СОВРЕМЕННЫЙ

КИТОБОЙНЫЙ

ПРОМЫСЕЛ

VIII

Китобои прошлого, вооруженные только ручными гарпунами, могли справиться далеко не с каждым китом. Если не считать небольших китов, таких, например, как гринда, бутылконос, белуха или нарвал, то, в сущности, охота велась только на гренландских и бискайских китов и кашалотов. И к тому была серьезная причина. Убитые киты этих видов всплывают на поверхность, и их можно привязать к шлюпке и отбуксировать к берегу. Быстроходные же и могучие полосатики были тогда недосягаемы, так как они, будучи убитыми, тонут и легко могли бы увлечь за собой на дно лодку вместе с охотниками. Кроме того, эти киты настолько подвижны и настолько сильны, что могли затащить лодку под китобоец или, наоборот, увлечь ее слишком далеко от него. Особенно опасно было охотиться на них старинными методами; исключение составлял разве что сетевой лов, который вели японцы. В 1859 году капитан одного из китобойных судов, работавших в Девисовом проливе, попробовал испытать действие нового копья-гранаты на финвале; в первый момент кит был как бы парализован страшным ударом, но вскоре рванулся и с огромной скоростью поплыл вперед; больше его не видели.
Китобоец из Данди (Шотландия) под названием «Эктив», оснащенный уже паровой машиной, в 1892 году загарпунил в Антарктике синего кита. Китобои рассказывали, что «...эта рыба тащила за собой китобоец и три его шлюпки, от которых к ней тянулись шесть линей, в течение четырнадцати часов; затем запустили машину, судно дало задний ход и лини оборвались».
В 1864 году Свен Фойн изобрел новое орудие, благодаря которому стали доступны для промысла сотни тысяч полосатиков, до тех пор спокойно резвившихся во всех морях мира. Фойн был норвежский парусный «мастер, имевший огромный опыт плаваний в Арктике под парусами; это был «удачливый, благочестивый и добрый старик, пользовавшийся уважением я доверием всех, кому доводилось с ним встречаться». Из его изобретения вырос весь китобойный промысел XX века.
Фойн плавал на небольшом паровом судне, которое развивало скорость до 7 узлов и могло охотиться на быстроходных полосатиков. На носу судна он поставил пушку, стрелявшую особым гарпуном его собственной конструкции. Этот гарпун представлял собой тяжелое оружие с длинными, прикрепленными на петлях лапами, которые раскрывались подобно зонтику уже внутри тела кита и держали его, как якорь. Гарпун этот на конце имел железную коробочку, наполненную порохом, и когда лапы раскрывались, их основания разбивали стеклянный сосуд с серной кислотой, который служил взрывателем, и внутри тела кита происходил сильный взрыв. Таким образом, это орудие выполняло роль и гарпуна, и копья одновременно, а когда убитый кит начинал тонуть, его можно было, при достаточно больших размерах судна, поднять с помощью мощной лебедки и поддерживать на поверхности. Для этого требовались прочные и мощные снасти — линь диаметром 120 миллиметров и 900 метров длиной, а к нему еще — 25-метровый гарпунный линь толщиной 100 миллиметров.
Когда убитого кита пришвартовывали к борту судна, в его пасть вводилась трубка, через которую внутрь тела нагнетался сжатый воздух до тех пор, пока туша не всплывала на поверхность; после этого его можно было транспортировать к месту назначения.
Но полосатиков, живых или мертвых, не выдерживали самые прочные снасти, и даже когда их накрепко пришвартовывали к судну, лини обрывались. Фойн преодолел эту трудность, пропустив гарпунный линь через блок, прикрепленный к амортизатору на фок-мачте. Амортизатор этот состоял из нескольких рядов пружин, которые при очень сильных рывках кита растягивались, ослабляя тем самым натяжение. Это приспособление действовало точно так же, как и удилище, которое сгибается, когда рыба клюет, и тем предохраняет леску от разрыва. Амортизатор смягчал рывки кита и облегчал ход судна, когда оно опускалось и поднималось на волнах, таща за собой китовую тушу.
В 1863 году Свен Фойн построил первое паровое китобойное судно и назвал его «Спес эт Фидес»1. После четырех лет испытаний и усовершенствований его надежды и вера в успех наконец оправдались: в китобойный сезон 1868 года судно принесло неслыханный улов — тридцать полосатиков.

1 «Spes et Fides» — «Надежды и вера» (лат.) — Прим. перев.

Судно Фойна, 28 метров длиной с бимсом2 в 4,5 метра и полным водоизмещением 86 тонн, было оснащено как шхуна, с косым вооружением без гика 3; двигатель обеспечивал ему скорость до 7 узлов. Хотя современные китобойные суда так же далеко ушли вперед от своего предка, как нынешние реактивные воздушные лайнеры от первого аэроплана, в основных принципах своей конструкции они почти ничем не отличаются от этого судна.

2 Бимсы — поперечные связи судна. В зависимости от материала, из которого построено само судно, могут быть деревянные или металлические, В данном случае размеры бимса характеризуют ширину судна. — Прим. ред.
3 Гик — горизонтальная основа для нижней шкаторины (кромки) паруса. — Прим. ред.

