Форрест Гленн Вуд

Морские млекопитающие и человек

Ф. Г. ВУД

МОРСКИЕ
МЛЕКОПИТАЮЩИЕ
И ЧЕЛОВЕК

ЛЕНИНГРАД ГИДРОМЕТЕОИЗДАТ 1979

28.6
В 88

Forrest G. Wood

MARINE MAMMALS AND MAN

Washington — New York, 1973

Перевод с английского А. А. Щербакова

Научный редактор канд. биол. наук А. С. Соколов

Вуд Ф. Г.

В 88

28.6

ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА

Автор книги «Морские млекопитающие и человек» Форрест Гленн Вуд — биолог, владеющий обширными знаниями в области морской биологии, в особенности морских млекопитающих. Около двенадцати лет Вуд работал во Флоридском океанариуме в качестве его куратора и ответственного за комплектование и содержание животных. С 1963 года Вуд работает в Военно-морском подводном исследовательском центре ВМС США. В настоящее время он — старший научный сотрудник и консультант отдела подводных наблюдений и исследований океана. В течение многих лет Вуд был не только свидетелем, но и организатором большинства исследований, связанных с изучением поведения дельфинов и практического применения тренированных животных.
В мировой прессе появлялось и появляется немало сообщений о целях и задачах, которые ставит военно-морское ведомство США перед учеными, работающими с морскими млекопитающими. И вот перед нами книга, написанная человеком, принимающим самое непосредственное участие в таких работах. Конечно, было бы наивно полагать, что Ф. Вуд договаривает все до конца и раскрывает все секреты своей работы. Здесь важен сам факт, что мы получаем информацию, так сказать, из первых рук.
Однако не в этом главное достоинство работы Ф. Вуда. Поутихли страсти, разгоревшиеся было вокруг дельфинов десятилетия два назад. Исчезла надежда не сегодня — завтра наладить с этими животными интеллектуальный контакт на равных, а заодно исчезла и надежда в один прекрасный день заговорить с дельфинами на общем языке — надежда, с которой нам так не хотелось расставаться. Улегся ажиотаж. Ученые принялись за планомерную углубленную работу по изучению дельфинов. И тут еще раз подтвердилось, как непросто все, что связано с этими животными.
Как отлавливать дельфинов? Как смягчить стресс пленения? Чем кормить животных? В каких бассейнах их содержать и как за ними смотреть? Как заставить их размножаться в неволе? Каким образом перевозить их с места на место, если в этом возникает необходимость, не причиняя им особого вреда? Какими лекарствами и как лечить заболевших животных? Те, кто непосредственно занимался дельфинами или хотя бы интересовался литературой о них, знают, как насущны эти вопросы, сколь непросто получить ответы на них и как часто ответы эти оплачиваются жизнью самих животных. Ф. Вуду есть что ответить на все эти вопросы: в США широко известны его работы о методах отлова, транспортировки и создания нужной обстановки для скорейшего привыкания животных к жизни в условиях неволи и ограниченного бассейна. На глазах читателя как бы разворачивается картина жизни животного в неволе — от момента отлова до его смерти. Вуд говорит о своих промахах, ошибках, делится своими сомнениями, радуется достижениям и победам — идет насыщенный, содержательный для посвященных, да и для непосвященных, разговор.
Однако проблема содержания дельфинов в неволе, как бы ни была она важна,— проблема, так сказать, «вторичная». «Первичная» же задача — узнать, каковы морфо-физиологические особенности дельфинов, что полезного для себя может почерпнуть человек, знакомясь с «парадоксами» этих животных, можно ли научить их служить человеку и как это сделать.
Автор не просто ведет обобщенные теоретические разговоры, как это довольно часто делается в подобного рода книгах,— он детально описывает работу с животными, подробно рассказывает о конкретных экспериментах, которые ставят отдельные ученые (хотя, оговоримся еще раз, безусловно, он освещает не все работы, ведущиеся в упомянутом Центре).
В связи с этим хотелось бы отметить еще одну особенность книги Ф. Вуда. Подводя итоги разговора на какую-то конкретную тему, Вуд не выдает свое личное мнение за истину в последней инстанции, уведомляя читателя о том, что на данный счет существуют другие точки зрения. Не случайно книга снабжена довольно богатым библиографическим аппаратом. Почти все результаты проведенных экспериментов, высказываемые теоретические положения и заключения подкрепляются ссылками на источники информации, которые приводятся в конце каждой главы,— явление не столь уж частое для научно-популярных изданий. И явление совсем уж редкое для зарубежных авторов — Вуд неплохо знает работы советских ученых, занятых теми же, что и он, проблемами, и не забывает ссылаться на их работы.
Книга Ф. Вуда интересна и тем, что в ней едва ли не впервые широко освещаются данные об особенностях поведения и способности к обучению сравнительно большого числа видов дельфинов (а не только, как это обычно бывает, бутылконосого дельфина — афалины), а также уделано внимание и другим представителям морских млекопитающих, мало знакомых широкому кругу читателей,— морским львам, сивучам и тюленям.

