Л. Родин "Путешествие в тропики"

НА САМОЛЕТЕ ВГЛУБЬ СТРАНЫ

Гербарий и муравьи

Первый гербарий тропических растений, собранный нами тотчас по высадке на бразильский берег, близ городка Ангра-дос-Рейс, уже через несколько дней пришлось выбросить. Произошло это потому, что мы пытались сушить растения обычным, принятым у нас способом — прокладывали их бумагой и туго завязывали в пресс, образуемый сетками, натянутыми на деревянные рамки.
На другой же день листья в нашем гербарии побурели, цветки стали коричневыми, потом покрылись плесенью. Остальное довершили муравьи — они съели полусгнившие растения дочиста, оставив только черешки и самые толстые листовые жилки.
Муравьи наносят в Бразилии огромный вред, — они поедают листья самых ценных деревьев.
Сауба, или походный муравей, передвигается большими колоннами. Иногда эти насекомые действуют так: часть муравьев залезает на деревья и сбрасывает оттуда листья, перегрызая их черешки. Внизу трудятся другие муравьи, которые уносят листья в муравейник. Так как обыкновенно все муравьи идут по одной дорожке, то в короткое время она так утаптывается и делается такой гладкой, будто по траве проехала телега. Муравьи сауба поедают молодые саженцы кофейных деревьев. В некоторых районах муравьи так многочисленны, что почти невозможно обрабатывать растения. Муравьев и термитов настолько много, что они в тенистых местах населяют чуть не каждый вершок земли.
Но как же уберечь гербарий от воздействия тропического климата и от прожорливых муравьев? Способ, применяемый в тропиках, довольно сложен, но зато он надежный.
Растения аккуратно расправляют и закладывают в прочную бумагу. Несколько таких листов с растениями связывают шпагатом в пачку и плотно укладывают в цинковый ящик. Затем в ящик вливают бутылку спирта, который пропитывает и бумагу и растения, консервируя их. При этом исчезает естественная окраска цветков, но цвет листьев и стеблей изменяется мало.
Если собранные коллекции будут обрабатываться через много месяцев, то ящик наглухо запаивают. Если же растения надо сохранить только в течение двух-трех месяцев, то достаточно заклеить щель крышки прорезиненной лентой, подобной той, что идет для изоляции электропроводов. За такой срок пары спирта не успевают улетучиться. Цинк обязателен; если сделать ящик из жести, он в тропиках очень скоро будет изъеден ржавчиной.
Мы, конечно, знали, что собирать гербарий обычным способом в Бразилии нельзя. Мы даже привезли с собой из Ленинграда образец цинкового ящика, в надежде на то, что нам в Рио по нему быстро сделают сколько угодно таких ящиков. Но это неожиданно оказалось затруднительным делом. Сергею Васильевичу, знающему испанский язык (в Бразилии говорят по-португальски, но многие понимают испанский), пришлось долго ходить по городу, прежде чем он нашел в глухом переулке жестянщика, который взялся выполнить заказ.
Первую партию ящиков мы получили только через неделю. За это время гербарий, собранный в Ангра-дос-Рейс, и был уничтожен «совместными усилиями» тропического климата и бразильских муравьев.
Получив ящики, мы смогли начать ботанические экскурсии по стране.
Мы разделились на три «отряда»: Борис Константинович, как глава нашей ботанической группы, отправился на юг, в Сан-Пауло, — второй по величине город Бразилии. Там, по приглашению общества советско-бразильской дружбы, ему предстояло прочитать доклад о достижениях отечественной ботанической науки. Сергей Васильевич вылетел на север, в город Баию, чтобы познакомиться с работой института какао. Кроме того, ему хотелось посетить район каатинги.
Каатингой в Южной Америке называют особые природные области, расположенные в сухих тропиках. Здесь господствуют растения, хорошо выносящие засуху, — жесткие и колючие травы, кактусы, низкорослые деревья, сбрасывающие листву. В каатинге встречается бутылочное дерево, накапливающее в толстом стволе, похожем на громадную бутылку, много влаги.

