Мутабор!
или
Оборотничество как форма эволюционного процесса.

Как известно из сказки Вильгельма Гауфа «Калиф-аист», достаточно было понюхать волшебный порошок из маленькой табакерки и сказать: «Мутабор!», и тогда можно было превратиться в любое животное, в которое пожелаешь. Но было одно хитрое условие: тот, кто засмеётся в образе животного, забывает слово, и уже не может превратиться обратно в человека. Но это всего лишь сказка...
Пожалуй, самым странным аргументом в пользу происхождения животных от человека является указание в фольклоре народов мира на наличие оборотней - людей, способных менять свой облик, превращаясь в животных.
Мне, думаю, труднее всего будет рассказать с точки зрения биологической науки о явлении, которое традиционно рассматривалось разве что на стыке психологии, культурологии и религии. Но, если такая глава есть в «Антропологическом детективе», значит, сам автор этой книги захотел вести такой разговор.
Я не хотел бы перечислять многочисленные конкретные случаи, свидетельствующие о способности к оборотничеству у разных народов. Упомяну лишь вкратце некоторые из них:

Здесь я не принимаю во внимание многочисленные сказки (заведомо неправдивые сюжеты), где часто упоминаются превращения людей в зверей и наоборот.
В прошлом даже натуралисты всерьёз верили в трансмутацию (превращение) одних животных в других, поэтому в старых книгах о природе можно найти такие сведения, как превращение кукушки в ястреба осенью (весной происходило обратное превращение). Согласно старинным поверьям, ласточки для зимовки уходят под воду прудов и рек. А через несколько таких зимовок у них слезают все перья, и птички превращаются в лягушек. Сюжет о том, что детей приносит аист, не совсем верен, в нём пропущена одна деталь: согласно древнерусским поверьям, аист приносит с болота лягушек, и кидает их в печную трубу. Пролетая по дымоходу (видимо, это символизирует рождение - переход из чужого мира в «свой», домашний*) лягушка превращается в ребёнка.

По поверьям славян, медведь - это не просто зверь, а человек в медвежьей шкуре. Считается, что, если ободрать шкуру с медведя, то под ней окажется человек. Действительно, даже А. Э. Брем упоминает о неприятном сходстве приготовленной медвежьей лапы с рукой человека. Вот в этом внешнем сходстве и надо искать основу для разного рода поверий о превращениях.
После крещения Руси превращение человека в медведя стали связывать с непочтением к религии или нарушением человеком норм и обычаев общества (напугал Иисуса Христа, месил хлеб ногами, убил родителей, не дал приюта страннику...).
В славянской мифологии способность к оборотничеству приписывается инородцам – людям с другими языком и культурой. Порой оборотнями считали даже реальных исторических личностей. Так, польке (инородцу!) Марине Мнишек, жене Лжедмитрия I приписывалась способность оборачиваться в сороку.
Казалось бы, вера в оборотней отжила своё в просвещённый двадцатый век, но, видимо, не вся…
А. Белов, судя по его книге, всерьёз верит в существование оборотней:

Стр. 406: «Оборотень - это явление чисто земное, материальное, он не похож на посланников с того света - духов и привидений... Его жуткое отличие от них состоит в том, что оборотень способен прийти как бы изнутри человека, порой не спросясь его разрешения».

Если рассматривать европейские поверья, самым популярным «объектом» превращения человека был волк. Вообще, волк - это одно из наиболее мифологизированных животных. Сюжеты, связанные с превращением людей в волков, встречаются у разных народов Европы.
Религия, безоговорочно приняв древние поверья о возможности превращения человека в волка, постаралась подвести под них «теоретическую основу». Средневековое описание «превращения» человека в волка приводит и сам А. Белов (стр. 410 его книги).
Но возникает один закономерный вопрос: можно ли верить такому описанию? Вспоминаются средневековые методы «дознания»: дыба, «испанский сапог», испытание водой и огнём... Слово «подноготная» имеет свой жуткий смысл: несчастному «объекту дознания» втыкали иголки под ногти. Считалось, что слова, добытые из подсудимого таким способом - истинная правда.
Думаю, что сам А. Белов охотно «поверил» бы в истинность учения Дарвина, если бы в споре с ним применялся такой «аргумент», как иголки под ногти. Но у нас – не средневековье, поэтому принуждать А. Белова верить в эволюционное учение таким способом никто не собирается. Лучший способ - доказать правоту защищаемой теории эволюции и ложность теории инволюции.
Была ли материальная основа у оборотничества? Вне всякого сомнения, была. Но вовсе не такая, какую приписывает этому явлению автор «Антропологического детектива».
Оборотня, способного превращаться в волка, называют на Руси «волколак». Это слово немного искажено по сравнению с первоначальным написанием «волкодлак». А вот в слове «волкодлак» и заключён истинный смысл оборотничества. Что такое «волк», думаю, не стоит объяснять. «Длака» - это старинное слово, имеющее один корень со словом «драть». А что можно драть с волка? Конечно, его шкуру. Вот и получается, что «волкодлак» - это некто в волчьей содранной шкуре. То есть, признаётся этим самым, что шкура всё-таки не его собственная. Волк - это одно из самых мифологизированных животных в европейском фольклоре. «Волкодлак», скорее всего, - жрец древнего полузабытого и закрытого для посторонних глаз и умов культа волка. Ведь и сейчас остались, несмотря на крещение Руси, последователи древнего культа Перуна. А во времена, когда культ этого бога был официальной религией Руси, существовали, возможно, и последние отголоски более древнего первобытного культа животных. Я не исключаю того, что жрецы культа волка, надев волчьи шкуры, приобщались к образу почитаемого зверя. Многочисленные подробности процесса «превращения» (прыжки и перекувыркивания через пень, нож и прочие предметы) были, возможно, частью такого ритуала. Путём самогипноза, внушения и употребления одурманивающих трав люди погружали себя в состояние, близкое к трансу. И они верили, что могут сами на какое-то время стать волками, имитируя повадки зверя, в том числе его кровожадность, склонность к убийству и манеру убивать.
Воины-берсерки («берсерк» означает «медвежья шкура») у викингов одевались перед боем в шкуры медведей, считая, что это способ подчинить себе и использовать в бою силу и бесстрашие зверя. Другое дело, что их смелость порой черпалась не из медвежьей шкуры, а из отвара мухоморов, который воины пили перед боем.
В Африке люди-леопарды делают себе особые когти, либо пользуются настоящими когтями леопарда, чтобы имитировать убийство жертв своим звериным «покровителем».
В этом свете сказка о Красной Шапочке в сильно смягчённом литературном переложении Шарля Перро приобретает жутковатый оттенок: сказочный волк, возможно, был не просто «зоологическим» волком, но человеком в волчьей шкуре.
В «Антропологическом детективе» приводится (замечу, не полностью и с искажениями) история знаменитого Жеводанского волка, убившего во Франции в 1764-67 годах свыше сотни человек, преимущественно детей и женщин. Однако чудовищных зверей было убито два. Одного из них подстрелил в 1765 году Франсуа Антуан де Ботерн, а второго - Жан Шастель. Чучело первого зверя было сделано, но сгорело при пожаре в 1819 году. Чучело второго животного было неудачным и быстро испортилось.
Подробно история Жеводанского зверя изложена в книге Г. К. Панченко «Каталог монстров» (1), которую я весьма рекомендую любознательным читателям. Несмотря на название с явным оттенком сенсационности, книга весьма интересная. Самое главное в ней то, что данная история рассматривается без оттенка мистики, с трезвых научных позиций. Среди «фигурантов» истории с чудовищем рассматриваются как вымершее саблезубое кошачье Homotherium latidens, так и более реальные звери - гиена (оказывается, сын Жана Шастеля Антуан был пленником арабов, он вполне мог привезти домой из Африки пару гиен) и помесь волка с какой-то боевой или охотничьей собакой (эта версия самая реальная, учитывая повадки и облик Зверя).
Как видим, природа этого чудовища, насколько можно выяснить по сохранившимся данным, вполне земная и реальная. Нет сомнений, что слухи о Жеводанском волке сильно преувеличены малограмотными очевидцами событий и нечистыми на руку людьми, с выгодой для себя использовавшими страх людей перед чудовищем. Оборотни здесь вовсе не при чём.
Поэтому, пока не будут собраны, рассмотрены и проанализированы все возможные версии, нет смысла выдвигать какое-то невероятное объяснение.
Учитывая, что вся книга «Антропологический детектив» представляет собой большей частью безграмотные домыслы, я не удивился, увидев среди «оборотней» другого, уже точно вполне реального зверя - леопарда из Рудрапраяга. Этот хищник, живший в Индии в начале ХХ века, уничтожил 125 человек.

Стр. 411: «С этой историей [историей Жеводанского волка - В. П.] перекликается другая, произошедшая уже в конце 50-х гг. ХХ века. Жители одной из провинций Индии в течение нескольких лет подвергались настоящему террору со стороны леопарда-людоеда, прозванного впоследствии леопардом из Рудрапряга [орфография сохранена - В. П.], по имени места, где он появлялся. ... И только после того как был исполнен уникальный религиозный обряд, также при большом стечении народа, людоеда удалось подстрелить. Видевшие труп зверя утверждают, что это не обычный леопард, а оборотень».

Читая эту «леденящую душу» историю, я прямо-таки был готов залезть под кровать от страха. Но разум возобладал в моей бедной голове, и я полез не под кровать, а на книжную полку за книгой, которая так и называется: «Леопард из Рудрапраяга».
Среди тех людей, которые видели этого леопарда живым и мёртвым, был автор этой книги, Джим Корбетт, человек, который и застрелил собственноручно леопарда из Рудрапраяга. Поэтому его словам я верю больше, чем словам А. Белова, которого вообще впервые узнал как автора, только прочитав его «Антропологический детектив». Итак, вот описание леопарда-убийцы, данное Корбеттом:

«Размеры

Описание

«Длина между колышками» - это длина тела зверя по прямой, от носа до хвоста, «длина по кривой» - длина с учётом изгибов линии спины.
Далее автор подробно рассказывает, когда и кто нанёс леопарду ранения.
В тексте упоминается, что леопард был очень старым - его морда была седой, а усов не было.
«Я не увидел оборотня, который следил за мной в течение долгих часов, сотрясаясь в беззвучном дьявольском хохоте, и, глядя на мои напрасные попытки перехитрить его, облизывался в предвкушении того, как он, улучив момент, когда я не буду настороже, погрузит клыки в моё горло», - так написал Корбетт о своём первом впечатлении от увиденного застреленного им леопарда из Рудрапраяга.
Как видим, никаких следов «оборотня» в убитом леопарде и не наблюдается. При обмерах спустя двенадцать часов после гибели он так и остался леопардом, хотя, будь он оборотнем, по всем законам жанра он должен был бы превратиться в человека. Единственная необычная черта, которая может вызвать кривотолки - чёрный цвет пасти. Но такое явление можно наблюдать и у домашних кошек. Поэтому ничего необычного в самом трупе леопарда не было.
Весь «уникальный религиозный обряд», описанный в книге, состоял в том, что Корбетт привязал к дереву под маханом (засадой на леопарда) козу для приманки.
Корбетт приводит также дату убийства людоеда - 2 мая... 1926 года!
Складывается у меня всё более и более чёткое впечатление, что А. Белов - невежественный и недалёкий человек. Его собственное «творчество» убеждает меня в этом всё больше и больше.
Попробуем теперь представить биологические основы превращений оборотней, отталкиваясь только от известных в биологии фактов.
В условии задачи у нас следующие факты:

Следовательно, в генотипе гипотетического оборотня присутствует генетическая информация как человека, так и зверя. Это представляется в достаточной степени возможным с «технической» точки зрения: все млекопитающие, в том числе волк, лиса, медведь и человек, имеют общие гены. Степень общности зависит напрямую от степени родства выбранной пары видов. Вот уже есть некоторая «экономия»… Далее, значительная часть ДНК организма – «молчащая», то есть не участвующая в процессах роста и развития организма: с неё не считывается никакая информация. Вот и ещё один резерв, где могут «спрятаться» гены зверя.
В процессе жизни гипотетического оборотня чередуются две фазы – человеческая и звериная. Каждая из этих фаз регулируется своими генами. Некоторая часть генов работает постоянно – это те самые «общезвериные» гены. А другая часть генов работает временно: она то «включается», то «выключается». В зависимости от того, какие гены «включены», существо имеет облик или человека, или зверя.
В природе есть аналог такой модели оборотня: это насекомые. Пока они находятся в состоянии личинки, гены взрослого насекомого в их организме присутствуют, но не работают. А взрослое насекомое (имаго) сохраняет так же не работающие гены личинки, которые будут переданы будущему поколению. Но насколько подобны принципы устройства и эволюции оборотня и насекомого? Давайте подумаем.