Охота на китов-полосатиков вернула китобойный промысел к давно забытым способам разделки китовых туш: туши перестали разделывать прямо в море, у борта корабля, и снова стали подтягивать к берегу и на береговых станциях вытапливать из них ворвань. Береговая станция вскоре превратилась в нечто гораздо большее, чем просто место для разделки туши около уреза воды, и утратила сходство со старыми постройками Шмееренберга на Шпицбергене: она выросла в большое, полностью механизированное предприятие. Кроме того, новые способы настолько повысили производительность промысла, что никакое судно не в состоянии было бы справиться с немедленной разделкой всех убитых китов, не рискуя оказаться погребенным под собственным уловом. Естественно, что такой обильный улов можно было обрабатывать только на береговой станции.
На первых порах норвежские китобои работали неподалеку от своих берегов, и при этом настолько успешно, что почти двадцать лет подряд их годовой улов составлял около тысячи китов. Так, например, в 1885 году около Финмарка было убито 1398 финвалов, а в 1886-м — 954. Однако со временем норвежские береговые станции стали распространяться все дальше и дальше, причем во многих случаях они строились с участием местных капиталов. Так, были основаны станции в Исландии, на Фарерских островах, на Ньюфаундленде, Лабрадоре, а затем и на тихоокеанском побережье Америки, в Африке, Южной Америке, Австралии, Испании и т. д. К концу XIX и в первом десятилетии XX века китобойный промысел распространился повсеместно, хотя уже тогда уменьшение поголовья китов в Северной Атлантике становилось все более заметным. Объектом промысла стали все виды китов без исключения — синие киты, финвалы, сейвалы, карликовые киты, серые киты, горбачи, кашалоты...
В китобойный промысел включились и другие страны. Англичане начали посылать китобойные экспедиции в свои тогдашние колониальные владения; русские китобои занимались китовой охотой в Северной Атлантике и на севере Тихого океана; там к ним присоединились японцы; французы посылали китобойные флотилии к Мадагаскару и Габону, а также к своим субантарктическим владениям — островам Кергелен. (Габонский китобойный промысел, объектом которого были главным образом горбачи, был возобновлен в 1949 году, но ненадолго — уже с 1959 года он начал быстро падать.) Были созданы китобойные станции даже в Шотландии, Ирландии и Гибралтаре.
К концу XIX века старый китобойный промысел в северных районах стал делом абсолютно безнадежным. И потому в 1892 году четыре парусных китобойных судна из Данди — «Эктив», «Балена», «Диана» и «Полар Стар» — отправились в Антарктику на поиски южных настоящих китов. Их плавание было неудачным, так как к тому времени американские китобои, в течение длительного времени охотившиеся на южного настоящего кита, почти полностью истребили его, и хотя моряки парусной флотилии и встречали большие стада полосатиков различных видов, охотиться на них они были не в состоянии. Они попытались покрыть свои убытки охотой на тюленей, но вернулись домой с очень скудной добычей.
На этих китобойных судах находились трое шотландских натуралистов во главе с доктором В. С. Брюсом. По возвращении из Антарктики они пытались оживить интерес к китобойному промыслу в Англии и добиться ассигнований для устройства в Антарктике береговой китобойной станции на основе способов, введенных Свеном Фойном. Но их усилия успеха не имели.
В том же самом году парусный норвежский китобоец «Язон» под командой капитана С. А. Ларсена плавал в Антарктике, исследуя западное побережье моря Уэдделла. Его предприятие было более удачным, чем предприятие Брюса, поэтому в следующий китобойный сезон, 1893-94 года, он снова отправился туда: на этот раз его сопровождали два других китобойных судна — «Кастор» и «Герта». Эти суда занимались не только исследованиями. Ларсен уже знал, что охота на полосатиков в антарктических водах вполне осуществима, и искал место, чтобы основать для нее подходящую базу. Нашел он такое место на острове Южная Георгия, и через несколько лет план его окончательно созрел.
В 1902 году Ларсен стал владельцем (и капитаном) судна «Антарктика», на котором доктор О. Норденшельд предпринял шведскую антарктическую экспедицию. После многих приключений судно погибло во льдах, а члены экспедиции, перезимовав на островах Сноу-Хилл и Полет, весной 1903 года были подобраны аргентинской канонеркой «Уругвай», которая доставила их в Буэнос-Айрес. На торжественном банкете Ларсен произнес речь. Он говорил о том, что в Антарктике полным-полно китов, которые просто ждут охотников. Через некоторое время была создана Аргентинская рыболовная компания, и Ларсен получил в ней пост управляющего китобойным промыслом.
Вернувшись в Норвегию, Ларсен снарядил экспедицию, состоявшую из двух парусников и одного парового китобойного судна. 16 ноября он прибыл на остров Южная Георгия и тотчас же начал строить китобойную станцию в хорошо защищенной бухте, которую давно заприметил. Китов, причем непуганых, там было множество. Месяцами его китобои охотились на китов, даже не выходя за пределы залива; их забивали столько, сколько позволяло место, которое требовалось для их разделки. Попадались главным образом горбачи, хотя такелаж судна был достаточно прочен, чтобы выдержать даже больших по размерам синих китов и финвалов. Горбачей держали на весу и, переворачивая их туши, сдирали пласты жира. Обработка китовых туш производилась самым неэкономным образом: использовался только жировой слой, а освежеванные туши выбрасывали в море на съедение рыбам. Китов было предостаточно, и такие расточительные методы обращения с ними были дешевле, так что каждый год пропадали тысячи тонн ворвани только из-за того, что перерабатывать ее было слишком хлопотно.
В 1905 году английский посол в Аргентине сообщил своему правительству, что Аргентинская компания построила на Южной Георгии китобойную станцию. По требованию британского министерства иностранных дел в феврале 1906 года Адмиралтейство отправило туда судно его величества «Сафо» с поручением выяснить, что там происходит, строго наказав при этом не поднимать вопроса о суверенитете. После некоторых колебаний компания заключила с английским правительством, через министерство колоний, договор на аренду сроком на 21 год 500 акров земли (на которой Ларсен построил станцию) с годовой арендной платой 250 фунтов стерлингов, включая стоимость лицензии на китобойный промысел. Начиная с 1912 года компания, равно как и другие компании, имеющие лицензии английского правительства, должна была платить пошлину за ворвань, произведенную на территории британских владений в Антарктике.
В первые два китобойных сезона улов Ларсена был не так велик, как ожидала компания, но уже с сезона 1906-07 года она начала регулярно получать очень богатую добычу. Когда стала известна сумма прибыли, которую дал первый же удачный сезонный улов, поднялся ажиотаж, и к 1911 году еще шесть китобойных компаний арендовали землю под строительство восьми китобойных станций на острове Южная Георгия. В том же году была сдана в аренду земля под китобойную станцию на Южных Шетландских островах, а в 1920-м — на Южных Оркнейских. Первая из этих двух станций была построена и действовала до 1931 года, а строительство второй так и не состоялось, так как в районе Южных Оркнейских островов стала работать плавучая китобойная база. Вне Южной Георгии найти подходящие места для новых береговых станций было трудно, поэтому предприимчивые норвежцы придумали очередное новшество — плавучую базу.
