Главная Библиотека сайта Форум Гостевая книга

ГЛАВА 12

Плывущий континент

 

I

Индонезийский полуостров, Юго-Восточная Азия. Примерно 52 000 лет до настоящего времени.

Двое братьев столкнули каноэ с берега реки. «Осторожно, осторожно – бери левее. Хорошо, мы на воде. Теперь, если мы возьмём правее, думаю, мы сможем пройти по тому руслу». Эйан сидел на носу каноэ, сделанного из коры, а его брат Торр – на корме. Им было двадцать и двадцать два года соответственно, и они были невысокими, худощавыми жилистыми людьми с кожей тёмно-орехового оттенка и с курчавыми чёрными волосами.

Они вели свою лодку по воде, поверхность которой была усеяна тростником, переплетённым мусором, оставшимся после наводнения, и прибитыми к берегу стволами. Среди деревьев, которыми поросли речные берега, были питтоспорум, тик, шорея, стеркулия и высокие мангровые деревья. Над лесом раскинулся прозрачный покров из паучьих сетей, пропускавших сквозь себя свет и приглушавших яркость зелени внизу. Жаркий воздух, пронизанный ярким солнечным светом, висел над рекой, словно огромная крышка. Эйан уже успел сильно вспотеть; в лёгких он ощущал густоту плотного влажного воздуха.

Как ни трудно в это поверить, но была середина самой поздней волны оледенения, и в северном полушарии в тени ледяных пластов километровой толщины бродили большерогие олени.

Наконец, они добрались до открытой воды, но пришли в смятение, увидев, сколько там было народу.

По воде в разные стороны плавали каноэ из древесной коры и лодки-долблёнки. Некоторые семьи использовали два или три каноэ, связанные вместе для устойчивости. Между этими величественными судами сновали плавательные средства более грубой работы: плоты из мангрового дерева, бамбука и тростника. Но здесь были также люди из народа рыбаков, обходившиеся вообще без лодок или плотов. Одна женщина забрела в воду с парой палок; она била ими любую рыбу, которая по глупости подплывала слишком близко. Группа девочек стояла в воде по пояс, протянув поперёк реки несколько сетей, а в это время их товарищи приближались к ним, создавая плеск и загоняя в сети рыбу.

От простых плавающих брёвен, которые когда-то использовали люди из племени Гарпунщицы, технологии шагнули вперёд и достигли большого разнообразия. Соблазнившись огромными природными богатствами, доступными на побережьях, в реках и эстуариях, изобретательные и беспокойные людские умы придумали множество разнообразных способов двигаться по воде.

Братья маневрировали, проплывая сквозь эту толпу.

– Густо тут сегодня, – проворчал Эйан. – Нам очень повезёт, если поедим сегодня вечером. Если бы я был рыбой, то держался бы отсюда подальше.

– Тогда будем надеяться, что рыба ещё глупее, чем ты.

Резким толчком деревянного весла Эйан случайно обрызгал своего брата.

Издалека, ниже по течению реки, послышался крик. Братья повернулись и посмотрели, прикрывая глаза от солнца.

Сквозь тёмное облако освещённых солнцем насекомых, кружившихся над водой, они разглядели плот из мангровых жердей. На этой платформе стояли трое мужчин – худые тёмные тени во влажном воздухе. Эйан смог разглядеть их снаряжение, оружие и кожи, привязанные к плоту.

– Наши братья, – возбуждённо произнёс Эйан. Он рискнул встать в каноэ в полный рост, надеясь, что Торр удержит судёнышко от опрокидывания, и энергично замахал. Увидев его, братья замахали в ответ, прыгая на плоту вверх и вниз и заставляя его ходить ходуном. Сегодня они втроём выходили на этом плоту в открытый океан, попытавшись пересечь его и добраться до большой южной земли.

Эйан сел – его опасения перевесили бурный восторг от того, что он узнал братьев.

– Я по-прежнему считаю, что плот слишком непрочен, – пробормотал он.

Торр стоически грёб.

– Осса и остальные знают, что делают.

– Но океанские течения, сила приливных волн…

– Вчера вечером мы убили обезьяну для Яаан, – напомнил ему Торр. – Её дух будет с ними.

«Но, – тревожно подумал Эйан, – это я ношу древнее имя Мудрого, а не кто-нибудь из них».

– Возможно, я должен был идти с ними.

– Сейчас уже слишком поздно, – разумно возразил Торр. Так оно и было: Эйану было видно, как трое братьев развернулись и стали равномерно грести, двигаясь вниз по течению, к устью реки.

– Ну, Эйан, – сказал Торр. – Давай ловить рыбу.

Добравшись до открытого глубоководного участка реки, братья взяли сеть, сплетённую из растительных волокон, и скользнули в воду. Братья поплыли в разные стороны, пока сеть не растянулась; затем Эйан зацепил большим пальцем ноги нижний край сети, чтобы растянуть её вертикально. Они превратили сеть в своего рода ограду поперёк течения; она была примерно пятнадцать метров в длину. Братья поплыли вперёд, прочёсывая сетью воду.

Лениво текущая вода была тёплой для кожи Эйана, илистой и мутной от зелени.

Проплыв примерно пятьдесят метров, они поплыли навстречу друг другу, смыкая края сети. Их улов был невелик: сегодня рыбу действительно распугали; но среди добычи было несколько жирных экземпляров, которых они бросили в каноэ. Они позаботились о том, чтобы выпустить самых мелких и молодых рыб; вряд ли стоит есть эту мелочь, когда можно подождать и через несколько месяцев изловить жирную взрослую рыбу. Они туго растянули сеть и приготовились плыть ещё раз – вверх по течению.

Но теперь крик послышался с берега – ужасный вопль.

Эйан повернулся к Торру:

– Мама.

– Возвращаемся быстрее.

Они повесили сеть на сломанное дерево; она могла подождать их и там. Забравшись в каноэ, они развернули его и протолкнули сквозь массу плавучего мусора, тянущуюся вдоль берега реки.

Вернувшись на стоянку, они увидели сестёр, пробующих успокоить обезумевшую мать. Трое братьев даже не скрылись из вида, когда приливная волна разбила их хрупкую постройку. С тех пор никого из них не видели: они все утонули.

Никогда больше Осса, Борн или Инер не свяжут свои каноэ с каноэ Эйана.

Эйан растолкал сестёр, подошёл к матери и положил руку на её плечо.

– Я совершу это путешествие, – сказал он. – Ради Оссы и остальных. И я не умру, пытаясь это сделать.

Но его мать с седеющими клочковатыми волосами и глазами, полными слёз, лишь заголосила ещё сильнее.

 

Эйан был отдалённым потомком Глазастой и Пальчик, помощниц первой Матери из Африки.

После Матери прогресс человечества больше не был ограничен темпом биологической эволюции, который измерялся тысячелетиями. Теперь язык и культура самостоятельно эволюционировали со скоростью мысли, стимулируя собственное развитие и становясь всё сложнее и сложнее.

Вскоре после смерти Матери начался новый исход из Африки – великое расселение людей во всех направлениях. Народ Эйана ушёл на восток. Следуя древней тропой вида ходоков, к которому принадлежала Дальняя, они проделали путь по южной оконечности Евразии, двигаясь вдоль изгибов береговых линий и по архипелагам. Теперь люди жили на большой полосе земель от Индонезии и Индокитая через Индию и Ближний Восток до самой Африки. И по мере того, как численность населения медленно возрастала, появился стимул для колонизации суши в новом направлении – с приморских плацдармов вдоль внутренних водных путей вглубь великого континента.

Эйан и Торр были потомками чистейшей родословной ветви прибрежных странников – тех, которые из поколения в поколение продолжали миграции вдоль побережья. Чтобы эксплуатировать природные богатства рек, устьев, береговой полосы и прибрежных островков, эти люди постепенно оттачивали свои навыки в изготовлении лодок и рыбной ловле.

Но теперь они попали в затруднительное положение. Они ушли так далеко, как смогли уйти, и оказались на этом архипелаге, максимально удалённом от юго-западной оконечности азиатского массива суши: земля закончилась. И это место постепенно перенаселялось.

Возможность идти дальше существовала: это знали все.

Хотя последняя волна оледенения ещё не успела снизить температуры до минимального значения, уровень моря уже упал на сотни метров. Результатом этого стало резкое изменение облика прибрежных районов: острова Ява и Суматра соединились с Юго-Восточной Азией, образовав обширное пространство суши, и значительная часть Индонезии превратилась в длинный полуостров. Подобным же образом в единый огромный массив суши слились Австралия, Тасмания и Новая Гвинея.

