Авенир Григорьевич Томилин

История слепого кашалота

А. Г. ТОМИЛИН   Издательство «Наука» Москва 1965

Шли первые десятилетия XIX в. Парусники бесстрашно бороздили воды океанов. На деревянных судах отважные китобои надолго отправлялись промышлять китов. Многие из смельчаков находили свой конец в пучинах океанов.
В 1820 г. в Тихом океане во время охоты на кашалотов погибло китобойное судно «Эссекс». В отчете помощника капитана Оуэна Чейса, чудом избежавшего смерти, описаны подробности гибели этого судна.
Китобои с «Эссекса» подгребли на шлюпке к взрослому кашалоту-самцу. Зверь мирно пускал фонтаны, не обращая внимания на приближающуюся опасность. Как только гарпунер метнул в кита гарпун, произошла катастрофа. Раненый зверь хвостом повредил шлюпку. Чтобы починить ее, люди поспешили к кораблю, но не успели доплыть, как вблизи судна появился другой огромный кашалот. Он с полного хода торпедировал киль «Эссекса», а затем вторым, еще более мощным ударом проломил корпус корабля*. Судно перевернулось и пошло ко дну, увлекая в бездну десятки людей. Морякам на поврежденной шлюпке удалось спастись и поведать о печальной развязке.

Многим тогда не верилось в подобные нападения китов. Однако список жертв от таранных ударов и зубов могучих кашалотов все пополнялся. В 1851 г. разъяренный кашалот потопил американское судно «Александр», из экипажа которого остались в живых лишь двое.
Такая же судьба постигла английские суда «Ватерлоо», «Юнион» и др. Некоторые опасные кашалоты становились знаменитостями и получали даже клички: Новозеландский Том, Пайта-Том. Они наводили ужасна команды китобойных судов, так как первыми нападали на вельботы и парусные корабли.
Китобои уже в те дни из опыта знали, что рискованно, зато выгодно бить крупных самцов-кашалотов, но смертельно опасно трогать мелких самок, живущих в гаремах. Если ранен могучий глава гарема, самки остаются равнодушными к такому событию, но ярость закипает в стаде, если в беду попадает самка или детеныш: звери неистовствуют, окружая раненого, и способны разнести в щепки лодку с охотниками.
Стать главой гарема самцы могут лишь после жестоких боев с соперниками. Следы такой борьбы сохраняются в виде шрамов на голове, поломанных зубов, изогнутых и исковерканных челюстей. Иногда сражающиеся кашалоты с налета сталкиваются своими «лбами», как это делают дерущиеся бараны. Но случается, что самки безжалостно изгоняют вожаков из гарема, оставляя на их теле следы покусов, которые легко отличить от покусов соперников по более мелким зубам. Изгнанники, сбиваясь в холостяцкие группы, или в одиночку отправляются странствовать в холодные воды, куда обычно не заходят самки с детенышами.

Советская китобойная матка «Слава» 29000 т водоизмещением, 155 м длиной, и 22 м шириной

Интересные сведения о кашалотах приводит в старинной книге «Естественная история спермацетового кита» судовой врач Томас Бил. Он много раз участвовал в опасной охоте на этих исполинов. Наиболее удивительной была встреча со слепым кашалотом. Вот как это произошло. Бил с охотниками отправился в шлюпке преследовать крупную добычу. В поле зрения Била был великорослый самец. Он четверть часа оставался на поверхности, методично выпуская за это время 60 фонтанов, затем скрывался на целый час в синеве моря. Как только в полумиле от шлюпки снова взлетели фонтаны, охотники, напрягая все силы, яростно налегли на весла, чтобы подоспеть, пока гигант не скрылся в воде. Гарпунер, стоя на носу вельбота, в напряженной лозе выжидал момента для нанесения удара. Все ближе и ближе всплывал пологий горб и морщинистая спина. Уже было видно, как на притупленной огромной голове, в левом ее углу, при отрывистом и коротком дыхании на секунду раскрывалось изогнутое дыхало, и из зева с шумом вылетал прозрачный паровой фонтан, потом следовало короткое погружение и снова фонтан. Но все усилия оказались напрасными: кит выпустил последнее облачко пара, выше обычного показал горб, изогнул темное тело, выбросил над водой гигантские лопасти хвоста и почти вертикально ушел вниз. Разочарованным охотникам осталось лишь сушить весла да снова всматриваться в морскую даль. Но вдруг до их слуха отчетливо донесся странный скрипучий треск, словно в глубоком подвале открывали двери на ржавых петлях.
— Зверь сердится, скрипит зубами,— пояснил гарпунер. Но Бил хорошо знал, что это невозможно: ведь все 50 массивных зубов кашалота (некоторые бывают до четырех фунтов весом!) сидят только в нижней челюсти, узкой и длинной как бревно. Этот скрип еще долго, в течение целого века, оставался неразгаданной тайной океанских глубин.

[? - в имеющейся копии подпись к фотографии отсутствует - В. П.]

...Но вот снова показались фонтаны, и туда стремительно понеслась лодка. Она подоспела раньше, чем кит закончил вентиляцию легких. Гарпун, мелькнув в воздухе, глубоко вонзился в упругое тело исполина. Могучие всплески и страшные хвостовые удары последовали один за другим. На помощь поспешили другие вельботы. В зверя полетели новые гарпуны. Пустые ящики, прикрепленные к гарпунным линям, спешно выбрасывались за борт, чтобы помешать раненому зверю нырять в глубину. Один из дротиков крепко засел выше и позади левого грудного плавника. Вспененная вода окрасилась в кровавый цвет и... вдруг, к изумлению охотников, из пасти обреченного зверя выплыла, медленно извиваясь, какая-то желтая гигантская змея, столь же длинная, как шлюпка. Какой же огромной величины был проглоченный кальмар, если его щупальце достигало восьми метров*.

Борьба с китом подходила к концу. К охотникам приблизился парусный корабль и принял добычу для разделки. В те времена туши китов разделывали за бортом; лебедка тянула полосу кожного сала на стрелу парусника, а резчик по спирали подрезал сало. Вследствие этого туша непрерывно крутилась в воде. У кашалота в первую очередь вырезали головной жир и тягуче-белый спермацет, из которого готовили ярко горящие без копоти свечи, мази, различные притирания и дорогие кремы.
Разделка началась. Перед Билом медленно поворачивалась в воде отвесно усеченная исполинская голова кашалота, весившая почти столько же, сколько и туловище. Она вся была исполосована светлыми перекрещивающимися линиями. Это были зажившие порезы, нанесенные острыми, как бритва, крючьями, которыми вооружены щупальца головоногих моллюсков. По морщинистым бокам тела лениво ползали китовые вши. Бил с любопытством вглядывался в круглые, большие, как блюдце, следы на голове и вокруг рта, оставленные присосками кальмаров после схватки в морской пучине. Люди с интересом разглядывали выросшие на зубах букеты «цветов» — стебельки усоногих раков или морских уточек.

Вверху — крупный кашалот-самец; Внизу — раскрытая пасть кашалота: видны зубы на нижней челюсти, огромное отверстие в глотку и царапины на коже, нанесенные головоногими моллюсками

Фото С. К. Клумова

Из головы кашалота вырезают спермацетовую подушку

Фото А. А. Берзина

Но что это?! Где же глаза?! Бил не поверил тому, что увидел: обе глазные впадины кита заполнял какой-то, видимо очень давний, губчатый нарост, напоминающий большую бородавку. Значит кашалот был слеп!
Но ведь по поведению он ничем не отличался от других зрячих сородичей. Как же мог вырасти в бескрайнем океане исполин-слепец. Почему он не погиб от голода и, даже наоборот, сохранил хорошую упитанность, каким образом избежал гибельного столкновения с берегом или встреч с алчными косатками? Наконец, как он, лишенный зрения, мог общаться со своими сородичами? Вопросы, возникшие в голове Била, не могли быть решены в то время. Однако натуралист просто разрешил терзавшие его сомнения. Он решил, что зубы кашалота служат приманкой для его пищи, поэтому зверю стоит лишь открыть рот, как головоногие моллюски бросаются в пасть, принимая белые зубы за блестящих рыб. Но автор этой наивной гипотезы и не подозревал, как далека она была от истины. Правда открылась лишь через столетие после описанных событий...
Еще не была разгадана тайна слепого кашалота, как уже накопились новые непонятные факты из жизни китов, поразившие натуралистов.

