Черные приборы

Желтый Портфель дал нам как-то книгу Тимирязева «Жизнь растения». Он сказал, что эту книгу Тимирязев написал еще в 1876 году, но до сих пор никто лучше и проще книги о жизни растений не написал. И что это так, мы узнали из многочисленных предисловий к книге, где разные иностранные ботаники в один голос утверждали, что книга Тимирязева — лучшая из всех ботанических книг.
Книгу Тимирязева мы, может быть, и не прочли бы, если бы я не вспомнил о ней на уроке физики. Физику я не очень любил и решил, что можно одним ухом слушать учителя, а одним глазом смотреть в книгу. Раскрыл я книгу под партой и стал смотреть, чем она заканчивается. Я всегда по концу определяю, хорошая книга или нестоющая. В этой концовка оказалась такой, что я сразу решил — книга отличная, интересная. Конец был прямо-таки страшный. Тимирязев писал там, что растения, которые дают нам кислород и пищу, работают на энергии Солнца, но из этой энергии они улавливают всего одну сотую часть и даже меньше. И что в будущем человека не будет удовлетворять такой несовершенный прибор, как зеленое растение, и он придумает искусственные растения с черной поверхностью, потому что черный цвет лучше улавливает солнечную энергию, чем зеленый. И вся Земля покроется тогда черными приборами, и станет очень скучно на нашей планете!
Я подчеркнул это место красным карандашом и передал книгу Степке. В это время физик посмотрел на Степку, Степка дернул книгу и она шлепнулась на пол.
— Читаем? — спросил физик, — а урок не слушаем? Ну-ка, прочтите нам всем, что вы там читаете?
Степка покраснел, вытащил книгу из-под парты и ему не оставалось иного выбора, как прочесть отмеченное мной место.
«...Когда человек будет утилизировать не часть, как теперь, а всю солнечную энергию, тогда вместо изумрудной зелени лугов и лесов наша планета покроется однообразно-погребальной черной поверхностью искусственных поглотителей света. Но каково будет жить, когда вся земля превратится во всеохватывающую фабрику, из которой никогда, даже в праздник на часок, нельзя будет вырваться на лоно природы!»
— Что же, это интересно. Тимирязев был великим физиком и писал очень увлекательно и правдиво.
— Извините меня, — сказал Степка, — но Тимирязев не был физиком. Он был ботаником.
— Прежде чем спорить, надо быть уверенным в том, о чем говоришь, — возразил учитель физики, — а если бы ты, Степа, больше читал, то узнал бы, что еще в 1913 году, когда отмечали семидесятилетие Тимирязева, профессор физики Московского университета Лебедев в приветственном слове сказал: «Мы, физики, считаем Вас физиком!» И если бы Тимирязев хорошо не изучил физику, может, он не стал бы великим ботаником? Он вернул Степе книгу и добавил: — А вы вот физику не слушаете. Какие же вы будете ботаники?
— А что даст нам физика? — спросил вдруг Степка. — Те черные приборы, о которых писал Тимирязев?
— Думаю, что физики найдут способ обойтись и без черных приборов. А кроме того, может быть, эти приборы не будут уж так страшны. Ведь и сейчас часть нашей планеты покрыта ими, и никого это не пугает!
— Сейчас? — чуть не выкрикнули мы одновременно. — Где? Может быть, опытный участок?
— Какое там опытный? Целый континент! Мы в уме быстро перебрали все наши континенты: Евразия, Америка, Австралия. Нет, мы ничего не читали о таком континенте.
— Антарктида! — сказал физик. — Черный континент. Черный от бесчисленных черных приборов, улавливающих энергию Солнца.
— А где вы читали про это? — спросил Степка.
— Я не читал нигде. Я сам видел. Сам трогал эти приборы своими руками. Два года назад я плавал на одном из наших кораблей в Антарктиду.

«Антарктида» в кармане

Мы не могли дождаться следующего урока физики. На следующий урок наш физик обещал принести прибор, черный прибор Антарктиды, улавливающий энергию Солнца.
Вот он появляется в дверях класса, наш учитель, подходит к столу, раскрывает портфель и вынимает коробку. В коробке аккуратно уложены листы бумаги, сложенные вдвое. Точно маленький, миниатюрный гербарий. Но где же черные приборы? Где таинственные винты и антенны, и тускло поблескивающий металл, которые мы ожидали увидеть?
Физик раскрыл один из гербарных листов и мы увидели... черные пленки водорослей. Я бы не узнал, что это водоросли, но Степка видел такие же в пустынях Средней Азии и узнал их сразу.
Водоросли! Сине-зеленые водоросли, окрашенные в черный цвет — вот те таинственные приборы, которыми покрыт антарктический континент. В царстве зимы, на полюсе холода, могут уцелеть, могут процветать только растения, окрашенные в черный цвет, способные поглощать больше солнечного тепла, чем обычная зелень наших трав и деревьев.
— А нельзя ли нам поехать в какую-нибудь экспедицию в Антарктиду? — сразу поинтересовался Степка. — Мы бы тоже потрогали эти водоросли.

Физик покачал головой:
— Нет, это довольно трудно сделать. Чтобы ехать туда, надо что-то уметь делать, иметь специальность. А потрогать эти водоросли можно и не отправляясь в Антарктиду. У нас возле Байкала я нашел маленькую Антарктиду — старую-престарую гарь сильного лесного пожара, которая сплошь покрыта такими же черными водорослями, что и Антарктида. Я могу дать вам ее адрес. — И физик начертил нам схему, как добраться на эту старую гарь.
И вот, когда настало лето, мы решили разыскать «маленькую Антарктиду». Запасшись продуктами, мы отправились в тайгу. Но то ли план был недостаточно точным, то ли мы недопоняли нашего учителя, но никакой похожей гари нам не встретилось.
Усталые, мы еле шли и решили передохнуть на солнечной полянке под большими старыми осинами. Я прислонился спиной к стволу осины и почувствовал, как мой затылок коснулся бархатной поверхности коры. Бархат приятно грел шею, и я вспомнил, как в детстве в слабо натопленном театре любил греться, утопив затылок в теплый бархат спинки театрального кресла.
От усталости мне не хотелось шевелиться. Я закрыл глаза и несколько минут пребывал в блаженном покое. Потом я открыл глаза и взглянул вверх. По небу быстро бежали подгоняемые ветром небольшие тучки, и на их фоне поблескивал серой сталью ствол моей осины. Странно,— подумал я,— на вид ствол такой холодный, — а на ощупь мягкий, теплый. Я тогда повернул шею и увидел, что ствол внизу совсем не серый, а черный, и не блестящий, а матово-бархатный.
Тут у меня прошла сразу всякая усталость. Я крикнул Степку, и мы начали рассматривать странную осину вместе. Я никогда прежде не видел таких осин. Черный бархат, видимо, к самой осине не имел отношения. Это было что-то чуждое осине. Но что?
— Вовка, — вдруг заорал Степан, — да это же водоросли! Такие же, как и в Антарктиде!
Водоросли?! Ну, конечно, водоросли. Совсем как те, что показывал нам учитель. Мы вытащили из рюкзака спичечную коробку, где хранился образец водорослей из Антарктиды, и сличили образцы. Конечно, нужно бы еще посмотреть под микроскопом, но это мы сделаем дома. А сейчас надо содрать кусок коры с черным бархатом водорослей и — домой.
Недаром же так грел мне затылок черный налет на коре. Черная поверхность поглощала очень много солнечного света. И я представил, как приятно в Антарктиде лежать на такой черной полянке согреваясь теплом, которое запасли сине-зеленые водоросли.
Мы набрали в рюкзак осиновой коры, покрытой черным бархатом водорослей, сунули по куску в карманы и двинулись в обратный путь. Теперь нам не нужно искать ту старую гарь, о которой говорил учитель. Черные водоросли были у нас в кармане. Такие же водоросли, какие растут в Антарктиде! Ну, может быть, и не совсем такие, но все равно водоросли и все равно черные. Антарктида в кармане!
Вот сейчас мы сядем на электричку, приедем з Иркутск, придем в университет, и там нам помогут определить, что это за водоросли.
Но неожиданно наши планы изменились очень круто. Откуда-то издалека ветер донес запах дыма лесного пожара.