Путь в Араша

Мы с Леонидом Федоровичем решили совершить экскурсию в кампосы — степи Бразильского плоскогорья. Самолет, в котором мы отправились на запад, в городок Араша, вылетел из Рио ранним утром. Летчик развернулся над знакомой уже нам бухтой Гаунабарой и описал круг над городом. Рио сверху некрасив: улицы спланированы беспорядочно, здания типа небоскребов торчат над обыкновенными домами.
Сначала идем над океаном. Поверхность его кажется гладкой. Лишь против солнца блестит, как чешуя гигантской рыбы, мелкая рябь. Океан будто спокоен. Но у берега видны следы его неустанной работы: береговые отложения, смытые волной, окрашивают воду в разные тона.
Далеко внизу накатывается на берег узкая полоска волны. Вот она сверкнула ослепительно белым гребнем, стала шириться и таять в океанской синеве. Не торопясь за ней идут другие валы.
Совсем по-иному выглядит волна с берега. Там она бешено мчится, наваливается, смывает, рушит. Сверху же она кажется ленивой, тягучей, густой.
Вот река впадает в океан. Далеко от берега в прозрачно-глубокой синеве висит муть, как будто цветная кисея утоплена в воде. Один край кисеи ровный, словно обрезан, другой — рваный, он всё блекнет. И вот уже не видно границы, — океан поглотил красновато-коричневую муть.
Маленькая бухта. Пароходик стоит у пристани. Легкая зыбь играет лучами солнца и отражает берега. То ослепит на миг блик солнца, то надвинется глубокая тень. И опять — спокойное отражение вечно изумрудных берегов.
Самолет удаляется от берега. Под нами невысокие горы, сплошь покрытые тропическими лесами. Даже сверху видно, как разнообразна растительность. Вот два цветущих дерева. Кроны их сплошь усыпаны цветками: на одном — нежно-кремовые, на втором — пунцовые. Оба дерева ярко выделяются на общем фоне зелени, но они далеко друг от друга. Не видно ни одного места, где бы два одинаковых дерева стояли рядом.

Имбауба.

