ЛЕСОНОСЕЦ

и направил пару своих приборов в примерном направлении источника сотрясений. Заключения геолога оказались правильными: очень большое существо, находившееся на расстоянии около семи километров, направлялось в сторону моего «припаркованного» ’конуса. Инфракрасный и ультразвуковой датчики подтвердили это.

Превратив свою тёплую кровать обратно в не столь тёплый стул, я синтезировал чашку чая и пончик. Сев на стул, я в ожидании вглядывался в темноту, залитую лунным светом. Прошло сорок пять минут, и всё это время интенсивность «толчков» нарастала. Снаружи, однако, мало что изменилось. Луны немного отдалились одна от другой, и передо мной пролетела длинная стая светящихся в темноте дисколётов. Но из мрака больше ничего не появлялось. Внезапно я увидел красные биологические огни стрелорота, становящиеся всё заметнее во мраке по мере того, как животное приближалось ко мне.
Могучий бипедалий приближался с той же стороны, откуда я ожидал появления своего гостя, а когда он прошёл по склону холма передо мной, я едва смог разглядеть его тёмную голову, которая покачивалась взад-вперёд характерным для этого вида образом. Он испускал сигналы непрерывным потоком. Ясно, что это животное не имело отношения к сотрясающим землю толчкам, которые я отслеживал. Когда он исчез в ночи, в поле зрения попал второй стрелорот, за которым почти в упор следовали третий и четвёртый. Охотящаяся стая? Других хищников вроде лученосца наблюдали охотящимися в стаях, но у стрелоротов лично я не видел социального поведения.
Затем я услышал в отдалении приглушённое скрежетание. Это был низкий звук, но он нарастал на фоне

Лесоносец, в свою очередь, спокойно продолжал свой путь, поднимая и опуская широкую голову в форме топора, не подозревая о драме, разыгрывающейся у него под ногами. Дыхание существа со свистом выходило через хорошо развитые жабры позади его носа. Деревья на его спине

САЛЬТОСТВОЛ

и в какой-то момент я задумался над тем, для чего они были нужны этим животным. Затем, приблизившись на расстояние около тысячи метров, я увидел, что мясистые ноги крупных животных начали сморщиваться и сжиматься, и я услышал шипение воздуха от большого, глубокого вдоха. Внезапно четыре цилиндрических животных взмыли в туманное небо. Их потемневшие бока, подсвеченные двойным солнцем Дарвина IV, замерцали радугой биологических огней, когда они завершили кульбит и приземлились в вертикальном положении. Я понял, для чего нужны были переразвитые органы равновесия: это была потрясающая демонстрация координации.

Едва сальтостволы, как я их назвал, опустились на землю, как вновь взмыли в воздух. Этот необычайный способ передвижения как раз и был тем, что, несомненно, восхитило невозмутимого доктора Тенброка. Я тоже находился под впечатлением.
Причина их активности вскоре стала видимой: я заметил облако мелких микро-летунов, пробующих ускользнуть от трубообразных хищников. Из-за расстояний, покрываемых во время каждого прыжка, скорость этой погони была просто потрясающей, и мне приходилось постоянно держать себя в напряжении, чтобы не отстать.
Затем я увидел, как один сальтоствол, проделав потрясающе ловкий манёвр, врезался прямо в рой летучих созданий. Он развернул два гигантских черпака, похожих на зонтики, которые до этого момента были сложены плоско, и одновременно испустил вибрирующий звук, подавляющий ультразвуковые сигналы. Звук вызвал

невероятное замешательство в рое существ, и из-за этого они стали лёгкой добычей всасывающих черпаков фильтратора воздуха. В считанные секунды три четверти их роя были всосаны животным, а остальные в это время рассеялись в суматохе.

Как облака микроскопических летунов рассеялись в разные стороны, сальтостволы вновь приняли вертикальную позу в шатком равновесии. Боясь, что могу их спугнуть, я «припарковался» на расстоянии около трёхсот метров, вблизи кольцеобразных зарослей необычных, напоминающих колья растений, которые выглядели так, словно их кто-то обглодал. И что было самым странным, в центре этого кольца лежала большая, нетронутая голова стрелорота. Казалось, она была схвачена гигантскими когтистыми руками и откручена от тела, потому что на высохшей коже и костях остались отметины от когтей, а длинные, словно канаты, сухожилия тянулись из обрывка шеи. Длинный колючий язык отсутствовал – очевидно, он был вырван тем же самым неизвестным существом, которое оторвало ему голову. Зарисовывая эту сцену, я постоянно оглядывался через плечо, опасаясь встречи с существом, которое могло так легко разорвать на куски одного из самых свирепых из питающихся жидкостью хищников Дарвина IV.
В ходе своей скоростной погони

Уже вскоре после смерти лесоносца рядом появился стрелорот – первый из многих всеядных хищников, собирающихся на этот лёгкий пир. К тому времени, когда я закончил зарисовку, здесь кормились в явной гармонии друг с другом, как минимум, дюжина крупных животных и целые толпы падальщиков меньшего размера. Сальтостволы находились ровно на том же месте, где я оставил их за час до этого.