Можно представить себе, что оборотни являются естественным продуктом эволюции, попеременно приспосабливаясь к человеческой и звериной жизни подобно тому, как насекомые приспособились к личиночному и взрослому существованию. Тогда наличие разнородных генов было бы вполне объяснимо их естественным появлением. Но возникает иной вопрос: будет ли существо, прошедшее историческое развитие вне популяции человека, настоящим человеком? Будет ли существо, прошедшее волчью стадию эволюции вне популяции волка, волком? Нет. Такое явление известно науке, оно носит название параллелизма. При этом две или более групп живых существ, родственных друг другу, но всё же не тождественных, приобретают сходные признаки на одной эволюционной основе, но независимо друг от друга.
Попробую представить это схематически, обозначив одинаковыми буквами одинаковые признаки:

АБВГ		АБВГМ		АБВГМНОПР
вид-потомок 1
	В процессе эволюции родственные, но несколько отличающиеся друг от друга виды постепенно приобретают сходные признаки.
вид-предок АБВ
АБВД		АБВДМ		АБВДМНОПР
вид-потомок 2

Примеры этого процесса хорошо известны: это современные ластоногие млекопитающие. Моржи и ушастые тюлени – потомки примитивных медвежьих, а настоящие тюлени – потомки древних куньих. Медведи и куньи – родственные, но всё же различающиеся семейства в отряде хищных (Carnivora), подотряде собакоподобных (Canoidea). А их потомки независимо друг от друга приобрели сходные черты, позволяющие жить в воде. Итог параллелизма – похожие анатомически, достаточно близкие по происхождению, но всё же отличающиеся друг от друга некоторым набором признаков группы живых существ.
Но человек и волк (медведь, лиса, енотовидная собака и т. д.) – весьма далёкие друг от друга виды. Представить то, что один вид приобретал одновременно черты совершенно неродственного вида (из другого отряда!), невозможно. А человекоподобный оборотень, чья эволюция протекала вне популяции человека, человеком бы не являлся! Сходство оборотня с человеком было бы чисто внешним - не больше, чем сходство «звериного» облика оборотня с волком или медведем. Таким образом, реально существующий оборотень представлял бы собой особый вид животных, далёкий как от зверя, так и от человека. Следовательно, он не мог бы скрещиваться с человеком и передавать своим детям свойства оборотня.
Ещё один «камень преткновения» в научном обосновании оборотничества – непосредственно сам процесс превращения. При этом должны затрагиваться не только особенности строения мягких тканей, но и детали строения скелета! А как же иначе? Ведь у хищников шесть резцов, а у человека – четыре. И это не считая прочих особенностей скелета: количества костей в плюсне и запястье, числа туловищных и хвостовых позвонков, пропорций черепа… Представить себе хотя бы то, что за одну ночь у оборотня вырастает по паре дополнительных резцов в каждой челюсти, а к утру они исчезают – это означает признать совершенно нереальное. Рост и изменения костей происходят за счёт деятельности клеток, строящих костную ткань (остеобластов), и клеток, её разрушающих (остеокластов). Если учесть, что, согласно легендам, превращение оборотня в зверя и обратно происходит за считанные часы (в течение ночи оборотень не только превращается «туда» и «обратно», но и находит время напакостить), можно сделать вывод, что интенсивность такого биологического процесса должна быть в сотни раз выше естественной, обычной для повседневной жизни теплокровного существа. Соответственно, на превращение должно затрачиваться значительно большее количество энергетического материала (жир, глюкоза), и в этом процессе должно выделяться во много раз больше тепла, чем при нормальной жизни. Не забывайте, что мы рассматриваем не сказочного, а реального оборотня, живущего вполне земными потребностями.
В свете этой информации логично предположить, что реально существующий и живущий по земным законам оборотень должен погибнуть от истощения после первого же превращения (если он не скончается в процессе этого превращения от теплового шока). Неважная картина получается…
Мне прямо-таки неловко разрушать сказку, но приходится это делать, если есть люди, не разграничивающие науку и вымысел.

Сказка о глупом мышонке, или Музей звериных стереотипов.

Стр. 379: «Недаром молва народная называет лису хитрой, зайца трусливым, волка жестоким, оленя благородным, осла упрямым, медведя простодушным, ворону глупой, а воробья беспечным. Нет, нет - грозят пальчиком ортодоксальные учёные, у зверей имеются только условные рефлексы и инстинкты и ничего более, а главное, никаких душевных переживаний. Звери - это живые машины, в чей наследственный код заложена определённая программа поведения».