О воде мокрой и вязкой

Когда мы вышли на тракт, мимо нас промчалась машина, зеленый «бобик» — Газ-69. Скрипнули тормоза, машина резко затормозила и высунувшийся из кабины человек крикнул: «Быстрее, сюда!»
Мы подбежали и по фуражке узнали в незнакомце лесничего.
— Беда, ребята, — быстро заговорил он, — лес горит! Не поможете ли? Каждый человек дорог на пожаре!
Нас не нужно было долго упрашивать. Мы прыгнули в машину и помчались навстречу огненной стихии. Через несколько километров лесничий остановил машину и, взяв меня с собой, устремился в лес по боковой дороге. Степка с остальными лесниками поехал дальше. Аркадий Палыч, так звали лесничего, провел меня едва заметными тропками к небольшой поляне, посреди которой возвышалась высокая вышка, такая же как те, с которых прыгают начинающие парашютисты. Это была пожарная вышка.
Деревянная лестница круто шла вверх. По ней мы выбрались на площадку, и передо мной открылась страшная картина. Прямо на нас, огибая нашу гору справа и слева, наступала огненная волна. Огонь растекался быстро, и видно было, как вспыхивали смолистые кедры, как бухали от нестерпимого жара сочные стволы и головешки фейерверком разлетались в стороны.
Аркадий Палыч достал из сумки рацию и начал передавать указания своим подчиненным, где и как лучше тушить пожар.
Временами он сам получал чьи-то указания и потом передавал их лесникам. Я же с тревогой всматривался в линию огня, которая неумолимо приближалась, охватывая нашу вышку кольцом. Еще час, и мы вместе с вышкой вспыхнем и изжаримся, если не остановят пожар лесники.
— Не бойся, — успокоил меня Аркадий Палыч, — мы с тобой не сгорим. Придет самолет и обрызгает нас живой водой. И пожар потухнет.
Получалось у него прямо как в сказке. Но мне было не до сказок. Я смотрел на огненное море, гудевшее впереди, и думал, что один самолетик, сколько бы он воды ни привез, все равно это будет капля в море, и пожар не утихнет. Вот если бы дождь! Но дождя не предвиделось.
Я оглянулся назад. Там еще был нетронутый огнем кусочек леса. Если бы сейчас спуститься с вышки и пуститься бегом к тракту, то, пожалуй, можно спастись. Но Аркадий Палыч сказал: «Поздно. Если бежать, то можно не успеть. А самолет все равно придет. Уже грузят воду».
— Какую воду?
— Вязкую.
Я не понял, что это за вода, но Аркадий Палыч снова заговорил в микрофон, и расспрашивать его было некогда. И тут я услышал шум мотора. Самолет? Теперь на него вся надежда. Шум мотора становился все сильнее. Лесничий выхватил ракетницу и выстрелил вверх. Зеленая ракета засверкала в небе. Самолет заметил ее и пошел прямо на нас, качнув крыльями. Затем он развернулся и, снижаясь, приблизился к кромке огня. За ним потянулся красный хвост. Красный дождь оседал на лес.
— Ретардант! — закричал Аркадий Палыч. — Вязкая вода! Спасены!
Я не знал еще, что такое ретардант, но увидел, что бешено гудевший огненный вихрь, который должен был через несколько минут изжарить нас живьем, вдруг приостановился, точно путь ему преградила магическая сила.
Еще шумело пламя, и взлетали вверх головешки, и бабахали лопающиеся от жара стволы, рассыпая тучи искр, но огонь уже топтался на месте, не в силах перешагнуть через невидимый барьер, созданный ретардантом — той красной водой, которую разбрызгал самолет.
Теперь только я осознал как следует, какая опасность нам грозила. Руки и ноги тряслись, и мы никак не могли решиться спуститься вниз с пожарной вышки. Пришел еще самолет, с него попрыгали вниз парашютисты и начали тушить кромку огня. Только через день пожар потушили окончательно.
Степка тоже спасся, только немного обгорел и теперь забинтованный лежал в больнице.
Когда я рассказал ему о красном дожде-ретарданте, который спас нас от гибели, он вдруг спросил:
— А знаешь из чего сделан этот дождь?
— Не знаю, — сказал я, — Аркадий Палыч говорил, что это какая-то вязкая вода. Наверное, химия?
— Водоросли! — торжествующе заявил Степка. — Никакая химия без водорослей не смогла бы затушить такой пожар. Водоросли сделали воду вязкой. Ко мне приходил Аркадий Палыч и все про эту вязкую воду рассказал. Потому что и мы спаслись только благодаря ей. Если бы не водоросли и не вязкая вода, летел бы я сейчас по ветру в виде пепла...
Вот тут я и узнал, что такое вязкая вода. Обычная вода, которой тушили пожары с незапамятных времен, сейчас не удовлетворяет пожарных. Такая вода плохо проникает в лесную подстилку, в лесной торф — в те самые опасные места, где может затаиться тлеющий огонь. Решили воду сделать более «мокрой». Добавили в нее мыльных моющих веществ, и вода стала проникать в глубь подстилки в лесу отлично. Назвали эту воду «мокрой».
Но пылающий огонь такая мокрая вода тушит не лучше обычной, «сухой» воды. Чтобы вода тушила бушующее пламя, нужно, чтобы капельки ее крепко прилипали к горящему дереву. Химики перепробовали все свои химикаты, и ни один не помог. Тогда кто-то вспомнил об альгиновой кислоте, кислоте, добываемой из водорослей. Эта кислота и называется в честь водорослей, потому что слово «альгае» — значит водоросли.
Соли альгиновой кислоты — альгинаты используют текстильщики для проклеивания тканей, чтобы не расплывалась на них краска. Теперь эти альгинаты добавили к обычной сухой воде. И вода стала «липкой». Она стала вязкой. Вязкая вода стала знаменитой водой на нашей планете. Через несколько дней Степку выписали, руки его были еще забинтованы. Степка приподнял бинт.
— Быстро ты разделался со своими ожогами, — посмеялся я, — ты, наверное, много витаминов ешь, и на тебе все заживает, как на собаке!
— Спасибо, — сказал Степка, — за сравнение. Но зажило быстро не из-за витаминов, а из-за особой мази. Она сделана тоже из водорослей. Там тоже добавлены альгинаты. Водоросли ведь убивают всевозможных вредных микробов, а без них рана сама заживает.

«Сарачевка»

