Главная | Библиотека | Форум | Гостевая книга |
В | ВЕЛЬВИЧИЯ |
ВЕЛЬВИЧИЯ —
ДВА ЛИСТА НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ
Путешественник остановился, пораженный. Ничего подобного он, Фридрих Вельвич,
известный ботаник, еще не встречал. Столько он уже сам повидал разных растений,
о стольких читал, но такое, казалось, и выдумать невозможно! ...Эта находка,
которую потом ботаники назовут открытием века, случилась в середине прошлого
столетия в пустыне Намиб — быть может, самой плохой из пустынь Земли.
Узкой полосой протянулась она по самому берегу Западной Африки между знаменитой
Калахари и Атлантическим океаном. Здесь океан омывает африканскую землю своим
холодным Бенгельским течением. Над этой холодной «рекой» в океане непрестанно
зарождаются туманы. Вечером ветер тянет на материк, и туманы плотной стеной
наползают на пески и камни Намиб. Еще час назад путники в ней страдали от
сухого, обжигающего зноя. Теперь они не знают, как укрыться от холода, от
леденящей влаги тумана, которая до последней нитки пропитала одежду.
Но вот миновала изнурительная ночь, встало субтропическое солнце. Снова метет
по пустыне огненный ветер из Калахари. Снова пылает зноем кремнистая голая
почва. Лишь редко-редко торчит одинокий кустик или пучок жесткой травы —
растения, уже знакомые Вельвичу...
И вдруг — это! Ни на что не похожее!.. Впрочем, нет, похожее на... осьминога
с зеленовато-бурыми щупальцами.
У ног путешественника, едва возвышаясь над щебнем и песком, торчал не то
пень, не то какой-то обрубок, более полуметра в поперечнике. От него в обе
стороны росло по широченному листу. Сильные и частые ветры разорвали, распороли
эти листья на множество коричневато-зеленых лент. Свернутые, перепутанные,
они и напоминали щупальца осьминога.
С волнением разглядывал Вельвич невиданное чудо пустыни Намиб. Проводник-бушмен
не понимал, чем так взволнован белый путешественник. Он спокойно пояснил:
— Отджи-тумбо!— В переводе это значило: «большой господин».
«Интересно, — подумал Вельвич, — почему жители здешних мест такое низкорослое
растение назвали «большим господином»?
Вельвич, аккуратно расправив на горячем щебне один из листьев, измерил его
длину. Более двух метров! Не много на свете растений с такими огромными листьями.
Тем временем проводник не без труда раскопал «пенек». И опять открылось удивительное:
почти весь ствол «тумбо» находился под землей. Он был невелик ростом — всего
около метра — и резко сужался... книзу. Книзу! Это означало, что удивительное
дерево растет вниз! В землю! Ведь у обычных деревьев верхняя часть ствола
тоньше: она моложе и не успела еще нарастить столько же древесины.
Вырытый «тумбо» напоминал гигантскую свеклу, обхватом с хорошую сосну. Внизу
от ствола отходили длинные и густо ветвящиеся корни. Они могли с обширной
площади и в большой толще земли собирать, высасывать каплю за каплей всю
имеющуюся влагу. Туда она проникала каждую ночь от оседающих туманов или
сохранялась там после сильных дождей. Впрочем, в пустыне Намиб по нескольку
лет подряд дождей не бывает совсем...
Да, «тумбо» и впрямь большой господин! Ему не страшны ни жаркое солнце, ни
опаляющие ветры — он укрылся от них в земле. К ней прижались и два его жестких,
ребристых листа: внизу и ветер потише и корни поближе — значит, воду можно
получить быстрее. Но вот что замечательно: два этих листа бессменно служат
«тумбо» всю его долгую, очень долгую жизнь — много сотен и даже более тысячи
лет! Они не опадают, чтобы смениться новыми, как это происходит у обычных
растений...
Когда Фридрих Вельвич привез «отджи-тумбо» в Европу, ботаники дали растению,
как принято в науке, латинское имя. Они назвали его в честь ученого-путешественника
«Вельвичия». И добавили еще слово «мирабилис», что означает «изумительная»,
«чудесная».
Впоследствии выяснилось, что, кроме пустыни Намиб, больше нигде на Земле
вельвичия не растет.
Вельвичия мирабилис! И действительно — изумительная, чудесная!
Г | ГИЛЕЯ
|
ГИЛЕЯ — ТРОПИЧЕСКИЙ ЛЕС,
ГДЕ ПРИРОДА РАСТОЧИТЕЛЬНА И ГДЕ
ВСЯКОЕ РАСТЕНИЕ
НОРОВИТ СТАТЬ
ДЕРЕВОМ
«Гилея» — так в Африке, на Яве, на Цейлоне называют леса, которые растут
у экватора. В Южной Америке их называют «сельвой». Это леса лесов. О них
один видавший виды путешественник сказал: «Нет ничего, что было бы так же
прекрасно и так же страшно!»
