечь на себя гнев
их обитателей. Приходилось по нескольку дней подряд, словно тень, крадучись,
следовать за стадом, чтобы узнать подробности жизни горилл в сообществе... Теперь
благодаря этим исследованиям мы знаем о горных гориллах многое.
На воле гориллы живут стадами — по 10—30 обезьян. Жизненные принципы всех членов
стада предельно просты: проснуться, чтобы поесть, поесть, чтобы поспать. Спят
они по тринадцать часов в сутки — с шести вечера до семи утра. Для ночлега устраивают
на деревьях гнезда. При этом каждый сам себе архитектор, сам себе строитель.
Строительство гнезда не занимает много времени. Выберет обезьяна дерево покрепче,
заберется неуклюже на ближайший надежный развилок и начинает подминать под себя
все близрастущие ветки. Прижимает их ногами, уминает задом, медленно поворачиваясь
из стороны в сторону. В пять минут грубая платформа готова. А больше обезьяне
ничего и не надо.
Стоит начать строить гнездо вожаку, и за дело тотчас принимаются остальные члены
стада. Самка строит гнездо в расчете на себя и детеныша, если он у нее есть.
Даже малышня, начиная с полуторагодовалого возраста, упражняется в гнездостроительстве.
Пока мать занимается устройством ночлега, такой малыш выберет по соседству деревце
поменьше, заберется в развилок и начинает, подражая старшим, тянуть к себе ближние
ветки. Тянет неловко, неумело, так, что иная ветка не выдержит — сломается.
Не беда. Он тут же заткнет ее за развилок, прижмет ногой, и тянет следующую.
Наломает, наломает веток, умнет их ногами и рад. Посидит такой работяга на своем
сооружении, ногами поболтает, посмотрит по сторонам и — юрк в материнское гнездо,
потому что гориллята до трехлетнего возраста спят с матерью.
Гнезда устраивают не только на деревьях. Если ночь застигнет животных в зарослях
бамбука, несколько соединенных вместе вершин гибких и прочных бамбуковых стволов
мигом превращаются в колыбель, уютно покачивающуюся под ветром.
Нередко гориллы ночуют и на земле. Из всех найденных Шаллером гнезд почти половина
была устроена в траве. Правда, эти гнезда чисто символические. Чаще всего обезьяна
просто окружает себя непрочным валиком из вырванных пучков травы. Сооружение
гнезда занимает от тридцати секунд до пяти — семи минут.
Позы спящих горилл напоминают человеческие. Обезьяны любят спать на животе,
иногда устраиваются на боку, подложив под голову кулак, иногда разлягутся на
спине, широко раскинув мощные руки. Ночью они безмолвны. Лишь время от времени
ночевку животных выдает бурчание в животе да какой-нибудь самец со сна гулко
стукнет себя в грудь кулаком.
Утром с первыми лучами солнца одна за другой появляются над краем гнезд лохматые
головы обезьян. Позевывая и почесываясь, гориллы начинают лениво обрывать растущие
поблизости листья и сочные побеги. Новый день начался — за работу. А главная
работа у них — кормежка.
Первый завтрак поблизости от места ночевки. Слегка утолив голод, обезьяны спускаются
в долины, где больше сочной зелени. В пищу идет все: крапива, дикий сельдерей,
ежевика, корни огуречника... Около тридцати видов растений — насчитал Шаллер
— употребляют в пищу гориллы. Более половины рациона составляют молодые побеги
бамбука.
Кормятся гориллы сидя. Рассядется этакий черный великан среди
кустов и зарослей трав и тщательно выбирает все вокруг, что идет в пищу. То
вытянет из земли плеть подмаренника, внимательно осмотрит его, губами или неловкими
пальцами другой руки аккуратно удалит сухие листочки и стебельки, скрутит зелень
в тугой сверток, засунет за щеку и тщательно, вдумчиво пережевывает. То решит
полакомиться бодяком и засовывает его в рот прямо с колючками. То, надумав поразмяться,
встанет, выдернет небрежно целое дерево. То, прихватив лиану, возвращается на
насиженное место и сосредоточенно в течение нескольких минут обрывает лист за
листом и отправляет их в рот.