Я изучал сальтостволов около часа, пока они покоились на своих поджатых ногах, а шестигранные средние части их тел быстро вздымались и опадали после недавней погони. Теперь, когда я подобрался поближе, мне было видно, что их тела имели очень лёгкое строение, и решётка из мускулов явно лежала тонкими слоями на поверхности тела.
Меня отвлекла пара тяжело бредущих желесосов, которые набрели на заросли желейной пузырчатой травы. Охваченные порывом жадности, неуклюжие существа прорывали дрожащие мешки растительного геля и выпивали их содержимое при помощи своих сверхдлинных хоботков. Прошло совсем немного времени, и первые пузыри уже превратились в спавшиеся оболочки, а жидкость из них была высосана досуха или разлита.
После этого насытившиеся желесосы начали методично переходить от одного пузыря к другому, разрывая их явно ради интереса. Гель вываливался наружу целым потоком крупных кусков, которые на земле растекались в лужицы с бугристой поверхностью. Когда все пузыри с желе были разорваны, из своих гнёзд-тоннелей появились десятки мелких попискивающих конических прыгунов, желающих ухватить кусочек полужидкой оболочки пузыря.
Группа бочковидных веслолапов серебристой окраски бродила вперевалку, не прячась и направляясь в сторону неподвижных сальтостволов. Я решил последовать за ними, чтобы посмотреть, насколько близко я смогу подойти к огромным монопедалиям. Я думал, что, если я оставался рядом с веслолапами, они могли бы и не заметить меня, поэтому скользил на небольшой высоте – десять метров. Я пребывал в уверенности, что мой план успешен, потому что я подобрался к гигантским трубам примерно на тридцать метров. Внезапно все четыре существа сжались, вдохнули и подпрыгнули в воздух. Они пропали в один миг, кувыркаясь и вращаясь в сторону горизонта, и я отправил свой ’конус в стремительную и яростную погоню.
Однако прошло всего пять минут погони, когда зазвенел звонок, предупреждающий меня об угрозе нехватки топлива. Я прервал погоню и тем самым спас свою гордость, потому что у меня, вероятно, не было ни единого шанса поймать сальтоствола. Я передал свои координаты центру контроля «Орбитальной звезды» и подождал, пока они синхронизируют спуск модуля-заправщика и устроят мне рандеву с ним. Два часа спустя модуль совершил посадку примерно в километре от моего местонахождения.

я заметил особенно крупного лесоносца, который брёл по лугу. В тот момент трудности этого существа, связанные с движением по ровной местности не были замечены мною, потому что я был охвачен азартом преследования. После этого я повернул обратно и обнаружил лесоносца, едва справляющегося с подъёмом на небольшое возвышение. Я сразу понял, что исполин был болен, возможно даже, находился при смерти. Это было явление, с которым я ещё не встречался на Дарвине IV: я никогда прежде не был свидетелем смерти по естественным причинам.

Лесоносец неоднократно пытался преодолеть двухметровый подъём, но ему ни разу не удалось поднять свою огромную ногу достаточно высоко. Он остановился, и я увидел, как его тело содрогается. Внезапно, сделав могучий рычащий выдох, огромное животное рухнуло вперёд, зарываясь массивной головой в глинистую почву. Хрупкие деревья трещали и разлетались со спины животного, словно копья. Похоже, зверь навечно останется в этом месте, которое, как я понял, должно было стать его последним пристанищем; его ноги печально скребли по земле, пока, наконец, всё не затихло. Я решил зарисовать эту проникновенную сцену, чтобы почтить столь величественный уход из жизни этого существа.

ЛЕСНОЙ
БРЮХОЛАЗ

И

ХЛЕБАЛЬЩИК

липкими желтоватыми кружевами. Аэрозоль для очистки экранов мало чем улучшил условия для наблюдения, и это не оставило мне иного выбора, кроме как переключиться на наружную видеокамеру.
Пока я обсуждал сам с собой, следует ли мне нажимать кнопку, я услышал странный завывающий крик, который больше напоминал настоящий голос, чем эхолокационные сигналы, к которым я привык. Он заинтриговал меня, и я решил продолжить своё путешествие, чтобы найти его источник.