А. С. Соколов

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

В этой книге я пытался, не связывая себя какими-либо жесткими рамками, подвести итог тем работам, которые проводились с морскими млекопитающими в исследовательских центрах военно-морского флота США. Речь идет о дельфинах, гриндах, косатках и морских львах,— но в основном, конечно, о дельфинах.
Много внимания я уделил истории исследования упомянутых морских млекопитающих, чтобы воздать должное ряду ученых — наших предшественников и современников, заложивших основу, на которой мы строили нашу работу. Такой подход позволил мне представить наши достижения в их подлинном свете.
Большая часть книги, посвящена описаниям опытов, которые проводились на Военно-морской биологической станции в Пойнт-Мугу (Калифорния), где мы начинали и разворачивали нашу деятельность. Но рассказано и об экспериментах, проводившихся в основанной позже лаборатории на Гавайях (Канеохе-Бэй, остров Оаху). Зарождение нашего центра и наши первые шаги описаны в Приложении, специально предназначенном для тех, кто интересуется историей.
За десять лет нашей работы было опубликовано свыше ста статей о достигнутых результатах, но они мало кому известны за пределами узкого круга специалистов. Публике больше сообщали о достижениях, имеющих военно-прикладное значение,— тех, которые уже воплощены или еще только предполагается воплотить в жизнь. Еще шире распространялись выдумки по этому поводу и настойчивые намеки о покрове таинственности, которым-де окутана работа с дельфинами. Я останавливаюсь на этом вопросе специально: настало время развеять заблуждения по поводу нашей деятельности.
Книга дала мне возможность поговорить и о заблуждениях иного рода, а именно о тех заблуждениях, которые получили широкое распространение среди публики относительно самих дельфинов. Об этих животных писали много, и не всегда правдиво. Популярные, но ошибочные гипотезы и занимательные сказки часто заслоняют то, что мы в действительности знаем о дельфинах.
Если не выдавать желаемого за действительное и отказаться от антропоморфических представлений и явных натяжек, ореол, созданный вокруг дельфинов, несколько потускнеет. Но дельфин все равно остается интереснейшим и привлекательным животным, обладающим поистине замечательными способностями. Исследования, проведенные по заданию военно-морского ведомства, развеяли многие надежды, оказавшиеся ложными. Но — и это гораздо важнее — они позволили выявить, чему нам следует поучиться у дельфинов, и наметить пути, как сделать их помощниками людей, стремящихся проникнуть под воду.
Один из моих коллег, прочитав часть книги в рукописи, заметил, что хоть я и выступаю против «очеловечивания» дельфинов, но часто пользуюсь по отношению к ним местоимениями, применимыми только к людям*. Не помешает оказать несколько слов и об этом. Многие известные мне дельфины имели не только имена, но и столь ярко выраженные индивидуальные черты характера, что воспринимались как личности — я не вкладываю в это понятие ничего, относящегося к людям. Именно это ощущение индивидуальности каждого из дельфинов заставило меня употреблять по отношению к ним «человеческие» личные местоимения. Я считаю это словоупотребление законным, так как иных средств передачи восприятия живого существа как индивидуальности наш язык нам не дает.

Читатели, хорошо ориентирующиеся в данной области знаний, обратят внимание, что я не называю некоторых печатных трудов, о которых можно или даже нужно было бы упомянуть. Но я не собирался писать энциклопедию. Я стремился отобрать уместный и интересный материал, отвечающий поставленным мною целям. О некоторых наших достижениях я действительно не упомянул. Но в конце книги я помещаю аннотированную мной библиографию по всем печатным работам, подготовленным в ходе наших исследований.
Ответственность за отбор материала, высказанные мнения и соображения лежит исключительно на мне.
В этой книге названы имена множества людей. Имена ученых, живших сто лет назад, имена моих товарищей по работе, имена наших коллег в научных кругах. Издатели сомневались, стоит ли упоминать так много имен, но совесть не позволила мне сократить их число. Более того, я хочу воспользоваться этой страницей, чтобы назвать людей, которым эта книга многим обязана, хотя их имена не встретятся в основном тексте.
Первым я назову имя моего друга — и тогдашнего начальника — Джорджа Б. Андерсона, побудившего меня написать эту книгу. Идея поначалу мне понравилась, но сколько раз потом за эти годы я вспоминал слова Джорджа Оруэлла: «Писание книг — труд ужасный, долгий и изнурительный, словно жестокая болезнь. И если вы не одержимы неким демоном, то не беритесь за него!»
Не подумайте, что я хочу назвать Джорджа демоном, но, если бы не он, я едва ли закончил бы начатое. Он заслуживает за это всяческих похвал, и мы по-прежнему друзья.
Мне хочется поблагодарить за поддержку и лояльность наших непосредственных руководителей в Вашингтоне, которые несли ответственность за .программу работ, весьма не похожую на все прочие начинания военно-морского ведомства: Харриса Б. Стоуна, начальника планового отдела штаба морских операций, доктора Сэма Розмана, заместителя начальника бюро в военно-морском интендантстве, и Стенли Р. Маркэса, заместителя начальника по научным вопросам отдела технологии и исследований в Управлении по проблемам военно-морских артиллерийских систем.
Многие из моих коллег давали мне сведения о своей работе, читали отдельные главы рукописи и высказывали критические замечания. Всем им я благодарен, но имен их здесь не привожу. Во-первых, потому что могу нечаянно о ком-то забыть, а во-вторых, потому что не всем их советам следовал. В этом случае, просто перечисляя имена, я рисковал бы возложить на кого-то долю собственной ответственности за вольные рассуждения и умолчания.
Но вот советам редактора Военно-морского подводного центра Роберта Д. Фрэзера я следовал всегда и во всем. Если есть в моей книге путаные разделы, в которых страдает логика и материал изложен нечетко, то это как раз те разделы, которыми он не имел возможности заняться.
Хочу воспользоваться случаем и выразить признательность Бетти Йенгст, Мишель Уайт, Маргаретте Берри и Джин Белчер. Всем им в свое время пришлось разбираться в моем почерке и превращать перепачканные, резаные и клееные листки линованной бумаги в великолепный машинописный экземпляр рукописи.
Стремясь сохранить в семье мир и покой, я не показывал своей жене Мэри главы этой книги в том виде, в каком они выходили из-под моего пера. Мой высший долг — выразить здесь Мэри свою благодарность и обожание.