Часа два кормятся обезьяны, набивая, словно коровы на пастбище, всевозможной
зеленью огромное брюхо.
Зелень, которую в больших количествах съедают гориллы, очень сочная и постоянно
влажная от дождя или обильной росы. Поэтому пить гориллам, наверное, никогда
не хочется. По крайней мере, никто никогда не видел вольно живущих горилл на
водопое.
Блаженно похрюкивая, сыто порыгивая, смачно почавкивая, стадо горилл пасется
с утра часа два. Иногда обезьяны выходят из леса и предпринимают нашествия на
близлежащие поля гороха и маиса, что отнюдь не способствует любви местного населения
к ним. Иногда они забредают в банановые рощи, и это оканчивается для них трагически.
Гориллы, как показали исследования Шаллера, предпочитают растения с горьковато-терпким
привкусом. И может поэтому их меньше всего интересуют гроздья сладких и спелых
бананов. Они любят сердцевину ствола банановой пальмы. Чтобы добраться до нее,
горилла выдергивает из земли дерево (мощной обезьяне это пара пустяков), обдирает
кору... Дерево гибнет. Наносится непоправимый ущерб целой плантации... И, видя
это, люди, одержимые яростью и желанием спасти свои угодья, безжалостно расправляются
с гориллами. Убивают вожака, потом палками, чем попало колотят по головам самок,
детенышей, подростков и малышей, которые порой и но пытаются сопротивляться,
а только жалобно кричат, закрывают голову и глаза руками, защищаясь от избиения.
Так было, по крайней мере, еще несколько лет назад.
В тех случаях, когда место кормежки лес, двухчасовой утренний завтрак сменяется
отдыхом. Выбрав солнечную поляну, обезьяны блаженно разваливаются средь травы,
дремлют или лениво занимаются туалетом. Потом опять кормежка, опять отдых, последнее
пиршество перед сном и сон — там, где застанет ночь.
Десяток, а то и три десятка животных — обычная численность
горилльих сообществ. Что собой представляют объединения этих животных, какие
родственные узы связывают большинство членов сообщества — трудно установить.
Особенно там, где речь идет о взрослых самцах и великовозрастных подростках.
Одно здесь ясно и непреложно: на каких бы основаниях ни объединялись животные,
все они беспрекословно подчиняются вожаку — самому мощному, старому и опытному
животному.
Шаллер ввел в приматологическую литературу два понятия, определяющих примерный
возраст и «общественное» положение самца: «самец с черной спиной» и «самец с
серебристой спиной».
Черноспинные красавцы — всегда младше по возрасту и занимают нижние ступеньки
в стадной иерархии по сравнению с сереброспинными.
Сереброспинный — истинный хозяин стада. Он определяет место кормежки и маршрут
переходов от одного пастбища к другому. Он, завидя опасность, устраивает мощную
психическую атаку, стараясь запугать врага. Он в случае крайней опасности защищает
стадо и «организует» его для обороны. Он разрешает конфликты среди самок, определяет
время и место ночевки и вообще весь уклад горилльего стада на протяжении дня
и всей жизни.
Вожак-горилла — вожак-покровитель. Он миролюбив в отношении других самцов, добр
с самками, добродушен с подростками и нежен с малышней. Стадо платит ему за
это любовью и послушанием. Вздумается вожаку утром после сна прогуляться в близлежащую
долину, к примеру,— и все стадо дружно идет за ним. Захочется среди дня проследовать
далее — гориллы выстраиваются тут же цепочкой и следуют за вожаком. Развалится
он во время полуденной сиесты где-нибудь в тени — стадо собирается вокруг, и,
глядишь, то парочка самок привалится к боку владыки, то на спине или коленях
могучего покровителя начинают резвиться малыши-гориллята.
