ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ
Над широкой полосой пустыни во время позднего триаса мезозойской эры возвышалось
холмистое горное плато. Кое-где крутые склоны холмов резко выступали над ровной
поверхностью красноватой пыли, покрывавшей пустыню, в других местах холмы переходили
в пустыню постепенно, широкими и пологими долинами. Возвышенное плато встало
на пути пустыни, как могучая и несокрушимая стена, а с другой стороны в нее врезался
широкой зеленой каймой морской берег.
Были дни, когда пустыня была спокойной, совершенно тихой и на ее просторах нельзя
было заметить каких-либо признаков жизни. В это время она представляла собой
высохшую полосу земли с необозримыми длинными рядами мелких борозд в раскаленной
красноватой пыли — уединенное пустое место, стиснутое горами и морем.
Но были дни, когда пустыня приходила в движение. Это случалось после длительного
затишья, когда дули неистовые ветры и приносили с собой массы красноватой пыли,
которая возникала при разрушении глины, песка и обломков, покрывающих донные
части и склоны протяженных горных долин. Поверхность пустыни постоянно менялась,
тонкая пыль нагромождалась в холмы, засыпала окраины пологих и широких долин
или зеленые оазисы морского берега.
Несмотря на это, площадь пустыни не увеличивалась. Она не могла освободиться
из тесных объятий гор и моря, хотя скалистые склоны холмов и долин постоянно
разрушались под действием больших температурных перепадов от жарких дней к морозным
ночам, как будто разбивались могучими клиньями. Даже утесы из крепкого гранита
при быстрых переменах температуры распадались на мелкие обломки, которые в конце
концов превращались в песок и глину, окрашенные окислами железа в красноватый
цвет; и эта тонкая пыль уносилась потом ветрами в необъятные пространства пустыни.
Как горящие стрелы, накаляли без устали солнечные лучи пыль пустыни и превращали
ее в огромный раскаленный горн, адский зной которого высушивал воздух, нагревал
и приводил его в колебание. Нигде не видно было следов жизни, всюду только раскаленная
пыль и тяжелая, умерщвляющая духота.
Но в круговороте лет регулярно наступали и периоды больших ливней, которые захватывали
пустыню и превращали тонкую пыль в мелких котловинах в липкую глину, покрытую
тонким слоем воды. Таких мелких озер в период дождей было в пустыне множество,
но они не существовали долго. Как только дожди ослабевали, озерца сохли и уменьшались;
и когда заканчивался период дождей, от них не оставалось даже следов, потому
что их донные части, сложенные липкой глиной, засыпались навеянной пылью. Поэтому
после дождей пустыня выглядела так же, как и перед ними...
Но это только казалось, в действительности было иначе!
На холмистом горном плато, поднимающемся местами над пустыней, древняя флора
позднего триаса была в самом расцвете. Она буйно разрасталась под сияющим солнцем,
когда после долгого сухого периода обильные дожди воскрешали ее к новой жизни.
В блестящих водных гладях озер отражались похожие на пальмы кроны высокоствольных
цикадовых, а под ними вырастали дебри папоротников. Между их зелеными веерообразными
листьями как бы через кружево проникали солнечные лучи и создавали на коричневой
земле великолепную мозаику света и тени.
Склоны низких пригорков украшали рощи похожих на гинкговых байерий или игольчатых
вольций в живописном смешении несчетных разновидностей. Старые великаны с развесистыми
кронами стояли неподвижно, словно каменные столбы, а между ними устремлялись
вверх молодые деревца, кроны которых раскачивались даже от легкого дуновения,
и тихо шелестели, жадно раскрываясь навстречу солнцу.
Сырые берега озер, омутов и топей, возникших в период дождей почти в каждом углублении
поверхности, заросли коврами зеленых мхов или чешуйчатыми слоевищами печеночников,
которые рыхлыми подушками покрывали и валуны, выступающие из воды.
Из илистого дна прибрежных вод поднимались красивые водные папоротники рода сагеноптерис;
тонкими корневищами расползались они в иле под водой во всех направлениях, а
над водной гладью выставляли разделенные на четыре доли листья с длинными черенками.
За ними из ила более глубоких частей водоема вырастали могучие хвощи рода эквизетитес,
достигающие десятиметровой высоты. Из членистых корней, пробивающихся через ил
почти горизонтально, вырастали пустотелые членистые стебли, у которых в нижней
части появлялось лишь несколько ветвей. Эти ветви удалялись от главного стебля
только в результате постепенного их искривления, но затем, однако, выпрямлялись
и росли параллельно ему вертикально вверх. Каждый членик их стеблей был украшен
венцом многочисленных узких и заостренных листочков, сросшихся внизу пояском.
Под вершинами главных и ближайших к ним стеблей располагались споровые шишки,
негнущиеся, похожие на тяжелые и твердые початки, сопротивляющиеся ветрам и бурям.
Не только в воде, но и в трясинах на сырой почве тенистых ложбин вырастали обширные
рощи этих древовидных хвощей, которые образовывали как бы огромные, мертво торчащие
столбы.