Это было очень кстати, что у Степки быстро заживала рука. Нам предстояла поездка в заповедник «Столбы» около Красноярска, где должны были проводиться соревнования по скалолазанию среди школьников. В заповеднике мы не бывали, но слышали о нем много интересного.
И вот желанный день настал, и мы идем по душистой пихтовой тайге заповедника к таинственным скалам, где состоятся соревнования. Сквозь ветви деревьев в тумане появляется серая громадина. Подходим ближе к скале — перед нами огромная голова старика в фуражке. Длинная борода, суровый взгляд. И все это высечено природой из камня, крепчайшего сиенита. Очень интересно. Словно все это сделано древними мастерами. Я читал про индийские храмы, как их высекали в скалах. А тут никто не высекал, все само сделалось. Называют эту скалу «Дед».
Идем дальше. Подходим к другой скале. Здесь из земли торчат гигантские каменные перья. Каждое перо метров в пятьдесят высотой. И лезть на эти «Перья» нужно особым способом, который здесь называется «шкуродер», потому что лезешь, спиной опираясь об одно перо, а ногами упираясь в соседнее. Пока до верху долезешь, от рубашки один пшик останется.
Но соревнования проходили не на «Деде» и не на «Перьях», а на самой знаменитой скале заповедника, которая называется «Второй столб». Это самая высокая скала, сто метров высотой. На половине высоты растет сад. Скалолазы называют его ласково «Садик». Это природный сад-лесок, его никто не садил. Птицы занесли семена, и там выросли деревья. Но добраться до «Садика» очень трудно.
«Второй столб» знаменит не только «Садиком». У этого «Столба» боевая история. Когда-то, еще при царизме, отважный скалолаз написал на половине высоты белой краской слово «Свобода». Узнали об этом жандармы и решили смыть краску. Но как ни пытались они взобраться на «Второй столб», так и не забрались. И сейчас слово «Свобода» все так нее красуется над тайгой, напоминая о славных делах старых революционеров.
И мы полезли как раз тем ходом «Свобода», которым не смогли забраться жандармы. Когда вступили на вершину скалы, то даже дух захватило. Внизу пропасть глубиной в сотню метров, и кажется, что вот скала сейчас накренится и упадет. Но так только казалось, потому что скала стояла миллионы лет и никуда не падала. Обратный путь наш лежал не через «Свободу», потому что инструктор сказал: «Свободой» вниз трудно спускаться. Жандармов на веревках спускали с завязанными глазами, чтобы не было так страшно. А вам лучше спускаться «Сарачевкой».
Что такое «Сарачевка»? Это особый довольно легкий ход вниз. А название ему дано по имени одной девушки, Нины Сарачевой. В 1923 году она тоже спускалась этим ходом. Вместо обычных галош, которые не скользят на камне, она полезла на скалу в кожаных туфельках. Были и у нее конечно галоши, да только решила она похвалиться своей храбростью. И там, где нужно было спокойно спуститься с камня на камень, она прыгнула лихо. Кожаные подошвы скользнули по камню, и она сорвалась в пропасть. Только каблучки ее туфель прочертили две черты в лишайнике, покрывающем камни.
Две черты на камне! Мы долго смотрели на белесые бороздки, отметившие последние две секунды в жизни девушки по фамилии Сарачева. Это было так давно, сорок с лишним лет назад, но следы от туфелек, содравших лишайник, были столь свежими, точно она сорвалась со скалы только вчера.
— Тебе не кажется это странным? — спросил вдруг Степка, — что лишайник до сих пор не вырос в этих бороздках? За сорок лет лишайник не вырос ни на миллиметр!
Я отщипнул от скалы жесткий черный листок лишайника. Это была гирофора, лишайник, который я хорошо знал еще с пятого класса. Но мне и в голову тогда не приходило задуматься, почему лишайник так долго растет и сколько лет он растет, чтобы получилась маленькая черная корочка. Если следы Сарачевой не заросли за сорок лет, то весь лишайник рос здесь, может быть, тысячу лет. А может быть, десять тысяч лет?
Я вспомнил об американских мамонтовых деревьях, возраст которых, как считают, превышает три тысячи лет, и подумал, что эти лишайники на камнях не моложе, а старше мамонтовых деревьев! Но никто не обращает внимания на эти лишайники, будто это совсем ненужные и никудышные растения.
А в том, что эти лишайники страшно нужные растения и нужные именно сейчас, в наш двадцатый век, мы со Степкой убедились очень скоро. Но тогда, сидя на «Втором столбе» и разглядывая следы Сарачевой, мы еще не знали, что нас ждет через несколько дней в Иркутске и какую роль мы можем сыграть в жизни нашей планеты в ближайшее время.
Пока мы сидели у «Сарачевки» да размышляли, вся наша группа уже спустилась вниз. Мы тоже спустились, и тут обнаружилось, что одного человека не хватает. Пришлось снова лезть наверх. Но и там никого не было. Наверху была большая площадка, на ней пусто. Мы крикнули: «Эй»! И тотчас откуда-то снизу услышали слабый отклик: «Здесь я!» Наш товарищ попал в беду!
Мы подбежали к краю площадки и замерли от ужаса. Вниз на другую скалу была переброшена длинная бревенчатая лестница. Как мы узнали позже, лестницу поставили геодезисты. Раньше по ней поднимались на «Второй столб» и спускались оттуда туристы. Прошло много лет, и лестница стала ветхой, бревна подгнили и едва держались. Вот-вот она должна была рухнуть вниз в пропасть.
И на самой середине ветхого сооружения болтался наш друг скалолаз. Он побоялся спускаться «Сарачевкок» и решил, что спокойнее и безопаснее воспользоваться лестницей. Когда же бревна под его тяжестью заскрипели, он замер от страха и не мог сдвинуться с места. Никакие наши уговоры не помогали. Страх оказался сильнее рассудка и, казалось, ничто не могло оторвать его от ветхих бревен.
— Придется спускаться к нему, — сказал Степка, — иначе он устанет и оборвется.
— А если двоих лестница не выдержит?
— Может быть, выдержит! — как-то отчаянно махнул рукой Степка и сделал шаг в пропасть. — Если что, мой обед отдашь ребятам...
Степка старался спускаться вниз, чуть дыша, но под грузом двух человек бревна опасно выгнулись и скрипели еще больше. Но в общем все кончилось благополучно. Я тоже спустился по лестнице. Радостные, мы сели на нижних ступеньках немного отдышаться. И когда пришли в себя и могли что-то соображать, мы увидели изумительную картину. Прямо перед нами чернела отвесная громада «Второго столба», с которого мы спустились. Ничто не росло на этой отвесной скале кроме черных лишайников «гирофоры».
— Антарктида! — прошептал Степка, — Антарктида, вставшая на дыбы.
И действительно, перед нами на камне разрасталось огромное поле черных живых приборов для улавливания энергии Солнца. Это была миниатюрная Антарктида. Та Антарктида, которую мы нарисовали в своем воображении после рассказов учителя физики.
Но тут я подумал, что ведь в Антарктиде царствуют черные заросли сине-зеленых водорослей, а здесь черные лишайники. Какая же это Антарктида?

— А лишайник — это, по-твоему, что? — возразил Степка, нимало не смутившись. — Гриб плюс сине-зеленая водоросль. А к тому же лишайник улавливает свет солнца лишь благодаря водоросли. Значит, в основе лишайников — все же водоросли.
Снова вездесущие водоросли! На голом камне, где, казалось бы, ничто живое не может существовать без пищи, без воды и без тепла, водоросли отваживаются жить, хоть для этого им приходится изменять веселую зеленую окраску на мрачную черную. «Стань черным, — словно говорит им природа, — и получишь больше тепла и не погибнешь от холода». Мы пощупали ту часть скалы, с которой содрали лишайник скалолазы. Она была холодна и при летнем солнце, зато скала с лишайниками источала приятную теплоту.
Мы смотрели на черную жутко-мрачную скалу и думали, что вот такой же облик, наверное, имела и вся земля в ту далекую пору, когда жизнь на земле еще только зарождалась и когда царствовали на земле первенцы растительного мира — сине-зеленые водоросли!
— Ихтиозавры! — вдруг сказал Степка.
— Где? — удивился я.
— Да нет, это я о водорослях подумал. Ихтиозавры вымерли миллионы лет тому назад, а их современники, сине-зеленые водоросли, появились гораздо раньше. И выходит, что они — самые настоящие «растения — ихтиозавры». И никто об этом и не задумывается.
— А чего об этом думать? Ведь люди думают обычно о том, что им в жизни может пригодиться. Что делает их жизнь более красивой и интересной. А водоросли интересны только нам с тобой, потому что мы ими занимаемся. Наверное, Сарачева, когда лазила по скалам, не думала, что рядом с нею находятся древнейшие растения мира.
— Да, — согласился Степка, — сине-зеленые водоросли дали жизнь нашей планете, а теперь никто о них и не вспомнит.
Но думая так, мы сильно ошибались. И выяснилось это вскоре после того, как мы вернулись в Иркутск.