В этой уникальной временной географии существовали места, где азиатский массив суши и единая огромная Австралия были разделены всего лишь сотней километров или около того.

Все знали, что там находилась южная земля. Храбрые или неудачливые мореходы, унесённые далеко от побережья и прибрежных островов, могли мельком увидеть её. Никто не знал её истинной протяжённости, но за много поколений накопилось достаточно рассказов путешественников, чтобы каждый мог убедиться в том, что это был не просто остров: это была новая земля – обширная, зелёная, богатая, с протяжённым и изобильным побережьем.

Добраться до неё было бы настоящим подвигом. Люди зашли так далеко, перебираясь с острова на остров, переплывая через достаточно спокойные моря от одного клочка суши к другому; все они были отчётливо видны – каждый последующий с предыдущего. Переселение с этого последнего острова в южные страны – полностью потеряв сушу из вида – было бы задачей иного порядка.

Но всё равно, для того, чтобы открыть новый мир, всё, что потребовалось бы от кого-либо – быть достаточно смелым, чтобы сделать попытку пересечь океан. Быть достаточно смелым, достаточно умным – и ещё удачливым.

 

Эйану потребовалось много дней, чтобы выбрать дерево, какое ему хотелось.

Вместе с Торром он обходил края леса, оглядывая стеркулии и пальмы. Он вставал под деревья, оглядывая очертания их стволов и стуча по коре кулаком, чтобы обнаружить какие-то внутренние дефекты.

Наконец, он выбрал пальму – очень толстую, очень правильной формы; её ствол был большим столбом без всяких пороков. Но она росла далеко от селения его племени. Кроме того, пальма росла вдали от берегов какой-либо реки; им не удалось бы пригнать её домой по воде.

Торр хотел было пожаловаться на это, но, увидев упрямое выражение маленького лица Эйана, он оставил свои советы при себе.

Сначала братья срубили пальму своими каменными топорами. Затем они быстро сняли со ствола кору. Открывшаяся при этом древесина была превосходна, как и рассчитывал Эйан, и его руки ощущали её твёрдость.

Они вернулись на лагерную стоянку, чтобы позвать людей на помощь и принести ствол. Хотя им выражали много сочувствия из-за потери трёх братьев, никого не прельщала перспективу такого долгого и трудного путешествия через лес. В итоге к срубленной пальме вернулись только члены семьи – лишь Эйан, Торр и трое их сестёр.

Когда пальма была доставлена в лагерь, Эйан немедленно принялся за работу. Щепка за щепкой он выдалбливал изнутри сердцевину ствола, следя за тем, чтобы оставить сердцевину неповреждённой на носу и корме. Он использовал каменные топоры и струги – они быстро тупились, но их можно было так же быстро изготовить.

Торр помогал первые пару дней. Но потом он ушёл. Поскольку он был самым взрослым из оставшихся братьев и сестёр, теперь на него тяжким бременем легла ответственность, и он посвятил себя повседневным хлопотам семьи, необходимым для того, чтобы остаться в живых.

Через несколько дней младшая сестра Эйана, Роча, принесла ему сетчатый мешочек, полный фиников. Он высыпал финики на кормовом помосте, который вырезал в дереве, и с отстранённым видом клал их в рот, пока работал.

Пятнадцатилетняя Роча была маленькая, тёмная и худощавая – тихая, впечатлительная девочка. Она ходила вокруг ствола и разглядывала то, что он уже успел сделать.

Полость теперь тянулась вдоль большей части длины ствола. Широкое основание ствола должно было стать носом, и здесь Эйан оставил широкий помост, на котором мог стоять гарпунёр. Плоское сиденье меньшего размера на корме должно было стать местом для рулевого. Было просто замечательно наблюдать, как из древесины появляется лодка. Но большая выемка, которую Эйан делал в стволе, была всё ещё до огорчения неглубокой, а поверхности – грубо отёсанными и незаконченными.

Роча вздохнула:

– Ты так упорно работаешь, брат. Осса обычно мог собрать плот за день, самое большее – за два.

Он выпрямился, вытер пот с бровей голой рукой и бросил очередное изношенное лезвие топора.

– Но плот Оссы убил его. Океан между нами и южной землёй не похож на спокойные воды реки. Ни один плот не будет достаточно прочным, – он провёл рукой по внутренней части полости. – В этом каноэ я смогу разместиться и чувствовать себя в безопасности. То же самое будет с моими вещами. Даже если я опрокинусь, это не причинит мне вреда, потому что лодку можно будет легко повернуть обратно. Взгляни сюда.

Он постучал по наружной стороне ствола:

– Этот ствол очень прочен снаружи, но сердцевина – лёгкая. Древесина настолько плавучая, что даже не может утонуть. Поверь мне, это лучший способ переправиться через море.

Роча провела своей маленькой ладонью по обработанной древесине.

– Торр говорит, что, если ты делаешь каноэ, ты должен использовать кору. Каноэ из коры легко сделать. Он мне показывал. Можно использовать один пласт коры, которую поддерживают в открытом виде при помощи комьев глины от носа до кормы, или же его можно сшить из полос, и…

– И ты проведёшь всё путешествие, вычерпывая воду, и ещё до того, как пройдёшь полпути, ты утонешь. Сестра, мне не нужно сшивать корпус моей лодки, и он не может разорваться; моё каноэ не будет давать течь.

– Но Торр думает…

– Слишком многие думают, – отрезал он. – И мало кто делает. Я доел финики. Теперь оставь меня в покое

И он склонился над своей работой, усердно строгая дерево.

Но она не уходила. Вместо этого она проворно забралась в грубо отделанную полость лодки.

– Брат, если для тебя бесполезны мои слова, возможно, руки будут полезнее. Дай мне скребок.

Удивлённый, он усмехнулся ей и подал струг.

После этого работа стала неуклонно продвигаться вперёд. Когда каноэ было готово в общих чертах, Эйан сточил стенки изнутри, и образовалось достаточно места для двух человек и их пожитков. Чтобы высушить и укрепить древесину, внутри и снаружи каноэ аккуратно зажгли небольшие костры.

Наступил знаменательный день, когда брат и сестра впервые спустили каноэ на реку; Эйан сел на носу, Роча на корме.

Роча ещё не обладала достаточным опытом в плавании на каноэ, и цилиндрическое судно могло опрокинуться при первой же возможности. Но оно так же легко выравнивалось само, и Роча училось распространять чувство равновесия собственного тела вдоль средней линии каноэ, поэтому вместе с Эйаном они смогли удерживать каноэ в вертикальном положении с минимальными мускульными усилиями. Вскоре – по крайней мере, на спокойной речной воде – у них получалось удерживать каноэ в равновесии, не задумываясь об этом специально, а благодаря вёслам они смогли развивать неплохую скорость.

После испытаний на реке Эйан потратил ещё много времени, работая над каноэ. В некоторых местах древесина треснула и раскололась, пока подсыхала. Он законопатил трещины воском и глиной, и промазал смолой внутренние и наружные поверхности, чтобы защитить их от растрескивания на будущее.

Когда всё это было сделано, он решил, что творение его рук готово к своему первому испытанию в океане.

Роча потребовала, чтобы ей позволили сопровождать его. Но он отнёсся к этому без особого восторга. Хотя она быстро училась, но была ещё молодой, неопытной и не такой сильной, какой станет со временем. В итоге, однако, он уступил её желанию. Пусть она была молода, её жизнь принадлежала ей самой, и она могла прожить её так, как хотела. Народ охотников-собирателей всегда поступал таким образом, и так будет и впредь: их культура взаимной уверенности воспитывала взаимное уважение.

И вот каноэ впервые выплыло из широкого устья реки в открытый океан. Эйан загрузил каноэ булыжниками, чтобы смоделировать груз пищи и воды, которую они должны будут взять с собой для настоящего плавания через океан, которое обещало быть путешествием продолжительностью в несколько дней.

Когда они поплыли, люди из народа рыбаков вставали на плотах и в каноэ и вопили, махая им гарпунами и рыболовными сетями, а дети бегали по берегу и кричали. Эйан был переполнен гордостью.

На первый раз всё прошло хорошо. Даже когда они вышли из устья реки, вода оставалась спокойной. Роча гребла, взволнованно думая о том, как легко плыть в океане, и как быстро они его пересекут.