В своей книге «Антропологический детектив» А. Белов часто ставит нам в пример животных, сравнивая их нравы с поведением людей. У него в книге можно найти «благородных» лебедей, «развратных» обезьян и дельфинов, «гневных» хамелеонов и прочие «инсинуации на тему».
Вне всякого сомнения, А. Белов считает свои слова крайне весомым аргументом против теории эволюции. Не берусь утверждать, но предполагаю, что такие суждения сформировались у него далеко не после знакомства с книгами Н. Тинбергена, Ж.-А. Фабра, К. Лоренца и Б. Гржимека. В противном случае многие из его эпитетов, присвоенные животным, никогда не появились бы на страницах «Антропологического детектива». Видимо, недостаточно «грозили пальчиком» маленькому Саше Белову учителя в школе, не смогли они привить ребёнку любовь к чтению...
А что же говорят о поведении и характере животных «ортодоксальные учёные»? Судя по всему, их мнение А. Белов совсем не учитывал, когда писал свою книгу...
«Нанижем вплотную на верёвку кусочки резины вперемежку с кусочками золота. Та часть, где резина, может растягиваться и сгибаться, а та, где золото, останется негнущейся, то есть растягиваться, гнуться или выпрямляться стержень может только за счёт резиновых участков. Так и поведение животного состоит чаще всего не из одних только застывших, «золотых», то есть запрограммированных, поступков, а перемежается изменчивыми, гибкими, благоприобретёнными и разумными действиями, что совместно с инстинктивными составляет некое единство» (3).
«Ортодоксальные учёные», таким образом, рассматривают поведение животных как гармоничное единство врождённого и приобретённого поведения. Стало быть, подход автора «Антропологического детектива» к рассмотрению интереснейшей темы - поведения животных - можно смело признать некорректным, поскольку он критикует не истинное мнение учёных, а своё ошибочное представление о нём.
Начиная рассказ об эпитетах и ярлыках, которые по нашей воле носят животные, я хочу сказать, что порой это название уже само по себе отражает не объективное свойство животного, а то, что мы сами хотим видеть в нём.
Например, плавают в океане «настоящие киты» (в английском языке их так и называют – right whales) – гренландский и южный киты. Можно ли считать, что прочие киты (синий, горбач, финвал, кашалот и т. д.) имеют меньше прав называться китами, что они «фальшивые киты»? Нет, в их анатомии и физиологии нельзя найти то, что не позволяет выделить их из отряда китообразных в какй-то самостоятельный таксон. Но обстоятельства получения именно названными выше двумя видами китов такого эпитета легко объяснимы, вовсе не исходя из их строения и родственных связей. Просто эти киты имеют толстый слой жира (до 0,5 метра), тихоходны, ныряют ненадолго, а убитые – не тонут (мёртвые полосатики камнем идут на дно). Ничего объективного – сплошная утилитарность.
Поэтому я решил сделать небольшое отступление от темы своей работы, и остановиться на вопросе: «Насколько соответствуют особенности зверей тем качествам, которые мы им приписываем?» Я хотел бы проанализировать некоторые особенности поведения животных, а особенно - то толкование, которое даёт им А. Белов. Также я постараюсь рассмотреть «культурные портреты» животных, поскольку А. Белов часто принимает их слишком буквально, что весьма вредит его же собственным выводам. Начнём, пожалуй, с наиболее символического животного, «царя зверей» - льва.
Вне всякого сомнения, лев – один из наиболее «уважаемых» в культуре символов. Достаточно вспомнить хотя бы огромное количество городов и стран, в том числе таких, где лев не водился, либо жил только в доисторические времена, но где на гербах гордо красуется стоящий на двух лапах, или на четырёх (в этом случае его почему-то именуют «леопардом») всё тот же гривастый Лёва. В христианстве лев символизирует Иисуса Христа, в геральдике означает отвагу. Про льва сложено большое число пословиц и поговорок, он – герой сказок и легенд. Но насколько такой образ льва соответствует истине?
«Величавость осанки этого животного, за которую он получил первую часть своего прозвища [«царь» – В. П.], обязана одному простому обстоятельству: постоянно охотясь на крупных копытных – обитателей открытых ландшафтов, лев привык обозревать широкие пространства, игнорируя всё, что движется на переднем плане.
… «царь зверей», в общем, ленивее других хищников, и его праздность кажется просто завидной. Живя в естественной обстановке, лев способен покрывать огромные расстояния, но, очевидно, он делает это только под влиянием голода, а не из каких-либо иных внутренних побуждений» (4).
Опыты Гржимека и других учёных показали, что на приманку, возле которой транслировались через громкоговоритель голоса стаи гиен, охотно сбегались не столько гиены, сколько «цари зверей» с явным желанием присвоить чужую добычу. И в свете этого является весьма символичным то, что палачами и могильщиками престарелых львов являются именно гиены.
Если учесть, что лев является также потенциальным детоубийцей, можно только удивляться, насколько далёк его истинный образ от сказочно-легендарного.
Орлы столь же щедро, как и львы, удостоились чести быть представленными в человеческой культуре. Орлы на гербах, орлы в сказках и легендах… Но, к сожалению, образ орла столь же идеализирован, как львиный.
«Мне неловко разрушать мифические иллюзии, связанные с этой великолепной птицей, но я должен оставаться верным истине: все пернатые хищники, если сравнивать их с воробьиными или с попугаями, - чрезвычайно ограниченные создания. Это особенно относится к беркуту, орлу наших гор и наших поэтов, который оказывается одним из наиболее тупых среди всех хищников, гораздо более тупым, нежели обитатели обычного птичьего двора. …» (5)
Американцы некоторое время колебались и не могли решить, какую птицу поместить на герб молодого (но, по состоянию на сегодняшний день, весьма наглого и самоуверенного) государства: индейку или белоголового орлана. Гордость взяла своё, и на гербе США красуется пернатый хищник. Но это уважение, оказанное орлану людьми, вовсе не означает некоей идеальности его образа жизни: белоголовые орланы не брезгуют промышлять на обильных американских помойках, собираясь там довольно большими стаями. Вот только не ясно, предзнаменование ли это, или просто оборотная сторона медали...
Ещё один символ, хотя не столь известный, как львы или орлы - горностай. Этот проворный мелкий хищник, точнее – его зимний мех, белый с чёрным кончиком хвоста, издавна был символом чистоты. Поэтому горностаевым мехом подбивали мантии королей и судей. В одной из книг приводится такой факт, что в Средние века один меховшик опротестовал приговор судьи, сославшись на то, что мантия судьи была подбита поддельным горностаем. И приговор был отменён.
Но горностай – далеко не тот символ чистоты, каким его представляют. Более поздние исследования выявили одну крайне неприятную черту в жизни этого хищника. Оказывается, горностай с человеческой точки зрения – законченный развратник и педофил! Самцы горностая покрывают новорождённых самок, ещё голых и слепых. И молодая самка так и растёт – уже беременная. С человеческой точки зрения это жутко аморально и достойно осуждения. Но для горностая это биологически оправданно. Он питается мышевидными грызунами, чья численность колеблется год от года весьма сильно. И такое сверхраннее созревание позволяет быстро восстановить численность после бедного мышами года.
Пример с горностаем показывает нам, насколько относительны наши представления о животных и насколько условны те эпитеты, которыми мы их награждаем.
Много хорошего сказано про голубей. Их повадки, нежные отношения и постоянство супружеской пары голубей сделали этих птиц символом любви. В Древней Греции белые голуби были посвящены богине любви Афродите. Отлично известна легенда о том, как голубка Афродиты свила гнездо в шлеме бога войны Ареса, заставив его отложить очередную войну. С тех пор голуби стали и символом мира. В христианстве голубь символизирует Святой Дух, сошедший на Иисуса Христа во время крещения. В свете этих представлений особенно жутко читать отрывок из книги Конрада Лоренца:
«Самец лежал на полу клетки. Его темя, шея и спина были не только совершенно ощипаны, но превратились в сплошную кровоточащую рану. На растерзанном голубе, словно орёл на своей добыче, сидел второй «вестник мира». Сохраняя своё обычное мечтательное выражение, которое и создало голубям славу миролюбцев, эта очаровательная леди продолжала ковырять своим серебристым клювиком израненную спину своего поверженного супруга. … Не вмешайся я, птица, несомненно, прикончила бы собрата, хотя она была уже настолько усталой, что у неё почти слипались глаза» (6).
И это тот самый «символ мира»… Пожалуй, даже у самых отвратительных (на взгляд доморощенного эстета) стервятников трудно представить себе подобную сцену.
«Многие другие «безвредные» травоядные становятся столь же неразборчивыми в средствах борьбы, когда оказываются в клетке наедине с себе подобными» (7).
Пословица «ворон ворону глаз не выклюет» имеет огромный смысл. Она говорит о том, что животное вооружённое никогда не применит своё оружие против сородича. У Конрада Лоренца был ручной ворон, которому учёный совершенно спокойно доверял чистить ресницы и брови. Это знак высшего доверия и взаимопонимания между человеком и птицей.
Вообще, «вооружённые» животные имеют сильные сдерживающие механизмы на применение против сородича своего «оружия». Кот не ударит другого кота в глаз когтями, а вот собаку или человека – запросто. Жирафы выясняют между собой отношения, стукаясь шеями. А вот напавшего льва они вполне способны «угостить» полновесным ударом копыт, который может переломать ему рёбра или расколоть череп. Антилопа не ударит другую антилопу рогами в бок, а лев или леопард старается быстро убить её именно для того, чтобы не попасть на её рога. А. Э. Брем в «Жизни животных» описывает случай находки скелетов антилопы-орикса и леопарда, которые в схватке одновременно убили друг друга. Вообще, орикс чаще других антилоп обороняется от хищников и охотников рогами. И в то же время для этих антилоп известны наблюдения, когда комолый самец бодался с рогатым «на равных». И рогатый исправно ударял рогами по пустому месту, отбивая удар несуществующих рогов.
А если такого «оружия» нет, нет и сдерживающих механизмов поведения. Обезьяны «вооружены» лишь собственными кулаками и изредка - клыками. Укус обезьянами друг друга - явление весьма ритуализованное, применяемое лишь в воспитательных целях, но не во время установления отношений доминирования. Клыки также применяются при самобороне от иного вида животных, причём очень успешно: леопард не всегда отваживается связываться с самцом бабуина. А вот кулаками в драке между представителями своего вида махать можно без особых последствий. Те тычки и удары, которые обезьяны наносят друг другу во время драки, не приводят к трагическим последствиям, как прямой удар рогами у антилоп или лягание у лошадей и жирафов. Поэтому у обезьян практически нет сдерживающих механизмов в поведении: только на укус сородича клыками наложено строгое природное «табу».
Обратите внимание, что все «трагедии», все «проявления жестокости» у животных происходили не в природе, а в условиях ограниченного пространства клетки, то есть, существа были поставлены в условия, когда инстинкт, выработанный в природных условиях, заходит в тупик: эволюцией просто не предусматривалось содержание животных в неволе! В этом, а не в гипотетическом «озверении» и стоит искать причину чудовищной с точки зрения человека жестокости «мирных» животных.
Несправедливо «глупым» животным считается осёл. Можно было бы долго спорить с А. Беловым, выдвигая кучу аргументов «за» или «против», отбиваясь от его суждений цитатами и ссылками. Но здесь я рискую впасть в плагиат, поэтому рекомендую любознательному читателю обратиться к книге Владимира Корочанцева «Голоса животных и растений» (8). По-моему, глава его книги, посвящённая ослам, является самым лучшим аргументом в защиту этого безобидного и, по мнению многих авторов, весьма неглупого животного.
Что поделаешь, в жизни всегда проще облить грязью кого-то или что-то, предоставив другим гораздо более сложную работу – «отмыть» жертву несправедливой клеветы.
Кроме осла, символом глупости является баран (на сей раз, судя по поведению овец, вполне заслуженно). Но и здесь не всё так просто: в древнеегипетских мифах один из героев – баран Банебдедет, почитавшийся как очень мудрое существо, советчик богов. Это показывает, чо глупость, приписываемая нами животным, явно субьективна.
Жертвой клеветы А. Белова стала и ворона. Ни один из орнитологов или этологов, изучающих ворон, никогда не назовёт ворону «глупой». Если в сказках и баснях образ вороны, может быть, и ассоциируется с «глупостью» (вспомните хотя бы слово «проворонить»), то в научной литературе (напомню, книга «Антропологический детектив» относится к научно-популярным, художественный вымысел в ней неуместен) отмечается именно высокий интеллект ворон. Наряду с попугаями, врановые считаются одними из самых одарённых птиц. Об этом говорит хотя бы их умение запоминать слова человеческой речи и, что самое главное, догадываться об их смысле и умело это использовать. В отличие от совы, считающейся признанным символом мудрости, ворона легко обучатся трюкам и часто выступает в цирке. И даже не обученная специально ворона проделывает порой номера, которые сделали бы честь любой самой хитрой сказочной лисице. Чего стоит умение ворон согласованно, работая в паре, дразнить собаку, чтобы украсть у неё кость! Порой они делают это даже не ради пропитания, а просто ради «спортивного интереса». Они играют, а игра является признаком достаточно высокого интеллекта.
Сова в древнем мире, Средневековье и дошедших до наших дней сказках - несомненный символ мудрости. Богиня разума и справедливости Афина изображалась с совой на плече. А один из видов сов - воробьиный сычик - в память об этом носит гордое научное имя Athene. Римская Минерва, богиня ремесленников и художников, позже была отождествлена с греческой Афиной. Хотя среди ныне живущих сов ни одна не носит её имя, палеонтологи дали имя Minerva одной из древних сов, обитавшей в эоцене на территории Северной Америки.
Думаю, причина такого символического значения совы - в её внешности и повадках. Голова совы с глазами, которые смотрят вперёд, весьма напоминает человеческую. А тот странный и непонятный обывателям ночной образ жизни, который она ведёт, придаёт этой птице ещё большую загадочность, сопряжённую в представлении суеверного человека с неким демоническим ореолом. Насколько же мудры совы в действительности?
А. Э. Брем в «Жизни животных» упоминает, что совы могут сделаться ручными только тогда, когда взяты из гнезда молодыми. То же самое говорит о них Д. Кайгородов в книге «Наши птицы». Но ведь приручить можно как признанного интеллектуала попугая, так и курицу, которая не блещет умственными качествами. Что же касается интеллекта сов, то дела здесь из рук вон плохи. Многие видели в цирке дрессированных воронов, попугаев и голубей. Иногда на цирковой арене выступают пингвины, орлы и пеликаны. Но многие ли видели дрессированных сов?
Когда снимался фильм о юном волшебнике Гарри Поттере, режиссёру пришлось весьма сильно повозиться с совами, которые снимались в этой сказке. Проблемы начались уже при подборе пернатых актёров: удалось найти меньше десятка более-менее обученных сов. Если их с трудом удавалось научить садиться на нужный насест, то таскать в клюве конверт (что нужно было в одном из эпизодов фильма) практически ни одна из птиц научиться не смогла. Пришлось прибегнуть к ставшему популярным приёму «дрессировки», который с успехом подходит даже для давно вымерших динозавров и никогда не существовавших драконов - к компьютерной графике. С её помощью удалось «размножить» пернатых актёров и «заставить» их сделать многие трюки из фильма. Даже любимая сова Гарри Поттера имела своего виртуального «дублёра». Думаю, это ясно показывает, каков на самом деле интеллект совы.
Совы, а также «гордые» орлы и весьма уважаемые на Востоке журавли имеют одну весьма аморальную по меркам человека особенность: склонность к братоубийству. Как помнит любой верующий человек, первая война на Земле унесла четверть населения планеты: Каин убил своего младшего брата Авеля. За это он был отмечен особым знаком - «каиновой печатью». Подобной же печатью можно отметить практически любого журавля. Известно, что журавли откладывают два яйца. Если из обоих выведутся птенцы, то более сильный будет постоянно бить слабого, пока не убьёт. При этом родители не вмешиваются в драку детей, поскольку она оправданна биологически: проще и эффективнее выкормить одного сильного потомка, чем двух слабых. В голодный год орлята или совята «без зазрения совести» съедают младшего из птенцов (они вылупляются из яиц не одновременно, а с интервалом в несколько дней, поскольку их мать начинает насиживать кладку, отложив первое же яйцо).
«Трусость» зайца так же, как и совиная «мудрость», относится к разряду мифов. На самом деле заяц не более труслив, нежели олень или антилопа. Его поведение – не более, чем элементарная осторожность.
Субъективность наделения зайца «трусостью» подтверждает один факт из рекомендованной уже книги В. Корочанцева. Зайцы упоминаются и в африканских сказках. Но если в наших русских сказках заяц – гонимое и обижаемое существо, то африканский образ зайца совсем не такой – это ловкач и хитрец. В одной сказке заяц мерялся силой одновременно со слоном и китом, перетягивая канат. Ясно, что канат прилежно перетягивали кит и слон, а слава досталась зайцу.
Африканские охотники могут вступить в единоборство со львом или леопардом, но порой боятся взглянуть на зайца. Ведь они считают, что заяц, взглянув в глаза охотнику, перед тем, как убежать, может унести с собой его удачу и даже мужскую силу. Вот и думайте, кто в этом случае трусишка…
А запрет беременным женщинам есть заячье мясо (это связывают с тем, что ребёнок якобы может родиться косоглазым) смело можно отнести к категории суеверий. Люди с косоглазием сейчас встречаются на улицах гораздо чаще, чем те, кто пробовал хоть раз в жизни зайчатину… Между прочим, и среди горилл тоже встречаются косоглазые, о чём говорила Дайан Фосси в книге «Гориллы в тумане». Неужели гориллы лакомились мясом зайцев?
В сказках противником зайца выступает серый волк, злой и жадный. Но таков ли он на самом деле? «Злобность» и «жестокость» волка вообще сходят на нет, когда сравниваешь его поведение с некоторыми эпизодами из жизни «кротких» голубей и оленей. Жесток ли волк фактически? Ровно настолько же, насколько жестока корова по отношению к траве, которую она безжалостно срывает и беспощадно пережёвывает своими мощными всесокрушающими зубами.
В одной из русских народных сказок волк оправдывается за съеденного поросёнка: «Я есть захотел, мне бог повелел». В период язычества на Руси волки считались животными, посвящёнными богу Перуну. Поэтому задранная волками скотина рассматривалась как своеобразная жертва божеству. После крещения Руси место бога-громовержца и змееборца Перуна занял святой Георгий. Вместе с ролью в «небесной иерархии» к нему перешёл и такой атрибут Перуна, как покровительство волкам. «Что у волка на зубах, то Егорий дал» - говорили раньше крестьяне, подразумевая, что через волка выполняется воля святого. Самого же «исполнителя» никто не обвиняет.
«Хищник должен стремглав бросаться на всё, что от него убегает или падает на землю. Степень благоприобретённой привязанности или приручённости не играет здесь ни малейшей роли, потому что в такие моменты животное «думает» столь же мало, как и мы, когда поднимаем руку, чтобы защитить глаз от брошенного в нас камня» (9).
Слепоту инстинкта убийства отмечают и писатели-натуралисты. В рассказе Эрнеста Сетон-Томпсона «Тито» обыгрывается эта особенность хищников. Героиня рассказа, куцая самка койота (лугового волка), которую люди назвали Тито, научилась обороняться от борзых собак, пользуясь именно слабостью инстинкта. Во время погони она просто останавливалась и поворачивалась навстречу своре борзых, не выказывая страха. И это поведение гасило агрессию борзых, которые прекращали погоню.
В реальных обстоятельствах известны случаи, когда хорь душил всех кур в курятнике, а одинокий волк или леопард убивал всех коз или овец в хлеву. Но ни хорь, ни волк, ни леопард, даже очень голодный, заведомо не смог бы съесть всю убитую живность. Это показывает не их жестокость, а запрограммированность инстинкта убийства.
Жестокость – это сознательное проявление страсти к убийству или причинению страданий. И она характерна, как догадывается внимательный читатель, не для зверей, а для единственного разумного существа на Земле.
Конрад Лоренц в книге «Кольцо царя Соломона» рассказал о том, как он содержал дома выводок водяных землероек-кутор. Однажды он подсадил к ним огромных (по сравнению с куторами) размеров лягушку, и подростки-землеройки, набросившись на неё, стали пожирать несчастное земноводное живьём. При этом только один из участников этой, несомненно, жестокой сцены осознавал, что это жестоко – сам Лоренц. После этого он зарёкся давать землеройкам таких животных, каких они не могли убить одним укусом. Сама же вечно голодная землеройка просто не понимала, что по меркам человека то, что она пожирала лягушку, не убив её, является жестокостью. Она просто хотела есть, смогла добыть доступный корм, и поедала свою законную добычу.
Поэтому мнимая «жестокость» хищника – это лишь наше мнение о нём, основанное на неверном истолковании того, что мы видим в его нормальном повседневном поведении. То есть, это субъективное суждение, зависящее от нашего знания о таком обстоятельстве. Поэтому я считаю некорректным принимать его как истину.
Порой старинные представления о поведении животного (и следующие из этого нравоучительные выводы) являются весьма умозрительными. Чего стоит хотя бы средневековый рассказ о павлине:
«Так, в ней [книге Конрада Геснера - В. П.] утверждается, что если павлин слышит, как кто-то поблизости восторгается его красотой, он тотчас распускает свой пышный веер. Но, увидя при этом свои безобразные ноги, он «становится грустным и опускает хвост к земле. Если ему случается ночью проснуться, когда в потёмках невозможно себя разглядеть, то он кричит от страха, потому что ему кажется, что он потерял где-то свою красоту… Завидя художника, павлин всегда готов ему позировать и стоит совсем неподвижно, чтобы удобнее было рассмотреть его и нарисовать. Своим криком он может напугать змей и прогнать любых других ядовитых животных. Если павлин заметит, что ему дали отравленную пищу, он тотчас же с диким криком начнёт разбрасывать когтями её из лотка в разные стороны» (10).
Не зря в геральдике павлин является символом тщеславия... Но таков ли он на самом деле?
Конрад Лоренц в книге «Кольцо царя Соломона» упоминает такой случай: птенец павлина-альбиноса остался единственным в выводке – все его братья и сёстры погибли от похолодания. И служитель зоопарка перенёс малыша в загон к гигантским черепахам – самое тёплое место в зоопарке (дело было после Первой мировой войны). И это событие изменило жизнь павлинёнка: подрастая, он стал считать своей роднёй не прекрасных пав, а совершенно не похожих на них огромных слоновых черепах. Следовательно, павлин совершенно не «осознаёт» своей красоты. Кроме того, то, что кажется нам красотой, на самом деле выполняет чисто утилитарную функцию: окраска павлина имеет приспособительный характер – брюшко сидящей на дереве птицы сливается (при взгляде снизу) с фоном неба, пёстрая спина делает птицу незаметной на фоне листвы для хищных птиц, глядящих сверху. А яркие «глазки» на кроющих перьях шлейфа павлина могут в последний момент отвлечь внимание хищника от тела и головы птицы, подарив ему жизнь ценой нескольких вырванных перьев. Так что окраска павлина в этом плане не более замечательна, чем рябая окраска куропатки или шкурка суслика песчаного цвета. Хотя это не мешает нам восхищаться многоцветьем павлиньей окраски.
Насколько субъективной может быть наше отношение к животным, говорит и тот факт, что у евреев павлинье перо с «глазком» служит символом удачи, а в Европе – «недобрым глазом». Но павлин с его куриными мозгами об этом не знает!