ФГВ

Глава первая

РЕПУТАЦИЯ ДЕЛЬФИНА

Если бы тридцать лет назад был проведен опрос, какое из животных считать самым сообразительным, самым дружелюбным и заслуживающим уважения, абсолютное большинство скорее всего высказалось бы за собаку. Но сегодня то же большинство проголосовало бы за дельфина.
Это очень существенное изменение репутации животного, о котором, по правде говоря, несколько десятилетий тому назад ни моряки, ни ученые толком ничего не знали. Дельфины любят играть, некоторые из них с восторгом крутятся у самого носа корабля — вот, пожалуй, все, что было ведомо морякам. Рыбаки добавили бы, что каждый «сельдеглот» — так они прозвали дельфинов — за сутки или двое съедает столько рыбы, сколько весит сам. В этом они были почему-то убеждены. Издревле существовало поверье, что дельфины помогают утопающим выбраться на берег. Знатоки древнего искусства и литературы указали бы
в старинных книгах несколько историй о том, как дельфины посещали пляжи и заводили дружбу с пловцами, особенно с детьми. Бессмертное тому свидетельство — «мальчик верхом на дельфине», изображение, украшающее старинные монеты и сосуды.
Ученые не очень верили этим сказкам, но знали о дельфинах немногим больше полуграмотных матросов. Было известно около полусотни видов этих зубатых китообразных, было кое-что известно об их распространении и об их анатомии. Но к тому, что об их физиологии и поведении писал Аристотель более двух тысяч лет назад, ученые почти ничего не могли добавить.
Такая скудость познаний объяснялась тем, что никому и никогда не удавалось подолгу содержать дельфинов в неволе, где за ними можно было бы внимательно наблюдать. Так было до 1938 года, когда открылся первый в мире океанариум «Мэрин Стьюдиоуз», позже переименованный во «Флоридский Мэринленд». На территории этого необычного сооружения был устроен вместительный бассейн с морской водой, в котором содержалась группа дельфинов. Там их могли наблюдать ученые и посетители.
В начале второй мировой войны пришлось временно закрыть «Мэрин Стьюдиоуз» и выпустить дельфинов. Океанариум открылся вновь в 1946 году. Бассейн был снова заселен дельфинами, и в феврале 1947 года одна из представительниц новой группы животных произвела на свет здоровое потомство — самочку, получившую имя Спрэй.
Будучи первым дельфином, родившимся во «Флоридском Мэринленде», Спрэй прожила там двадцать два года и в свою очередь принесла пятерых детенышей.
Непосредственные наблюдения сразу же развеяли некоторые ошибочные представления об этих экзотических животных и дали много новых сведений. Например, оказалось, что дельфины движутся вовсе не с помощью штопорообразных движений лопастей хвоста, как считалось ранее. Выяснилось, что они видят одинаково хорошо как под водой, так и в воздухе, что они издают разнообразные звуки, особенно в возбужденном состоянии. Мы увидели, как они спят: краткими интервалами в любое время суток, совершая правильные плавательные движения и удерживаясь на месте, если в бассейне есть устойчивое течение. Мы обратили внимание на богатство и разнообразие форм их сексуального поведения.
Наблюдения наблюдениями, но миллионы людей, толпами стекавшиеся в «Мэрин Стьюдиоуз» и в другие вскоре открывшиеся океанариумы, были околдованы понятливостью дельфинов, их дружелюбием, добродушием и игривостью. Повторные визиты только утверждали многих посетителей в том, что характерная полуоткрытая пасть дельфина выражает улыбку, что он действительно мил и симпатичен, хотя по виду напоминает рыбу и живет в чуждой нам среде.
В течение десяти с лишним лет эта новая репутация дельфина потихоньку-полегоньку распространялась среди публики. Но в 1958 году, когда в печати были опубликованы выдержки из доклада доктора медицины, нейрофизиолога Джона К. Лилли, прочитанного им на майской сессии Американской ассоциации психиатров в Сан-Франциско, дело приняло иной оборот. Доклад назывался «К рассмотрению основных механизмов положительных и отрицательных мотиваций», а сообщения о нем появились в газетах под следующими заголовками :