Многие деревья тропического леса имеют крупные и ярко окрашенные цветки или соцветия. Но сейчас здесь зима, цветут только немногие виды. Я не знаю, как называются оба этих цветущих вида, но вот узнаю сверху имбаубу (Cecropia cinerea из семейства крапивных). Ее крона выделяется серебристым оттенком крупных вырезных листьев.
Еще полчаса полета. Под нами всё еще расстилается «зеленый океан» лесов. Изредка сверкнет мелкая речка; дорог и жилья совсем не видно.
Идем на высоте 9 тысяч футов (2 743 метров; в Америке приняли метрическую систему для расстояний, но сохранили футы при измерении высот). Под нами облака, часто скрывающие землю. Солнце накалило металлические стенки и в самолете душно.
Облака поредели. Поредел внизу и лес. Видны пашни, появились одиночные фермы, дороги и тропинки.
Всё больше пастбищ. Видны пасущиеся стада. И вот уже лес только в долинах и на крутых склонах. Начали встречаться кофейные плантации; прошли над несколькими мелкими селениями.
Через час после вылета из Рио мы увидели слева большой город Бело-Оризонте — столицу бразильского штата Минас-Жераис. Спустя несколько минут мы приземлились близ озера, невдалеке от города, в местности Лагоа-Санта, хорошо знакомой ботаникам.
Здесь в прошлом столетии в течение трех лет работал известный ботаник Варминг. Он насчитал в лесу вокруг озера 80 видов деревьев! А ведь здешний лес значительно беднее по видовому составу, чем типичный тропический лес влажных низменных мест.
Аэродром — вернее посадочная площадка — устроен очень просто: срублен и выкорчеван лес и содран поверхностный слой почвы. Искусственного покрытия на аэродроме нет, уход сводится к тому, чтобы не допустить возобновления растительности, которая — только забрось участок на год — начнет буйно покрывать его.
Земля тут красная. Красный цвет — характерный признак здешних почв-латеритов, богатых содержанием окислов железа.
Прогуливаемся по полю аэродрома, радуясь свежему ветерку, который слегка умеряет солнечный зной. Утоляем голод бананами, а жажду — ананасами, так как буфета здесь нет. За отвалами земли, окаймляющими посадочную площадку, растет корявый кустарник. У него сиреневые цветки, как у картофеля, только крупнее, и большие шаровидные плоды, качающиеся на длинных плодоножках. Это уже представитель растительного мира кампосов — лобера (Solanum из семейства пасленовых) . Листья его жесткие, а стебель и ветки снабжены колючками.
Самолет заправили бензином, он подрулил поближе к домику, принял пассажиров и пошел на взлет. Еще через час, уже в полдень, мы приземлились на аэродроме городка Араша, где разместились наши астрономы.
Выходим из кабины. Нас сразу обдает горячим сухим зноем. Безветрие. Над посадочной площадкой висит неподвижно густое красное облако пыли, поднятой самолетом при посадке.
На стене домика аэропорта надпись крупными буквами: «Делать фотоснимки на аэродроме запрещено». Американцы-янки, которых встречаешь тут повсюду, не замечают этого объявления, а бразильские полицейские не замечают фотографирующих американцев. Такой уж здесь неписаный «порядок».
Мы узнали, что наши астрономы остановились в гранд-отеле «Агуа Араша».
Через несколько минут на старенькой автомашине мы поехали к центру городка. Грунтовая дорога была сильно выбита. Накануне шел дождь и еще видны углубления в колеях, где буксовали машины. На встречных грузовиках еще не облетели комья красной глины.
Араша оказался маленьким городком. Окраинные домики его слеплены всё из той же красной глины, которая здесь всюду прямо с поверхности идет до глубины нескольких метров. Много зелени: пальмы, бананы, дынные деревья украшают неприхотливые домики, в окнах которых нет даже стекол (окно закрывается ставней).
Только в центре городка есть булыжная мостовая и асфальтовые тротуары. Но и они покрыты красноватым налетом пыли, приносимой с прилегающих немощеных улиц. Гранд-отель «Агуа Араша» расположен в глубокой котловине. Пологие склоны ее одеты густым покровом злака капин-гордура (Melinis minutiflora из семейства злаков). Пурпуровые метелки этого растения в смеси с желтеющими листьями создавали розовый фон. За эту окраску злак в иных местах зовут: «катингейро роша», что можно перевести как «красное растение из каатинги». Между прочим, капин-гордура не местное растение. Оно занесено сюда из Африки. Этот злак прижился здесь и стал широко распространяться, захватывая все земли, где уничтожена естественная растительность. Он заселяет заброшенные, истощенные поля, расчистки из-под леса, стравленные скотом пастбища, свежие откосы на склонах, пожарища. Возможно, что фермеры даже нарочно выжигают кампосы, способствуя разрастанию этого злака, так как капин-гордура — хорошее нажировочное кормовое растение.
Гранд-отель оправдывал свое название: это было обширное семиэтажное здание. В нем 800 комфортабельных номеров. Это мы узнали из рекламной брошюрки, врученной нам вместе с ключом от нашего номера.

Солнечное затмение

В десяти минутах ходьбы от отеля, на розовом от капин-гордура склоне, расположилась астрономическая площадка советской экспедиции. Здесь воздвигли каменные фундаменты для больших телескопов, павильоны для многих других оптических и физических приборов.
Неподалеку устроились шведские астрономы, в ближайших окрестностях — экспедиции других стран.
Солнечное затмение привлекло сюда экспедиции астрономов из шести европейских стран. По одному человеку приехало из Уругвая и Южно-Африканского Союза. Советская группа была самой сильной как по составу научных работников, так и по оборудованию. Многие приборы были впервые построены специально для наблюдений в здешних условиях. Все иностранные астрономы с восхищением посещали советскую площадку, знакомясь с нашим первоклассным оборудованием и новыми, еще не известными нигде, приборами.
В день затмения всех астрономов постигла неудача. Шел дождь, и солнце ни на секунду не показалось из-за туч. Но советские ученые смогли провести ряд существенных исследований. У наших астрономов были приборы, которые позволяли «наблюдать» затмение даже при сплошной облачности. Солнце было невидимо для глаза, но приборы регистрировали те изменения, которые происходили в верхних слоях земной атмосферы в момент надвигания лунного диска. Регистрировалась также интенсивность радиоизлучения солнца.

На склоне устроена астрономическая площадка.