Если в стаде не один самец с серебристой спиной, а несколько, между ними устанавливается
четкая иерархия. Власть одного над другим может выразиться в том, что старший
по рангу потребует уступить дорогу, насиженное место или укрытие от дождя. Существование
такой иерархии позволяет животным избегать лишних распрей и ссор. Распределяются
на иерархической лестнице самцы в полной зависимости от возраста и темперамента.
Вспыльчивым, легко затевающим ссору автоматически уступается ранг повыше. Быть
может, потому, что никто не хочет лишний раз вступать с ним в конфликт.
У гориллих четкой иерархии нет. У них, так сказать, скользящий график. Самки
с детенышами господствуют над теми, у которых детенышей нет, а среди мамаш ранг
устанавливается в зависимости от возраста ребенка: чем меньше детеныш, тем более
высокую ступеньку занимает самка среди своих соплеменниц. Детеныш подрастет,
и она уступит высокую ступеньку следующей, той, у которой только что появился
ребенок. Иногда, правда, в стаде одновременно появляется несколько новорожденных.
И тогда в иерархии самок начинается неразбериха. Ну, а там, где нет четко установленного
порядка, регулировать отношения трудно. Вот почему, если и случаются ссоры в
горилльем стаде, то только среди самок.
Самое сложное положение в стаде у подростков. Лет с четырех-пяти кончается материнская
опека. А до зрелости и, значит, до того времени, когда можно будет завоевать
положение в иерархии самцов, еще года четыре. Вот и приходится им подчиняться
и вожаку, и самцам с черной спиной, и всем самкам. Сложная ситуация. И тем не
менее самые жизнерадостные члены горилльего стада — подростки и дети.
Дети
Новорожденные гориллята, как, впрочем, и все новорожденные, трогательны и беспомощны. Весят они килограмм-полтора. Они голы, беззубы и круглоголовы, и потому очень похожи в это время на человеческого ребенка. У них мутные глаза и бессмысленный взгляд, не держится голова, некоординированы движения и руки так слабы, что первое время малыши не в состоянии даже прицепиться к шерсти на материнской груди.
Проходит месяц, и детеныш уже умеет следить глазами за движениями
сородичей. В возрасте двух месяцев он уже реагирует на знакомые физиономии соплеменников,
умеет радоваться и «смеяться» в ответ на материнскую ласку и щекотанье. В два
с половиной месяца он уже уверенно выполняет много сложных движений — тянется
за ветками и побегами, пытается, оттянув материнскую губу, вытащить у нее жвачку,
как и подобает ребенку, все тащит в рот и уже пытается есть то, что едят взрослые.
И если до поры малыш большую часть времени проводил, вцепившись в шерсть на
материнской груди, а потом — у нее на спине, то через некоторое время он неудержимо
рвется обследовать мир. Мать не мешает ему, и часто сажает малыша на землю рядом
с собой, внимательно наблюдая за его первыми, неуверенными попытками ползать,
сидеть, подниматься на ноги.
В это время малыш, как и у многих других обезьян, становится предметом внимания
остальных самок, особенно бездетных. Интересуются им и подростки. Каждый старается
хотя бы притронуться к малышу, а мать нередко вознаграждает сородича за эти
попытки увесистым шлепком. Исключение делается для вожака. Л он с детенышами
нежен.
Месяцам к шести горилленок — озорное, забавное, игривое существо.
Он ни минуты не бывает спокоен. На руках у матери уже сидеть не хочет. Стоит
ей спустить его на землю — снова просится на руки. Потом опять на землю. Здесь
он возится около пней, взбирается на поваленные деревья, спрыгивает с них, съезжает
«на пятой точке». Иногда площадкой для игр становятся плечи, спина или брюхо
дремлющей на солнце подруги матери, иногда в игру вовлекается одногодок или
детеныш постарше. Часто несколько детенышей разного возраста объединяются вместе
в игре и тогда начинается погоня, борьба. И все это под бдительным присмотром
мамаш, которые, чуть что, мгновенно приходят на помощь своим ребятишкам.