Однообразные поросли этих столбообразных хвощей сменялись чащами других хвощей,
неокаламитов, которые были в пять раз меньше, но зато имели древовидные разветвления;
их ветви были унизаны узкими травообразными листочками в мутовках. Неокаламиты
росли в безграничном множестве. Их корни расползались во всех направлениях, взаимно
переплетались и вытягивали из почвы питательные вещества, чтоб подкрепить ими
свои стволы и развесистые кроны со споровыми шишками. Ветер разносил далеко по
округе целые облачка коричневатой пыли спор.
Красиво было утро в этом древнем краю вечной тишины. Восходящее солнце разливало
свой свет и тепло по зеленым растениям, зажигало алмазным блеском капли росы,
и вскоре его жаркий золотой дождь проникал даже в кроны деревьев и высветлял
темные глади озер и омутов. Солнечные лучи золотыми стрелами пронзали даже темные
уголки глубоких оврагов, вытесняя из них сумерки и холод.
Перед одним оврагом, который тянулся, извиваясь как змея, далеко вдаль, простирался
большой омут, блестящий в свете восходящего солнца как серебристая поверхность
зеркала, окруженного зеленой рамой буйной растительности.
Крутые склоны оврага представляли собой зазубренные утесы, разбитые тысячами
трещин. Крупные валуны лежали на дне оврага, словно руины разрушенного замка,
а между ними пробивался маленький ручеек, обтекал валуны и переливался через
них маленькими водопадами. Не обращая внимания на преграды, с веселым журчанием
он спешил неустанно вперед, как будто не мог дождаться, когда его кристальные
воды соединятся с мутной водой омута.
В том месте, где ручеек покидал овраг и после короткого пути через песчаную равнину
вливался в омут, лежало несколько крупных валунов. Два из них располагались совсем
близко друг от друга, а третий, находившийся на склоне оврага, опирался на них
как мощная плоская крыша. Благодаря этому возникла небольшая пещера. У входа
в нее росли красивые похожие на лиру веера папоротников из рода диктиофиллум.
Над валунами, поросшими желто-зелеными лишайниками, поднимали свои прекрасные
кроны древовидные папоротники из рода анотоптерис, зеленые веера которых жадно
тянулись к солнцу; солнечные лучи в них задерживались, ломались и дробились на
бесчисленные светлые пятна.
В пещере между валунами близко друг к другу лежали два ящера. Лежали без движения,
окоченев от холода прошедшей ночи. Но вот на их зеленых спинах заплясал солнечный
луч, потом другой, третий и холодная кровь ящеров начала постепенно разогреваться.
Однако прошло еще довольно много времени, прежде чем теплые солнечные лучи вывели
их из оцепенения; ящеры подняли голову и открыли зеленые глаза, встали на ноги,
короткие передние лапы прижали к телу и замерли как каменные статуи в ослепительном
свете солнечных лучей. Они грелись, прикрыв глаза буроватой мигательной перепонкой.
Неожиданно один из ящеров хлестнул несколько раз длинным хвостом и защелкал зубастыми
челюстями. Мелкими прыжками он направился к недалекому омуту, где ему всегда
удавалось быстрее всего утолить голод. За ним бежал его такой же голодный сородич.
Это были два прокомпсогната, но они были так до смешного малы, что по сравнению
со своими гигантскими соплеменниками выглядели настоящими карликами. В длину
они имели не более восьмидесяти сантиметров, а в высоту примерно полметра. Однако
это были хищники. Горе было червям или жукам, которые пересекли им дорогу, горе
было покрытоголовому, которого они могли повстречать при своих странствиях; в
одно мгновение они захватывали пастью жертву, челюсти защелкивались, и острые
зубы вонзались в бьющееся тело.
Прокомпсогнаты добежали до омута и стали бродить около берега. Они пробирались
через густые папоротники и искали, не блеснет ли под их густыми веерами во влажной
почве тело какого-нибудь червя или не мелькнет ли в хаосе тлеющих листьев крупный
таракан или длинная сороконожка. Осмотрев чащу папоротников, где им удалось поймать
только несколько крупных червей и тараканов, они побежали дальше вокруг омута,
непрестанно глядя по сторонам в надежде увидеть хоть какую-нибудь добычу.
Так достигли они места, где воды большого омута омывали песчаную отмель, на которой
в удалении от берега росли низкоствольные цикадовые. На отмели пировала большая
черепаха триасохелис, лакомилась большой дохлой рыбой, которую нашла на берегу.
У прокомпсогнатов глаза загорелись от жадности, и они поспешили к пирующей черепахе.
Черепаха, отвлеченная от еды, уставилась стеклянными глазами на обоих незванных
гостей; но быстро успокоилась и продолжала пиршество, так как знала, что ящеры
не отважутся на нее напасть. Она была сильной и чувствовала себя в безопасности,
потому что тело ее было защищено крепким панцирем из толстых костяных пластинок,
которыми была покрыта и ее голова. Недоразвитыми зубами понемногу отрывала она
куски тела найденной рыбы и волнообразными движениями шероховатого языка спокойно
отправляла их в желудок.
Прокомпсогнаты возбужденно прыгали вокруг черепахи, хлопали зубастыми челюстями,
хлестали длинными хвостами, но отобрать у черепахи ее пищу не отваживались. Они
никогда не нападали на черепаху, но сейчас не оставляли надежду полакомиться
и поэтому не удалялись.