Но и наши астрономы были, конечно, чрезвычайно огорчены тем, что тучи «затмили затмение». В Араша, по многолетним данным, в мае бывает только три дождливых дня. Этот пункт потому и был выбран для наблюдения затмения солнца. В течение двух недель, предшествующих затмению, совсем не было дождей. И надо же, чтобы как раз в день и час затмения пошел дождь!
Как тут не вспомнить наш отъезд из Лапаи! Много лет не замерзала бухта, а тут вот сковало ее льдом — и только!..

Кампос

Вокруг Араша расстилаются высокие равнины — плато, — поднятые над уровнем океана на 900—1000 метров. На сотни километров тянутся эти равнины, слегка волнистые, расчлененные кое-где долинами. В глубине долин прячутся леса, а ровные места покрыты злаковой растительностью. Это несколько напоминает наши русские степи с балочными (байрачными) лесами.
В смене времен года тоже как будто наблюдается сходство между нашими степями и бразильскими кампосами. С мая по август выпадает очень мало дождей. Травянистая растительность в это время замирает, большинство злаков желтеет. Совсем как в наших степях в конце лета и начале осени.
Это зима в кампосах. Но «зима» такая, что средние месячные температуры не опускаются ниже +16°. В этом коренное отличие климата кампосов от климата наших степей.
С сентября здесь начинается потепление. Средняя январская температура равна уже 22°. Одновременно возрастает и количество осадков, достигающее в декабре и январе почти 400 миллиметров. Период с октября по март — это жаркое влажное лето. В эту пору растительность буйно развивается.
Итак, здесь различают два климатических сезона — влажное и жаркое лето и сухую, «прохладную» зиму. Это климат саванн, которые иногда называют тропическими степями.
При более внимательном наблюдении можно легко различить два типа кампосов: один — полностью лишенный деревьев и кустарников; его называют здесь кампос-лимпос; второй же — с редко разбросанными небольшими деревцами и низкими кустарниками; это — кампос-серрадос.
И в тех и в других кампосах господствуют злаки, часто принадлежащие к тем же родам, что наши степные злаки: ковыли (Stipa), триостница (Aristida), бородач (Andropogon), пырей (Agropyrum). Но много здесь и своих, южноамериканских злаков, такого же степного облика.
В примеси к злакам в кампосах встречается много видов из семейства бобовых, губоцветных, зонтичных, сложноцветных и других, своим обликом также очень похожих на «степняков». В сухой период они заканчивают плодоношение, буреют и высыхают. Наряду с ними здесь и типичные тропические представители: вечнозеленые агавы и мелкие кактусы; правда, они сравнительно редки в господствующей массе злаков и разнотравья.

Пахира.

Еще один признак резко отличает кампосы от степей: необычайное богатство видового состава и неоднородность его. Здесь на 2—3 квадратных метрах можно насчитать полтораста-двести видов растений. На соседних 2—3 метрах вы найдете еще полсотни таких, что не были встречены рядом Видовое разнообразие и пестрота растительности — это признак тропиков. И всё-таки, если отвлечься от этих особенностей, кампос-лимпос удивительно похожи на наши степи. Проезжая по кампосам близ Араша, мы невольно уносились мыслью куда-нибудь под Харьков или Воронеж.
Совсем иное дело — кампос-серрадос. Внешне они сходны с африканскими саваннами, для которых типичны невысокие деревца с оригинальной зонтикообразной формой кроны. И здесь разбросаны изредка отдельные низкие деревца в 3—5 метров высоты и мелкие кустарники, лишь в полтора-два раза выше трав. Некоторые деревья сбрасывают листья на сухое время; у других листья жесткие, покрытые блестящим лаком, отражающим жгучие лучи солнца; у третьих — защищены густым шерстяным покровом, как войлоком, предохраняющим от излишнего испарения.
Мы приехали в период зимнего замирания растительности и могли хорошо видеть, как растения приспособлены к засухе. У нескольких деревьев на стволах и ветвях мы видели толстую пробковую кору, очень сходную с корой пробкового дуба; это тоже защита от перегрева и испарения. У многих деревьев и кустарников в эту пору происходило дозревание плодов и семян; почти у всех плоды были одеты толстой оболочкой. Два вида деревьев при нас цвели. Оба они опыляются ветром, и понятно, почему их цветение приурочено к этому периоду: во время летних ливней пыльцу залило бы дождем, смыло бы ее наземь с цветков.