Месяцев до восьми малыш еще питается материнским молоком, хотя попутно осваивает
пищу взрослых животных. Иногда и полуторагодовалые гориллята припадают к материнской
груди, чтобы подкормиться. Лет до трех-четырех детеныш остается при матери и
находится под ее защитой и опекой. Даже если у матери родится еще ребенок. И
часто случается, что около самки, нянчащей новорожденного, держится трех-четырехгодовалый
подросток. Самка ласкает его, защищает от нападок сородичей, и спят они все
втроем зачастую в одном гнезде.
Искусство материнского поведения дается не всякой самке сразу, и не все целиком
заложено в ее поведении от природы. Многому неопытная мать учится у обезьян
более опытных, многому учится сама «методом проб и ошибок». Правда, ошибки матери
стоят порою ребенку жизни.
Обзаведясь детенышем впервые, иная гориллиха даже не умеет толком покормить
его. В других случаях неопытная и беспечная мать слишком рано начинает сажать
малыша к себе на загривок. Обычно более или менее уверенно осваивают способ
передвижения верхом на матери четырех-пятимесячные малыши. Но бывает, что легкомысленная
мать забрасывает себе на спину и полуторамесячного малыша. Ручонки у него еще
слабые, удержаться ему на спине бегущей обезьяны не так легко. Вот и случается,
что во время переходов мать теряет детеныша. И ему, конечно, не выжить. В зоопарке
неопытной матери помогают люди.
В июне 1965 года в зоопарке Сан-Диего в Америке ждали прибавления семейства
у пары горилл Альберта и Вилы. Родилась малышка, которую в честь отца и матери
назвали Альвилой. Рождение горилленка в неволе — событие. Сотрудники зоопарка
волновались, тем более что повод для волнений был. Новоявленная мамаша Вила
явно делала с ребенком что-то не то.
Поначалу все шло как будто нормально. Вила облизала малышку и завернула ее в
солому. Потом начались странности. Вила то заворачивала малышку, то разворачивала,
снова закатывала в солому и снова подставляла голенькое тельце прохладному воздуху.
В течение часа после рождения она ни разу не попыталась приложить малышку К
груди, хотя та явно искала ее. Мало того, Вила стала вдруг укладывать себе детеныша
на шею и на спину. Слабый малыш, не умея еще цепляться за шерсть, соскальзывал
на пол. И хоть пол был покрыт толстым слоем соломы, детенышу было больно — при
каждом падении он жалобно вскрикивал. Вила нервничала, остро реагировала на
каждый крик малыша, но ничего не предприняла для того, чтобы удержать его при
себе, покормить, согреть. Что здесь скажешь? Опыта у нее не было, а перенять
не у кого. Кончилось тем, что у Вилы отобрали детеныша и выходили его сотрудники
зоопарка.
А вот горилла, по имени Ахилла, в Базельском зоопарке в Швейцарии оказалась
очень нежной и заботливой матерью. В неволе она родила и вырастила четырех крепких
и здоровых гориллят.
Может случиться, что у черной мамаши-гориллихи рождается абсолютно белый детеныш-альбинос.
В этом ученые окончательно убедились благодаря такому случаю.
В Рио Муни в октябре 1966 года близ реки дель Кампо в банановой роще сборщик
налогов туземец Бенито Манье подобрал около убитой самки гориллы двухлетнего
малыша-горилленка. Мать была горилла как горилла — обычного цвета. А детеныш
— белоснежный и голубоглазый. Как и все альбиносы, он страдал светобоязнью,
болезненно щурился на ярком свету, прикрывая глаза рукой, и, судя по всему,
плохо видел. Малыша доставили в Икунде, в Центр по изучению адаптации животных,
и нарекли Нфуму. В переводе с языка одного из местных племен Нфуму — значит
«белый».
Работники Центра и прежде встречались со случаями неполного альбинизма у горилл.
