Флёров Константин Константинович

(04.02.1904 – 26.07.1980)

(нужен портрет с большим разрешением!)

Одной из самых ярких личностей среди ученых-палеонтологов-художников, создавших научно достоверные, художественно цельные картины прошлого, был Константин Константинович Флёров. Изучая его биографию, трудно сказать, кем больше он был, художником или учёным. К. К. Флёров родился 4 февраля 1904 г. в семье профессора Московского университета, известного врача-инфекциониста. С раннего детства, увлекшись рисованием зверей в зоопарке, через всю жизнь он пронёс любовь к животным и к изобразительному искусству. В девять лет, в 1913 году, случай познакомил Константина Флёрова с будущим действительным членом Академии художеств СССР, а тогда ещё молодым художником В. А. Ватагиным. Обратив внимание на художественные способности мальчика, Ватагин привёл его в студию анималистического рисунка, где преподавал выпускник Российской Академии художеств, один из первых анималистов России А. С. Степанов. В этой студии Флёров получил профессиональные знания академической школы, именно здесь на всю жизнь ему привили любовь к замечательнейшим произведениям русской живописи В. А. Серова, К. А. Коровина, Н. К. Рериха...
Знаменательной оказалась встреча в 1919 г. юного Флёрова с директором Дарвиновского музея А. Ф. Котсом. В зимний день в Московском зоосаде «…два посетителя обратили на себя внимание [Котса]: интеллигентный господин с наружностью профессора и белокурый стройный юноша-подросток с бойким взглядом проницательных безбровых глаз. В руках у старшего – фотокамера. У мальчика – блокнот, уже заполненный набросками с животными. «Доктор Флёров!», - приветливо отрекомендовался старший, при этом представил своего сына как энтузиаста художника-натуралиста. Спустя 20 лет беглая встреча возобновилась в «многогранной и плодотворной форме».
В 1920 г. Константин поступил в Московский университет. Учителями Флёрова были выдающиеся учёные-биологи М. А. Мензбир, А. Н. Северцов, М. В. Павлова. Будущий учёный специализировался в области зоологии, сравнительной анатомии, палеонтологии.
Сложный период предреволюционных и послереволюционных художественных течений, отсутствие специального анималистического курса в высших учебных художественных институтах и любовь к зоологии определили выбор профессии — К. К. Флёров поступает на биологическое отделение Московского университета. Но не прекращает будущий учёный занятий рисунком и живописью. В дальнейшем тринадцать лет научной работы в Зоологическом институте в Ленинграде, поездки в экспедиции дали ему как художнику большой материал.
В 1938 году академик В. А. Ватагин приглашает К. К. Флёрова для совместной работы в Дарвиновском музее в Москве. Здесь на базе интереснейших биологических коллекций было решено исполнить серию живописных и скульптурных работ, воссоздающих основные этапы эволюции животного мира Земли. Помощь профессионального зоолога и сложившегося художника, как нельзя более, подходила для выполнения этой задачи. К. К. Флёров на равных со своим другом и учителем принимается за работу: воссоздаёт по скелетам внешний вид животных, формирует их скульптурные изображения, пишет живописные полотна на темы древнего мира. Не оставляет он и свою научную работу, пишет докторскую диссертацию.
По воспоминаниям А. Ф. Котса, «с первых же дебютов Флёрова в стенах музея как живописца выяснились его три достоинства: владение чувством краски, сочным, плотным, выразительным мазком и замечательным умением передавать тончайшую фактуру меха каждого животного…».
Искусство К. К. Флёрова свидетельствует об удачном сочетании знаний крупнейшего зоолога с даром настоящего художника, в равной степени совершенного в изображении и животного, и человека, и ландшафта. При этом К. К. Флёров всегда опирался на наблюдения полевика-натуралиста, полученные во время экспедиции.
«Этот редкий, если не сказать единственный в истории русского искусства, случай совмещения в одном лице учёного-зоолога, охотника и художника-анималиста. Это сочетание «зоологического» глаза с глазом художника на фоне необъятного простора аутопсического наблюдения животных в их естественных условиях…» – писал А. Ф. Котс о Флёрове.
Созданные К. К. Флёровым реконструкции вымерших животных, защита докторской диссертации привлекли к нему внимание палеонтологов. В 1946 году учёному было предложено место директора Палеонтологического музея. 26 лет (с 1947 по 1973 г.) он был на этом посту. Будучи зоологом, изучавшим современную фауну, К. К. Флёров и в палеонтологии сосредоточил внимание на последнем геологическом этапе, времени формирования мира современных млекопитающих. Научные изыскания параллельно сопровождались художественным их воплощением в сериях живописных работ, в которых учёный-художник воссоздал мир целой геологической эпохи, называемой четвертичным периодом.
Одновременно Константин Константинович выполняет целый ряд графических работ: иллюстрирует палеонтологический раздел Детской энциклопедии, Атлас охотничьих и промысловых зверей, книги академиков В. А. Обручева и Ю. А. Орлова, учёного и писателя-фантаста И. А. Ефремова.
В 1971 году в Париже на конгрессе учёных, изучающих четвертичный период, состоялась выставка живописных произведений К. К. Флёрова. Она имела большой успех у зрителей. Там же были показаны работы учёного-антрополога М. М. Герасимова. Общение этих двух людей дало свой результат в творчестве Флёрова. Впоследствии им была создана серия живописных полотен на тему «Древний человек».
С 1973 г. Флёров трудился в Институте Эволюционной морфологии и Экологии животных АН СССР.