Но Эйан молчал. Он видел, что вода вокруг носа каноэ была слабого буроватого оттенка, засоренная кусочками листьев и другим мусором. Они по-прежнему находились в водах реки, которые вливались в море. Если бы он попробовал воду на вкус, вероятно, она оказалась бы пресной. Они словно вообще не покидали реки.

Когда они попали в настоящее океанское течение, чего и боялся Эйан, вода внезапно стала гораздо более бурной, а на её поверхности появились сильные и своенравные волны. Простое цилиндрическое каноэ накренилось, и Эйан свалился в холодную солёную воду. Скоординированными усилиями, отточенными практикой, они повисли боками на борту лодки, переворачивая её обратно, и снова влезли в неё, тяжело дыша и все мокрые. Но каноэ почти сразу же опрокинулось вновь. Из-за вращения крепления их балласта не выдержали, и Эйан лишь проводил взглядом камни, которые быстро опускались на глубину.

Когда лодка, наконец, обрела устойчивость, он увидел, что Роча оказалась за бортом. Она быстро всплыла, что-то бормоча и пытаясь отдышаться.

Он знал, что эксперимент завершился. Выбросив остальные камни, он быстро подвёл каноэ к сестре и вытащил её из воды, после чего они отправились обратно к устью реки.

Когда они вернулись в свой лагерь, их встретили довольно сдержанно. Торр молча помог им вытащить каноэ из воды. Матери нигде не было видно. Они оставались достаточно близко к берегу, чтобы всё, что с ними приключилось, было видно всем, лишний раз напоминая о том, что произошло с их братьями Оссой, Борном и Инером.

Однако Эйан не оставил эту мысль. Он знал, что в каноэ можно было пересечь океан; это был лишь вопрос навыка и выносливости – и ещё он успел понять, что бедная Роча пока ещё не обладала такими качествами. Если он намеревался добраться до южных стран, ему нужен был более сильный попутчик.

Поэтому он подошёл к Торру.

Торр трудился над собственным новым каноэ – сложной конструкцией из сшитой коры. Но теперь он проводил значительную часть времени, собирая пищу и охотясь. Его спина была согнута из-за того, что он постоянно нагибался к кустарникам и корням, а большая и глубокая рана на рёбрах, нанесённая кабаном, не спешила заживать.

Эйан подумал, что его брат выглядит гораздо старше. Он ощущал в Торре твёрдое, воспитанное самой жизнью чувство ответственности, которое тот унаследовал от прадеда, давшего ему это имя.

– Поплыли со мной, – предложил Эйан. – Это будет потрясающее приключение.

– Пытаться переплыть океан – это не самое важное дело, – неловко отговорился Торр. – Здесь нужно сделать ещё многое. Жизнь теперь стала труднее, Эйан. Нас осталось очень мало. Не то, что было раньше.

Он натужно улыбнулся, но его глаза были лишены эмоций:

– Только представь себе нас обоих на реке в твоём великолепном каноэ. Как будут вопить нам девчонки! И я не завидую ни одному крокодилу, который обломает зубы об нашу лодку.

– Я не делал каноэ для реки, – ровным голосом произнёс Эйан. – Я делал его, чтобы плавать в океане. Ты это знаешь. И желание добраться до южной земли – вот причина, за которую отдали жизнь наши братья.

Лицо Торра помрачнело.

– Ты слишком много думаешь о наших братьях. Их больше нет. Их души пребывают с Яаан, пока не вернутся в сердцах новых детей. Я пробовал помочь тебе, Эйан. Я помог тебе притащить то бревно. Я надеялся, что вся эта работа очистит твою голову от беспокойных мечтаний. Но теперь ты дошёл до того, что готов позволить океану убить тебя, как он уже убил наших братьев.

– Я совершенно не собираюсь быть убитым, – ответил Эйан, в глубинах души которого полыхал гнев.

– А Роча? – продолжал Торр. – Ты что, отправишь её на смерть ради своей мечты?

Расстроенный Эйан покачал головой.

– Если бы Осса был жив, то он пошёл бы со мной, – он хлопнул рукой по сшитому корпусу нового каноэ Торра. –Два каноэ лучше одного. Если бы это было каноэ Оссы, он привязал бы его к моему, и мы плыли бы рядом через океан, пока…

– … пока оба не утонули бы! – закричал Торр. – Я не Осса. И это – не его каноэ.

Теперь на его лице были ясно видны его гнев, разочарование, и, что потрясло Эйана, страх.

– Эйан, если мы тебя потеряем…

– Поплыли со мной, – ровным голосом сказал Эйан. – Привяжи своё каноэ к моему. Мы победим океан вместе.

Торр сильно покачал головой, избегая смотреть Эйану в глаза.

Эйан печально готовился к отплытию.

– Постой, – мягко сказал Торр. – Я не пойду с тобой. Но ты возьмёшь моё каноэ. Оно поплывёт рядом с твоим. Моё тело будет здесь, копая корешки, – он усмехнулся, но уже задумчиво. – Но моя душа будет с тобой, в каноэ.

– Брат…

– Просто возвращайся.

 

Использование каноэ Торра подсказало Эйану новую идею.

Во втором каноэ, хотя оно и будет нагружено запасом еды и другими припасами, не будет гребцов. Это означало, что оно не будет таким же тяжёлым, как каноэ Эйана, и связать каноэ бок о бок было бы не лучшим решением для достижения устойчивости.

Немного подумав и много поэкспериментировав, Эйан прикрепил крепкое каноэ Торра, сделанное из коры, к своему собственному двумя длинными деревянными поперечинами. Устроенные таким образом, два каноэ, связанные открытой деревянной рамой, представляли собой нечто вроде плота, уложенного на каноэ.

По мере того, как развивалась его задумка, эта идея захватила его. Возможно, выбрав этот новый путь, он мог объединить всё лучшее, что есть в двух типах устройства плавательных средств. Гребцы и их имущество могли бы с большим удобством расположиться внутри корпуса выдолбленного из дерева каноэ, чем сидеть в открытую на поверхности плота, а второе каноэ придаст им устойчивость широкой плоскости плота.

Он договорился с Рочей насчёт новых испытаний на реке и вблизи берега океана. Оказалось, что судну с двойным корпусом труднее маневрировать, чем отдельному каноэ, но оно было гораздо устойчивее. Хотя они вышли в океан дальше, чем в первый раз, когда испытывали одну долблёнку, они ни разу не опрокинулись. А из-за того, что им не приходилось постоянно поддерживать своё сооружение в вертикальном положении, как было нужно для простой долблёнки, путешествие выглядело гораздо менее утомительным.

Наконец, Эйан почувствовал, что готов.

Он попробовал один последний раз отговорить Рочу от поездки с ним. Но в глазах Рочи он увидел своего рода неистребимую неугомонность, твёрдое намерение принять этот великий вызов. Как и у Эйана, её имя пришло из прошлого; возможно где-то среди предков Рочи был ещё один великий путешественник.

Они загрузили в каноэ провизию – сушёное мясо и корни, воду, раковины и кожи для вычерпывания воды, оружие и инструменты, и даже связку сухой древесины, чтобы разводить костёр. Они пытались подготовиться ко всему на свете. Но они понятия не имели, что найдут на том зелёном берегу на юге – ни единой мысли об этом.

Когда они отправлялись в этот раз, не было смысла устраивать праздник. Люди отворачивались, уделяя внимание своей работе по хозяйству. Даже Торр не пришёл, чтобы посмотреть, как двойное каноэ плавно выходит из эстуария. Эйан не мог не чувствовать себя угнетённым из-за их неодобрения, даже когда ощущал плавное покачивание своего детища, плывущего навстречу глубокой воде.

Но эта скромная экспедиция была началом величайшего приключения.

На всём пространстве полуострова независимо возникала конструкция каноэ с аутригером, как у Эйана. В некоторых местах этот проект эволюционировал от двойных каноэ, какое было у Эйана, с последующим появлением поплавка, происходящего от уменьшенного второго каноэ. В некоторых случаях прародителем проекта был скорее открытый плот. В другом месте люди экспериментировали с простыми жердями, привязанными поперёк планширя каноэ, чтобы упростить обращение с ним. Несмотря на различное и независимое происхождение, аутригер стал решением проблемы неустойчивости, которая до того момента ограничивала применение каноэ реками.

А в последующие поколения потомки этого народа со своими аутригерами расселятся по всей Австралазии, по Индийскому океану и по Океании. На запад они доплывут до самого Мадагаскара близ побережья Африки, на восток – через весь Тихий океан до острова Пасхи, на север – до Тайваня у китайского побережья, а на юг – до самой Новой Зеландии, взяв с собой язык и культуру. Это будет эпическая миграция: она растянется на десятки тысяч лет.