Возрастающая потребность мирового рынка в китобойной продукции вызвала бурное развитие промысла китов. В середине XIX в. парусный флот, достигнув расцвета, начинает уступать место быстроходному паровому флоту. Охота на китов прогрессирует, механизируется. Появляется гарпунная пушка, которая быстро опустошает запасы этих могучих обитателей океана и предопределяет их печальную участь.
С ростом китобойных экспедиций заметно редеют многочисленные стада китов. Все чаще возникают вопросы: где спасаются киты от смертельного врага — человека, куда они скрываются на зиму после откорма на богатых летних пастбищах, имеются ли где-нибудь еще скопления этих ценных животных? И вот, появляются первые сведения об удивительных далеких переходах китов на тысячи километров.

Трехметровый кальмар, добытый из желудка кашалота

Фото Л. А. Берзина

Еще раньше, чем китобои Европы стали посещать Тихий океан (начало XVIII в.), у берегов Камчатки убили несколько гладких китов с заросшими в теле гарпунами голландской работы. В спине одного гренландского кита из Татарского пролива нашли гарпун с буквами «W. В.», принадлежавший голландскому китобою Вильгельму Бастиану, охотившемуся у Шпицбергена. Это было «железное свидетельство» о визите кита из Северной Атлантики в северную часть Тихого океана.
Оригинальное удостоверение о своем путешествии на расстояние почти 5000 км из Антарктиды в воды Западной Австралии доставил один горбач. В его вскрытом желудке нашли банку из-под зубного порошка с надписанной фамилией. По надписи установили, что банку выбросил один моряк у полярного круга в Антарктике за десять месяцев до того как кит был убит у берегов Австралии.
По старым сведениям, гарпуны, всаженные в кашалотов в Северной Атлантике, переносились в южную половину Тихого океана, куда можно было попасть лишь обогнув мыс Доброй Надежды. Самцов, загарпуненных у Перу, позднее убивали близ тихоокеанских берегов Северной Америки, а пораженных гарпуном в японских водах — ловили у побережья Чили.
На основании таких редких и не всегда достоверных случаев, о китах стали думать как о «пожизненных бродягах», свободно кочующих из океана в океан. Эта мысль отражена в увлекательно написанной книге Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит». Моби Дик — огромный и необычайно свирепый белый кашалот* свободно пересекает океаны обоих полушарий, а за ним охотится китобойный парусник «Пекод».

Но накапливались и другие факты, которые казались странными и противоречили представлению о китах, как о вечных скитальцах. Еще в середине XVIII в. рыбаки Шотландии ежегодно в течение 20 лет наблюдали «большого полосатика», приплывавшего кормиться на косяки сельди в одну и ту же бухту в заливе Ферт-оф-Форт. Этого кита легко отличали ют других, так как на его спинном плавнике красовалась большая дыра; из-за нее и прозвали его Холли-Лайк, т. е. продырявленный плавник.

Подбородок горбатого кита, обросший ракушками коронул; видны брюшные полосы

Фото А. А. Берзина

Не менее популярен был горбач, посещавший пятнадцать лет (с 1859 по 1874 г.) залив Фанди на атлантическом побережье США. Зверя узнавали по крупной раковине — коронуле, приросшей к макушке его дыхала: раковина первой выставлялась из воды и, как полагают, вызывала при выдохе кита резкий свист. Другой горбач был убит в том же заливе Новой Зеландии, где за восемнадцать лет до этого был ранен гарпуном с пометкой.
Но все это были лишь отдельные эпизоды. Можно ли им верить? Встал вопрос — как надежно изучить странствия и проследить сезонные пути столь быстроходных обитателей водной стихии. И вот тут-то вспомнили о находках старых заросших в теле гарпунов, с помощью которых уже давно, но бессознательно осуществлялась идея мечения. Вскоре мечение стало основным и надежным способом изучения миграций китообразных. Суть этого метода очень проста: из гладкоствольного 12-калиберного ружья с борта судна по киту стреляют металлической пулей-меткой, на которой проставлены номер и адрес для возврата. Кит плавает с меткой, пока его не убивают. Метку возвращают владельцу, по ее номеру восстанавливают дату и место мечения, а следовательно, и приблизительный путь животного.
Мечение началось в 1924 г. в водах Исландии и Фарерских островов: по китам стреляли «гарпуном-кнопкой». Но так как «кнопка» вонзалась лишь на 6 см, она, несмотря на зазубрины, плохо удерживалась в коже китов. Поэтому с 1932 г. стали применять цилиндрическую, полую внутри метку из алюминия, а позже — из нержавеющей стали. Такая метка (длиной 25 см и толщиной 1,5 см) со свинцовой конической головкой предварительно обрабатывается в антисептических целях пенициллиновой мазью. При выстреле по киту с дистанции 75 — 100 м метка пробивает кожное сало и задерживается в мышечном слое.
Техника мечения китов и промысла непрерывно совершенствуется. Доказано, что китов можно метить с вертолетов. Так как для детенышей обычные метки иногда оказывались смертельными, были созданы облегченные метки, ярко окрашивающие ворвань вокруг ранки. Такая окраска увеличивает шансы обнаружить метку при разделке китов. Чтобы метки сделать более заметными, к ним прикрепляют хвост — пучок из ярких цветных нейлоновых нитей длиной до 2 м, и когда метка целиком входит в тело, хвост выдает ее местонахождение.
Советский зоолог Б. А. Зенкович предложил помещать в метку миниатюрный радиопередатчик, который бы работал за счет тепловой энергии кита: с помощью такого устройства и чувствительной приемной аппаратуры можно будет следить за ходом «радиофицированного» зверя, который сам будет «докладывать» о своем маршруте. Посадку такой метки в спину кита предполагается производить с вертолета или с быстроходных китобойцев.
Легкие китобойные суда разных государств — Норвегии, Великобритании, Японии, Голландии — в течение 28 лет гонялись за китами в южном полушарии и к 1960 г. пометили почти 7000 китов. В северном полушарии за послевоенные годы (к 1959 г.) пометили около 3500 китов. Обратно возвратилось 716 меток от китов, добытых к югу, и 153 метки — от добытых к северу от экватора*. Самые «старые» метки киты носили в своем теле по 28 лет.

Что же показало мечение?
Прежде всего строгую регулярность перемещений китов между местами нагула и местами зимовок: весной животные отправляются на летние «пастбища» нагуливать жир в холодных и умеренно холодных водах, а осенью возвращаются на зимовки в теплые моря рожать детенышей. При таких перемещениях только в один конец покрывается расстояние от 5 до 10 тыс. км. Например, три горбача, помеченные у полуострова Аляски, были добыты через два года в водах Южной Японии, т. е. на расстоянии по прямой более 5000 км. У серого кита протяженность маршрута вдоль тихоокеанских берегов Северной Америки определяется в 9000 км. Замечательно, что три таком огромном размахе миграционных путей киты не пересекают экваториально-тропический пояс: из всех вернувшихся меток еще ни одна не была перенесена каким-либо китом через экватор. Данные мечения развеяли старое представление о том, что киты беспорядочно и беспрепятственно странствуют в Мировом океане и не связаны ни с какими определенными районами моря. Оказалось, что киты образуют местные стада, живущие на ограниченных акваториях, и мигрируют только в пределах своих областей, придерживаясь определенных направлений или даже путей. Горбатые киты**, например, судя по меткам, на летних пастбищах в Антарктике образуют пять, а возможно даже семь самостоятельных стад, каждое из которых шествует на север в теплые воды по своему маршруту, более или менее совпадающему с направлением меридианов. Менее изучены миграции финвалов, но и от них получены, например, три метки, указывающие на передвижение животных от субтропических вод Чили в Антарктику (в область моря Уэддела). Один финвал, помеченный в субтропических водах Бразилии, добыт в Антарктике близ о-ва Южная Георгия. Пять меток показали передвижение этих полосатиков из африканского сектора Антарктики в теплые воды Южной Африки по обе ее стороны. Таким образом, финвалы, размножающиеся с восточной и западной сторон Южной Америки, сходятся летом на антарктических пастбищах южнее мыса Горн, а размножающиеся в водах по обе стороны Африки — в африканском секторе Антарктики.