Вдруг черепаха перестала есть. Видимо, ей уже надоела холодная рыба и она захотела
сочных растений, которые всюду росли на сырой прибрежной почве. Маленькими шагами
уходила она прочь. Шла тяжело и натужно, так как тяжелый панцирь, защищающий
ее от врагов, своей огромной тяжестью мешал ей при ходьбе.
Прокомпсогнаты незамедлительно набросились на остатки рыбы. Резкими рывками головы
вырывали куски и с жадностью их заглатывали, каждый хотел ухватить кусок побольше.
Когда одному это удалось, другой прокомпсогнат, как бы завидуя, быстро подскочил
к нему, чтобы завладеть его куском; но так как первый не мог быстро проглотить
кусок, то выпустил его из пасти, хотя готов был за него сражаться. Ящеры встали
друг против друга с раскрытыми пастями, яростно хлопая длинными хвостами. Но
до схватки дело не дошло. Вскоре оба вернулись к добыче и снова вцепились в остатки
рыбы, рвали ее на части и глотали с невиданной поспешностью.
Ничто не нарушало пиршества прокомпсогнатов. Всюду было спокойно. Только палило
солнце, а через густые кроны низкорослых цикадовых просвечивала синева небосвода.
Неожиданно тишина была нарушена шумом похожих на пальмы листьев цикадовых. Над
прокомпсогнатами внезапно появилось огромное чудовище из отряда гигантских ящеров.
Это был хищный халтикозавр высотой более трех метров и длиной более пяти метров,
который выбрал себе место для ночлега среди цикадовых. Пробудившись после оцепенения,
он выпрямился, держа свое могучее тело только на длинных и сильных задних ногах.
Его голова, качающаяся на длинной шее, торчала высоко над кронами цикадовых,
пасть была полна острых зубов, а зеленоватые глаза зловеще блестели.
Когда вчера халтикозавр укладывался спать, он и не подозревал, что при пробуждении
его будет ожидать вкусный завтрак прямо под носом. Чтобы не упустить такую редкую
возможность, он бросился на ничего не подозревающих прокомпсогнатов, которые
беззаботно пировали на отмели перед цикадовым лесом.
Достаточно было нескольких длинных прыжков, и зубастая пасть халтикозавра
сомкнулась на теле одного из прокомпсогнатов. Он резко рванулся от испуга
и боли, неистово
задергал задними ногами, стараясь достать и растерзать когтями брюхо напавшего.
Халтикозавр, однако, крепко держал свою добычу и огромной силой постоянно
двигающихся челюстей дробил ее кости. Он совсем не обращал внимания на удары,
которые ему
неустанно наносил ногами прокомпсогнат; он даже их не чувствовал, потому
что все они скользили по его толстой коже, которую все равно прокомпсогнат
никогда
бы не смог пробить.
Это был бой неравный и уже предрешенный.
Второй прокомпсогнат изумленно наблюдал неожиданное нападение халтикозавра и
смертельную схватку своего несчастного сородича. Но он лишь на мгновение оцепенел
от испуга. Потом сразу же с ужасом бросился прочь, спасая свою жизнь.
Прежде чем он исчез вдали, трагедия была окончена. Тело прокомпсогната в пасти
халтикозавра еще несколько раз затрепетало, а ноги ударили в пустоту. Хвост неподвижно
повис, голова свесилась, как будто бы переломилась длинная шея, и с последней
судорогой погасла жизнь. Он был мертв.
Когда халтикозавр понял, что его жертва не двигается, он раскрыл пасть, и прокомпсогнат
с глухим стуком упал на землю. Халтикозавр поворачивал голову из стороны в сторону
и зеленоватыми глазами внимательно наблюдал, не двинется ли его жертва. Он был
готов при малейшем движении снова вонзить в нее свои острые зубы и продолжать
сокрушать ее мышцы и кости. Но тело прокомпсогната не шевельнулось.
Вскоре халтикозавр наклонил голову к мертвому прокомпсогнату, лизнул его несколько
раз своим длинным черным языком и снова поднял голову. Он хотел осмотреться вокруг,
не грозит ли ему какая-либо опасность.
Правда, он мог не бояться никаких врагов, так как сам был тогда самым могучим
существом всего края. Тем не менее он хотел убедиться, что вокруг не бродит какой-нибудь
его сородич, с которым он должен был бы вступить в тяжелую схватку за добычу,
если бы пришелец захотел поживиться ею.
Осмотревшись кругом и не заметив никакой опасности, он наклонил голову к пойманной
добыче и вонзил в нее зубы.
Однако долго халтикозавру не пришлось попировать спокойно. Из близлежащего оврага
неожиданно вышло несколько огромных платеозавров — гигантских ящеров восьмиметровой
длины. Они смешно раскачивались на своих длинных и сильных задних ногах и острыми
когтями, которые были твердыми как сталь. Маленькая голова платеозавров сидела
на длинной шее, а короткие передние ноги с торчащими когтями ритмично качались
взад и вперед, как маленькие руки.