Стр. 379: «Желание разглядеть в прекрасной песне соловья только проявление полового инстинкта обижает не только соловья, но и людей, заворожённо слушающих соловьиные трели. Может быть, и людей только половой инстинкт заставляет слушать эти песни?»

Трудно сказать, понимает ли А. Белов, что звуки иного вида живых существ, тем более столь далеко отстоящего от нас в системе живой природы, не могут означать одно и то же для него и для нас. Пожалуй, только сигналы тревоги однозначно понимаются многими из совместно обитающих видов живых существ.
«Лангур, каркер, читал и павлин - главные осведомители: тревожными криками предупреждают всех, кто в этом заинтересован, о близости тигра и леопарда». (11)
По свидетельству многих орнитологов, у мелких певчих птиц есть особый «крик на сову». Такой сигнал издаёт птица любого вида, заметившая пернатую хищницу. И этот сигнал однозначно понимается всеми видами птиц, проживающими в округе, призывая их к совместной атаке на сову.
Как могли сформироваться такие сигналы «эсперанто» в животном царстве? Очень просто. У них есть два основных признака:

1. Такие сигналы жизненно важны, поскольку их понимание напрямую связано с выживанием особей;
2. Такие сигналы носят явно местный, локальный характер. Иными словами, наша ворона не поймёт тревожного голоса оленя мунтжака или павлина, заметивших леопарда. А заморский павлин не придаст значения тревожному крику дрозда или синицы, обнаруживших сову.

А как же песня? Она понимается однозначно только представителями своего вида. Например, обитающему в кустах соловью безразлично, сколько дятлов, с упоением выбивающих весеннюю дробь, обитает на его территории. Пищевые «интересы» соловья и дятла не пересекаются, «жилищного» интереса к работе дятла соловей тоже не проявляет - он гнездится на земле в кустах. А вот другому соловью песня - предупреждение: моя территория! И действует она, надо сказать, весьма эффективно.
«В своих владениях поющий самец почти всегда непобедим. Д. Лэк как-то посадил странствующего дрозда в клетку на его же территории. Когда соседний дрозд нарушил границу, заключённый в клетку хозяин всё-таки обратил его в бегство исключительно благодаря задору и энергии своей песни. И наоборот, когда клетку перенесли на территорию соседа, дрозд съёжился от страха, и только прутья клетки помешали ему улететь. А. Аллен, сотрудник Корнельского университета, поставил такой же опыт с певчим воробьём. Воробей в клетке, оказавшись на территории соперника, обезумел от ужаса, а когда хозяин участка ухватил его сквозь прутья за кончик крыла, у бедняги начался сердечный приступ и он упал на пол клетки бездыханным» (12).
Думаю, после такого примера стоит пересмотреть черезмерно поэтические взгляды на природу птичьего пения. Конечно, это не помешает нам наслаждаться красотой пения птиц. Но стоит лишний раз задуматься над тем, что птицы вкладывают в песню совсем иной смысл, нежели тот, что мы им приписываем.

Стр. 380: «Хамелеон краснеет, но не от стыда, а от гнева».

Понятие стыда достаточно условно, поскольку оно меняется у разных культур. Папуасы ходят нагими, не стесняясь, а в религиозных общинах со строгими нравами порой даже распущенные волосы считаются весьма постыдным делом. Или взять кражу. Для христианина это постыдно, а у некоторых народов украсть что-то у врага совершенно не предосудительно. У африканского скотоводческого племени масаев, например, само слово «война» в буквальном переводе означает «большой поход за коровами».
Поэтому можно и не ждать от хамелеона проявлений стыда: у него нет морали - приобретённого, сформированного в обществе поведения. Гнев - это тоже проявление, связанное с культурой. Он столь же субъективен, как и стыд. Если угодно, гнев - это субъективная агрессия. Один и тот же объек может быть совершенно безразличен одному субъекту, но вызывать агрессивное поведение у другого. Например, один человек спокойно пройдёт мимо лающей собаки, а второй может столь же громко и злобно «облаять» её вместе с её хозяином. То есть, причина агрессии здесь не какое-то объективное (не зависящее от нашего знания о нём) свойство объекта, на который направлен гнев, а отношение разгневанного субъекта к объекту, сформированное его личным опытом. А анализ личного опыта проводится лишь высокоразвитым разумным мозгом. У таких животных, как хамелеоны, большая часть поведения регулируется не сознанием, а инстинктами. Поэтому от него бессмысленно ждать разумных, основанных на личном опыте форм поведения. Его «гнев» - это, возможно, проявление агрессии на вторжение чужака на его территорию. Представитли иных видов вызовут у него лишь две реакции: или пищевую (мелкие существа), или оборонительную, от нападения до бегства.
И вместе с тем нельзя полностью отрицать эмоционального отношения к миру у высокоорганизованных существ - зверей и птиц (но не всех, а только наиболее умственно развитых). У обезьян, дельфинов, слонов, лошадей, кошек, собак есть свои характеры - это скажет любой дрессировщик или любитель животных. Среди птиц ярко выраженную индивидуальность проявляют попугаи и врановые.
Трудно оспорить большую часть главы «Звери тоже плачут» из книги А. Белова. Но это вовсе не означает, что автор её был настолько прав, что мне, критику, злобно истекающему слюной в исступлении, и придраться не к чему. Вовсе нет. Дело в том, что значительная часть этой главы практически дословно списана из книг И. Акимушкина. Во всяком случае, я проверял содержание текста А. Белова по книге И. Акимушкина «Проблемы этологии» (13) и видел то, что называют «сходство до смешения». Поэтому я рекомендую интересующемуся читателю обратиться непосредственно к интереснейшим книгам И. Акимушкина (14).
Единственное, с чем я хотел бы поспорить в данном случае (в книге А. Белова, разумеется) - толкование приведённых примеров.
То, что животные любят поиграть с мячом или заменяющими его предметами, А. Белов считает доказательством того, что предками зверей были люди, несомненно знавшие игру в футбол. Возразить против этого можно то, что умение играть в футбол не является врождённым поведением, и по наследству передаваться не может. А игры, отдалённо похожие на человеческий футбол, вполне могли появиться у животных независимо не только от человека, но и друг от друга.
Желание «потанцевать, пройтись, или, на худой конец, хотя бы постоять на двух ногах» также не может считаться неким «воспоминанием» о «человеческих предках».

Стр. 381: «Медведь, завидев человека, может встать на задние лапы и пойти на него. Словно хочет, чтоб тот наконец признал в нём товарища».

Я предлагаю А. Белову выехать в Сибирь, особенно ближе к весне, когда бурые медведи уже проснулись, но кушать им ещё нечего. Думаю, какой-нибудь медведь не откажется, чтобы А. Белов признал в нём товарища. А друзья по закону тайги должны делиться всем, что у них есть. И высшее проявление дружбы - самопожертвование. Вот только медведь вряд ли захочет жертвовать собою...
Но что же на самом деле движет животным, которое решило встать на задние лапы? Ответ очень прост - желание казаться больше. Ритуалы, когда животные встают на дыбы, стоят на задних ногах, чётко привязаны к ситуациям брачных поединков, поединков за территорию или к моментам выяснения отношений лидерства и иерархии. Инстинктивная программа проста: больше - значит сильнее. Именно поэтому жеребцы встают на дыбы, горилла поднимается на ноги, а медведь принимает «человеческую» позу, которая так умиляет А. Белова. Автору этих строк пришлось как-то видеть в одном фильме о природе Северной Америки, как медвежонок гризли столкнулся с барсуком. Надо заметить, что барсук, «загнанный в угол» - опасный противник. В том фрагменте фильма он весьма агрессивно наскакивал на медвежонка. А в ответ медвежонок... встал на задние лапы и пошёл на барсука! Барсука, хоть американского, хоть европейского, с человеком явно не спутаешь. Поэтому «человеческая» поза медведя выражает не желание «быть человеком», а стремление в схватке казаться больше, чем есть на самом деле. Медведь на задних лапах готов к бою, его передние лапы с медвежьей силищей «объятий» свободны. А испуганный медведь убегает как обычно - на четырёх лапах.

Стр. 381: «Попугай норовит вылететь в открытое окно, так как ему хочется возглавить стаю воробьёв, которые будут поражены его оперением и тут же выберут в лидеры».

Если кто-нибудь обращал внимание, воробьи обычно образуют одновидовые стаи. Редко когда другие птицы кочуют в их обществе. Обычно стайные птицы не терпят в своём «обществе» чужих, отличающихся по внешности птиц, которые слишком привлекают внимание хищников. Вспомните, например, ворон или галок, которые гоняют из своих стай всех особей, которые отличаются от «общепринятого стандарта» внешности и поведения. Такое явление «приведения к общему знаменателю» представителей вида в науке носит название «стабилизирующий отбор». Поэтому попугая ждёт не место лидера, а, скорее всего, хорошая взбучка. Да и вообще, стая воробьёв не строго иерархическая, а простая. Поэтому лидером попугай не станет ещё и по причине отсутствия в воробьиной стае такого места. А прибиться к стае мелких птиц попугаю (чаще всего мелкому волнистому попугайчику) диктует инстинкт - бессознательная форма поведения. Попугаи - птицы общественные. Дома попугай считает своей стаей семью, где живёт. А на улице, в новой незнакомой обстановке, когда приобретённое поведение не подсказывает план действий, его роль берёт на себя инстинкт.