В некотором смысле это означало возврат к прошлому. Киты, как и прежде, пришвартовывались к борту судна и разделывались прямо в воде; жировой слой подымался на палубу, и ворвань вытапливалась прямо на борту; правда, некоторые процессы были механизированы. Плавучая фабрика прочно вставала на якорь на весь сезон в какой-нибудь хорошо защищенной бухте, так как поблизости от берега можно было пополнять запасы пресной воды и свежевать китов, не опасаясь, что их снесет волнами.
Плавучая фабрика имела то преимущество, что ее можно было переводить с места на место, если в том была нужда, и что ворвань доставлялась на место назначения тем же самым судном, на котором она вырабатывалась, что избавляло от необходимости перекачивать ее из береговых цистерн. Еще одним веским доводом в пользу плавучих фабрик было то, что английское правительство стало неохотно сдавать в аренду земли под береговые станции.
Надо сказать, что плавучие фабрики появились довольно давно: первая такая фабрика, прежде чем она была доставлена на юг, проходила экспериментальные испытания возле Шпицбергена еще в 1903 — 1905 годах. Такие же фабрики работали у Южных Шетландских островов уже в 1905-06 году, и до 1911 года, когда на Южных Шетландских островах возникла береговая станция, на них было выдано довольно много лицензий.
Со времени первой экспедиции Ларсена и до 1925 года береговые китобойные станции и заякоренные плавучие фабрики были единственными видами баз китобойного промысла в Антарктике. Методы их работы, хотя они и совершенствовались с ходом технического прогресса, во многом были схожи. На каждой береговой станции работало 200 — 300 человек — управляющий, мастера, инженеры, кузнецы, механики, свежевальщики, топильщики, складские работники, чернорабочие, повара, стюарды и другие. Кроме работ, непосредственно связанных с китобойным промыслом, такая станция была приспособлена для ремонта ее оборудования, а также различного ремонта китобойных судов, вплоть до капитального; некоторые из них даже имели эллинги или плавучие доки, в которые суда ставились для ремонта подводной части.
Главная особенность береговой станции — большой слип, на который поднимаются для разделки китовые туши. Вокруг него группируются постройки станции; дом управляющего строится по возможности дальше от разделочной площадки. Наверху слипа установлены мощные лебедки, предназначенные для вытягивания китовых туш из воды. На одной стороне стоят открытые котлы для вытапливания ворвани, а на другой — котлы, в которых под давлением обрабатываются мясо и кости. Дальше находится сушилка, в которой мясо и кости высушиваются после того, как из них вытоплен жир, и размельчаются в порошок. Еще дальше помещаются деловые склады, цистерны для хранения ворвани, штабеля угля и, наконец, бараки и дома для персонала. На каждой станции имеется химическая лаборатория, где производится анализ ворвани и контролируются производственные процессы.
Когда китовая туша поднята на помост, с нее сдирают длинными полосами жировой слой — с помощью лебедок и разделочных ножей. Кривой свежевальный нож насажен на длинную рукоятку, причем его режущий край находится на выпуклой стороне кривизны. Содранные с туши полосы жира складываются на одной стороне площадки, разрезаются на меньшие полосы и затем подаются по наклонному желобу на вращающийся нож с тремя лезвиями, который разрезает его на топкие ломти. Далее эти ломти с помощью подъемного ковша загружают в открытые котлы, где обрабатывают паром, а оттуда вытопленная ворвань стекает в чаны.
Тем временем другие работники разделывают тушу и отделяют мясо от костей. Мясо закладывают в котлы слоями, отделенными друг от друга перфорированными пластинами, чтобы пар охватывал всю его массу. Когда котлы заполнены, крышки их плотно завинчиваются и внутрь подается пар под давлением. Так мясо обрабатывается в течение двенадцати часов и более. По истечении этого времени давление сбрасывается, котлы «продуваются» — и ворвань и «клей», или известковая вода, стекают порознь в разные емкости. После охлаждения котел разгружается через люк в его днище. Кости, очищенные от мяса, разрезаются механической поперечной пилой, которая с 1922 года заменила ручную пилу, и также варятся под давлением. На современных береговых станциях работают вращающиеся печи (они будут описаны ниже), а также вертикальные автоклавные печи.
Оставшаяся в котлах масса перевозится на специальных тележках к сушильным печам — длинным стальным цилиндрам, вращающимся вокруг своей оси. Из топки, находящейся на одном конце цилиндра, подаются пламя и горячие газы, которые, пройдя сквозь цилиндр, выходят в трубу на другом его конце. Вдоль внутренней поверхности цилиндра идет спиральный брус. Когда пропаренное, обезвоженное и обезжиренное мясо и кости поступают в печь (с того ее конца, где находится топка), цилиндр начинает вращаться и вся масса медленно продвигается по спирали внутри цилиндра. Высушенные продукты вываливаются в трубу на конце цилиндра, причем по пути размельчаются петлями тяжелой цепи, подвешенной внутри печи. Высушенные мясо и кости поступают па специальные мельницы, где они перемалываются в муку и пакуются в мешки. Этот процесс дает сразу три продукта: кормовую муку для скота — из парного мяса, удобрения из потрохов и некоторых костей и костную муку.
Тип заякоренной плавучей фабрики теперь отмирает. Во времена же их расцвета это были большие пароходы, обычно торговые или пассажирские суда, снабженные необходимым такелажем и котлами для переработки китовых туш; по сути дела, такая фабрика представляла собой плавучую китобойную станцию. Убитые киты пришвартовывались к борту судна и разделывались прямо в воде, после чего жир, мясо и кости поднимались на палубу. Из-за ограниченности места и запасов угля печи для выработки удобрений на таких судах не ставились; мясо и кости после вытапливания из них жира просто выбрасывались в море. На некоторых из плавучих фабрик использовали прессы для выжимания из жирового слоя ворвани: после прессования ворвань и выжатый жир кипятились в котлах.
Типичный паровой китобоец периода между мировыми войнами имел длину около 40 метров, ширину — 10 метров и осадку — около 4,5 метра. У него были тупые нос и корма, руль балансирного типа, благодаря чему судно могло быстро развернуться на 180°. Паровые двигатели были установлены на корме. Амортизаторы представляли собой ряды спиральных пружин, увеличивающих длину кильсона между таранной переборкой и переборкой в котельном отделении. Шкентели1 проходили через шкив на топе мачты и держали другой шкив — для китобойного линя. Лини, уложенные в бухты, хранились под палубой; длина каждого из них составляла 220 метров, толщина — от 160 до 170 миллиметров; изготовлялись они из манильской пеньки. Гарпунный линь толщиной 100 миллиметров укладывался в желобе под дулом пушки; на его изготовление шла отборная итальянская пенька (теперь применяются нейлоновые лини).