Они двигались к омуту, и их ноги, несущие тяжелые пестро окрашенные тела, зарывались
в зеленые шапки буйно растущих мхов. Они растаптывали поросль красивых папоротников
хироптерисов, небольшие веера листьев которых, растущие поодиночке прямо из земли,
несли до пяти рядов листьев свежего зеленого цвета.
Платеозавры шли медленно, на каждом шагу вертя головой направо и налево и маленькими
желто-зелеными глазами выискивая, что бы проглотить. Они искали главным образом
растения с хрупкими листьями, стволами и ветвями, но выслеживали, однако, и всех
мелких живых существ, которых могли бы поймать. Поэтому каждый из них время от
времени останавливался и низко наклонялся к земле, чтобы пастью схватить лакомство,
которое только что заметил. Даже при сильно наклоненных туловищах они надежно
стояли на сильных столбообразных ногах, так как вес их мощного тела был уравновешен
сильным и тяжелым хвостом.
Платеозавры не были хищниками, хотя кроме растительности — главной составной
части их пищи – с аппетитом пожирали и мелких живых существ, крупных червей,
раков и мелких покрытоголовых, которых неожиданно настигали в топких местах тенистых
ложбин и оврагов или на берегах многочисленных озер и омутов. Не пренебрегали
они ни дохлой рыбой, выброшенной волнами на берег, ни остатками пиршеств хищных
халтикозавров.
На более крупных животных Платеозавры никогда не обращали внимания, так как не
смогли бы их одолеть. Они не имели таких крупных и острых зубов, которыми могли
бы убивать и разрывать другое существо. Их челюсти несли лишь слабые, почти незаостренные
зубы.
Медленно приближались платеозавры к пирующему халтикозавру.
Прошло немного времени, и халтикозавр, склоненный над своей добычей, заметил
платеозавров. Его тело резко выпрямилось, как будто подброшенное с земли сильным
толчком, и безобразный ящер пристально уставился своими желтыми возбужденно горящими
глазами на приближающихся платеозавров.
Он стоял без движения на месте, лишь тонким длинным хвостом неистово хлестал
вокруг себя. Выглядело это так, как будто какая-то огромная змея неустанно бросалась
на него и обвивалась вокруг его туловища и ног.
Халтикозавр не спускал глаз с платеозавров и тщательно следил за каждым их шагом,
наблюдал за их действиями, ежеминутно готовый отстоять свою добычу.
Платеозавры между тем прошли мимо не замечая его. Лишь один из них с любопытством
приблизился и поглядел на кучку мяса и костей. Оскаленная пасть халтикозавра
над ней, однако, так его напугала, что он быстро повернулся и поспешил за своими
сородичами, скрывшимися уже в лесочке древовидных папоротников, которые росли
не только на илистом дне омута, но и на сыром грунте песчаного берега.
Несколько широких полос поломанных стволов хвощей указывали ему дорогу, по которой
он должен был догонять своих сородичей. Вскоре и он исчез между стволами высоких
столбообразных хвощей, которые под его шагами сгибались и ломались с шумом и
грохотом. Там, где он пробирался через чащу хвощей, повсюду во все стороны разбегались
мелкие покрытоголовые, испуганные его топотом и треском ломаемых им растений,
а крупные тараканы и длинные сороконожки быстро залезали в темные укрытия под
камнями или под гниющими остатками растений.
Платеозавр уже исчез среди столбов неподвижного хвощевого леса, а халтикозавр
все еще стоял не двигаясь. Он смотрел на лес, как будто опасался, что противник
вернется и ему все-таки придется сражаться за свою добычу. И только, когда все
замерло, его голова, высоко поднятая на длинной шее, начала поворачиваться из
стороны в сторону, а взгляд — тщательно осматривать далекие окрестности. Только
после того, как халтикозавр нигде ничего подозрительного не увидел и ни один
подозрительный звук не потревожил его чуткий слух, он наклонился, уверенный в
полной безопасности, над кучей мяса и продолжил прерванный пир.
Свое пиршество он закончил только тогда, когда последний кусок мяса исчез в его
ненасытной глотке. Затем он выпрямил туловище, несколько раз плотоядно облизнулся
длинным черным языком и двинулся медленными шагами. Но вдруг внезапно повернулся
и, смешно размахивая перед собой короткими передними конечностями, поспешил обратно
к оставленной куче костей. Стал обходить ее кругами, осматривать со всех сторон,
наклоняться над ней, как будто хотел убедиться, что на какой-нибудь из костей
не остался еще кусок мяса. Однако ничего не нашел и поэтому снова потихоньку
двинулся прочь, чтобы уже не возвращаться.
Между тем солнце стояло уже высоко на глубоком небосводе, и воздух дрожал от
пышущего жара солнечных лучей.
Вокруг обглоданных костей прокомпсогната было пусто, стояла поразительная тишина.
Не было еще на свете птиц, которые бы пели здесь свои песни, не было еще и млекопитающих,
победный рев или тихое мычание которых разносилось бы по болотистой равнине и
терялось в тихих лесах. Во всем мире тогда царила немая красота.