Миграции китов, как и других животных, — жизненно необходимое приспособление к меняющейся сезонной обстановке. И трудно найти в океане другую группу животных, у которых перемещения были бы столь же правильными и грандиозными, как у китообразных. В результате мечения выяснилось интересное обстоятельство: киты, совершая далекие странствия, ежегодно и безошибочно возвращаются в одни и те же районы, участки и даже бухты. Об этом свидетельствуют многочисленные случаи совпадений места убоя кита и района его мечения. Иногда такое совпадение обнаруживалось через довольно продолжительный срок: через 10—25 лет. Так, например, один финвал был взят в Антарктике через 20 лет всего лишь в 200 км, другой — через 16 лет в 214 км, третий — через двадцать два года в 277 км и четвертый — через 24 года в 220 км от пункта мечения. В проливе Кука (Новая Зеландия) два горбача были помечены гарпунами за десять и восемнадцать лет до их убоя в том же самом проливе. Эти поразительные факты необычайно точной ориентации ставят ученых в тупик и остаются не разгаданными до сих пор. Ориентация китов здесь не менее удивительна, чем в опытах с ночными бабочками, самок которых находили меченые самцы ночью с расстояния в восемь километров за срок менее часа (опыты энтомолога И. А. Фабри).
Разыскать в океане путь на тысячи километров, да еще при постоянном погружении в сумрачные глубины — задача для китов, вероятно, не менее сложная, чем для полярной крачки перелететь на 15000 км с Чукотского п-ва в Южную Африку.
Из всего изложенного ясно одно: мечение выявило не только великолепные гидродинамические и навигационные качества китообразных, но и изумительные способности их ориентироваться в пространстве.
Как же осуществляется эта ориентация, каков ее механизм? Чем объяснить, что киты, совершая подводный маршрут в тысячи километров, точно выходят к цели? Каким образом они находят дорогу, ориентируются у поверхности моря и на глубинах, ночью и днем, в тихую погоду и в штормы? Наконец, что мешает китам переходить экватор? Вот загадки, над решением которых бьются сейчас многие ученые разных научных областей.
Ориентация китообразных загадочна не только вовремя их миграций, но и в другие периоды их жизни. Как определяют, например, свое положение глубоко ныряющие виды китов — кашалоты и клюворылые киты? Чем объясняется их ритмичное поведение, как, например, в случае, описанном Шевиллом и Баккусом в 1960 г.: один взрослый горбач очень регулярно на протяжении недели совершал дозор вдоль берегов мыса Элизабет в штате Мэн; при этом он появлялся вблизи определенных пунктов строго в одни и те же часы суток. Столь же регулярный обход котикового лежбища на о-ве Беринг «по часам» совершала группа косаток летом 1934 г. В одно и то же вечернее время в июле 1932 г. появлялась стайка афалин в Камышевой бухте (Крым), а на рассвете уходила в море. Что помогает китообразным следить за «суточными часами» и соблюдать строгий суточный ритм?
Чтобы ответить на поставленные здесь вопросы, надо прежде всего разобрать хотя бы в самых общих чертах роль и значение анализаторов в жизни китообразных.
Каждому ясно, что без совершенных органов чувств, доставляющих информацию о сезонных и суточных изменениях окружающей обстановки, об ориентирах местности и о многих других внешних раздражителях, не было бы у китообразных ни правильных миграций, ни великолепной ориентировки в пространстве, ни случаев возвращения в одни и те же бухты после грандиозных путешествий.
Изучить же органы чувств китообразных стало возможно только тогда, когда начали содержать дельфинов в больших аквариумах, использовали наблюдения и опыты, проведенные над этими животными в неволе.
Оказалось, что некоторые виды дельфинов превосходно уживаются с человеком. И можно сказать, что еще никогда наука о китах не пожинала столь обильный урожай, как с тех пор, когда пленили вольных обитателей моря. Пытливые исследователи были вознаграждены неожиданными открытиями.

Причудлива и многообразна природа голубого континента. Для обозрения красочного животного мира океана в некоторых странах построили колоссальные океанские аквариумы (океанариумы) и поместили в них различных экзотических животных. Какие только живые существа не встречаются в этих океанариумах — и тысячи видов тропических рыбок, блещущих всеми цветами радуги, и тяжеловесные брюхоногие моллюски — тридакны, крупные крабы, омары, лангусты, акулы, массивные морские черепахи и многие другие. Но наиболее интересными и увлекательными для посетителей всегда были дельфины.
Однако неверно было бы думать, что океанариумы преследуют только эстетические, зрелищные и коммерческие цели. Их строили также с научными целями — для изучения рыб, китообразных и многих других ценных для человека морских животных. Проводить наблюдения и ставить опыты над жителями океана удобнее всего в таких огромных морских аквариумах, оснащенных сложным оборудованием.
Что представляет собой современный океанариум? Это капитальное сооружение на самом берегу моря, как правило, в очень живописной местности, удобной для доставки животных. Самую существенную часть океанариума составляют два громадных, заполняющихся чистой морской водой бассейна глубиною до 6 м — один обычно круглый, в поперечнике до 24 м, а другой — элипсовидной формы (30 X 15 м). Оба они вмещают до двух тысяч кубометров воды. Бассейны связаны между собой переходными каналами. Для обзора представлений на поверхности аквариумов вокруг главных бассейнов построены, как в цирке, места для зрителей, перед которыми демонстрируются акробатические номера обученных дельфинов и других животных. Для наблюдения и фотографирования животных под поверхностью воды
в бетонных стенках бассейнов вырезано 180 — 200 окон (45 X 60 см) в два этажа. В эти окна можно смотреть из полутемных коридоров, которые окружают стенки бассейнов на разных уровнях. Большие аквариумы с морской водой имеются в ряде стран — в Норвегии, Японии (Эносима), Англии (Лондон, Брайтон), в Монако, в Австралии (Сидней, Брисбен). Самые крупные океанские аквариумы находятся в США*. Три из них расположены в солнечной Флориде, на берегу тропической Атлантики, а четвертый — на побережье Тихого океана, в 50 км от города Лос-Анжелос, в местечке Хермоза-Бич (выстроен в 1954 г.). Меньшей величины аквариум (12 м в поперечнике) действует в Нью-Йорке. Из флоридских наиболее старый и известный океанариум «Морская студия» в Сент-Огастине открыт в 1938 г., другой — «Морское чудо мира» выстроен после войны в Майами и третий — «Морской театр» — в местечке Исламерада.

Океанариумы владеют специальными небольшими судами со штатом команд и ловцов-охотников, которые заботятся о пополнении морских обитателей. В США имеются и более мелкие, но хорошо оборудованные морские лаборатории специального назначения, занимающиеся исследованием дельфинов и других морских животных. Такие лаборатории построены на коралловом острове Бимини — близ восточного побережья Флориды, в Вудс-Холе — при Океанографическом институте в штате Массачусетс, в Форт-Уолтоне на берегу Мексиканского залива и других местах. Созданная в 1960 г. биологическая морская лаборатория на о-ве Сент-Томас (Виргинские о-ва) в Карибском море начала специально изучать высшую нервную деятельность китообразных.

Океанариум во Флориде — «Морское чудо мира».
Афалина продемонстрировала очень точный прыжок

Оборудование океанариумов и морских лабораторий включает совершенные гидрофоны и микрофоны, подводные и надводные звукозаписывающие механизмы, усилители звуков, осциллографы, фото- и киноаппаратуру, различные физиологические приборы. В лаборатории на о-ве Сент-Томас построены небольшие восьмиугольные танки диаметром 2,4 м и четырехугольные «ящики» (ванны), соответствующие размеру дельфина. Стенки их сделаны из искусственного стекла. Они используются для временной изоляции дельфинов во время опытов над одиночными животными. В океанариумах поддерживается одинаковая температура воды (зимой около 24,4°, а летом — 25,5° С) и создается режим проточной воды, которая накачивается специальными насосами из морских колодцев в количестве нескольких сотен кубометров в одну минуту. В искусственные пруды при лабораториях на островах вода нагнетается прибоем.
В океанариумах имеются специальные подъемники и приемники животных, особые помещения, куда могут вводиться дельфины для детальных наблюдений и экспериментов. Здесь можно ограничивать их движения при различных процедурах (при измерении температуры, взятии мочи). Приспособления позволяют переносить животных в специальных ваннах на самолет или на борт корабля (недавно установили, что дельфины хорошо выносят путешествие по воздуху).
Для содержания китообразных в неволе используются также узкие участки бухт, отгороженные стальными сетями. Таков, например, в Японии (г. Мито) морской бассейн, длиной около 70 и глубиной от 4 до 12 м. В нем удавалось содержать даже мелких китов — малых полосатиков, но не более трех месяцев. Киты в конце концов прорывали сетку и уходили в море.
Попытки содержать китообразных в неволе предпринимались давно и некоторые из них тогда были весьма удачными. Сто лет тому назад два года прожила в искусственном бассейне в городе Бостоне белуха. Это был пойманный в бухте св. Лаврентия трехметровый самец пепельно-серого цвета, весивший 305 кг. Он хорошо опознавал служителя, позволял себя гладить, в определенное время приближался за пищей, высовывал голову из воды, обычно в это время на него надевали сбрую. Запряженный в тележку, он для развлечения публики возил одну даму вокруг бассейна. Временами он плескался в воде, толкал мордой камни, иногда хватал в рот осетра и, поиграв с ним, отпускал, не нанося вреда. Белуха погибла от того, что в аквариуме наглоталась осколков стекла, жестяных банок, гвоздей и других колющих предметов. Животные заглатывали их, вероятно, потому, что на дне бассейна не имелось гальки, которая могла бы служить перетирателем пищи.