Может быть и нам с тобой страшновато... Но и любопытно ведь? А любопытство
— наш проводник! Поэтому — вперед!
И вот мы уже в густейших зарослях гилей. Делаем шаг-другой в зеленом полумраке.
Вокруг стена листвы. Сзади, спереди, с боков и сверху — листья, листья, одни
листья. Где-то высоко, там, за плотным пологом листвы, плавится в собственном
зное немилосердное солнце экватора. А здесь — туманный сумрак, всегдашняя
тень... Но тень без прохлады. Уф! С непривычки тяжело дышать... Даже слабый
ветерок не пробивается в эти густые заросли. Влажная духота... Под ногами
сырая красноватая земля, какая бывает только в тропиках. И влажный мох. И
влажная гниль поваленных стволов. И по темно-зеленым листьям, жестким и блестящим,
скатываются тяжелые капли испарины...
Здесь, у экватора, всегда лето и солнце всегда греет ровно и горячо, как
у нас в июле. Нет здесь ни весны, ни осени. И, уж конечно, нет зимы. Здесь
свои времена года — период дождей и период засухи.
Мы попали в гилею в сезон дождей. Сейчас полдень, и влажная, парная жара
особенно изнуряет. Но едва минует середина дня, как сизые грозовые тучи постепенно
затянут голубое небо. Они будут тесниться, плотнеть, густеть. Нам тогда следует
найти укрытие понадежнее. Разразится ежедневная послеполуденная гроза. С
чудовищным треском молния ослепительной строчкой прошьет низкое небо, и оттуда
обрушится ливень. Тропический ливень! Это даже не «как из ведра» — это словно
опрокинули плавательный бассейн, а может быть, и целое море! За гудящей стеной
падающей воды в двух шагах ничего не видно...
Через несколько часов ливень иссякнет и к вечеру перейдет в дождь, который
может затянуться на всю ночь.
Конечно, в сухие сезоны дожди в тропиках случаются реже и бывают не такими
сильными. Но в общем, за год земля здесь получает в четыре, а то и в пять
раз больше воды, чем ее дают все дожди и все снега в нашем умеренном поясе.
В четыре, а то и в пять раз больше! Вот в чем кроется главный секрет невиданного
богатства тропической растительности. Круглый год здесь благодатное тепло
вместе с изобилием «сырой благодати» — воды! Нигде на Земле не сыщешь для
растений условий лучше! Все двенадцать месяцев, а не только летом, они здесь
растут, цветут и плодоносят. Удивительно ли, что они куда быстрее развиваются,
чем те, что населяют наши леса? Удивительно ли, что чуть ли не каждое из
здешних растений умудряется стать деревом?
Вон, видишь дерево с высоким гладким стволом, а рядом с ним другое, еще мощнее?
Первое — родственник нашей маленькой, нежной фиалки, другое — тонкого, ломкого
папоротника.... А вон тот кустарник в рост взрослого человека — родич нашей...
клюквы! Да, да, клюквы! И выходит, что насмешливое выражение «развесистая
клюква», которое у нас означает какую-нибудь нелепость, совершенный абсурд,
здесь, в гилее, прозвучало бы вполне серьезно.
Но вот что интересно: оказывается, причина огромной высоты многих тропических
растений заключается не только в изобилии тепла и влаги, но и в недостатке
света. Здесь, в царстве постоянного сумрака, растения ведут между собой беспрерывную
борьбу, чтобы занять лучше освещенные места. Как они это делают и что у них
получается, мы узнаем на других остановках, таких, как «Лианы», «Орхидеи»,
и еще на некоторых, где мы снова заглянем в тропический лес.
А сейчас едем дальше, туда, куда ведет нас закон алфавита.
Но прежде...
ВТОРАЯ ОСТАНОВКА,
НЕ ПРЕДУСМОТРЕННАЯ АЛФАВИТОМ, ГДЕ МЫ
ВЫЯСНЯЕМ, ПОЧЕМУ У САМЫХ РАЗНЫХ РАСТЕНИЙ
ЛИСТЬЯ ОДНОГО ЦВЕТА — ЗЕЛЕНОГО?
Есть у меня два внука — Саня и Витя. Любознательность их прямо-таки хлещет
через край. Их непрестанно одолевают вопросы «почему» и «зачем», «зачем»
и «почему». Ну, да это и понятно: ведь Саня и Витя и десяти лет не прожили
на свете. Каждый день они открывают для себя что-нибудь новое, еще ни разу
не виданное, ни разу не слыханное...