Черные «ихтиозавры» и потухшие
терриконы

Как только начались занятия в школе, мы зашли в кабинет физики, чтобы показать куски коры с водорослями, которые мы собрали перед лесным пожаром.
Физик нас похвалил, с интересом рассмотрел образцы и неожиданно предложил поехать с ним в Черемхово на угольные шахты.
— А зачем нам шахты? — удивился Степка. — Мы же не горняки и ничего не понимаем в угольном деле.
— Сейчас каждый ботаник должен стать геологом. Он должен быть даже мудрее геолога и решить ту задачу, которая геологам оказалась не под силу.
В Черемхово мы сразу же увидели большие черные пирамиды. По картинкам мы знали, что это свалена в кучи пустая порода, которая остается после того, как добыли уголь. Называются эти пирамиды терриконами. К одному из таких терриконов и вел нас учитель физики.
Пока мы шли, учитель спрашивал нас о разных растениях. Неожиданно он задал нам вопрос, на который мы не могли ответить. Знаем ли мы, какую часть суши люди отняли у растении и заняли заводами, домами, дорогами и всякими другими вещами?
— Наверное, очень небольшую часть заняли, — ответили мы, — ведь на самолете летишь — все тайга да поля кругом, а поселков совсем немного.
— В Западной Германии, — сказал физик, — люди заняли под свои надобности уже одну десятую часть земли. Это очень много. Есть и другие страны, где тоже много земли уже не покрыто растительностью. А чем меньше растительности...
— Тем хуже очищается воздух от углекислого газа, — продолжил его мысль Степка. — Я читал, что содержание углекислоты сейчас в воздухе возросло на тринадцать процентов.
— Верно говоришь, — кивнул физик. — А теперь подумайте, вся ли земля, которую люди взяли у растений, идет на пользу людям? Вот, скажем, этот террикон приносит пользу?
Мы взглянули на громаду террикона. Конечно, это место зря пропадает, но не спрячешь же вынутую землю снова туда, откуда ее вынули.
— Верно, не спрячешь, — согласился физик, взбираясь по осыпающемуся склону террикона. — Но нельзя ли ее засадить растениями? Посадить травы, деревья, превратить пирамиду в цветущий сад?
Мы со Степкой переглянулись. Мысль отличная, но почему она не пришла в голову горнякам и почему они не засадили терриконы садами? Почему здесь не растет даже трава?
— Да потому, — сказал учитель физики, — что в той пустой породе, из которой сложен террикон, часто много вредных солей. Ее надо промывать или чем-то удобрять. Но и тогда наши деревья и травы не станут сразу на ней расти. Пустая порода в некотором роде похожа на ту землю, которая была миллионы лет назад, когда еще не было высших растений, ни трав, ни деревьев. А были какие растения?
— Водоросли? — закричали мы со Степкой одновременно. Мы вспомнили черные унылые скалы заповедника — «Столбы», покрытые лишайниками. Лишайники и водоросли должны быть первыми поселенцами на пустой породе, если она слишком плоха для других растений.
— Угадали. Первыми поселенцами должны быть водоросли. Они создадут первую примитивную почву, а затем уже можно будет вселять и травы, и деревья. Вот затем-то я и привел вас сюда, чтобы вы подумали, да поразмыслили, как тут быть. Я все-таки физик, а не ботаник, а вы ботаники, да еще водорослями занимаетесь.
Я подумал: «А почему это разведением водорослей на терриконах занялся не учитель ботаники, а учитель физики? Разве физик может быть одновременно и ботаником?» Я не удержался и спросил об этом учителя. Он сказал:
— Молодец, я так и думал, что кто-нибудь из вас спросит об этом! — А потом вдруг спросил, читали ли мы «Занимательную ботанику»?
— Читали, а как же, — сказал я, — у меня даже дома своя книга есть.
— А кто автор?
— Цингер.
— Знаю, что Цингер. А кто он по специальности, ботаник?
— Конечно, ботаник, кто же еще может
написать «Занимательную ботанику», как не ботаник.
— Вот тут ты и ошибся, дорогой, — поймал меня учитель, — Цингер был не ботаником, а физиком. Об этом в предисловии сказано. Ты читал предисловие?
— Нет, — сознался я, — я никакие предисловия и послесловия не читаю. Но почему физик написал, а ни один ботаник не смог написать «Занимательную ботанику»?
Учитель подумал с минуту и сказал, что не все в жизни можно сразу объяснить. Но Цингер был большим любителем растений, и ему первому пришла в голову мысль создать такую книгу.
За разговором мы не заметили, как поднялись на середину террикона. Здесь наш физик остановился и, присмотревшись к породе под ногами, поднял небольшой кусочек земли. Сверху он был покрыт черноватым налетом. Это, несомненно, были водоросли, поселившиеся первыми. Они дадут первую почву. Здесь мы присутствовали при вторичном рождении жизни на мертвом камне.
— Так ведь водоросли уже заселились, — заметил Степка, рассматривая в лупу кусочек породы, — что же нам делать с ними? Ведь они уже работают и создают первую почву на этом терриконе.
— А может быть, они будут так работать тысячу лет, как на вашей «Сарачевке», про которую вы мне рассказывали. Может быть, тут не те водоросли, которые должны быть. Ведь не можем же мы ждать тысячу лет, пока тут появится хорошая почва. Может быть, можно подселить сюда водорослей другого сорта, и они проведут эту работу в сотню раз быстрее: вместо тысячи лет — за десять лет?
— А вы уверены в том, что такие водоросли найдутся? — спросил я.
— А уверен ли был Колумб, что он откроет Америку?— ответил вопросом на вопрос наш физик.— А все-таки он решил рискнуть и поплыл... Я же недавно узнал одну очень интересную историю на этот счет.
— Насчет Колумба?
— Нет, — насчет водорослей, — засмеялся физик, — тут я такой же Колумб, как и вы.

Засекреченная азолла

— В конце прошлого века в одной из провинций Вьетнама произошло событие, о котором мир помнит до сих пор и вспоминает с каждым годом все чаще и чаще. На поле одной бедной крестьянки уродился рис в неслыханном количестве. Все соседи сбежались смотреть на небывалый урожай.
«Вот счастье-то привалило», — говорили соседи и удивлялись, как могло такое случиться. «Только раз в сто лет может быть такой урожай», — говорили они.
Но и на следующий год на поле этой крестьянки созрел богатый урожай. И снова сбежалась вся деревня. А староста отозвал крестьянку в сторону и шепнул: «Наверное, ты знаешь какое-нибудь заклинание, которое приносит тебе такой урожай? Поделись со мной, а то тебе придется плохо, тебя как колдунью сожгут на костре!»
«Меня сожгут на костре? — испугалась крестьянка. — За что?» «Говорю же тебе, что тебя считают колдуньей. Берегись. Ты плохо кончишь!» «Да не знаю я никакого колдовства», — заплакала крестьянка.
Староста недоверчиво переминался с ноги на ногу: «А почему же тогда у тебя урожай, а у соседей нет?» «Я сама не пойму, — отвечала крестьянка, — может быть, потому, что на моем поле разросся папоротник азолла. Мой дедушка, когда был жив, говорил, что он приносит счастье». «Тогда молчи, — сказал староста. — И никому ни слова. Расскажешь кому-нибудь, так не сносить тебе головы».
И долгие годы после того никто не знал о секрете азоллы, маленького водного папоротника, который принес счастье крестьянке из вьетнамской деревни. Только староста, да высокие начальники из тех мест знали про азоллу и разводили удивительный папоротник на своих полях, и получали невиданные урожаи риса.
Но никакой секрет не может оставаться секретом вечно. Так случилось и с азоллой. В конце концов узнали, что азолла приносит прибыль урожая не сама по себе. Этот папоротник растет не один, а вместе с ним растет сине-зеленая водоросль, которая добывает из воздуха азот и служит даровым азотным удобрением для рисовых полей.
И водный папоротник азолла, до того известный лишь немногим ботаникам, теперь хорошо знаком каждому вьетнамскому крестьянину, и мы читаем о нем в книгах и журналах.
— А вот в Китае, — продолжал наш физик, — поступают по-другому. Зимой, когда рисовое поле отдыхает, крестьяне разбрасывают по нему ветки бамбука и других деревьев.