Кормежка дельфинов в океанариуме

Дельфина подносят к прозрачной ванне для эксперимента

Фото Д. Лилли

Спустя 14 лет были еще две попытки содержать белуху в Вестминстерском аквариуме в Лондоне. Но в одном случае белуха прожила лишь 4 дня, а в другом — только день, ведь она пробыла в изнурительном пути пять недель.
К настоящему времени накопился большой опыт содержания дельфинов в неволе. В искусственных бассейнах побывали уже 16 разных видов и подвидов китообразных, начиная от миниатюрных морских свиней и кончая карликовыми кашалотами и клюворылыми китами. Для неволи небольших дельфинов ловят с помощью сетей, иногда крючьев, а после доставки в аквариум залечивают раны различными медикаментами — пенициллином, раствором эритромицина и т. д.
Не все из них, однако, хорошо выдерживают неволю. Морские свиньи — тупорылые прибрежные дельфины — обычно погибают в бассейнах уже через несколько часов или дней после их заточения. Сравнительно долго (15 суток) прожила морская свинья в Брайтонском аквариуме, погибшая, как и ее детеныш, десять дней спустя после родов.
Рекорд, однако, побила одна морская свинья, перевезенная голландским ученым Ван Хил Дудаком из пролива Бельта в Голландию на увлажненном пенопластовом матрасе. Она — единственная из целой группы выдержала суточное путешествие, а затем прожила в неволе несколько месяцев. Все остальные погибли от шока или теплового удара вскоре после их извлечения из воды. Гибель животных происходила также от изнурения или повреждений, полученных при ударах о стенки бассейнов при стремительном плавании. Другие виды — обыкновенный дельфин, пятнистый и полосатый продельфины — жили в неволе по нескольку месяцев, но только в сравнительно больших танках (бассейнах)*. Вследствие большой возбудимости эти животные мало пригодны для жизни в неволе. Гораздо лучше неволю переносят тихоокеанские короткоголовые дельфины, которые стали обычным видом в Калифорнийском и Эносимском океанариумах.

Сверх ожидания прожили больше года в небольшом пруду в Силвер Спрингс во Флориде два амазонских дельфина — инии, или, как их называют, белые речные дельфины. Это единственные китообразные, которые сохранили одиночные волоски на туловище. Они хорошо перенесли перевозку на самолете от города Летисия до Флориды.
Чем крупнее животное, тем большее помещение ему необходимо. Недостаточно емкие бассейны служили причиной неудачных попыток содержать некоторых крупных дельфинов в неволе. Из них быстро привыкают к человеку гринда и белуха, если их помещают в достаточно просторные танки.
Гринда (стадный дельфин, достигающий 6 м в длину), помещенная в малый бассейн Калифорнийского океанариума диаметром 9 м, отказывалась от пищи и была агрессивно настроена, но как только ее перевели в большой бассейн (30 X 15 м), стала есть сначала по 32, а потом по 25 кг головоногих моллюсков в день и утратила агрессивность. За десять суток нормального питания она обучилась подплывать к кормовому плотику, высовывать голову из воды и брать пищу из рук человека. Быстрее других дельфинов эта гринда стала высоко прыгать за пищей, звонить в колокольчик, подплывать на свисток. За полтора года жизни в неволе она увеличилась в длину с 3,6 до 3,85 м.
У нас вполне пригодной для содержания в неволе, вероятно, будет белуха, но в относительно холодных условиях, таких, какие существуют в Мурманске или Архангельске.
Конечно, помимо размера аквариума может быть много других причин гибели дельфинов в неволе, например, истощение или травмы при поимке, сильное облучение солнцем, кровоизлияния, тепловые удары и т. д.

[Дельфины разных видов (?) - в имеющейся копии надпись не сохранилась - В. П.]
a, 6 — афалины, в — морской свиньи, г — короткоголового тихоокеанского дельфина, д — обыкновенного дельфина

Фото автора

Один из самых мелких дельфинов — морская свинья

Фото автора

Сложности возникают и во время лова дельфинов, при их доставке в аквариум. Много хлопот причиняет также неуживчивый характер некоторых видов. Плохо перенес неволю карликовый кашалот, погибший в бассейне уже через несколько часов. Не лучше показали себя представители семейства клюворылых китов. Так, однажды в большой бассейн Калифорнийского аквариума поместили молодого клюворыла длиной 340 см, обсохшего на морском берегу. Зверь сначала медленно кружил по танку, но вскоре, еще до наступления ночи, впал в неистовство и забрызгал все стенки бассейна пеной. Затем он начал метаться по танку с большой скоростью и наскочил на дальнюю стенку, о которую сломал себе челюсть. Позднее, через несколько часов, его перевели по соединительному желобу в другой бассейн, где он и погиб.
Еще не было случая, чтобы представители семейства клюворылых прожили в неволе хотя бы несколько дней. Может быть в этом виновата их специфическая биология. Они обычно погружаются на большие глубины и, вероятно, нуждаются в постоянной смене давления, а глубина бассейна препятствует этому.
Но самым удачным для содержания в неволе и самым способным к дрессировке оказался вид дельфинов, живущих и у нас в Черном море. Это — афалина, достигающая в длину 3,5 м. Все достижения ученых, работающих в океанариумах, связаны прежде всего с этим видом.
В неволе уже созданы целые поколения, семьи афалин, родившихся в океанариумах и никогда не бывавших в море.
В океанариумах у каждой из афалин есть своя кличка и своя история. Например, во флоридской «Морской студии» наиболее старая самка Пэджи, пойманная еще сосунком в 1946 г., стала самой крупной в стаде и весила в 15-летнем возрасте 240 кг. Она уже четыре раза плодилась в неволе. Дельфин Хэппи в течение многих лет возглавлял стадо и был отцом 12 детенышей, рожденных разными самками. Со временем он стал грубым и злобным по отношению к своим сородичам, поэтому был выпущен в море. Спрэй была первой афалиной, родившейся в неволе, у которой в семилетнем возрасте появился свой детеныш, погибший, однако, через полмесяца из-за отсутствия у матери молока. К 1961 г. в «Морской студии» во Флориде насчитывалось уже 16 случаев родов.

Стадо гринд

Рис. Р. Келлога

Клюворыл, обсохший на берегу Командорских островов

Фото С. В. Маракова

В океанариумах афалины, а также гринды и короткоголовые дельфины ведут себя очень оживленно, хорошо едят и спят, подолгу резвятся, стремительно плавают вдоль стенок, иногда выпрыгивают из воды. Всем им свойственна естественная игривость, резче выраженная в молодом возрасте. Обжившиеся звери могут по часу и больше носиться по бассейну, забавляясь специально подложенными разными предметами: резиновыми кругами, перьями пеликанов, цветными шарами и т. п. Перья они любят опускать в струи воды, поступающей в танк (бассейн), а затем вылавливают их вновь, и так повторяют это снова и снова. Резиновый круг они бросают резким кивком головы человеку, стоящему на платформе, и повторяют броски, если круг получают обратно. Один дельфин даже подал своим клювом фотоаппарат девушке, которая случайно уронила его в воду, и этот момент был запечатлен па фотографии, помещенной в журнале «Лайф» в марте 1959 г.
Ради забавы дельфины иногда подбрасывают носом рыб в воздух, превращая их в конце концов в лохмотья, а иногда отпускают невредимыми. Молодые дельфины развлекаются тем, что запускают свой клюв под большую черепаху и, поднимая, толкают ее через весь бассейн с одного конца на другой.
Ко всякому новому предмету, появляющемуся в аквариуме (плотик, резиновый мяч, невод), необученные дельфины относятся настороженно в течение одного или нескольких дней. Встревоженные, они плавают стайкой и в первое время издают громкий и частый свист*. Отделенный в такое время от группы встревоженный дельфин стремится как можно скорее соединиться с остальными. Когда возбуждение проходит, стайка распадается и свист прекращается. Дельфины, вновь помещаемые в аквариум, постоянно свистят около двух недель, причем ночью чаще, чем днем. Привыкнув к новым условиям, животные издают звук реже, но всегда это делают при возбуждении — в погоне за рыбой или когда их тревожат. Особенно сильный шум (писк, свист, лай) афалины поднимают при кормежке и когда в аквариум пускают акул. Очень дружественно относятся к водолазу, из рук которого охотно берут пищу на дне аквариума.