Стр. 381: «Птицы и звери заключают друг с другом договоры и придерживаются их. К примеру, африканская птичка медоуказчик приводит барсука к разведанному ею гнезду диких пчёл. Барсук лакомится мёдом, а часть мёда оставляет птичке. Медоуказчик отлично «сотрудничает» и с людьми на тех же условиях».

Начнём с того, что договор между птицей и зверем ни в письменном виде, ни в устной форме в природе не существует. Этот кажущийся «договор» - результат совместной эволюции двух видов в обстановке, когда совместные действия приводят к выгоде каждого из видов. Например, слон - тоже сосед медоуказчика, он тоже может хорошо видеть действия этой птицы, слышать её голос. Но слон, несомненно физически способный разорить пчелиное гнездо, не делает этого. Он не осознаёт и не понимает действий медоуказчика. Возможно, у медоуказчика есть инстинктивно понимаемый образ возможного «союзника» - всеядного животного, имеющего желание и возможности полакомиться мёдом.
А сам мёд медоуказчика не интересует. Его больше привлекают личинки пчёл и... воск. Медоуказчик - одно из немногих существ, способных переваривать пчелиный воск. Известен случай, когда один медоуказчик регулярно воровал свечки из церкви исключительно из гастрономического интереса.

Стр. 383: «Местный житель одного киргизского городка прославился тем, что убивал змей всегда и повсюду, где только видел их. Он их для этого специально разыскивал. И змеи решили отомстить обидчику. ... они открыли на этого человека настоящую охоту. В результате преследования житель был укушен сразу двумя змеями, и спасти его не удалось. Причём одна змея была кобра, а другая гюрза».

Давайте отбросим мистику и попробуем разобраться в этой истории трезво. Для начала скажем, что змеи ведут одиночный образ жизни, собираясь группами только в брачный сезон или в спячке. Поэтому необходимость в общении у змей минимальна. Следовательно, речь у змей сформироваться не могла (да и мозги у них в этом плане подкачали), а кроме того, змеи полностью глухие. Поэтому «сговор» змей против человека можно смело отнести на счёт впечатлительного человека с горячим южным темпераментом. «Преследование» змеями горячего киргизского парня тоже можно отнести на счёт его эмоций: человек мог приписать этому любую случайную встречу со змеёй. Впечатлительность, желание приукрасить свои «достижения» в этой бессмысленной войне с весьма полезными животными плюс болтливость родственников, соседей и знакомых - а в сумме леденящая душу история. Итог её закономерен - не змеи нашли человека, а человек сам забрёл в излюбленное змеями место. А излишняя самоуверенность и притупившаяся в эйфории лёгких «побед» осторожность сделали своё дело. И смерть его тоже была вполне понятной и лишённой ореола мистики - яд кобры поражает нервную систему, а гюрзы (как и всех гадюк) - гемолитический, действует на кровь.
Тут и сказке конец, а кто понял - молодец. А вот другая история, уже не сказка, а быль...

Стр. 384: «Благородный олень, испытав влечение к служительнице, когда она наклонилась, попытался покрыть её. Она отвергла оленьи приставания, и тогда он сделал попытку забодать её рогами».

И в этой истории нет ничего удивительного и сверхъестественного. Про оленей давно известно, что они в детстве очень склонны к импринтингу - запечатлению. То есть детёныш оленя, воспитанный людьми, запечатлевает их как своих родителей и представителей своего вида. Но он не отождествляет себя с людьми, а наоборот - считает людей оленями. Поэтому действия того пресловутого оленя вполне естественны. Он попытался покрыть самку вида, который с детства «считал» своим. Он НЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ СЕБЕ, что это не олень, а человек, другой вид живых существ. А когда служительница выпрямилась (и стала выше его), он воспринял это как угрозу и сомнение в его главенстве. Реакция была соответствующей: атака!
«Если верить общей молве, то косуля занимает второе место после горлицы по мягкости и кротости своего нрава, на самом же деле – это одно из самых отвратительных, коварных и безжалостных животных. … В зоопарке же самца косули можно содержать вместе с самками лишь в очень большой вольере. Если клетка невелика, бык рано или поздно загонит слабейшего, будь то самка или телёнок, в угол вольеры и забодает насмерть. …По статистическим данным, собранным прежним директором Нью-Йоркского зоопарка В. Т. Хорнедей, ручные косули ежегодно причиняют гораздо больше неприятностей, чем львы и тигры…»
«Кто более «безнравственное» животное – самец косули, способный распороть брюхо самке или телёнку своего же вида, если они не смогут спастись бегством, или же волк, который не может укусить ненавистного врага, когда тот просит пощады?»
«Конечно, врождённые, закреплённые наследственностью сдерживающие механизмы, препятствующие животному без разбора применять своё оружие против других особей своего вида, - это лишь внешний аналог, в лучшем случае – отдалённый предвестник общественной морали человека. Мы должны с крайней осторожностью относиться ко всякой попытке перенесения моральных критериев на отношения между животными» (15).
«Один англичанин по фамилии Раселл отозвался о подобных [не поставленных на научную основу - В. П.] наблюдениях весьма иронично:
- Всякое животное, за которым наблюдают, ведёт себя так, как будто бы стремится доказать именно ту философию, в которую уверовал наблюдатель ещё прежде, чем приступить к опытам. Более того, подопытные животные демонстрировали особенности и способности, свойственные национальной принадлежности наблюдателя. Так, животные, изучаемые американцами, развивают бешеную энергию, носятся, как оголтелые, проявляя невероятную деловитость и предприимчивость, и под конец, чисто случайно, наталкиваются на желаемое решение. Животные того же самого вида, за которыми наблюдают немцы, спокойно, сидя на месте, обдумывают ситуацию и приходят к нужному решению совершенно сознательно» (16).
Это лишний раз доказывает то, что эпитеты, которыми люди наделяют животных, могут быть весьма субъективными, отражающими личное мнение автора.
Следовательно, нельзя применять к любому животному в буквальном смысле его эпитет, который является достоянием культуры, но не науки. И тем более нельзя строить на его основе какие-то научные выводы, ведь они будут заведомо неверными.

Что такое инволюция?

Я ничего не могу сказать по поводу того, кто впервые выдвинул «теорию инволюции», где обосновал роль инволюции как основного процесса развития жизни на Земле. Никаких упоминаний в научной литературе об этой теории я не нашёл. Единственный источник, по которому я узнал основы этого «учения» – книга «Антропологический детектив». Поэтому я позволю себе отойти от логики изложения автора этого занятного произведения, и попытаться рассмотреть теоретические основы процесса «инволюции». Обсуждаемые ниже отрывки взяты из разных частей обсуждаемой книги. Думаю, что они наиболее ясно отражают теоретические основы новооткрытого «процесса».
Само же понятие инволюции изложено в «Биологическом энциклопедическом словаре», но оно отражает большей частью стадии развития органов: дегенерацию в процессе развития организма при переходе от личинки к взрослой особи (хвост головастика), атрофию органов при старении или болезни, измельчание клеток микроорганизмов в культуре под действием неблагоприятных факторов, обратное развитие органов и тканей при циклических или периодических процессах в организме.
Когда автор этих строк попытался найти в Интернете хоть какие-нибудь материалы, касающиеся термина «инволюция», большая часть найденных ссылок касалась в основном темы сугубо гинекологической. Попалось также несколько ссылок на какую-то мистику, и лишь пара статей из сотни с лишним была посвящена «теории инволюции» в плане развития жизни на Земле.
Применительно к эволюционному учению у термина «инволюция» имеется лишь одно значение: «редукция или утрата в эволюции отд. органов, упрощение их строения и функций».
Этот процесс вполне естественный - при смене образа жизни одни органы или системы органов исчезают, другие развиваются. При переходе с водного образа жизни на наземный животные теряли приспособления к водной среде, приобретая параллельно черты приспособления к жизни на суше. Так у четвероногих быстро исчезли жабры, сохранявшиеся лишь у их самых примитивных форм (Acanthostega, Ichthyostega), исчезла боковая линия - сейсмосенсорный орган, характерный для рыб и некоторых земноводных. Позже у истинно наземных четвероногих, рептилий, исчезли кожное дыхание и размножение с откладкой икры и наружным оплодотворением. Но всякая потеря сопровождается новыми приобретениями - никакой орган не теряется, если взамен не приобретается адекватной замены. Исчезли жабры и кожное дыхание - появились лёгкие совершенного строения, вполне компенсирующие «потерю». То есть, общий уровень развития животного не снизился, а наоборот - повысился. Ведь он оценивается не с позиции наличия или отсутствия какого-то «комплекта» органов, а с позиции строения организма в целом. И ископаемые остатки, а также детали строения современных животных и растений показывают, что уровень развития живых существ со временем повышается. Конечно же, это средняя, суммарная оценка - есть немногочисленные группы живых существ, претерпевающие регресс и упрощение, но этот процесс многократно перекрывается усложнением прочих групп равного или более высокого ранга. Эти изменения идут быстрее или медленнее, в зависимости о темпов изменений среды обитания. Организмы, оказавшиеся в сравнительно стабильных условиях, могут достаточно долго оставаться практически неизменными.
Но А. Белов крайне своеобразно объясняет различный уровень организации живых существ, одновременно населяющих Землю:

Стр. 135 - 136: «... появление животных, различных по уровню своей организации, представляет из себя, можно сказать, движение вспять, противоположное процессу развития из оплодотворённого яйца до взрослой особи. В зависимости от времени существования, локальных условий, устремлённости живого существа и естественного изменения генофонда популяции механизм развития человеческого зародыша даёт сбой, в результате чего постепенно начинают выпадать завершающие стадии его формирования. И на свет появляются человекоподобные существа, затем человекообразные обезьяны, затем полуобезьяны. И так до самых примитивных млекопитающих, таких, к примеру, как ехидна и утконос ... Дальнейшее сокращение стадий внутриутробного развития приводит к изменению всей организации тела и к появлению яйцекладущих рептилий. От них происходят земноводные, рыбы и животные, ведущие прикреплённый образ жизни. ... Вполне вероятно, что движение вспять приведёт и к появлению одноклеточного организма. ...
Разумеется, это всего лишь упрощённая схема. Было бы опрометчиво думать, что современные животные могли произойти от современного человечества. Своё происхождение они ведут от неких гипотетических предков, которые являются одновременно и нашими предками, а может быть, от предшествующих нам цивилизаций людей, с которыми мы не связаны своим происхождением. Наивно также ожидать, что мы с вами или кто-то один из нас сможет дать жизнь одноклеточному организму. Если это и произойдёт, то очень и очень не скоро. Эти существа, без сомнения, к тому времени успеют потерять всякую память о том, кто были их предки».