Флёров был профессором, доктором биологических наук, но по своей натуре не подходил ни под какую категорию учёных. Это был художник во всём – с богемными чертами характера, величественный, огромного роста, с глухим басом, импозантный и харизматичный настолько, что слабая половина человечества ему всё прощала, а сильная относилась с почтением и опаской. Если он кого-то не любил, то переходил всяческие границы, не считаясь даже с собственным масштабом, был злопамятен как слон, а в запале – неукротим как бизон во время гона.

...

Живописал он быстро. Небольшие картоны (30 на 40 сантиметров) рисовал за несколько дней. Особенно легко ему удавались четвертичные темы. Он с удовольствием творил их в самых разных вариантах. Ландшафты чувствовал настолько, что рисовал почти всегда по памяти, как и динамику тел.
Всё было хорошо и правильно, когда звери были ему понятны. Его ископаемые жирафы и антилопы безупречны. Носороги, по образу жизни близкие к современным, тоже убедительны, хотя уже здесь появляются неточности.

...

Для художественных реконструкций ископаемых он брал образ современного зверя, делал его слегка монструозным и инкрустировал выдающиеся детали типа рогов мегалоцераса или клыков диноцерат. Он избегал научного буквализма. Для него было важным другое…
В шестидесятые годы в Советский Союз приехал американский палеонтолог Малькольм Маккена. Меня назначили ему в сопровождающие. Показывая ему музей, я спросил о творчестве Флёрова, ожидая похвалы и уже предвкушая, как напишу в отчете: "К советской науке относится с большим уважением, в частности, высоко оценивает научные реконструкции, выполненные палеонтологом Флёровым". Но Маккена усмехнулся и сказал лишь одно слово: "Импрессионист!"

...

Из художников Флёров признавал только Найта, Буриана и Ватагина. "Нас всего четверо", - печально констатировал он. Графику Алексея Петровича Быстрова величественно игнорировал, хотя убрать из экспозиции не мог: ее любили Ефремов с Орловым.
Показывая на единственную цветную картину Быстрова ("Иностранцевия, напавшая на парейазавра"), как бы вскользь сообщал, что автор - дальтоник.

Из статьи Владимира Жегалло «Палеомиры Константина Флёрова» (журнал «ПалеоМир», №1/2009).

Художественные работы К. К. Флёрова находятся в Зоологическом музее в Ленинграде, Дарвиновском музее, Палеонтологическом музее имени академика Ю. А. Орлова, в Народном музее Монголии и в Институте четвертичной палеонтологии в ГДР. Ряд своих произведений художник подарил зарубежным коллегам и сотрудникам Палеонтологического института АН СССР. В настоящее время, к сожалению, даже неизвестно, сколько работ Флёрова сохранилось и где они находятся. К большому сожалению, до сих пор не вышло ни одного альбома или иного сборника работ этого замечательного художника.
В работах Флёрова встречается достаточно много ошибок, особенно в изображениях животных, далёких от современных как по систематическому положению, так и по времени существования. Он не всегда учитывал особенности скелета животного, когда реконструировал его позу и особенности поведения. Не всегда точно он изображал пейзажи. Но это неизбежно, поскольку наука не стоит на месте и постоянно уточняет информацию о прошлом нашей планеты. Возможно, новые достижения науки внесут поправки в наше представление о далёком прошлом Земли, но познавательная и научная ценность художественных работ К. К. Флёрова навсегда останется в истории как страница формирования знаний человечества, страница истории науки, этап анималистического и палеонтологического художественного творчества.