Но в итоге дети этого речного народа охватят своими путешествиями более двухсот шестидесяти градусов окружности Земли.

Они преодолели пролив, отделяющий от новой земли, настолько плавно и легко, что это едва не разочаровало их.

Эйан и Роча плыли вдоль неизвестного побережья. Наконец, они добрались до такого места, где смогли различить поток того, что можно было определить как пресную воду, вытекающий из густой растительности на суше. Они направили своё судно на сближение с берегом и с усилием гребли, пока не почувствовали, как носы каноэ врезались в дно прибрежной отмели. Они высадились на полосе пляжа, окаймлённого густым, непроходимым лесом.

Роча закричала: «Я первая, я первая!» Она выпрыгнула из долблёнки – во всяком случае, попробовала сделать это: после пары дней в море её ноги подкосились, она поскользнулась и со смехом шлёпнулась задом в воду.

Это была не слишком торжественная высадка. Никто не произносил речей и не поднимал флагов. И здесь не поставили никакого памятника; фактически, через тридцать тысяч лет это первое место высадки будет затоплено поднимающимся морем. Но это был исключительный момент. Ведь Роча стала первым гоминидом, который когда-либо касался земли Австралии, первым, кто ступил ногой на этот континент.

Эйан выбирался осторожнее. Потом, стоя по колено в тёплой прибрежной воде, они тянули каноэ, пока не вытащили их на твёрдую землю.

Роча побежала прямо к потоку пресной воды. Она бросилась в него и валялась в воде, пила её большими глотками и очищала свою кожу.

– Тьфу, соль! Я уже вся покрыта её коркой.

Кипя задором юности, она перебралась через ручей и пошла к краю леса в поисках свежих плодов.

Эйан сделал большой глоток прохладной пресной воды и на несколько мгновений окунул в неё голову. Потом, ощущая дрожь в ногах, он пошёл по пляжу, осматривая джунгли. Он узнал мангровые деревья, пальмы – их было много, как дома. Он спрашивал себя: насколько далеко тянется этот новый остров? И он спрашивал себя, были ли здесь, в конце концов, люди?

Роча слегка взвизгнула. Он поспешил в её сторону.

Сквозь густую растительность что-то двигалось. Оно было тяжёлым, однако двигалось совершенно бесшумно. Была в этом существе пугающая рептильная неподвижность, которая вызвала к жизни глубокий первобытный страх в их сердцах. И вот оно появилось перед ними, выскользнув из подлеска. Это была змея – Эйан сразу увидел это, но змея такого размера, какого он никогда раньше не видел. Она была, по меньшей мере, один шаг в поперечнике и семь или восемь шагов в длину. Брат и сестра схватились за руки и поспешили из леса обратно на пляж.

– Чудовища, – прошептала Роча. – Мы приплыли на землю могучих чудовищ.

Они смотрели друг другу в глаза, с трудом дыша, мокрые от пота. А потом они рассмеялись – их страхи сменились возбуждением.

Они с трудом дошли до каноэ, чтобы забрать оттуда древесину и разжечь огонь – первый рукотворный огонь, который когда-либо видела эта огромная земля.

Но не последний.

 

II

Северо-западная Австралия. Примерно 51 000 лет до нашего времени.

На косе каменистого пляжа Йана собирал мидии. Он был голый, на нём был лишь пояс, с которого свисали сетчатые мешки, полные его трофеев. Его кожа была тёмно-коричневого цвета, а курчавые волосы шапкой покрывали голову. В свой двадцать один год он был худощавым, сильным, высоким и очень здоровым – за исключением слегка высохшей ноги – последствий перенесённого в детстве полиомиелита.

Весь покрытый потом, он оторвался от своей работы. На западе солнце садилось за океан, как всегда. Прищурившись, он различил каноэ с аутригерами, и силуэты, выглядевшие очень худыми из-за блеска на поверхности моря: люди, скользящие по воде. День заканчивался, мешки у пояса Йаны были тяжёлыми.

Хватит. Он повернулся и медленно побрёл назад по косе. Во время ходьбы он слегка прихрамывал.

По всему побережью люди возвращались домой – словно ночные бабочки на свет, они двигались к струйкам дыма, которые уже поднимались в небо. Здесь жило множество людей – небольшие тесные общины, кормящиеся за счёт ресурсов моря и рек.

С того момента, когда нога человека впервые ступила на землю Австралии, сменилось уже примерно пятьдесят поколений. Эйан и Роча вернулись домой, принося новости о том, что они нашли, и за ними последовало ещё больше людей. А их потомки, по-прежнему сохраняя свой уклад жизни, основанный преимущественно на морском и речном промысле, расселились вдоль побережья тогдашней ещё большей территории Австралии, и по рекам проникли на красные равнины внутренней части материка. Но Эйан и Роча были первыми. Их духи по-прежнему переходили из поколения в поколение – сам Йана носил имя и был вместилищем души самого Эйана – а историю о том, как они одолели море, перелетев его на лодке, окаймлённой перьями чайки, и как сражались против гигантских змей и других чудовищ, высадившись здесь, по-прежнему рассказывали шаманы, когда темноту разгонял лишь свет костров.

Йана добрался до своего дома. Его люди жили в поселении, состоящем из нескольких навесов под защитой сильно разрушенного песчаникового утёса. Земля была усыпана мусором, оставленным народом моря: каноэ, аутригеры и плоты на ночь вытаскивали на берег, дюжина гарпунов была приставлена друг к другу пирамидой, и повсюду кучами лежали сети – наполовину сделанные или наполовину починенные.

На открытой площадке в центре поселения из брёвен эвкалипта был сложен большой общий костёр. Костры меньшего размера горели в выложенных булыжниками очагах хижин. Камни, служащие плитами, помещали на большие костры, и мужчины, женщины и старшие дети занимались чисткой и потрошением рыбы. Дети помладше бегали повсюду, создавая проблемы и шум, как всегда делают дети, но они же поднимали всем настроение, и это помогало всем держаться общества друг друга.

Но Йана нигде не видела Агему.

Сжимая свои сумки, он добрался до самого большого из навесов. Агема жила здесь вместе с родителями – троюродными родственниками родителей самого Йаны – и с большим выводком братьев и сестёр. Йана глубоко вздохнул у темнеющего входа в хижину, собрал в кулак всю смелость и ступил под навес. Внутри бурлила жизнь и витала смесь запахов дыма от дров, копчёного мяса, младенцев, молока и пота.

И там он увидел её. Она вытирала младенца, маленькую девочку со спутанными волосами, лицо которой было вымазано соплями.

Йана поднял сетчатый мешок. Мидии внутри него поблёскивали. «Я принёс их тебе», – сказал он. Агема посмотрела, её рот дёрнулся в улыбке, но она отвела взгляд. Ребёнок уставился на него, широко раскрыв глаза. Йана произнёс:

– Думаю, это самые лучшие. Может, мы смогли бы…

Но вдруг из темноты высунулась нога, зацепив его поражённую болезнью ногу. Она сразу же подогнулась и он упал на плотно утрамбованную землю, рассыпая мидии. Вокруг раздался смех. Сильная рука зацепила его за подмышку и снова поставила на ноги.

– Если хочешь произвести на неё впечатление, даже не пробуй ходить с такой ногой, как эта. Ты должен скакать, как кенгуру.

Йана с горящим лицом взглянул в глубокие, красивые глаза Осу, брата Агемы. Его окружили другие братья и сестры. Йана попробовал не давать волю гневу.

– Ты сделал мне подножку.

Когда Осу заметил настоящий гнев в глазах Йаны, его лицо помрачнело.

– Я не хотел проявлять непочтительность, – мягко сказал он.

Его вежливость сделала только хуже. Йана нагнулся, чтобы подобрать мидий.

Осу сказал:

– Постой, позволь мне помочь.

Йана оборвал его:

– Мне твоя помощь не нужна. Они – для…

– А, для моей сестры? – Осу посмотрел на девушку, и Йана видела, что он подмигнул.

Ещё один из братьев – Сало, невероятно высокий, невероятно хороший собой – выступил вперёд.

– Смотри, парень, если ты хочешь произвести на неё впечатление, вот, что ты должен принести в дом, – и он показал Йане раковину мидии – огромного размера, такую большую, что ему пришлось держать её сразу обеими руками.