Пальма жериба.

Особенно поразило нас дерево пахира (Pachira alba из семейства баобабовых). Оно стояло без листьев. Концы ветвей, торчавшие кверху, двоились и троились наподобие канделябров. Верхушка каждой веточки была увенчана громадным белым цветком со многими десятками пыльников на тонких качающихся тычинках.

Нанду.

Наряду с этими жестколистными низкорослыми деревцами в кампос-серрадос растет небольшая, но стройная, с прямым, как колонна, стволом пальма жериба (Arecastrum Romanzoffianum). На родине она отличается очень быстрым, или, как говорят лесоводы, гонким ростом: в 3—5 лет достигает высоты в 6 метров. Жериба, кроме того, встречается и в лесах и на морских берегах во многих местах Бразилии и на юге доходит до реки Параны.
В сырых местах ствол пальмы короткий, сильно утолщенный внизу, или бывает раздут посредине.
Большие перистые листья делают жерибу одной из самых красивых декоративных пальм. Она завезена к нам и растет у нас во влажных субтропиках Закавказья, но встречается сравнительно редко, так как боится холодов и зачастую вымерзает, если не укрыть ее на зиму.
Несколько раз попадался нам в кампосах южноамериканский страус — нанду. Видели мы и одиночных птиц и нанду с птенцами. Это крупная птица, с нашего дудака, только на высоких ногах и с более длинной шеей. От человека и машины нанду быстро убегает. Огромная птица при этом вытягивает шею и сгибает свои длинные ноги, стараясь слиться с травой. Нанду бежит, часто виляя то вправо, то влево, напоминая этим нашу среднеазиатскую дрофу-красавку.

На бразильской ферме

В один из маршрутов мы заехали далеко, увлеклись сбором растений, устали и проголодались. Стали высматривать жилье. Увидели, наконец. Шофер не решился преодолеть придорожную канаву с водой от недавнего дождя, чтобы подъехать к дому. Пошли пешком, причем нарушили «священное право частной собственности»: ворота в проволочной ограде были на замке, и мы, ведомые шофером, перелезли через колючую изгородь.
Вот ферма или фазенда по-бразильски, — хижина из тонких жердей, залепленных глиной; оконные проемы без рам и даже без ставней (вместо них — цыновки); крыша из кукурузной соломы; земляной пол. Стол из некрашеных досок на врытых в землю ножках. Стулья фабричные разного фасона, старые. Глиняный сосуд для воды — на земле, кое-какая алюминиевая посуда — на полках. Возле дома — маленький садик, в котором видно несколько дынных деревьев, бананов и персиков. Под сенью деревьев клочок земли с небрежно вскопанными грядками. Бродит несколько уток и кур. Вот и всё.
К нам вышел хозяин, вернее — арендатор, в широкополой пальмовой шляпе и босой.
Еды в доме не оказалось. Мы попросили продать хотя бы фруктов.

К нам вышел арендатор...

Хозяин послал в сад своих сыновей. Босоногие, оборванные парнишки были очень напуганы видом незнакомцев. Едва не роняя из рук таз, приблизился к нам старший мальчик. В тазу у него с десяток лимы (Citrus Bergamia из семейства рутовых). Плод лймы, хоть он и самый близкий родственник ароматного апельсина, совершенно безвкусен, — нет в нем ни кислинки, ни сладости. Зато лима растет без ухода: воткни черенок в землю, а дальше он уж сам будет расти.
Разговорились с хозяином. Земледелием он занимается только для удовлетворения своей личной потребности. Основное питание — молоко. Стадо владельца участка пасется вон там, за дальним оврагом.
Сам владелец — коммерсант, живет в Белу-Оризонти. Там у него своя контора. Ферма дает ему мало дохода, и он не интересуется ею. В положенное по контракту время он поручает своему представителю отогнать скот на железную дорогу; там в маленьких вагонах животных отвезут на мясоконсервную фабрику, за 300—400 километров отсюда.
Арендатор с семьей живет как отшельник. Дети его не учатся в школе и ни разу не были в городе...