И тогда водоросли на рисовом поле разрастаются пышно и обильно, как зеленым мхом покрывая почву. Крестьяне так и называют этот способ удобрения с помощью водорослей — «Зеленый мох».
— Вот надо бы и вам найти у нас свою «азоллу», которая помогла бы водорослям разрастись на терриконе так буйно, чтобы он весь покрылся «зеленым мхом». Тогда бы и почва здесь сформировалась очень быстро.
Все это было очень заманчиво. Найти свою «азоллу»! Найти способ, чтобы водоросли развивались на терриконах не так медленно, как лишайники на «Столбах», а во сто раз быстрее! Учитель предложил в следующее воскресенье выехать на терриконы снова и взяться за дело побыстрее, пока не наступила зима.
Но в следующее воскресенье мы не могли. У нас была назначена экскурсия в пещеры на Байкал. Мы ни разу не бывали в пещерах и упустить такую возможность не могли. Тем более, что такой выезд организовывала наша школа.
— В пещеры? — заинтересовался физик, — так это же великолепно! Это поможет нам разобраться в том вопросе, за который мы взялись. Обязательно поезжайте. Но я дам вам задание. Когда будете идти по подземным коридорам, берите пробы со стен. Пройдете шагов десять, соскоблите со стены что там будет — и в стаканчик. Через десять метров снова и снова.
— А что соскабливать? — не понял Степка,
— Все что будет. Это очень важно.
— Для терриконов?
— Не только для терриконов, но и вообще для сельского хозяйства нашего края.
— Понять не могу, что полезного для сельского хозяйства в пещере? — сказал мне Степка, когда мы шли домой.
— Но ты же не был в пещерах. Посетим их, тогда и говорить будем, есть что полезное там или нет.
Придя домой, я старался припомнить все, что когда-нибудь читал о пещерах, но сколько ни напрягал свою память, так ничего и не мог из нее выжать. Вспомнил только «Приключения Тома Сойера», как Том с Бекки Тэчер нашли в пещере клад. Но ведь это была книжка, сюжет которой Марк Твэн придумал. Такой истории, наверное, не было на самом деле. И к сельскому хозяйству она явно не имела отношения.

Десять шагов в пещере

Наступило долгожданное воскресенье. У плотины Иркутской ГЭС нас уже ждал теплоход, который отвезет нас на Байкал. Там несколько лет назад работники Иркутского института Географии Академии наук открыли громадную пещеру, одну из самых крупных в Прибайкалье. Пещеру назвали «Мечта». Ее-то нам и собирались показать.
Пока теплоход мчал нас по Байкалу, руководитель нашей группы, старейший археолог Иркутска, рассказывал о пещерах Прибайкалья. Их оказалось больше восьмидесяти! И каждую из этих пещер археолог обследовал сам. Чего он только там не находил: кости древних животных, посуду древних людей, наконечники от стрел, старинные серебряные монеты.
Каменный век! Железный век! Бронзовый век! Остатки предметов тех далеких эпох хорошо сохранились в пещерах.
Но вот мы и прибыли. Сходим на берег. Некоторое время идем по холмам, заросшим степными травами. И наконец перед нами возникает глубокая воронка в земле.
— Внимание, — говорит археолог, — перед вами знаменитая «Мечта». Прошу пройти внутрь.
— Фу, какая ерунда, — бурчит Степка, — просто дыра в земле и все. А я думал надо мною будут нависать скалы...
Возразить я не успел, потому что археолог уже скрылся в узком проходе и ребята последовали за ним. По длинному коридору мы спускаемся вниз, проход расширяется, и мы вступаем в красивую галерею, очень похожую на переходы в московском «Метро».
— Вы правы, — кивает археолог, — эту галерею так и называют «Метрополитен», а вон, взгляните-ка, слева расположена «Индийская пагода».
Мы взглянули и замерли в восхищении. Там в дрожащем свете карманных фонариков засверкало белизной стен таинственное здание. Оно казалось нам то волшебным замком, то застывшим водопадом, каскадами окаменевшей воды, падавшей некогда с уступа на уступ. Ребята освещали «Индийскую пагоду» справа и слева, и она вспыхивала то розовым, то призрачно-зеленоватым светом, то снова становилась снежно-белой.
— Кальцит! — пояснил археолог. — Великолепный материал!
Много интересного увидели мы в этот день в пещере «Мечта». Запомнился громадный центральный зал. Степка смерил его в длину — почти сто метров! Тут был и «Коричневый лабиринт», и «Спрут», и множество других подземных ходов и переходов. У пещеры был первый и второй этаж. Мне же особенно запомнился грот «Музыкальный». Словно взятые из фантастического романа, здесь громоздились натеки шаровидной формы, какие мне даже на картинках видеть не приходилось. Я коснулся одного из них фонариком — тотчас раздался тихий звон. Я ударил сильнее — зазвенело громче, на весь зал. Ребята услышали звон, подбежали и начали стучать по шарам. И каждый шар издавал свою мелодию. Тут начался такой концерт, от которого я зажал уши и выбежал вон, в «Метрополитен». Там стоял краевед-археолог и несколько ребят. Рядом с ними я увидел громадный сталлактит, высотою в три метра. А толщина его была невероятна — почти пять метров!
— Тише, тише, — сказал археолог, — здесь бегать нельзя, лоб расшибете!
— Ах вот что? Так это они в «Музыкальном зале»? Ну пусть помузицируют. Таких инструментов больше не увидят.
Мы так увлеклись осмотром пещеры, что и забыли о том задании, которое дал нам учитель физики. Когда вспомнили, то экскурсия уже заканчивалась. Что делать? Мы вынули алюминиевые стаканчики-бюксы и начали соскабливать со стен влажный налет. Как он просил, мы брали пробы с каждых десяти шагов.
Когда принесли свой драгоценный груз учителю физики, он вынул микроскоп и стал рассматривать образцы. Потом, не отрывая глаз от окуляра, поманил пальцем Степу.
— Смотрите-ка, не иначе как водоросли!
Степка прильнул к тубусу микроскопа и закивал. От радости он расплылся в широчайшей улыбке.
— А где эта проба собрана? В сорока шагах от выхода из пещеры. То есть в тридцати метрах. Там и света совсем нет. А водоросли живут!
— Занятно, — подтвердил Степка. — Только для сельского хозяйства от этой водоросли что толку?
— Зачем нам эти водоросли, растущие в темноте? Какую пользу они дадут? — поддержал я своего друга.
— Может быть, они дадут нам хлеб...
— Хлеб? В пещерах?
— Да нет, зачем в пещерах? На полях, конечно!
Этого мы никак не могли понять. Если даже пещерные водоросли рассеять на полях, то сколько труда нужно будет затратить, чтобы наскоблить этих водорослей в пещерах! Да и пещер-то у нас не так много! Не проще ли рассеять обычную хламидомонаду, которой полно в каждой луже?
Физик посмотрел на нас так, словно мы были самыми глупейшими существами в мире.
— А будет ли хламидомонада расти в поле? — спросил он. — Если взглянуть на эту водоросль глазами физика?
— Растет же она в луже!
— Да, но растет на ярком свету, на поверхности. А в глубине почвы ведь темно. Вот там и пригодятся водоросли, которые привыкли к темноте.
— Знаете иван-чай? — спросил он вдруг. — Эту красную яркую траву, которая растет на пожарищах. Посадите ее в густом ельнике, и она сразу зачахнет, потому что ей нужно много света, без света она не растет. А травка-кисличка растет в темноте ельника отлично. Она теневая травка и к темноте приспособилась.
Два года назад меня послали преподавать физику в тропическую Африку. И забрался я однажды там в лес, где так темно, что лампу с собой надо брать, чтобы записывать свои наблюдения. Смотрю я, растет в лесу трава с такими широкими листьями, как газетная страница. Эти листья далее на рынках продают, чтобы завертывать продукты, как у нас продают на рынках старые газеты. Такой широкий лист у этой травы для чего? Чтобы уловить те крохи света, которые проникают под полог густого тропического леса. Эта трава очень хорошо приспособлена к жизни в темноте.
Физик замолчал и предоставил нам возможность сделать вывод из сказанного. Но мы вывода сделать не могли.
— Чудаки, — сказал он, — что ж тут непонятного? Ведь водоросли — это тоже растения. Если в пещерах водоросли хорошо приспособились к темноте, то, значит, в почве нашего поля, где растет хлеб, они тоже смогут расти хорошо? Ведь там темно, в почве! И хламидомонада, которая в луже привыкла к яркому свету, как иван-чай, в глубине почвы расти не будет. А пещерные водоросли, может быть, будут.
— Почему «может быть»? — тотчас же прицепился к нему Степка.
— Да потому, что еще никто не пробовал этого сделать. А вдруг что-то не так. Надо проверить.
— Постойте! А если в почве уже есть такие теневые водоросли? Тогда и не нужно тащить их из пещеры?
Физик задумался и кивнул головой. Предложение правильное. Но тут уж он не в курсе дела. Он же не ботаник. Нужно проверить самим. И спросить у знающего ботаника.
Кто мог нас выручить в данном деле? Ну конечно, Желтый Портфель. И мы помчались снова к Желтому Портфелю.
— Вы хотите узнать, на какой глубине живут водоросли и доходит ли туда свет? — спросил Желтый Портфель, выслушав наш сбивчивый рассказ.