Йана никогда не видел мидию такого размера, хотя всю жизнь занимался сбором моллюсков – в действительности же, никто из ныне живущих людей не видел такого великана.

– Где ты её нашёл?

Сало неопределённо кивнул:

– На пляже, в старой кухонной куче. Я хочу использовать её как чашу.

Осу кивнул.

– Гигантские мидии, видал? Эйан и Роча, наверное, хорошо кушали в своё время. Конечно, сейчас все пропали. Принеси снова одну такую, малыш-кенгуру, и Агема раздвинет свои ноги быстрее, чем мидия раскрывает ракушку на костре.

Раздался взрыв смеха. Йана видела, что Агема прятала своё лицо, но её плечи тряслись. Снова начался приступ неконтролируемого гнева, и Йана знал, что он должен был уйти оттуда прежде, чем повёл бы себя как ребёнок, показывая свой гнев – или, что ещё хуже, ударил бы одного из этих бесивших его братьев.

Он собрал свои мидии и вышел, стараясь сделать это с как можно большим достоинством. Но, даже когда он вышел, он мог расслышать тихий насмешливый голос Осу:

– Я слышал, у него даже член такой же кривой, как нога.

 

В ту ночь Йана спал очень мало. Но, лёжа с открытыми глазами, он уже знал, что должен был сделать.

Он поднялся на рассвете. Собрав свои верёвки, закалённые на огне копья, лук, стрелы и инструменты для добывания огня, он выбрался из лагеря.

Следуя вдоль берега реки, он направился вглубь суши.

Тихо ступая по мёртвой лесной подстилке, Йана побеспокоил группу проворных, напоминающих грызунов существ. Это был один из видов кенгуру. Прежде, чем удрать, они посмотрели на него большими обиженными глазами. Он едва заметил их, поскольку спешил.

Многие из деревьев в редкостойном лесу по берегам реки были эвкалиптами, обвитыми полосами наполовину слезшей коры. Эти необычные деревья, подобно многим представителям флоры, были отдалёнными потомками растительности Гондваны, оказавшимися здесь, когда этот островной континент оторвался от других южных земель. А в речной воде, в тени деревьев, плавали другие реликты древних времён. Это были крокодилы, дрейфовавшие на этом материке, как и эвкалипты – но, в отличие от деревьев и подобно своим родственникам в других местах, они едва изменились с течением времени.

Он вышел на поляну.

Семья четвероногих существ размером с носорога прокладывала себе дорогу через поляну. У них были маленькие уши и короткие хвосты, и они ходили, опираясь на всю ступню, как медведи. Они создавали беспорядок в подлеске: своими бивнеподобными нижними зубами животные непрерывно обдирали землю в поисках лебеды, которая была для них лакомством. Это были травоядные сумчатые – дипротодоны, нечто вроде гигантского вомбата.

Здесь было много видов кенгуру. Некоторые из мелких видов искали на земле траву и низкорослую растительность. Но более крупные виды были намного выше, чем Йана; эти гиганты вырастали настолько высокими, что могли щипать листву деревьев. Когда кенгуру кормились, они двигались вперёд, используя передние лапы, хвосты и мощные задние лапы – этот способ передвижения был уникален. Они двигались медленно, но до странности изящно, несмотря на свой размер.

Но вот из леса, с дальней стороны поляны раздался рёв. Большие и маленькие кенгуру развернулись и обратились в бегство, двигаясь необыкновенными упругими прыжками. Виновник рёва небрежным шагом выступил на поляну. Он напоминал льва, но не состоял в близком родстве ни с одной кошкой. Это был сумчатый лев – ещё один вид сумчатых, подобно дипротодонам и кенгуру, но это было плотоядное животное, которое приобрело львиный облик благодаря сходным возможностям и ролям. Кошкообразное существо двигалось по поляне плавно и вкрадчиво, а его холодные глаза выслеживали добычу.

Йана осторожно обошёл поляну по краю, не сводя глаз с сумчатого льва.

Хотя в остальном мире стали доминировать плацентарные млекопитающие, Австралия стала лабораторией размером с целый континент, в которой обкатывались адаптивные возможности сумчатых. Там существовали хищные кенгуру, которые охотились свирепыми стаями и двигались высокими скачками. Там же жили странные существа, не похожие ни на одно из животных в остальном мире: огромные родственники утконосов, гигантские черепахи размером с семейный автомобиль, наземные крокодилы. А по лесам бродили огромные вараны – родственники комодских варанов из Азии, но гораздо крупнее – жуткое воспоминание о меловом периоде, хищные ящерицы в тонну весом, достаточно большие, чтобы проглотить кенгуру или человека.

Йана шёл вперёд, но его мысли летели далеко впереди него.

Йана знал Агему всю её жизнь, и она знала его столько же; здесь, в этой тесной общине, все знали друг друга. Но только в прошлом году, когда ей исполнилось семнадцать, она стала так сильно привлекать его. Даже сейчас он не мог сказать, что в ней было такого особенного, что приводило его в такой восторг. Она была невысокой, не очень красивой, с грудями, которые навсегда останутся маленькими, со слишком широкими бёдрами и ягодицами, а её лицо было полнолунием плоти с маленьким носом и опущенными вниз уголками рта. Но в ней была какая-то тишина, подобная тишине моря, когда твоё каноэ находится вдали от земли – спокойствие, скрывающее глубину и изобилие.

Он никогда не говорил с ней об этом. Он вообще почти не разговаривал с ней – фактически, на протяжении целого года, с тех пор, как начал чувствовать это по отношению к ней.

Но что действительно причиняло ему боль, так это то, что Осу и другие горластые идиоты были правы, когда доводили его до бешенства, указывая на его хромоту, на его непригодность для Агемы в качестве мужа. Они пробовали защитить свою сестру от того, кто был ей не парой. Он знал, что его повреждённая нога не была непреодолимым препятствием для того, чтобы он мог добывать всё нужное для жизни, чтобы мог помогать Агеме растить детей, которых так сильно хотел иметь от неё, но первое, что он должен был сделать – убедить в этом её саму и её семью.

И он не собирался делать это, соскребая мидий с камней, как ребёнок. Он собирался отправиться на охоту, только и всего. Он собирался пойти и принести домой какую-то крупную дичь – и должен был сделать это в одиночку, тем самым доказав Агеме и остальным, что он был таким же сильным, находчивым и искусным, как любой другой мужчина.

Большую часть пищи люди получали, охотясь на небольших существ или просто занимаясь собирательством на море, в реке и в прибрежной полосе леса: это была легкодоступная, не требующая риска и незатейливая пища. Охота на крупную дичь была в значительной степени привилегией мужчин – опасная игра, которая давала мужчинам и мальчикам возможность похвастаться своей физической формой, как это всегда было. И теперь Йана оказался перед необходимостью поиграть в эту древнюю игру.

Конечно же, он не был настолько глуп, чтобы в одиночку нападать на кого-то слишком крупного. Самых больших животных можно было убить только при совместной охоте. Но была одна добыча, которую мог принести домой одинокий охотник.

Йана продолжал идти, углубляясь всё дальше в лес.

 

Наконец, он добрался до другой поляны. И здесь обнаружил то, что хотел.

Он нашёл гнездо из грубо собранной в кучу листвы, внутри которого была аккуратно уложена дюжина яиц. Удивительным это гнездо делал его размер – вероятно, сам Йана мог устроиться внутри него – а некоторые из этих яиц были размером с череп самого Йаны. Если бы Пурга увидела эту огромную постройку, она бы наверняка подумала, что на Землю вернулись динозавры.

Йана мастерски устроил свою западню. Он бродил в окрестностях поляны, пока не обнаружил огромные разлапистые следы птицы-матери. Он немного прошёл по следам в лес, затем натянул между деревьями верёвки поперёк следовых дорожек, взял свои копья с двумя остриями и воткнул их в землю.

После этого настало время устроить пожар.

Набрать куски сухого дерева удалось быстро. Чтобы зажечь пламя, он использовал крошечный лук, вращая с его помощью деревянную палочку в ямке на небольшом бревне. Он подкормил пламя кусочками трута. Когда огонь разгорелся, он сунул в языки пламени факелы и раскидал их по лесу.

Всюду, где упали факелы, смертоносными цветами расцвёл огонь.

С тревожными криками взлетели птицы, спасаясь от поднимающегося дыма, а у его ног шныряли мелкие крысовидные кенгуру с распахнутыми от страха глазами. К тому времени, когда он отступил к поляне, огонь распространился, и отдельные очаги пожара соединились.