По материалам…

Живопись, палеоскульптура.

Пермский ландшафт с титанофонеусами (год? где? нужно изображение с большим разрешением!)

Больше всего ему не нравились древние низшие тетраподы, у которых нет никаких современных аналогов.
Однажды директор Палеонтологического института Юрий Александрович Орлов попросил Флёрова нарисовать пермских титанофонеусов. Орлов долгое время их изучал и, конечно, хотел, чтобы Флёров их изобразил. Все любили, когда Константин Константинович чего-нибудь рисовал. Ведь у него получались такие яркие и эффектные полотна!
Константин Константинович писать титанофонеусов не хотел. Он не знал и знать не желал, на кого они были похожи, как выглядели и где жили. После долгих уговоров он сделал небольшую картинку с темными силуэтами каких-то существ, сидящих на берегу болота.

Из статьи Владимира Жегалло «Палеомиры Константина Флёрова» (журнал «ПалеоМир», №1/2009).

Стиракозавр (карандашный рисунок)

Пермоцинодон

Зауролоф (карандашный рисунок - с копытцами и перепонками на передних лапах)

Монголотерии и псевдиктопсы

Индрикотерий (последовательные этапы реконструкции)

В советских учебниках и популярных книгах можно найти серию картинок о том, как господа палеонтологи восстановили облик гигантского носорога индрикотерия: вначале нарисован скелет, потом он обрастает мышцами и, наконец, кожей. На самом деле, так никто не делал. Мускулы того же индрикотерия прорисовал из буденовской "Книги о лошади" замечательный художник Николай Яньшинов. Получилось убедительно, потому что скелет в музее был смонтирован неправильно, по лошадиному образцу.

Из статьи Владимира Жегалло «Палеомиры Константина Флёрова» (журнал «ПалеоМир», №1/2009).

Большерогий олень (1941) (Дарвиновский музей) (нужно изображение с большим разрешением!)

Эласмотерии (карандашный рисунок)

Лобогорбого носорога эласмотерия, очень крупного, почти трехметрового в холке, он изобразил сказочным единорогом, но не легконогим конем с нарвальим рогом, а чудовищной горой мышц, увенчанной тупым конусом. В судьбе одного ученого эта картина сыграла роковую роль. Сорок лет назад ее увидел молодой болгарский биолог Николай Спасов. Она поразила его до глубины души. Он поверил, что прошлое можно оживить до такой потрясающе убедительной степени и стал палеонтологом.

Из статьи Владимира Жегалло «Палеомиры Константина Флёрова» (журнал «ПалеоМир», №1/2009).

Мамонт во время линьки - есть в Дарвиновском музее.

Синантропы и халикотерии - 1947, Дарвиновский музей

Ориньякский человек с большерогим оленем. - Дарвиновский музей

Неандерталец с лохматым носорогом (1947) (Дарвиновский музей)

Скульптуры хоботных, махайрод, мегатерий в Дарвиновском музее.

Быстров Алексей Петрович

( 19.01.1899/01.02.1899 – 29.08.1959)

(нужно изображение с большим разрешением!)