И все это — по поводу одного и того же доклада об основных механизмах положительных и отрицательных мотиваций [1]! Почему же вокруг него поднялась такая шумиха?
В своем выступлении доктор Лилли — тогда он заведовал отделом общих исследований коры головного мозга в Национальном институте психического здоровья — рассказал о том, как он и его коллеги изучали мозг дельфина. Он упомянул, что часть опытов была произведена ими в исследовательской лаборатории «Флоридского Мэринленда». Эта лаборатория была основана еще во времена «Мэрин Стьюдиоуз», чтобы ученые имели возможность изучать жизнь моря. В 1955 году, когда доктор Лилли впервые появился в лаборатории, ее куратором был я. Могу и считаю не лишним сказать несколько слов об экспериментах, в которых принимал участие Лилли.
Он прибыл к нам в составе группы из восьми человек. Трое членов этой группы были сотрудниками университета Джона Гопкинса в Балтиморе. Поэтому мы прозвали группу «экспедицией Джона Гопкинса». Все восемь «джонгопкинсовцев» были известными нейрофизиологами. Они намеревались создать карту коры головного мозга бутылконосого дельфина, определив, насколько возможно, функции отдельных областей серого вещества, из которого она состоит. Такие исследования уже проводились на наземных млекопитающих, и группа не ожидала встретить в своей работе особых трудностей. Непременной процедурой в задуманных опытах была общая анестезия дельфинов, и вот тут-то ученые неожиданно наткнулись на серьезные препятствия.
Суть проблемы в том, что дельфины дышат иначе, чем наземные млекопитающие. У наземных животных длительные вдохи и выдохи следуют друг за другом безо всяких промежутков. Дельфин же, резко выдохнув, тут же быстро набирает воздух и долго держит его в легких. Выдох и вдох длятся доли секунды, а интервал между ними может составлять 15—30 секунд. Так он дышит, и находясь в воде и будучи извлечен из нее. И вот, когда Лилли и его коллеги подвергли анестезии своего первого дельфина, он, впав в забытье, выдохнул воздух, а нового вдоха так и не совершил. В последующих попытках исследователи применили аппарат для искусственного дыхания, надеясь, что им удастся поддержать дыхательный ритм усыпленного животного механическим путем. Но аппарат оказался непригоден для дельфинов, погибло еще несколько животных, и ученые прекратили опыты.
Потерпев неудачу, Лилли вернулся в свою лабораторию в Бетезде и занялся поисками способа проникнуть в мозг дельфина без общей анестезии. Экспериментируя на обезьянах, он разработал такой способ. В тонкую трубку из нержавеющей стали плотно вставляется заостренный стержень; удар молотка, и устройство пронзает черепную кость; стержень удаляется, трубка остается торчать в кости, и через ее отверстие можно ввести в мозг электрод; вся операция требует только местной анестезии [2]. Путь в мозг дельфина был открыт, и Лилли начал вести опыты по электрическому стимулированию его «положительных» и «отрицательных» областей.
Об этих опытах Лилли и рассказал на сессии в Сан-Франциско.
«Отрицательная область» — это область, введение сигнала в которую вызывало у дельфина чувство страха или подавленности, так что он начинал издавать «свист отчаяния». Кроме того, такую область можно обнаружить, обучив дельфина самостоятельно управлять подачей сигнала. Для этого выключатель соединяется с рычагом, на который дельфин может нажать, чуть приподняв нос. Как заявил Лилли, дельфин очень быстро научился выключать ток, стимулирующий «отрицательную область». Для этого ему оказалось достаточно двадцатикратного повторения опыта, в то время как обезьянам требуется несколько сотен повторений.
У одного дельфина Лилли с первого раза обнаружил «положительную область», подача сигнала в которую доставляла дельфину удовольствие. Животное это было от природы голосистым, и как только «положительная область» восприняла сигнал, дельфин «сообщил нам об этом, используя широкий запас сложных свистов и малопристойных звуков». Ему понадобилось всего пять попыток, чтобы научиться включать ток. Когда аппаратуру отключали и дельфин не мог ощутить удовольствия, сколько бы ни толкал рычаг, он вновь начинал издавать звуки. «Однажды,— говорил Лилли,— он так хорошо воспроизвел интонацию моей речи, что моя жена громко рассмеялась. Он тут же скопировал ее смех». Слишком стремительно толкнув выключатель, он сломал аппаратуру и погиб [3].
Видимо, именно после этого случая Лилли поверил в то, что с дельфинами можно установить контакт и даже научить их говорить по-английски. Само собой разумеется, речь требует весьма высокого уровня развития высшей нервной деятельности, и Лилли приписал дельфинам этот уровень, основываясь на том, что их мозг по размерам достаточно велик.
Вот о чем он говорил в Сан-Франциско. И все это не раз повторил потом в лекциях, статьях и беседах с журналистами и писателями. А затем и в своих книгах [4].
Утверждения Лилли, по существу, так и остались домыслами, не подтвержденными опытом. Но они взволновали людей самого разного интеллектуального уровня, в том числе и тех, которые обычно мало интересуются животными. Все почувствовали себя так, словно устанавливается связь с обитателями иной планеты. Ведь мы понимаем, что такое речь и насколько этот дар неповторим. «Все без исключения языки,— писал Олдос Хаксли,— это гениальное творение, значение которого трудно переоценить... Без языка мы остались бы всего-навсего безволосыми шимпанзе» [5]. Говорить теперь о том, что дельфин лишен способности к речи, значит считать его просто безволосым морским млекопитающим, но после всей шумихи, поднятой вокруг дельфинов, в нашем обществе явно ощущается упрямое — даже воинствующее — нежелание возвратить дельфина в мир животных.
Роберт Стенюи * в своей книге «Дельфин, двоюродный брат человека» пишет о «разделении людей на сторонников и противников высокого умственного развития зубатых китов» и, нимало не смущаясь, заявляет:

«Что касается меня, да будет сказано раз и навсегда, что я «за». Я «за», хотя и никогда не препарировал мозжечка, не взвешивал гипоталамуса и не считал нейронов в срезах лобных долей, глядя в микроскоп. Я не ученый, я могу признаться не рискуя ученой карьерой, что, принимая чью-либо сторону, руководствуюсь эмоциями» [6].
Эти слова отражают чувства многих людей. Особенно примечательны они как выражение позиции ряда литераторов.
Говорящие дельфины стали героями романа Робера Мерля * «День дельфина». Романа, получившего одобрение литературной критики, невзирая на то, что автор обожает бесконечные абзацы и презирает знаки препинания, которыми выделяется прямая речь. Это неуместно сдобренная сексом фантастическая сказка о постыдном заговоре, созревшем в некоем правительственном учреждении (несомненно, имеется в виду ЦРУ). Чтобы вызвать войну с коммунистическим Китаем, двух дельфинов вооружают атомной миной и натравливают на американский крейсер. Поняв, что они натворили, животные, невинные орудия в руках преступников, с отвращением провозглашают: «Люди нехорошие». Главный герой романа, «блестящий, милостью божией ученый», занятый только обучением своих дельфинов английскому языку и овладением языка дельфиньих свистов, понятное дело, потрясен не менее глубоко. Чтобы все события, описанные в книге, выглядели как можно более достоверными, Мерль вплетает в текст некое подобие научной информации о дельфинах. Многие читатели, будучи наслышаны об уме и лингвистических способностях дельфинов, явно сочтут сие творение убедительным и глубокомысленным.

Есть авторы, которые используют говорящих и обычно высоконравственных дельфинов в качестве рупоров для рассуждений на политические и социальные темы, облеченных в форму фантазий и аллегорий. Самым изысканным интеллектуальным упражнением в этом жанре является роман Лео Сцилларда «Голос дельфинов». Сциллард, физик-ядерщик, чьи теоретические работы способствовали созданию атомной бомбы, рассказывает в этой книге о некоем «Венском институте». Руководители института, следуя по стопам Джона Лилли, преуспевают в изучении языка дельфинов и преподавании животным химии, физики и биологии. Вскоре институт приступает к выпуску научных трудов, каждый из которых оказывается крупным шагом вперед в своей области. Наконец, когда дельфины овладевают политическими знаниями, институт строит всемирную сеть телевизионных станций, передающих программу, посвященную разъяснению проблем мировой политики. В результате СССР и США, стоящие на грани войны, прекращают гонку вооружений, на земле воцаряется вечный мир,— и все это благодаря светлому разуму дельфинов.
Кинофильм «Флиппер» и последующая, очень удачная, серия телефильмов под тем же названием ничего нового к сложившейся репутации дельфинов, пожалуй, не добавили, но тем не менее еще раз привлекли к ним внимание и усилили всеобщее восхищение. Флиппер стал серьезнейшим эмоциональным связующим звеном в миллионах семей не только в США, но и во всем мире.
Свою лепту в дело идеализации дельфинов внесло и правительство СССР. В 1966 году министр рыбного хозяйства СССР А. А. Ишков объявил через газету «Известия» запрет на промысел дельфинов, так как их мозг «поразительно близок к нашему». Как сказано в сообщении Юнайтед Пресс Интернэшнл из Москвы от 12 марта 1966 года, А. А. Ишков указал, что это решение было принято после широких исследований в России и за границей, показавших, что высокоразвитый интеллект дельфинов позволяет считать это животное «морским братом человека». Далее цитируются слова министра о том, что дельфины проявляют «чувство товарищества. Они самоотверженны и смелы, известно, что они спасали тонущих и играли с детьми». А. А. Ишков выразил надежду, что другие страны последуют примеру СССР. «Их промысел во всех морях и океанах должен быть прекращен»*.
Согласному хору, поддерживающему новую репутацию дельфинов, противостоят, однако, немногочисленные диссонирующие голоса. Один из них — это голос израильского союза рыбаков, в резких выражениях отклонившего призыв Ишкова. Я'аков Фридлер в газете «Джерузалем пост» процитировал слова секретаря союза рыбаков Дона Шмиде о том, что израильские рыбаки объявили «тотальную войну» всем дельфинам Средиземноморья. «Если советский министр желает их спасать, добро пожаловать советскому рыболовному флоту: пусть он выловит их всех до единого и увезет к себе домой»,— заявил Шмиде. Не морским братом, а своим худшим врагом считают израильские рыбаки дельфина, ибо он пожирает рыбу, полноправными владельцами которой они признают только самих себя.
Единственно, в чем союз согласен с советским министром, так это в том, что дельфины очень умны, «хотя мы считаем, что они не столь умны, сколь хитры и злорадны... Мы не раз видели, как, попировав нашим уловом, эти дельфины нарочно высовывают из воды свои уродливые головы, чтобы посмеяться над нами с безопасного расстояния. Каждый бывалый рыбак готов поклясться, что это так». «Шмиде упомянул,— продолжает автор статьи,— об одном «особо гнусном» двухметровом дельфине, которому уже раз попало по плавникам несколько лет тому назад. Рыбаки прозвали его Моби Диком **. Они надеются когда-нибудь поквитаться с ним и прекратить его грабительские набеги на сети, после которых он, держась поодаль, издевательски хихикает с набитым брюхом» [7].