1 Короткий трос с блоком на конце. — Прим. ред.

Гарпуны делались (и делаются теперь) из шведской стали; они имели в длину около 2 метров и весили около 50 килограммов каждый. Стреляли ими с зарядом пороха весом 14 унций из пушки с длиной ствола около метра и диаметром канала ствола 75 миллиметров. Дальность стрельбы составляла около 25 метров. Дистанционный взрыватель, заменивший сосуд с серной кислотой, который применял Фойн, взрывал головку гарпуна через 3 секунды после выстрела. Пушки заряжались через дуло, но с 1925 года, когда был введен в употребление бездымный порох, их стали заряжать через казенную часть. Шток гарпуна имеет продольный паз; по нему движется чекель (кольцо), который сращен с гарпунным линем. Когда гарпун заведен внутрь ствола, чекель помещается на переднем конце паза, когда же произведен выстрел, чекель скользит по пазу вниз, а вместе с ним — линь, прикрепленный к заднему концу гарпуна.
Шведская сталь, из которой сделан шток гарпуна, исключительно упруга, так что даже при самых мощных рывках кита гарпун изгибается и перекручивается, но не ломается. Выпрямлять деформированные гарпуны, вынутые из тела кита при его разделке, — одна из основных обязанностей кузнецов китобойных станций.
В китобойный сезон 1925-26 года впервые было применено изобретение одного норвежского артиллериста — «мостик», идущий от капитанского мостика к гарпунной площадке. Это избавило гарпунера, который до момента выстрела стоит на капитанском мостике, от необходимости спускаться и подниматься по трапам, чтобы добежать до пушки.
Новейшие современные китобойцы — прекрасные, мощные суда — состоят в прямом родстве со своими предшественниками (многие из которых, впрочем, работают и поныне). Новые суда очень красивы. Длина их — около 70 метров, полное водоизмещение — 500 тонн, а у самых больших — до 900 тонн. На них установлены шестицилиндровые дизельные двигатели мощностью от 2000 до 3600 индикаторных лошадиных сил и могут развивать скорость до 18 узлов. У них широко разваленные скулы, очень низкий надводный борт и очень высокий полубак; в передней части фальшборта имеются клюзы, через которые проходят буксирные цепи. Швартуя кита к борту судна, чтобы транспортировать его к месту назначения, такую цепь пропускают вокруг его хвоста. На старых китобойцах от мощных ударов кита хвостом доски бортовой обшивки прогибались так, что шпангоуты выпирали, как ребра у тощей коровы. В 1923 году в Англии было построено первое китобойное судно, работающее на жидком топливе, и вскоре судостроители, проектирующие китобойцы, отказались от угольного топлива и стали применять нефть. Поначалу эта реформа породила некоторые трудности: нефть для китобойцев перевозилась в отдаленные районы южного промысла в тех же цистернах, которые были предназначены для ворвани, и чтобы ворвань не пахла нефтью, требовалась чрезвычайно тщательная их очистка, что было очень трудоемким делом.
Первое китобойное судно с дизельным двигателем было спущено на воду в 1937 году в Японии. Оно было быстроходным, но шум дизелей отпугивал китов, и приблизиться к ним на такое расстояние, на которое удавалось подходить паровым китобойцам, было просто невозможно. Тогда стали действовать иначе: дизельное судно гналось за китом и преследовало его до тех нор, пока животное не доходило до полного изнеможения. Таким образом, дизельные суда все же оправдали себя, особенно после того, как было улучшено управление ими и повысилась их маневренность.
Жизнь китобоя, плавающего на современных китобойных судах, не подвергается такой опасности, как в прежние времена, когда охота велась с малых лодок. И тем не менее не следует представлять себе современный промысел как просто хладнокровное массовое убийство животных, а именно так думают многие из тех, кто никогда не видел ни кита, ни китобоев. И теперь китобой, отправляясь на промысел, нередко вынужден уходить на сотни миль от береговой станции или плавучей базы, а скитание по морям в штормовую погоду — далеко не увеселительная прогулка.
Каждый китобой — и в старину, и нынче — имел и имеет одну цель — добыть как можно больше китов, причем как можно скорее, но только современные способы лова позволяют вести охоту на больших полосатиков. Ни один китобой с малого судна не осмеливался приблизиться к такому гиганту, а тем более — бросить в него оружие, а если это и происходило случайно — горе было такому охотнику! Для того чтобы подвести современное китобойное судно к синему киту, нужно не меньшее, а может быть, и большее искусство, чем вплотную подойти на вельботе к кашалоту.
Как только гарпунер решит, что где-то поблизости от судна есть киты, он немедленно отправляет на топ мачты, в «воронье гнездо», дозорного, а сам встает за штурвал и ведет судно, пока дозорный не крикнет: «Фонтан!». Наблюдатель указывает направление, судно немедленно ложится на другой курс и полным ходом пускается в погоню за китом. На палубе в это время собирается вся команда и напряженно вглядывается в даль. Гарпунная пушка обычно заряжена заблаговременно.
Когда китобоец приблизится к киту, гарпунер старается угадать направление движения животного, следя за ним, когда он выныривает на поверхность, чтобы набрать воздуха, и направляет судно туда, где, как он думает, кит должен вынырнуть: уходя на глубину, кит «взбрыкивает» хвостом и оставляет после себя небольшие водоворотики, похожие на масляные пятна.
Гарпунер старается приноровиться к скорости кита, так, чтобы кит, вынырнув на поверхность подышать, оказался рядом с носом судна. Едва завидев кита, выплывающего на поверхность подобно зеленоватому привидению, гарпунер покидает капитанский мостик и перебегает на гарпунную площадку. Там он дожидается, пока кит вынырнет совсем, жестами показывая штурвальному, куда переложить руль. Судно в это время идет самым малым ходом, иногда даже вовсе стопорит машины, так как любой неожиданный шум может спугнуть кита, и тогда животное нырнет в глубину и уйдет. Но если кит выплывет именно там, где его ждали, верхушка его головы появляется над поверхностью воды, его огромные дыхала извергают струи пахнущего рыбой пара, он открывает их, чтобы заглотнуть побольше свежего воздуха перед тем, как снова нырнуть, и на какое-то мгновение гарпунер может заглянуть в них. Затем дыхала закрываются, голова снова исчезает под водой, а на поверхности появляется круглая, как обод гигантского колеса, спина кита. Это и есть решающий момент; гарпунер прицеливается и нажимает на спусковой механизм, стараясь, чтобы гарпун попал примерно в среднюю часть спины, перед спинным плавником.