Однажды среди животных, доставленных к ним, был подросток с белыми пятнами на
руках и ногах. Со временем эти пятна исчезли, и горилла приобрела нормальный
цвет шерсти и кожи. Но целиком белоснежного горилленка они еще не видали. Был
запрошен Йерксовский приматологический центр в США. Его директор известный специалист
по обезьянам Осман Хилл письменно подтвердил, что в литературе еще никогда но
было описано ни одного случая полного альбинизма у горилл. Никто никогда не
слышал о существовании белых горилл и от туземцев. А уж они-то знают об этих
лесных великанах несметное число рассказов и легенд. Но вот что интересно. У
одного африканского племени есть легенда об их покровителе — белом шимпанзе
по имени Нфуму.
Первое время горилленок-альбинос жил в доме Бенито Манье. Потом его приручением
занялся натуралист Джорд Сабатер. Нфуму быстро привык к нему. Обычно такого
же возраста гориллята переставали бояться людей лишь после двухмесячного общения
с ними. Нфуму позволил себя погладить на шестнадцатый день, а вскоре уже охотно
выходил из клетки при виде лакомств. Он полюбил молоко и печенье и даже отдавал
им предпочтенье перед бананами и сахарным тростником. Через месяц, когда Нфуму
стал совсем ручным, его отправили в зоопарк в Барселону. Ученые, наблюдавшие
горилленка-альбиноса считают, что особенности его характера тесно связаны с
цветом шерсти. Видно, Нфуму из-за его необычного вида в родном стаде всегда
обижали, и потому он стал особенно чувствительным к ласке, заботе, которые ему
обеспечили люди. Возможно, имело значение также и то, что он плохо видел.
Вскоре Нфуму стал звездой Барселонского зоопарка. Толпы людей шли сюда, чтобы
увидеть необычное существо. О нем много писали, называя в рассказах то Снежок,
то Снежинка, помещая серии фотографий с самыми восторженными комментариями.
«Воздушный гимнаст и акробат, звезда Барселонского зоопарка выполняет опасный
номер! Жадный до аплодисментов, белоснежный дьяволенок бьет себя в грудь и хлопает
в ладоши! Единственный в мире белый горилла завоевал сердца тысяч людей своими
забавными выходками!»
Но это все — дань сенсации. В зоопарке ведется серьезное исследование биологии,
поведения, умственных способностей Нфуму. Потому что каждое наблюдение, даже
над животным в условиях неволи,— это маленький штрих, дающий нам возможность
полнее нарисовать картину поведения удивительных животных — горилл.
Эти мысли вдохновляли меня, когда я занялась наблюдением сухумских гориллят.
В первую очередь меня интересовали их эмоции.
Вскоре после знакомства, я пришла на балкон, где помещались обезьяны, устроилась
поудобнее и приготовилась наблюдать.
— Бола!
Внизу под балконом женщина в белом халате машет горилленку рукой. Видно, она
хорошо знакома обитателям дома. Шимпанзе на соседнем балконе буквально из себя
выходят от радости.
«Ух! Ух! У-угу, у-у-гу, ууууу-гу!»
Они носятся по клетке, прыгают, топают ногами, потрясают прутья решетки, а потом,
словно матросы по вантам, быстро взбираются по прутьям на самый верх клетки
и, вытягивая губы граммофонной трубой, вопят о своем восторге на весь питомник.
А Бола?
Он тоже рад. Но как сдержан! Куда шимпанзе-холерикам до его умения проявлять
радость с таким достоинством. Он просто ходит взад-вперед вдоль балконной решетки,
тяжело ступая на всю подошву и крепко опираясь на согнутые пальцы рук. Четыре
тяжелых размеренных шага в одну сторону, четыре — в другую. Вот и все проявление
чувств. И только в глазах его, мягких, темно-карих, совершенно отчетливая радость
от встречи. А потом — ребенок ведь еще! — припав на локти и смешно оттопырив
зад, быстро просовывает лоснящуюся физиономию под нижнюю перекладину решетки,
растягивая губы в сдержанной радости. Сдержанность в эмоциях — это, пожалуй,
то, что больше всего поразило меня в гориллах. В самых волнующих ситуациях горилла
никогда не «хлопочет лицом» и не делает лишних движений. Все эмоции — от бурной
радости до раздражения и досады — отражаются прежде всего в глазах, во взгляде.