Этот инцидент — прекрасная иллюстрация враждебного отношения рыбаков к дельфинам. Рыбаки, насколько мне известно,— единственная социальная группа, относящаяся к этим животным с нескрываемой неприязнью. Хорошим примером тому может служить дискуссия на тему, виноваты ли дельфины в падении уловов в районе Бискайна-Бэй, которой газета «Майами гералд» уделила несколько колонок в мае 1958 года. «Много чего говорится о причинах,— цитирует газета заявление одного из руководителей рыбаков,— а я вам скажу настоящую. Это не монтажные работы, не землечерпалки, не сток нечистот, не нефтепродукты, не рост числа плавсредств, не чрезмерный лов и не набеги креветок на икру. Все это было и четыре года назад. Но тогда в наших бухтах не освоились еще дельфиньи стаи».
Член «Клуба удочки и катушки» в Майами также поднял голос против дельфинов: «Я не знаю в водах всего западного полушария более жестокого истребителя мелкой рыбы, чем дельфин». Но остальные читатели выступили в защиту дельфинов, подчеркивая, что эти млекопитающие обитали в здешних водах десятки тысяч лет и что между популяциями дельфинов и рыбы все это время поддерживалось экологическое равновесие (несомненно, время от времени изменяющееся). Причину непрерывного истощения популяций рыбы следует искать в усилении деятельности человека, ведущей к разрушению естественной среды обитания, заявили читатели.
Итак, суждения широкой публики о дельфинах в большой степени основаны не на разуме, а на чувствах. Спешу добавить, что если говорить о качествах, которые ценят люди, теми словами, которые они при этом произносят, то сторонники и защитники дельфинов имеют более прочную почву под ногами, чем противники и враги. Как не восхищаться сообразительностью дельфинов, их веселостью, дружелюбием, быстротой и грацией движений, готовностью спешить на помощь отчаявшемуся или обессилевшему собрату! Но для полноты картины следует указать, что дельфин дельфину рознь, и даже в пределах одного вида наблюдается большое разнообразие способностей и поведения. Одни понятливы и легко поддаются дрессировке, другие тупы и несообразительны; одни активны и легко возбудимы, другие ленивы и нелюбопытны; одни мирны и покладисты, другие агрессивны и раздражительны.
Популярность дельфина росла в последнее время очень быстро, но, пожалуй, не менее быстро рос объем научных знаний о нем. Пока нет никаких реальных доказательств тому, что дельфин способен абстрактно мыслить или говорить на своем или чужом языке. Ученые вовсе не глухи ко всему, что внушает нам симпатию к дельфину, но гораздо больше интересуют ученых другие неожиданно открывшиеся его таланты. Дельфины и киты, происходящие от наземных предков, так хорошо приспособились к водной среде, что у них развились органы чувств, возможности которых мы до конца еще не поняли и вряд ли когда-нибудь сумеем полностью оценить, Их эхолоцирующий орган по компактности, универсальности и точности обнаружения далеко превосходит ультразвуковой эхолокатор, созданный руками человека. Физиология китообразных — это в основе своей физиология млекопитающих, но происшедшие в ней замечательные перестройки позволяют дельфинам и китам нырять на большие глубины и оставаться активными при столь низком содержании кислорода в крови, что человек уже давно бы потерял сознание. Тут есть над чем поработать ученым. Вероятно, нет другого такого животного, которое поставило бы перед исследователями столько разнообразных и многоплановых проблем. В последующих главах будет рассказано о некоторых интересных открытиях, сделанных теми, кто изучает дельфинов.
А как же нам относиться к мифам и легендам, которыми дельфин был окружен испокон веков и к которым наше время добавило свою долю? Как было указано в самом начале главы, дельфину в сердцах людей принадлежит сегодня особое место, им восторгаются, его ставят выше всех прочих животных. Но есть свидетельства, что несколько тысяч лет тому назад дело обстояло точно так же. Древние уважали дельфинов и хранили память об их добрых делах. Они верили, что убийство дельфина приносит несчастье.