Наконец, пронзительно крича, из леса появилось огромное двуногое существо. Оно распушило тёмные перья, его голова была поднята на длинной шее, а его мускулистые лапы, казалось, заставляли дрожать землю, когда оно бежало. Это была самка гениорниса, гигантская нелетающая птица, вдвое больше страуса эму. Фактически это была одна из самых крупных птиц, которые когда-либо жили на Земле. Но она была испугана, и Йана видел это: у неё были распахнуты глаза, а необычно маленький клюв был широко разинут.

И огромные лапы птицы попали в его веревку. Она с силой грохнулась вперёд, на землю. Её собственная инерция аккуратно насадила её на копьё Йаны. Она умерла не сразу. Попавшаяся в ловушку, с торчащим из спины окровавленным копьём, самка гениорниса хлопала своими слабыми, бесполезными крыльями. В глубине своего сознания она испытала своего рода сожаление о том, что её далёкие предки расстались с даром полёта. Но теперь рядом был скачущий и вопящий гоминид, и обрушившийся топор.

Огонь всё расползался по сторонам. Йане нужно было спешить с разделкой добычи и уходить отсюда.

Конечно, в Австралии до прибытия людей бывали пожары. Они начинались главным образом в сезон муссонов, когда много раз ударяли молнии. В ответ на это появилось несколько огнестойких видов растений. Но они не были широко распространёнными или доминирующими.

Теперь положение дел изменилось. Всюду, где проходили люди, они устраивали пожары, стимулируя рост съедобных растений и выгоняя дичь из укрытий. Растительность уже начала приспосабливаться. Травы, такие же выносливые и распространённые, как и везде в мире, могли сгорать начисто, но всё же выживать. Деревья эвкалипта красноватого фактически эволюционировали для того, чтобы распространять огонь: куски их коры отрывались, и, подхваченные ветром, зажигали новое пламя в десятках километров от прежнего очага. Но на каждого победителя приходилось много, очень много проигравших. Более чувствительные к огню древесные растения не могли конкурировать в новых условиях. Каллитрис, который когда-то был широко распространён, становился редкостью. Были уничтожены даже некоторые растения, которыми люди дорожили как источником пищи, вроде некоторых плодовых кустарников. И когда в местах обитания животных свирепствовали пожары, их сообщества разрушались.

От первого места высадки Эйана, похожего на булавочный укол на карте континента, люди поколение за поколением расселились вдоль побережья и вверх по течению рек. Огромная волна огня и дыма словно прокатилась с северо-западной оконечности Австралии по всем внутренним районам этой обширной красной суши. И древняя жизнь не смогла противостоять этому фронту разрушения. Утрата гигантских мидий была лишь первым событием в череде вымираний.

Когда Йана покинул лес, огонь всё ещё полыхал, быстро распространяясь, и в небо поднимались высокие столбы дыма. Не интересуясь этим, он даже не обернулся.

Конечно же, он не смог унести домой целую птицу. Но в те времена возвращение с добычей не было главной целью. И когда Йана шёл по своему лагерю с головой гениорниса, наколотой на копьё, он был вознаграждён одобрительным похлопыванием от Осу и остальных – а также робким принятием его подарков Агемой.

 

III

Новый Южный Уэльс, Австралия. Примерно 47 000 лет до настоящего времени.

Каноэ из коры неподвижно застыло на тёмной воде озера.

Йоон и его жена Леда ловили рыбу. Йоон стоял, держа копьё, готовое поразить рыбу. У копья был наконечник из кости валлаби, ровно закреплённый и приклеенный смолой эвкалипта. Леда смастерила снасть из волокон размятой коры и снабдила её крючком, сделанным из кусочка раковины. Но крючки были ломкими, а снасть – непрочной, так что намерение Леды состояло в том, чтобы подвести попавшую на крючок рыбу к лодке как можно аккуратнее, пока Йоон готовился поразить её копьём.

Йоону было сорок лет. Он был худощав, но у него было добродушное морщинистое лицо, хотя долгие годы тяжёлого труда оставили на нём свой отпечаток. И он гордился своей лодкой.

Он сделал каноэ, вырезав длинный овальный кусок коры эвкалипта и связав его концы, чтобы сделать нос и корму. Планширь был укреплен палкой, пришитой к нему растительными волокнами, и более короткими палками, служащими в качестве распорок. Трещины и швы были законопачены смолой эвкалипта и глиной. Однако каноэ было неустойчиво; оно низко сидело в воде, кренилось от любой ряби и сильно пропускало воду. Но, будь оно худым, или нет, обладая минимальным навыком, с этим каноэ можно было управляться даже на неспокойной воде. И пусть оно было исполнено грубо, его главным достоинством была простота: Йоон сделал его всего за день.

Предки Йоона, начиная с первой высадки Эйана, шли прямо через всю Австралию, с северо-запада на эту юго-восточную оконечность, прямо через засушливое сердце континента. Но они никогда не теряли навыков в изготовлении прекрасных лодок. В каноэ Йоона даже был огонь, горящий на куске влажной глины, уложенном на дно, поэтому они могли готовить раков, которых ловили.

Или смогли бы приготовить, если бы поймали хоть одного.

Йоона это совершенно не заботило. Он мог стоять в чарующей тишине своей лодки весь день, и неважно, увидела бы его рыба, или нет. Даже крокодилы, проплывающие мимо с горящими глазами, не могли нарушить его уравновешенного состояния. Это было лучше, чем вернуться в лагерь на берегу, где повсюду бегали дети, тесали камни мужчины, и резали коренья женщины. Не говоря уже о лае динго. По его мнению, эти полудикие собаки приносили больше неприятностей, чем пользы, даже если они иногда помогали спугивать дичь.

Терпение Леды закончилось. С фырканьем отвращения она швырнула снасть в воду.

– Глупая рыба.

Йоон сел перед нею.

– Ну, Леда. Сегодня рыба просто осторожна. Тебе не нужно было бросать свою снасть. Нам нужно будет…

– И глупая, бесполезная дырявая лодка! – она ударила ногой по луже речной воды, скопившейся на гибком дне лодки, расплескав её.

Он вздохнул, достал чашку, вырезанную из дерева, и начал вычерпывать воду. Он не стал отвечать, надеясь, что она успокоится.

На голове Леды лежали кучкой внутренности рыбы, медленно греющиеся на солнце и источающие отвратительно пахнущий жир на её тело и голову. Жир отпугивал москитов, которые в это время года были настоящей напастью на озере. Её маленький нос был вздёрнутым, а рот – сморщенным. Она была лишь на год младше Йоона и с возрастом превратилась в мрачную, нервную, легко раздражающуюся женщину.

Она никогда не выглядела ещё уродливее, думал Йоон. И всё же он знал, что никогда не бросит её. Он помнил, словно это было вчера, тот день, когда должен был взять самого младшего из её детей – он разбил ему голову камнем, а потом бросил его тело в огонь – и день всего лишь несколькими лунами позже, когда он вынужден был вызвать выкидыш, ударяя её по животу, пока ребёнок не вышел наружу, чтобы слишком рано увидеть мир.

Леда понимала, почему он должен был избавиться от детей. Люди были в походе, а она уже была обременена недавно отнятым от груди малышом. Она не могла позволить себе вынашивать другого ребёнка. Всё это она знала. Не успели даже сформироваться узы, объединяющие её с любым из потерянных ею детей; они покинули этот мир слишком рано для этого. Однако эти происшествия оказали влияние на её индивидуальность, навсегда сформировав её характер, словно треснувшую сухую грязь на дне высохшего озера. И она обвиняла Йоона во всех болях, от которых страдала.

– Нам нужно сделать что-нибудь получше этого, – произнесла Леда.

– Хм, – Йоон погладил свой подбородок. – Более толстую снасть? Или, может…

– Я говорю не о более толстых снастях, кусок крокодильей какашки. Посмотри на это, – она взялась за его копьё с кусочками приклеенной кости. – Ты дурак. Ты ходишь на рыбалку с кусочками кости, а вот Алли пользуется гарпуном с остриём из кремня. Неудивительно, что его дети толстеют день ото дня.

Он закрыл глаза, подавляя очередной вздох. Алли, Алли, Алли: вот уже несколько дней ему казалось, что всё, что он слышал, было имя её старшего брата, который был таким умным по сравнению с Йооном, не говоря уже о том, что он лучше выглядел и так умело справлялся с делами.

– Жаль, что ты не могла иметь детей от него, – пробормотал он.