Кстати, в других местах своей книги А. Белов утверждает, что все звери произошли именно от современных людей, что иллюстрируется соответствующим рисунком на стр. 430.
От этой теории А. Белов переходит к выводу, что движущей силой развития является бог, а живые существа «выбирают», как будет развиваться вид в дальнейшем.
Очень ловко придумано! Есть место для манёвра. Но... «дьявол кроется в деталях»! Путём данного процесса инволюции можно попытаться объяснить происхождение некоторых позвоночных, наиболее близких анатомически к человеку. А как быть с насекомыми и прочими членистоногими, у которых даже эмбриональное развитие резко отличается от развития позвоночных (с первого же деления яйцеклетки)? А растения, резко отличающиеся от животных биохимически, физиологически и анатомически? Неужели их предки деградировали до одноклеточности и снова приобрели многоклеточность параллельным, независимым от позвоночных путём?
Непонятно утверждение о том, что некая «устремлённость» живого существа может послужить причиной сбоя в развитии зародыша человека.
Устремлённость – это элемент высшей нервной деятельности, состояние доминирования в мозгу определённого центра возбуждения, связанного с какой-либо информацией. Устремлённость формируется на основе личного опыта индивидуума, анализа и синтеза им полученной информации, личного отношения к данной информации. Невозможно, чтобы зародыш, который не приобрёл никакого личного опыта, что-либо «решал», и, в частности, решал, на какой стадии развития ему рождаться. Вообще, за процесс вынашивания плода и роды «отвечает» именно материнский организм. Слово «отвечает» я не зря взял в кавычки, поскольку это слово применимо в данном случае лишь условно. К сожалению, никакая материнская любовь (сознательная!) или желание (сознательное!) не спасут от отторжения больной плод, имеющий по каким-то причинам несовместимость с материнским организмом или нарушения в развитии. Это контролируется на уровне гормональной и иммунной систем организма, то есть, бессознательно. Следовательно, утверждение об «устремлённости» в развитии зародыша, выраженной в выборе им времени рождения, безосновательно.
Помимо этого, даже если принять как истину возможность «выбора» зародышем образа жизни, возникает иной вопрос: как таким путём сформируется популяция? Ведь для её становления необходимо наличие сразу нескольких генетически разнообразных, но близких организмов-родоначальников, принадлежащих к одному виду. Как могут несколько зародышей у разных родителей сговориться, чтобы одновременно решить родиться недоразвитыми, причём на одном уровне «недоразвития»?
Неясно также, как время существования живого организма влияет на его развитие. Возможно, имеется в виду стадия развития зародыша. Возможно, автор берёт во внимание давность процесса «деградации». Поскольку я не могу точно сказать, что конкретно имелось в виду, оставлю этот тезис на совести А. Белова.
Некие «животные, ведущие прикреплённый образ жизни», числящиеся А. Беловым среди потомков человека, не являются единой группой. Прикреплённый образ жизни ведут представители разных типов и классов живых существ. Конечно, стоит оговориться, что даже у самого «закоренелого домоседа» среди животных есть подвижная личинка, осуществляющая функции расселения.
Кто же из животных ведёт сидячую жизнь? Я приведу лишь несколько примеров таких форм, относящихся к сидячим, с указанием их систематического положения на уровне крупных систематических групп.

Таким образом, видно, что к сидячему образу жизни перешли животные совершенно разных систематических групп. При этом они сохранили анатомические признаки предков, а среди родственных форм имеют подвижных животных (исключение в данном случае составляют только усоногие раки, составляющие особый отряд, однако прочие непаразитические ракообразные – свободноживущие подвижные формы). То есть сидячие животные не представляют собой организмы более низкого уровня организации. Их образ жизни – частное приспособление, не делающее организм более примитивным.

Доказывают ли ископаемые остатки организмов процесс инволюции?

Если «копать» далее, то я хочу узнать ответ на вопрос: где многочисленные следы развитых цивилизаций на Земле? Где докембрийские люди? Как они могли существовать в первичной земной атмосфере, состоявшей, по мнению учёных, из углекислого газа и азота? Где остатки людей палеозоя и мезозоя?
Ответить на эти вопросы можно только одним способом - отрицательно. Не найдены остатки цивилизаций разумных существ докембрия, палеозоя и мезозоя. Нет даже остатков кайнозойских цивилизаций (кроме нашей). Нет затонувших материков Лемурии и Му. Никто не предоставил твёрдых доказательств их существования, а то, что приводится как аргумент в пользу их наличия, вполне можно объяснить иными способами - чаще ошибками толкования или откровенным обманом и подтасовкой фактов.
Но вернёмся к «инволюции». Если допустить, что так оно и было, попробуем проследить изменение фауны и флоры Земли в процессе её существования.
Для начала напомню хронологию появления основных групп живых существ. Ради удобства я сделаю это в виде таблицы. Следует помнить, что, указывая появление группы живых существ, я имею в виду только появление её первых представителей. То есть, говоря «черви», «рыбы» или «птицы», я не имею в виду современное состояние данных групп живых существ.
Итак, начнём с самых древних, и закончим самыми молодыми периодами:

Таков общепринятый современный взгляд на появление отдельных крупных групп живых организмов. Он основан на находках остатков представителей данных форм в осадочных породах Земли.
Геологические периоды в наше время чётко датируются, возраст отложений легко выяснить с помощью различных методов определения относительного и абсолютного возраста пород. Нет смысла описывать их здесь. В данный момент я хотел бы заострить внимание на другом.
А. Белов утверждает, что исходной формой всего живого были люди. Конечно, некоторые формы «людей», которыми он населяет Землю прошлого, выглядят весьма странно. Чего стоят, например, многорукие, многоногие, многоголовые существа с многочисленными «причинными местами», которых он числит в предках насекомых (и почему слепни, шершни и бродячие муравьи не разумны? Я бы на их месте обиделся и свирепо отомстил). А человек с двумя органами воспроизводства? Возможно, некоторые люди заплатили бы очень дорого за операцию по «удвоению» места, которым иной раз и на хлеб с маслом (и чёрной икрой) зарабатывают. От чего мы, типа того, отказались! Гермафродиты, по воле А. Белова (со ссылкой на Платона) также оказались среди первого населения Земли. Потом от кого-то из них произошли гиганты, великаны, циклопы (почему-то не с одним, а с тремя глазами), драконы, и... просто люди. Гиганты, великаны, циклопы, многорукие уродцы и гермафродиты также числятся А. Беловым среди людей (хотя анатомически разница между ними больше видовой, а то и родовой). От них происходили звери, от зверей - прочие позвоночные, от них - беспозвоночные, грибы и растения.
А теперь подумаем, как распределились бы остатки ископаемых существ в отложениях Земли при подобном «раскладе».
Поскольку люди - «изначальные», то остатки беловского «цирка уродцев» (иначе не скажешь) встречались бы в отложениях от докембрия до времени вымирания (соотнося историю Земли с древними мифами - до конца плейстоцена - начала голоцена, иными словами - до Всемирного Потопа). Поскольку членистоногие известны по крайней мере с кембрия, в докембрийских отложениях должны находить тысячи хорошо сохраняющихся (благодаря мощному хитиновому экзоскелету) образцов «переходных форм» между многорукими «богами» и членистоногими.
«Плохая сохранность» остатков живых существ в данном случае - не аргумент! Если в докембрийских отложениях сохранилось множество останков таких хрупких существ, как медузы и морские перья (бесскелетные существа!), то останки крупного, закованного в панцирь многорукого уродца точно должны сохраниться.
Далее, поскольку бесчелюстные рыбообразные формы известны с ордовика, в отложениях до ордовика - в кембрии и докембрии - должны находиться остатки настоящих рыб (если принять за истину то, что бесчелюстные произошли в результате «вырождения» рыб). Но в отложениях этих периодов ни одной настоящей рыбы (с плавниками и челюстями) не найдено! Не найдено в докембрии и кембрии остатков наземных животных, которые в силу «ностальгических воспоминаний о внутриутробной жизни» вернулись в воду. А ведь в докембрии и кембрии должны бы существовать млекопитающие, от которых происходят рептилии, земноводные, рыбы, наконец!
А где следы деятельности цивилизаций древних людей? Где докембрийские изваяния многоруких, где захоронения гигантов и циклопов, величественные руины храмов гермафродитов мезозоя? Они могут сохраниться, ведь сохранились же следы мезозойских динозавров, палеозойских звероподобных рептилий, и даже остатки спиральных норок пермского дицинодонта Cisticephalus. А ведь каменный храм или крепость гораздо прочнее, чем норка существа размером с котёнка!

Где вполне предсказуемые кучи мусора («кухонные кучи») древних цивилизаций? Если мрамор* и железо разъест морская вода, а дерево сгниёт, то камень, благородные металлы и стекло практически вечны.
Но их нет, следовательно, «теория инволюции» А. Белова - просто мертворождённое измышление, плод от союза невежества и лжи. Лично мне, автору этих строк, всё было ясно уже при первом чтении «Антропологического детектива».
Но я боюсь, что остались ещё легковерные люди. А ещё одна категория потенциальных сторонников А. Белова - люди, внушившие себе то, что «тоталитарная» и «застойная», «отмирающая», «официозная» академическая наука скрывала от нас прогрессивные направления знания. Поэтому всё, что идёт вразрез с «официальной» научной точкой зрения, такие люди встречают как абсолютную истину.
Я предпочитаю мыслить более трезво. Сравнивая версии различных источников, я ищу то, в чём авторы едины, и то, в чём они расходятся. Возможно, толкование различными авторами каких-то исторических событий или находок может и различаться. Но, когда автор-«новатор» отрицает данные, подкреплённые материальными свидетельствами, и выдвигает теорию, противоречащую материальным свидетельствам, есть смысл задуматься и сказать себе: «Стоп! Надо подумать!» И зачастую после элементарных подсчётов или сопоставлений фактов оказывается, что «новый взгляд» базируется на ложных данных или вообще противоречит сам себе.
Но не стоит думать, что я - старикан, который обложился пыльными томами и строчит очередную кляузу на «прогрессивно мыслящего молодого учёного». Я молод, моложе А. Белова (видел его по телевизору пару раз). Я верю в «снежного человека», наличие неизвестных видов живых существ, существование инопланетян и внеземной жизни. Факты наличия этого есть, и отрицать их нельзя. Но недоказуемые теории, лишённые материального подкрепления, и продвигаемые лишь «нахрапом» их создателя, вызывают у меня лишь возмущение и желание опровергнуть их (поверьте, это бывает очень легко!).
Я не держу зла на А. Белова лично. Возможно, в повседневном общении он приятный и интересный собеседник, может быть, надёжный товарищ и верный друг. Но его околонаучное творчество, выраженное в книге «Антропологический детектив», заслуживает самого сурового опровержения. Что я и продолжаю делать.

Применима ли демократия к эволюции?

Инволюцию А. Белов сравнивает с поездом (стр. 137):

«Предположим, машинист, ведущий поезд, - это Бог, пассажиры - это все живые существа, начало пути - это начало развития эмбриона, конец пути - это завершение всякого развития, назовём его условно взрослым человеком, хотя можно было бы предложить в качестве конечного пункта идеальное развитие в Богочеловека. Кто-то по своему желанию сходит на первых остановках и, прекратив дальнейшее развитие, всю жизнь прозябает в виде примитивного животного или растения. Кто-то сходит чуть позже, превращаясь в более развитые организмы, кто-то, сойдя на середине пути, превращается в зверей, а кто-то предпочитает доехать до конца, превратившись в человека или даже в Богочеловека, хотя, возможно, таких и не окажется вовсе. Допущением в этой аллегории является то, что не каждая особь решает, на какой остановке сойти и в кого превратиться, а решает это вид живых существ как совокупная единица, объединяющая разных особей. Да и сам вид, решая, каким он хотел бы видеть своих членов, вписывается в логику наследственных задатков, доставшихся ему от предков, в окружающую среду и условия своего существования».

Стр. 489: «Можно утверждать, таким образом, что появление зверей и прочих животных как бы запрограммировано изначально в генотипе и морфотипе человека, но происходит под давлением конкретных условий».

Стало быть, если «конечная станция» - человек (хотя бы так), то яйцеклетка и эмбрион («путь следования») тоже человеческие. Следовательно, человеческая яйцеклетка, развиваясь согласно заложенной генетической информации, превратится только в человека! Конечно, во время её развития на разных стадиях возможны мутации, но они не приведут к появлению нового вида. Два вида, пусть даже очень близких, развиваются и разделяются в результате накопления множества мутаций в течение долгого времени. У любой клетки зародыша на любой стадии развития в норме сохраняется генотип, характерный для клеток человека. Поэтому на любой стадии развития, имея признаки существ любого уровня развития, хоть одноклеточного, хоть рептилии, хоть обезьяны, генетически зародыш остаётся человеческим.
Во введении к «Антропологическому детективу» целый академик (!?) Иван Деревянко утверждает (стр. 8, если кто-то забыл):

«Эволюционисты явно путают гипотетический первоорганизм с оплодотворённой яйцеклеткой, уже содержащей в себе всё необходимое (гены) для появления и развития полноценного человека, и нуждающейся лишь в определённой внутренней и внешней среде, в которой может совершиться эта трансформация».

Но разве А. Белов не совершает той же ошибки, считая равными зародыш человека на одной из стадий развития и зародыш животного иного биологического вида? Разве не считает он человеческую яйцеклетку, из которой развивается человек, «первоорганизмом», содержащим особенности всех живых существ, сконцентрированные в виде генов человека*?

Прерывание развития эмбриона ведёт к его неизбежной гибели, ведь эмбрион в процессе эволюции приспособлен к существованию в организме матери или в яйце. Стало быть, появление нового вида путём прерывания беременности - аборта - невозможно.