Видимо, весь этот совершенно особый фольклор основан на том, что люди подметили и по достоинству оценили одну неповторимую черту поведения дельфинов. У всех рассказов о дельфинах сюжет одинаков: дельфин спасает утопающего. Известная нам еще по литературе античных времен вера в дельфина-спасителя жива и по сей день как у народов европейской культуры, так и у народов других стран. Часто рассказывают историю о купальщице на флоридском пляже, которую сбила с ног откатывающаяся волна. Беспомощно барахтаясь и теряя сознание, женщина вдруг ощутила сильный толчок, выбросивший ее из воды. Опомнившись на берегу, она огляделась: неподалеку в волнах играл дельфин. Свидетель, случайно оказавшийся на пляже, видел, как этот дельфин спас тонувшую. Как говорят, не раз «спасали жизнь тем, кто падал в воду с лодок, выталкивая людей на берег», амазонские дельфины, которых местное население называет «бото» или «буото». Маори Новой Зеландии верят, что в море живут добрые «танива», которые спасают тонущих. Новозеландский журналист Энтони Алперс, приведя в своей прекрасной книге «Дельфины: миф и млекопитающее» (кстати, очень хорошее название), несколько маорийских легенд, высказывает предположение, что «танива» — это, по всей видимости, дельфины; во всяком случае, видимо, он прав, считая, что представления о «танива» зародились на основе маорийского фольклора о дельфинах [8].
Чтобы нарисовать верный портрет дельфина, надо правильно оценивать все эти истории. Кое-кто из ученых готов отмести рассказы древних как «легендарные», а рассказы современников как «недостоверные» (в слово «недостоверные» этологи вкладывают отрицательный смысл). Но распространенное убеждение есть факт, даже когда оно не основано на фактах. Давайте же более внимательно займемся поверьем о дельфине-спасителе.
Объяснять наблюдаемые события, придумывая связи и причины, вовсе не обязательно их вызвавшие,— это свойственно людям. Предположим на миг, что дельфины действительно спасают утопающих. Тогда мам остается выяснить лишь одно — сознательно ли они помогают и спасают. Подумаем, что значит «сознательно прийти на помощь». Во-первых, дельфины должны четко понять, что человек — существо заведомо им чуждое — находится в опасности. Затем они должны ощутить побуждение помочь этому «пришельцу». И, наконец, они должны предпринять именно те действия, которые позволят доставить «пришельца» на берег. Трудно представить себе, что дельфин обладает таким сочетанием знаний, понимания, умения рассуждать и заботиться об окружающих.
Но разве нельзя объяснить поведение дельфинов иначе? Они любят играть, многие видели, как дельфины толкают и подбрасывают плавающие предметы. И дрессированные в океанариумах, и дикие животные на воле поддерживают больного или обессилевшего собрата. Случалось видеть, как самки часами и даже сутками не давали тонуть своим давно умершим детенышам. Попытки помочь людям, вероятно, объясняются именно этими естественными навыками. Да, выталкивая тонущего на берег, дельфин заходит со стороны моря и направляет человека к берегу. Но, может быть, дело здесь не в разуме животных, а попросту в том, что мы никогда не слышали и не услышим рассказов тех, кого они толкали в сторону моря?
Строгие этологи следуют принципу Ллойда Моргана: «Если какое-либо действие можно рассматривать как следствие проявления низших психологических способностей, его ни в коем случае не следует считать проявлением высших способностей»*. Применим этот принцип, и нам придется считать действия дельфинов следствием инстинктов и навыков, а не разума и альтруизма. Само собою разумеется, нельзя утверждать, что это объяснение абсолютно верно, но оно более согласуется с научным образом мышления.