Если ветер дует в корму и относит пороховой дым в сторону, гарпунер может увидеть, как гарпун вонзается в кита, и даже услышать, как в его теле разрывается граната. Кит бросается в сторону, таща за собой прочный линь, но едва только первые дикие броски утихают, лебедка перестает отпускать линь и он натягивается. Если (а так обычно и случается) кит не умирает от первого выстрела, нужно быстро подойти к нему как можно ближе и выстрелить снова. Как только становится ясно, что кит мертв, его вытаскивают лебедкой на поверхность и пришвартовывают к борту судна. Затем в тело кита вводят трубку и надувают его воздухом, чтобы он держался на поверхности. После этого в него втыкается шест с флажком (а в последнее время — и с буем, снабженным радиопередатчиком), концы хвостовых плавников отрубаются, на шкуре вырезывается порядковый номер и тушу оставляют дрейфовать на поверхности воды, а судно отправляется на поиски следующей жертвы. Позднее всех дрейфующих в зоне охоты китов подбирают и буксируют либо к береговой станции, либо к судну-матке.
С 1920 года одна китобойная компания регулярно занималась китовой охотой у Южных Оркнейских островов, держа плавучую фабрику в одном из ближайших заливов. Но так как до самого конца китобойного сезона у этих островов держится лед, фабрика передвигалась вслед за китобоями вдоль кромки льда и начинала работать, не дожидаясь возможности войти в бухту или гавань. Такой способ оказался весьма эффективным; это проложило путь дальнейшему развитию океанского китобойного промысла. В 1923 году к морю Росса была послана флотилия китобойцев с флагманом под названием «Сэр Джеймс Кларк Росс». Пройдя через зону морских льдов, судно-матка вышло к открытой воде, где было множество китов, и целый сезон работало, не заходя в гавань и не имея никаких коммуникаций с берегом. Плавучая база снабжала китобойные суда углем и пресной водой прямо в море. Улов был вполне удовлетворительный. В 1925 году компания Ларвика пошла еще дальше: она снарядила в Южную Атлантику пароход «Лансинг» с кормовым слипом (изобретение капитана П. Сёрлле), по которому убитых китов можно было сразу поднимать на палубу для разделки. Китобойный сезон принес этому судну весьма обильный улов. В 1926 году некоторые плавучие фабрики прибыли в район Южных Шетландских островов раньше обычного и, работая у кромки льда, получили хороший улов еще до того, как зашли в свои гавани. В 1927 году сезон был открыт еще раньше: охота велась вдоль кромки льда между Южными Оркнейскими и Южными Шетландскими островами и дала отличные результаты.
С тех пор как стало возможным вести промысел в открытом море, океанский китобойный промысел стал стремительно расти, так как для работы в море лицензий не требовалось и можно было не соблюдать ограничения, касающиеся охоты на многие виды китов, и правила рационального использования китовой туши.
С 1929 года начали строить специализированные океанские китобойные суда, хотя кое-где еще продолжали переоборудовать старые торговые суда. Теперь это уже не просто плавучие фабрики, а целые плавучие города, оборудованные на столь высоком уровне, что каждый из них являет собою поистине чудо современной техники. Базирующиеся на них китобойцы время от времени подходят к ним за продовольствием, пресной водой и топливом.
Именно высокая эффективность этого комплекса — судов-маток и китобойцев послужила причиной упадка океанского китобойного промысла. Способность китобойных флотилий преследовать и убивать китов повсюду, где бы они ни встретились, привела к вылову китов в столь массовом масштабе, что в результате оказалась убитой та самая курица, которая несла золотые яйца. Мировое поголовье китов уменьшилось до такой степени, что китобойный промысел в Антарктике стал отмирающей отраслью экономики, несмотря на международные соглашения об ограничении улова и продолжительности китобойного сезона. Все эти соглашения были выработаны слишком поздно и не были достаточно эффективны.
Методы разделки и обработки китовых туш на океанских плавучих фабриках остались, в сущности, такими же, какие применялись ранее на береговых станциях, если не считать тех усовершенствований, которые принес с собой технический прогресс. Убитые киты, доставленные к судну-матке китобойцами, подводятся к слипу в его кормовой части хвостом вперед. Затем опускается огромный грейфер, челюсти которого иногда бывают снабжены зубьями, и захватывает хвост кита у его основания. Грейфер действует по принципу шарнирного рычага, так что, чем большее к нему прилагается усилие, тем крепче сжимаются его челюсти. Лебедки, выбирая линь, быстро вытягивают тушу вверх по слипу на разделочную палубу. Здесь жировой покров расчленяется на три части, в направлении от головы к хвосту: по одному разрезу — с каждого бока, почти на уровне палубы, а третий разрез — но спине. Раздельщик проделывает отверстия там, где начинаются разрезы, и вводит в них коленчатый рычаг с прикрепленным к нему металлическим стропом, который, в свою очередь, соединен с тросом лебедки. Затем включают лебедку и жировой слой сдирается с кита огромными полосами, подобно тому как счищают кожуру с банана. При этом слышится такой звук, словно рвутся тысячи бумажных листов.
После этого отделяется нижняя челюсть кита, и таким образом открывается доступ к верхней челюсти с двумя рядами пластин уса. Пластины эти выламываются, поднимаются лебедками и выбрасываются за борт. Это единственная часть китовой туши, ныне не находящая никакого применения. (Впрочем, иногда он идет в дело и теперь, — из него изготовляют щетки.)
Затем с помощью двух лебедок тушу переворачивают и лебедками же сдирают жировой слой с нижней ее части, причем раздельщики помогают произвести эту операцию, подрезая жир острыми как бритва фленшерными ножами. После этого хвост кита высвобождается и грейфер снова перемещают к слипу, где его ждет следующий кит, а разделанная туша перетаскивается с разделочной палубы дальше, на «мясную» палубу. Боковые и спинная части жирового слоя режутся на меньшие полосы и по желобу спускаются на нижнюю палубу, где поступают в мясорубку, а оттуда — в котлы. Жировой слой брюшной части, менее ценный, так как, кроме жировой, он включает в себя и мышечную ткань, также режется на мелкие полосы, но вытапливается отдельно, в печах другого типа.
Далее от ободранной туши отделяется голова, с нее срезается мясо, а череп подается на паровую дисковую пилу. Мясо, прилегающее к спинному хребту, — китовое филе — отделяют ножами специальные рабочие, после чего эти огромные пласты, каждый из которых весит от 3 до 4 тонн, сразу же убирают с площадки.
Грудная клетка отрубается от позвоночника, и обе ее половины целиком поднимаются над площадкой, чтобы резчики могли снизу отделить мясо от ребер, а затем попарно отрубаются и ребра, которые, попарно же, идут на распиловку. Теперь уже остается распилить только самый хребет; обрезки мяса, часть кишок и других внутренних органов идут в открытые горловины котлов, работающих под давлением, которые тут же герметически закрываются; большая же часть кишок просто выбрасывается за борт. Все кости быстро распиливаются на бруски, которые тоже идут в котлы, так как кости кита по своей структуре пористы и содержат большое количество жира.