Забытая колба

— Да, да, — закивали мы.
— Это нетрудно сделать. Стоит выкопать в земле яму...
— Все понятно! — не дал ему докончить Степка. — Не будем вам мешать. Работайте. Мы пошли.
— Зачем отнимать у человека лишнее время,— добавил он по дороге. — И так понятно. Мы выкапываем почвенную яму и смотрим на стенки в лупу, есть ли водоросли.
Сказано — сделано. Выкопав яму, мы спрыгнули туда и начали рассматривать в лупу стенки ямы. Но ни одной зеленой клеточки, ни одной крупинки мы не увидели. Водоросли были только у самой поверхности. Пришлось снова идти к Желтому Портфелю.
— А еще говорил, что знаешь, — похлопал он
по плечу Степку. — Надо было взять по кусочку почвы в чашки Петри и положить стекла обрастания.
— В какие чашки?
— Петри. Есть такие химические чашки. Вот, смотрите! — и он подал нам плоские стеклянные коробки с крышками, круглые как блюдца. — Положите сюда вашу землю, а сверху стеклянные пластинки — предметные стеклышки, на которых вы в микроскоп водоросли рассматриваете. И посмотрите, что будет.
Взяли мы чашки Петри, насыпали туда земли с разной глубины и положили стекляшки от микроскопа. Ждем день, другой, третий. Неделю. И наши стекляшки постепенно начинают зеленеть, обрастать водорослями. Вот появились отдельные зеленые крупинки, потом их стало больше и, наконец, все стекло заросло, как газон перед домом.
Конечно, не на всех стеклах такие цветники выросли. Чем с большей глубины взята почва, тем меньше оказывалось зеленых поселенцев на стеклах. Но все-таки и в той почве, которую мы извлекли с самого дна ямы, с глубины в два метра, оказалось немного водорослей.
— Значит, свет проходит на глубину двух метров?
— Не думаю, — сказал Желтый Портфель, — а вы проверьте на всякий случай. Это же интересно...
— Конечно, — хором поддержали мы, — это интересно. Но как проверить?
Степка сообразил быстрее меня: «Ты, говорит, сядешь в яму, а я тебя закрою и землей прикопаю».
Я живо представил себя в яме под слоем земли.
— Я же задохнусь!
— Не задохнешься, — заверил Степка, — я тебе трубку вставлю, как водолазу, чтобы дышать.
— Но через нее свет пройдет...
— Верно, — согласился Степка. — Что же делать?
— Сделаем проще, — предложил Желтый Портфель, — заложим ночью фотопленку и засыпем землей.
Мы выбрали темную ночь и отправились за город, где у Желтого Портфеля был опытный участок. Чтобы мы быстрее провели свой опыт, он посоветовал нам копать землю у колышка с этикеткой. У этого колышка земля должна быть мягче: там один из студентов, работавших с Желтым Портфелем, в прошлом году закапывал колбы с водорослями на зиму.
Мы стали рыть землю и прокопали уже на полметра, когда у Степки лопата скрипнула о стекло. Степка наклонился, пошарил руками и вытащил из земли колбу.
— Смотрите, колба вашего студента! — крикнул он.
Желтый Портфель зажег фонарик и осветил колбу.
— Постойте, постойте! — взволнованно промолвил он. — Водоросли-то зеленые, живые! А ведь столько пролежали во тьме!
— Он что, нарочно ее оставил тут? — спросил Степка.
— Нарочно? Нет, конечно. Просто он ее не нашел. Все колбы выкопал, а эту недокопал. Помнится, он все пересчитывал свои колбы, и одной не хватало.
После этого мы закопали фотопленку на разную глубину. Через неделю, в такую же темную ночь разрыли землю и проявили пленку. Вся она оказалась незасвеченной, кроме тех кусочков, которые лежали совсем близко от поверхности земли.
Как же тогда водоросли остаются живыми, если свет в почву не проходит? Почему остались водоросли зелеными в колбе, которая без света пролежала год в почве, на глубине двух метров?
Ответа на эти вопросы не находилось. Не мог ничего нам сказать об этом и Желтый Портфель. В первый раз за все время нашего знакомства он не ответил нам четко и ясно. Он только сказал нам:
— Работать надо, не все еще открыто! А почвенные водоросли — это вообще «темная ночь»! Ходим ощупью и не знаем, куда придем. Вот где вам надо потрудиться. А вы на яхте собрались... Зачем вам яхта, зачем тропические моря, когда у себя под носом столько нерешенных задач!

Обойдемся без яхты

Вот и занялись мы со Степкой этими задачами. Мы выходили ранней весной на поля, ложились на землю, вдыхали ее необыкновенный аромат и приглядывались к зеленеющей поверхности земли. Потом мы брали пробы, несли их_в лабораторию и делали опыты, опыты, опыты. Желтый Портфель внимательно следил за нами и говорил, что еще шаг — и мы сможем повысить урожай зерна наполовину. Но этот шаг, конечно, сразу сделать было нельзя, надо было работать и работать, и набираться опыта.
И вот однажды Желтый Портфель приходит к нам и приносит бумажку. На бумажке написано, что мы со Степкой должны явиться в поликлинику на медосмотр.
— Я ничем не болел никогда, зачем меня проверять? — удивляется Степка.
— Я тоже давно здоров, — прибавил я.
Но Желтый Портфель настаивал, и мы пошли в поликлинику. Там нас долго прослушивали и простукивали. Затем меня загнали в какую-то машину и начали крутить. И когда я уже потерял всякую ориентировку и не знал, где у меня правая, а где левая рука, машина остановилась и мне скомандовали идти вперед.
Я пошел прямо, еле удерживаясь на ногах, но все-таки не свалился и дошел до врача. Он еще раз меня осмотрел и сказал, что я свободен.
Когда я покидал кабинет, то услышал, как врачи переговаривались между собой по моему адресу.
— Слабоват парнишка, — сказал один. — Пожалуй, не подойдет?
— Да нет, — возразил второй, — по-моему, совсем не плох...
Я сразу же догадался, зачем нас пригласили в поликлинику. Я читал, что так крутят космонавтов. Конечно, из нас решили готовить космонавтов. Почему только выбрали нас?

— Ясное дело, почему, — сказал Степка, когда он вышел из кабинета, — мы же с водорослями возимся, а водоросли летают в космос. Вот мы и полетим вместе с ними...
Желтый Портфель долго смеялся, когда мы рассказали о своих предположениях.
— Нет, космонавтов из вас никто делать не собирается. Я, ребятки, думаю взять вас с собой в дальнее плавание. Если согласны, то через полгода готовьтесь к поездке на «Витязе».
— На «Витязе»! — выкрикнули чуть не разом мы со Степкой. Такое не могло и во сне присниться. Ехать в тропические моря и океаны на самом знаменитом корабле нашей страны!
— Что же вы нам раньше не сказали? — упрекнул Степан. — А мы-то гадали — зачем в поликлинику...
Желтый Портфель пояснил, что, если бы он сказал раньше, а нас бы забраковали врачи, то были бы всякие обиды и сожаления. А теперь путь для нас открыт. Желтый Портфель добавил, что это небольшая премия нам за хорошую работу на пшеничных полях. Но не только премия. На «Витязе» мы поедем, чтобы набраться знаний и опыта для дальнейших работ с водорослями.
— А как же наша яхта? — спросил меня Степка.
— Обойдемся без яхты, — отмахнулся я. — Зачем теперь нам яхта, если «Витязь» — самая лучшая яхта в мире.
— А как же наша работа? Как наша пшеница?
Желтый Портфель и тут нашел подходящее решение. Он сказал, что уже думал об этом и подобрал нам помощников, которые будут продолжать нашу работу, пока мы будем в плавании. Он посоветовал нам теперь заняться чтением литературы о водорослях.
Мы стали ходить в библиотеку и читать. Чего там только не встретилось. Мы узнали, что еще сто лет назад во Франции водорослями удобряли поля на северо-западном побережье. И овощи на удобренных полях давали неслыханный урожай. Крестьяне получали большой доход, а все побережье прозвали «Золотым поясом»!
Мы прочли там про «филлофорное поле Зернова». Про то, как в 1909 году русский ученый Зернов открыл в Черном море громадные заросли водоросли филлофоры, очень похожей на анфельцию. Десять миллионов тонн филлофоры сгрудилось в одном мелководном участке Черного моря. Степка сравнил филлофорное поле Зернова с Саргассовым морем. И у того и другого моря нет берегов. То и другое состоит из скопления водорослей.
Сейчас филлофору добывают в Черном море, и в Одессе из нее делают агар, такой же, как на Сахалине из анфельции.
В одном из журналов нам встретилась заметка о морской капусте, той самой, которую я вытягивал со дна моря на Горячем Пляже острова Кунашира. Оказалось, что латвийская фабрика «Лайма» делает из морской капусты всевозможные сладости — пряники, печенье и даже конфеты. И со всех концов нашей страны идут письма: «Пришлите конфет с морской капустой, пришлите печенья...»
И вот однажды в газете мы прочли заметку, подобную той, с которой начались все наши приключения с водорослями. И настроение наше после этой заметки испортилось.