Так как у нас нет достаточного опыта, чтобы дать окончательный ответ на этот и на другие подобные вопросы, самое лучшее — это относиться ко всем подобным рассказам без предубеждения. Было время, когда ученые высмеивали старинные рассказы о дельфинах, пытавшихся завязать дружбу с купающимися. В томе «Киты и прочие» «Библиотеки натуралиста», изданном в Эдинбурге в 1843 году, Роберт Гамильтон пересказывает свидетельство Плиния о знаменитом дельфине из Гиппона *, который «появлялся среди купающихся, позволяя им седлать себя, охотно подчинялся их руководству и слушался быстро и точно». «Еще более невероятна,— продолжает Гамильтон,— история, из которой следует, что дельфины предпочитают детей взрослым». И презрительно заканчивает: «Мы полагаем, что не следует испытывать терпения большинства наших читателей изложением подобных басен; и потому мы опускаем их, заключив известным изречением: «Sed quid non Graecia mendax/Audit in historia»**.

Однако в 1955 году у пляжа в новозеландском городке Опонони начал регулярно появляться дельфин. Он был настроен в высшей степени дружелюбно и явно желал завести знакомство с купающимися. Постепенно он стал позволять поглаживать себя и не возражал, когда ему ненадолго сажали на спину маленьких детей. «Хотя он играл и со взрослыми,— сообщает очевидец,— особенно очаровательно он вел себя в толпе плавающих и бродящих в воде детишек». Так что Роберту Гамильтону, по всей видимости, не следовало цитировать слов Ювенала о «Греции лживой» [9].

Примечания

1. Эти заголовки взяты соответственно из газет «Washington News» от 13 мая 1958 года, «San Francisco Chronicle» от 14 мая 1958 года, «San Francisco News» и «New York World — Telegram and Sun» от того же числа. Доклад Д. К. Лилли был впоследствии напечатан под приведенным в тексте названием в «American Journal of Psychiatry», том 115, стр. 498—504, за декабрь 1958 года. В своем докладе Лилли пишет, что дельфины «умны, восприимчивы, склонны к сотрудничеству, веселы, романтичны, лишены злобы и враждебности, хотя временами, как и кое-кто из людей, несносны в общении». Слова эти, безусловно, с самыми добрыми намерениями, Лилли приписывает мне и моим коллегам по «Мэринленду». Но они принадлежат ему самому и только ему, так же как наделение дельфинов человеческими качествами (вдобавок, исключительно положительными) характеризует его и только его образ мышления. Именно этот образ мышления и привел Лилли к идеям, за которые сословие ученых подвергло его столь суровой критике.
2. Лилли описал изобретенный им способ в статье «Простая перкутанная имплантация электродов и канюль в мозг» (журнал «Science», том 127, стр. 1181 —1182, 1958). Ирония в том, что Лилли, больше чем кто бы то ни было способствовавший распространению представлений о дельфинах, как о высших существах, оказался своего рода мишенью для обществ защиты животных и противников вивисекции, обвинивших его в чрезмерной свободе обращения с существами, которым он сам приписывает разум и чувства, свойственные человеку.
3. Несколько по-иному этот случай описан в книге Д. К. Лилли «Человек и дельфин». В книге Лилли говорит о том, что понял смысл «этих очень своеобразных звуков» только при позднейшем прослушивании магнитофонной записи. Именно тогда он различил в звуках, которые издавал дельфин, подражание своим собственным словам, сказанным перед микрофоном сразу же после выключения тока, возбуждавшего участки мозга животного. Как я припоминаю, на следующее утро после этого опыта Лилли рассказал мне, что дельфин пытался воспроизвести слова «three hundred and twenty three» («триста двадцать три») — отсчет показаний на счетчике прибора. Когда в комнату вошла жена Лилли, он рассказал ей о случившемся, она засмеялась, и дельфин попытался воспроизвести ее смех.
4. Лилли выпустил две книги о дельфинах: «Человек и дельфин» (1961) и «Разум дельфинов» (1967),— обе в издательстве «Даблдэй»*.

5. Эти слова взяты из очерка О. Хаксли «Воспитание земноводного», вошедшего в сборник «Послепослепослезавтра», первую публикацию которого подготовило издательство «Харпер энд Роу».
6. Роберт Стенюи «Дельфин, двоюродный брат человека». Издание «Стерлинг паблишинг компани», Нью-Йорк, 1968.
7. Я цитирую статью Я'акова Фридлера, репортера «Jerusalem Post», по фотокопии, полученной мною от анонимного лица в 1966 году. На самой фотокопии нет ни названия газеты, ни даты, но, судя по приписке, она послана из Израиля, а статья опубликована вскоре после советского заявления.
8. Случай с женщиной, которую дельфин вытолкнул на берег, описан в анонимной заметке (см. журнал «Natural History», ноябрьский выпуск 1949 года). Там же в майском выпуске 1954 года в статье доктора Ф. Б. Лэма говорится о случае с амазонским дельфином. Книга Энтони Алперса опубликована в 1961 году издательством «Хафтон-Миффлин».
9. Подробно о дельфине из Опонони рассказано в книге Э. Алперса. Там же приводится еще несколько сообщений о дельфинах, которые непрочь были завести дружбу с аквалангистами и купающимися. В 1955 или 1956 году во «Флоридский Мэринленд» пришло письмо от одного молодого южиоафриканского аквалангиста. Автор сообщал, что в бухте, где он нырял, ему не раз встречалась пара дельфинов. Более смелый из них, плавая у самой поверхности, позволял прикасаться к себе. «Когда его чесали, это явно доставляло ему удовольствие,— писал автор.— Он переворачивался на спину, подставлял мне брюхо, раздвигал плавники, и я чесал его». К письму были приложены две подводные фотографии и краткое описание, по которым автор просил указать, к какому именно виду принадлежал этот дельфин.
По меньшей мере два совершенно свежих сообщения о диких дельфинах, искавших встречи с человеком, приводятся в газете «Atlanta Journal and Constitution» от 10 июля 1966 года и в сборнике «Человек под водой», выпущенном издательством «Чилтон букс» в 1965 году (см. очерк Сэлли Стоун «Девушка верхом на дельфине»).

Оглавление