Многие особенности биологии и поведения китообразных длительное время оставались тайной для человека. Ведь единственное, что можно было видеть на поверхности моря от этих животных, — был мелькавший спинной плавник, да часть головы и спины. Положение изменилось с тех пор, как дельфинов стали содержать в неволе. Впервые появилась возможность ставить опыты и проводить точные наблюдения над ранее недоступными животными. Все это позволило исправить нелепые представления, например, о способах родов и кормлении детенышей молоком, о сроках беременности, о поведении во время сна. Двадцать лет тому назад думали, что дельфины и киты рождают детенышей, высоко выставив хвостовую часть из воды. Это объясняли тем, что новорожденный, падая с высоты из родовых путей самки до поверхности воды, должен успеть сделать первый вдох.
По рассказам чукчей и эскимосов, самка гренландского кита рожает так: подплывает к льдине, забрасывает на нее заднюю половину тела, а затем, соскальзывая в воду, нажимает брюхом о край льдины «для облегчения родов». Если новорожденный оказывается на льдине, самка сбрасывает его хвостом в воду или ломает для этого льдину весом своего тела. Наблюдения в океанариумах подорвали веру в подобные легенды и позволили раскрыть секреты размножения дельфинов до мельчайших подробностей. Вот что рассказывают об этом ученые, работавшие в океанариумах.

Дельфины-афалины берут пищу из рук водолаза на дне океанариума

Фото Р. Келлога

Перед спариванием афалины — самец и самка — стремительно плавают, гоняются друг за другом, касаются один другого своим телом, грудными плавниками, как во время игры в «салки». Гон и такое ухаживание (обычно весной) продолжаются в течение нескольких суток. В это время наблюдается «обнюхивание», поглаживание друг друга головой и плавниками, мягкое и безболезненное покусывание, высокие и стремительные прыжки из воды то одного, то другого. Соперников взрослый самец отгоняет от самки устрашающим жестом: он громко «щелкает челюстями», что слышно за пределами танка на расстоянии нескольких метров. Перед самкой он изгибается в разных эффектных позах. В период гона и спаривания самцы издают короткий и визгливый лай: серию из 2 — 8 резких призывов, которые повторяются через четверть минуты или больше. Когда самец и самка плавают вместе, такие звуки слышатся изредка, но если самка отплывает в сторону или приближается к другому самцу, первый самец начинает взлаивать и продолжает это до тех пор, пока к нему не возвращается самка. Иногда же самец просто отгоняет от самки всех других соперников. Копуляция совершается на ходу, во время плавания в течение 2 — 10 сек. и повторяется несколько раз через 7 — 8 мин., чаще ночью или рано утром.
В океанариумах впервые точно установили, что беременность дельфинов, как и других китов, продолжается почти год. Во второй половине беременности самка отделяется от стайки, держится в одиночестве, становится более медлительной и, по мере приближения родов, делает характерные движения, напоминающие «физкультурные упражнения»: она изгибает в определенной последовательности спину, хвостовой стебель, иногда широко «зевает». За неделю до родов на такие упражнения самка затрачивает около часа каждый день.

Детеныш появляется на свет хвостом вперед, очень развитым, с широко открытыми глазами. Первым признаком начавшихся родов служит показавшийся из полового отверстия самки хвост дельфиненка, но полностью плод выходит в одних случаях уже через 20 мин., а в других — лишь через 2 часа. Задержка бывает тогда, когда плод выходит не хвостом вперед, а головой, т. е. гораздо более толстым концом тела. При ненормальных родах увеличивается количество безрезультатных родовых схваток, и плод многократно то выставляется, то прячется вновь. Неоднократное высовывание плода указывает на то, что зародышевые оболочки не прорвались вовремя. Но иногда неправильно ориентированный плод может принять нормальное положение даже перед самыми родами. После нескольких попыток последним резким конвульсивным движением новорожденный выталкивается наружу. Такое событие в аквариуме вызывает сильнейшее возбуждение всего стада. Самки окружают рожающую афалину и ее детеныша с боков, а иногда и снизу*. Новорожденный в сопровождении эскорта плывет по медленно восходящей линии к поверхности. Первый дыхательный акт совершается при первом же выныривании, через несколько секунд, а иногда только через 10 мин. после выхода на свободу. Появившийся на свет детеныш достигает одной трети размеров матери (немного меньше метра) и весит 10 — 12 кг. Его хвостовые лопасти в первые минуты бывают свернуты в трубочки, спинной плавник пригнут к телу, но все это не мешает ему сразу же начать работать хвостом и активно двигаться со взрослыми.

Роды у дельфина-афалины; детеныш появляется на свет хвостом вперед

Фото Ф. Эссапьяна и М. Таволги

После того как детеныш вышел на свободу, самка-мать совершает особые движения, словно пытается перегрызть пупочный канатик. Однако канатик рвется сам по себе. Из места разрыва пуповины выделяется лишь несколько капель крови, которые иногда привлекают акул, но их с успехом отгоняет эскорт. Послед выходит через 3 — 10 час. после родов. Самка-мать и другая «старшая» охраняют детеныша с обеих сторон в течение нескольких дней, а иногда и недель. Молодой ударяет вдвое быстрее своим хвостом, чем взрослые. В течение первых же суток он «ощупывает» рылом мать, ртом захватывает один из двух небольших сосков, расположенных снизу в правом или левом карманчике по бокам полового отверстия, и тут же получает сильную струю молока: мать, сокращая особые мышцы сверху вымени, впрыскивает детенышу молоко прямо в рот. Новорожденный прикладывается к соскам очень часто — через каждые 10 — 30 мин. Если кормящая самка лишается детеныша, то струя молока автоматически выбрызгивается в воду. В первые две недели самка чуть поворачивается на бок, чтобы детенышу было удобнее захватывать сосок. Она не позволяет ему отдаляться от себя дальше чем на 3 м и пресекает все его попытки общаться с другими дельфинами, которых отгоняет «щелканьем челюстей».
Дельфиненок, как и детеныши всех прочих китов, в первые дни и недели жизни занимает строго определенное положение относительно матери: он плывет сбоку или чуть выше ее, не отставая и не заплывая вперед за спинной плавник родителя (см. рис.). Создается впечатление, что он «едет» на материнской спине. Такое положение, образно называемое «буксировкой у плавника», кажется обоюдовыгодно: оно позволяет взрослой самке ощущать вблизи себя сосунка, а детенышу — использовать буксирные свойства родителя и за счет этого пассивно двигаться рядом с матерью. Гидродинамические основы подобной «буксировки» еще не изучены, но, по-видимому, они аналогичны движению взрослых дельфинов вблизи кораблей во время так называемого оседлывания волн.

Кормление детеныша афалины молоком

Фото Ф. Эссапьяна

Дельфиненок быстро растет, потребляя исключительно питательное молоко. В молоке дельфина, по сравнению с коровьим, в 13 раз больше жиров и в 4 раза больше белка, но в 2—3 раза меньше сахара. Передние зубы, чтобы не поранить соски, появляются гораздо позднее средних и задних, обычно в конце лактационного (молочного) периода. Лишь через две недели детеныш робко начинает отплывать от материнского плавника и со временем увеличивает длительность отлучек, но тем не менее большую часть времени он проводит возле матери, пока не закончится период молочного кормления.
Этот период у афалины продолжается от 3,5 до 18 месяцев. Сосунки гринды впервые начинают питаться головоногими моллюсками в возрасте 6 — 9 месяцев, но молочное питание заканчивают лишь в 22 месяца.
Таким образом, молодые дельфины длительное время находятся с самкой, что создает благоприятные условия для обучения и заимствования опыта взрослых. В океанариумах наблюдали, что самки-афалины поддерживают связи со своими даже вполне уже взрослыми детенышами.
Но так ли бывает в природе? Как долго остается детеныш с родителями? Что может помочь установить родственников в отдельных группах дельфинов?

Уже давно заметили, что в кисти человека есть очень стойкий наследственный признак — сращивание суставов пальцев — так называемая симфалангия*. Не помогут ли и в вопросе о родственниках китообразных передние конечности? На кисть грудных плавников обратили внимание советские зоологи В. М. Белькович и А. В. Яблоков: оказалось, что внутри отдельных стаек охотских белух, выловленных сетью, косточки кисти срастались у особей одинаковым способом, в других же стайках тип срастания был иным. Стойко передается по наследству у белух и расщепление пальцев. Таким образом, кисть — характер срастания в ней косточек и число фаланг — может быть руководящим признаком при изучении «семейных ячеек» и многообразных группировок у дельфинов и китов. Такие родственные стайки, вероятно, и образуют поисковые группы в районах скопления пищи. Они объединяются во временные, иногда очень многочисленные стада, которые вновь распадаются на эти же ячейки с рассеиванием скоплений корма. Иногда же, как заметили у гринд американские ученые Норрис и Прескотт, семейки сходятся в отдыхающие группы по нескольку десятков голов и лежат на поверхности, выставив из воды морды и спинные плавники. Временами семейки дельфинов во главе с вожаком-самцом объединяются для совместных действий против крупных акул и распадаются, когда опасность минует. Бывают и возрастные группировки: в них объединяются животные с одинаковыми физическими возможностями (скоростью, способностью нырять на одинаковую глубину в погоне за пищей и т. д.). Однако поведение стада в природной обстановке изучено еще очень слабо.