Исключение составляет лишь ярость. Здесь к выразительному взгляду, посылающему
громы и молнии, добавляются резкие движения, гулкие удары руками в грудь и ужасающий
рев. Мне такого видеть не довелось. Но благодаря наблюдениям Шаллера, ученые
располагают полным описанием программы действий разъяренного самца гориллы.
Приходя в ярость, вожак медленно закидывает голову и начинает сквозь сжатые
губы отрывисто, глухо и грозно ухать. Сначала медленно и негромко, потом все
быстрее, быстрее, быстрее — так, что в конце концов отдельные звуки сливаются
в один сплошной рев. Достигнув в этом реве какого-то ему только ведомого предела,
горилла вдруг на мгновение замолкает, срывает первый попавшийся под руку листок
и кладет его между губ.
Уханье и листок на губах — прелюдия к более энергичным и даже неистовым действиям.
Самки, детеныши, все члены стада прекрасно знают, что после этого вожак впадает
в неистовство, и потому поспешно занимают позиции на безопасном для них расстоянии.
С листком на губах, возбужденный собственным уханьем, самец поднимается во весь
рост на своих мощных кривых ногах, резким движением вырывает и подбрасывает
вверх подвернувшийся под руку пучок травы или куст и, выпятив голую грудь, выбивает
на ней согнутыми пальцами рук гулкую барабанную дробь. Потом он стремительно
бросается вперед, ничего не видя, ничего не соображая, ослепленный яростью,
взвинченный собственными же действиями. И не приведи никому в этот момент оказаться
на его пути — сомнет, отшвырнет в сторону, может убить. А если никто не подвернется,
всю ярость вложит рассвирепевший горилла в мощные удары о землю. Несколько таких
ударов — и вдруг все кончается. Горилла усаживается как ни в чем не бывало и
спокойно оглядывает свое перепуганное семейство. Гроза миновала, и все они сначала
осторожно, потом посмелее приближаются к предводителю, а через десяток минут
стадо мирно пасется, словно ничего и не было.
Именно это состояние, а вернее, даже первую его часть — уханье, переходящее
в рев, душераздирающий крик, удары руками о грудь и стремительную пробежку в
направлении мнимого или истинного врага,— и видели большинство натуралистов,
давших нам первые описания горилл и поведавшие об их неуемной свирепости. Разумеется,
когда такое представление разыгрывается в нескольких метрах от тебя, не так
просто хладнокровно наблюдать, чем оно кончится. Инстинкт самосохранения заставлял
человека спускать курок раньше, чем горилла доходил в своей программе действий
до внезапного успокоения. И потому никто, кроме Шаллера, не поведал нам об этой
необычной концовке проявления горилльей свирепости.
...Должно быть, где-то подсознательно я все же провела знак равенства между
гориллой и шимпанзе. И потому также подсознательно ожидала бурного проявления
любопытства и восторга, когда, словно купец на ярмарке, вывернула перед горилленком
короб с разноцветными кубиками и игрушками. Только тот, кто наблюдал шимпанзе,
может представить, какие бурные эмоции я собиралась увидеть.
Ни один уважающий себя шимпанзе не останется равнодушным ни к одному новому
предмету. Особенно если предмет этот ярок, или блестящ, или, на худой конец,
имеет необычную форму.
Шимпанзе вцепится в него руками и ногами. Попробует на прочность. На вкус. На
запах. Попытается для чего-нибудь приспособить новый предмет. И при этом на
лице шимпанзе отразится масса чувств — от удивления и настороженного внимания
до бурного восторга,— если вещь придется по вкусу. И уж по крайней мере с полдюжины
разнообразных звуков будут сопровождать все эти манипуляции. Вот такой примерно
реакции я ожидала и от горилленка, когда вывернула перед его глазами содержимое
короба. Он посмотрел на все это, по-моему, только из чувства вежливости (да
простится мне невольный антропоморфизм) . Потом очень спокойно и очень внимательно
посмотрел на меня умными карими глазами, да так, что мне захотелось извиниться
перед ним за беспокойство, и, не вымолвив ни звука, ушел на зимнюю половину.