Филейные части мяса обрабатываются разными способами. На одних фабриках их замораживают, на других — пускают на муку или мясной экстракт. В Европе до самых последних лет важнейшим продуктом китобойного промысла считалась ворвань, поэтому все оборудование фабрик было приспособлено для получения ворвани. Все остальное считалось побочными, второстепенными продуктами.
Однако в последнее время мороженое китовое мясо и мясной экстракт приобрели большее экономическое значение, чем ворвань. В Японии, например, китобойный промысел всегда имел главной целью добычу мяса, ворвань же стояла там на втором месте. Японцы очень любят и высоко ценят китовое мясо.
Все японские китобойные экспедиции имеют специальное судно-рефрижератор, где замораживается китовое мясо, причем не только добытое ими самими, но и купленное у европейских китобоев. Каждый китобойный сезон японские танкеры везут на плавучие базы нефть и привозят домой купленную на этих же базах ворвань.
Костная мука — наименее ценный продукт, поэтому кости после того, как из них выварят ворвань, выбрасываются. Мясной экстракт приготовляется так: из мяса варится крепкий бульон, а затем путем выпаривания из него получают концентрат.
Ворвань и прочие продукты со временем портятся, поэтому перед тем, как поместить в хранилища, их подвергают очистке. Даже незначительное количество клея в ворвани ведет к быстрой ее порче, так как в ней образуются свободные жирные кислоты; и, наоборот, достаточно самого незначительного присутствия жира в мясных продуктах, чтобы они прогоркли и стали несъедобными. Чаще всего продукты китобойного промысла очищаются центрифугированием непосредственно в процессе их приготовления; поэтому химики, контролирующие эти процессы, а также инженеры, отвечающие за нормальную работу сложного оборудования, не менее необходимы на плавучей фабрике, чем гарпунеры, которые убивают китов.
Европейские китобои из всех разнообразных побочных продуктов китобойного промысла наиболее ценными считают китовое мясо и мясной экстракт. Но время от времени в виде эксперимента пробовали получать и другие продукты, и производство некоторых из них оказывалось достаточно рентабельным. Одно время довольно прибыльным делом считалось получение жира из печени некоторых видов китов, так как такой жир имеет высокое содержание витамина А. Но вскоре этот витамин научились синтезировать, и это оказалось дешевле, чем извлекать его из естественных продуктов. Какое-то время использовались некоторые железы, например гипофиз (небольшая железа, расположенная у основания черепа кита, которую очень трудно найти и извлечь) или надпочечники, но затем упал спрос и на них. Нерентабельным оказалось и экстрагирование инсулина из поджелудочной железы китов.
Герметические котлы-автоклавы, которые используются на океанских плавучих фабриках, поначалу были такими же, как на береговых станциях; их наполняли мясом или костями, укладывая их слоями, которые отделялись один от другого перфорированными пластинами, чтобы содержимое котлов не скапливалось на дне и не запекалось. Такие котлы представляли собой вертикальные цилиндры и загружались через отверстие наверху.
Котел последней, усовершенствованной модели (печь Гартмана и Квернера) — горизонтальный цилиндр. Внутрь такого котла помещен другой цилиндр, сделанный из перфорированной стали. В процессе вытапливания ворвани цилиндр медленно вращается, благодаря чему содержимое котла не только непрерывно перемешивается, но еще и размельчается; такая технология дает значительно больше жира. Кроме того, процесс экстрагирования ворвани во вращающейся печи происходит намного быстрее.
Современные китобойные суда стоят очень дорого, и каждая китобойная экспедиция стремится использовать их по прямому назначению — то есть для охоты на китов — в течение всего охотничьего сезона (продолжительность которого и так ограничена), а не отвлекать их на буксирование убитых китов к плавучим фабрикам или другие второстепенные работы. Поэтому в наше время в состав антарктических китобойных экспедиций, кроме современных китобойцев, входят два-три старых китобойных судна, предназначенных для такой «черной» работы. Убив кита, китобои надувают его воздухом, нумеруют, снабжают флажками и радиобуями, радируют на судно-матку, где их надлежит искать, а уже оттуда посылают вспомогательные суда, так называемые «буй-лодки»; они собирают и доставляют добычу к базе. «Буй-лодки» используются еще и для доставки горючего и продовольствия с базы на китобойцы, для транспортировки людей и т. п.
В то время как флагман флотилии находится в зоне охоты, входящие в ее состав китобойные суда бороздят морские воды в поисках китов. Иногда киты попадаются поодиночке, а иногда — большими скоплениями, чаще всего там, где много пищи. Мечта каждого китобоя — встретить большое стадо китов, что в наше время происходит довольно редко. Делались попытки использовать для поиска китов самолеты, в частности легкие гидропланы, однако эти попытки не дали особого эффекта. Более полезными оказались вертолеты; впервые их применили для этой цели японцы. Преимущество вертолетов в том, что после облета моря они могут сесть прямо на палубу судна, тогда как гидросамолеты приходится поднимать на борт специальными кранами. В общем, целесообразность применения летательных аппаратов для китовой разведки пока так и не доказана. Правда, их можно использовать в других целях, например для дальней ледовой разведки: ледяные поля и айсберги, находящиеся поблизости от судна, хорошо обнаруживаются с помощью радаров, но когда судно входит в зону айсбергов, требуется особая бдительность, так как столкновение с ними может иметь роковые последствия.