Лес хвощей, похожий в своей однообразной неподвижности на громадное скопище дубин
сказочных исполинов, был совершенно уничтожен там, где по нему проложили дорогу
платеозавры. Высокие полые стволы были поломаны мощными телами ящеров. Всюду,
где ступала нога ящера, стволы под тяжестью его тела были раздроблены и превращены
в желто-зеленую кашу, перемешанную с мягкой песчанистой землей. И это разрушение,
этот хаос переломанных стволов протянулся на всю ширину леса.
Платеозавры не задерживались в лесу, они знали, что гул и неприятный скрип ломаемых
стволов распугивают все живые существа, которые поспешно убегают или залезают
в надежные укрытия. Поэтому они только быстро прошли через лес, направляясь к
лучшим местам охоты.
Но сегодня им не понадобилось их искать. Едва они покинули лес, как под скалой,
омываемой зеленоватой водой омута, увидели скопление мяса и костей.
С удивлением смотрели они на богатое и заманчивое угощение. Потом осторожно подвинулись
на несколько шагов вперед, потому что им было странно, что такая привлекательная
добыча была брошена, что столько еды никто не охранял и ее можно было получить
без борьбы.
Их маленькие головы вертелись во все стороны. Убедившись, что поблизости никого
нет, они двинулись не останавливаясь к трупу капитозавра. Это был огромный, почти
двухметровой длины покрытоголовый, похожий на лягушку. И так как никто не встал
у них на пути, чтоб защитить оставленную добычу, они обступили жирный кусок и
начали насыщать свой желудок.
Пока они пировали, из глубины под скалой выплыл труп огромного, похожего на крокодила,
ящера мистриозуха. Вчера в вечерних сумерках он напал на капитозавра, но сам
также был убит в неравном бою. Случилось это так.
Глубокое место под скалой уже долгое время было обиталищем мистриозуха. Днем,
когда солнечные лучи заливали песчаную отмель под скалой, он лежал как шестиметровое
бревно на берегу и грелся, а к вечеру выходил на разбой. Он предпочитал ловить
рыб, которых было много в омуте. Как выпущенная из лука стрела, мчался за высмотренной
рыбой и едва настигнув ее, хватал и зажимал в зубастых челюстях как в клещах.
Если она была особенно крупной, быстро плыл с ней к берегу, если небольшой —
бросал ее в воздух, ловил пастью и пожирал.
Когда мистриозух охотился в узких рукавах омута, врезающихся в скалистые берега,
он разгонял воду пружинистыми ударами своего уплощенного хвоста так сильно, что
испуганные рыбы выскакивали из воды, чтобы скрыться от своего преследователя.
Но коварный ящер пользовался этим, он легче мог поймать их на лету.
В другой раз на мелком месте у берега он подстерегал молодых, еще неопытных покрытоголовых
метопиасов; старых же представителей этого рода он, однако, избегал, так как
они были такими же хищниками, как и он сам, и схватка с ними была тяжелой и опасной.
Так в глубине под скалой крокодилообразный мистриозух жил долгое время в безмятежном
покое.
Однажды появился здесь незваный гость. Это был тоже мистриозух, но огромный и
старый, который превосходил первого по длине на добрых два метра.
Он появился неожиданно в глубоком месте под скалой. Болото, в котором он раньше
жил, стало понемногу высыхать, а в долгие сухие периоды сокращаться в размерах.
Уменьшалось и количество рыбы, и теперь проходило много времени, пока мистриозух
вылавливал ее столько, чтобы утолить голод. Когда же, наконец, солнечный зной
уменьшил площадь болота настолько, что лишь изредка можно было отдохнуть сытым,
он двинулся в путь, чтобы найти новое более богатое рыбой пристанище. Так однажды
он очутился у большого омута под скалой. Подойдя к берегу, тихонько вполз в воду,
проплавал по омуту во всех направлениях, проверил даже узкие протоки между камней.
Омут ему понравился, и он здесь поселился. Только позднее он узнал, что в своем
новом доме он не один, и что здесь уже живет один его сородич. Но это ему не
мешало. Ведь в старом болоте он долго спокойно жил вместе с такими же, как он,
большими сородичами. Этот же был намного меньше и слабее и ми-стриозух решил,
что не будет иметь соперника и легко обеспечит себе наибольшую долю при добыче
пищи в омуте и на его берегах. Пэтому уже несколько дней он спокойно здесь охотился
или лениво грелся на солнце.
Зато мистриозух, который жил здесь уже долго, обходил незваного гостя стороной.
С одного взгляда он оценил мощь и силу пришельца, которые гарантировали ему превосходство.
Он понял, что уже не сможет охотиться где и когда захочет и не будет здесь больше
владыкой. Все это приводило его в какое-то беспокойство, и он раздражался тем
сильнее, чем больше мешал ему страх вступить в схватку с пришельцем, так как
не было уверенности, что эта схватка закончится его победой. Поэтому он наблюдал
за ним лишь издали.
Но наступил момент, когда они все-таки схватились в смертельном поединке.
Это было однажды вечером, на закате солнца, когда на весь край опускались вечерние
сумерки. Около скалы залег в засаде мистриозух. Голова и передняя часть туловища
его лежали на отлогом берегу, длинный хвост был погружен в воду.