Молчаливость по сравнению с другими обезьянами, как и сдержанность, также характерная
черта горилл. Хотя в арсенале звукового «языка» горилл около двух десятков сигналов,
издают их обезьяны лишь в самых острых жизненных ситуациях: ревут при виде опасности
или угрожая врагу, визжат при ссорах, самцы барабанят себя в грудь руками, пытаясь
запугать преследователя... Из всего этого арсенала горилльих звуков мне удалось
услышать только два.
Дверь, соединявшая балкон с прихожей зимнего жилья гориллят, запирали на щетку.
Надо полагать — не случайно. Горилла есть горилла. И при необходимости с балкона
можно было быстро ретироваться, легко выдернув щетку из ручки двери и употребив
ее заодно «по назначению». Для Болы щетка явно была притягательна. И даже не
столько щетка, сколько дверь, которую она запирала.
Стараясь не раздражать горилленка пристальным вниманием (у горилл так же, как
и у многих других животных, пристальный взгляд — выражение угрозы), я перелистывала
записи и не заметила, как Бола оказался у двери. Поднявшись на ноги, он энергично
раскачивал руками щетку, плотно засевшую в дверной ручке.
— Бола! Нельзя!
Он оглянулся. Серьезно и внимательно посмотрел мне в глаза и вернулся к прерванному
занятию.
— Ты что, не понимаешь русский язык?
Я оказалась рядом и плечом попыталась оттереть его от двери. Несколько секунд
мы боролись за щетку. Потом Бола отступил. Стоя на ногах, он сделал враскачку
несколько тяжелых шагов, вздыбился, угрожающе глянул на меня злыми глазами,
утробно заворчал и, неловко вскинув длинную руку, с размаху шлепнул себя по
груди.
Не знаю, врожденный или приобретенный это у горилл способ угрозы — колотить
себя в грудь руками, но у малыша Болы этот прием явно был неотработан. Давать
горилленку повод отрабатывать его не имело смысла. — Ты на кого ворчишь!
Я обхватила малыша за плечи и щекотнула его под мышкой. Бола смешливо блеснул
глазами, хрюкнул — надо полагать, это был смех — и повалился на пол, отбрыкиваясь
от меня руками и ногами.
Если, благодаря исследованиям Шаллера, мы теперь неплохо знаем жизнь горилл
на воле, то о сложных формах их поведения и об их умственных способностях известно
очень немного. А между тем есть основания полагать, что нас тут еще ждут открытия.
Несколько лет назад в печати промелькнуло сообщение о четырехлетней горилле
Коко, которую некая Нэнни Петерсон взялась учить «разговаривать» на языке для
глухонемых. Ученица оказалась способной — за три года она освоила 170 жестов,
означающих различные предметы и действия.
«Горилле доставляет явное удовольствие игра в слова,— писал автор заметки,—
и, как утверждает Пэнни, Коко не лишена чувства юмора». Не исключено, что горилла
может оказаться по этой части серьезным конкурентом шимпанзе, которого принято
считать более развитым в интеллектуальном отношении.
О шимпанзе, о том, что нам сейчас известно о них,— следующая глава.
ПРЕДИСЛОВИЕ. Я. Я. Рогинский .................................. 3
Часть I. МНОГОЛИКИЙ МИР ОБЕЗЬЯН
Глава первая .............................................................. 6
Глава вторая .............................................................. 18
Глава третья ............................................................... 34
Глава четвертая ......................................................... 66Часть II. СОСЕДИ ПО ЭВОЛЮЦИИ
Глава первая .............................................................. 100
Глава вторая ............................................................ 113
Глава третья ............................................................... 136ЗАКЛЮЧЕНИЕ ................................................................. 187