Овражные леса

Один день мы посвятили изучению овражных лесов. Леса эти, конечно, значительно отличаются от приморских тропических гилей, — влажных вечнозеленых лесов. В овражных лесах кампосов меньше видов деревьев, сами деревья не так высоки, как в гилеях, и не так много в лесу эпифитов — тех «квартирантов», что ищут приюта на древесных стволах.
Но всё же общее богатство тропической флоры сказывается и на здешних лесах. Мы обнаружили на небольшой площади более сорока видов деревьев, значительное количество кустарников и лиан.

Пальма бутия.

Овраг с лесом, который мы обследовали, находился во владении отеля, и нам пришлось просить разрешения, чтобы взять обрубки стволов деревьев для музея нашего Ботанического института.
Когда рабочий подрубил ствол и столкнул его с пня, дерево не упало, а лишь слегка наклонилось. Его удерживали десятки стеблей лиан, перекинувшихся с одного дерева на другое. Как мы ни старались раскачать дерево и свалить его, — наши усилия оказались бесплодными. Мы отрубили снизу кусок ствола; дерево осело ниже, упало на землю несколько сухих сучьев, но ствол продолжал упорно держаться на лианах.
Бродя по этому овражному леску, Леонид Федорович вдруг засмотрелся на небольшую изящную пальму. Он разглядывал ее листья, кисти бледнозеленых соцветии со множеством мелких невзрачных цветков.
— Что-то очень знакомая пальма... Да ведь это бутия! — воскликнул он. Леонид Федорович узнал «старую знакомую» с Черноморского побережья Кавказа по остаткам прошлогодних опавших плодов, которые он разыскал в толстом слое лесной подстилки. Это действительно оказалась пальма бутия (Butia capitata или же Cocos campestris), родственная кокосовой пальме. Все ребятишки от Сочи до Батуми отлично знают эту пальму: взрослые деревца обильно плодоносят, давая осенью вкусные, сочные, сладкие и ароматные плоды. Здесь, в Бразилии, эту пальму зовут «кокейро до кампо», то есть кокосовая пальма кампосов. И это вполне справедливо, так как заключенные внутри плода семена содержат много масла, такого же почти, какое дает настоящая кокосовая пальма.

Дерево не упало, — его удерживали стебли лиан…

Перевезенная к нам в Колхиду пальма бутия оказалась одной из наиболее морозостойких и стала даже распространяться самосевом.
Все дни, проведенные на Бразильском плоскогорье, мы с Леонидом Федоровичем были очень заняты: днем собирали гербарий, образцы почвы, древесины, семена, а вечер и часть ночи тратили на укладку, писание этикеток и т. д. При сборе гербария, да и вообще любой коллекции, весь материал, добытый за день, должен быть уложен и этикетирован в тот же вечер. Ничего нельзя оставлять «на потом». Ведь завтра будешь собирать новый материал.
И вот, несмотря на такую занятость, мы, к великой нашей досаде, вынуждены были тратить драгоценное время на то, чтобы по нескольку раз в день менять костюмы. Правила, введенные в гранд-отеле, где мы жили, требовали, например, чтобы к ужину мужчины выходили к столу в темных шерстяных костюмах. Это — несмотря на тропическую жару!
Но такие досадные мелочи не могли всё же омрачить наше настроение. Мы очень многое успели повидать за эти дни и собрали интереснейший материал. Мы оставили в Араша три цинковых ящика, битком набитых растениями, да, кроме того, семь ящиков с образцами почв и древесины. Наши товарищи астрономы обещали всё это захватить с собой при погрузке своих приборов.

Во льдах Балтики .....................................	3
В Атлантическом океане .........................	17
Мы в Бразилии ...........................................	33
На улицах Рио ............................................	51
Растения тропиков .....................................	73
На самолете вглубь страны ..................	95
Бразильские плантации ............................	109
Обезьяний остров ......................................	120
В тропическом лесу ...................................	127
Богатство и нужда .....................................	147
Из Рио в Росарио .......................................	165
Поезд идет в Байрес ..................................	180
Столица Аргентины ..................................	191
Монтевидео — Ленинград .......................	207