Вдруг он увидел, как через чащу лировидных папоротников диктиофилл потихоньку
пробирается пузатый капитозавр. Он не пошел к воде, а стал подниматься по узкой
тропе на плоский выступ скалы, как будто оттуда хотел посмотреть на красивый
ландшафт и водную гладь, матово блестевшую в свете заходящего солнца. Когда он
туда взобрался, то понял, что дорога здесь кончается. Лишь крутые скалистые склоны
возвышались над ними высоко вверху или исчезали внизу в потемневшем омуте. Не
имея возможности двигаться вперед, он остановился на самом краю скалы и выпученными
глазами смотрел вниз на воду омута и на его зеленые берега.
Однако долго он там не пробыл. Когда заметил в недалекой низине место для ночного
отдыха, повернулся и по крутой тропке стал потихоньку спускаться обратно, а затем
пошел вдоль берега омута.
Но путь его был недолог. Внезапно, словно молния, выскочил ему навстречу подстерегавший
его мистриозух, вонзил ему в горло острые зубы и крепко их стиснул. Капитозавр
был так поражен неожиданным нападением, что даже не пытался сопротивляться. Одного
мгновения было достаточно, чтобы при новом нападении мистриозух перегрыз ему
горло. Капитозавр быстро терял силы и в тот момент, когда его сознание начало
гаснуть, мистриозух резко перевернулся на другой бок, его громадный хвост просвистел
в воздухе, как тяжелая дубина, и добил жертву.
Казалось, заходящее солнце было единственным свидетелем этого кровавого события.
Но это было не так.
На узкой песчаной косе, которая выступала из воды, в полумраке поросли хвощей-новокаламитов
неподвижно лежал второй мистриозух и внимательно наблюдал за нападением своего
младшего сородича на капитозавра. Хотя он был уже сыт, но вид убитого покрытоголового
был очень заманчив. Поэтому он не смог преодолеть страстного желания принять
участие в новом угощении и добавить, хотя бы немного, иной пищи, может быть,
более вкусной, чем рыба. Чувствуя большое превосходство над своим сородичем и
уверенный в своей огромной силе, без колебаний, медленными шагами шел он к месту,
где хотел поживиться за чужой счет.
Прежде чем он приблизился, хозяин добычи заметил его.
Хотя оба они были из одного и того же рода ящеров, тем не менее меньший смотрел
на своего огромного сородича как на опасного соперника. По позиции, которую он
занял, было видно, что он не намерен отказаться от своей добычи и что он даже
не будет делиться ею с гигантом. Он был готов вступить в схватку не только за
капитозавра, но и за возвращение всего охотничьего угодья, которое потерял при
появлении более сильного сородича.
Едва исполин подошел к мертвому капитозавру, мистриозух бросился на него как
стрела. Зубастыми челюстями своей вытянутой пасти он стиснул ему кожу на передней
ноге и сразу пронзил ткани так, что острые зубы заскрипели о кость. Потом он
немного ослабил челюсти и вцепился снова, чтобы разодрать ужасную рану противника
и раздробить ему кость. Со страшной силой он сжимал и сжимал челюсти, однако
кости врага были как из стали. Когда мистриозух почувствовал, что раздробить
кость противника у него не хватит силы, сразу же отскочил. Он понял, что вступил
в схватку, которую никогда не сможет выиграть и в которой может потерять все.
Поэтому, чтобы сохранить свою жизнь, он обратился в бегство, стрелой влетел в
омут и, вспенивая воду, помчался на середину болота.
За ним быстро скатился в воду и подвергшийся нападению исполин. Высоко взлетели
брызги воды, и по спокойной поверхности пошли крутые волны. Взбешенный дерзостью,
с которой меньший сородич отважился на него напасть, и разъяренный от боли, которую
вызывала кровавая рана, он стремительно бросился за ним, не выпуская его ни на
мгновение из виду, и тотчас его догнал.
Преследуемый повернулся и, неистово хлеща хвостом по воде, приготовился защищаться,
так как теперь уже бегство не могло спасти его. Если бы он и далее пытался плыть,
смертоносные зубы преследователя вонзились бы в его тело сзади, в наиболее уязвимые
места, и вскоре наступил бы конец.
Поэтому он проворно увернулся, когда исполин бросился на него с раскрытой пастью.
При новом броске снова увернулся, потом опять, пока внезапно не кинулся молниеносно
вперед, чтобы самому стиснуть острые зубы на горле громадного чудовища. Но и
тот увернулся, и таким образом избежал коварной встречной атаки. По большой дуге
он стал возвращаться к противнику, который мчался на него, как будто снова хотел
напасть. Когда они были уже близко друг от друга, меньший мистриозух быстро свернул
в сторону, и пока исполин неудержимо мчался вперед, молниеносно повернулся и,
не подвергаясь опасности быть задетым ни зубами, ни хвостом исполина, бросился
проворно вперед и вцепился зубами в его горло.