Стр. 137: «В результате общей дегенерации популяции на свет появляются не столько недоразвитые особи, сколько особи, приспособленные к своей недоразвитости».

Но если они не приспособлены к среде обитания, в которую попадут, то они просто не выживут, несмотря на идеальное приспособление «к своей недоразвитости». Не внутренние причины, а условия окружающей среды формируют вид. Но они «делают» это, не «вылепляя» вид, словно из пластилина, сохраняя количество «материала» (особей) неизменным, а подобно скульптору - камнерезу, отсекая всех «лишних» особей.
А. Белов продолжает свою мысль о пути, ведущем к «недоразвитию»:

Стр. 137: «[недоразвитый человек] ... не имея генов «приспособления к недоразвитости», скорее всего погибнет, окажись он один на один с «природой». ... Таким образом, должно пройти немало времени, прежде чем недоразвитость станет признаком, характеризующим ту или иную популяцию живых существ. По нашему мнению, главным в этом процессе является желание стать недоразвитыми у большинства особей, составляющих ту или иную популяцию. Конечно, индивиды выбирают не недоразвитость как таковую, а примитивный образ жизни, связанный с примитивным мышлением, отсутствием внутреннего контроля за эмоциями, нежелание прислушаться к доводам рассудка, стремление к инфантильности и т. д».

Непонятно измышление А. Белова по поводу «решения» видом живых существ, «каким он хотел бы видеть своих членов». Как это происходит? Как животные, а тем более - растения, грибы и бактерии, «решают», кем быть? Как они общаются, как «голосуют» (или господствует право сильного?), как по своей воле меняют генотип? Как они подсчитывают имеющиеся генетические задатки и оценивают дальнейшие перспективы эволюции?
У вида нет конечной цели для эволюции (этакий «свет в конце тоннеля»). Вид живых существ приспосабливается к внешним условиям, которые медленно, но непрерывно меняются. Вид не может быть в общем и целом приспособленным к среде обитания «на троечку». В природе нет такой оценки (предполагаю, что она была у А. Белова по биологии в школе). Есть либо «отлично» - тогда вид выживает, либо «двойка» - тогда он вымирает. Но при изменении условий, когда меняются критерии приспособленности, вчерашний «отличник» запросто может стать «двоечником». А вот «двоечник» «отличником» не станет - он к этому времени уже вымрет. Выживут лишь «отличники из отличников» - наиболее гибкие и экологически пластичные виды - «отличники широкого профиля».
Поэтому ситуация типа «пусть сейчас нам плохо, потом всё будет хорошо» для эволюции неприемлема. У вида нет понятия «потом», нет конечной цели эволюции.
Если рассматривать процесс «приспособления к недоразвитости» в той форме, в какой предлагает его А. Белов, то можно увидеть явное противоречие с объективными фактами. Из слов А. Белова можно вывести два процесса, идущих в популяции:

Как же «гены недоразвитости» будут распространяться в популяции? А. Белов не даёт ответа на этот вопрос. Конечно, даже при самом строгом действии естественного отбора часть генов, неблагоприятных для выживания, будет сохраняться в популяции, передаваясь в рецессивной («подавленной», скрытой) форме потомству. Изредка они, конечно, будут проявляться у отдельных особей, но их носители будут сразу уничтожаться отбором.
А «желание» вида, неизвестно, в какую форму облечённое и как выраженное, эволюцию не двигает. По желанию генотип не меняется, а вот генофонд отчасти изменить можно. Реализация такого «желания» выражается понятием «половой отбор». В этом случае формирование некоторых признаков вида идёт именно по предпочтениям представителей данного вида. Итог этого - большие рога оленей (вплоть до огромных рогов вымершего Megaloceras и многоветвистых рогов вымершего Eucladoceras), яркий большой хвост самца гуппи, яркая окраска перьев самцов многих видов птиц, огромная красно-синяя морда мандрила, пышная, но бесполезная на охоте грива льва. Но эти признаки могут быть не только бесполезны, но и вредны для выживания отдельной особи. Таковы, например, яркие перья птиц, демаскирующие их хозяина (чаще - самца). А рога оленя Megaloceras настолько громоздки, что их обладатель не мог пастись в густом лесу и легко тонул в болоте. Именно в болотных торфяных отложениях чаще всего и находят их скелеты. Причём скелеты безрогих оленух - большая редкость, зато многие музеи могут похвастать полным скелетом самца-рогача с «призовыми» трёхметровыми в размахе рогами. Для самого животного «призом» была смерть в трясине и... «бессмертие» в виде музейного экспоната. Вот вам и итог «желания» вида.
Кроме того, мы видим, что действие полового отбора распространяется лишь на малозначимые в плане общего уровня организации признаки. Окраска, грива, рога, длинные перья в хвосте, способность издавать определённые звуки или принимать какие-то сигнальные позы - все эти особенности отличают в лучшем случае представителей близких видов или родов. Но новый отряд или класс животных только половой отбор создать не в состоянии.
Ведь в процессе естественного отбора определяющим является приспособление организма к окружающей среде. Особь, имеющая неявно выраженные вторичные половые признаки (например, лев с редкой гривой) всё же имеет некоторый шанс выжить и оставить потомство. А вот особь, не приспособленная к окружающей среде, погибнет намного быстрее.
«Примитивный образ жизни», если верить А. Белову, - это жизнь в воде. Данный факт он «доказывает» тем, что, поскольку зародыш находится в организме матери в жидкой среде, вода вызывает у животных «ностальгические воспоминания» (термин А. Белова!) и стремление при упрощении жизненных потребностей заселить её.
Но есть один пример, который опровергает логику А. Белова. Если учесть его мнение, что водная среда более примитивна, чем наземная, напрашивается одно противоречие.
Всем известно, что китообразные постоянно обитают в воде. Также хорошо известно, что все китообразные, даже самые примитивные (таковыми считаются речные дельфины Platanistidae) отличаются высоким уровнем интеллекта. Также известны предки китообразных – наземные хищники мезонихиды. Известно, что их уровень интеллекта (судя по размеру черепной коробки) был весьма невелик. Чем же объяснить это противоречие?
Думаю, самым простым и рациональным объяснением в этом случае будет то, что понятие «примитивный образ жизни» является совершенно искусственным.
Если разобраться, водная среда обитания для вторичноводных животных намного сложнее наземной. По Белову, все животные переселились с суши в воду, являясь, таким образом, вторичноводными. Переходя в водную среду обитания, наземный организм уходит из двухмерного мира поверхности суши в трёхмерный мир толщи воды. Также к этому прибавляется проблема дыхания. На суше дышащее кислородом воздуха животное практически не подвергается опасности задохнуться. В воде же такая опасность сопровождает его всю жизнь. Соответственно, нуждающиеся в большом количестве кислорода животные (дельфины и киты) выработали сложное поведение. Многие черты в поведении этих животных как раз и направлены на сохранение себя или сородичей от опасности утонуть: взаимопомощь, инстинкт выталкивания, сложный язык сигналов. Большой мозг дельфина – следствие жизни в трёхмерном мире.
У прочих переселенцев с суши водный образ жизни, вместо того, чтобы упростить их строение и жизненные функции, наоборот, приводит к прогрессивному развитию таковых. Морские змеи и ихтиозавры стали живородящими, что больше способствует выживаемости потомства. У морских черепах выработалась сложнейшая система навигации, позволяющая им после многомесячных странствий находить именно тот островок, где они появились на свет, и где им предстоит отложить яйца.
Из этого напрашивается один вывод: водная среда обитания не является по своим показателям «примитивной», и обитание в ней не приводит к снижению уровня организации живых существ.

Вознестись или низко пасть?

Стр. 392: «… инволюция идёт скачками и качественный скачок в освоении новой экологической ниши, а также в росте численности популяции происходит в мире живого тогда, когда живое существо отказывается от важных особенностей своего строения и более высокого уровня организации тела. Тогда-то и возможен взлёт численности популяции и прорыв в новую среду обитания, захват существующих трофических ниш и вытеснение из них конкурентов».

«Скачки» уровня организации живого – ароморфозы (повышающие уровень организации) и катаморфозы (соответственно, снижающие его) – достаточно редкие явления. Но уровень организации при них меняется весьма существенно. К крупнейшим ароморфозам относятся появление в клетках ядра, многоклеточность, формирование фотосинтеза и кислородного дыхания, появление скелетов (как наружного, так и внутреннего) у разных групп животных. Ароморфозы – появление яйца и зародышевых оболочек у рептилий, теплокровность птиц и зверей, появление сначала семени, а потом и цветка у растений. Все эти приобретения коренным образом меняли облик планеты. Катаморфозы не столь отчётливо заметны. Предполагают, что вирусы – это продукт катаморфоза первичных организмов, которые в процессе эволюции вообще утратили клеточное строение при переходе к паразитизму в клетках других живых существ. Итоги как ароморфозов, так и катаморфозов – формирование больших групп животных – типов и классов.
Незначительные изменения, не меняющие уровня организации живых существ – идиоадаптации (от греческого «идиос» - малочисленный). Они более обычны. В результате идиоадаптаций происходит образование более мелких систематических групп – отрядов, семейств, родов и видов. Поэтому усиленно доказываемое А. Беловым «вырождение» неандертальцев и других людей – явление совершенно иного плана, всего лишь идиоадаптация, частный вариант изменений.
Успех в борьбе за существование (увеличение численности вида, освоение новой среды обитания, вытеснение конкурентов) не обязательно связывается с ароморфозом. Например, парнокопытные позже, чем непарнокопытные, перешли к жизни на открытых пространствах. В раннем кайнозое на равнинах и в лесах обитали разнообразные виды древних трёхпалых лошадей, бегающие хрупко сложенные тапиры лофиалетесы, лошадеобразные носороги гиракодонты, высокие жирафообразные носороги индрикотерии, болота населяли особые носороги тяжёлого сложения – кадуркодон, телеоцерас и хилотерий. Но примерно с середины кайнозоя «расклад сил» изменился – с лошадями во всех местах обитания конкурируют многочисленные быки, антилопы и олени, листья с деревьев объедают жирафы. В болотах носорогов вытеснили парнокопытные - бегемоты. Сейчас непарнокопытные – угасающая группа. Несколько видов лошадей, зебр и ослов, пять видов носорогов и четыре вида тапиров – вот итог развития отряда на настоящий момент. А что же парнокопытные? Многочисленные антилопы населяют открытые пространства, олени обитают в лесах, тундре и лесостепи, козлы и бараны населяют горы. Равнины и леса умеренного пояса населяют (или населяли до вмешательства человека) быки – зубр, бизон и тур. Буйволы, гаур, купрей - крупные быки тропиков. Свиньи и пекари распространены практически по всем тропикам и умеренным областям Земли. Но по развитию непарнокопытные и парнокопытные находятся на одном уровне. Успех одних и проигрыш других в борьбе за существование обусловлен какими-то мелкими признаками, не меняющими общего уровня организации. В случае с парно- и непарнокопытными таким признаком явились, скорее всего, невысокая плодовитость и медленный темп размножения непарнокопытных. Но лошади намного более специализированные к бегу, чем антилопы: на ноге лошади сохранилось всего по одному пальцу с копытом (у антилоп - два). Эта специализация, судя по количеству видов лошадей а недавнем историческом прошлом, не дала им заметных преимуществ в выживании.
А ароморфозы, как правило, связаны не с процессом вытеснения конкурентов из УЖЕ ЗАНЯТЫХ экологических ниш, а с расселением в свободных местах обитания, в принципиально новой среде. Таков был выход животных и растений на сушу. С ним как раз и связаны такие преобразования позвоночных, как появление лёгочного дыхания, яйца как способа размножения, не связанного с водной средой. Растения на суше выработали вначале дифференциацию тела на корень и побег, потом семя, а затем и цветок, повышающие эффективность размножения. Наземная среда обитания более разнородна, чем водная: резче различаются «дно» и «толща» (земля и воздух), больше перепады температур. Преодоление границ между дном и толщей воды намного легче: выталкивающая сила воды значительно облегчает это. В большинстве классов водных животных есть как ползающие, так и плавающие формы. Даже сравнительно низкоорганизованные животные – кишечнополостные, черви и моллюски (не принимая во внимание головоногих) обладают способностями не только к пассивному, но и к активному плаванию. На суше же обитание в трёхмерном мире с отрывом от твёрдой основы освоили немногие животные: птицы, птерозавры, крылатые насекомые и рукокрылые. Такой образ жизни требует высокий уровень специализации и дифференцировки органов, а также активный метаболизм. Животные с низким уровнем метаболизма и дифференцировки органов не летают. Те же наземные улитки мало чем отличаются от своих водных сородичей, в то время как наземные позвоночные гораздо выше рыб по уровню развития.