Но бывает, вырастет человек, далеко позади останутся и детство, и юность,
и уже много прочитано книг, и много передумано дум, а ему по-прежнему не
дают покоя вопросы «зачем» да «почему». Человек такой становится обычно ученым,
исследователем. Он уже не спрашивает — он сам ищет ответы. Нередко поиск
ответа только на один какой-нибудь единственный вопрос занимает всю жизнь.
Часто и ее не хватает...
Так, многие и многие столетия прошли, прежде чем ученые узнали, почему листья
зеленые.
Долгое время люди вообще не задавались вопросом, отчего это природа, так
пестро раскрасившая цветы и плоды, оказалась скупой и однообразной в расцветке
листьев. Почему у самых разных растений, выросших на разных почвах, в разных
климатах, листья отличаются лишь в оттенках одного-единого зеленого цвета?
Теперь-то известно: лист потому зелен, что его тонкая пластина густо набита
мельчайшими, микроскопическими зернами поистине необыкновенного вещества.
Называется оно — «хлорофилл», что в переводе с греческого значит «листозелень».
В середине прошлого века о хлорофилле не знали и половины того, что знают
о нем сейчас. Но и тогда Чарлз Дарвин назвал его «самым интересным веществом».
О, да! Хлорофилл, действительно, не просто интересное, а прямо-таки фантастически
интересное вещество. Оно способно творить, казалось бы, настоящие чудеса,
как в сказке!
Глянь на цветок, что стоит у окна, в твоей комнате. Посмотри на его листья
— ну, что они могут, беззащитные, безгласные, мягкие и недвижные?! Меж тем
вот сейчас, вот в этот самый момент, в их зеленых недрах бесшумно и незримо
совершается один из величайших актов мироздания — неживое превращается в
живое.
Чтобы понять, как творит хлорофилл жизнь из нежизни, надо проникнуть внутрь
листа. И мы сделаем это. Только несколько позже. А сейчас двинемся дальше
по маршруту алфавита. Но, прервав его на следующей внеочередной остановке,
мы совершим сказочное путешествие в страну своенравных и веселых гномов.
Мы проникнем в царство Великого Магистра Хлорофилла. Там нам откроется нечто
такое, какое даже вообразить, даже представить себе не просто. Но сила человеческого
ума, как говорил один из крупнейших физиков XX века — советский ученый, академик
Л. Ландау, сила человеческого ума состоит в способности понять даже то, что
и представить невозможно.
2
|
|
Акация — дерево, спящее знойной зимой | 3
|
Баобаб, любящий одиночество | 6
|
Береза — наше самое обыкновенное необыкновенное дерево | 8
|
Первая остановка, не предусмотренная алфавитом, где мы еще раз убеждаемся, что о вкусах не спорят | 9
|
Вельвичия — два листа на тысячу лет | 12
|
Гилея — тропический лес, где природа расточительна и где всякое растение норовит стать деревом | 14
|
Вторая остановка, не предусмотренная алфавитом, где мы выясняем, почему у самых разных растений листья одного цвета — зеленого! |
16
|
Дуб — три сказки лиственного леса |
17
|
Ель — да кто с ней уживется! | 20
|
Кактус — цистерна емкостью в шесть тонн | 22
|
Ковыль — король степи | 25
|
Лианы — лазящие деревья | 27
|
Третья остановка. Мы снова уклоняемся от пути алфавита, на этот раз для того, чтобы присутствовать на балу в Стране Зеленого Листа |
29
|
Лиственный лес, которому не жалко своих листьев | 32
|
Масличная пальма и масляная тюбетейка | 33
|
Орхидеи – прекрасные квартирантки | 34
|
Четвертая остановка, не предусмотренная алфавитом, на которой растения плачут | 36
|
Перекати-поле – шаровая сеялка |
37
|
Пустыня, где планета подставляет солнцу обнаженную спину |
38
|
Саванна – страна дремучих трав |
42
|
Саксаул – дерево без тени |
43
|
Степь – на все стороны путь: ни лесочка, ни гор | 45
|
Пятая остановка. Холод-то, оказывается, не всегда плох | 48
|
Тундра, где тепла и влаги в обрез и
где всякое дерево норовит обернуться кустарником |
49
|
Тюльпан и его подземная кладовая | 52
|
Упас, несущий смерть | 53
|
Шестая остановка, не предусмотренная алфавитом, где мы узнаем лицо врага и лицо друга | 55
|
Хвойный лес, умеющий и в суровую зиму сохранять зеленый наряд | 57
|
Шоколадник — источник божественного напитка |
59
|
Эвкалипт — листочки ребром | 61
|
Седьмая внеочередная остановка, где мы узнаем, что соседство порой благо, а порой и беда | 62
|
Ягель — ну это настоящий Слонопотам! |
63
|
Последняя остановка, на которой мы выясняем, знаем ли мы, что мы знаем, и прощаемся |