Исполин моментально остановился, резко дернувшись передней частью тела, поднялся
высоко над вспенившейся водной поверхностью и стряхнул с себя нападающего. Раньше,
чем тот опомнился, гигант ринулся в контратаку. Сильный удар хвоста огромного
чудовища обрушился на голову противника. Он лишил его сознания, а острые конические
зубы уже вонзились в его оглушенное тело. После этого ярость победителя начала
понемногу проходить. Не только потому, что противник был уже мертв, и лежал перед
ним растерзанный с раздробленными костями, но и потому, что его собственные тяжелые
раны все сильнее давали о себе знать. Еще несколько раз проплыл он вокруг побежденного,
сильно ударяя его хвостом, но потом поплыл прочь к берегу болота, чтобы там в
укрытии среди буйной растительности спокойно отдохнуть. Его уже не прельщал убитый
капитозавр, который после победной схватки всецело принадлежал ему.
Растерзанное и окровавленное тело побежденного ящера неподвижно покачивалось
на поверхности покрасневшей воды. Вскоре оно начало понемногу погружаться на
дно.
Кончился бой мистриозухов. Исчез побежденный, затерялся и победитель. Только
на берегу под скалой в густеющей тьме вырисовывалось тело мертвого капитозавра,
которое одно осталось на поле боя.
На другой день стадо платеозавров нашло на берегу груду мяса, которая никому
не принадлежала.
Они набросились на нее и долго наполняли голодные желудки. Их опавшие животы
раздулись как надутые бурдюки, но им все еще было мало. Как в бездонной пропасти,
исчезали в их утробах большие куски мяса и в царящей вокруг тишине беспрестанно
раздавался стук челюстей.
Когда они закончили пиршество, перед ними осталась лишь куча костей.
Насытившись, они, наконец, покинули место своего неожиданного и непривычного
пира и лениво побрели между голых скал, пока не исчезли в каком-то овраге, поросшем
зелеными папоротниками, с черными отверстиями пещер и расщелин.
Много красивых розовых рассветов прошло в этой древней стране. Каждый из них
был предвестником дня, когда солнце жгло сильнее, чем в предыдущий день, восходящий
огненный шар затоплял обширную область все более жарким потоком тепла. Над иссушенным
краем наступал период с рассветами без росы.
Буйная флора постепенно увядала, сохла и наконец была сожжена солнцем до самых
корней. Болота и топи высыхали, а их дно под пышущими жаром солнечными лучами
сжималось так, что возникала удивительная неправильная сеть крупных щелей и трещин,
покрытая трупами рыб и мелких водных животных. И чем дальше, тем было хуже, так
как солнце палило все сильней.
Большим ящерам стало трудно добывать корм и, главным образом, платеозаврам, которые
привыкли ежедневно набивать животы сочными растениями. Теперь они долго блуждали
по округе, чтобы немного насытиться, и хотя бы на короткое время избавиться от
мучительного чувства голода.
Платеозавры вскоре стали проявлять беспокойство. Инстинкт гнал их стада все ближе
к границам плато. Когда же, наконец, они их достигали, то по пологим склонам
спускались вниз к самой границе пустыни, где зарывались в красноватую пыль и
ждали прихода ночи.
В одном из таких стад находился и крупный старый самец. Он был тощ и слаб от
старости. Сам он с трудом находил пищу, так как время его силы и ловкости уже
давно миновало. Хорошую добычу он мог поймать лишь с трудом. Чаще же пристраивался
к добыче других или довольствовался найденной падалью. Лежал он, зарывшись в
пыль, но часто поднимал высоко вверх голову на длинной шее, и его глаза глядели
куда-то вдаль через пустыню. Он не двигался, а только смотрел и смотрел...
По чистому без единого облачка небосводу солнечный диск постепенно склонялся
к западу. Прежде чем скрыться в бесконечной глубине, за линией горизонта, он
последний раз озарил своими лучами пустынную равнину и вершины гор, поднимавшиеся
над ней. Когда исчез последний луч, в том месте, где зашло солнце, над горизонтом
зажглось зарево, свет которого золотыми и пурпурными полосами расходился далеко
по по темневшему небосводу. Вечерняя тишина понемногу опускалась на весь край.
Тогда платеозавры выкарабкались из пыли и беспокойно забегали с места на место.
Они не готовились к ночному отдыху, как делали каждый день на горном плато. Скорее
казалось, что платеозавры ждали ночи, чтобы отправиться в далекий путь.
В начале сухого периода они покидали горное плато и преодолевали пустыню,
чтобы достичь морского побережья с богатыми охотничьими угодьями. Только
когда снова
начинался период дождей, стада возвращались опять назад. Первый путь
через пустыню был путем за пищей; второй, обратный, - путем домой.
Между тем над горизонтом поднялась луна. И лишь едва серебряный лунный свет разлился
по обширной пустыне, стадо платеозавров двинулось вперед. Быстрыми шагами удалялось
оно от подножия плато и вскоре затерялось в красноватой пыли. Только маленькое
облачко пыли выдавало их движение к далекой цели. И потому, что таких маленьких
облачков катилось по пустыне много, стало ясно, что в путь к далекому побережью
внутриконтинентального моря двинулось уже много групп.