Приспособления к перепадам температур у наземных животных разнообразнее, чем у водных. Низкоорганизованные животные пассивно переживают снижение температур, сохраняя минимальные проявления жизненных функций. А животные с высоким уровнем метаболизма чаще используют иную стратегию – активное противостояние холоду. Птицы и большинство зверей (вплоть до крота и землеройки!) переживает холода, бодрствуя. Пассивно переживают зиму лишь немногие – грызуны и рукокрылые*, а также один вид птиц (американских козодоев). И в то же время ни одно земноводное, ни одна рептилия не бодрствует в морозы!
В воде температура не снижается менее определённого значения (+4?С в пресной воде под льдом, - 1?С в морской воде), а вот на суше морозы значительно крепче и злее. Пока вода жидкая, у водного животного нет опасности замерзания. А вот на суше шансы замёрзнуть или хотя бы отморозить пальцы и нос намного выше.
Кроме опасности замёрзнуть, на суше есть реальная опасность перегрева и обезвоживания. Так, песок в пустыне раскаляется до +60 - 80?С днём (и это при том, что ночью может быть весьма холодно!) Годовые колебания температур в некоторых местах обитания могут достигать 70 - 80 градусов (та же самая Сибирь славится как летней жарой, так и зимними морозами). Вода, в отличие от суши, имеет более стабильный температурный режим. Если исключить горячие источники, то от солнечного тепла вода редко нагревается свыше +30?С. Под льдом, как я уже сказал, сохраняется слой с температурой +4?С - это температура наибольшей плотности воды. То есть, колебания температур в воде гораздо меньше, чем на суше.
В пустынях не бывает дождя по несколько лет, а в пустыне Атакама его не было уже свыше 400 лет. Ежегодное количество осадков в пустынях может измеряться сантиметрами, тогда как в некоторых тропических лесах выпадает за год до 12 метров дождя. Поэтому пустынные организмы имеют системы защиты от обезвоживания и механизмы добычи метаболической воды.
Следовательно, суша - гораздо более сложная для обитания среда, чем вода.
Таким образом, причинами ароморфоза являются свободные места обитания и более сложная по сравнению с предыдущей среда жизни.
Катаморфоз, или дегенерация, идёт в похожих условиях, но с единственным отличием – новая среда обитания более простая, чем у предков. Примеры дегенерации, приводящей к появлению новых крупных таксонов – типов и классов – очень редки. Однако и они есть. Это пятиустки (Pentastoma), класс животных типа членистоногих, очевидно, родственных паукообразным, многочисленные паразитические плоские черви классов сосальщики (Trematoda) и цепни (Cestoidea), кольчатые черви Myzostomida, паразиты иглокожих.
Полностью паразитами представлены такие животные, как скребни (Acanthocephala) и некоторые другие группы червеобразных беспозвоночных.
В чём же причина упрощения строения паразитов? По предыдущему примеру ясно, что приспособление к усложнению среды обитания приводит к общему усложнению и дифференциации организма. Среда обитания паразитов – другие организмы. И чем глубже внутрь организма хозяина, чем дальше от изменчивой внешней среды, тем стабильнее условия. Сам организм-хозяин обеспечивает собственный гомеостаз – постоянство внутренней среды. Постоянная среда обитания делает ненужными приспособления к её изменению (которого в норме нет). И мы видим, что чем глубже в организме хозяина обитает паразит, тем более он упрощён.
Факультативные («временные») эктопаразиты - комары, пиявки, сомики Vandellia, летучие мыши-вампиры Desmodus, практически лишены особых анатомических черт, позволяющих выявить у них факт паразитизма. Единственная особенность - их ротовые органы приспособлены к кровососанию. Их органы чувств, позволяющие обнаружить животное - источник пищи, хорошо развиты. Развиты также их органы передвижения (крылья, органы плавания) и мускулатура.
Облигатные («обязательные») эктопаразиты - блохи, вши и некоторые другие животные - всё ещё имеют дифференцированное тело, но органы их чувств постепенно утрачивают то развитое состояние, которое было характерно для предков этих животных. Зато хорошо развиты органы прикрепления и перемещения: вошь цепко держится ногами за волос, а блоха ловко проскакивает между волосков на теле зверя благодаря развитым ногам и плоскому с боков туловищу.
А специализированные эндопаразиты, обитающие внутри тела хозяина и в полостях его тела, утрачивают органы чувств. У них сокращается пищеварительная система: кругом полно пищи, на 100% пригодной к потреблению. Некоторые глисты, например, способны усваивать питательные вещества через эпидермис. У эндопаразитов практически полностью утрачены органы чувств.
Казалось бы, это явная «инволюция»! Но не совсем. Взамен упрощённого тела у специализированных паразитов усложняется жизненный цикл: он включает порой смену нескольких видов хозяев. Одна из стадий развития может проходить в улитке, другая, к примеру, в муравье, а окончательно паразитический червь поселяется в кишечнике овцы. Таков червь лентовидная двуустка Dicrocoelium dendriticum.
Пример с лентовидной двуусткой, как и множество прочих примеров сложного жизненного цикла паразитов, показывает, что общее снижение уровня организации представителей какой-то группы животных не всегда ведёт ТОЛЬКО к утере черт строения. Конечно, какие-то особенности строения навсегда теряются, но взамен приобретаются иные. И этот факт приобретения нельзя не признать. Следовательно, даже процесс катаморфоза (дегенерации) нельзя считать равным процессу «инволюции». Теория «инволюции» рассматривает процессы развития живого слишком примитивно и упрощённо. Отсюда и проблемы с поиском доказательств «инволюции». И порой для того, чтобы не быть голословными, «инволюционисты» приводят откровенно подтасованные факты, которые в «инволюцию», что называется, никаким боком не лезут.

Стр. 316: «Настоящей проблемой для биологии стало отсутствие переходных форм. ... Все животные, растения и микроорганизмы являются переходными, с той лишь разницей, что переход этот осуществляется не от более примитивных к более сложным, а с точностью до наоборот: от более сложных к более простым! Все рассмотренные нами звери являются переходными (мозаичными) формами от отряда приматов к отрядам узких специалистов: плавающих, бегающих, прыгающих, летающих животных. ... Для дарвинистов мозаичные формы представляют загадку из загадок - ведь межвидовое скрещивание в природе невозможно. Это доказали десятилетние и, увы, безуспешные попытки выведения гибридов разных животных и растений. ... тем более удивительны «негибридные гибриды», о коих мы вели речь. Образоваться они могли только в одном случае - в процессе деградации!»

Не знаю, насколько точно понимал А. Белов значение термина «мозаичный» в данном случае. Скорее всего, само слово «понимал» здесь просто неуместно.
«Мозаичность» (для растений употребляется термин «гетеробатмия») - это явление наличия в одном организме одновременно как примитивных, свойственных предкам данной группы живых существ, так и прогрессивных признаков строения, отражающих высокую специализацию к условиям существования. Пример мозаичного вида - знаменитое растение раффлезия из тропиков Индонезии. У неё многотычиночный (этот признак - примитивный) цветок (одиночный, что также считается примитивным признаком!) сочетается с практически полным отсутствием стеблей, корней и листьев, которые превратились в единую структуру, пронизывающую тело растения-хозяина (лиан рода Cissus), являясь примером крайне высокой степени приспособления к паразитизму. Ненавистно-памятный А. Белову австралопитек, наш вымерший предок - тоже пример мозаичной формы: он сочетает сравнительно небольшой мозг обезьяны и специализированный к прямохождению скелет. Лошадь сочетает крайне специализированную к бегу ногу (на каждой ноге лошади сохранилось по одному пальцу с копытом) и простой неспециализированный желудок. Любой коневод скажет, что лошадь плохо усваивает грубые корма, и даже овёс переваривает не полностью (чем охотно пользуются воробьи, роющиеся в конском навозе). А вот гиппопотам наоборот, имеет примитивные четырёхпалые ноги, но специализированный одиннадцатикамерный желудок, который справляется даже с грубой соломой! Гоацин, странная птица, имеющая признаки древесных кур гокко и кукушек, сочетает примитивное строение скелета со сложным многокамерным зобом, способным переварить листья растений с большим процентом каучука в соке (такие листья, кроме гоацина, практически никто не ест). Так что мозаичных видов действительно весьма много.
Причина появления мозаичных видов состоит в том, что окружающая среда по-разному влияет на разные органы и системы органов живых существ. Связь между органами в живом организме отрицать нельзя: она есть, и изменения в одной системе органов приводят к изменениям в других. Но если эта связь достаточно отдалённая и опосредованная, то изменения одного органа весьма незначительно отразятся на другом (попробуйте-ка выстроить цепочку взаимовлияния между опорно-двигательным аппаратом бегемота или лошади и анатомией их желудков!) Соответственно, орган, на который естественный отбор оказывает слабое влияние, меняется медленнее, дольше сохраняя примитивное состояние, характерное для предка.
А вот гибридизация для образования мозаичных видов никакого значения не имеет, и считать мозаичные формы гибридными нельзя - это вполне самостоятельные виды живых существ.
Итоги этих рассуждений таковы:

• Эмбриональное развитие человека лишь отражает в своих стадиях развитие данного вида в наиболее обобщённой форме. Стадии развития зародыша человека не отражают возможных путей «дегенерации» данного вида и не представляют собой иные виды живых существ;
• Распределение ископаемых остатков организмов в слоях пород не подтверждает сценария развития жизни на Земле, предложенного сторонниками теории инволюции;
• В слоях отложений древних геологических эпох нет останков разумных существ или следов их материальной культуры;
• Вид не «решает», в каком направлении будет происходить его дальнейшее изменение. Облик вида формирует среда обитания на основе анатомических особенностей этого вида. Единственный вид естественного отбора, где учитываются «пожелания» представителей данного вида - половой отбор;
• Ароморфоз - преобладающий путь эволюционных преобразований в истории жизни на Земле. Дегенерация (катаморфоз) также присутствует в эволюции, но не преобладает;
• Мозаичные формы - доказательство идиоадаптации, а не регресса.

Использованная литература:

1) Г. К. Панченко «Каталог монстров» М., «ОЛМА-ПРЕСС Экслибрис», 2002 г, стр. 190 - 211;

2) Джим Корбетт «Леопард из Рудрапраяга» (в сб. «Кумаонские людоеды») («Зелёная серия») М., «Армада», 1999 г, стр. 383 - 384;

3) Бернгард Гржимек «Наши братья меньшие», глава «Инстинкт или разум?»

4) Конрад Лоренц «Кольцо царя Соломона», глава 6 «Сочувствуем животным».

5) Конрад Лоренц «Кольцо царя Соломона», глава 6 «Сочувствуем животным».

6) Конрад Лоренц «Кольцо царя Соломона», глава 12 «Мораль и оружие»;

7) Конрад Лоренц «Кольцо царя Соломона», глава 12 «Мораль и оружие»;

8) Владимир Корочанцев «Голоса животных и растений» («Зелёная серия») М., «Армада», 2002 г, стр. 5 - 71;

9) Бернгард Гржимек «Наши братья меньшие», глава «Подопытное животное – тигр»

10) Бернгард Гржимек «Наши братья меньшие», глава «Может ли пава умереть с горя?»

11) И. Акимушкин «Мир животных. Птицы», глава о куриных птицах. Лангур - обезьяна, каркер - олень мунтжак, читал - олень аксис, павлин - птица семейства фазановых.

12) Р. Питерсон «Птицы», М., «Мир», 1973 г, стр. 138;

13) И. Акимушкин «Проблемы этологии», М., «Молодая гвардия», 1985 г., стр. 18 - 23;

14) Я не могу сказать абсолютно точно, что А. Белов списывал именно с такой книги. Авторская манера И. Акимушкина такова, что он часто включал в разные свои книги одинаковые фрагменты. Но в рассматриваемой книге Белова точно видны манера изложения текста и набор примеров именно из книг Акимушкина. Только некоторые слова изменены А. Беловым, что не меняет существенно смысла «содранных» примеров.

15) Конрад Лоренц «Кольцо царя Соломона», глава 12 «Мораль и оружие».

16) Бернгард Гржимек «Мы вовсе не такие», глава «Действительно ли обезьяны всегда «обезьянничают»?»