Она щёлкнула зубами, как динго.

– Что ты сказал?

– Не бери в голову. Леда, будь умнее. У нас совсем не осталось кремня.

– Так добудь немного. Сходи на побережье и поторгуйся.

Он подавил в себе желание спорить. В конце концов, если не принимать во внимание оскорбление, её предложение было неплохим; стокилометровый путь к морю был хорошо проторен.

– Ладно. Я попрошу Алли, чтобы он пошёл со мной…

– Нет, – сказала она, и теперь уже смотрела вдаль.

Он нахмурился.

– Отчего же нет? Вчера перед танцами ты разговаривала со своим братом. Что ты ему говорила?

Она плотнее сжала рот.

– Просто говорили.

– Говорили. О чём? – теперь уже он начал злиться. – Обо мне? Ты снова поносила меня перед своим братом?

– Да, – каркнула она. – Да, чтобы ты знал. Так что теперь, если ты не хочешь выглядеть для всех глупым ребёнком, ты должен держаться в стороне от него. Иди один.

– Но такой поход…

Иди сам, – она схватила весло со дна каноэ. – Возвращаемся обратно.

В итоге у него не осталось никакого выбора – лишь готовиться к путешествию на побережье в одиночку. Но перед тем, как отбыть, он узнал правду. Когда Леда разговаривала с Алли, она не нападала на Йоона, а защищала его от осмеяния со стороны своего брата. Перед своим уходом он ничего не сказал Леде, но сохранил этот тёплый огонёк правды в глубине своего сердца.

Когда Йоон тронулся в путь, за ним увязалась пара динго с их стоянки. Он бросал в них камни, пока те не отступили, рыча.

Вдалеке от озера он шёл в тишине. Земля была ровной и красной, поросшей призрачно-белым злаком спинифексом. Ничего не двигалось, кроме клочка его собственной тени у него в ногах. Повсюду в округе, насколько хватало глаз, до самого горизонта не было ни единого человека.

Австралия всегда была не самым пригодным для жизни местом. Спустя пять тысяч лет жизни людей в этих местах на всём континенте было менее трёхсот тысяч человек – всего лишь по одному человеку на каждые двадцать пять квадратных километров – и в большинстве своём они селились на побережьях и по берегам рек и озёр. А в великом красном сердце континента, на обширной древней известняковой равнине и в пустыне, поросшей кустарниковой лебедой, жило менее двадцати тысяч человек.

Но люди, хотя и жили здесь редкими поселениями, охватили Австралию тонкой сетью своей культуры, кухонными кучами, очагами и раковинами, изображениями, нарисованными на багровых скалах. И Йоон даже в одиночку, даже в своём скрипучем сорокалетнем возрасте, мог уверенно идти голым по красной пыли, вооружённым лишь копьём и бумерангом. Он сохранял уверенность, потому что знания его семьи составляли единое целое с землёй.

Йоон следовал по извилистому пути змеи-прародительницы: самой первой из змей, которая, как говорят, приветствовала Эйана при его первой высадке из лодки, приплывшей с запада. И каждый сантиметр следа имел свою историю, которую он пел для себя, пока шёл. История была зашифрованным народным знанием о земле: это была история-карта, очень точная и полная.

Самые важные подробности относились к источникам воды. К каждому типу источников и виду расселин и ёмкостей в скалах, полых деревьев и ловушек для росы прилагалась своя история. Первый источник, вблизи которого он остановился, оказался местом, где вода просто медленно сочилась сквозь песок. Относившаяся к нему история рассказывала, что в минувшие дни здесь можно было часто встретить огромных кенгуру; они собирались здесь, привлечённые водой, и их было очень легко убить. Но сейчас кенгуру ушли, оставив только сломанные остатки эвкалипта – стража воды.

То же самое можно сказать и обо всём остальном. Для Йоона земля была полна бросающихся в глаза примет, словно на ней были краской нарисованы указатели и стрелки – и это при том, что за свою жизнь он ходил этой тропой лишь один раз.

В этих историях берёт своё начало Время Сновидений. Истории будут продолжаться до тех пор, пока потомки Йоона будут сохранять живой свою самобытную культуру; они будут видоизменяться, постоянно усложняться, но всё равно сохранят зерно правды. Чтобы отыскать воду и пищу, всегда можно воспользоваться историей о змее-прародительнице.

И неважно, насколько далеко люди ушли из этих мест, насколько сильно они погрузились в пучину времени – в окрестностях всегда можно будет отыскать начало следа Времени Сновидений, ведущего с северо-запада – с того места, где Эйан и его сестра сделали свои первые шаги по этой земле

Но, даже владея всей мудростью, сохраняемой в устном фольклоре, Йоон не мог знать, что эта земля была беднее, намного беднее, чем в те времена, когда его далёкий предок впервые прибыл сюда.

После целого дня ходьбы он добрался до клочка леса; Йоон знал, что найдёт его в этом месте. Здесь он намеревался поохотиться, пополнить свой обменный фонд мясом, прежде чем идти к побережью. Он тихо вошёл в лес.

Он быстро обнаружил лакомство: дикий мёд, находящийся в пчелином гнезде, висящем на эвкалипте. Пока он снимал гнездо, к нему подползла чёрная змея, но ему удалось схватить её за хвост и взмахнуть змеёй, как кнутом, с лёгкостью разбив ей голову об ветку.

В тот вечер самым большим триумфом для него было обнаружить гоанну – варана длиной в пару шагов. Заметив его, гоанна испугалась и скрылась в пустотелом бревне. Но Йоон был терпелив. Когда гоанна заметила его, он замер на половине шага. После этого он стоял, не мигая, пока солнце заходило на западе, а почва пылала ещё более яркими красными красками. Он видел, как гоанна по-змеиному высовывает язык, осторожно изучая обстановку вокруг бревна. Все знали, что гоанны любили пробовать на вкус воздух, чтобы узнать, были ли поблизости хищники или добыча. И Йоон по-прежнему стоял неподвижно, точно каменная глыба; ветра не было, и его запах не дойдёт до гоанны.

Наконец, как он и ожидал, медленно соображающий и терпеливый мозг гоанны забыл, что Йоон был рядом. Она выскочила из своего укрытия в бревне. Его копьё настигло её в один бросок, пригвоздив к земле.

Йоон развёл костёр у подножия эвкалипта, воспользовавшись палочками для добывания огня трением. Он ловко освежевал и выпотрошил гоанну, размягчил её мясо на огне и насладился обильной трапезой. Искры от костра поднимались над его головой в непроглядную тьму.

Когда он проснулся на рассвете, костёр почти погас, но угли ещё тлели. Он зевнул, потянулся, быстро облегчился и пожевал ещё немного мяса гоанны.

Потом он сделал из сухой древесины факел, зажёг его в костре и пошёл через лес, зажигая в разных местах огонь. Он особо высматривал дуплистые деревья, которые будут хорошо гореть, и поджигал мусор вблизи их корней.

На протяжении всего этого времени основная стратегия лесных охотников не изменилась: пользоваться пожаром, чтобы спугнуть дичь.

Вскоре дым выгнал из внутренней части ствола поссумов, ящериц и сумчатых крыс. Все они были мелкими существами, но ему удалось сбить некоторых из них дубинкой, и он подбрасывал их маленькие трупы в кучу, которая росла возле его первого костра. Но, чтобы произвести впечатление на народ рыбаков, живущий у моря, ему была нужна более крупная дичь, чем эта. Поэтому он начал заходить в лес ещё дальше, поджигая больше деревьев и подлеска.

Постепенно очаги огня распространились и слились, самоорганизуясь и питаясь энергией друг друга, создавая тягу и ветер, которые лишь помогали им, ещё больше усиливая огонь. Вскоре отдельные очаги горения слились в один лесной пожар, корчащуюся стену пламени, которая двигалась быстрее, чем мог бежать человек.

Но к тому времени Йоон благополучно выбрался из леса. А когда верхушки деревьев вспыхнули пламенем, словно они были сделаны из магния, он уже стоял, держа копьеметалку наготове.

Наконец, из охваченного пламенем леса стали выбегать животные. Здесь были кенгуру, поссумы, ящерицы и множество сумчатых крыс – все были объяты страхом. Они разбегались в разные стороны. Некоторые, ослеплённые, в замешательстве, бежали прямо на Йоона. Он не обращал внимания на мелких и быстроногих животных. Но здесь были и два крупных животных – пара рыжих кенгуру, скакавших на огромной скорости прямо на него. Он взял копьё и вставил его в копьеметалку своего деда. Он ждал: у него был только один шанс.