Алексей Петрович Быстров был человеком многих дарований. Уже в детстве проявился его интерес к рисованию и конструированию: он строил… автомобили и паровозы, и самозабвенно рисовал, в том числе черепа. Способности к рисованию, как писал он сам, были у него наследственными: «Мой дед немного рисовал, отец рисует хорошо, и в родне матери тоже были рисующие». Дед и отец Быстрова были священниками, поэтому после окончания сельской школы он продолжил учёбу в Духовном училище. В IV классе Духовного училища он получает серьёзный заказ — по просьбе учителя природоведения рисует собак, каракатицу и спрута для учебных пособий. Врождённым был и литературный дар: «... моя мать — большая охотница рассказывать, потом я ещё маленьким был всегдашним рассказчиком для своих братьев, я каждый вечер рассказывал сказки и они засыпали под моё повествование».
Изменения в жизни страны, произошедшие после 1917 года, вынудили его прервать учёбу, и лишь в 1921 году ему удаётся поступить в медицинский институт в Воронеж. Немалую роль в этом сыграла приложенная к заявлению рукопись юношеского «исследования» о происхождении человека – три толстых тетради с авторскими рисунками, каллиграфически выполненным текстом и в собственноручном переплёте. Это был разбор литературы и мнений по вопросу, от давних времен до современности. Работа, конечно, компилятивная, но за ней увидели потенциального учёного и «распределили» его в Воронеж. А дальше благодаря этой же рукописи ему удаётся перевестись в Ленинград (в то время Петроград). После окончания Военно-медицинской академии была служба в рядах Красной Армии, а в 1929 году Быстров был назначен младшим преподавателем на кафедру нормальной анатомии Военно-медицинской академии.
В 1933 году, как вспоминал И. А. Ефремов: «... ещё во время пребывания Палеонтологического института в Ленинграде, Алексей Петрович пришел посмотреть коллекцию по триасовым стегоцефалам Севера и ... сделался палеонтологом...». Увлечение зоологическими науками из его детства вернулось, и в 1937 году он по ходатайству Президиума АН был демобилизован и отчислен из Военно-медицинской академии в связи с переводом с 1 декабря в отдел низших позвоночных Палеонтологического института. За короткий период пребывания в Институте он выполнил совместно с проф. И. А. Ефремовым работу: «Benthosuchus sushkini Efr. — лабиринтодонт из эотриаса реки Шарженги», которая в 1945 году была отмечена премией им. акад. А. А. Борисяка. Спустя годы, получив очередное воинское звание, видимо, в память о совместной работе о Bentosuchus’е, Быстров подписывал письма к Ефремову как «подполковник Зух».
В 1940 году Быстров защищает при Зоологическом институте АН СССР докторскую диссертацию на тему «Структура зубов кроссоптеригий и лабиринтодонтов». «На эту тему,— писал в отзыве геолог, проф. А. Н. Рябинин,— уже с 1935 г. в международном зоологическом журнале «Acta Zoologica», издающемся в Стокгольме, начали появляться, следуя одна за другой, работы А. П. Быстрова, посвящённые изучению строения лабиринтодонтов. В несомненной связи с этими работами стоит и рассматриваемая работа А.П., часть которой, касающаяся строения зубов лабиринтодонтов, уже опубликована была в 1938 году на немецком языке. Предпринятая после длительного изучения строения черепа ископаемых стегоцефал и основанная на изучении такого материала, которого у всех предыдущих исследователей за целые 100 лет, начиная с Owen’а не было, да, пожалуй, и быть не могло, работа А. П. Быстрова является выдающимся явлением в нашей палеонтологической и, вероятно, гистолого-одонтологической литературе».
Эта работа, как и все остальные, была иллюстрирована собственными рисунками автора. «Эти рисунки,— писал акад. А. А. Борисяк,— не имеют себе равных в известной до сего времени литературе и по качеству, детальности и точности изображения сами по себе представляют важное научное достижение». Вообще, в традициях работы Быстрова была предварительная подготовка иллюстраций к любой научной работе.
В служебных характеристиках в годы войны неоднократно отмечаются преподавательский талант и широкая эрудиция А. П. Быстрова. С 1 февраля 1946 года приказом наркома Военно-Морского Флота он был уволен в запас в связи с переходом на научную работу в Палеонтологическую лабораторию при Институте земной коры и на геофак Ленинградского университета, где проработал последние 13 лет своей жизни.
18 декабря 1955 года в своих записях Быстров сформулировал «XIII заповедей научной работы», которыми, по собственному признанию, руководствовался уже на протяжении четверти века своей научной работы. И одна из этих «заповедей» имеет прямое отношение к его художественному творчеству:

13. Учись смотреть на свою научную работу, как на «художественное» произведение, во всех деталях и до последнего слова отчеканенное и гармоничное, как творение художника. Научная работа от начала до конца должна быть пронизана каркасом железной логики.
Иллюстрируй свою работу так, чтобы один просмотр рисунков давал достаточно ясное представление о всём, что в ней написано. Помни, что и в подборе, и в расстановке иллюстраций должна быть логика.