Всю ночь шли платеозавры без отдыха к своей далекой цели. Когда взошло солнце,
они остановились, зарылись в красноватую пыль и целый день отдыхали. Усталые
и голодные лежали они без движения, в то время как над ними трепетал воздух,
накаленный безмерным солнечным жаром, который вызывал слабость и лишал их жизненной
энергии.
Только в сумерках, когда из бесконечных просторов Вселенной повеяло освежающим
холодком, стада платеозавров продолжили путешествие.
Группа, в которой был и тот большой и очень старый платеозавр, также собиралась
выступить в дорогу. Сначала ящеры высоко подняли головы, огляделись вокруг, и,
когда увидели, что остальные стада уже движутся вдали, быстро вскочили и пустились
в путь.
Пыль, которая облаками поднималась вверх и клубами вилась вокруг их огромных
тел, закрывала их со всех сторон красноватой пеленой все гуще и гуще, так что,
наконец, резкие очертания тел ящеров расплылись в ней в неясные черные тени.
В этих густых тучах пыли исчезала одна тень, другая, третья, а потом и все остальные.
Поднятая пыль понемногу опускалась на землю и было видно, как группы платеозавров
спешат по пологому склону длинного хребта к желанной цели. Достигнув вершины
хребта, стада снова сбегали по пологому склону в большую плоскую котловину. Ее
дно было покрыто непроницаемым илом, мешающим иссохшей земле впитывать воду.
В период дождей здесь было большое мелкое озеро, которое, однако, существовало
не долго, потому что солнечный зной сухого периода его всегда быстро высушивал.
И в этот раз от озера не осталось почти никакого следа. Лишь на середине котловины
была еще небольшая зловонная лужа, но и ту постепенно высушивали жгучие лучи
солнца. Вязкое илистое дно этого исчезнувшего озера было покрыто тонким слоем
мельчайшей пыли и песка, нанесенных сюда ветром, так что его нельзя было отличить
от сухих участков пустыни.
Все было одинаковым, однообразным и пустынным. Лишь груда побелевших на солнце
костей, наполовину засыпанных пылью пустыни, предостерегающе светилась среди
безжизненных просторов, предупреждая об опасности.
Когда стадо платеозавров сбежало на дно котловины, то вскоре очутилось на окраине
узкого длинного залива. Пройдя несколько шагов, платеозавры стали увязать в мягком
иле.
Это неожиданное препятствие сильно испугало путешествующих ящеров. Каждую минуту
какой-нибудь из них поднимал вверх ногу и резким взмахом старался стряхнуть тяжелые
комья. Едва он избавлялся от них, как при новом шаге нарастали новые, еще более
крупные и тяжелые. Поэтому лишь с большим трудом продвигались ящеры вперед.
Старый ослабевший платеозавр вскоре не мог двинуться с места. С трудом вытаскивал
он ноги из вязкого ила и чем дальше, тем тяжелее было ему избавляться от налипшей
грязи. Уже не мог он ступать крепко и ровно, а только качался из стороны в сторону
и наконец увяз совсем.
Он упал на землю и застывшими глазами глядел на убегающее стадо, которое между
тем уже миновало опасное место высохшего озера и постепенно исчезало вдали.
Старый платеозавр, однако, был не один. Недалеко от него боролся за жизнь его
сородич – рослый зверь в расцвете исполинских сил. Он немного отстал от группы
и, чтобы догнать стадо, должен был пересечь более широкую полосу вязкого ила.
Он упал в ил, но вскоре опять поднялся и попытался идти вперед.
Неистовая жажда жизни и сильный молодой организм помогли преодолеть коварную
опасность. Когда он наконец снова вышел на твердую почву, стадо уже давно потерялось
вдали. Он был один со старым умирающим сородичем, но он был спасен.
Платеозавр быстро пошел вперед и прежде, чем взошло солнце, он был уже у цели,
на побережье моря с многочисленными лагунами, с лесами цикадовых и хвойных деревьев,
с буйными зарослями различных папоротников, а главное – с богатыми охотничьими
угодьями.
Пришел конец голоду и лишениям. Целый день и две ночи он ничего не ел, и пустой
желудок уже давно давал о себе знать. Поэтому не мешкая стал охотиться, так же
как и остальные его сородичи, которые пришли сюда раньше.
А между тем как он насыщался, а потом отдыхал в приятной тени цикадовых на берегу
синей лагуны, из тела старого платеозавра, увязшего в иле высохшего озера, уже
улетучивалась жизнь. Он погиб так же, как до него погибли многие его сородичи.
Старый платеозавр хотел и на этот раз переждать на морском берегу время, когда
на горном плато, где он родился, опять наступит благодатная пора.
Он всегда благополучно добирался туда и возвращался обратно. На этот раз, однако,
не дошел. Это был его последний путь...
СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ……………………………..7
ИСЧЕЗНУВШИЙ МИР………………...8
ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ….…………….25
БУХТА ДРАКОНОВ………………….46
ПЕРЕОЦЕНЕННЫЕ СИЛЫ……….….68
ОЗЕРО УЖАСОВ…………...………...97
ПРОИГРАННАЯ ЖИЗНЬ…...……....104
ТАИНСТВЕННЫЙ ИДОЛ….……….112
ПОСЛЕСЛОВИЕ…………...………..163
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ……....189