Ныне время великих антарктических китобойных экспедиций подходит к концу, так как китов осталось настолько мало, что промысел их становится все менее и менее рентабельным. Многие предприниматели, и в том числе норвежские, продали свои китобойные флотилии Японии, поскольку японцы добывают китов главным образом ради мяса. Более тридцати лет назад, в китобойный сезон 1930-31 года, в Антарктике работала 41 океанская плавучая фабрика; на них базировалось в общей сложности почти 200 китобойных судов. Их общий улов в тот год составил около 40 000 китов. В сезон 1966-67 года там действовало уже только 9 плавучих баз — две норвежские, четыре японские и три русские, и при них — не менее 120 китобойных судов. Столь большое число китобойцев при таком резком сокращении количества баз говорит о том, что китов осталось очень мало, и вполне возможно, что довольно скоро антарктический китобойный промысел прекратит свое существование за отсутствием добычи. Правда, это еще не значит, что китобойный промысел прекратится повсюду, так как в разных частях света еще и сейчас довольно успешно ловят китов, опираясь на береговые станции. А так как эти станции не столь лимитированы в площади, как плавучие океанские базы, то их можно снабдить значительно более богатым и совершенным оборудованием для обработки всех возможных продуктов китобойного промысла и тем самым избежать потерь, неизбежных для океанского промысла, как бы рационально ни использовались его возможности. Кроме того, в последнее время океанский китобойный промысел в Тихом океане стал распространяться все дальше на север. Статистика показала, что за лето 1967 года там был получен больший улов, чем в Антарктике за сезон 1966-67 года. Еще неясно, как долго просуществует китобойный промысел в Тихом океане, но не исключено, что вскоре и там китовое поголовье будет истреблено, как его истребили повсюду.
В начале 30-х годов нашего века возникла и начала развиваться новая отрасль китобойного промысла — охота на малых китов. Инициаторами ее были норвежцы, которые ловили малых китов у норвежских берегов Шпицбергена, у острова Медвежьего, в Баренцевом море и в морях, омывающих Исландию и Гренландию. Такая охота велась с небольших судов, до 35 метров длиной, причем разделка туш производилась прямо на борту. Ловили гринду, клюворыла и косатку, однако главным объектом промысла был карликовый кит, или малый полосатик. Охотились на них в основном ради мяса, которое охлаждали или замораживали, но, разумеется, добывалась и ворвань. Ныне за сезон добывается в среднем около 2000 малых китов, но в некоторые сезоны последнего десятилетия цифра улова доходила и до 4000. В 1966 году продукция промысла составляла 4000 тонн мяса и почти 2000 тонн ворвани; 1700 тонн мяса пошло на пищевые продукты, а остальное было переработано на кормовую муку.
За последние годы было добыто много гринд у берегов Ньюфаундленда и несколько меньше — у берегов Японии.
Интересно, что японцы позаимствовали технику современного китобойного промысла не у Норвегии, страны, где была изобретена гарпунная пушка, а у России. В 90-х годах XIX века русские создали Тихоокеанскую китобойную компанию, которая в практике своего промысла использовала норвежские методы и технику. Японцы, которые издавна ловили китов сетями, были крайне поражены, когда в 1898 году русские без ущерба для себя продали им 1000 тонн китового мяса. Даже самая крупная из японских китобойных компаний, занимавшихся сетным ловом китов, не могла бы продать такое количество мяса одновременно.
Годом позже, по заказу одного предприимчивого японца, некоего Юро Ока, до тех пор не имевшего никакого отношения к китобойному промыслу, было построено стальное судно «Тёсю Мару» водоизмещением 122 тонны, способное развивать скорость до 11 узлов. Ока поступил мудро и отправился изучать новые методы и новую китобойную технику прямо в Норвегию. Местопребыванием для базы основанной им Японской океанской китобойной компании он избрал китобойную станцию Сэндзаки, в Японском море, где до того китов ловили сетями.
В 1899 году, в первый год лова, «Тёсю Мару» добыло 15 китов. Такой годовой улов обычно давали несколько китоловных компаний, работавших сетями. За второй год лова судно добыло 42 кита, а за третий — 60. В конце 1901 года судно «Тёсю Мару» получило пробоину и затонуло. Но Ока продолжал промысел на судах «Рекс» и «Регина-II», зафрахтованных им в Норвегии, и на судне «Орка», зафрахтованном в Англии.
Успех Оки вдохновил владельцев ряда других японских китобойных компаний, и они тоже начали работать норвежскими методами. До этого времени японские китобойные базы располагались главным образом вдоль юго-западного побережья Японии, но с введением китобойных судов нового типа японский промысел распространился и на северо-восточное побережье Тихого океана.
Чтобы лучше освоить новую технологию китобойного промысла, японцы выписывали из Норвегии гарпунеров и капитанов-китобоев в качестве наставников. За сравнительно недолгий период ученичества Япония добилась поразительных успехов.
Хотя и в наше время гарпунер остается главной фигурой на китобойном судне, в ранний период современного китобойного промысла, когда количество китов было практически неограниченным, он имел несравненно больший авторитет. От его искусства, от тех или иных его решений фактически зависела судьба всего экипажа судна. В последние годы, когда число китов резко уменьшилось, японцы перешли на бригадный метод работы.
В начале века японские китобойные суда во время охоты удалялись от своих береговых баз на расстояние от 2 до 60 миль, а базы эти в основном размещались в тех же местах, где были базы, с которых раньше велся сетевой лов. Некоторые из этих береговых баз используются и теперь.
Помимо баз, расположенных по берегам главных островов Японии, около сорока подобных баз существовало еще и в Корее, на Тайване и на Курильских островах — то есть на всех территориях, принадлежавших Японии в то время. Впоследствии все эти береговые базы были объединены под эгидой двух компаний, существующих посейчас, — Китобойной компании «Тайё» и Японской компании «Суйсан».
1934 год — год, когда Япония включилась в антарктический китобойный промысел. В этом году компания «Суйсан» приобрела у Норвегии океанскую плавучую базу-фабрику «Антарктика» и пять китобойцев. Судно это под новым названием «Тонан Мару» вместе со своей охотничьей флотилией отправилось в Японию через Антарктику, где занималось китобойным промыслом. В то время в Антарктике держали китобойные суда Норвегия, Англия, Южная Африка и Панама, и улов, в котором до того явно преобладали синие киты, теперь почти поровну состоял из синих китов и финвалов.
Вслед за «Тонан Мару» компания «Суйсан» отправила в Антарктику флотилию «Тонан Мару-2» (1937-38) и «Тонан Мару-3» (1938-39). В сезон 1936-37 года в антарктический китобойный промысел включилась компания «Тайё»; она отправила на юг «Ниссин Мару» — первую плавучую фабрику, построенную в самой Японии, — и с ней десять охотничьих китобойных судов. На следующий год эта компания отправила в Антарктику флотилию «Ниссин Мару-2». В 1937-38 году новая китобойная компания, «Кёкуё Хогеи», послала в Антарктику вторую построенную в Японии плавучую базу «Кёкуё Мару» и с нею — девять китобойцев.
За очень короткий период — всего пять лет — Япония создала целый промысловый флот, состоявший из шести китобойных флотилий с мощными плавучими базами (четыре из них были приобретены в других странах). Таким образом, Япония стала одним из активнейших участников антарктического китобойного промысла, тем более что в течение этих лет она не присоединялась к государствам, подписавшим международные соглашения по лимитированию китовой охоты в Антарктике, и считала себя свободной от ограничений, направленных на сохранение китового поголовья, которым другие государства подчинялись.