В 1957 году, на закате его недолгой жизни, вышла монография «Прошлое, настоящее, будущее человека», среди друзей и учеников известная как ПНБЧ. На основании сравнительно-анатомического анализа большого скелетного материала Алексей Петрович пришёл к выводу, что «в настоящее время можно совершенно не сомневаться в том, что эволюционное развитие человека давно остановилось», т. е. что человек будущего не окажется однопалым большеголовым карликом. Однако книгу заключала образная фраза: «... если человечество не применит, по совету некоторых евгенистов, по отношению к самому себе такого же искусственного отбора, при помощи которого оно получает новые породы домашнего скота, то люди далёкого будущего ничем не будут отличаться от нас — людей современности», фраза, которая вызвала шквал зоотехнических ассоциаций и нападок на автора. Выдвинутая на I-ю премию ЛГУ 1958 года за лучшую научную работу, она получила два положительных индивидуальных отзыва — проф. А. В. Иванова и Л. Ш. Давиташвили и единодушно отрицательный — Учёного совета антропологической секции биолого-почвенного факультета МГУ. В итоге книге была присуждена II премия. В 1959 году в «Известиях» от 8 октября о ней появилась статья Б. Михайлова, а в первом номере журнала «Здоровье» в статье «Будущее человека» ее упомянул проф. А. И. Струков.
Алексей Петрович скончался 29 августа 1959 г. В воспоминаниях зоолога и палеонтолога, академика Ю. А. Орлова про него сказаны такие слова: «А. П. Быстров был настоящий русский самородок, увлечённый жаждой знания, с почти детским восторженным отношением ко всему новому в интересовавшей его науке, что часто так характерно для самозабвенно преданных ей талантливых учёных. Преподавал он с тем же азартом влюблённого в свое дело человека, был поэтому блестящим педагогом и превосходным докладчиком, не говоря уж об иллюстративной части. Сначала художник-анатом, потом морфолог-художник, талантливый самоучка-художник, в изобразительном искусстве обязанный только самому себе, огромному трудолюбию и добросовестности в работе, которые характерны для поистине талантливых людей. Он не боялся по несколько раз делать заново свои рисунки, не боялся по несколько раз переписывать свои рукописи, написанные обычно тушью «чёрным по белому» его ровным простым ясным почерком. В работах А. П. Быстрова нет ни «воды», ни вычурных выражений, всё просто и ясно. Его работы по морфологии древнейших земноводных и пресмыкающихся вошли в золотой фонд советской и мировой науки <…>. Навсегда останутся в памяти его дарование, поистине аскетическая преданность науке, больные нервы и золотое сердце».

По материалам очерка Ольги Иодко, научного сотрудника Петербургского филиала Архива РАН

Другие работы:

Дицинодонты едят скутозавра
Титанофонеусы

Это изображение титанофонеусов Быстрова значительно превосходит по качеству работу Флёрова (см. выше).

Человек будущего по Быстрову - нужно ли затрагивать эту тему?

Даже в шуточных набросках Быстрова видны его талант художника и знания палеонтолога (рисунок из собрания А. И. Ефремова, сына И. А. Ефремова)

Комаров Алексей Никанорович

(01.10.1879 – 31.03.1977)