Обычное положение детенышей афалины у материнского плавника

Фото Ф. Эссапьяна

Прежде считали, что дельфины в два года уже становятся половозрелыми, но в океанариуме самка-афалина родила первого детеныша лишь в семилетнем возрасте. Значит, ее половая зрелость наступила лишь в шесть лет, что, вероятно, бывает и у других видов дельфинов.

Содержание мелких китообразных в неволе открыло еще одно мало изученное явление — межродовое спаривание. В природе, как известно, спаривание между разными видами бывает*, но очень редко. В Калифорнийском аквариуме наблюдали случаи спаривания дельфинов из разных родов: афалины-самца и самки тихоокеанского короткоголового дельфина. Животные в это время издавали своеобразные звуки, а из их дыхала вырывался поток пузырьков воздуха. Эрекция у самца наступала после того, как самка касалась его плавниками. Гибриды от такого спаривания в неволе еще никогда не получались, но на воле дельфины-гибриды встречаются. Так, в 1939 г. английский зоолог Фрэйзер на берегу Ирландии исследовал трех обсохших дельфинов, два из которых были афалинами, а третий имел промежуточные признаки афалины и серого дельфина. Весьма вероятно, это был межродовой гибрид.
В неволе взрослая афалина поедает 8 — 10 кг рыбы, а молодая гринда — 14 — 18 кг головоногих моллюсков. Однако крупный самец гринды в Калифорнийском аквариуме, шесть дней спустя после поимки в море, пожирал 45 кг свежей рыбы в день (дельфины охотно едят даже мороженую рыбу).
Изредка китообразные погибают от обжорства. Например, самка тихоокеанского короткоголового дельфина подавилась сайрой, так как ее желудок и пищевод до отказа были заполнены этой рыбой, а в глотке находилась крупная ставрида. Подобным образом погиб и был выброшен на берег горбатый кит: вместе с рыбой он проглотил шесть крупных бакланов, а седьмой застрял в его глотке.

Болезни и многочисленные паразиты сильно сокращают продолжительность жизни усатых китов**, дельфинов и кашалотов. В неволе дельфины гибнут от гнойной пневмонии и септицемии, от острых воспалений печени, язвы желудка, эмфиземы легких, инфекционных заболеваний (рожи), опухолей, худосочия, потери аппетита, камней в мочеточниках*. Но, пожалуй, наиболее часто животные погибали от закупорки пищеварительного тракта посторонними предметами, такими как перчатки водолаза, целлюлозная губка, мячи, гвозди, стекла. Зубатые киты страдают от кариеса зубов.
Ученые долго бились над тем, как определять индивидуальный возраст китов. Сейчас разработано несколько методов: возраст усатых китов узнают по числу слоев в ушных хитиноподобных пробках, для чего их извлекают из слуховых проходов черепа и делают срезы. О возрасте дельфинов и кашалотов судят по количеству дентиновых слоев, заметных на поперечных и продольных спилах зубов. На яичниках усатых и зубатых китов после каждой беременности образуются рубцы; подсчет их указывает, сколько раз самка приносила потомство и каков ее приблизительный возраст.
Точнее всего о предельном возрасте можно было бы судить по меткам, но мечение началось относительно недавно. Какова же продолжительность жизни китов? Самые старые киты-полосатики и кашалоты, как показали исследованные ушные пробки и зубы, достигают 50 лет. У одного гренландского кита был извлечен из тела гарпун сорок лет спустя после ранения. Полвека — предельный возраст и для крупных дельфинов. Гораздо меньше живут небольшие дельфины. Еще в древности Аристотель знал, что рыбаки Средиземного моря делали зарубки на хвостах дельфинов и выпускали их в море, а вновь отлавливали иногда лишь через 30 лет. Но такого возраста достигают лишь немногие особи.

Зуб кашалота, пораженный кариесом

Фото А. А. Берзина

В океанариумах удалось проверить правильность методов определения возраста китов по зубам и яичникам самок.
Так, в условиях искусственного содержания раскрывались все новые и новые тайны жизни теплокровных обитателей океана. Одним из наиболее удивительных открытий было то, что эти жители водной стихии обладают необычайно высокоорганизованным мозгом: они прекрасно поддаются дрессировке и могут совершать трюки как первоклассные акробаты.

Человек с незапамятных времен знал дельфинов и благосклонно относился к этим удивительным созданиям. Имеется немало случаев, когда некоторые виды дельфинов оказывались полезными для человека в связи с рыболовством. Если на Белом море за тюленями укрепилась репутация недругов рыбного промысла, то в Средиземном море дельфины с древности пользовались доброй славой помощников в ловле рыбы. Ниже мы подробнее остановимся на отношении дельфинов к человеку в природных условиях. Здесь же расскажем об их удивительных способностях, открывшихся в неволе.
Эти животные обучаются значительно быстрее, чем собаки. Они легко поддаются индивидуальной и групповой дрессировке, чему сильно способствует их естественная игривость. Пожалуй, никто из животных за исключением человекообразных обезьян не способен так быстро схватывать и приобретать навыки (условные рефлексы), выполнять совместные действия и сложные задания с различными предметами, как дельфины в океанариумах. Здесь их обучают классическим цирковым трюкам, которые привлекают большое количество зрителей. Любопытные и доверчивые, дельфины стали настоящими любимцами публики.
Чтобы усвоить новый сигнал, им достаточно было лишь 2 — 3 раза показать требуемое от них действие. Так, афалины обучались ловить пищу на лету, аккуратно брать рыб с тарелочек, хватать корм из рук и даже изо рта дрессировщика с высоты почти пяти метров. Они позволяли запрягать себя в упряжку, чтобы возить плотик с человеком и домашним животным, подносили брошенную в воду вещь (даже тяжелые гантели), прыгали, как собаки в цирке, через горящий или затянутый бумагой обруч, демонстрировали игру в баскетбол, бейсбол и с большой точностью с расстояния шести метров ртом забрасывали мяч в корзину, поднятую над водой почти в человеческий рост. Они ухитрялись звонить в колокольчик, дергая за шнурок во время изящного прыжка, и даже вытаскивали платки из карманов зрителей. Иногда выполняли номер, аналогичный тому, как ходят на задних лапках на манеже собаки. Для этого они выставлялись из воды вертикально и, опираясь только на хвостовой стебель, двигались в «стоячем положении» через весь океанариум, притом не только вперед, но и назад, сильно вспенивая воду. В Калифорнийском океанариуме демонстрируются точно согласованные, очень эффективные парные прыжки: два короткоголовых дельфина вылетают по дуге на высоту до 4 — 5 метров, как только им подают команду в гидрофон (под водой).
В Австралии совсем недавно демонстрировался матч в водное поло* с участием незаурядных спортсменов и одного выдрессированного дельфина; «безногий участник» играл на уровне мастера спорта: он превосходно брал своим вытянутым клювом летящий мяч и очень точно забивал голы, но, к сожалению болельщиков, не различал, в чьи ворота бил — своей команды или чужой.

Дельфины, выросшие в неволе, обучаются быстрее тех, что пойманы в море. Нравы и способности к дрессировке у разных афалин сильно различаются, что определяется разными типами высшей нервной деятельности, по И. П. Павлову. Вот как описал куратор «Морской студии» Форрест Вууд поведение одной афалины — Алгеи, выросшей в неволе.