В последний момент кенгуру заметили его и свернули в сторону. Его копье бесполезно пронзило дымный воздух.

Вопя от расстройства, он бежал, чтобы забрать своё оружие. Проклиная упорство Леды и свою собственную глупость, он вставил копьё в копьеметалку и затаился, чтобы подождать ещё. Но он знал, что его лучший шанс уже был упущен. Ему придётся обойтись жалкой грудой поссумов и ящериц, потому что не осталось крупных животных, которых можно было убить.

Гоанна, которую убил Йоон, была родственницей гигантских плотоядных ящериц, которые когда-то бродили в красном сердце континента. Размер этого несчастного существа был лишь малой толикой размера тех огромных предков; все гиганты исчезли – на них охотились и их жгли, пока они не вымерли. Подобным же образом рыжие кенгуру, которых он пробовал добыть, были лишь жалким ростком некогда могучих ветвей родословного древа. Все большие существа были уничтожены. Те, кто выжил сейчас, были мелкими, быстроногими и быстро размножающимися существами, способными спастись бегством от пожаров и копий охотников.

Со времени прибытия Эйана тьма поглотила пятьдесят пять видов крупных позвоночных животных. Фактически, по всему континенту исчезли все существа крупнее человека.

 

В конце концов, Йоон дошёл до моря. Он пришёл на восточное побережье Австралии неподалёку от места, которое однажды будет называться Сиднеем. Здесь солнечный свет был намного ярче, чем в глубине суши, и он слепил ему глаза; вонь соли, морских водорослей и рыбы ворвалась к нему в нос, а беспокойный рокот моря заполнил уши. После похода из центральных районов континента, усыпанных красной пылью, он не привык к такой большой нагрузке на органы чувств.

Спустившись к берегу, Йоон различил людей, плавающих по морю в каноэ и на плотах. На фоне яркого блеска моря они выглядели как стройные прямые силуэты, управляющиеся со снастями, сетями и копьями. Эти люди были привязаны к побережью, и их главным источником пищи была рыба – вот, почему они охотно торговали ради мяса из внутренних районов страны.

Йоон подходил ближе к людям, держа в руках лишь добытое мясо и вопя приветствия – это были те немногие слова местного языка, что он знал.

Первыми местными жителями, которых он встретил, были женщины с грудными младенцами. Они методично поедали устрицы, сваленные целой грудой. Они без интереса взглянули на него. Пока он шёл к ним, под его ногами хрустели ракушки устриц – все они были вскрытыми, и по мере того, как он приближался к женщинам, их слой становился всё толще. В конце концов, он с изумлением обнаружил, что шагал по вершине кухонной кучи из раковин, которая была выше его собственного роста: отложения, накопившиеся за долгие века непрерывного промысла. Кухонная куча находилась рядом с одной из многих пещер, выдолбленных в песчанике, которые выстроились цепочкой вдоль берега этой бухты. Некоторые входы в пещеры были завешены грубыми холстами из волокна, полученного из коры. В тени ближайшей пещеры дети играли с кучами древних ракушек.

Женщины проявили к нему некоторый интерес. Он пошёл в их сторону.

Наконец, из одной пещеры, прихрамывая, вышла пожилая женщина. Её волосы были седыми, а голая кожа висела на ней, словно пустой мешок. Она сказала ему что-то непонятное, пренебрежительно взглянула на его снаряжение и позвала в пещеру.

Пол был покрыт чешуйками кремня и кухонными кучами из ракушек, осколков костей и древесного угля. Там, где его ноги разбрасывали эти осколки, он замечал более глубокие слои мусора – даже человеческие испражнения, уже высохшие и без запаха. Как и его соплеменники, этот народ рыбаков не слишком заботился об уборке мусора за собой, и когда лагерь станет непригодным для жизни, они просто уйдут в другое место, доверив невидимым силам природы хлопоты о беспорядке, оставшемся от них.

Но ему была видна большая груда кремней, сложенная в задней части этой пещеры – завидное сокровище. Говорили, что на другом побережье на юге были пещеры, где можно было просто выдёргивать такие кремни из стены. Но люди вроде Йоона, жившие во внутренних районах страны, мало что знали об источниках ценного камня и должны были торговать с теми, кто знал больше.

Народ рыбаков был достаточно гостеприимным, потому что был заинтересован в поддержании дальнейших отношений. Они дали ему пищу и воду. На своих непонятных друг другу языках они пытались поговорить о том, что он видел во время своего путешествия, какие новые особенности земли он заметил. Но они не стремились торговать. Они взяли у него охру и то немногое мясо, что у него было. Но было ясно, что это оценят лишь горсткой кремней. Это лучше, чем ничего, подумал он уныло.

Народ рыбаков позволил ему переночевать.

Йоон устроился на подстилке из сухих водорослей. От неё воняло солью и гнилью. В свете гаснущего костра он разглядывал картины на потолке – картины, сделанные древесным углем, охрой и краской багряного цвета, которую, как оказалось, получали из морских существ. Это были живые образы вомбатов, кенгуру и страусов эму; охотящиеся на них люди были прорисованы поверх убегающих животных.

Но – он пригляделся, чтобы лучше различить их – эти картины были сделаны поверх ещё более странных изображений: гигантских птиц, ящериц, и даже кенгуру, которые возвышались над людьми, которые на них охотились. Эти изображения должны быть старше, чем те, которые он разглядел вначале, подумал он, потому что лежали под ними. Но то, что они представляли, озадачивало его. Он предположил, что они ничего не означали. Возможно, они были нарисованы ребёнком.

Конечно же, он ошибался. Особая трагедия заключалась в том, что поколение Йоона уже забыло о том, что было утрачено.

Йоон лёг и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на шумные любовные ласки парочки в углу, и ожидая, когда заснёт. Он задавал себе вопрос: что скажет ему Леда, когда он вернётся домой лишь с горсткой кремней? А тем временем древние исчезнувшие птицы, гигантские кенгуру и змеи, дипротодоны и гоанны исполняли над его головой мрачный танец в свете костра.


Содержание

Пролог
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Предки
ГЛАВА 1
Сны динозавров
Монтана, Северная Америка. Примерно 65 миллионов лет до настоящего времени.
ГЛАВА 2
Охотники Пангеи
Пангея. Примерно 145 миллионов лет до настоящего времени.
ГЛАВА 3
Хвост Дьявола
Северная Америка. Примерно 65 миллионов лет до настоящего времени.
ГЛАВА 4
Пустой лес
Техас, Северная Америка. Примерно 63 миллиона лет до настоящего времени.
ГЛАВА 5
Время долгих теней
Остров Элсмир, Северная Америка. Примерно 51 миллион лет до настоящего времени.
ГЛАВА 6
Переправа
Река Конго, Западная Африка. Примерно 32 миллиона лет до настоящего времени.
ГЛАВА 7
Последняя нора
Земля Элсуэрта, Антарктида. Примерно 10 миллионов лет до настоящего времени.
ГЛАВА 8
Островки
Побережье Северной Африки. Примерно 5 миллионов лет до настоящего времени.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Люди
Интерлюдия
ГЛАВА 9
Ходоки
Центральная Кения, Восточная Африка. Примерно 1,5 миллиона лет до настоящего времени.
ГЛАВА 10
Переполненная земля
Центральная Кения, Восточная Африка. Примерно 127 000 лет до настоящего времени.
ГЛАВА 11
Люди Матери
Сахара, Северная Африка. Примерно 60 000 лет до настоящего времени.
ГЛАВА 12
Плывущий континент
Индонезийский полуостров, Юго-Восточная Азия. Примерно 52 000 лет до настоящего времени.
ГЛАВА 13
Последний контакт
Западная Франция. Примерно 31 000 лет до настоящего времени.
ГЛАВА 14
Человеческий рой
Анатолия, Турция. Примерно 9 600 лет до настоящего времени.
ГЛАВА 15
Угасающий свет
Рим. Новая эра (н. э.) 482 год.
ГЛАВА 16
Густо заросший берег
Дарвин, Северная территория, Австралия. Н. э., 2031 год.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Потомки

ГЛАВА 17
Длинная тень
Место и время неизвестны.

ГЛАВА 18
Крысиное царство
Восточная Африка. Примерно 30 миллионов лет после настоящего времени.
ГЛАВА 19
Очень далёкое будущее
Монтана, центральные районы Новой Пангеи. Примерно 500 миллионов лет после настоящего времени.
Эпилог