В автобиографии А. Н. Комаров писал: «Я родился в селе Скородном Тульской губернии Ефремовского уезда в 1879 году. Раннее детство я провёл в деревне, и ещё в 3-5- летнем возрасте рисовал и лепил из хлеба домашних животных. Когда мне было пять лет, мои воспитательницы-тётки переехали в Тулу. Учась в реальном училище, я мечтал о путешествиях и охотах и пытался иллюстрировать Жюля Верна, Майн Рида, Купера». В 1899 г. Комаров поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества (закончил его в 1901 г.), и в это же время его иллюстрации появляются в книгах и журналах. С 1917 г. Комаров работал во всех государственных издательствах.
Картины художника в настоящее время находятся в музее Кропоткина, Зоомузее МГУ, в Дарвинском, Историческом и Политехническом музеях, в Музее коневодства, в Биологическом музее им. Тимирязева. Его работы есть также в краеведческих музеях г. Коломны, г. Истры, г. Орджоникидзе. Только в Дарвиновском музее сегодня хранится 185 живописных полотен кисти А. Комарова. В автобиографии Алексей Никанорович сообщает: «Особенно много я работал для Дарвиновского музея. Я написал для него 172 полотна. Меня привлекала тематика, разработанная директором музея А. Ф. Котсом. Котс предоставлял в моё распоряжение коллекции чучел, шкур, и это помогало мне правдиво изображать животных. К этому времени у меня накопился большой запас рисунков, набросков из зоопарка и много пейзажей из моих странствий». Художник много путешествовал: был в Средней Азии (1930 г.), на Урале (1912 г.), в Астраханских степях (1927–1928 гг.), с научной экспедицией ездил на Алтай (1934 г.), бывал и за рубежом — в Швеции и Норвегии, во время первой мировой войны — в Персии (1915 г.). Комаров участвовал в оформлении атласа «Промысловые птицы и звери СССР» издательства Академии наук СССР, проиллюстрировал большой труд под редакцией Г. П. Дементьева и Н. А. Гладкова «Птицы Советского Союза» и множество научных и популярных книг. С 1936 г. художник жил на даче около станции «Пески» в Московской области. Он сам пишет про этот период творчества так: «увлёкся акварелью и написал тут много картин… В них стремился показать своих любимых животных с лучшей стороны, старался заразить зрителя своей любовью к ним. Я изображаю всегда родную природу, наших зверей и птиц. Их я видел в натуре и хорошо знаю. Чаще всего встречаются в моих картинах лошади, собаки, лоси, медведи, лисы и волки».

Дополнить, сделать плавный переход по тексту: ископаемые животные в работах Комарова. Лошади. Первобытные люди и окружающий их мир.

Табунок эогиппусов (1957) (Дарвиновский музей, Москва) (нужно изображение с большим разрешением!)

Анхитерии (Дарвиновский музей, Москва) (нужно изображение с большим разрешением!)

Гиппарионы (Дарвиновский музей, Москва) (нужно изображение с большим разрешением!)

Первобытный человек, застигнутый мамонтом (1949) (Дарвиновский музей, Москва) (нужно изображение с большим разрешением!)

Несов Лев Александрович

(06.01.1947-01.10.1995)

(нужно изображение с большим разрешением!)

Лев Александрович Несов был одним из выдающихся советских палеонтологов и палеогеографов, специалистом по ископаемым позвоночным. Получил образование в Ленинградском государственном университете, позднее работал в нем на кафедре зоологии позвоночных (1970-80-е гг.), далее перешёл в лабораторию палеогеографии Института земной коры Ленинградского университета. В круг интересов Льва Александровича входили ископаемые рыбы (его дипломная работа посвящена девонским рыбам), черепахи и других наземных позвоночных. Благодаря работе Несова были изучены и описаны богатые фаунистические комплексы позвоночных из мела Средней Азии. Прогнозы Несова, касающиеся ископаемой фауны Кызылкумов, прекрасно подтвердились, и он собрал богатейший материал по млекопитающим и птицам. В дальнейшем основной задачей экспедиций, организованных Несовым в различные уголки Азии, был поиск ископаемых остатков птиц и млекопитающих в юрских и меловых отложениях. Его же заслуга — находка ископаемых остатков динозавров на Чукотке и открытие многих местонахождений остатков динозавров на территории СССР. Л. А. Несов открыл больше ископаемых форм из мезозойских отложений СССР, чем все его предшественники вместе взятые; фактически, он открыл новую страницу в советской палеонтологии. Стоит напомнить, что очень популярное сейчас семейство гигантских птерозавров Azhdarchidae также описано Несовым. Предметом его особого интереса были ископаемые птицы: в 1991-93 гг. он публиковал по три статьи в год, посвящённых этим позвоночным. Он также уделял большое внимание реконструкции доисторических биогеоценозов, систематизации и обобщению накопленного материала.
Возможно, рисунки Несова больше напоминают наброски из полевого дневника, но они не лишены определённого своеобразия и показывают нам существ, заметно отличающихся от стереотипов, которые складывались на основе иллюстраций как в старой научно-популярной литературе, так и в новых, красочно иллюстрированных книгах о доисторической жизни, как отечественных, так и зарубежных.