На этот раз газета была не английской. Это была наша «Комсомолка». В ней было написано о том, как Тур Хейердал со своими спутниками плывет через Атлантический океан на папирусном судне «Ра».
В пути путешественники видели много интересного, но кое-что и совсем не интересное и очень печальное. Посреди океана они выловили много черных шариков. Шарики оказались нефтью. Огромный океан Земли уже не был чист. Океан, как он ни велик, оказался грязным.
Когда Степка прочитал про нефть, он стал мрачным.
— А что, если весь океан покроется нефтью? Что будет тогда?
— Океан же большой, — попробовал возразить я. — К тому же мы живем на суше. Если он и покроется нефтью, то мы от этого не пострадаем. Суша же не покроется.
— Я читал недавно, — не слушая меня, продолжал Степка, — что у берегов Англии разбился танкер и вся нефть ушла в море. А если разобьются другие, что будет тогда?
Мне начала надоедать Степкина болтовня. Вот заладил: что будет, да что будет. Откуда я знаю, что будет? Может быть, и ничего не будет!
— А я знаю, что будет. Океан покроет пленка нефти, и все живое, что в нем есть, подохнет. В том числе и водоросли. А ведь они дают земле почти весь кислород. Чем будем дышать?
У меня даже мурашки побежали по спине от такой перспективы. И мне захотелось, чтобы Степка засмеялся и сказал, что все это шутки, и что водоросли всегда будут жить в морях и океанах, и дышать всегда будет вольно и легко. Но Степка сказал:
— А помнишь, что случилось с озером Эри? Оно стало мертвым. Океан тоже может стать мертвым.
Озеро Эри! Я навсегда запомнил этот страшный пример. Что же делать? Неужели нет способа спасти водоросли? Неужели все мы задохнемся в один прекрасный день от недостатка кислорода? Может быть, написать Туру Хейердалу?
Степка молчал. Вдруг глаза его засверкали, и я понял, что он что-то придумал.
— Чем мы хуже Хейердала? — воскликнул Степка. — Сами придумаем выход. И Желтый Портфель нам поможет.
Степка сказал, что у него есть небольшая мыслишка по этому поводу. Но ее надо обдумать. А думать лучше всего ночью. Тур Хейердал всегда думает ночью и ему приходят умные мысли. Пригласив меня зайти к себе завтра, Степка быстро удалился.

Аквариум — это почти океан!

Когда я пришел на следующий день к Степке, то не узнал его квартиры. Вернее, квартира осталась той же, но запах в ней был такой, точно это не квартира, а гараж. Вся квартира пропиталась керосином.
Причину таких перемен обнаружить было нетрудно. Виновником их был мой приятель. Склонившись над большим аквариумом, который стоял посреди комнаты, Степан одной рукой бурлил в нем воду, а другой подливал керосин из бидона.
— Что ты делаешь? Ты же погубишь аквариум! — закричал я.
— Это мне и нужно. Ведь аквариум — это почти океан. А бидон с керосином — разбившийся танкер. Рыб в моем аквариуме уже давно нет. Зато есть водоросли. Посмотрим, что будет с ними после крушения танкера...
Я начал понимать ход Степкиных мыслей. Пленка керосина покроет воду. Водоросли начнут отмирать. Но, может быть, вымрут не все. Может быть, некоторые останутся. И тогда планета наша не лишится всего кислорода. А там можно будет попытаться и развести таких водорослей побольше? Но почему некоторые водоросли должны сохраниться, когда все другие погибнут от керосина?
— А вспомни, как мы на пришкольном участке выращивали морковку!
— На пришкольном? Ах да, конечно.
Это еще в пятом классе было. Мы получили задание вырастить грядку моркови. На грядке выросло много сорняков. Чтобы избавиться от сорняков, нам посоветовали опрыскивать грядку керосином. Мы опрыснули. Сорняки погибли, а морковка сохранилась и выросла сочной и сладкой. Может быть, есть и водоросли, устойчивые к керосину, как морковка?
План Степки был хорош, но имел одно слабое место, которое мне сразу же бросилось в глаза. Вода в океане соленая, а в аквариуме пресная — разве это одно и то же? А в танкере, может быть, совсем и не керосин, а сырая нефть или мазут. Или солярка, на которой работают дизельные двигатели. Это тоже разница. Вот если бы у нас была настоящая морская вода — это другое дело. Где же добыть морскую воду?
Я уже считал нашу затею пропащей, но Степка и не думал сдаваться.
— А что, если нам взять сушеную морскую воду?
— Сушеную?
— Ну да, сушеную. Есть же сухофрукты, почему бы не быть сушеной морской воде?
— Она же жидкая, морская вода, — возразил я. — Как ее высушишь.
— А сухое молоко? Оно тоже сделано из жидкого. Я помню, что мама покупала раньше такую сушеную воду в аптеке и делала себе дома морские ванны.
Мы стали рыться в кухонном шкафу и нашли, к величайшей радости, несколько пакетов отличной черноморской сушеной воды. Попросту — это соль, которую надо развести водой, чтобы получить черноморскую воду.
Мы ее тотчас же развели в ванне, предварительно выбросив намоченное белье, которое приготовила для стирки Степкина мама. Вышло отличное «Черное море». Оно пахло солнцем и югом, рыбачьими лодками и чайками. Оставалось раздобыть черноморских водорослей и мазута. Где же взять водоросли?
— Ты, кажется, привозил с Черного моря какую-то водоросль? — вспомнил Степка. — Она у тебя сохранилась?
— Привозил, — кивнул я, — привозил навикулю, которая похожа на маленький кораблик. Но я отдал всю банку с корабликами в университет. Они меня попросили, чтобы студентам показывать.
Степка захлопал в ладоши и, взяв меня за плечи, толкнул к двери:
— Иди и попроси, чтобы тебе вернули твои кораблики. А я тем временем сбегаю к бульдозеристам и попрошу у них немного солярки. Вот и будет у нас грязный океан.
Через два часа у нас появилось и то и другое. Мы пустили зеленые кораблики навикули в ванну с соленой черноморской водой и налили туда две столовых ложки солярки. Однако опыту нашему не суждено было увенчаться успехом.
Степка забыл повесить объявление на ванне, что там проводится научный опыт и, когда вечером мы вернулись домой, то Черного моря в ванне уже не оказалось. Вместо него там снова мокло белье, а рядом гудела стиральная машина.
Степкина мама отчитала нас за то, что мы измазали ванну соляркой. Но не это было страшно. Обидно то, что пропали наши труды. Все пропало!
— Нет, не все, — успокаивал нас Желтый Портфель. — Самое главное — это то, что вы взялись за очень нужную задачу. Почти никто еще не знает, как ведут себя водоросли, когда вода загрязнена нефтепродуктами, хотя один из русских ученых начал заниматься этим еще в 1901 году! Но опыт нужно ставить не в ванне, а строго по-научному.
— Опять в чашках Петри?
— Конечно.
Желтый Портфель принес нам чашки Петри, банки с разными водорослями и большой шприц.
— А шприц-то зачем? — удивился Степка. — Мы что уколы будем ставить?
— Нет, не уколы. Шприц вам вместо мерки. Вам нужно будет приготовить воду, разной степени загрязнения: с большей концентрацией грязи или меньшей. Так и в океане бывает. Так вот, самая грязная вода, когда в ведре воды десять кубических сантиметров мазута. А в более чистой воде может быть и один кубик мазута и полкубика и еще меньше. Без шприца не обойтись. На нем есть черточки. Каждая черточка — один кубик.
Развели мы грязную воду разных сортов и для контроля чистой воды оставили. Налили воду в чашки Петри. Капнули туда водорослей. В один ряд чашек — одну водоросль. В другой ряд чашек — другие.
Я выбрал себе ряд чашек, где плавали зеленые кораблики навикули, и стал за ними наблюдать. А на стенке нам Желтый Портфель посоветовал повесить табличку и отмечать в ней, как будут вести себя водоросли через день после начала опыта, через три дня и через пять дней.
Прошли одни сутки. На следующий день я проверил свои чашки. Там, где была самая грязная вода, все кораблики погибли. В воде, которая почище, они погибли через пять дней. В чистой воде плавали как ни в чем не бывало. Степкины водоросли вели себя по-другому.
Когда мы проделали такие опыты с несколькими водорослями, то, оказалось, что одни водоросли очень чувствительны к мазуту, а другие выносливее их в тысячу раз.
— Как все просто решилось! — обрадовался Степка. — Теперь можно будет отобрать несколько устойчивых к мазуту водорослей и разводить их в морях?
Желтый Портфель покачал головой. Не все так просто, как кажется. Ведь чашка Петри — это простейшая модель океана. А в настоящем океане все может оказаться сложнее. Чашки сказали нам, какие из водорослей устойчивее к мазуту. А почему? Тут надо поставить еще сотни опытов и хорошенько поломать голову.