В 1940 году японские предприниматели обратили взоры на север. В этот год был отправлен китобойный флот в северную часть Тихого океана, в Берингово море и в Арктику. В 1941 году туда же был послан еще один флот, но вторая мировая война прекратила продвижение Японии на север; практически перестал работать и ее антарктический флот.
В период войны японский китобойный флот служил военным целям; плавучие базы использовались в качестве танкеров, а охотничьи суда выполняли различные боевые задания. К концу войны, однако, почти весь китобойный флот был уничтожен, в том числе и шесть плавучих баз. Поэтому после войны Япония начала все заново, однако теперь она строила китобойный флот, учитывая все новейшие достижения техники. Если до второй мировой войны Япония, как и другие страны, участвовавшие в китобойном промысле, шла по следам Норвегии, то теперь она взяла курс на самостоятельное развитие китобойной техники.
К счастью для Японии, чрезвычайно остро нуждавшейся в пищевых продуктах, в течение четырех лет войны на китов почти никто не охотился и поголовье их несколько восстановилось.
После войны внимание японских предпринимателей вновь обратилось к Антарктике и сосредоточилось на повышении производительности антарктических китобойных флотилий. Теперь китобойные суда более не работают в отрыве от плавучей фабрики, и сообщают ей о своих передвижениях каждые два — четыре часа. Кроме того, они периодически передают на базу необходимую информацию о погоде, температуре воды на поверхности моря и на разных глубинах. Начальник флотилии, к которому стекается вся эта информация, анализирует ее и руководит действиями всей китобойной флотилии в целом. Таким образом, из страны-ученицы Япония превратилась в страну-лидера, опередив Норвегию, своего бывшего учителя, во многих областях китобойной техники.
В ходе послевоенной реконструкции японского китобойного флота все входящие в его состав суда были снабжены мощными дизельными двигателями. Благодаря этому значительно повысилась мощность двигателей, появилась возможность строить более длинные и узкие суда, чем в других странах. Длина японских китобойцев была доведена почти до 60 метров.
В послевоенные годы в китобойной технике появилось много нового. Так, в сезон 1950-51 года впервые был испытан электрогарпун, однако он не оправдал возлагавшихся на него надежд. Уже в 30-х годах нашего века некоторые норвежские китобои пробовали пользоваться электрогарпунами, и хотя с их помощью было убито несколько тысяч китов, от них пришлось отказаться — это было слишком дорогое удовольствие. В начале 50-х годов одна английская китобойная компания потратила много времени и средств на эксперименты с электрогарпунами (многие ученые считали это орудие более гуманным, так как оно избавляло китов от лишних страданий), но и эти попытки не увенчались успехом.
Более удачной моделью оказался изобретенный в Норвегии и запатентованный в 1938 году гарпун с плоской головкой — такая конструкция устраняет рикошетирование. В самом деле, с введением этой модели (впервые ее внедрили японцы в 1951 году) эффективность промысла существенно возросла. Следующим нововведением была «ультразвуковая ловушка»; импульсы, посылаемые этим устройством, привлекают китов и заставляют их собираться возле охотничьего судна. Устройство это впервые было использовано двумя английскими китобойными экспедициями, работавшими в сезон 1945-46 года. Затем было с успехом опробовано устройство, выпускающее снаряд-ракету. Используется оно для сокращения интервала между первым и вторым гарпуном в особо трудных случаях, когда убить кита с первого выстрела не удается.
Японские китобойные суда снабжены сонарами — устройствами, с помощью которых определяют направление движения объекта и расстояние до него. Это устройство, установленное в днище судна, опускают в воду на определенную глубину. Оно посылает ультразвуковые импульсы частотой 14, 18 и 35 килогерц. Эти сигналы, отражаясь от кита, находящегося под водой, поступают на приемное устройство, а оператор, при известном опыте, в состоянии отличить кита от глыб плавучего льда или от случайной волны.
Каждый китобоец снабжен электрическими термометрами, автоматически регистрирующими изменения температуры поверхностного слоя воды. Вертикальное распределение температуры воды и характеристики водных масс определяются с помощью батитермографа, установленного на специальном судне-разведчике.
В 60-х годах Япония шла впереди всех государств, занимающихся китобойным промыслом, по использованию научного оборудования в промысле и уровню его организации. Об этом с очевидностью свидетельствует сравнение улова Японии и четырех других государств за сезон 1962-63 года: Англия добыла в этом сезоне 55,8 единицы синих китов, Норвегия — 43,1, Нидерланды — 41,6, СССР — 40,2 единицы. Япония же получила улов 77,1 единицы.
Для гарпунера или недостаточно квалифицированной команды легче охотиться на горбачей или кашалотов, которые обычно держатся стадами. Однако для охоты на финвалов и сейвалов требуется гораздо большее искусство и ловкость, так как эти виды обычно мигрируют небольшими группами и способны развивать значительную скорость. В японских флотилиях гарпунеры и капитаны работают в тесном контакте, во время охоты они действуют точно и слаженно. Правда, нередко какой-либо китобоец, встретив стадо китов, открывает по ним огонь, еще не вступив в связь с базой, так что другие суда флотилии не успевают своевременно появиться на месте действия.
Масштабы японского китобойного промысла можно наглядно представить себе хотя бы по статистическим данным за сезон 1962-63 года. Все японские китобойные флотилии добыли за этот сезон 156 812 тонн продукции на сумму 39 200 000 долларов. Надо сказать, что Япония упорно выступает против уменьшения принятой в соответствии с Международной конвенцией квоты на вылов китов в Антарктике. Эта ее позиция, к сожалению, стала одной из причин катастрофического уменьшения поголовья китов.

Содержание

Предисловие

I	13	КИТЫ В МИФОЛОГИИ И ФОЛЬКЛОРЕ
II	28	БИОЛОГИЯ КИТОВ
III	42	РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ КИТООБРАЗНЫХ
IV	62	ЖИЗНЬ КИТООБРАЗНЫХ
V	76	НА ЛОДКЕ С РУЧНЫМИ ГАРПУНАМИ
VI	101	КАРТИНКИ УШЕДШЕГО В ПРОШЛОЕ
VII	114	НАУКА И КИТОБОЙНЫЙ ПРОМЫСЕЛ
VIII	132	СОВРЕМЕННЫЙ КИТОБОЙНЫЙ ПРОМЫСЕЛ
IX	150	ПРОДУКТЫ КИТОБОЙНОГО ПРОМЫСЛА

Вклейки с иллюстрациями к стр. 32 - 32

Вклейки с иллюстрациями к стр. 64 - 65

Вклейки с иллюстрациями к стр. 96 - 97

Вклейки с иллюстрациями к стр. 128 - 129