Azhdarcho lancicollis. Несов считал, что аждархиды гнездились на вершинах платанов и питались рыбой, которую хватали с поверхности воды.

Kyzylkumemys

Молодая особь сегнозавра в кроне платана. По мнению Несова, сегнозавры по способу передвижения были аналогами ленивцев, но питались общественными насекомыми, например, осами, как на рисунке.

Есть ли изображения в лучшем качестве и разрешении? Желательно копии с оригинальных рисунков

Михаил Михайлович Герасимов

(15.09.1907 – 21.07.1970)

(нужно изображение с большим разрешением!)

Упоминая в этом проекте имя Михаила Михайловича Герасимова, мы подходим к той границе, которая отделяет палеонтологию от истории. Научные интересы и художественное творчество Герасимова тесно связаны с археологией и происхождением человека. Интерес к этой области знаний он начал проявлять ещё в детстве, которое прошло в Иркутске. Мальчику было 11 лет, когда он вместе с профессором Петроградского университета Б. Э. Петри участвовал в раскопках Верхоленской Горы (Восточная Сибирь). В 14 лет он самостоятельно и на должном по тем временам уровне вскрыл неолитическое погребение в Иркутске, а в семнадцать лет – еще одно. В 18 лет он опубликовал свою первую научную статью о раскопках палеолитического местонахождения у переселенческого пункта в Иркутске.