Во флоридском океанариуме дельфин Флиппи
в упряжке охотно катает дочь дрессировщика и ее собачку

Фото К. Северина

Тихоокеанский короткоголовый дельфин показывает цирковые трюки в Калифорнийском океанариуме

Фото Д. Слайпера

Алгея родилась 8 мая 1948 г. С раннего возраста ей было свойственно большое любопытство. Она то и дело оставляла свою мать, чтобы исследовать каждую деталь бассейна. Все еще не отлученная от груди, она искала рыбу, которую ей давали для игры более старые дельфины. Когда она научилась хватать кефаль, то использовала ее как приманку для маленьких рыбок, живших в скалистых пещерках танка: она выпускала приманку близ норок в грунте дна и ждала, пока целая стая рыб не овладевала этим куском, а затем, ради забавы, внезапно вырывала кефаль, оставляя обескураженную стаю ни с чем.
Она всегда что-то затевала и часто навлекала на себя неприятности со стороны взрослых: в результате частых наказаний на хвосте ее всегда были следы зубов старших сородичей. В дальнейшем она стала замечательным участником в играх: ловила обрубок резиновой трубки, забрасывала его на борт бассейна стоящему там человеку и ждала, пока тот не возвращал ей этот предмет назад, а затем повторяла все сначала. Каждое утро 12 кг головоногих моллюсков помещали в круглый танк для морских черепах. Иногда головоногие прятались в трещинах и пещерках скал, откуда их не могли достать ни черепахи, ни дельфины. Лишь одна Алгея могла разрешить эту задачу: всматриваясь в скалы и определив убежище головоногого моллюска, она проплывала над этим местом и создавала своим хвостом такие вихри, которые выкидывали моллюска в незащищенную зону. Когда Алгее исполнилось пять с половиной лет, она имела 225 см в длину и весила около 120 кг. Она стала половозрелой и потому была помещена в общее стадо дельфинов океанариума.

Во время баскетбольных матчей дельфины демонстрируют точность броска в Калифорнийском океанариуме

Фото Д. Брауна

Здесь уже через шесть недель она бросала баскетбольный мяч в корзинку стандартного размера, смонтированную в 1,5 м над водой; научилась ртом перехватывать высоко летящий над водой маленький футбольный мяч во время паса. Ее вертикальные, почти пятиметровые прыжки из воды стали коронным номером в программе зрелищ. Жизнь Алгеи трагически оборвалась в тот день, когда она при отработке нового номера проглотила мяч. Все попытки вытащить его не удались, и для Алгеи наступил конец в самый пик ее «карьеры».
Дельфины безропотно переносят разные (иногда очень тяжелые для них) эксперименты, не проявляя никакой агрессивности и не делая попыток укусить, хотя у них очень острые зубы. Во время того или иного опыта их приходилось по нескольку часов держать на столе с открытым ртом и со вставленным в мочеиспускательный канал катетером, изучать при помощи кардиографа, респирометра, прикреплявшегося к дыхалу; им закрывали глаза особыми наглазниками, чтобы выключать зрительный анализатор при исследовании у них ориентации по звукам, и они все это терпеливо выносили. Исследователей поразила исключительная понятливость дельфинов при дрессировке. Вот как один «сообразительный» дельфин использовал «орудие» вроде того, как это делают обезьяны. Две афалины в Калифорнийском океанариуме тщетно пытались вытащить морского угря, забившегося в небольшую пещерку в скале на дне танка. Тогда один из дельфинов, отплыв в сторону, поймал морского ерша-скорпену, вплотную приблизился к злополучному месту и сунул колючую рыбу в убежище угря: тот, не выдержав соседства, выплыл наружу и был пойман.
В «Морской студии» флоридского океанариума обучение афалин сейчас ограничивается не столько способностью животных, сколько ограниченной изобретательностью самих дрессировщиков.
Очень быстрая и успешная дрессировка дельфинов объясняется высоким уровнем развития их нервной системы. Большой головной мозг этих животных имеет шаровидную форму и многочисленные извилины и борозды, очень сходные (как это ни странно!) с мозговыми извилинами человека. У мелких дельфинов, как, например, белобочки, мозг весит 650 — 700, а у более крупных, как афалины, — 1700 — 1890 г. Недавно нейрофизиологи Джон Лилли и Элис Миллер, вначале в «Морской студии» во Флориде, а затем в специальной морской лаборатории в заливе Назарет на о-ве Сент-Томас начали изучать высшую нервную деятельность и «умственные способности» дельфинов с помощью электрической стимуляции мозга. Для этого в разные участки больших полушарий мозга живой афалины под местным наркозом вживляли, пробивая кожу и череп, короткие и тонкие трубочки из нержавеющей стали и через них вставляли электроды на разную глубину в ткань мозга. Такой операцией преследовалась цель установить с помощью слабых токов, где, в каких участках коры располагаются слуховой, зрительный, моторный и другие центры. Для этого электроды медленно, миллиметр за миллиметром, перемещали из одного участка коры головного мозга в другой. Обезьяны при таких операциях обычно издают пронзительные крики, бьются, рыдают от боли, злобно рычат. Но дельфин все это переносил молча, без протестующих движений. Внезапно его молчание и неподвижность были нарушены, когда электрод случайно погрузили всего на 1 мм глубже, чем прежде: произошло изменение электрического тока, на что дельфин ответил сильными ударами хвоста и целым каскадом громких звуков.
Оказалось, что электрическое раздражение мозга для дельфина, особенно в моменты включения и выключения тока, было «приятным». Это проверили следующим образом: научили подопытного животного самого замыкать и размыкать ток в собственном мозгу. Над рылом его установили коммутатор в виде прутика: теперь было достаточно легкого движения головы вверх или вниз, как прутик размыкал или замыкал цепь. Дельфин стал очень часто включать и выключать ток. Он научился раздражать таким способом свой мозг гораздо быстрее, чем аналогичное задание выполняла обезьяна. Необученной афалине для этого понадобилось только 20 испытаний, а обезьяне — сотни. При таком самораздражении мозга дельфин издавал разнообразные звуки. Чтобы слышать и записывать эти звуки, над ноздрей животного укрепили микрофон с усилителем. Стереофонический аппарат с двумя лентами позволял экспериментатору записывать на одной ленте звуки афалины, а на другой под диктовку собственные наблюдения. При прослушивании ленты с голосом животного неожиданно сделали открытие: вперемежку со щелкающими и лающими звуками Джон Лилли явственно услышал... взрывы смеха: дельфин скопировал незадолго перед этим раздавшийся смех ученого, и эту имитацию беспристрастно записал прибор.
Последующие опыты подтвердили, что афалина может подражать голосу человека, а после известной тренировки способна даже воспроизводить целые фразы человеческой речи. Оказалось, что дельфины не только различают звуковые элементы речи, но даже способны копировать ее с сохранением акцента и интонации дрессировщика. Методом поощрений (раздражением мозга) от афалин добивались, чтобы они произносили лишь те звуки из нескольких возможных, которые были желательны экспериментатору. Таким способом одного дельфина Лилли заставил отказаться от ультразвуков и «петь» только на слышимых частотах. При этом «певец» был настолько способным, что ему достаточно было двух-трех поощрений, как он выполнял требуемое от него действие. Обученные афалины подражали голосу человека и без электрической стимуляции. У двух наиболее способных афалин (Эльвара и Тольвы) удалось записать «дуэты», а когда их разлучили, в магнитофоне раздались «душераздирающие стоны».
Подражательные способности дельфинов оставались незамеченными в шумных океанариумах. Для этого открытия понадобилась хорошо оснащенная лаборатория, где экспериментировали с изолированными животными в особых стеклянных ваннах, обкладываемых пенопластом. Здесь животные могли выставлять дыхало из воды и издавать звуки не только в воде, но и на воздухе.
При оценке своего открытия Джон Лилли, однако, слишком «очеловечивает» дельфинов и проявляет антропоморфизм. Он приравнивает мозг их к человеческому и утверждает, что некоторые звуки дельфины произносят как благодарность экспериментатору и что в будущем их можно научить разговаривать с человеком.
Несмотря на то что эти «морские интеллигенты» могут выполнять команды, подаваемые голосом дрессировщика, и несмотря на то что в конкурсе «умственных» способностей различных животных в США они заняли первое место, все же психические качества дельфинов были явно переоценены. Вряд ли дельфин сможет когда-нибудь «говорить с человеком на доступном языке» и сообщать ему об упавших в море ракетах и капсулах, как в это искренне верят американские физиологи Джон Лилли и Элис Миллер. Но мы вполне уверены, что афалину можно одомашнить, и она станет лучшим помощником человека при рыбной ловле.

Экспериментатор и дельфин Эльвар уже давно знакомы.
Дельфин ждет очередного поощрения

Фото Д. Лилли

Чтобы успешно дрессировать животное и быстро вырабатывать у него условные рефлексы, надо хорошо знать его высшую нервную деятельность и органы чувств. Но не только поэтому интересны анализаторы китообразных, они важны и для изучения их ориентации.