нежными ксилофонными звуками, которые издавали тысяч гремящих орехов – похожих на колокольчики семян пластинокорого дерева. Каждый из них состоял из двух маленьких ударных частей, образованных корой, которые стучат по его оболочке, в конце концов высвобождая орех и позволяя ему упасть в подлесок. Звук этих орехов напоминает какую-то прекрасную симфонию в исполнении деревьев.

Я решил следовать вдоль небольшого ручья, рассудив, что над ним листва будет не такая густая. Также я чувствовал, что у меня будут неплохие возможности встретить на каменистых берегах ручья живых существ. Уведя свой ’конус глубже в лес, я был вознаграждён зрелищем двух существ, тяжело бредущих к воде. Я «припарковал» ’конус и наблюдал, как более крупное существо из этой пары понюхало воздух при помощи своих гипертрофированных фиолетовых ротовых трубок. Похоже, животное было осведомлено о моём присутствии, но всё же, подобно многим существам Дарвина IV, полностью игнорировало меня. Это поведение, которое, несомненно, восхитило бы любого натуралиста, является результатом отсутствия у животных опыта общения с чужаками. Получив удовольствие от этого безразличия, я устроился поудобнее, чтобы понаблюдать за этой парой лесных брюхолазов, как я решил их назвать. Я предположил, что это были родительская особь и её потомство, и заметил, что между ними имелись различия как в размерах, так и в количестве конечностей. Родительская особь обладала лишь двумя ногами и полозом, но, когда она повернулась, я заметил свисающую вниз морщинистую тканевую складку как раз в том месте, где должна располагаться нога ювенильной особи. Это явно выраженное уродство приковало к себе мой интерес, даже когда три крючкохвостых летуна внезапно выпорхнули из листвы наверху и вспугнули лесных брюхолазов. Родительская особь отступила к дереву, полностью содрав свою «деформированную» ногу. Ничуть не обеспокоившись своей потерей, животное встряхнулось и вновь повернулось к воде. Я был поражён тем, что не увидел никакой раны, и сделал вывод о том, что этот вырост был неотеническим остатком конечности, использовавшейся на раннем этапе жизни этого существа, прежде чем оно научится управлять своим остроконечным тазовым полозом.
Три крючкохвоста сели на ветку, испещрённую пятнами солнечного света, прицепились к ней хвостами и повисли вниз головой, обернув кожистые крылья вокруг своих тел. Под ними на берегу ручья молодой лесной брюхолаз неуклюже пополз за своим родителем, который с наслаждением пил, наполовину забравшись в ручей. С раздувшимися от выпитой воды мокрыми боками крупный брюхолаз начал испускать предупреждающие сигналы, когда его детёныш приблизился к гладким камням на берегу. Получив предупреждение, детёныш не сделал больше ни шагу. Через четверть часа они оба исчезли в лесном мраке.
Я вывел свой ’конус со «стоянки» и медленно продолжил свой путь, паря в семи метрах над ручьём. Ветви и лианы хлестали по стеклу, оставляя на нём пыльцу

КИНЖАЛЬЩИК

за группой, когда она двигалась к стае древососов на окраинах леса. И вновь я поразился их невероятной уверенности во время движения в лесу, когда они, раскачиваясь, перескакивали с ветки на ветку, а затем планировали по воздуху между деревьями. Ничто не препятствовало их движению, и они преодолели километр, отделяющий их от своей цели, за пять минут, что было весьма неплохим результатом, учитывая густоту листвы.
Шрам-на-груди, который вёл остальных, дал понять (при помощи сигнала, который я уже научился распознавать), что добыча была рядом. Группа тихо окружила дерево, где сидели древососы, готовя засаду. Каждый кинжальщик действовал сам за себя, мало что делая для совместной работы после того, как прошёл эффект неожиданности нападения.
Я подозревал, что кровожадность Шрама-на-груди была удовлетворена: после того акта каннибализма животное не ело в течение четырёх дней. Как ни странно, его живот, похоже, всё ещё переваривал ту последнюю трапезу, потому что он по-прежнему сильно выдавался гротескным образом. Поразмыслив, я понял, что объём жидкости, которую всосал Шрам-на-груди во время той трапезы, должен, как минимум, втрое превышать то количество, которое привыкли ежедневно поглощать другие кинжальщики.
Когда Кривой хвост бродил рядом со Шрамом-на-груди, я смог почувствовать внезапное изменение в поведении последнего. Близость другого кинжальщика, очевидно, запустила ту же самую неконтролируемую жажду убивать, которая оказалась причиной убийства Рубленой башки.

КРЫЛАТЫЙ БЫСТРОХВАТ

ЛУГА И
РАВНИНЫ

ЛЕС И ЕГО
ОКРАИНЫ

АМЁБНОЕ МОРЕ И
ЗОНА ЛИТОРАЛИ

ГОРЫ

ТУНДРА

ВОЗДУХ