В 13 лет Михаил впервые переступил порог анатомического музея при Иркутском университете, где под руководством судебного медика профессора А. Д. Григорьева и анатома А. И. Казанцева занимался анатомией. Природная наблюдательность и зрительная память способствовали накоплению знаний о взаимосвязях мягких тканей лица и костей черепа.
В это время, очевидно, у него зародилась мысль о реконструкции облика по черепу, ведь Михаил Михайлович хорошо знал, что еще в прошлом веке Жорж Кювье показал, как много могут сказать наблюдательному ученому костные останки вымерших животных. Как и его предшественники в этой области, Герасимов начал с накопления фактического материала, начал не с человека, а с животных — диплодока и птеродактиля, с саблезубого тигра, мастодонта, мамонта. Потом была голова шимпанзе, первая его работа по обезьянам, которая экспонирована в Музее антропологии и этнографии в Петербурге. Он доказал, что существует определённая корреляция между костной частью черепа и мягкими тканями. К этому времени относятся первые попытки Михаила Михайловича реконструировать облик ископаемого человека. В 1927 г. для Иркутского краеведческого музея он сделал бюсты питекантропа и неандертальца.
Как ни увлечен был Михаил Михайлович археологией, в нем жила и зрела другая страсть: восстановление внешнего облика некогда живших людей, наших предков. Стремление узнать степень приближения к подлинности в создаваемых портретах побудило его поставить ряд проверочных работ, имея в виду реконструкцию лица современного человека, прижизненное изображение которого сохранилось.
Разработанные ученым методические приемы не претендуют на абсолютную точность, и дело здесь не только в том, что наука еще не овладела знанием корреляций, связывающих человеческий организм в единое целое, но и в том, что сама природа организма не может обойтись без некоторой доли независимости вариаций. Однако Герасимов, по словам своего старшего коллеги, известного антрополога Я.Я. Рогинского, добивался максимального соответствия между черепом и лицом и далеко обогнал в этом отношении своих предшественников.
За годы кропотливого труда Михаил Михайлович собрал богатый материал, усовершенствовал приемы исследования. Он обнаружил, что взаимосвязь форм лицевого скелета и элементов внешности гораздо сильнее, чем было принято считать. Изучая ее, ученый применял различные методические приемы: препарирование и наколы закопченной иглой, поперечные и продольные распилы, рентгенографию. Последняя дала значительную информацию о вариациях формы и толщины мягких тканей, позволила изучить половые различия и возрастную динамику, разработать шкалу толстот.
Контрольные опыты, выполненные ученым главным образом на криминалистических объектах, и соответствующие экспертизы подтвердили эффективность применяемой методики и возможность достижения с ее помощью портретного сходства. Пожалуй, важным результатом его работы стало признание её эффективности сотрудниками уголовного розыска, организации, весьма авторитетной в эпоху правления Сталина.
Один американский ученый-антрополог сказал в те далёкие годы о контрольных работах Герасимова: “Этого не может быть. Я отказываюсь верить собственным глазам!..”.
Сам Герасимов писал об этом так: “Мысль о возможности восстановить облик древнего человека возникла у меня очень давно. Осуществление потребовало многих лет подготовки, так как мне пришлось самостоятельно разработать методику восстановления лица по черепу. Параллельно со своей археологи ческой работой я изучал антропологический материал, препарировал головы, измеряя толщину мускульного покрова... Много времени прошло, прежде чем я рискнул предложить на суд антропологов свои работы”. Герасимов был очень талантлив не только как ученый, но и как художник, скульптор. Он всегда интересовался вопросами восстановления древних типов — синантропа, неандертальца, людей палеолита и неолита. И любил говорить, когда делал скульптуру без усов и без бороды, без соответствующих эпохе украшений, без домысла — “Вот за это я отвечаю”. В 1938 году в Узбекистане в пещере Ташик-Таш А. П.Окладников, впоследствии академик, нашел древнее погребение культуры каменного века. Там сохранился целый скелет мальчика-неандертальца. Герасимов восстановил его в полный рост, и, естественно, это получило широкий резонанс.
Работая с трупами, Герасимов пришел к выводу, что после смерти в тканях человеческого тела кое-что изменяется, а поэтому для контроля и уточнения стал работать по рентгенограммам — дополнительно. Он просил своих друзей-врачей давать ему такие рентгенограммы. Один из них решил подшутить и вложил в пачку рентгенограмм и свою. Перебирая их, Герасимов спросил: “А ты когда снимался?”. Провести его было невозможно, он был невероятно наблюдателен.
В 1949 г. в газете «Известия» появилась статья «Поддержать ученого-новатора», подписанная видным археологом А.Я. Брюсовым и рядом других деятелей науки, где говорилось о научном значении исследований М.М. Герасимова и необходимости создания условий для его работы. В том же году М.М. Герасимову была присуждена Сталинская (Государственная) премия III степени за книгу «Основы восстановления лица по черепу». В 1950 г. при Институте этнографии АН СССР, который возглавлял член-корреспондент АН С.П. Толстов, была создана лаборатория пластической реконструкции под руководством Герасимова, что означало признание его метода и дало возможность развернуть дальнейшие исследования.
Сейчас работы, начатые Герасимовым, продолжаются его учениками и учениками его учеников не только в Москве. Эти работы инициировали аналогичные исследования и создание портретных реконструкций и в других странах. Однако реконструкции Михаила Михайловича, возможно, продолжают оставаться в некотором роде вершинами мастерства. Ведь хотя разработанная им методика позволяет, как он сам утверждал, любому подготовленному специалисту создать портретную реконструкцию, в его работах эта общая методика дополнялась его фантастической наблюдательностью: работая с черепом, он видел в нем многое, чего рядовой специалист просто не в состоянии заметить, но что уточняло эту реконструкцию.
В профессиональных разговорах со скульпторами, когда те утверждали, что его работы не скульптура, не художественное произведение, он отвечал: правильно, не художественное, это документ. А вы сделаете по нему художественное. То есть он всегда считал, что занимается “документом”, а не высоким искусством. А был, между прочим, очень художественно одаренным человеком. У скульптора главная задача — передать духовное состояние персонажа через его внешность, как и у художника. А у Герасимова — добиться портретного сходства, причем самого близкого. Он создавал портрет по состоянию человека на день его смерти, а не вообще.
Всего М. М. Герасимовым выполнено более 200 скульптурных портретов людей, от людей каменного века до исторических личностей недавнего прошлого.

В очерке использованы материалы из статьи
«Человек, воссоздавший прошлое»
(М.М. Герасимова, канд. ист. наук, Ин-т этнологии и антропологии РАН.
Г.И. Медведев, докт. ист. наук, Иркутский гос. ун-т)
и книги «Пристрастие» академика Б. В. Раушенбаха.

Нужно изображение портрета "Ребёнка из Таунга" с большим разрешением!

 

 

Часть 1

Часть 2

Часть 3 Палеоарт в архитектуре и скульптуре

Часть 4 Палеоарт в книжной иллюстрации и открытке