Как же ориентируются киты и дельфины под водой? Ясно, что в этом им помогает высокоразвитая нервная система. Однако деятельность мозга невозможна без непрерывного притока информации из окружающей внешней и внутренней среды. Этот приток поступает в организм через органы чувств (анализаторы), которые справедливо называют «окнами а мир». Но мир водных зверей особый, совсем отличный от мира сухопутных млекопитающих, среди которых человек, например, получает 80 — 85% всей информации при помощи зрения. В воде же видеть далеко невозможно, и поступающая информация здесь будет совершенно иной, чем в условиях наземной жизни.
С давних пор различают пять основных органов чувств: с дистантными рецепторами — зрение, слух и обоняние и с контактными — осязание и вкус. Кроме того, есть также чувства — мышечное, кожно-оптическое, равновесия, холода и тепла, боли и др.
Органы чувств — механизмы пространственной ориентации — помогают китообразным разыскивать пищу, распознавать особей своего и других видов, находить благоприятные для питания и размножения условия, ориентироваться во время миграций и т. д. Представления о внешнем мире складываются в результате анализа сигналов-раздражителей, воспринимаемых органами чувств. В них энергия внешнего раздражителя преобразуется в энергию нервных импульсов.
Любой анализатор, согласно учению И. П. Павлова, представляет систему трех звеньев: начальное звено (рецептор или приемник) воспринимает влияния внешней и внутренней среды и перерабатывает их в нервные импульсы; среднее звено проводит эти импульсы по нервным путям от рецептора к мозговому центру — конечному звену. В мозгу, в соответствующем участке коры больших полушарий, воспринятые сигналы перерабатываются в ощущения — зрительные, слуховые, обонятельные и т. д. Чувствительность анализаторов может понизиться или повыситься — в зависимости от приспособления к силе раздражителя. Наибольшая чувствительность проявляется на соответствующие (адекватные) раздражители. У каждого рецептора есть свой адекватный раздражитель: у глаза — световые волны определенной длины, у уха — звуковые и т. д.
Тренировка рецептора позволяет сильно повышать чувствительность анализатора. Хорошим примером такого рода служит «тагильское чудо». В Нижнем Тагиле живет молодая девушка Роза Кулешова, она видит свет пальцами: читает с завязанными глазами даже через целлулоидную пленку обычный типографский текст, на ощупь безошибочно определяет цвет предмета, не глядя узнает на фотографиях знакомых людей, их позы, определяет содержание рисунков на марках и т. д. Опыты подтвердили ее способность воспринимать световые лучи пальцами. Свое кожно-оптическое чувство Роза развила до удивительных размеров упорными упражнениями. Это чувство обострилось после того, как она перенесла ревматический энцефалит. Светочувствительность кожи была обнаружена и у других людей, но преимущественно в детском возрасте, а у 9-летней Леночки Близновой из Харьковской музыкальной школы и ученицы Веры Петровой из Ульяновской области эта способность оказалась даже выше, чем у Розы Кулешовой. Зачаточные свойства «зрячей» колеи удавалось развить путем тренировки, причем у людей с ослабленным зрением кожно-оптическое чувство формировалось гораздо быстрее. Тренировкой можно компенсировать недостаточность одного анализатора за счет развития другого*. Переход далеких предков китообразных с суши в воду сопровождался усиленной тренировкой анализаторов, но уже не тех, которые имели когда-то первостепенное значение при жизни на суше.

В течение многих тысячелетий органы чувств китообразных изменялись и усложнялись, приспосабливаясь к новым условиям окружающего мира. Одни анализаторы приобретали первостепенное значение и достигли большого совершенства, а другие постепенно утрачивали свою роль и исчезали. В настоящее время каждый из пяти анализаторов в жизни китообразных далеко не равнозначен и резко отличается по своей роли от соответствующего анализатора наземных млекопитающих.
Чтобы представить себе роль органов чувств в сборе информации, необходимой для ориентации китообразных, нужно хотя бы очень бегло рассмотреть обоняние, вкус, зрение, слух и осязание китов и дельфинов. Эти анализаторы изучены далеко не одинаково: одни исследованы довольно хорошо (слух), а другие (например, вкус и осязание) — весьма поверхностно. Мы не будем здесь рассматривать анатомию анализаторов, но коснемся роли, которую они выполняют в водной среде.

Животные при помощи обоняния воспринимают различные запахи: учитывая их, они спасаются от врагов, находят и оценивают пищу, распознают себе подобных и особей другого пола и т. п. Орган обоняния, по мнению некоторых физиологов, наиболее сложный из всех органов чувств, природа его функционирования еще не раскрыта. Обоняние, так же как слух и зрение, действует с расстояния (дистантно), но отличается запоздалым «последейственным» характером информации: оно несет сведения не о непосредственных событиях, как слух и зрение, а уже о совершившихся, но оставивших следы в виде запаха.
Обоняние, играющее огромную роль в жизни наземных млекопитающих, утратило свое значение для китообразных. Нельзя оказать, что водная среда вообще не благоприятствует развитию обонятельного аппарата: это сразу опровергается тем фактом, что акулы идут на запах крови со значительных расстояний, и у них крайне сильно развиты обонятельные доли переднего мозга (луковицы и стебельки). Некоторые рыбы могут обнаруживать стомиллиардную часть грамма пахучего вещества в одном литре раствора...*

Это объясняется тем, что у рыб орган обоняния все время развивался и приспособлялся к улавливанию запахов в воде, а у наземных предков китов молекулы пахучих веществ проникали через ноздри при вдыхании атмосферного воздуха. Такой принцип и сохранился у водных потомков китообразных. Когда завершился переход предков китообразных в воду, у них появились, в связи с нырянием, длинные дыхательные паузы. Плотно закрытые ноздри (дыхало) переместились на темя и стали открываться лишь на очень короткое время — в момент выныривания. Воздух над океаном был чистым, и запахи в нем перестали быть естественным раздражителем рецепторов обоняния, т. е. утратили всякое значение в жизни китообразных. Все это и привело к потере органов обоняния: у зубатых китов полностью исчезли обонятельные доли мозга и обонятельные нервы, а у усатых китов сохранились лишь их рудименты и зачатки обонятельного эпителия в решетчато-раковинном отделе черепа (у зародышей их обонятельные доли-луковицы и обонятельный стебелек развиты гораздо лучше). Однако функционального значения рудименты усатых китов при почти постоянно закрытом дыхале не имеют. Редуцировался и функционально близкий к органу обоняния орган Якобсона, улавливающий запахи пищи в ротовой полости. От него у усатых китов остались лишь две небольшие ямки близ переднего кончика рыла (перед цедильным аппаратом).
Но полностью ли исчезло обоняние у китообразных? Недавно советские зоологи А. В. Яблоков и В. М. Белькович высказали интересную гипотезу, что киты и дельфины могут ощущать запахи в воде. Это предположение они сделали в связи с двумя обстоятельствами: во-первых, у дельфинов обнаружили прианальные железы, более сильно развитые у самцов в период гона, и многочисленные протоки желез, выделяющих обильный секрет в прямую кишку; во-вторых, установлено, что акты мочеиспускания у дельфинов происходят небольшими порциями, но весьма часто — через каждые 10 — 15 мин. Эти факты были истолкованы как приспособления к «водному обонянию»: проходящее стадо или одиночные китообразные оставляют после себя тонкие «химические следы», по которым отставшие сородичи находят свою группу. Сохраняются же подобные «следы» в воде гораздо дольше, чем на воздухе.
Органом обоняния у зубатых китов (белух) то мнению Яблокова и Бельковича являются небольшие ямки на корне языка, снабженные нервными окончаниями, а у усатых китов — парные углубления на кончике рыла (зоологи уже давно предполагали, что это остаток органа Якобсона).
Все это очень интересно, но без экспериментов и без тщательного исследования ямок на корне языка белухи подобные образования будут оставаться загадочными, а представления о «водном обонянии» — гипотетичными.
Возможно, что в таких ямках действительно окажутся хеморецепторы, способные тонко воспринимать «следы», оставляемые сородичами или животными, которых они употребляют в пищу. Но и в этом случае обонятельная функция ямок вызывает сомнение, так как редукция обонятельных долек мозга китообразных — неоспоримый факт. По-видимому, эти рецепторы, если они действительно существуют, связаны со вкусовым анализатором.
Аргументы, приводимые для доказательства «водного обоняния», могут найти и другое толкование. Частые мочеиспускания можно рассматривать вне связи с сигнализацией, как приспособление к работе хвостовым стеблем: переполненный мочевой пузырь только мешал бы размашистым движениям хвостового стебля. По той же причине, вероятно, очень часто опорожняются и млечные железы.
По-другому можно объяснить и значение секрета железок задней кишки: может быть он способствует сохранению в прямой кишке жидкой консистенции кала, который благодаря этому легко и часто выбрасывается наружу, что опять-таки благоприятствует высокой подвижности хвостового стебля.
Таким образом, на вопрос, имеют ли киты «нюх», следует ответить отрицательно.