Последний экзамен

День отъезда на «Витязе» приближался. Но прежде чем нас взять с собой, Желтый Портфель решил устроить нам экзамен. Как-то он пригласил нас сопровождать живую рыбу, которую из Иркутска отправляли в Новосибирск, чтобы разводить там в прудах. Рыбу мы везли на самолете.
Новосибирские рыбники благодарили нас за ценный подарок и предложили прокатить по Оби, показать город Новосибирск со стороны реки. Погода стояла отличная, катер лихо мчал нас по Оби мимо ярких бакенов, красных со светло-зеленой каймой возле воды.
— Красиво здесь бакены красят, — сказал Стопа, — а у нас на Ангаре они только красные, без каймы.
Желтый Портфель удовлетворенно кивнул.
— Молодец, сразу заметил разницу. А теперь мы тебе эту зеленую краску покажем.
Катер развернулся и подъехал к красивому бакену. Зеленая краска оказалась скоплением водорослей.
— Улотрикс зоната. Водоросль чистой воды.
Степа сконфузился. Как же он не узнал сразу, что это водоросли?
— Почему же на Ангаре бакены без каймы? Ведь у нас вода чистая и улотрикс есть?
— Ангара, конечно, чистая, но и холодная. Обь теплее. А главное, что в Ангаре очень мало солей, как и в Байкале. Поэтому водоросли в Ангаре и растут слабо.
Когда мы вернулись на пристань Новосибирск-пассажирский, то там на дебаркадере не было зеленой каймы. Вместо нее там, где хлюпала вода, виднелся грязно-серый налет совсем других водорослей. Улотрикса среди них уже не было. Где же улотрикс? Улотрикс исчез. Он не вынес «городской» воды. В ней есть грязь и вместо улотрикса появились другие водоросли.
Улотрикс нас заинтересовал. Он был подобен навикуле. Только навикуля водилась в соленой воде, а улотрикс в пресной. Оба они не выносили грязной воды. А что, если наскоблить водорослей с бакенов и с дебаркадера, а потом дома разобраться? Может быть, там не один улотрикс? Может быть, рядом с ним растут и еще другие водоросли, которые любят чистую воду?
Мы так и сделали. Рыбники нас подвезли еще раз к чистому участку реки, где стояли бакены с зеленой каймой. А потом мы взяли в банку слой водорослей с дебаркадера. Когда дома под микроскопом рассмотрели свои сокровища и определили растения, то получили два списка водорослей. В одном были любители чистой воды — в другой те, что могли жить в более грязной.
Желтый Портфель просмотрел списки и сказал, что наши материалы годны даже для научного журнала, если только прибавить к спискам водорослей немного пояснительного текста. Это и был тот экзамен, который устроил нам Желтый Портфель. Как он сказал, мы выдержали его на отлично.

* * *

Мы возвращались домой по шумным улицам Иркутска. Мимо нас шли горожане и несли в сумках душистые булки хлеба, киоски бойко торговали газированной водой, по небу мчались реактивные самолеты.
И, может быть, никто кроме нас не знал, что и этот хлеб, и чистая вода, и та сила, которая несет со страшной скоростью реактивные самолеты, — все это обязано водорослям, которые ведут незаметную и невидную, но непостижимо большую работу, обеспечивая всем необходимым для жизни каждого человека на этой планете.
И мы порадовались, что нам выпала такая удача — изучать и защищать эти драгоценные зеленые существа, где бы они ни жили: в луже, на пашне или в просторах Великого океана.

Морской змей ...............................................................3
Спасительный носток .................................................8
Губная помада .............................................................10
За бортом .....................................................................13
Степа добывает анфельцию ......................................15
Откуда начинается мармелад ....................................20
Фальшивая капуста .....................................................25
Салат из ульвы ............................................................27
Хлеб на вулкане ..........................................................30
Такыр — паркет пустыни ..........................................32
По уши в грязи ............................................................36
Морские камушки .......................................................39
Залив Морковного Сока ............................................42
Бумажные берега ........................................................46
Позолоченные скалы .................................................48
Запах свежих огурцов ................................................51
Кровь на снегу ............................................................56
Гора муки ....................................................................58
Дворники без дворов .................................................62
Мелозирный год ........................................................65
Даровые дрова ...........................................................67
Тина — золотина .......................................................71
Четыре яблока ............................................................74
Хлорелла — зеленый шарик .....................................77
Неоновый бык ............................................................79
Огненный след ...........................................................83
Носток, который спал сто лет ...................................85
Торт из хлореллы .......................................................88
Осциллятория занимается гимнастикой .................90
Черные приборы ......................................................93
«Антарктида» в кармане ........................................95
О воде мокрой и вязкой .........................................100
«Сарачевка» .............................................................104
Черные «ихтиозавры» и потухшие терриконы .111
Засекреченная азолла .............................................115
Десять шагов в пещере ...........................................119
Забытая колба ..........................................................124
Обойдемся без яхты ................................................127
Зловещая пленка .....................................................132
Аквариум — это почти океан ................................133
Последний экзамен ..................................................138

Алексей Всеволодович Смирнов

МОРСКОЙ ЗМЕЙ
И
МАЛЕНЬКАЯ ХЛОРЕЛЛА

Художник Р. Бардина
Редактор Н. И. Есипенок
Худож. редактор А. И. Аносов
Техн. редактор Г. Ф. Карамзина
Корректор Г. А. Суслова

Сдано в набор 12 июня 1972 г. Подписано к печати 19 сентября 1972 г. Формат изд. 70Х108 1/32. Печ. л. 4.5 (усл. 5,3). Уч.-изд. л. 5,572. Бумага тип. № 1. Тираж 100000. экз. (1-й завод 10000 экз.). Заказ 4312. НЕ 00891. Цена с пленкой 28 коп., без пленки с лакировкой 20 коп. Восточно-Сибирское книжное издательство, г. Иркутск, ул. Горького, 36.
Типография газеты «Восточно-Сибирская правда», г, Иркутск, ул. Советская, 109.

Дорогой друг!

Ты ходишь в школу, изучаешь физику, зоологию, ботанику, химию... Что нового и интересного ты почерпнул для себя из этой книжки? Понравились ли тебе ее герои? Свои отзывы и пожелания напиши по адресу: г. Иркутск-11, ул. Горького, 36, Восточно-Сибирское книжное издательство.